Страна тысячи островов (Пименова)/ДО

Страна тысячи островов
авторъ Эмилия Кирилловна Пименова

Опубл.: 1902. Источникъ: az.lib.ru • (Очерки Японіи).
Текст издания: «Юный Читатель», № 7, 1902.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

Страна тысячи острововъ

(Очерки Японіи). Съ рисунками. Составила Э. ПИМЕНОВА.

Оглавленіе.

Глава I. Интересная страна. — Японія въ прежнія времена. — Первыя свѣдѣнія о Японіи. — Сношенія съ иностранцами. — Преобразованіе Японіи. — Японскія легенды. — Какъ жилъ микадо въ прежнія времена. — Вступленіе на престолъ Мутсухимо. — Первое впечатлѣніе путешественника. — Черное теченіе. — Легенда о происхожденіи Японіи. — Землетрясенія. — Растительность. — Животныя

Глава II. Нагасаки. — Первыя впечатлѣнія. — Люди-лошади. — Японскія улицы. — Веселый народъ. — Волшебныя превращенія японскаго домика. — Затруднительное положеніе европейца. — Приготовленіе спальни. — Японская ванна. — Японскіе дома. — Японскіе сады

Глава III. Японская религія. — Вѣротерпимость японцевъ. — Религія сердца. — Храмы шинто. — Легенда о созданіи міра. — Разсерженная богиня. — Священное зеркало. — Буддизмъ. — Гигантская статуя Будды. — Ученіе Будды. — Молитвенныя мельницы

Глава IV. Характеръ японцевъ. — Ихъ привѣтливость и вѣжливость. — Мужество японцевъ. — Обычай вспарыванія живота. — Гостепріимство японцевъ

Глава V. Японская семья. — Японскія дѣти; ихъ благонравіе. — Игры дѣтей. — Змѣиные бои. — Прическа японокъ. — Одежда. — Японская татуировка. — Чистоплотность японцевъ. — Образованіе. — Воспитаніе дѣвочекъ. — Сватовство и свадьба

Глава IV. Японскіе праздники. — Праздникъ Новаго года, — Праздникъ мертвыхъ. — Любовь японцевъ къ цвѣтамъ. — Праздники цвѣтовъ. — Праздникъ вишенъ. — Праздникъ азалій. — Праздникъ хризантемъ

Глава VII. Театральныя представленія. — Японскія пьесы. — Чайные дома. — Гейши. — Японскіе разсказчики. — Японскія сказки: «Хитрый скряга», «Принцесса свѣтляковъ», «Недовольный камнетесъ». — Ононо Комачтъ. — Первая японская газета. — Трудность печатанія японскихъ книгъ. — Поющая типографія, наборщики и корректоры. — Распространеніе грамотности въ Японіи. — Японская школа. — Школьная пѣсенка. — Японская басня. — Японскіе ремесленнники и ихъ издѣлія

Глава VIII. Японская деревня. — Японскія поля. — Полевая работа. — Трудолюбіе японцевъ. — Дорога восточнаго моря. — Японскій почтальонъ. — Любознательность японцевъ. — Столица Японіи и ея исторія. — Неожиданное рѣшеніе. — Переѣздъ микадо въ Іеддо. — Переворотъ въ Японіи

Глава IX. Первоначальные обитатели японскихъ острововъ: айносы и пещерные люди. — Война съ айносами. — Бамбукъ-спаситель. — Причины вымиранія. — Наружность айносовъ. — Нечистоплотность. — Дѣти айносовъ. — Языкъ айносовъ. — Занятія. — Вѣрованія айносовъ

ГЛАВА I.
Интересная страна. — Японія въ прежнія времена. — Первыя свѣдѣнія о Японіи. — Сношенія съ иностранцами. — Преобразованіе Японіи. — Японскія легенды. — Какъ жилъ микадо въ прежнія времена. — Вступленіе на престолъ Мутсухимо. — Первое впечатлѣніе путешественника. — Черное теченіе. — Легенда о происхожденіи Японіи. — Землетрясенія, — Растительность. — Животныя.

Далеко, на самомъ востокѣ Азіи, волны Великаго океана омываютъ скалистые берега небольшого государства, состоящаго изъ безчисленнаго множества острововъ, большихъ и малыхъ, покрытыхъ богатой растительностью, очень живописныхъ и кажущихся издали роскошнымъ садомъ. Государство это — Японія, одна изъ самыхъ любопытныхъ странъ въ мірѣ по своей природѣ, своимъ обитателямъ и своей исторіи въ особенности же потому, что японцы — единственный народъ въ Азіи, который самъ, по собственному почину, сразу отрѣшился отъ всѣхъ своихъ вѣковыхъ предразсудковъ, отъ своей замкнутости и ввелъ у себя европейскую цивилизацію. Японцы сами сознали необходимость учиться и явились въ европейскія страны добровольными учениками, чтобы заимствовать у нихъ то, что имъ казалось нужнымъ и достойнымъ подражанія. Теперь Японія, несмотря на свою малую величину — самое могущественное государство восточной Азіи и европейскія государства относятся къ ней съ большимъ почтеніемъ. И всего важнѣе то, что Японія достигла этого всеобщаго уваженія вовсе не вслѣдствіе своего военнаго могущества, многочисленности своихъ войскъ, а только благодаря мирнымъ успѣхамъ.

Лѣтъ тридцать пять, сорокъ тому назадъ мы очень мало знали Японію. Она была отрѣзана отъ всего остального міра и лишь немногимъ людямъ удавалось проникнуть въ нее, да и то не по доброй волѣ, такъ какъ это были большею частью мореплаватели, потерпѣвшіе крушеніе у береговъ Японіи. Но оставаться тамъ они не могли, — внутрь своей страны японцы никого не пускали. У нихъ существовало преданіе, что ихъ родина погибнетъ въ тотъ день, когда чужеземцамъ будетъ открытъ свободный доступъ въ нее. Сами они подъ страхомъ жестокаго наказанія никогда не покидали свой родины; для того чтобы даже случайно ихъ не могло занести къ чужимъ берегамъ, японцамъ было запрещено строить большія суда, и они могли только плавать по внутреннему морю, около своихъ живописныхъ острововъ, которые были для нихъ настоящею тюрьмой.

Такъ жили японцы цѣлыя тысячелѣтія, совершенно невѣдомые остальному міру, съ которымъ они не хотѣли имѣть никакихъ сношеній. Первыя свѣдѣнія о Японіи были доставлены въ Европу въ XIII вѣкѣ путешественникомъ Марко Поло. Но свѣдѣнія эти были очень скудны, хотя онъ много распространялся объ изумительныхъ богатствахъ этой страны, разсказывая, что тамъ выстроены дворцы съ золотыми крышами и что полы въ этихъ дворцахъ также вымощены слитками изъ того же металла, прошло много, много лѣтъ, прежде чѣмъ европейцы снова услышали объ Японіи. Это было уже въ XVI вѣкѣ, спустя полстолѣтія послѣ знаменитаго путешествія Христофора Колумба, когда три португальскихъ мореплавателя загнаны были бурей къ одному изъ японскихъ острововъ. Вопреки ожиданіямъ, островитяне приняли ихъ очень радушно, и мореплаватели, вернувшись въ Европу, стали расхваливать японцевъ. Вслѣдъ за этими случайными посѣтителями въ Японію явились уже добровольные проповѣдники христіанства, миссіонеры. Сначала они имѣли большой успѣхъ, но не прошло полстолѣтія, какъ христіане были изгнаны или перебиты и только голландскимъ купцамъ было разрѣшено оставаться, если они отрекутся отъ христіанской религіи.

Изгнавъ иностранцевъ изъ своихъ владѣній, японцы снова остались безъ всякихъ сношеній съ остальнымъ міромъ въ теченіе долгаго времени. Много событій и перемѣнъ произошло за это время въ Европѣ, но японцы ничего объ этомъ не знали, точно событія эти происходили на лунѣ. Да и Европа какъ будто забыла о Японіи и не интересовалась тѣмъ, что дѣлается на дальнихъ островахъ, омываемыхъ волнами Великаго Океана. Японія жила своею особенною жизнью и, казалось, пользовалась миромъ и спокойствіемъ. Такъ продолжалось до 1853 г., когда американскіе корабли вдругъ появились у береговъ Японіи и американцы вступили въ торговыя сношенія съ японцами. Съ той поры Японія уже не прерывала сношеній съ иностранцами, и это заставило японцевъ мало по малу познакомиться съ совершенно чуждою имъ жизнью цивилизованнаго міра и, сравнивая эту жизнь со своею, убѣдиться въ томъ, что она во многихъ отношеніямъ лучше. Этого было достаточно, для того чтобы японцы тотчасъ же принялись за преобразованіе своей страны. Они поняли, какія громадныя преимущества даетъ европейцамъ наука, и принялись усердно учиться, стараясь догнать ихъ. Они порвали со всѣми своими предразсудками, стряхнули съ себя весь тотъ гнетъ, который въ теченіе многихъ вѣковъ тяготѣлъ надъ ними, и вскорѣ заняли мѣсто на ряду съ другими образованными народами, которымъ они уже ни въ чемъ не уступаютъ въ настоящее время. Теперь въ Японіи существуютъ всевозможныя фабрики и заводы, кораблестроительныя верфи, многочисленный торговый и военный флотъ; во всѣхъ большихъ городахъ введено электрическое освѣщеніе, улицы вымощены, образцовыя желѣзныя дороги пересѣкаютъ страну и т. п. Кромѣ того каждаго, впервые посѣтившаго Японію, поражаетъ обиліе школъ въ ней. Ничего подобнаго не существовало сорокъ лѣтъ тому назадъ, и вполнѣ понятно, что Японія своими успѣхами изумляетъ весь міръ.

Древняя исторія Японіи намъ извѣстна только изъ легендъ. По этимъ легендамъ японскій императоръ или микадо — потомокъ божества. Основатель японскаго государства Уинму Тенно — «божественный завоеватель» происходилъ отъ японскаго божества Исавами. Небо было его отцомъ, земля — матерью и онъ приходился сродни солнцу. Конечно, вслѣдствіе такого взгляда народъ долженъ былъ относиться къ микадо съ величайшимъ благоговѣніемъ. Такъ какъ микадо былъ божественнаго происхожденія, то къ нему не только не дозволялось прикасаться, но даже нельзя было его видѣть никому изъ обыкновенныхъ смертныхъ. Несмотря на то, что императоръ имѣлъ въ рукахъ огромную власть, онъ былъ связанъ по рукамъ и ногамъ всевозможными предразсудками и даже не могъ располагать и тою долею свободы, которую имѣли его подданные. Всю свою жизнь, повинуясь древнему обычаю, онъ долженъ былъ проводить безвыходно въ своемъ дворцѣ, не показываясь никому изъ своихъ поддаппыхъ. Народъ былъ убѣжденъ, что онъ цѣлыми днями сидитъ неподвижно на своемъ тронѣ и смотритъ въ одну точку.

Микадо никакими государственными дѣлами не занимался и не вмѣшивался въ управленіе государствомъ, это считалось недостойнымъ потомка божества. Кто же вмѣсто него управлялъ страной? Настоящимъ властелиномъ въ странѣ былъ начальникъ войска, шіокунъ или шіогунъ, который имѣлъ на микадо огромное вліяніе. Хотя должность эта не была наслѣдственной, но она всегда переходила отъ отца къ сыну, до тѣхъ поръ, пока среди приближенныхъ микадо не находилось человѣка, который подчинялъ себѣ его волю и свергалъ прежняго шіогуна, завладѣвъ самъ его властью. Много было пролито крови въ Японіи изъ за этой власти, такъ какъ всегда находилось много охотниковъ усѣсться на мѣсто шіогуна и подчинить себѣ микадо. Казни, измѣны и предательства не прекращались поэтому въ Японіи. Главную силу и значеніе въ странѣ конечно, должны были имѣть воины, положеніе же всѣхъ низшихъ сословій, крестьянъ, земледѣльцевъ, ремесленниковъ и купцовъ было очень незавидное. Они терпѣли всевозможныя насилія и притѣсненія, а жаловаться было некому и не у кого было искать защиты.

Такія условія существовали въ Японіи еще очень недавно. Но какъ только японцы, столкнувшись съ европейцами, познакомились съ тѣми порядками, которые существуютъ въ европейскихъ государствахъ, то они рѣшили ввести ихъ и у себя на родинѣ.

Вступленіе на престолъ нынѣшняго японскаго императора Мутсухито было началомъ полнаго преобразованія Японіи. Сосредоточивъ въ своихъ рукахъ всю власть, онъ рѣшилъ воспользоваться этимъ, чтобы совершенно преобразовать свою страну. Прежде всего онъ ввелъ законы общіе для всѣхъ — и крестьяне, купцы, ремесленники получили одинаковыя права съ высшими сословіями. Иностранцамъ было разрѣшено свободно проживать по всей странѣ. Микадо очень заботился и о народномъ образованіи и ввелъ обязательное обученіе, какъ для мальчиковъ, такъ и для дѣвочекъ во всемъ государствѣ. Въ Токіо былъ основанъ университетъ; фабрики, заводы, желѣзныя дороги начали строиться во всей странѣ.

Такъ измѣнилась Японія въ короткое время, и просто трудно представить себѣ, что еще сравнительно недавно это была дикая страна съ невѣжественнымъ и суевѣрнымъ населеніемъ.

"Красивое зрѣлище открывается глазамъ путешественника, когда онъ изъ далекой Европы впервые подъѣзжаетъ къ Японіи — пишетъ нашъ русскій путешественникъ Д. И. Шрейдеръ въ своей книгѣ о Японіи. — "Еще задолго до прихода въ первый южный портъ Нагасаки передъ нимъ встаютъ изъ глубины моря небольшіе островки разнообразной формы, покрытые густою и красивою южною растительностью. Многіе изъ нихъ сплошь усѣяны самыми разнообразными цвѣтами, желтыми розами, хризантемами; ихъ пушистые цвѣты, яркихъ красокъ, издали кажутся громадными цвѣтниками, выходящими изъ глубины морской. Море у береговъ Японіи обыкновенно спокойно и гладко какъ зеркало и лишь изрѣдка едва-едва подергивается зыбью.

"Самые берега главныхъ острововъ очень красивы и живописны. Съ палубы открывается одинъ видъ красивѣе другаго. То видишь передъ глазами высокія зеленыя горы, то не можешь оторвать глазъ отъ живописныхъ ущелій, тѣсныхъ горныхъ проходовъ и кое гдѣ сверкающихъ на солнцѣ озеръ съ яркозелеными берегами. Нѣкоторыя мѣста по своей красотѣ и живописности расположенія не уступаютъ видамъ Кавказа и Крыма.

«Что больше всего поражаетъ путешественника, такъ это отсутствіе пустынности и безлюдія на японскомъ побережьи. Напротивъ, на каждомъ шагу видишь то у самаго берега, у подножія огромныхъ горъ, то на самой вершинѣ ихъ или въ глубинѣ тѣснаго ущелья, у берега быстрой горной рѣчки, многочисленныя деревни и села, окруженныя со всѣхъ сторонъ зеленью. Въ солнечный день ярко сверкаютъ длинными змѣйками усыпанныя желтымъ пескомъ шоссейныя дороги, ведущія изъ одной деревни въ другую».

