бакѣ, на томъ основаніи, что съ волкомъ гораздо труднѣе подружиться.
Вотъ почему Homo удовлетворялъ Ursus’a. Homo былъ ему нетолько пріятель, но существо совершенно ему подходящее, съ нимъ согласное и схожее. Ursus хлопалъ Homo по худымъ бокамъ, говоря: я нашелъ мой второй томъ.
Онъ говорилъ еще : «когда я умру и кто нибудь захочетъ меня узнать, пусть изучаетъ Homo. Я его оставлю, какъ вѣрную копію».
Англійскій законъ, не высказывающій особой нежности къ лѣснымъ звѣрямъ, могъ бы придраться къ этому волку и проучить его за дерзость, какую онъ позволялъ себѣ, расхаживая фамильярно по городамъ; но Homo пользовался привиллегіею, дарованною статутомъ Эдуарда IV «служителямъ»: «Можетъ всякій служитель, слѣдующій за своимъ господиномъ, ходить безпрепятственно». Кромѣ того, въ отношеніи волковъ, явилась нѣкоторая свобода; въ царствованіе послѣднихъ Стюартовъ, придворныя дамы ввели въ моду маленькихъ собачекъ-волчковъ, величиною съ кошку, которыхъ онѣ доставали за большія деньги из Азія.
Ursus передалъ Homo часть своихъ талантовъ: стоять на двухъ ногахъ, разводить силу гнѣва дурнымъ расположеніемъ духа, брюзжать вмѣсто того, чтобы выть и т. п.; а волкъ, съ своей стороны, выучилъ человѣка тому, что̀ онъ умѣлъ: обходиться безъ кровли, обходиться безъ хлѣба, обходиться безъ огня, предпочитать голодъ въ лѣсу рабству во дворцѣ.
Хижина, родъ хижины-тележки, колесившей самымъ прихотливымъ путемъ, не выходя однако за предѣлы Англіи и Шотландіи, была утверждена на четырехъ колесахъ, съ оглоблями для волка и съ боковымъ дышломъ для человѣка. Это пристяжное дышло употреблялось въ случаѣ дурной дороги. Хижина была очень прочна, хотя построена изъ тонкихъ досокъ. Спереди была стеклянная дверь съ балкончикомъ; съ этого балкончика, съ этого сѣдалища епископа въ упрощенномъ видѣ, Ursus обращалъ къ толпѣ свои проповѣди. Сзади тележки находилась другая дверь, вся издыравленная отверстіями. Откинувъ подножку въ три ступени, устроенную на смыкѣ, позади продыравленной двери, вы могли войдти въ хижину, которая на ночь запиралась на засовы и замки. На нее долго шелъ дождь и снѣгъ. Она была выкрашена, но уже неизвѣстно теперь стало, въ какой цвѣтъ. Перемѣны времени года для походныхъ тележекъ то же, что̀ перемѣна царствованій для придворныхъ куртизановъ. На наружной сторонѣ хижины, на сосновой дощечкѣ, когда-то можно было разобрать слѣдующую надпись, начертанную чернымъ на бѣломъ полѣ, которая теперь почти стерлась:
«Золото ежегодно теряетъ треніемъ четырнадцатую сотую своей цѣнности; это то, что называютъ утратою вѣса въ монетѣ; изъ чего слѣдуетъ, что изъ 1,400 мильйоновъ золота, находящагося въ оборотѣ, теряется каждый годъ мильйонъ. Этотъ мильйонъ золота улетучивается пылью, улетаетъ, витаетъ, дѣлается атомомъ, вдыхается, распредѣляется, нагружаетъ и отягчаетъ совѣсти, и тѣсно соединяется съ душами богатыхъ, которыя дѣлаетъ горделивыми и равнодушными, и съ душами бѣдныхъ, которыя дѣлаетъ свирѣпыми».
Эту надпись, стертую и смытую дождемъ и милостью Провидѣнія, было, по счастію, нельзя разобрать; очень возможно, что эта философія, загадочная и въ то же время ясная, по поводу вдыхаемаго золота, пришлась бы не по вкусу шерифамъ, старшинамъ, маршалкамъ, и другимъ парикамъ закона. Англійское законодательство въ ту пору шутить не любило. Обвинить было ни по чемъ. Градоначальники по преданію держались свирѣпости и жестокость вошла въ обыкновеніе. Судьи инквизиціи кишали. Джеферисъ наплодилъ Джеферятъ.
баке на том основании, что с волком гораздо труднее подружиться.
Вот почему Homo удовлетворял Ursus’a. Homo был ему не только приятель, но существо совершенно ему подходящее, с ним согласное и схожее. Ursus хлопал Homo по худым бокам, говоря: я нашел мой второй том.
