Страница:Адам Мицкевич.pdf/309

ніи ада. Онъ былъ помѣщикомъ въ этой деревнѣ, тираномъ, издѣвавшимся надъ всѣми человѣческими чувствами крестьянъ. Такимъ образомъ, и этотъ призракъ имѣетъ ближайшее отношешеніе къ совершителямъ обряда. Эта сцена pаr excellense романтическая: она должна внушать мистическій страхъ, какъ баллада о чертяхъ и вѣдьмахъ, и въ то же время она представляетъ протесть противъ ужасовъ крѣпостного права. Съ чрезвычайной тщательностью отдѣланы здѣсь оба эти элементы. Еще ничего не видно, но за окномъ слышится страшный голосъ: „Эй, вороны, совы, орлицы! Проклятыя прожорливыя птицы! Пустите меня къ часовнѣ, пустите меня хоть на два шага!“ „Боже мой! Какой ужасъ!“ восклицаетъ гусляръ: „видите въ окнѣ призракъ? Онъ блѣденъ, какъ кость на полѣ. Смотрите, смотрите, какое у него лицо! Въ пасти дымъ и молнія, глаза вылѣзли на лобъ, горятъ какъ угли въ пеплѣ; растрепанные волосы свѣшиваются космами и какъ сухой кустъ терновника разбрасываетъ въ своемъ горѣніи цѣлые снопы искръ, такъ отъ головы осужденнаго сыплются съ трескомъ искры“. Дуэть гусляра и старца повторяетъ послѣднее сравненіе, пріемъ, обычный въ оперѣ, странный въ драмѣ. Послѣ этого начинаются жалобы страшилища, которое изъ - за окна обращается къ крестьянамъ, жителямъ бывшей его деревни. „Дѣти! Развѣ вы не узнаете меня, дѣти? Приглядитесь поближе, припомните хорошенько: дѣти, я вашъ покойный панъ! Вѣдь моя была деревенька! Теперь идеть всего третій годъ, какъ вы положили меня въ могилу. О, слишкомъ тяжела Божья рука! Я во власти злого духа, я терплю ужасныя мученія: когда ночь охватываетъ землю, я бреду въ поискахъ ночи, убѣгая отъ солнца; такъ Я скитаюсь вѣчно, и не будетъ конца моимъ мукамъ. Я отданъ во власть вѣчнаго голода. Кто захочетъ накормить меня? Рвуть меня на части прожорливыя птицы. Кто же будетъ моимъ защитникомъ? Нѣтъ, нѣтъ конца моимъ мукамъ!“ Хоръ опять повторяетъ послѣднія строки. Гусляръ предлагаетъ страшилищу для утоленія его голода молоко, и хлѣбъ, и плоды. „Скажи, что нужно душѣ, чтобы попасть на небо? Эти слова вызываютъ горькій отвѣтъ со стороны призрака: „На небо? Напрасно ты кощунствуешь! О нѣтъ, я не хочу на небо; я хочу лишь одного чтобы скорѣе изъ меня вышла душа. Въ тысячу разъ я предпочту пойти въ адъ, легко я вынесу всѣ муки; лучше мнѣ стонать на