Окруженная моремъ, Японія имѣетъ гораздо болѣе мягкій климатъ, нежели тѣ страны Азіи, отъ которыхъ она отдѣляется Корейскимъ моремъ. Въ Пекинѣ, напр. зима бываетъ такая же суровая какъ на сѣверѣ, въ Швеціи или Россіи, а лѣто такое же жаркое какъ въ Каирѣ. Японія же гораздо менѣе подвержена такимъ крайнимъ переходамъ отъ холода къ теплу и обратно. Море, омывающее Японію, вездѣ очень удобно для плаванія и даже вблизи береговъ оно настолько глубоко, что корабли не подвергаются опасности. Всѣ берега изрѣзаны бухтами и заливами, но за то въ Японіи рѣки незначительны и почти несудоходны, такъ какъ это большею частью горные потоки; лѣтомъ въ нихъ мало воды, а въ дождливое время они разливаются и заливаютъ окрестности.

Великій Океанъ у береговъ Японіи образуетъ особое теченіе, представляющее точно рѣку въ океанѣ. Это теченіе японцы называютъ «Черный потокъ» — «Куросиво», — потому что вода въ немъ болѣе темнаго цвѣта, чѣмъ вокругъ него. Она гораздо теплѣе чѣмъ въ остальномъ океанѣ; иногда разница температуры доходитъ до десяти градусовъ. Это теченіе проходитъ въ близкомъ разстояніи у береговъ Японіи и поэтому оказываетъ вліяніе на ея климатъ, точно также какъ теченіе Гольфстрема въ Атлантическомъ океанѣ оказываетъ вліяніе на климатъ тѣхъ странъ, вблизи которыхъ онъ протекаетъ.

Если вы взглянете на карту Японіи, то, вѣроятно, сразу замѣтите, что три большихъ острова: Нипонъ, Кіу-Сіу и Сикокфа почти соприкасаются другъ съ другомъ и отдѣляются одинъ отъ другого лишь тремя узкими проливами, въ серединѣ же остается открытымъ большой бассейнъ или внутреннее море.

Внутреннее море Японіи, представляющее настоящее маленькое Средиземное море, усѣяно островами и островками, ограничивающими небосклонъ со всѣхъ сторонъ. Плывя по тихимъ водамъ этого живописнаго моря, между лѣсистыми островками, то закрывающими, то открывающими отдаленный горизонтъ горъ, нельзя не восхищаться удивительнымъ разнообразіемъ и красотою картинъ, которыя представляются взорамъ. У японцевъ существуетъ преданіе, что боги Исанаги и Пеанами сидѣли какъ разъ надъ этою частью моря на небесномъ мосту, поддерживаемомъ столбами изъ облаковъ, и любовались оттуда движеніемъ волнъ, перегоняющихъ другъ друга. Лежа безпечно на облакахъ, богъ обмакивалъ пурпурное остріе своего копья въ океанъ, и каждая капля, падая внизъ съ острія его копья, обращалась тотчасъ же въ зеленѣющій островокъ. Оттого такъ много острововъ и разсѣянно теперь по поверхности моря, гласитъ преданіе.

Японскіе географы говорятъ о 3.850 островахъ, но если считать и всѣ отдѣльныя скалы, поднимающіяся на поверхности воды, то, пожалуй, число это окажется еще больше.

У японцевъ существуетъ много поэтическихъ названій для ихъ острововъ и островковъ; напр. «Мирный берегъ», «Земля храбрости», «Земля чести и вѣры», «Отвердѣвшая капля воды», «Страна между небомъ и землей» и т. д.

Японія — страна вулканическая и потому часто подвергается землетрясеніямъ; эти землетрясенія, также какъ и наводненія, являются страшными бѣдствіями для населенія. Разсказываютъ, что во время одного землетрясенія въ 1894 году, разрушившаго большую часть города Іеддо, погибло около ста тысячъ человѣкъ. Но кромѣ землетрясеній и наводненій, Японію часто постигаетъ еще другое бѣдствіе — ужасныя бури, тайфуны, которыя проносятся надъ Японіей въ особенности осенью съ такою ужасающею силой, что все сокрушаютъ на своемъ пути, срываютъ и уносятъ цѣлые дома, вырываютъ деревья и выбрасываютъ корабли на берегъ.

Растительность Японіи очень разнообразна. Японскіе лѣса состоятъ изъ всевозможнѣйшихъ деревьевъ и кустарниковъ, съ самой ранней весны до поздней осени усыпанныхъ цвѣтами. Наряду съ растеніями жаркихъ странъ, бамбуками, пальмами и лаврами встрѣчаются и наши сѣверныя деревья, сосна, дубъ, береза. Но японскій лѣсъ не похожъ на нашъ, такъ какъ въ немъ очень мало травы. Вообще въ Японіи луговъ и пастбищъ почти нѣтъ и заливные луга засажены рисомъ. Травянистыя растенія встрѣчаются только въ горахъ, но и тамъ они не образуютъ лужаекъ, какъ у насъ, а представляютъ пеструю смѣсь всякаго рода травъ, злаковъ, мелкихъ кустарниковъ, папоротниковъ и бамбуковъ. Бамбукъ вообще очень распространенъ въ Японіи. Онъ употребляется въ пищу, какъ спаржа и въ то же время даетъ матеріалъ для всевозможныхъ издѣлій и построекъ. Если посѣять сѣмена этого растенія, то они даютъ побѣги, которые торчатъ изъ земли, словно колышки. Съ каждымъ годомъ эти побѣги становятся толще и растутъ такъ быстро, что, напр., если наканунѣ вы повѣсили на такой побѣгъ свою шляпу безъ всякихъ затрудненій, то на другой день вы уже не достанете ее рукой.

Растенія имѣютъ большое значеніе въ жизни японцевъ, они все добываютъ изъ нихъ: масло, сало, воскъ, клей, а также матеріалъ для своей одежды. Въ Японіи болѣе 430 растеній употребляется въ пищу, а всѣхъ растеній, полезныхъ для человѣка, насчитывается до 1500.

Царство животныхъ въ Японіи далеко не такъ разнообразно, какъ растительное. Изъ дикихъ животныхъ, которыя нѣкогда населяли страну, осталось лишь очень немного. Представителями хищниковъ являются только два вида медвѣдей. Всѣ животныя въ Японіи вообще отличаются небольшими размѣрами. Волкъ меньше европейскаго, точно также малы лошади и коровы, которыхъ вообще немного, и собаки и кошки, которыхъ очень много. Лисицы необыкновенно малы, по зато очень многочисленны и дерзки. Японскія лисицы не боятся даже являться въ города для опустошенія курятниковъ и при этомъ никогда не забываютъ посѣщать часовни въ честь Инари, бога рисовыхъ полей, для котораго крестьяне приносятъ разныя явства и оставляютъ ихъ въ часовнѣ. И вотъ вмѣсто Инари пользуются этими приношеніями лисички, которыя все съѣдаютъ. Птицъ и насѣкомыхъ въ Японіи очень много и они очень разнообразны. Рыбы водятся множество у береговъ японскихъ острововъ. Одно изъ самыхъ любопытныхъ животныхъ Японіи это гигантская ящерица, саламандра, которая питается рыбой, лягушками и дождевыми червями. Но теперь она уже выводится и, пожалуй, скоро и въ Японіи ее можно будетъ видѣть только въ музеяхъ.

ГЛАВА II.
Нагасаки. — Первыя впечатлѣнія. — Люди-лошади. — Японскія улицы. — Веселый народъ. — Волшебныя превращенія японскаго домика. — Затруднительное положеніе европейца. — Японская спальня. — Японская ванна. — Японскіе дома. — Японскіе сады.

Обыкновенн всѣ пароходы, иотправляющіеся изъ Европы въ Японію, заходятъ прежде всего въ Нагасаки, портовый городъ, находящійся на островѣ Кіу-Сіу, самомъ южномъ изъ большихъ японскихъ острововъ. Населеніе его давно уже привыкло къ иностранцамъ и большинство жителей этого города говоритъ на иностранныхъ языкахъ. Въ одной изъ окрестныхъ деревень, которая называется «Иноса», всѣ жители говорятъ по русски, такъ какъ у этой деревни останавливаются обыкновенно русскія суда, идущіе въ Владивостокъ или изъ него.

Вотъ какъ описываетъ Шрейдеръ свои первыя впечатлѣнія въ этомъ городѣ:

"Едва я успѣлъ твердою ногою ступитъ на набережную, какъ на встрѣчу мнѣ бросилась толпа какихъ-то странныхъ людей, одѣтыхъ въ темносинее, плотнооблегающее платье. Это и есть «джиннерикши», люди-лошади, люди-рысаки. Они набросились на меня, какъ стая вороновъ. Каждое изъ этихъ созданій, таща за собою свою телѣжку, скачетъ, кричитъ, кривляется, толкается и загораживаетъ мнѣ дорогу. Съ жестами развеселившейся обезьяны треплютъ они себѣ поджилки; чтобы показать мнѣ силу и твердость своихъ мускуловъ, при этомъ они не перестаютъ хватать меня за руки, за ноги, за пальто, съ яростью оспаривая меня другъ у друга. Прежде чѣмъ я успѣлъ сообразить въ чемъ дѣло, чемоданъ мой и прочія вещи уже мчались галопомъ вдали, везомые двумя дюжими японцами, поминутно оборачивавшимися ко мнѣ на бѣгу и такъ добродушно осклаблявшими свои черномазыя лица, что я какъ-то невольно успокоился за судьбу своего багажа и спокойно усѣлся въ подкатившую къ моимъ ногамъ элегантную рессорную колясочку въ ожиданіи дальнѣйшихъ событій. Малорослый японецъ, широкоплечій и шустрый, запрягся въ коляску и бросился вскачь догонять мои вещи.

"Въ Японіи лошадей почти нѣтъ, а тѣ, которыя есть, никогда не ходятъ въ упряжи и поэтому въ «странѣ восходящаго солнца» съ давнихъ поръ существуетъ обычай кататься на людяхъ.

«Курума» или «Джиннерикша» — такъ называютъ этихъ людей, исполняющихъ обязанности лошади, бѣгаютъ превосходно. По отзывамъ путешественниковъ на гладкой и ровной дорогѣ курума можетъ сравниться пожалуй даже съ хорошей лошадью, такъ какъ онъ дѣлаетъ иногда по десяти и двѣнадцати верстъ въ часъ.

«Эти курумы считаются лучшими скороходами въ мірѣ. Для удобства во время ѣзды они одѣваются очень легко, въ коротенькіе, плотно облегающіе панталоны и такую-же короткую и узкую куртку. Въ дождь они набрасываютъ на плечи плащъ изъ волоконъ одного туземнаго растенія, а на голову надѣваютъ огромную пробковую шляпу или платокъ. Вся обувь ихъ состоитъ изъ куска матеріи, плотно облегающей ноги. Посрединѣ спины у нихъ красуется надпись большими бѣлыми китайскими знаками, которые выдѣляются на темномъ фонѣ ихъ костюма. Эта надпись — тотъ-же номеръ, который имѣется и у насъ на всѣхъ извозчичьихъ экипажахъ».

Шрейдеръ говоритъ, что опытные курумы даже бѣгаютъ какъ то по лошадиному, закинувъ голову на бокъ; они мчатся то мелкимъ галопомъ, то крупной рысью, точно и заправская лошадь. Честность курумъ вошла въ пословицу; курумѣ можно довѣрить все что угодно и онъ никогда не обманетъ.

Нагасаки имѣетъ теперь совсѣмъ видъ европейскаго города. Вдоль набережной выстроены большіе дома съ прекрасными магазинами. Улицы и тротуары гладкіе и широкіе, освѣщеніе хорошее. Но дальше въ гору идутъ уже японскія улицы, сохранившія свой прежній видъ. Онѣ настолько узки, особенно въ бѣднѣйшихъ кварталахъ, что, проѣзжая по нимъ, можно свободно видѣть все, что дѣлается въ домикахъ съ раздвижными стѣнами. Въ этихъ домикахъ почти нѣтъ никакой обстановки, не считая цыновокъ изъ рисовой соломы, которыми устланъ полъ, картинъ на стѣнахъ, да переносной жаровни, стоящей посерединѣ комнаты. Вокругъ нея обыкновенно собираются всѣ обитатели этого жилища; кто сидитъ по японскому обычаю, поджавъ подъ себя ноги, и раскуриваетъ длинную трубку, кто работаетъ тутъ же.

Можно видѣть и такія сцены: японка, въ квартиркѣ которой, какъ видно, очень тѣсно, вынесла кадку на улицу, у своего домика, налила въ нее воды и принялась купаться. И никого не удивляетъ это купанье на улицѣ, никто даже не замѣчаетъ этого!

Всѣ путешественники утверждаютъ, что человѣку, попавшему въ Японію въ первый разъ, все, что онъ видитъ, кажется какой-то сказкой изъ тысячи и одной ночи. Онъ невольно спрашиваетъ себя, не сонъ ли все то, что окружаетъ его, — такъ все это рѣзко отличается отъ нашего образа жизни и отъ всего того, что мы привыкли видѣть! Такъ, напримѣръ, поселившись въ японскомъ игрушечномъ домикѣ, европеецъ чувствуетъ себя сначала очень неловко. Шрейдеръ описываетъ слѣдующимъ образомъ свои первыя впечатлѣнія въ японскомъ жилищѣ. Онъ поселился въ семьѣ одного японскаго ремесленника, для того чтобы поближе познакомиться съ бытомъ туземцевъ:

"Я стою, пораженный на мѣстѣ, говоритъ онъ, и передъ моими глазами, по мановенію введшаго меня хозяина японца, мѣняются комнаты и вся обстановка, какъ въ сказкѣ. Вотъ я въ одной — вѣроятно, столовой, не успѣлъ приглядѣться къ ней, какъ все моментально мѣняется, и я уже нахожусь въ другой комнатѣ, совсѣмъ не похожей на первую. Спустя нѣсколько мгновеній всѣ комнаты, стѣны, перегородки, исчезаютъ, и я вижу себя среди огромнаго зала, занимающаго всю площадь дома. Не проходитъ минуты, какъ исчезаютъ уже и всѣ наружныя стѣны зала и дома и я вижу себя точно въ палаткѣ: стѣнъ нѣтъ — онѣ исчезли, лишь по угламъ ихъ стоятъ четыре столба, поддерживающіе по прежнему потолокъ и крышу.

"Съ недоумѣніемъ оборачиваюсь къ привезшему меня сюда курумѣ и хозяину и у меня уже мелькаетъ мысль, не сыграли ли со мною какой-нибудь скверной штуки, пользуясь тѣмъ, что я иноземецъ. Но японцы, глядя на мое недоумѣвающее лицо, заливаются такимъ добродушнымъ хохотомъ, что я забываю о всѣхъ своихъ подозрѣніяхъ, заражаюсь ихъ смѣхомъ и начинаю, наконецъ, самъ хохотать.

