Ему самому было жаль себя. Вдали показались окна квартиры товарища Кирилла.
— Приду и скажу, — бормоталъ Волкъ. — Обманывалъ я васъ!.. И полицію обманывалъ, и васъ обманывалъ. Полицію даже больше.
Онъ замедлилъ шагъ, остановился и задумался.
— Гм... Вҍдь, если я полицію больше обманывалъ, я передъ нею и долженъ каяться... Ей я и долженъ признаться, что велъ двойную игру. Она не виновата въ томъ, что она полиція, — она исполняетъ свои обязанности. Бҍдненькій полковникъ... Сидитъ теперь дома и думаетъ: «Вотъ придетъ Волкъ, парочку свҍдҍній принесетъ». А я-то!
— Бомъ-бомъ! Бомъ-бомъ! — разливались колокола.
Волчьи глаза увлажнились слезами.
Онъ рҍшительно повернулъ и пошелъ назадъ.
— ...Сидитъ онъ и думаетъ: «придетъ Волкъ, принесетъ парочку свҍдҍній». Хорошо у него, уютно. Лампа горитъ, на стҍнахъ картинки... Тепло. Это не то, что тҍ, которые недавно влопались. Сидятъ по камерамъ и скрипятъ зубами. Поддедюлилъ васъ Волкъ!
Онъ вздохнулъ.
— А вҍдь имъ теперь, поди, холодно, голодно, въ камерахъ каменные полы. Они мнҍ довҍряли, думали — свой, а я... Эхъ, Волкъ! Глубока твоя вина передъ ними и нҍтъ ей черты предҍла.
— Бомъ-бомъ! — ревҍли колокола. — Покайся, Волкъ! — Бомъ-бомъ!
Схватившись за голову, застоналъ несчастный и побҍжалъ къ товарищу Кириллу.
— Все скажу! Руки ихъ буду цҍдовать, слезой изойду. Гдҍ моя молодость? Гдҍ моя честность?
*
Къ Кириллу Волкъ не зашелъ.
Долго стоялъ онъ на улицҍ, раздираемый сомнҍніями и обуреваемый самыми противоположными чувствами. Ему смертельно хотҍлось покаяться, никогда такъ, какъ теперь,
81
Ему самому было жаль себя. Вдали показались окна квартиры товарища Кирилла.
— Приду и скажу, — бормотал Волк. — Обманывал я вас!.. И полицию обманывал, и вас обманывал. Полицию даже больше.
Он замедлил шаг, остановился и задумался.
— Гм... Ведь, если я полицию больше обманывал, я перед нею и должен каяться... Ей я и должен признаться, что вёл двойную игру. Она не виновата в том, что она полиция, — она исполняетъ свои обязанности. Бедненький полковник... Сидит теперь дома и думает: «Вот придет Волк, парочку сведений принесет». А я-то!
— Бом-бом! Бом-бом! — разливались колокола.
Волчьи глаза увлажнились слезами.
Он решительно повернул и пошел назад.
— ...Сидит он и думает: «придет Волк, принесет парочку сведений». Хорошо у него, уютно. Лампа горит, на стенах картинки... Тепло. Это не то, что те, которые недавно влопались. Сидят по камерам и скрипят зубами. Поддедюлил вас Волк!
Он вздохнул.
— А ведь им теперь, поди, холодно, голодно, в камерах каменные полы. Они мне доверяли, думали — свой, а я... Эх, Волк! Глубока твоя вина перед ними и нет ей черты предела.
— Бом-бом! — ревели колокола. — Покайся, Волк! — Бом-бом!
Схватившись за голову, застонал несчастный и побежал к товарищу Кириллу.
— Все скажу! Руки их буду цедовать, слезой изойду. Где моя молодость? Где моя честность?
*
К Кириллу Волк не зашел.
Долго стоялъ он на улице, раздираемый сомнениями и обуреваемый самыми противоположными чувствами. Ему смертельно хотелось покаяться, никогда так, как теперь,
