развитіе Мицкевича и началъ новую эпоху въ его жизни. Конрадъ еще не родился, но Густавъ уже умеръ. 30 января 1823 г. рукопись,, дѣдовъ " уже была отправлена Чечоту, а 1 февраля Мицкевичъ изображаетъ въ письмѣ къ Ежовскому свое душевное состояніе, жалуется на утомленіе въ школѣ, на отсутствіе извѣстій о Маріи; удручали его „запутанныя и ужасныя (фатальныя) отношенія съ Клеопатрой“ (т.-е. Ковальской). „А если я хочу (въ письмахъ) сообщать о себѣ подробнѣе, я останавливаюсь и думаю, и раскапываю заглушенный въ моей груди Везувій, и тогда лава, градъ камней, дымъ, а въ концѣ dificulté d'etre, a o письмѣ нечего уже и думать. Прибавь еще скуку школьныхъ занятій. Впрочемъ, сегодня я пишу. Два дня морозовъ въ 29 градусовь. Уроковъ не было. Завтра праздникъ, и я въ лучшемъ настроеніи духа“. Тутъ же указаніе, важное для генезиса „Гражины“, незадолго до того (въ ноябрѣ) оконченной. Это ссылка на романыВальтеръ Скотта. „Были у меня и книжки для чтенія, романы Скотта, трагедій Софокла, и особенно интересная для меня исповѣдь Гёте (N. В. Гёте зналъ человѣка, который, утомленный однообразіемъ, хотѣлъ, чтобы солнце вставало каждый разъ съ другой стороны и въ другихъ цвѣтахъ)“. Сплинъ, который давилъ Мицкевича, внушалъ ему опасеніе, что его поэтическій талантъ окончательно покидаетъ его. Но въ то же время у него голова была полна новыхъ замысловъ. Какіе это могли быть замыслы, мы не знаемъ. На „Дѣдахъ“ завершилось юношеское творчество Мицкевича; ближайшія за тѣмъ произведенія его, эротика, крымскіе сонеты, „Конрадъ Валленродъ“ являются отраженіемъ новыхъ событій, новыхъ переживаній уже иной среды; ихъ корни не въ Ковнѣ и не въ Вильнѣ, но въ Одессѣ и Москвѣ. Жизнь и поэзія Мицкевича такъ тѣсно связаны, составляютъ такое неразрывное цѣлое, что трудно и догадаться, о какихъ новыхъ замыслахъ говорилъ поэтъ. Ковенскій періодъ весь исчерпанъ въ „Дѣдахъ“. Никакихъ слѣдовъ его въ дальнѣйшей поэзіи Мицкевича (развѣ въ позднемъ „Панѣ Тадеушѣ“ и среди сонетовъ, напечатанныхъ позже, но написанныхъ еще въ Ковнѣ) мы не найдемъ. Это очень характерно для Мицкевича, какъ поэта, и для существа поэзіи вообще.
Однимъ изъ такихъ замысловъ могло быть новое введеніе въ „Дѣды“. Первую часть драмы Мицкевичъ почему- то не могъ приготовить къ этом у тому; она дошла до насъ въ отрывкахъ