"Дѣло объясняетсь очень просто. Всѣ эти фантастическія превращенія являются результатомъ своеобразной архитектуры японскихъ домовъ: постоянныхъ и прочныхъ наружныхъ стѣнъ здѣсь нѣтъ и вмѣсто нихъ вставляются лишь бумажныя или тонкія деревянныя рамы, которыя можно убрать и раздвинуть въ одну минуту.

"Внутреннихъ стѣнъ и постоянныхъ перегородокъ также здѣсь нѣтъ, и если вы хотите устроить себѣ одну или двѣ комнаты, то къ вашимъ услугамъ цѣлая система ширмъ и бумажныхъ перегородокъ, которыми вы ограничиваете такое пространство, какое вамъ нужно въ каждый данный моментъ — и комната готова.

"Весь полъ моей новой квартиры аккуратно устланъ циновками, представляющими собою мягкую ткань изъ ивовыхъ прутьевъ или рисовой соломы, толщиною въ полъ пальца. Эти циновки упруги, лоснятся и поразительно чисты. Ихъ не топчетъ здѣсь никакая, даже самая мягкая обувь. Всѣ мы ходимъ въ чулкахъ и скользимъ по блестящему полу, какъ по паркету.

"Я захотѣлъ отдохнуть, оглянулся вокругъ, но нигдѣ никакого признака мебели. Убранствомъ комнаты служатъ безчисленныя красивыя ширмы, оригинальныя картины, безъ тѣней, представляющія собою изображенія, отдѣланныя слоновой костью, перламутрами, черепахой на гладкомъ, блестящемъ и черномъ фонѣ лакированной дощечки, цвѣтные фонарики, украшающіе стѣны, драпирующіе входъ и свисающіе съ потолка, изящныя этажерки изъ лакированнаго дерева, ажурные столики. Все это изящно, красиво, придаетъ помѣщенію что-то особенное, новое для меня, но я начинаю тосковать по стульямъ или хотя бы скамейкѣ.

"Но я во время вспоминаю, что явился сюда, чтобы подвергнуться всему, что ожидаетъ меня въ новой обстановкѣ, и въ подражаніе курумѣ и японцу-хозяину, которые давно уже усѣлись на корточки и съ добродушно лукавою улыбкой слѣдятъ за мной, я храбро опускаюсь на полъ и располагаюсь совсѣмъ по японски. Но я недолго сижу такъ!

"Съ непривычки и особенно благодаря моему европейскому костюму, этотъ способъ отдыха, какъ я убѣждаюсь, не только не достигаетъ цѣли, но еще оказывается очень мучительнымъ безъ сноровки и опыта.

"Послѣ долгихъ, безплодныхъ и досадныхъ попытокъ я, наконецъ, отказался отъ мысли провести вечеръ по японски на корточкахъ и рѣшилъ расположиться на ночлегъ. Деликатный японецъ-хозяинъ оставляетъ меня одного и я начинаю устраивать себѣ спальню.

"Тщетно сталъ бы я, конечно, искать здѣсь чего нибудь похожаго на наши софы, диваны, кушетки, кровати, ихъ съ удобствомъ замѣняютъ здѣсь тѣ же мягкія и эластическія цыновки, на которыхъ можно спокойно улечься, не рискуя запачкать ночного бѣлья.

"Спальни мнѣ, конечно, недолго искать: стоитъ лишь сдвинуть ширмы вокругъ мѣста, избраннаго мною для сна, и спальня готова.

"Но это удается мнѣ сдѣлать не сразу: раза три ширма вылетаетъ изъ рукъ, съ трескомъ и грохотомъ валится на полъ, и съ немалымъ трудомъ возведенное мною зданіе рушится точно игрушечный домикъ. За перегородкой я слышу подавленный смѣхъ всей хозяйской семьи, не рѣшающій изъ деликатности придти ко мнѣ на помощь, и это еще больше обезкураживаетъ меня, тѣмъ болѣе, что этотъ сдержанный хохотъ разрушаетъ уже созрѣвшую было у меня рѣшимость прибѣгнуть къ помощи моихъ новыхъ сосѣдей.

"Наконецъ моя спальня готова. Осторожно ступаю я по полу, боясь сотрясеніемъ его снова разрушить эти легкія стѣны. Потомъ мнѣ кажется, что даже одно дыханіе мое способно повергнуть въ прахъ эту воздушную постройку. Но мнѣ предстоитъ еще совершить рядъ трудныхъ и сложныхъ опытовъ, прежде чѣмъ удастся поудобнѣе воспользоваться моею импровизированной спальней.

"Я засыпаю не скоро; притомъ же меня не перестаютъ безпокоить крысы, въ изобиліи снующія мимо самаго носа. Въ Японіи ихъ не преслѣдуютъ и онѣ играютъ здѣсь роль такихъ же домашнихъ животныхъ, какъ, напримѣръ, у насъ кошки. Измученный крысами, безпрестаннымъ безпокойствомъ за цѣлость сооруженной мною спальни и спеціальными неудобствами японской постели, я проснулся не рано и, какъ оказалось, поставилъ этимъ въ очень затруднительное положеніе своихъ гостепріимныхъ хозяевъ.

«Я долженъ замѣтить, что японцы чрезвычайно чистоплотны и опрятны и одною изъ необходимыхъ принадлежностей домашняго обихода является ванна, даже у каждаго малозажиточнаго японца. Между прочимъ, у японцевъ существуетъ поговорка, указывающая на ихъ любовь къ чистотѣ. „Стоитъ только разъ вступить въ лужу, говорятъ они, чтобы потомъ не смыть грязи во всю свою жизнь“!

Но взять ванну безъ гостя — это было бы по японскимъ понятіямъ въ высшей степени невѣжливо, и вся семья, вопреки своей долголѣтней привычкѣ, терпѣливо дожидается моего пробужденія.

Не зная еще, въ чемъ состоитъ принятіе японской ванны, я уже заранѣе, по опыту вчерашняго дня, пріученный къ разнымъ неожиданностямъ, начинаю внутренно безпокоиться (и какъ впослѣдствіи оказалось — не безъ основанія), но не подавая никому вида, иду за своимъ хозяиномъ.

Ванная — тутъ же, въ обитаемомъ нами домикѣ. Захожу и съ любопытствомъ разглядываю это, невиданное еще мною, сооруженіе.

Японская ванна — это огромное овальное ведро, съ подымающейся посреди него печною трубой, выходящей наружу сквозь крышу, а иногда сквозь стѣну. Ведро наполняется водой, а труба — горящими древесными угольями.

Когда температура воды начала достигать уже точки кипѣнія, хозяинъ пригласилъ меня влѣзть въ ведро.

Угощеніе ванной, какъ я уже сказалъ, считается одною изъ самыхъ крупныхъ и необходимыхъ любезностей, отказаться отъ которой, не желая нанести кровной обиды гостепріимнымъ и радушнымъ хозяевамъ, нѣтъ никакой возможности.

Въ качествѣ гостя я приглашаюсь первый войти въ ванну; при этомъ мой квартирный хозяинъ и всѣ домочадцы, не исключая женщинъ и дѣтей, стоятъ вокругъ насъ въ ожиданіи очереди.

Вся эта оригинальная и необычная обстановка ставитъ меня въ крайне неловкое положеніе, но въ концѣ концовъ приходится уступить настоятельнымъ просьбамъ хозяинамъ, повторяемымъ единодушнымъ хоромъ голосовъ всего общества, и я, волей неволей, покоряюсь судьбѣ… Но уже со второй ступеньки я выскакиваю изъ воды, какъ ошпаренный; пока я упирался, робѣлъ и смущался — вода достигла уже почти 80° по Реомюру. Тѣмъ не менѣе, послѣ этого, въ строгой очереди входитъ въ ванну хозяинъ дома, затѣмъ хозяйка, сыновья, дочери и всѣ домочадцы поочередно. Каждый изъ нихъ сидитъ въ ваннѣ не менѣе пяти, десяти минутъ, пока, въ буквальномъ смыслѣ, не доварится въ ней».

Проживъ нѣсколько времени въ семьѣ японскаго ремесленника, Шрейдеръ понемногу попривыкъ къ японскимъ обычаямъ. Онъ началъ ходить въ японскомъ халатѣ, научился брать ванну по японски, сидѣть на корточкахъ, только никакъ не могъ привыкнуть къ японскимъ сандаліямъ и, въ концѣ концовъ, бросилъ ихъ и началъ носить обыкновенныя европейскія ботинки. Не могъ онъ также привыкнуть къ нѣкоторымъ японскимъ кушаньямъ и отъ трепанговъ (морскихъ червей), которые, по словамъ нѣкоторыхъ путешественниковъ, вкусомъ напоминаютъ не то икру, не то мармеладъ, ему становилось тошно. Не могъ онъ ѣсть также японскаго крѣпкаго соуса — «сои», который обжигаетъ ротъ, словно раскаленнымъ желѣзомъ. Этотъ соусъ приготовляется изъ пшеницы, бобовъ, поваренной соли и воды и въ полузакрытой кадкѣ вся эта смѣсь подвергается броженію въ теченіе отъ 1½ года до 5 лѣтъ. Японцы говорятъ въ шутку, что «соя тѣмъ лучше, чѣмъ больше утонетъ въ ней крысъ, пока она готовится на фабрикѣ», и разумѣется эта поговорка не можетъ способствовать усиленію аппетита европейца, который, узнавъ способъ приготовленія японской сои, не рѣшается больше пробовать ее, тѣмъ больше, что, какъ замѣчаетъ Шрейдеръ — «крысъ въ Японіи очень много n поговорка дѣйствительно можетъ быть близка къ истинѣ».

Жилища японцевъ довольно своеобразны. Обыкновенно дома ихъ невысоки и всегда почти окружены террасами и галлереями. Вслѣдствіе того, что въ Японіи часто бываютъ землетрясенія, японцы избѣгаютѣ построекъ изъ камня или кирпича, а предпочитаютъ постройки изъ дерева и притомъ въ одинъ этажъ. Правда, такіе дома не представляютъ особенной стойкости, потому что не имѣютъ фундамента и легко уносятся тайфуномъ, но за то во время землетрясенія обитателямъ его не грозитъ такая опасность, какъ въ каменномъ домѣ.

Японскіе дома не имѣютъ ни наружныхъ, ни внутреннихъ стѣнъ, а вмѣсто нихъ большія рѣшетчатыя рамы, затянутыя полупрозрачною, навощенною бумагой, которыя могутъ раздвигаться какъ ставни. Такія раздвижныя стѣны всегда можно убрать или раздвинуть, а вмѣсто внутреннихъ стѣнъ употребляются или такія-же бумажныя рамы или переносныя ширмы. Полы устланы циновками, которыя служатъ и для сидѣнія, такъ какъ въ японскихъ домахъ нѣтъ никакой мебели, Настоящую досчатую стѣну японскій домъ имѣетъ только съ одной стороны, много — съ двухъ. Парадными комнатами считаются внутреннія, къ которымъ примыкаетъ веранда, выходящая въ садъ, жилыми же тѣ, которыя выходятъ на улицу. Часть этой передней половины дома отгораживается подъ кухню, гдѣ стоитъ очагъ — большой четырехугольный ящикъ, наполненный пескомъ и золой, въ которомъ разводится огонь.

Японцы сидятъ обыкновенно просто на полу, поджавъ подъ себя ноги, и не нуждаются въ мебели. Сидя такимъ образомъ, они пишутъ, читаютъ, ѣдятъ, и вообще совершаютъ всякую работу. Но при этомъ слѣдуетъ замѣтить, что цыновки, устилающія японскій домъ, отличаются всегда поразительною чистотой, что отчасти объясняется и обычаемъ японцевъ никогда не входить въ домъ въ сандаліяхъ, а оставлять ихъ у входа.

Стѣны японскихъ домовъ внутри часто украшаются длинными узкими полосами матеріи, бумаги или цыновки, на которыхъ нарисована какая-нибудь картина, написано изреченіе какого-нибудь китайскаго мудреца или стихъ японскаго поэта. Кромѣ этого, неизбѣжною принадлежностью каждаго японскаго дома служитъ маленькій ящикъ, гдѣ тлѣетъ уголь для раскуриванія трубокъ. Въ одной изъ стѣнъ устраиваются углубленія, гдѣ, ставятъ вазы съ букетами, а въ другой стѣнѣ сдѣланъ ящикъ, куда прячутся постельныя принадлежности. Онѣ вытаскиваются лишь на ночь и состоятъ изъ тонкаго стеганаго одѣяла, которое служитъ вмѣсто тюфяка, ночного халата и деревянной подставки для головы. Большой фонарь и божница въ углу дополняютъ убранство дома.

Около всякаго японскаго домика, даже у самыхъ бѣдныхъ людей, непремѣнно имѣется маленькій садикъ. Садъ этотъ нерѣдко по своимъ размѣрамъ производитъ впечатлѣніе скорѣе игрушечнаго, нежели настоящаго. Но японцы, горячо любящіе природу и зелень, всегда ухаживаютъ за своими садиками съ величайшею заботливостью. Обыкновенно въ этихъ садахъ растетъ много красивыхъ пальмъ съ широкими листьями, тѣнистыхъ кленовъ, цѣлыя рощи стройныхъ бамбуковъ и масса кустарниковъ, пестрѣющихъ всевозможными цвѣтами; тѣнистыя дорожки бѣгутъ между карликовыми деревьями, крошечные фонтанчики бьютъ среди зелени, воздушные мостики перекинуты черезъ узкіе каналы. Все это такъ непривычно для нашего глаза и вмѣстѣ съ тѣмъ необыкновенно привлекательно и уютно.

ГЛАВА III.
Японская религія. — Вѣротерпимость японцевъ. — Религія сердца. — Храмы шинто. — Легенда о созданіи міра. — Разсерженая богиня. — Священное зеркало. — Буддизмъ. — Гигантская статуя Будды. — Ученіе Будды. — Молитвенныя мельницы.

Японцы не особенно религіозны. Они тщательно выполняютъ обряды, предписываемые ихъ религіей, ходятъ на богомолье, охотно уплачиваютъ всѣ сборы въ пользу храмовъ, но къ вопросамъ вѣры довольно равнодушны. Они не обращаются къ религіи въ важные моменты своей жизни, не приглашаютъ жрецовъ для совершенія брака или нареченія имени новорожденному ребенку. Даже на похоронахъ они часто обходятся безъ жреца. Въ тоже время японецъ отличается большою вѣротерпимостью. Разсказываютъ, что когда въ XVI вѣкѣ жрецы явились къ шіогуну съ просьбою изгнать христіанъ, то онъ спросилъ ихъ: «Ну а сколько же у насъ вообще разныхъ религіозныхъ сектъ?» — «Тридцать пять» отвѣчали они. — «Тридцать пять? Ну такъ не велика бѣда, если будетъ еще тридцать шестая. Пусть только христіане не нарушаютъ нашихъ законовъ».

