— Ну, Никитушка?
— Да ты что, ровно глухарь на току топчешься? Хочешь чего, что ли?
— Поздравь меня, Никитушка.
— Экiй ты несообразный старичекъ… Съ чѣмъ же мнѣ тебя поздравлять?
— Никитушка!… Тысячный фельетонъ. Сколько я за нихъ брани и поношенiя принялъ…
— Ну, такъ что-же?
— Поздравь меня, Никитушка.
— Экъ вѣдь тебя растревожило. Ну, что ужъ съ тобой дѣлать: поздравляю.
— Спасибо, Никитушка! Я всегда прислушивался къ непосредственному голосу народа. Вотъ обожди, я тебѣ на водку дамъ… Куда же это я капиталы засунулъ? Вотъ! Десять копѣечекъ… Ты ужъ мнѣ, Никитушка, три копѣечки сдачи сдай. Семь копѣечекъ тебѣ, а три копѣечки мнѣ… Хе-хе, Никитушка…
— На! Эхъ ты, жила.
— Не благодари, Никитушка… Ты заслужилъ. Это вѣдь говорится такъ — на водку, а ты бы лучше на книжку ихъ въ сберегательную кассу снесъ… Ей Богу, право. Самъ то — всталъ?
— Всталъ. Иди ужъ. Ноги только вытри.
— Къ вамъ я, Алексѣй Сергѣичъ…
— Что еще? Говорилъ я, кажется, что не люблю, когда ты на домъ приходишь. Не хорошо, — увидать могутъ. Если нужно что, можешь въ редакцiи поманить пальцемъ въ темный уголокъ — попросишь, что нужно.
— День-то какой нынче, Алексѣй Сергѣичъ!
— А что — дождь?
— Изволили читать сегодня? Тысячный фельетонъ у меня идетъ.
— Ну?
