Страница:Адам Мицкевич.pdf/333

талъ, и до сихъ поръ она мнѣ вѣрно служить! Безчувственная, она лучше этихъ будто бы чувствующихъ людей! Мой плачъ ея не забавляетъ, мои жалобы не надоѣдаютъ ей; она одна осталась со мной, изъ всего множества друзей. Она владѣетъ всѣми тайнами моей души! Если хочешь узнать что -нибудь обо мнѣ, спроси ее, мой другъ. Я оставлю васъ наединѣ, поговори съ ней. (Къ вѣткѣ.) Скажи, какъ давно я оплакиваю такую тяжкую утрату... Это должно было случиться давно, много лѣтъ тому назадъ. Я помню, какъ взялъ изъ ея рукъ кипарисъ, это былъ маленькіймаленькій листикъ; я унесъ его, посадилъ его вдалекѣ на пескѣ и поливалъ горячей рѣкою слезъ. Смотри, какая вѣтка выросла изъ этого листка, какъ высокая и густая! Когда послѣдняя печаль добила меня, не желая глядѣть на разгнѣванныя небеса, я покрылъ свою могилу тѣнью этихъ косъ. (Съ кроткой улыбкой.) Ахъ, какъ разъ такого цвѣта волосы, какъ эти вѣточки кипариса! Хочешь, покажу (ищетъ и тянеть на груди). Не могъ отвязать завязку. (Все съ большими усиліями.) Мягкая завязка... изъ дѣвичьей косы... Но едва я положилъ на грудь, она опоясала меня, точно власяница; она вонзается въ грудь, проникаетъ въ тѣло, въѣдается все глубже и скоро не позволитъ мнѣ вздохнуть! Ахъ, какъ я страдаю! Ахъ, велики и грѣхи мои!» Таковъ одинъ изъ самыхъ типичныхъ монологовъ Густава. Было бы утэмительно въ пересказѣ прослѣдить всѣ эти однообразные монологи, развивающіе то философію романтической любви съ вѣрой въ предназначеніе душъ носиться по одной окружности, такъ какъ онѣ привязаны цѣпью къ одному центру, то цѣлую гамму любовныхъ страданій. Въ этихъ монологахъ, какъ и въ болѣе раннемъ своемъ творчествѣ, Мицкевичъ не знаетъ мѣры; онъ расплывается въ своихъ изліяніяхъ, отчего страдаетъ прежде всего энергія чувства. Съ жалобами на неудачную любовь сплетаются воспоминанія, очень реальныя и дорогія Мицкевичу: прощанія съ Марылей, посѣщенія родного дома и т. п. Часть этихъ картинъ была уже приведена мною раньше въ изложеніи біографіи Мицкевича. Поэтому, не возвращаясь къ нимъ, я остановлюсь на дальнѣйшемъ развитіи поэмы. Въ увѣщаніяхъ ксендза успокоиться, въ его мистической вѣрѣ въ загробное сліяніе душъ, разлученныхъ на землѣ, Густавъ узнаетъ все то, что онъ слышалъ отъ своей возлюбленной. «Какъ, ты знаешь обо всемъ, ты измѣннически подслушалъ насъ, ты обманомъ добылъ тайну, укрытую на са-