Гоненія на христіанъ были вызваны въ Японіи именно тѣмъ, что христіане стали нарушать законы страны. Они вносили новое въ старую японскую жизнь, и японцы испугались этого. Если бы не это, то разумѣется японцы не стали бы гнать христіанъ, такъ какъ ко всякой религіи они относятся очень терпимо; доказательствомъ служитъ, что три религіи, кромѣ христіанской, самымъ мирнымъ образомъ уживаются въ Японіи Самая древняя японская религія — шинто, религія сердца, какъ ее называютъ японцы. Большинство населенія, а также микадо, исповѣдуютъ эту религію, — она господствующая религія въ Японіи. Первоначально японцы поклонялись, какъ и многіе другіе народы, силамъ природы, къ которымъ они причисляли души умершихъ и восемь милліоновъ духовъ, наполняющихъ воздухъ и ползающихъ подъ землей. Можно ли было жить въ мирѣ съ этимъ множествомъ духовъ, не принося имъ жертвоприношеній, чтобы умилостивить ихъ? Поэтому каждый родоначальникъ или глава семейства, обращаясь къ духамъ и стараясь умилостивить ихъ, долженъ былъ чествовать ихъ совершенно также, какъ чествуютъ живыхъ людей. Поклоненія духамъ предковъ, которые при жизни отличались какими-нибудь выдающимися достоинствами, и обоготвореніе силъ природы составляетъ главную сущностьдревней японской религіи Эта религія очень проста и не налагаетъ никакихъ сложныхъ обязанностей на своихъ послѣдователей. Главное, что требуется отъ нихъ — это чистота сердца и совѣсти. «Заповѣди нужны только безнравственнымъ людямъ» говорятъ японцы — шинтоисты. — «Тѣмъ же, кто слѣдуетъ велѣніямъ своей совѣсти, заповѣди не нужны».

Какъ проста религія, такъ просты и храмы шинтоистовъ. Это небольшія зданія, совершенно пустыя внутри; единственнымъ ихъ украшеніемъ служатъ снаружи роскошныя рощи ихъ окружающія, а внутри — хрустальное зеркало, символъ чистоты. Молитвъ опредѣленныхъ нѣтъ; вѣрующій проситъ только, чтобы боги просвѣтили его совѣсть, а какими словами онъ это выражаетъ — безразлично. Обрядовъ тоже нѣтъ.

Религія шинто объясняетъ жизнь всего міра и его сотвореніе существованіемъ громаднаго количества духовъ, которые управляютъ всѣми явленіями природы.

Вначалѣ было лишь одно небо и воздухъ, но затѣмъ народилось много духовъ, которые населили воздухъ, и послѣдними были Исанаги и Иванами, которые вступили въ бракъ и создали Японію, всѣ твари земныя, всѣ страны и все, что есть въ этихъ странахъ. Отъ нихъ также произошло еще множество духовъ, которые управляютъ водою, землею, огнемъ и воздухомъ. Изъ праваго глаза Исанами вышла главная богиня Аматерасъ, богиня солнца, которая управляетъ небомъ и всѣми свѣтилами, изъ лѣваго — Цукнеми, духъ луны, а изъ носа — Оузано, правитель морей и преисподней.

Аматерасъ отличается добротою и милосердіемъ; она научила людей работать и жить по совѣсти. Братъ же ея Сузано, свирѣпый и злой, постоянно досаждалъ ей своими выходками и однажды такъ разсердилъ ее, что она удалилась въ пещеру и закрыла входъ въ нее. На землѣ наступила полная тьма и холодъ, такъ какъ богиня дневного свѣтила скрылась. Не только людей, но даже духовъ обуялъ ужасъ. Какъ быть? Какъ заставить богиню выйти? Пробовали устраивать празднества, пѣть, плясать, надѣясь, что она заинтересуется посмотрѣть, что происхо дитъ и выглянетъ, но ничто не помогало. Наконецъ духи догадались сдѣлать зеркало, чтобы показать богинѣ ея красоту, и хитрость удала’съ. Аматерасъ выглянула изъ пещеры, чтобы посмотрѣться въ зеркало, а одинъ изъ сильныхъ духовъ воспользовался этимъ, схватилъ ее за руку и оттащилъ подальше отъ пещеры, въ которую духи моментально завалили входъ. Аматерасъ снова взошла на небо и свѣтъ вернулся на землю.

Въ одномъ изъ храмовъ Японіи, въ Исѣ, хранится священное зеркало, которому, согласно японскимъ вѣрованіямъ, міръ обязанъ тѣмъ, что солнце снова вернулось на небо. Ни одинъ смертный никогда не видѣлъ этого зеркала; оно хранится въ шелковомъ чехлѣ и въ деревянномъ футлярѣ. Иса для японцевъ тоже, что Мекка для мусульманъ, Іерусалимъ для христіанъ. Ежегодно десятки тысячъ богомольцевъ отправляются въ Ису. Ни одинъ ремесленникъ, ни одинъ купецъ, не обходится безъ того, чтобы не посѣтить этотъ храмъ. Японскіе школьники въ городахъ обыкновенно также устраиваютъ паломничества въ Ису. Отпросившись у своего учителя, они отправляются туда, питаясь по дорогѣ милостыней, и такимъ же точно образомъ возвращаются назадъ.

Кромѣ этихъ главныхъ боговъ существуетъ, по повѣрью японцевъ, безчисленное множество духовъ, которые управляютъ каждый своею областью въ мірѣ. Такъ, напримѣръ, есть духъ богатства, духъ насущнаго хлѣба, духъ рисовыхъ полей и т. д. Злые духи, по представленію японцевъ, отличаются необыкновенно безобразною наружностью и всегда стараются нанести людямъ какой-нибудь вредъ.

Шинто была единственною религіей въ Японіи до появленія въ ней буддизма, который занесенъ былъ туда изъ Кореи. Буддійскіе жрецы (бонзы) поняли, что трудно совладать съ древнею религіей и совершенно вытѣснить ее изъ страны, поэтому они стали дѣйствовать хитростью и объявили, что «Ками» (боги шинтоистовъ) и Будда — это одно и тоже и что богиня дневного свѣтила — это тотъ же Будда, который пришелъ спасти Японію.

Японцамъ понравилось новое ученіе главнымъ образомъ съ внѣшней стороны. Они вообще любятъ развлеченія, всякаго рода церемоніи и празднества, и въ этомъ отношеніи буддизмъ могъ лучше удовлетворить ихъ, нежели ихъ прежняя религія. Буддійскіе монахи, проповѣдывавшіе японцамъ буддизмъ, прекрасно поняли эту черту характера японцевъ и потому придали особенную пышность и блескъ своей религіи. Для поддержанія къ ней интереса, они создали тысячи идоловъ, въ честь которыхъ устраиваются въ Японіи празднества чуть-ли не каждый день.

Въ противоположность храмамъ шинто буддійскіе храмы необыкновенно роскошны и богаты; вездѣ разставлены статуи Будды, часто очень художественно исполненныя. Самая знаменитая статуя Будды находится въ Камакурѣ; она такъ велика, что бонза, взобравшійся къ ней на руку, кажется совсѣмъ крошечнымъ. Статуя эта стоить въ аллеѣ и окружена другими статуями Будды меньшей величины и храмами.

Ученіе буддизма во многомъ отличается отъ религіи шинто. Шинто говоритъ только о жизни, а буддизмъ о смерти, о небытіи — «Нирванѣ». Вѣрующіе должны стремится къ Нирванѣ путемъ покаянія и воздержанія, такъ какъ по вѣрованію буддистовъ, настоящая жизнь, загробная, наступаетъ лишь послѣ смерти. Жизнь есть непрерывная цѣпь страданій — такъ учитъ буддійская религія; — но человѣкъ долженъ стремится облегчить тяжесть жизни, долженъ быть кротокъ и добръ ко всему живущему. По смерти душа человѣка переселяется въ какое нибудь другое живое существо, и рядъ этихъ переселеній бываетъ очень дологъ, но во всѣхъ такихъ переселеніяхъ душа человѣка должна проявлять милосердіе и кротость.

Ученіе Будды возникло за много лѣтъ до Рождества Христова. Въ далекой Индіи, у подножія Гималайскихъ горъ, жилъ тогда царь изъ рода Сакія. У него родился сынъ, и царь, мечтая о томъ, чтобы сдѣлать его счастливымъ, рѣшилъ такъ устроить, чтобы царевичъ Сиддархъ никогда не увидалъ горя, болѣзни, старости и смерти людей. Онъ построилъ дворецъ, окружилъ его высокими стѣнами и у воротъ помѣстилъ стражу, которая должна была денно и нощно наблюдать за тѣмъ, чтобы Сиддархъ не могъ увидать ни горя, ни смерти, Во дворцѣ же былъ вѣчный пиръ, вѣчное веселье. Такимъ образомъ жизнь Сиддарха проходила среди веселья и радости. Однако, онъ небыль счастливъ. Душа его тосковала и онъ стремился къ иной, неизвѣстной ему жизни. Когда ему минуло 22 года, то случайно онъ ускользнулъ изъ дворца и сразу увидѣлъ все, что такъ долго отъ него скрывали — увидѣлъ смерть, увидѣлъ болѣзни и страданія людей. Съ тѣхъ поръ покой его уже былъ нарушенъ. Онъ постоянно думалъ о томъ, что увидѣлъ случайно, и какая то таинственная сила толкала его итти, покинуть свой пышный дворецъ и уйти къ жизни, къ людямъ.

"Онъ такъ и сдѣлалъ. Покинувъ темною ночью дворецъ, онъ ушелъ въ пустыню и сдѣлался отшельникомъ. Онъ училъ людей кротости и воздержанію, проводилъ свою жизнь въ исканіи истины и нашелъ ее только тогда, когда углубился въ созерцаніе. Онъ назвалъ себя «Будда» (пробужденный), когда, наконецъ, истина открылась ему.

Теперешніе послѣдователи его ученія и въ особенности жрецы — бонзы, однако, далеко не отличаются тою чистотою жизни, которую предписывалъ Будда своимъ ученикамъ. Они лживы и корыстолюбивы, даже молятся неохотно, такъ что придумали молитвенныя мельницы, чтобы избавать себя отъ необходимости частаго и продолжительнаго произнесенія молитвъ. Эти мельницы строятъ изъ валиковъ, обтянутыхъ бумагой, на которой написана молитва. Валикъ вертится, приводимый въ движеніе рукой, вѣтромъ или водой, и молитва также вертится и летитъ къ Богу.

Такъ извратили кроткое и чистое ученіе Будды его послѣдователи, прибавившіе къ первоначальной религіи разнообразные вычурные обряды.

Кромѣ буддизма въ Японіи распространено еще и ученіе Конфуція, заимствованное изъ Китая, но это ученіе распространено только среди высшихъ классовъ общества, а не среди народа, гдѣ исповѣдуютъ или религію шинто, или буддизмъ, а иногда и обѣ вмѣстѣ, исполняя обряды той и другой религіи. Четвертая религія въ Японіи — христіанство, прежде была распространена гораздо больше. Японцы отнеслись сначала къ христіанской проповѣди очень хорошо, и новая религія дѣлала быстрые успѣхи. Но эти успѣхи были непродолжительны и скоро начались гоненія. Между прочимъ, разсказываютъ, что однимъ изъ поводовъ къ гоненіямъ былъ неосторожный отвѣтъ одного испанскаго кормчаго на вопросъ высокопоставленнаго японскаго чиновника, который спросилъ его, когда онъ началъ: хвастать обширностью владѣній своего короля: «что же дѣлаетъ вашъ король для завоеванія такого, множества земель?» — «Онъ посылаетъ миссіонеровъ въ страну, а затѣмъ, когда они обратятъ жителей этой страны въ христіанство, то туда отправляютъ войска. Вотъ и все»! отвѣчалъ кормчій. Отвѣтъ этотъ сдѣлался, всѣмъ извѣстенъ и, конечно, много способствовалъ тому, что японцы стали недовѣрчиво относиться къ христіанамъ.

Но мало по малу это враждебное отношеніе къ христіанству исчезло въ Японіи и теперь отъ него не осталось даже и слѣда.

На сѣверѣ отъ Токіо, почти въ центрѣ острова Ниппона, въ лѣсистой и изборожденной высокими горными хребтами мѣстности высится одна изъ самыхъ священныхъ для японцевъ горъ — «святая гора» Никко, гдѣ находятся гробницы знаменитыхъ шіогуновъ.

Какъ у древнихъ грековъ Олимпъ, такъ у японцевъ «святая гора» считается по преданію земнымъ мѣстопребываніемъ небесныхъ божествъ. Это одна изъ самыхъ красивыхъ мѣстностей въ Японіи, превосходящая, по словамъ путешественниковъ, своею живописностью лучшія мѣста Швейцаріи и Италіи. Тамъ, подъ покровомъ густого лѣса, среди шумящихъ водопадовъ, разбросаны великолѣпные замки, буддійскіе храмы, мавзолеи, гробницы, поражающіе своею царскою роскошью и красотой. Японцы очень гордятся этою мѣстностью и у нихъ даже существуетъ поговорка: «кто не видалъ Никко — тотъ не видалъ ничего истинно прекраснаго и удивительнаго!»

И дѣйствительно, въ этихъ словахъ не заключается преувеличенія. Чудный лѣсъ, по мѣрѣ приближенія къ Никко, становится все разнообразнѣе: кедры, туи, камфарныя деревья, яркія, пахучія, ароматныя, выдѣляются на фонѣ зеленой долины, и чѣмъ далѣе, тѣмъ таинственнѣе и безмолвнѣе становится этотъ лѣсъ.

Маленькая^: деревушка Никко, состоящая всего изъ одной улицы, въ концѣ которой возвышается «святая гора» — всегда полна богомольцами. Съ горы льется широкій потокъ Дайя-Гава, окруженный скалами и вѣковыми деревьями. По одной сторонѣ этого быстраго потока высѣченъ въ скалѣ цѣлый рядъ сидячихъ изображеній Будды, и эта аллея каменныхъ идоловъ, среди таинственннаго лѣса, производитъ неизгладимое впечатлѣніе на путешественника. Безмолвно смотрятся эти каменныя изваянія въ зеркальныя воды потока, и японцы увѣряютъ, что никто не знаетъ числа этихъ идоловъ. У нихъ существуетъ повѣрье, что въ тотъ день, когда кому-нибудь удастся сосчитать ихъ, море, выступитъ изъ своихъ береговъ и потопитъ Японію.

Между вѣтвями деревьевъ, тамъ и сямъ, виднѣются блестящія, черныя, бронзовыя и золоченыя крыши мавзолеевъ и храмовъ, и тишина первобытнаго лѣса нарушается лишь голосами бонзъ, поющихъ псалмы у могилъ знаменитыхъ мертвецовъ, да звономъ бронзоваго колокола, уныло раздающагося въ лѣсу.

