вертѣлись около видныхъ филаретовъ и около самого Мицкевича. Но его трудно было вызвать на откровенность, и онъ спѣшилъ предостеречь друзей (въ маѣ 1821 года) отъ непрошенныхъ приверженцевъ.
Таково было настроеніе Мицкевича въ эту зиму. Какъ мы видимъ, онъ порядочно запутался во всѣхъ отношеніяхъ: связь съ Ковальской, которая вовсе не собиралась отпускать отъ себя поэта; переписка съ Марылей и отчаянная тоска по ней, пламя которой вѣчно поддерживалось воображеніемъ; а въ Ковнѣ опостылѣвшій учительскій трудъ и сознаніе того, что го смертью матери сидѣніе въ Ковнѣ теряетъ смыслъ; безденежье, доходившее до голоданья[1], и постоянное чувство какого- то недомоганія... Въ концѣ концовъ это становилось невыносимо, и Мицкевичъ рѣшилъ просить отпускъ на слѣдующій учебный годъ, Ссылаясь на "геморроидальную болѣзнь " (pneumonorrhagia) и предоставляя свидѣтельство доктора Порцянко отъ 12 іюня 1821 г. „Я непремѣнно освобожусь, — писалъ онъ Петрашкевичу, —но что со мной будеть, не знаю. Можеть быть, двинусь съ Ярошемъ (Малевскимъ) за границу, можетъ быть, останусь въ Вильнѣ (не останусь), можетъ, можетъ быть?? время это покажетъ“. Такъ ни Вильна, ни что на свѣтѣ не привлекало теперь поэта. Въ такихъ случаяхъ лучшій выходъ— поѣздка за границу, и о ней подумывалъ Мицкевичъ, Пока же его тянуло на родину, бросить послѣдній взглядъ на домъ, въ которомъ онъ выросъ. Какъ Густавъ „Дѣдовъ“, посѣтилъ опустѣлый домъ. „Флигель, въ которомъ мы жили, я нашелъ открытымъ, но темнымъ“, сообщалъ поэтъ Чечоту. „Поставь себя на мое мѣсто. Никто меня не встрѣтилъ, не услышалъ я былого: Адамъ, Адамъ! И такая тоска охватила меня, что я долго не могъ опомниться. Я обошелъ всѣ уголки, открылъ двери кладовой. Въ это время сверху сходить наша старая служанка, которую я едва узналъ въ темнотѣ, — да и трудно было узнать ее: она поблѣднѣла и видно было, что давно нуждается. Узнавъ другъ друга, мы долго плакали вмѣстѣ. Бѣдная служанка провела у насъ всю жизнь, а теперь она безъ всякихъ средствъ къ жизни; она долго жила въ этомъ домикѣ, питаясь своимъ трудомъ, и теперь еще бродить по пустымъ комнатамъ. Я отдалъ бы ей по-
- ↑ Въ маѣ 1821 г. Мицкевичъ пишетъ : „Добровольскій сдѣлалъ мнѣ скидку со счета почти въ 30 рублей; правда, что я не ѣмъ условленнаго ужина, а на обѣдъ часто беру только одно или два кушанья“.
