значеніе, если мы вспомнимъ, что Домейко - лучшій другъ Мицкевича съ университетской Скамьи и что въ созданіи „ Пана Тадеуша“ въ Парижѣ ему принадлежитъ видное участіе. Но онъ познакомился съ Мицкевичемъ уже тогда, когда геніальный полеть души Адама уже чувствовался всѣми его товарищами; ученикомъ доминиканской школы онъ не зналъ Мицкевича, и едва ли онъ правъ, перенося на отроческіе годы поэта его превосходство и геніальность, которыя, по его словамъ, не позволяли товарищамъ подходить къ нему съ полной довѣрчивостью. Скорѣе, сдержанность, сосредоточенность мальчика нѣсколько отдѣляли его отъ товарищей, хотя и это не отразилось въ воспоминаніяхъ его сверстниковъ. Ближайшій пріятель Мицкевича въ Новогрудской школѣ, Янъ Чечотъ, привлекалъ къ себѣ товарищей доступностью мягкосердечіемъ ; по отношенію къ Адаму у него, дѣйствительно, было какое - то сознаніе своей низшести, и въ одномъ недавно напечатанномъ письмѣ (въ декабрѣ 1819 года) поэтъ пишетъ ему: „ Твой страхъ происходитъ отъ какого- то фальшиваго, давно уже замѣченнаго мною въ тебѣ убѣжденія о моемъ какомъ-то превосходствѣ “. Но вѣдь въ дружбѣ, какъ сказалъ еще Лермонтовъ, одинъ всегда подчиняетъ себѣ другого, и судить по отношеніямъ между Мицкевичемъ и Чечотомъ, вообще, о положеніи Адама въ школѣ нельзя. Несомнѣнно, много преувеличеній въ разсказахъ объ отроческихъ годахъ поэта въ нашихъ главныхъ источникахъ объ этой эпохѣ его жизни, мемуарахъ Франциска Мицкевича и Игн. Домейки.
Сохранился еще разсказъ о какой -то чудесной черной собакѣ, которая въ 1812 году зимой неожиданно появилась въ осиротѣвшемъ послѣ смерти отца домѣ Мицкевичей. „ Въ эту страшную зиму въ окрестности и въ городѣ каждую ночь происходили нападенія и разбои. Въ это время,—разсказываетъ, вѣроятно, со словъ отца его дочь, Марія Горецкая, — неожиданно появилась большая черная собака, точно нарочно посланная сторожить домъ. Прибрела она неизвѣстно откуда и принялась самымъ усерднымъ образомъ охранять домъ. Цѣлую ночь, лежа на снѣгу, она была на стражѣ, а въ домъ никто не могъ зазвать ее. Одна только наша бабушка (т.-е. мать Адама Мицкевича) пользовалась ея любовью, и когда она выходила поласкать собаку, ей удавалось иногда заманить ее въ домъ и покормить изъ своихъ рукъ ; но, торопливо поѣвъ, она опять выходила на дворъ и опять стано-