Самый замѣчательный памятникъ старины, который находится въ этомъ лѣсу, — это усыпальница знаменитаго японскаго шіогуна Іеяси. Тутъ находится цѣлый городъ храмовъ, статуй и кіосковъ. Едва ли какой-нибудь дворецъ можетъ сравняться по роскоши, красотѣ, изяществу, богатству и великолѣпію съ этими постройками.

И какихъ только идоловъ тутъ ни увидишь! Вотъ въ одной нишѣ стоитъ весь зеленый богъ вѣтра съ мѣшкомъ на спинѣ. На каждой ногѣ у него по два пальца, на рукахъ — по четыре. Противъ него — богъ грома и молніи съ громовою стрѣлой въ поднятой рукѣ. Близь одного храма стоитъ великолѣпный фонтанъ «Саке» (рисовая водка), изъ глубины котораго по преданію забилъ любимый японцами напитокъ, впервые такимъ образомъ появившійся въ странѣ.

Этотъ фонтанъ прекрасно сохранился, несмотря на то, что стоитъ уже много вѣковъ, но, разумѣется, изъ него льется вода, а не рисовая водка.

ГЛАВА IV.
Характеръ японцевъ. — Ихъ привѣтливость и вѣжливость. — Мужество японцевъ. Обычай вспарыванія живота. — Гостепріимство японцевъ. — Званый обѣдъ. — Пища японцевъ. — Чайная церемонія. — «Кули».

О отзывамъ всѣхъ путешественниковъ, побывавшихъ въ Японіи, въ этой странѣ все имѣетъ живой, веселый видъ. «Все улыбается въ Японіи, говоритъ одинъ путешественникъ — и небо, и растительность, и люди». Всюду видишь привѣтливыя, довольныя лица, слышишь смѣхъ и шутки. Въ то же время японцы очень учтивы, но эта учтивость не носитъ характера необыкновенной вѣжливости и несносной церемонности китайцевъ. «Даже японскіе нищіе ведутъ себя совсѣмъ не такъ, какъ нищіе другихъ странъ; они не стараются возбудить состраданіе слезами и жалобными кривляньями, а пробуютъ разсмѣшить какими-нибудь шутками и комическими выходками и такимъ путемъ добыть милостыню».

Японцы самый цивилизованный народъ: изъ всѣхъ азіатскихъ народовъ. Притомъ они обладаютъ многими выдающимися душевными качествами: они мужественны, изобрѣтательны и чрезвычайно способны. Самообладаніе также принадлежитъ къ числу отличительныхъ чертъ японцевъ. Можно смѣло сказать, что во всемъ свѣтѣ нѣтъ людей, которые бы умѣли лучше сдерживаться, какъ въ радости, такъ и въ горѣ, и не показывать своихъ чувствъ. Благовоспитанность, кроткій нравъ, терпимость къ чужимъ мнѣніямъ и обычаямъ, всегда добродушная, веселая улыбка, которая не сходитъ у нихъ съ лица — вотъ что подкупаетъ въ ихъ пользу. На японскомъ языкѣ нѣтъ даже совсѣмъ ругательныхъ словъ и самою сильною бранью считается, если японецъ обзоветъ кого-нибудь «черепахой».

Европеецъ, пріѣзжающій въ Японію изъ Китая, бываетъ обыкновенно пораженъ тѣмъ, что эта страна совсѣмъ не похожа ни на одну изъ азіатскихъ странъ и рѣзко отличается отъ своей сосѣдки Китая. Многое, что онъ видитъ въ Японіи, должно невольно внушать ему уваженіе къ этому народу. Японцы совсѣмъ не имѣютъ о себѣ такого высокого мнѣнія, какъ, напр., китайцы, самомнѣнію которыхъ нѣтъ границъ. Напротивъ, японцы сознаютъ, что имъ еще многому надо учиться, и всегда охотно заимствуютъ у иностранцевъ то, что по ихъ мнѣнію можетъ быть полезно ихъ странѣ.

Храбрость составляетъ также отличительную черту японцевъ. Японскіе воины никогда не убѣгали съ поля битвы, а японскіе полководцы всегда шли впереди своего войска. Въ исторіи японскихъ войнъ можно найти, много примѣровъ, указывающихъ на способность японцевъ къ великодушію, самоотверженію и геройскимъ подвигамъ.

Во время послѣдней японско-китайской войны былъ такой случай: одинъ японскій офицеръ, идя во главѣ своего войска, услышалъ крики маленькаго ребенка, очевидно покинутаго своею матерью въ пустынномъ полѣ. Офицеръ направился туда, нашелъ ребенка, посадилъ его на лѣвую руку и продолжалъ итти на непріятеля, держа обнаженную саблю въ правой рукѣ. Даже во время схватки съ непріятелемъ онъ не бросилъ ребенка, а сражался одной рукой. Ребенокъ остался живъ, также какъ и его спаситель.

У японцевъ до очень недавняго времени существовалъ особый видъ самоубійства — вспарываніе живота. Это былъ родъ добровольной мести, къ которому прибѣгалъ самолюбивый японецъ въ тѣхъ случаяхъ, когда ему наносилось какое-нибудь очень сильное и несправедливое оскорбленіе, смыть которое казалось ему возможнымъ, только добровольно уйдя изъ жизни. Вотъ какъ это происходило. Японецъ, осудившій себя на самоубійство, сзывалъ своихъ друзей и родственниковъ и, сидя на цюновкѣ, одѣтый въ бѣлую одежду (знакъ траура у японцевъ), сообщалъ имъ о причинѣ, побудившей его лишить себя жизни. Затѣмъ онъ вспарывалъ себѣ кинжаломъ животъ, а одинъ изъ друзей отсѣкалъ ему голову, чтобы ускорить его смерть.

О гостепріимствѣ японцевъ также существуетъ много разсказовъ. Если къ японцу пріѣзжаетъ въ гости европеецъ, то хозяинъ всегда считаетъ своимъ долгомъ устроить въ честь его парадный обѣдъ и созватъ массу гостей. Д. И. Шрейдеръ въ своей книгѣ «Японія и японцы» описываетъ такой парадный обѣдъ, бывшій у одного простого ремесленника.

«Гости (ихъ явилось очень много заразъ) входили съ мнимо-притворною неувѣренностью, низко кланяясь и прижимая руки къ колѣнямъ, если это мужчины, или падая на колѣнки и касаясь лбомъ земли, если это были женщины. Хозяева, тронутые вниманіемъ гостей, встрѣчали ихъ вычурнымъ привѣтствіемъ.

— Благодаримъ васъ за то огромное удовольствіе, которое доставила намъ послѣдняя встрѣча съ вами — говорили хозяева, низко кланяясь гостямъ.

Гости, не входя въ комнату, низко присѣдали и старались выказать еще большую любезность хозяевамъ, говоря:

— Просимъ извиненія за нашу грубость, невоспитанность и невѣжество, которыми мы васъ вѣроятно тогда обидѣли.

Разумѣется гости и не думали обижать хозяина — японцы слишкомъ добродушны и веселы для этого, — но такіе отвѣты требуются мѣстнымъ обычаемъ.

Хозяева, конечно, знаютъ, что все это говорится только изъ приличія, но считаютъ, съ своей стороны, долгомъ вѣжливости возражать гостямъ, принимая на себя ихъ воображаемую вину. Поэтому хозяинъ непремѣнно восклицаетъ:

— Какъ вы можете говорить это, когда я, а не вы, виноватъ въ томъ, что не оказалъ вамъ должнаго почтенія!

— Что вы? Что вы? — продолжаютъ настаивать гости. — Вы дали намъ урокъ хорошаго обращенія.

— Но какъ вы могли снизойти до того, чтобы удостоить своимъ посѣщеніемъ мою убогую лачугу? — продолжаетъ ломаться хозяинъ, корча при этомъ самую удивленную физіономію.

— Напротивъ, я удивляюсь вашей добротѣ и любезности, позволившей вамъ принять въ такомъ почтенномъ домѣ какъ вашъ, такого ничтожнаго человѣка, какъ я, — возражаетъ гость, какъ будто не на шутку удивляясь небывалой снисходительности хозяина.

На этомъ обыкновенно кончаются церемоніи, и гости, снявъ сандаліи, входятъ внутрь комнаты въ однихъ чулкахъ и разсаживаются на полу въ ожиданіи обѣда».

Японцы чрезвычайно, неприхотливы въ пищѣ: немного варенаго риса, бобы, зелень, кусочекъ сушеной рыбы, вотъ и все, чѣмъ питается въ будни японскій народъ. Мясо, молоко, масло, даже хлѣбъ отсутствуютъ въ японскомъ столѣ. У жителей побережья, разумѣется, главною пищей служатъ морскіе продукты — рыба, раки, моллюски, водоросли.

Ножей и вилокъ у японцевъ нѣтъ, а вмѣсто нихъ каждый держитъ у себя за поясомъ пару маленькихъ, хорошо отполированныхъ, круглыхъ палочекъ.

У зажиточныхъ японцевъ столъ все-таки бываетъ довольно разнообразенъ. Обыкновенно передъ обѣдомъ выпивается маленькая чашечка японскаго чая, а вмѣсто закуски служитъ родъ пастилы изъ водорослей съ сокомъ ягодъ и пастила изъ тѣста, приготовленнаго изъ смѣси рыбъ съ яйцами. Послѣ этого сладкаго блюда слѣдуютъ нѣсколько кусочковъ сырой, тоненькими ломтиками нарѣзанной рыбы, украшенной водорослями и приправленной особою подливкой. Нѣсколько сортовъ похлебки.и грибные супы составляютъ середину обѣда. Въ нѣкоторыхъ изъ суповъ плаваютъ клецки, къ другимъ подаются печенья. Затѣмъ слѣдуетъ жареная рыба, жареные креветки, рѣдька и картофель со стружками куринаго мяса. Все это подается маленькими порціями и обмакиваются въ подливку изъ сои. Подъ конецъ подается рисъ, который запивается чаемъ. Дессертомъ служатъ конфекты изъ рисовой муки и соленая рѣдька.

Приготовленіе чаю, который подается въ концѣ обѣда, совершается обыкновенно женою или дочерью хозяина и сопряжено съ большими церемоніями. У японцевъ существуетъ даже цѣлая наука, называемая «чайною церемоніей». Обыкновенно каждую японскую дѣвушку съ самыхъ малыхъ лѣтъ обучаютъ чайному обряду, и она обязана знать его такъ-же твердо, какъ читать и писать.

Путешественникъ въ Японіи, который вначалѣ замѣчалъ только веселыя лица, ознакомившись съ жизнью японцевъ, начинаетъ видѣть, что и ихъ жизнь имѣетъ свои печали и заботы. Раньше, когда въ Японіи были лишь небольшія мастерскія, рабочимъ и мелкимъ ремесленникамъ жилось гораздо лучше, чѣмъ теперь. Хозяинъ и рабочій мало отличались другъ отъ друга, разница состоянія тоже была не велика, они переживали вмѣстѣ и тяжелые дни безработицы, но и удачи. Однако, съ тѣхъ поръ, какъ въ Японіи понастроились фабрики и заводы, все измѣнилось. Теперь между фабрикантомъ мильонеромъ и его рабочимъ, конечно, существуетъ цѣлая пропасть, кромѣ того японскіе рабочіе — «кули» часто и вовсе остаются безъ работы и голодаютъ. Да и тогда, когда у нихъ есть работа, имъ живется плохо; въ тѣхъ кварталахъ, гдѣ живутъ эти кули, пресловутаго.. японскаго веселья почти незамѣтно. Да оно и понятно. Люди, изнуренные продолжительнымъ, тяжелымъ и никогда не прекращающимся трудомъ и притомъ плохо питающіеся, не могутъ уже такъ отдаваться веселью. Даже дѣти въ фабричныхъ кварталахъ выглядятъ унылыми, а женщины перестаютъ заботиться о своей прическѣ, составляющей красу и гордость каждой японки. Имъ не до того — онѣ также какъ и ихъ мужья, отцы и братья, работаютъ на фабрикахъ. На фабрику отдаютъ и дѣтей, потому что и они могутъ исполнять тамъ какую нибудь работу, которая имъ по силамъ.

ГЛАВА V.
Японская семья. — Японскія дѣти; ихъ благонравіе. — Игры дѣтей. — Змѣиные бои. — Прическа японокъ. — Одежда. — Японская татуировка. — Чистоплотность японцевъ. — Образованіе. — Воспитаніе дѣвочекъ. — Сватовство и свадьба.

Японецъ очень любитъ свою семью, въ которой заключается все самое дорогое для него послѣ родины. Въ японской семьѣ господствуютъ обыкновенно миръ и спокойствіе; грубое обращеніе съ женой и дѣтьми составляютъ небывалое явленіе. Глава семьи, конечно, отецъ, и безъ его согласія и разрѣшенія ничего не дѣлается въ домѣ. Онъ распоряжается работами, слѣдить за поведеніемъ членовъ семьи и строго наблюдаетъ за тѣмъ, чтобъ всѣ были другъ съ другомъ вѣжливы, добры и предупредительны. Но зато и отвѣтственность на немъ лежитъ большая. Если семья несчастна, если дѣти плохо воспитаны, оказались плохими гражданами, преступниками, то молва винитъ отца. Если отецъ видитъ, что его слова не дѣйствуютъ на сына, который продолжаетъ дурно вести себя, то онъ можетъ выгнать его изъ дому и усыновить другого, совершенно посторонняго человѣка. Но за то и сынъ, если онъ недоволенъ отцомъ и находитъ, что тотъ поступаетъ съ нимъ жестоко или не заботится о немъ, можетъ отъ него отказаться и выбрать себѣ пріемнаго отца.

Дѣти, какъ мальчики, такъ и дѣвочки, пользуются въ японской семьѣ одинаковою любовью и заботливостью. Маленькія японскія ребята въ нѣкоторомъ отношеніи находятся даже въ лучшемъ положеніи, нежели наши европейскія дѣти. Въ японскихъ домахъ нѣтъ ровно никакой мебели и поэтому ребятишки могутъ возиться и рѣзвиться совершенно безопасно на мягкихъ, чистыхъ цыновкахъ, которыми устланъ полъ японскаго дома. Оттого-то японцы не боятся оставлять своихъ дѣтей однихъ, безъ присмотра, такъ какъ имъ не грозитъ опасность удариться о какую нибудь мебель.

