антипатія. Вотъ я и описалъ себя съ головы до ногъ“. Дальше жалобы на взаимное охлажденіе друзей, вскользь равнодушная замѣтка объ успѣхѣ балладъ и необходимости новаго изданія ихъ, просьба купить ему, если не дорого, „Gedichte“ Гёте въ трехъ томикахъ, „Lalah - Rook" Мура, „Roderik“ Саутея, что-нибудь новое Байрона, напримѣръ, „Marino- Falieri“ или другую трагедію.
Въ такомъ душевномъ состояніи находился Мицкевичъ, когда, больной, изстрадавшійся и истосковавшійся по „семейному счастію“ (не даромъ онъ такъ презрительно отзывается о немъ), онъ пріѣхалъ на Рождество 1822 г. въ Вильну. Друзей сильно обезпокоилъ его видъ. Одинъ изъ нихъ, Он. Петрашкевичъ, описывалъ такъ состояніе поэта: „Былъ на Рождествѣ Адамъ, вырывалъ и пломбировалъ зубы; казалось, что онъ сталъ немного спокойнѣе, но все такой же фантазеръ (chimeryczny). Спокойствію его сильно могло посодѣйствовать отсутствіе въ Вильнѣ Маріи. Поѣздка за границу, разлука съ мѣстами, разжигающими его чувства и возбуждающими столько воспоминаній, были бы лучшимъ и, кажется, наиболѣе дѣйствительнымъ средствомъ лѣченія его... Какъ онъ измѣнился съ тѣхъ поръ, какъ я его видѣлъ. Теперь это настоящій мрачный англичанинъ, не разстающійся съ трубкой онъ написалъ пріятную и интересную повѣсть „Гражину“, которая будетъ напечатана въ второмъ томѣ вмѣстѣ съ „Дѣдами“, этотъ томъ находится въ цензурѣ. Пожалуй, только одно время излѣчитъ его любовную рану: право, это оригинальная любовь. И тотъ и другой думаютъ, что нашли идеалъ, а между тѣмъ остаются людьми. Ахъ, если такія увлеченія полезны въ странѣ воображенія какъ они вредны въ практической жизны“. Это былъ общій голосъ друзей Мицкевича, которые не знали, какъ спасти поэта отъ его терзаній, тоски, отъ вѣчной головной боли, которой онъ сталъ страдать, отъ безсонницы и полнаго нервнаго разстройства, И Занъ тревожился, „старался придать болѣе мягкое направленіе чувствамъ Маріи и Адама, но не былъ увѣренъ въ успѣхѣ своихъ стремленій", а Чечотъ прямо въ отчаяніи писалъ Малевскому, застрявшему въ Берлинѣ. „Съ Адамомъ мы не знаемъ, что и дѣлать. Учительствовать онъ больше ни въ коемъ случаѣ не можетъ, иначе окончательно потеряетъ здоровье: говорить, что уроки парализуютъ его на цѣлый день. Хотя теперь онъ кажется болѣе спокойнымъ и даже дѣйствительно болѣе спокоенъ, но онъ
