Страница:Адам Мицкевич.pdf/218

Эта страница не была вычитана

Моему тщеславью было лестно и по вкусу очень мнѣ пришлося, что они мнѣ кланялись толпою, я жъ спесиво чванилась предъ всѣми. Прибылъ Юзя; на веснѣ двадцатой, молодой, несмѣлый и невинный; онъ умѣлъ пылать горячей страстью, въ признаньяхъ не былъ онъ искусенъ. И бѣднякъ напрасно истерзался, день и ночь онъ плакалъ мнѣ на радость: я нашла лишь дикое веселье, только смѣхъ въ слезахъ его и мукахъ. „Я пойду!“— „Иди, когда желаешь!“ Онъ ушелъ и умеръ отъ любви онъ. Здѣсь онъ спитъ: въ могилѣ той зеленой, у рѣки его почили кости. Съ той поры мнѣ жизнь постыла, поздно поняла я совѣсти укоры, но бѣду исправить средства не было, не пришлось покаяться мнѣ даже. Разъ, когда съ отцомъ была я въ полночь, раздались и шумъ, и гамъ, и свисты, прилетѣлъ въ ужасномъ видѣ Юзя. весь въ огнѣ, какъ грѣшникъ осужденный. Удушилъ меня онъ гущей дыма и швырнулъ въ чистилищныя рѣки, гдѣ въ тоскѣ и скрежетѣ зубовномъ приговоръ суровый я узнала: „Знала ты, что Господу угодно женскій родъ создать изъ мужа было, на усладу мужу, не на горе, не на зло, а ради наслажденья. Ты жъ въ груди имѣла словно камень, и тебя не трогали стенанья; ни мольбы, ни слезы, ни страданья у тебя не вымолили ласки. Много лѣтъ свое жестокосердье выкупать въ чистилищѣ ты будешь, до тѣхъ поръ, пока земной мужчина и тебѣ хоть разъ „люблю“ не скажетъ. Этихъ словъ просилъ когда - то Юзя, слезы лилъ онъ горькія, несчастный; ты жъ проси не плачемъ, не мольбою, но страша людей и поражая“. Такъ сказалъ. Меня же злые духи въ мигъ умчали, сотый годъ ужъ минулъ, мучатъ днемъ, снимаютъ цѣпи на ночь, изъ огня на землю выхожу я. Въ храмѣ томъ иль на могилѣ Юзи, и землѣ, и небесамъ постыла, по ночамъ должна пугать проѣзжихъ, принимая всякій странный образъ. Заведу идущихъ въ грязь и въ лужи иль коня проѣзжему испорчу; всѣ бранятъ, клянуть меня, ругаютъ, ты одинъ сказалъ, что это любишь. Предъ тобой спадетъ завѣса рока, и изъ тьмы судьба твоя предстанетъ... Ахъ, и ты Марылю... но Марыля“... Въ этотъ мигъ пѣтухъ запѣлъ, къ несчастью, а она кивнула мнѣ, и въ тонкій, нѣжный паръ внезапно превратилась, съ глазъ пропавъ, какъ облачко, исчезла, какъ туманъ отъ вѣянья зефира. Я гляжу: цѣла моя повозка; я сажусь въ повозку, понемногу страхъ проходить, и на сердцѣ легче. Помолись, пожалуйста, за души, что въ огнѣ чистилища страдаютъ“.