Въ Японіи лишь крайне рѣдко можно увидѣть плачущаго или опечаленнаго ребенка, дѣти тамъ всегда веселы и жизнерадостны. «Страна улыбающихся дѣтей», такъ называютъ Японію нѣкоторые путешественники. Но изъ этого не слѣдуетъ выводить заключеніе, что японскіе родители балуютъ своихъ дѣтей, потворствуютъ всѣмъ ихъ желаніямъ и ни въ чемъ ихъ не стѣсняютъ, наоборотъ, японскимъ дѣтямъ, въ особенности дѣтямъ ремесленниковъ, уже съ самаго ранняго возраста приходится переносить лишенія, а дѣти земледѣльцевъ привыкаютъ чуть ли не съ рожденія ко всевозможнымъ перемѣнамъ погоды, такъ какъ матери, которымъ йена кого ихъ оставить дома, берутъ своихъ дѣтей съ собою, на полевыя работы и привязываютъ ихъ у себя на спинѣ, чтобы имѣть свободныя руки. Маленькій японецъ, выглядывающій изъ мѣшка на спинѣ матери, ведетъ себя очень спокойно и прилично и не мѣшаетъ матери работать. Вообще японскія дѣти отличаются своимъ послушаніемъ. Съ древнихъ временъ въ Японіи утвердилось понятіе, что любовь и почтеніе къ родителямъ — первая добродѣтель человѣка, и японецъ съ самыхъ малыхъ лѣтъ воспитывается въ этихъ понятіяхъ. Народныя поговорки японцевъ подтверждаютъ это: «Добрый сынъ — счастье отца». «Ягненокъ пьетъ молоко, стоя на колѣняхъ». «Даже животное уважаетъ своихъ родителей» и т. д. — все это указываетъ, какія отношенія существуютъ между родителями и дѣтьми въ Японіи. Одинъ нѣмецкій путешественникъ, долго жившій въ Японіи, восхищается японскими ребятишками. «Никогда вы не увидите на японскихъ улицахъ такія дикія мальчишескія игры, драку и возню, какія встрѣчаются у насъ на каждомъ шагу, — говоритъ онъ. Безвредныя веселыя игры и смѣющіяся оживленныя дѣтскія лица — вотъ что видимъ мы у дверей каждаго японскаго дома. Я не видѣлъ ни разу, чтобы приходилось разнимать дерущихся дѣтей».

Поцѣлуи и ласки составляютъ совершенно непривычное явленіе въ японской семьѣ. Какъ бы ни любила мать своего ребенка, она никогда не цѣлуетъ его. Но это не мѣшаетъ японкѣ нѣжно любить своихъ дѣтей. Родители заботятся о томъ, чтобы дѣти имѣли игрушки и устраиваютъ дѣтскіе праздники, на которыхъ и сами веселятся вмѣстѣ съ дѣтьми. Вмѣстѣ съ тѣмъ они очень строго слѣдятъ за тѣмъ, чтобы дѣти учились и аккуратно посѣщали школу.

Японскія дѣвочки, также какъ и наши, любятъ играть въ куклы, а любимая игра мальчиковъ — это кубарь и змѣй. Впрочемъ, пусканіе змѣя составляетъ любимое развлеченіе и взрослыхъ японцевъ, и часто устраиваются въ воздухѣ змѣиные бои, на которые стекаются смотрѣть сотни зрителей. Шнуръ змѣи въ такихъ случаяхъ обшивается истолченнымъ стекломъ, на разстояніи приблизительно 20 футъ отъ рамы, и затѣмъ владѣлецъ змѣя старается такъ его направить, чтобы въ воздухѣ перерѣзать веревку своего соперника. Иногда борьба длится нѣсколько часовъ, и все время зрители съ неустаннымъ вниманіемъ слѣдятъ за движеніями змѣя въ воздухѣ. Перерѣзанный змѣй становится собственностью противника, и тотъ съ торжествомъ уноситъ его домой.

На седьмой день послѣ рожденія ребенка ему дается имя, что бываетъ всегда сопряжено съ болѣе или менѣе блестящими празднествами, смотря по состоянію родителей. Но это только временное имя, которое мальчикъ носитъ до пятнадцатилѣтняго возраста, когда онъ уже считается взрослымъ; тогда онъ самостоятельно выбираетъ себѣ имя, которое остается до конца жизни.

Черезъ мѣсяцъ послѣ рожденія ребенка ему брѣютъ голову, и мать несетъ его въ храмъ, гдѣ она жертвуетъ нѣсколько монетъ и приноситъ благодарственныя молитвы, затѣмъ въ одиннадцатый день одиннадцатаго мѣсяца жизни ребенка также устраивается торжество, потому что съ этого дня ему выбриваютъ на головѣ только извѣстныя мѣста, а остальнымъ волосамъ даютъ рости на свободѣ.

Маленькой японкѣ, когда она достигнетъ семи лѣтъ, выбриваютъ, согласно мѣстному обычаю, брови. Когда она становится взрослой дѣвушкой, то брови ея перестаютъ брить, и вообще она начинаетъ тогда очень заботиться о своей наружности и особенно много времени удѣляетъ своей прическѣ. Эта прическа — цѣлое сооруженіе, и богатые люди обыкновенно приглашаютъ для этого особую мастерицу, которая и причесываетъ японскихъ женщинъ. Но все таки подобная прическа требуетъ столько хлопотъ, что ее возобновляютъ не каждый день; богатыя — раза два-три въ недѣлю, а бѣдныя — разъ или два въ мѣсяцъ. Чтобы не разстроить своего головного убора, женщины спятъ обыкновенно, положивъ голову на деревянную подставочку; конечно, надо обладать большою привычкой, чтобы заснуть въ такомъ неудобномъ положеніи. Для каждаго изъ насъ это было бы пыткой, но японки такъ привыкли, что совсѣмъ не замѣчаютъ неудобства и лежатъ на своей деревянной подставочкѣ, словно на пуховой подушкѣ!

Одежда, какъ японцевъ, такъ и японокъ, состоитъ главнымъ образомъ изъ широкаго халата — «киримона», перевязаннаго поясомъ. Этотъ халатъ имѣетъ большіе отвороты и очень широкіе рукава. Нижняя часть рукава представляетъ родъ мѣшка, замѣняющаго карманъ, въ которомъ японцы носятъ все, что имъ нужно имѣть подъ рукой. Между прочимъ, въ этомъ карманѣ они держатъ запасъ тоненькихъ бумажекъ, которыя замѣняютъ имъ носовые платки.

Европеецъ, въ первый разъ очутившійся въ Японіи, иногда не можетъ разобрать съ перваго взгляда, кого онъ передъ собою видитъ, мужчину или женщину? — такъ похожа ихъ одежда. Разница лишь въ томъ, что женскій костюмъ отличается отъ мужскаго болѣе яркими цвѣтами и болѣе широкимъ поясомъ, который завершается большимъ бантомъ. Европейцы, желающіе нарядиться въ японскій костюмъ, часто съ непривычки ошибаются и вмѣсто мужского одѣваютъ женскій костюмъ, къ великой забавѣ японцевъ.

Одежда японца изготовляется изъ шелка или бумаги. На ноги они надѣваютъ чулки съ особымъ отдѣленіемъ для большого пальца, а вмѣсто сапогъ носятъ только деревянную или соломенную подошву, которая прикрѣпляется къ ногѣ веревочками. Для защиты же головы отъ солнечныхъ лучей японцы обыкновенно носятъ бумажные зонтики. Крестьяне и вообще рабочіе, у которыхъ руки заняты, носятъ на головѣ огромныя, плетеныя изъ бамбука шляпы, похожія на перевернутую вверхъ дномъ деревянную чашку. Женщины же изъ простого народа повязываютъ голову кускомъ бумажной матеріи.

Въ жаркое время рабочій нерѣдко сбрасываетъ свой халатъ и оставляетъ только поясъ. Тѣло у нихъ обыкновенно татуировано. Вообще обычай татуировки въ Японіи уже исчезаетъ, и татуируются только тѣ, кому по роду занятій приходится ходить голыми. При этомъ чаще всего употребляется красная, синяя и бѣлая краска. Тѣло разрисовывается различными рисунками, напримѣръ: дерево обвиваетъ своими корнями правую ступню, поднимается по ногѣ, раскидываетъ свои вѣтки по всей спинѣ и груди; вѣтви усажены цвѣтами и листьями. Тутъ-же изображенъ аистъ, выглядывающій изъ-за листьевъ. Для производства такихъ сложныхъ рисунковъ въ Японіи существуютъ спеціалисты-мастера. Операція татуировки сложная и довольно болѣзненная, такъ какъ рисунки производятся посредствомъ уколовъ, въ которые втирается краска. Уколы эти воспаляются и болятъ, такъ что при видѣ такихъ сложныхъ рисунковъ на тѣлѣ, невольно изумляешься, какъ много долженъ былъ вытерпѣть бѣдный японецъ, прежде чѣмъ тѣло его украсилось такимъ красивымъ рисункомъ, который замѣняетъ ему одежду.

Въ дождливую погоду японскій рабочій набрасываетъ на плечи плащъ изъ соломы или пальмовыхъ оческовъ, съ котораго вода скатывается точно съ крыши, зимою же для теплоты японцы надѣваютъ нѣсколько: одеждъ одна на другую.

Японцы очень чистоплотны, купаются по нѣсколько разъ въ день и притомъ въ такой горячей водѣ, которая европейцамъ кажется настоящимъ кипяткомъ.

Образованные японцы одѣваются: теперь уже по европейски. Первый примѣръ этому подалъ микадо, а затѣмъ его жена и японскія придворныя дамы бросили свои киримоны и облачились въ европейскія модные костюмы. Простой народъ еще остается вѣренъ своимъ прежнимъ обычаямъ. Но и среди низшихъ классовъ японскаго населенія попадаются иной разъ люди, которые смѣшиваютъ японскій костюмъ съ европейскимъ; нерѣдко можно встрѣтить японца, одѣтаго въ свой національный халатъ, но съ цилиндромъ на головѣ, важно выступающаго по улицѣ и помахивающаго тросточкой.

Японскія дѣвочки, также какъ и мальчики, должны учиться и посѣщать школу, поэтому всѣ японки безъ исключенія умѣютъ читать и писать, считать и знаютъ домашнія рукодѣлья, умѣютъ играть на гитарѣ и, конечно, до тонкости изучили всѣ подробности чайной церемоніи. Всему этому онѣ научаются въ народной школѣ. У зажиточныхъ людей образованіе дѣвушки этимъ не заканчивается. Теперь въ Японіи, въ каждомъ городѣ, есть среднія женскія школы, вродѣ нашихъ гимназій. Но мало этого: женщины даже могутъ посѣщать единственный въ Японіи университетъ, въ Токіо. Кромѣ того для нихъ открыто много спеціальныхъ школъ, и въ Японіи уже есть женщины-инженеры, адвокаты и т. д. Образованное японское общество все больше и больше отстаетъ отъ своихъ прежнихъ взглядовъ на женщину и приближается въ этомъ отношеніи, какъ и въ другихъ, къ европейскому обществу. Только въ простомъ народѣ еще сохраняются прежніе взгляды и обычаи. Но положеніе женщины вообще у японцевъ всегда было лучше, чѣмъ у китайцевъ и другихъ восточныхъ народовъ. У тѣхъ женщина — настоящая раба, безгласная и несчастная; не такъ у японцевъ. Замужняя женщина въ Японіи занимаетъ далеко не послѣднее мѣсто въ домѣ. Она является настоящей помощницей и совѣтницей своего мужа, завѣдуетъ всѣмъ домомъ и хозяйствомъ и даже весьма часто держитъ въ повиновеніи своего супруга, хотя наружно и оказываетъ ему почтеніе и дѣлаетъ видъ, что занимаетъ второстепенное мѣсто въ семьѣ, какъ того требуетъ обычай.

Японскія дѣвушки пользуются довольно большою свободой, но, выходя замужъ, онѣ должны отказаться отъ многого и, прежде всего, слѣдуя обычаю, обезображиваютъ себя, сбривая себѣ брови и окрашивая зубы черною краской.

Конечно, этотъ обычай уже не соблюдается въ образованномъ японскомъ обществѣ, но въ народѣ онъ еще сохраняется во многихъ мѣстахъ Японіи въ прежней силѣ.

Обыкновенно родители выдаютъ замужъ свою дочь, не спрашивая ея согласія, но все-таки очень часто случается, что дѣвушка выходитъ замужъ за того, кто ей приглянулся. Женихъ или подсылаетъ сватовъ, или самъ, темною ночью, подкравшись къ воротамъ дома, гдѣ живетъ дѣвушка, которая ему понравилась, прикрѣпляетъ къ нимъ цвѣтущую вѣтку растенія. На другой день онъ тайкомъ идетъ посмотрѣть, тамъ ли его вѣтка; если вѣтка снята — значитъ, предложеніе принято. Тогда семья жениха и невѣсты начинаетъ вести переговоры, рѣшаетъ, когда можно свидѣться жениху и невѣстѣ, и кстати договаривается о приданомъ. Послѣ свиданія, женихъ посылаетъ невѣстѣ подарки, но все полученное отъ него она отдаетъ своимъ родителямъ какъ бы въ благодарность за свое воспитаніе.

Въ день свадьбы происходитъ торжественное перенесеніе приданаго къ жениху. Чѣмъ богаче невѣста, тѣмъ роскошнѣе ея приданое: тутъ есть и красивые коврики и прелестныя ширмы, изящная домашняя утварь изъ лака и бронзы, посуда и неизбѣжная прялка, какъ доказательство того, что дѣвушка становится самостоятельною хозяйкою дома. Затѣмъ, если женихъ и невѣста желаютъ, то они могутъ отправиться въ храмъ, гдѣ жрецъ читаетъ имъ молитвы и благословляетъ ихъ, но большею частью все обходится безъ вмѣшательства жреца. Родные невѣсты относятъ ее въ красивыхъ носилкахъ къ жениху и тамъ встрѣчаютъ ихъ шаферъ жениха и подруга невѣсты. Женихъ сидитъ среди своихъ родныхъ на почетномъ мѣстѣ; посреди комнаты поставленъ низенькій лаковый столикъ, украшенный цвѣтами. На другомъ столикѣ приготовлено «саке» для гостей и родныхъ невѣсты, которые пьютъ за здоровье новобрачныхъ, какъ и у насъ на свадьбахъ.

На другой день утромъ молодая жена брѣетъ свои брови и чернитъ зубы, и для нея уже начинается новая жизнь самостоятельной хозяйки. Миновало время, когда она называлась «мусме» (дѣвушка) и, нарядная и веселая, гуляла на улицѣ съ подругами. Она теперь имѣетъ свой домъ и хозяйство, налагающіе на нее заботы и обязанности.

ГЛАВА VI.
Японскіе праздники. — Праздникъ Новаго года. — Праздникъ мертвыхъ. — Любовь японцевъ къ цвѣтамъ. — Праздники цвѣтовъ. — Праздникъ вишенъ. — Праздникъ азалій. — Праздникъ хризантемъ.

Ни въ одной странѣ не бываетъ столько праздниковъ, какъ въ Японіи. Японцы чрезвычайно любятъ всевозможныя увеселенія и празднества. Обыкновенно для нихъ совершенно безразлично, какой это праздникъ, въ честь кого или чего онъ устраивается. Довольно одного — что это праздникъ, и японцы радуются случаю повеселиться, нарядиться въ праздничное платье и пображничать вмѣстѣ со своими знакомыми и друзьями.

