номъ, трагическаго въ своемъ раздвоеніи, но непривлекательнаго и жалкаго. Только страшное соотвѣтствіе идеи заговора тогдашнему настроенію польскаго общества, только могущество призывовъ Хальбана къ мести, въ которыхъ видѣли призывы самого Мицкевича, придали «Конраду Валленроду» то политическое значеніе, которое онъ имѣлъ и которое правильно было замѣчено проницательнымъ взглядомъ Новосильцова. Поэма, несомнѣнно, имѣла симптоматическое значеніе.
Съ художественной точки зрѣнія поэма не лишена большихъ недостатковъ. Видно, что Мицкевичъ, какъ онъ самъ заявляетъ, лѣнился заняться отдѣлкой ея. Противорѣчія зачастую бросаются въ глаза (они указаны Нерингомъ во вступленіи къ поэмѣ, въ III томѣ львовскаго изданія, и другими); возрожденіе сантиментальнаго Густава въ Валленродѣ было подмѣчено уже Мохнацкимъ. Композиція страдаетъ неотдѣланностью.
И, тѣмъ не менѣе, «Конрадъ Валленродъ» одно изъ величайшихъ произведеній польской литературы. Уже не говоря о томъ, что каждое отдѣльное мѣсто поэмы великолѣпно, что прелесть описаній еще превышаетъ «Крымскіе сонеты», а мощность стиха захватываетъ читателя, и въ цѣломъ «Конрадъ Валленродъ»-памятникъ безмѣрной скорби. Эта скорбь льется изъ сердца, какъ родникъ чистой воды, бьющій изъ земной глубины. Скорбна фигура безумнаго Конрада, скорбны пѣсни Хальбана, плачемъ проникнуты жалобы Альдоны. И эта скорбь понятна читателю, она передается ему съ непостижимой силой. Надъ Польшей будетъ скорбѣть, плѣненный поэтомъ, и такой читатель, которому чужда Польша и безразлична ея судьба. Этой скорби накопилось такъ много въ душѣ Мицкевича, что за великую печаль Конрада Валленрода о гибели его Литвы прощаешь ему и странную любовь къ Альдонѣ, и слабость его нерѣшительности. Ни одинъ изъ иностранныхъ современниковъ Мицкевича не испытывалъ такой реальной душевной боли: муки самоуслажденія презрѣніемъ къ людямъ, міру испытываютъ герои Байрона; задумчивая «сладкая» печаль томитъ рыцарей Тогенбурговъ; изящная культурная муза Томаса Мура свободна отъ этихъ воплей, вдругъ вырывающихся среди спокойнаго разсказа, отъ однообразныхъ, томящихъ, безысходныхъ, безнадежныхъ жалобъ, которыя цѣлыми страницами тянутся въ «Конрадѣ Валленродѣ». Скорбь народа нашла здѣсь такое выраженіе, какого у нея еще не было; скорбь народа осталась и нынѣ
