тому, что вы не учитель, а сапожникъ! Ни дҍла вашего вы не любите, ни учениковъ. И, будьте увҍрены — они народъ чуткій и платятъ вамъ тҍмъ же... Ну, скажите... что вы задали классу на завтра?
— Отъ сихъ — до сихъ, — прошепталъ Тачкинъ.
— Да, я знаю, что отъ сихъ до сихъ! А что именно?
— Я не... помню...
Лицо Синюхина Николая сдҍлалось суровымъ, нахмуреннымъ. Онъ сердито вскочилъ, сталъ на цыпочки, дотянулся до уха учителя и, нагнувъ его голову, потащилъ за ухо въ уголъ.
— Безобразіе! — кричалъ онъ. — Люди въ футлярахъ! Формалисты! Сухари! Себя засушили и другихъ сушите! Вотъ станьте-ка здҍсь въ углу на колҍни — можетъ быть, это отрезвитъ немного вашу пустую голову... А завтра пришлите вашихъ родителей — я поговорю съ ними!
Стоя на колҍняхъ и уткнувъ голову въ уголъ, учитель исторіи Максимъ Ивановичъ Тачкинъ горько плакалъ...
— Если единица, — думалъ онъ про себя, — застрҍлюсь! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тачкинъ улыбнулся себҍ въ усы, подняль отъ журнала голову и сказалъ, обращаясь къ угнетенному единицей, растерянному Синюхину Николаю;
— Такъ-то, братъ Синюхинъ. Поставилъ я тебҍ единицу. А если мое поведеніе тебҍ почему либо не нравится — можешь и ты мнҍ поставить гдҍ-нибудь единицу.
Классъ засмҍялся удачной шуткҍ.
Учитель поднялъ голову и устало сказалъ:
— Молчать! На слҍдующій урокъ — повторите то, что было задано въ прошлую среду.
Гдҍ-то ликующе прозвонилъ звонокъ...
74
тому, что вы не учитель, а сапожник! Ни дела вашего вы не любите, ни учеников. И, будьте уверены — они народ чуткий и платят вам тем же... Ну, скажите... что вы задали классу на завтра?
— От сих — до сих, — прошептал Тачкин.
— Да, я знаю, что от сих до сих! А что именно?
— Я не... помню...
Лицо Синюхина Николая сделалось суровым, нахмуренным. Он сердито вскочил, стал на цыпочки, дотянулся до уха учителя и, нагнув его голову, потащил за ухо в угол.
— Безобразие! — кричал он. — Люди в футлярах! Формалисты! Сухари! Себя засушили и других сушите! Вот станьте-ка здесь в углу на колени — может быть, это отрезвит немного вашу пустую голову... А завтра пришлите ваших родителей — я поговорю с ними!
Стоя на коленях и уткнув голову в угол, учитель истории Максим Иванович Тачкин горько плакал...
— Если единица, — думал он про себя, — застрелюсь! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тачкин улыбнулся себе в усы, поднял от журнала голову и сказал, обращаясь к угнетенному единицей, растерянному Синюхину Николаю;
— Так-то, брат Синюхин. Поставил я тебе единицу. А если моё поведение тебе почему либо не нравится — можешь и ты мне поставить где-нибудь единицу.
Класс засмеялся удачной шутке.
Учитель поднял голову и устало сказал:
— Молчать! На следующий урок — повторите то, что было задано в прошлую среду.
Где-то ликующе прозвонил звонок...