Этой любовью японцевъ къ развлеченіямъ объясняется обиліе праздниковъ у нихъ, которое на пріѣзжаго европейца производитъ впечатлѣніе, какъ будто онъ попалъ въ страну, гдѣ существуетъ вѣчный праздникъ. А между тѣмъ японцевъ ни въ какомъ случаѣ нельзя назвать лѣнивыми, и своею удивительною способностью трудиться они далеко превосходятъ другіе народы. Необходимость трудится и порою очень много, чтобы заработать себѣ кусокъ хлѣба, нисколько не вліяетъ на жизнерадостное настроеніе японскаго народа. Японецъ переходитъ отъ труда, упорнаго и тяжелаго, къ самому беззаботному веселью съ необычайною легкостью; кончается праздникъ, и онъ берется за свою работу, но лишь только наступаетъ новое празднество, устраивается какая-нибудь процессія, и онъ непремѣнно присоединяется къ ней.

Въ народныхъ религіозныхъ празднествахъ и процессіяхъ, которыя называются «матсури» и устраиваются въ честь «Ками» или второстепенныхъ божествъ, всегда участвуютъ фигляры или клоуны, которые своими уморительными выходками вызываютъ всеобщее веселье. Японцы говорятъ, что «Ками не получаютъ никакого удовольствія, если видятъ кругомъ недовольныя лица; поэтому всѣ должны веселиться и улыбаться». По словамъ японцевъ нельзя надоѣдать божествамъ своими нуждами и горестями, такъ какъ это только огорчаетъ ихъ, и притомъ они могутъ увидѣть въ этомъ доказательство нашего недовѣрія къ ихъ заботливости о нашемъ счастьи — слѣдовательно, чтобы сдѣлать божествамъ пріятное и вызвать ихъ расположеніе, «лучше веселиться, чѣмъ плакать!» Оттого то у японцевъ всѣ религіозныя процессіи имѣютъ характеръ какихъ то увеселительныхъ театральныхъ празднествъ, и мрачнаго, торжественнаго въ нихъ нѣтъ ровно ничего.

Интереснѣе всего во время этихъ процессій представленія дѣтей. Маленькіе актеры появляются на улицѣ, сидя верхомъ на рослыхъ японцахъ; впереди ихъ шествуютъ музыканты, а сзади несутъ всѣ принадлежности для подмостковъ и сцены, которую быстро устраиваютъ на любомъ мѣстѣ, гдѣ останавливается процессія. Дѣти переходятъ съ плечъ своихъ носильщиковъ на сцену, наскоро разыгрываютъ какую-нибудь незамысловатуго пьеску и затѣмъ, при восторженныхъ крикахъ торжествующей толпы, они отправляются дальше, снова усѣвшись на плечи взрослыхъ японцевъ. За такою процессіей обыкновенно слѣдуютъ несмѣтныя толпы народа. Къ чести японцевъ надо сказать, что никогда, несмотря на такое стеченіе народа, не бываетъ ни давки, ни брани, ни драки. Одинъ русскій путешественникъ, присутствовавшій на такомъ празднествѣ, говоритъ, что изъ ста двадцати тысячъ человѣкъ, которые толпились на тѣсномъ пространствѣ, ни одинъ не былъ обокраденъ и никто не пострадалъ отъ давки или дурного обращенія.

Одинъ изъ самыхъ веселыхъ праздниковъ въ Японіи — это Новый Годъ, который встрѣчается очень торжественно. Приготовленія къ нему начинаются обыкновенно за двѣ, три недѣли; вездѣ въ городахъ и деревняхъ устраиваются ярмарки, на которыхъ торгуютъ только вещами, нужными для встрѣчи новаго года. Наканунѣ новаго года всѣ улицы бываютъ переполнены пестрою нарядною толпой, а вечеромъ онѣ украшаются тысячами разноцвѣтныхъ фонариковъ, которые горятъ всю ночь. Обыкновенно въ теченіе этой ночи никто не спитъ, всѣ проводятъ ее на улицѣ, для того чтобы достойнымъ образомъ проводить старый и встрѣтить новый годъ. Въ Японіи наканунѣ Новаго Года принято ѣсть длинныя макароны, «чтобы счастье было длинно», какъ говорятъ японцы.

Буддійскій праздникъ мертвыхъ — «Даймонджи» справляется всѣмъ народомъ, такъ какъ буддійская религія имѣетъ массу послѣдователей среди японцевъ. Согласно буддійскимъ вѣрованіямъ, ежегодно, въ августѣ мѣсяцѣ, души умершихъ возвращаются на землю и остаются тамъ въ теченіе трехъ дней. Въ это время они посѣщаютъ своихъ родныхъ, свои любимыя мѣста и только вечеромъ на третій день возвращаются въ міръ тѣней. Гостепріимные японцы устраиваютъ въ честь духовъ большое торжество, и праздникъ мертвыхъ справляется во всей странѣ съ необыкновенною пышностью, въ особенности же въ древней столицѣ Кіото.

Одинъ нѣмецкій путешественникъ описываетъ слѣдующимъ образомъ этотъ праздникъ: «Когда я вернулся въ Кіото, въ половинѣ августа, послѣ долгаго отсутствія, то совсѣмъ не узналъ города, съ которымъ произошло удивительное превращеніе. Нѣсколько унылыя, однообразныя улицы города совершенно преобразились и пріобрѣли волшебный видъ. Повсюду развѣвались пестрые флаги, знамена, фестоны и цѣлый рядъ разноцвѣтныхъ фонариковъ тянулся непрерывно вдоль улицъ. Такіе же разноцвѣтные фонарики всевозможной величины украшали террасы домовъ. Кромѣ того дома были убраны гирляндами цвѣтовъ; въ особенности отличались роскошью своего убранства тѣ изъ домовъ, гдѣ за годъ передъ этимъ кто-нибудь умеръ.

Заглянувъ въ японскіе домики, стѣны которыхъ были раздвинуты, я вездѣ увидалъ одну и ту-же картину: передъ маленькимъ семейнымъ алтаремъ горѣли курительныя свѣчи, ароматный дымъ которыхъ тонкою струйкой поднимался въ воздухѣ. Между курительными свѣчами стояли маленькія фарфоровыя чашечки съ рисомъ и саке — угощеніе для мертвыхъ. Въ богатыхъ домахъ у знатныхъ японцевъ, также какъ и самыхъ бѣдныхъ рабочихъ, одинаковымъ образомъ угощаютъ своихъ мертвецовъ, при чемъ нигдѣ вы не замѣтите и слѣда печали или горести. Напротивъ, всѣ веселятся и ликуютъ, и просто трудно представить себѣ, что эти дни веселья посвящены воспоминанію объ умершихъ членахъ семьи. Улицы полны народомъ въ живописныхъ костюмахъ; мужчины въ темныхъ, а женщины въ яркихъ киримонахъ, набѣленныя, и нарумяненныя, и множество дѣтей, еще болѣе разряженныхъ, чѣмъ взрослые, образуютъ веселую толпу, которая движется непрерывными потоками по разукрашеннымъ улицамъ города. Я вездѣ видѣлъ только веселыя, довольныя лица; старики- весело оглядывались на молодыхъ; молодыя прелестныя „мусме“ смѣялись, а разряженныя дѣти танцовали и рѣзвились. Все говорило о жизни, скорѣе нежели о смерти, а между тѣмъ это былъ праздникъ мертвыхъ!

Цѣлью прогулокъ были, конечно, кладбища. Тамъ, между длинными рядами однообразныхъ низкихъ надгробныхъ памятниковъ, виднѣлись бамбуковыя палки, посаженныя у каждой могилы и украшенныя свѣжими цвѣтами. Оживленная, нарядная толпа, тѣснившаяся на кладбищѣ, и тутъ не теряла своего жизнерадостнаго, веселаго настроенія. Болтая и смѣясь, молодые японцы и японки украшали могилы свѣжими букетами цвѣтовъ, привязывали разноцвѣтные фонарики къ бамбуковымъ палкамъ или ставили на могилы маленькія масляныя лампочки. Это былъ вечеръ третьяго дня праздника, и, слѣдовательно, души умершихъ должны были вернуться въ царство мертвыхъ, которое имъ позволено было покинуть на три дня. Лампочки и фонарики должны были освѣщать имъ путь. Поэтому, какъ только стемнѣло, на кладбищахъ, въ домахъ и на улицахъ зажглись сотни тысячъ разноцвѣтныхъ бумажныхъ фонариковъ, но и сами японскіе домики, со своими бумажными стѣнками, тоже казались какими то гигантскими фонарями, стоящими вдоль улицъ, такъ какъ они всѣ свѣтились. Къ этому надо присоединить еще движущіеся бумажные фонари, привязанные къ палкамъ, которые несли, поднимая фонарь надъ головами толпы. Зрѣлище было по истинѣ фантастическое. Странный шумъ, производимый деревянными туфлями, которыя носятъ японцы и японки, освѣщенныя разноцвѣтнымъ свѣтомъ фонарей, то желтымъ, то краснымъ, то голубымъ, лица мужчинъ, и размалеванныя лица женщинъ — все это представлялось какою-то волшебною сказкой».

Другіе интересные праздники въ Японіи — это праздники цвѣтовъ. Японецъ большой любитель природы и ея главнаго украшенія — цвѣтовъ. Ни въ одной странѣ такъ не ухаживаютъ за ними, съ такою любовью и искусствомъ, какъ въ Японіи, начиная отъ императора и кончая самымъ послѣднимъ нищимъ. Домъ каждаго японца неизмѣнно украшенъ цвѣтами, съ той лишь разницей, что во дворцѣ императора и въ богатыхъ домахъ букеты цвѣтовъ поставлены въ роскошныя фарфоровыя вазы; въ бѣдномъ же жилищѣ рабочаго фарфоровую вазу замѣняетъ бамбуковый сосудъ и букетъ является единственнымъ украшеніемъ его убогаго дома. Даже полуобнаженныхъ японскихъ носильщиковъ-кули, часто можно видѣть съ цвѣткомъ, заложеннымъ за ухо.

Календарь японцевъ и до сихъ поръ еще составленъ по имени праздниковъ цвѣтовъ; японцы обозначаютъ названіями цвѣтовъ мѣсяцы и времена года. Своимъ дочерямъ они также даютъ названія цвѣтовъ, и эти послѣднія, какъ и всѣ вообще японскія женщины, одѣваются сообразно тому цвѣтку, который въ извѣстное время года преобладаетъ въ ихъ садахъ. Когда цвѣтутъ вишневыя деревья, то онѣ носятъ киримоны съ вышитыми на нихъ вишневыми цвѣтами. Проходитъ это время — наступаетъ чередъ азалій, какъ въ садахъ, такъ и въ туалетахъ японскихъ женщинъ, — и такъ всѣ мѣсяцы, до ноября, когда наступаетъ, наконецъ, очередь самаго роскошнаго цвѣтка Японіи — хризантемы. Также мѣняется и убранство домовъ. Японцы имѣютъ обыкновеніе украшать свои стѣны длинными полосами бумаги, съ нарисованными на нихъ фигурами и цвѣтами. И вотъ когда цвѣтутъ, напр., глициніи или хризантемы, то на стѣнахъ вѣшаются полоски съ изображеніями этихъ же цвѣтовъ, и въ вазы ставятся свѣжіе букеты также изъ этихъ цвѣтовъ.

Само собою разумѣется, что при такой чрезмѣрной любви къ цвѣтамъ, въ японскомъ искусствѣ — живописи и скульптурѣ, преобладаютъ изображенія цвѣтовъ. Но эта любовь къ цвѣтамъ въ особенности выражается устройствомъ многочисленныхъ праздниковъ цвѣтовъ. Подобно тому какъ у насъ существуетъ праздникъ Рождества, Пасхи и Троицы, въ Японіи есть три праздника цвѣтовъ: праздникъ вишень, азалій и хризантемъ. Даже въ новый годъ, когда цвѣтовъ уже нѣтъ, японцы все таки стараются украсить свои дома, если не цвѣтами, то хоть вѣчною зеленью сосенъ и бамбуковыхъ кустовъ. Когда-же наступитъ весна и въ садахъ расцвѣтутъ вишневыя деревья, то вся Японія украшается вишневыми цвѣтами. Японцы сажаютъ вишневое дерево въ своихъ садахъ исключительно только изъ-за этихъ красивыхъ цвѣтовъ, такъ какъ японская вишня не съѣдобна. Еще до полнаго развитія цвѣтовъ японскія газеты извѣщаютъ жителей о наступленіи радостнаго періода цвѣтенія. Изъ всѣхъ концовъ страны получаются депеши, приносящія нетерпѣливо ожидаемую вѣсть, что въ томъ или въ другомъ мѣстѣ вишневыя деревья находятся уже въ цвѣту.

Наконецъ наступаетъ праздникъ вишневаго цвѣта, народный праздникъ японцевъ. Въ теченіе ночи, въ широкихъ аллеяхъ бульваровъ, также какъ и вдоль боковыхъ дорожекъ и узенькихъ тропинокъ, выстраивается цѣлый рядъ павильоновъ, въ которыхъ нарядные японцы и японки продаютъ разную мелочь, черезъ каждую третью лавченку такого рода устроенъ чайный домикъ, гдѣ предлагаются напитки гуляющимъ. Тысячи японцевъ прогуливаются по вишневымъ аллеямъ и съ восхищеніемъ останавливаются передъ какимъ-нибудь особенно роскошно цвѣтущимъ деревомъ. Каждый владѣлецъ маленькаго садика непремѣнно устраиваетъ свой вишневый праздникъ и разсылаетъ знакомымъ и роднымъ пригласительныя карточки, украшенныя этимъ цвѣткомъ.

Вездѣ царитъ оживленіе. Молодыя дѣвушки устраиваютъ игры, танцуютъ, поэты сочиняютъ хвалебныя пѣсни въ честь вишневыхъ деревьевъ. Канатные плясуны, акробаты, разсказчики и борцы развлекаютъ народъ. Съ наступленіемъ сумерекъ загораются тысячи разноцвѣтныхъ фонариковъ между листьями деревьевъ, на лодкахъ и вокругъ безчисленнаго множества чайныхъ домиковъ и лавочекъ, гдѣ продается саке. Наконецъ наступаетъ время ужина. Всѣ весело усаживаются цѣлыми группами и, подъ пѣніе и игру на японскихъ инструментахъ, пьютъ изъ крошечныхъ чашечекъ и проворно работаютъ своими палочками для ѣды. Прелестныя «гейши» (танцовщицы), въ блестящемъ нарядѣ, съ прической, украшенной множествомъ булавокъ, развлекаютъ общество своими танцами и небольшими представленіями. И восторгамъ нѣтъ предѣла, если случайный порывъ собьетъ вишневый цвѣтъ съ деревьевъ и обсыплетъ гуляющихъ, словно снѣгомъ, лепестками цвѣтовъ.

