Страница:Адам Мицкевич.pdf/388

Эта страница не была вычитана

три сонета составляютъ послѣдніе, съ которыми поэтъ обращается къ подругѣ своихъ одинокихъ дней. Страсть, иногда жгучая, иногда чарующе нѣжная, привлекала его къ той, которой онъ отдавалъ въ эти грустные дни свое сердце. «Добрый день! Не смѣю разбудить. О, прелестный образъ! Ея душа наполовину улетѣла въ райскіе края, наполовину осталась здѣсь, оживляя ея божественное лицо. Такъ солнце наполовину играетъ на небѣ, наполовину горитъ въ серебряномъ облакѣ. Добрый день! Она уже вздохнула, въ глазахъ сверкнулъ лучъ! День добрый! Свѣтъ уже тревожить твои глаза, устамъ надоѣдаютъ шалуньи - мухи. Добрый день! Солнце въ окнахъ, а я около тебя. Я несъ тебѣ болѣе горячій привѣтъ, но твоя спящая прелесть отняла у меня смѣлость. Сначала надо узнать: встаешь ли ты съ привѣтливымъ сердцемъ, съ освѣженнымъ тѣломъ? Добрый день! Ты не позволяешь поцѣловать руку? Велишь мнѣ уйти? Ухожу: вотъ твое платьи це, одѣвайся и выходи скорѣе. Я скажу тебѣ доброе утро!» (XVII). Прошелъ день, наступаетъ время прощаться и уходить. Подчеркнутая уже въ предыдущемъ сонетѣ близость, позволяющая поэту входить въ комнату спящей женщины, здѣсь выступаетъ еще опредѣленнѣе. «Доброй ночи! Сегодня довольно наговорились (bawili). Пусть ангелъ сна покроетъ тебя голубыми крыльями. Доброй ночи! Пусть отъ слезъ отдохнуть твои очи! Доброй ночи! Пусть сердце подкрѣпится покоемъ! Доброй ночи! Пусть отъ каждой минутки, которую ты проговорила со мной, останется отзвукъ, тихій и прелестный; пусть онъ звучить въ твоихъ ушахъ, а когда покроется мракомъ мысль, пусть мой образъ предстанетъ передъ твоими спящими глазами. Доброй ночи! Обрати ко мнѣ еще разъ свои глаза, дай мнѣ свое лицо. Доброй ночи! Ты хочешь позвать слугь? Дай мнѣ поцѣловать грудь... Доброй ночи... застегнута... Доброй ночи! Ты уже убѣжала и хочешь захлопнуть двери? Желаю тебѣ доброй ночи! Въ скважину двери. Увы! закрыта! Повторяя «доброй ночи», я не далъ бы тебѣ заснуть». (XVIII)[1]. Послѣ этихъ двухъ сонетовъ, которые говорять о большой физической близости, сонетъ ХІХ «Доброй ночи» представляется болѣе раннимъ: тамъ утромъ поэтъ входитъ въ комнату спящей возлюбленной, вечеромъ онъ хочетъ поцѣловать ея грудь. Очевидно преграды разрушены: это уже разгаръ страсти. Но только признаніе

  1. В. Брухнальскій сравниваетъ съ этими сонетами „Good night“ Мура, но въ ихъ основѣ лежитъ, конечно, реальное чувство.