Он говорил еще : «когда я умру и кто-нибудь захочет меня узнать, пусть изучает Homo. Я его оставлю, как верную копию».
Английский закон, не высказывающий особой нежности к лесным зверям, мог бы придраться к этому волку и проучить его за дерзость, какую он позволял себе, расхаживая фамильярно по городам; но Homo пользовался привилегиею, дарованною статутом Эдуарда IV «служителям»: «Может всякий служитель, следующий за своим господином, ходить беспрепятственно». Кроме того, в отношении волков, явилась некоторая свобода; в царствование последних Стюартов, придворные дамы ввели в моду маленьких собачек-волчков, величиною с кошку, которых они доставали за большие деньги из Азии.
Ursus передал Homo часть своих талантов: стоять на двух ногах, разводить силу гнева дурным расположением духа, брюзжать вместо того, чтобы выть и т. п.; а волк, со своей стороны, выучил человека тому, что он умел: обходиться без кровли, обходиться без хлеба, обходиться без огня, предпочитать голод в лесу рабству во дворце.
Хижина, род хижины-тележки, колесившей самым прихотливым путём, не выходя, однако, за пределы Англии и Шотландии, была утверждена на четырёх колёсах с оглоблями для волка и с боковым дышлом для человека. Это пристяжное дышло употреблялось в случае дурной дороги. Хижина была очень прочна, хотя построена из тонких досок. Спереди была стеклянная дверь с балкончиком; с этого балкончика, с этого седалища епископа в упрощённом виде, Ursus обращал к толпе свои проповеди. Сзади тележки находилась другая дверь, вся издырявленная отверстиями. Откинув подножку в три ступени, устроенную на смыке позади продырявленной двери, вы могли войти в хижину, которая на ночь запиралась на засовы и замки. На неё долго шёл дождь и снег. Она была выкрашена, но уже неизвестно теперь стало в какой цвет. Перемены времени года для походных тележек то же, что перемена царствований для придворных куртизанов. На наружной стороне хижины на сосновой дощечке когда-то можно было разобрать следующую надпись, начертанную чёрным на белом поле, которая теперь почти стёрлась:
«Золото ежегодно теряет трением четырнадцатую сотую своей ценности; это то, что называют утратою веса в монете; из чего следует, что из 1400 мильйонов золота, находящегося в обороте, теряется каждый год мильйон. Этот мильйон золота улетучивается пылью, улетает, витает, делается атомом, вдыхается, распределяется, нагружает и отягчает совести, и тесно соединяется с душами богатых, которые делает горделивыми и равнодушными, и с душами бедных, которые делает свирепыми».
Эту надпись, стёртую и смытую дождём и милостью Провидения было, по счастью, нельзя разобрать; очень возможно, что эта философия, загадочная и в то же время ясная, по поводу вдыхаемого золота, пришлась бы не по вкусу шерифам, старшинам, маршалкам и другим парикам закона. Английское законодательство в ту пору шутить не любило. Обвинить было ни по чём. Градоначальники по преданию держались свирепости и жестокость вошла в обыкновение. Судьи инквизиции кишали. Джеферис наплодил Джеферят.
Во внутренности хижины были начертаны еще двѣ надписи. Надъ сундукомъ, на досчатой перегородкѣ, выбѣленной известью, было написано чернилами:
«Баронъ, перъ Англіи, носитъ вѣнчикъ съ шестью жемчужинами.
«Корона начинается съ виконта.
«Виконтъ носитъ корону съ жемчужинами, граф — корону съ жемчужинами на зубцахъ, перемѣшанными съ листьями земляники; маркизъ, съ перлами и листьями той же величины; герцогъ, съ вѣнчиками цвѣтовъ, безъ перловъ; герцогъ королевскаго дома носитъ обручъ изъ крестовъ и цвѣтовъ лиліи; принцъ Гальскій носитъ такую же корону, какъ король, только безъ застежки.
«Герцогъ свѣтлѣйшій и высокомощный князь; маркизъ и графъ — высокородный и могущественный господинъ; виконтъ — благородный и могущественный господинъ; баронъ — истинно господинъ.
Во внутренности хижины были начертаны ещё две надписи. Над сундуком на дощатой перегородке, выбеленной известью, было написано чернилами:
«Барон, пэр Англии, носит венчик с шестью жемчужинами.
Корона начинается с виконта.
Виконт носит корону с жемчужинами, граф — корону с жемчужинами на зубцах, перемешанными с листьями земляники; маркиз — с перлами и листьями той же величины; герцог — с венчиками цветов, без перлов; герцог королевского дома носит обруч из крестов и цветов лилии; принц Гальский носит такую же корону, как король, только без застёжки.
Герцогт— светлейший и высокомощный князь; маркиз и граф — высокородный и могущественный господин; виконт — благородный и могущественный господин; барон — истинно господин.
