вѣтствуетъ настроенію Мицкевича зимой 1819 года и, въ общемъ, не отвѣчаетъ болѣе равнодушному, апатичному состоянію его въ ноябрѣ- декабрѣ 1820 г. Дата 27 декабря едва ли также правильна: правда, Мицкевичъ не поспѣлъ къ 21 декабря 1819 г. (къ именинамъ Зана) въ Вильно, но онъ предполагалъ быть въ этомъ городѣ 24 декабря. Можетъ быть и на этотъ разъ ожиданія его не сбылись, и онъ попалъ только къ 28-29 числу, но и въ этомъ случаѣ зачѣмъ было посылать баллады къ 27 декабря, когда онъ могъ привезти ихъ лично днемъ позже. Это возраженіе одинаково примѣнимо и къ 1820 году и заставляетъ думать, что, вообще, помѣтка 27 декабря невѣрна и должна быть замѣнена иной: можетъ быть 21 дек. или 27 ноября. Какъ бы то ни было, я полагаю, что характеризующая настроеніе поэта баллада „Къ друзьямъ“ относится къ концу зимы 1819 года. Вотъ ея содержаніе: „Бьетъ разъ, два, три... Уже полуночная пора, вокругъ глухая тишина. Только вѣтеръ шумитъ на монастырскихъ стѣнахъ, да откуда -то доносится лай собакъ... Жутко. Не былъ страшенъ этотъ часъ, когда небеса были благосклоннѣе! И сколько счастливыхъ мгновеній онъ напоминаетъ мнѣ! Прочь! Все это уже исчезло навѣки. Теперь я ищу счастья вотъ въ этой книгѣ. Надоѣла книга. Бросаю ее. Снова лечу мыслью къ милымъ предметамъ; то мечтаю, то снова прихожу въ сознаніе. Иногда, когда зачаруетъ милое увлеченіе, я вижу возлюбленную или братьевъ; срываюсь, вглядываюсь, но по стѣнѣ пробѣгаетъ только тѣнь моей собственной особы. Вотъ лучше возьму перо, и въ тишинѣ, когда мысль блуждаетъ такъ безпорядочно, начну писать для моихъ товарищей,-только начну, потому что не знаю, кончу ли... А, можетъ быть, воспоминаніе о минувшей веснѣ внушитъ мнѣ какіе - нибудь зимніе стихи. Безумно хочу писать, писать съ любовью о страшилищахъ и о Марылѣ“. Слова: „все исчезло навѣки“ нельзя, по моему мнѣнію, связывать съ разрывомъ, происшедшимъ осенью 1820 года: состояніе безнадежности терзало Мицкевича именно зимой 1819 г., когда ему казалось, что онъ навѣки застрянеть въ Ковнѣ, а въ декабрѣ 1820 г., уже зная о смерти матери, онъ помышлялъ бросить учительство.
Въ такомъ душевномъ состояніи Мицкевичъ пріѣхалъ на зимнія каникулы въ Вильно, въ кружокъ филоматовъ. Онъ везъ съ собой новую пѣсню „Нej, użyjmy żywota“! („Будемъ пользоваться жизнью“!).
