I.
До сихъ поръ мнҍ почти совсҍмъ не приходилось думать о жизни африканскихъ дикарей... Занятый своими дҍлами, я совершенно забылъ объ ихъ существованiи и имҍю основанiе утверждать, что ихъ отношенiе ко мнҍ носило такой же характеръ — полнҍйшаго равнодушiя.
Въ своей жизни я написалъ цҍлый рядъ фельетоновъ и статей: юмористическихъ, сатирическихъ, ядовитыхъ, полныхъ сарказма и негодованiя, но едва-ли хотя одно мое произведенiе вызвало на устахъ африканскаго дикаря улыбку или заставило его искренно негодовать вмҍстҍ со мною по поводу все ухудшающейся жизни на нашей безтолковой планетҍ.
Такъ мы жили: я — самъ по себҍ, а дикари, подъ паляшими лучами африканскаго солнца, — сами по себҍ.
Но однажды, когда я сидҍлъ въ редакции, освҍщенной электрическимъ свҍтомъ, имҍя передъ собой телефонъ, сзади — шкапъ, биткомъ набитый генiальными творенiями, а сбоку послҍднiя телеграммы, сообщавшiя мнҍ о различныхъ событiяхъ въ самыхъ послҍднихъ закоулкахъ земного шара, — мнҍ до боли сдҍлалось жаль несчастныхъ, невҍжественныхъ дикарей, лишенныхъ не только телефона и шкапа, набитаго книгами, но даже простой, дешевой, копҍечной вечерней газеты!
— Вотъ, — сказалъ я самъ себҍ, — ты сидишь здҍсь, залитый электрическимъ свҍтомъ, сильный, всезнающiй культурный человҍкъ, а въ это же самое время гдҍ-нибудь
115
I.
До сих пор мне почти совсем не приходилось думать о жизни африканских дикарей... Занятый своими делами, я совершенно забыл об их существовании и имею основание утверждать, что их отношение ко мне носило такой же характер — полнейшего равнодушия.
В своей жизни я написалъ целый ряд фельетонов и статей: юмористических, сатирических, ядовитых, полных сарказма и негодования, но едва ли хотя одно мое произведение вызвало на устах африканскаго дикаря улыбку или заставило его искренно негодовать вместе со мною по поводу все ухудшающейся жизни на нашей бестолковой планет.
Так мы жили: я — сам по себе, а дикари, под паляшими лучами африканскаго солнца, — сами по себе.
Но однажды, когда я сидел в редакции, освещенной электрическим светом, имея перед собой телефон, сзади — шкап, битком набитый гениальными творениями, а сбоку последние телеграммы, сообщавшие мне о различных событиях в самых последних закоулках земного шара, — мне до боли сделалось жаль несчастных, невежественных дикарей, лишенных не только телефона и шкапа, набитого книгами, но даже простой, дешевой, копеечной вечерней газеты!
— Вот, — сказал я сам себе, — ты сидишь здесь, залитый электрическим светом, сильный, всезнающий культурный человек, а в это же самое время где-нибудь