Не долго продолжается этотъ праздникъ: деревья быстро отцвѣтаютъ; но послѣ нихъ появляются въ садахъ азаліи и затѣмъ піоны, необыкновенно роскошные и красивые. По словамъ одного путешественника кусты азалій и піоновъ достигаютъ въ Японіи роста человѣка и покрыты тысячами цвѣтовъ. Май — это праздникъ азалій и піоновъ, когда они являются во всемъ своемъ великолѣпіи глазамъ восхищенныхъ японцевъ. Отцвѣтутъ азаліи и піоны, и на смѣну имъ являются въ іюлѣ ирисы, покрывающіе лиловыми коврами всѣ водоемы, рвы и пруды. Вслѣдъ за ними цвѣтутъ глициніи, и въ этомъ мѣсяцѣ лиловый цвѣтъ является преобладающимъ въ Японіи. Стѣны домовъ, дворцы и хижины, чайные дома и искусственно сооруженныя бесѣдки — все это покрыто сплошь лиловыми цвѣтами. Въ одномъ изъ японскихъ монастырей находится знаменитый садъ глициній, кустамъ которой считается 300 лѣтъ. Вблизи Токіо, въ Касукабѣ, также есть такой (считающійся одною изъ достопримѣчательностей Японіи) кустъ глициній, которому насчитывается 500 лѣтъ; онъ обвиваетъ своими вѣтвями бесѣдку въ четыреста квадратныхъ метровъ.

Слѣдующій праздникъ устраивается въ честь лотоса, также представляющаго, наравнѣ съ вишневымъ цвѣтомъ и хризантемой, любимый цвѣтокъ японцевъ. Но всего больше вниманія и почета оказываютъ японцы своему осеннему цвѣтку — хризантемѣ, изображеніе котораго находится въ гербѣ императорскаго дома. Въ теченіе уже многихъ столѣтій японскіе садоводы, ремесло которыхъ переходитъ отъ отца къ сыну, занимаются разведеніемъ этого цвѣтка, придавая ему, при помощи только имъ однимъ извѣстныхъ средствъ, особенную красоту, разнообразіе красокъ и величину. Самые красивые экземпляры выставляются въ императорскомъ саду ежегодно во время праздника хризантемъ.

Во всемъ государствѣ справляется праздникъ хризантемъ, но особенною пышностью онъ отличается въ Токіо. Все населеніе, старые и молодые, богатые и бѣдные, отправляются къ садовникамъ, которые устраиваютъ къ этому времени выставку наилучшихъ экземпляровъ своего цвѣтка. Но японцевъ привлекаютъ не только выставки цвѣтовъ, а также восковыхъ фигуръ, изображающихъ всевозможные сюжеты, заимствованные изъ японской исторіи или миѳологіи, или сцены изъ обыденной жизни и т. д., причемъ всѣ восковыя фигуры наряжены въ одежду изъ хризантемъ и такъ искусно, что цвѣтокъ остается на вѣткѣ и продолжаетъ жить, потому что корни его сохраняются въ сырой землѣ и утромъ и вечеромъ спрыскиваются водой. При такихъ условіяхъ фигуры изъ цвѣтовъ могутъ простоять цѣлый мѣсяцъ и не завянутъ. Японцы устраиваютъ бамбуковый остовъ, за которымъ собственно и скрывается самое растеніе; цвѣты же очень искусно сплетаются вмѣстѣ, образуя какую угодно фигуру: киримонъ или вооруженіе древнеяпонскаго воина и т. п.

Японцы смотрятъ на этотъ праздникъ, какъ на прощаніе съ радостнымъ лѣтомъ. Это послѣдній праздникъ цвѣтовъ; когда отцвѣтутъ хризантемы, наступаетъ осень, и японецъ, распрощавшись съ лѣтомъ, начинаетъ уже считать сколько дней, недѣль и мѣсяцевъ ему осталось ждать до слѣдующаго праздника цвѣтовъ.

ГЛАВА VII.
Театральныя представленія. — Японскія пьесы. — Чайные дома. — Гейши. — Японскіе разсказчики. — Японскія сказки: «Хитрый скряга», «Принцесса свѣтляковъ», «Недовольный камнетесъ». — Ононо Коматчъ. — Первая японская газета. — Трудность печатанія японскихъ книгъ. — Поющая типографія, наборщики и корректоры. — Распространеніе грамотности въ Японіи. — Японская школа. — Школьная пѣсенка. — Японская басня. — Японскіе ремесленники и ихъ издѣлія.

Японцы большіе охотники до театра. Благодаря мягкому климату Японіи театральныя представленія происходятъ на открытомъ воздухѣ, и съ утра до вечера веселая толпа тѣснится передъ подмостками, на которыхъ играютъ актеры. Все это чрезвычайно напоминаетъ наши ярмарки: такая же толпа вокругъ открытой сцены, такъ же снуютъ повсюду торговцы съ лотками, и если бы не странный нарядъ, размалеванныя лица женщинъ и непонятный говоръ, то можно было было бы подумать, что находишься въ какомъ-нибудь русскомъ городѣ въ ярмарочное время. Японцы такъ любятъ театръ, что въ каждомъ городѣ всегда имѣется нѣсколько театровъ для народа и представленія въ нихъ даются изо дня въ день въ продолженіе цѣлаго года.

Закрытые театры помѣщаются въ длинныхъ двухъэтажныхъ зданіяхъ, которыя похожи снаружи на обыкновенный японскій домъ. Въ партерѣ, ложахъ и галлереяхъ публика располагается въ сидячемъ и лежачемъ положеніи — какъ кому удобнѣе. Женщины приносятъ съ собою подушки, чайники, ящичекъ съ табакомъ и неизмѣнныя трубки. Онѣ располагаются по семейному и тутъ же въ ложѣ укладываютъ дѣтей спать. Японскія дѣти такъ смирны, что никогда своимъ крикомъ не мѣшаютъ зрителямъ слушать актеровъ. Сцена укрѣплена на вращающемся кругѣ, и въ то время какъ одна часть ея представляетъ, напр., комнату, сзади, въ той части, которая не видна зрителямъ, устанавливается новая декорація, такъ что простымъ поворотомъ круга комната превращается въ садъ и т. д. Театръ освѣщается свѣчами и факелами изъ промасленной бумаги, которые, впрочемъ, даютъ больше дыма, чѣмъ свѣта и потому зрителямъ плохо видно то, что дѣлается на сценѣ. Поэтому если выступаетъ какой-нибудь выдающійся артистъ, то его освѣщаютъ особеннымъ образомъ: вслѣдъ за такимъ актеромъ выходитъ на сцену маленькій мальчикъ, который слѣдуетъ за нимъ шагъ за шагомъ и старается все время освѣщать его, держа передъ самымъ его носомъ двѣ свѣчи, укрѣпленныя на двухъ длинныхъ палкахъ.

Пока длится представленіе, вниманіе зрителей бываетъ поглощено тѣмъ, что дѣлается на сценѣ, но лишь только занавѣсъ опускается, въ театрѣ поднимается шумъ. Часть зрителей перелѣзаетъ черезъ загородки долгъ и спѣшитъ къ выходу; другая часть занимается чаепитіемъ или обѣдаетъ. Дѣти перелѣзаютъ изъ одной долги въ другую или же влѣзаютъ на сцену и начинаютъ возиться передъ занавѣсью. Одинъ нѣмецкій путешественникъ говоритъ, что его особенно поразила выдержка японцевъ, которые ни разу не позволили себѣ ни одного грубаго замѣчанія или сердитой выходки, когда черезъ ихъ ложу проходили посторонніе, перелѣзая черезъ загородку, или къ нимъ влѣзали чужіе дѣти. И мужчины и женщины, неизмѣнно привѣтливо улыбались всѣмъ и каждому. Вообще, всѣ чувствовали себя точно дома и молоденькій японки, не стѣсняясь, занимались своимъ туалетомъ, пудрились, красили себѣ губы; затѣмъ публика мало по малу возвращалась на свои мѣста и раздавались три глухихъ удара: это означало, что представленіе начинается.

Пьесы, которыя представляются на японской сценѣ, сочиняются довольно своеобразнымъ образомъ. Такихъ авторовъ, которые сочиняли бы театральныя пьесы, въ Японіи нѣтъ. Въ составленіи пьесы участвуютъ всѣ: директоръ театра, актеры, машинистъ, театральный живописецъ и даже сама публика. Обыкновенно сюжетомъ для пьесы служитъ какая нибудь сказка, разсказъ или событіе, напечатанное въ газетѣ. Актеры придумываютъ и распредѣляютъ роли, причемъ каждый добрый совѣтъ со стороны принимается во вниманіе. Публика также не остается безучастной, она вмѣшивается, дѣлаетъ свои замѣчанія и въ теченіе первыхъ семи, восьми представленій пьеса постоянно передѣлывается, пока, наконецъ, не вырабатывается окончательно та форма, которая и остается.

Въ настоящее время въ Токіо уже существуетъ театръ, устроенный по европейскому образцу. Самымъ важнымъ нововведеніемъ въ немъ является допущеніе женщинъ въ качествѣ актрисъ, такъ какъ до сихъ поръ женщинамъ это не дозволялось, и онѣ могли только участвовать въ балетѣ, какъ танцовщицы. Въ народныхъ театрахъ по прежнему соблюдается этотъ обычай и женщины тамъ не играютъ, но по всей вѣроятности и тутъ японскіе обычаи скоро уступятъ мѣсто европейскимъ.

На ряду съ театрами любимымъ мѣстомъ сборища для простого народа служатъ такъ называемые «чайные дома». Въ сущности чайный домъ — это ресторанъ или гостинница, но главную ихъ привлекательность представляютъ такъ называемыя «гейши» — пѣвицы, танцовщицы и музыкантши. Въ большинствѣ случаевъ гейши — настоящія артистки, получившія хорошее образованіе. Японцы очень любятъ пѣніе и танцы гейшъ, но бѣднякамъ недоступно это удовольствіе, потому что за него надо платить все таки довольно дорого. Однако, вездѣ находятся такіе благотворители среди богатыхъ японцевъ, которые устраиваютъ на свой счетъ народныя увеселенія въ чайномъ домѣ.

Чайные дома разсѣяны буквально по всей странѣ. Не найдется ни одной деревушки, въ которой бы не было чайнаго домика и около него всегда толпится народъ. Иногда японцы, чтобы угостить своихъ гостей, приглашаютъ ихъ въ какой нибудь чайный домъ, и тамъ они любуются танцами гейшъ, наслаждаются музыкой и слушаютъ разсказчиковъ, что тоже составляетъ одно изъ любимыхъ развлеченій японцевъ. Разсказчикъ обыкновенно нараспѣвъ разсказываетъ какую нибудь сказку, которую всѣ со вниманіемъ слушаютъ. Вотъ одинъ изъ такихъ разсказовъ:

«На улицѣ Терамаки, въ Кіото, жили недавно два сосѣда, лавки которыхъ находились въ смежныхъ домахъ. Одинъ былъ зажиточный купецъ, — нѣкоторые даже считали его богачемъ — но онъ былъ большой скряга, изъ тѣхъ, про которыхъ пословица говоритъ, что они охотно питались бы булыжниками, еслибъ это могло поддержать ихъ жизнь. Другой торговалъ рыбой и славился по всей округѣ своимъ умѣньемъ приготовлять ее. Особенно хороши были его жареные угри. Оттого то его лавочка была всегда набита покупателями и съ ранняго утра до поздней ночи онъ коптилъ разрѣзанную рыбу, нанизанную на бамбуковую палочку, надъ огнемъ жаровенъ и жарилъ угрей въ кипящемъ маслѣ, поливая ихъ особеннымъ, имъ самимъ изобрѣтеннымъ, прянымъ соусомъ.

Богатый скряга любилъ изъ всего извлекать выгоду. „Неужели я не воспользуюсь такимъ аппетитнымъ сосѣдствомъ?“ думалъ онъ. А такъ какъ скупость изобрѣтательна, то онъ скоро напалъ на блестящую мысль.

Когда наступило время обѣда, онъ отправился со своею миской риса къ сосѣду въ лавочку, какъ будто для дружеской бесѣды, сѣлъ возлѣ дымящейся сковороды и, поѣдая свой вареный рисъ, жадно вдыхалъ въ себя запахъ жареной рыбы. Что это былъ за чудный запахъ! И какъ чудесно онъ приправлялъ скудный обѣдъ! А когда рисъ былъ съѣденъ и голодъ утоленъ, то не все ли равно было богатому скрягѣ, ѣлъ ли онъ рыбу или только нюхалъ ее? А между тѣмъ это удовольствіе ничего ему не стоило.

Онъ сталъ ежедневно повторять эту продѣлку и, наконецъ, такъ привыкъ къ запаху жареной рыбы, что онъ сдѣлался для него необходимою приправой къ кушанью. Наконецъ рыботорговецъ замѣтилъ это:

— Вотъ какъ! сказалъ онъ себѣ. — Мой сосѣдъ хочетъ имѣть даровую приправу къ обѣду. Какъ бы не такъ! Даромъ у насъ ничего не даютъ.

И онъ написалъ счетъ за столько то и столько то мѣсяцевъ питанія сосѣдскаго носа. Съ этимъ счетомъ въ рукахъ онъ вошелъ въ лавку сосѣда и молча вручилъ ему бумагу. Тотъ взялъ ее съ привѣтливою улыбкой и началъ читать. Затѣмъ все съ тою уже улыбкой, кивнулъ головой и приказалъ женѣ подать денежную шкатулку.

Та повиновалась. Тогда онъ вынулъ изъ шкатулки цѣлую пригорошню золотыхъ и серебряныхъ монетъ, бросилъ ихъ на блюдо и сталъ трясти, такъ что деньги громко зазвенѣли. Продѣлавъ это въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, онъ коснулся вѣеромъ счета, поклонился и сказалъ:

— Ну, теперь, надѣюсь, мы съ вами квиты.

— Какъ! — вскричалъ удивленный рыботорговецъ. — Вы отказываетесь платить?

— Нисколько! — отвѣчалъ скряга. — Вы требовали платы за запахъ вашихъ угрей, а я заплатилъ вамъ звономъ моихъ денегъ. Долгъ платежемъ красенъ. Такъ то, милый сосѣдушка,

Это были послѣднія слова, которыми сосѣди обмѣнялись въ своей жизни. Рыботорговецъ понялъ, что скряга перехитрилъ его, и утѣшался только мыслью, что теперь скряга будетъ лишенъ своей обычной приправы. Оказалось, однако, что и тутъ онъ ошибся. Уже на слѣдующій день изъ лавки сосѣда донесся до него сильный запахъ копченой рыбы. На другой, на третій день то же самое.

— Экая досада! подумалъ рыботорговецъ. — Сосѣдъ видно раскошелился и теперь покупаетъ рыбу у другого торговца.

Но вы не думайте, чтобы это было дѣйствительно такъ и что скряга сталъ расточительнымъ человѣкомъ и ежедневно позволяетъ себѣ роскошный обѣдъ. Ничего подобнаго! Онъ попрежнему довольствуется варенымъ рисомъ. Откуда же запахъ рыбы? А вотъ откуда: Онъ подобралъ на улицѣ валявшуюся голову камбалы безъ всякихъ признаковъ мяса и во время обѣда клалъ ее на жаровню. А кому неизвѣстно, какъ чудесно пахнетъ такая рыбья кость, когда начнетъ подгорать! Отъ этого запаха даже кошки — ужъ на что онѣ лакомы до гнилой рыбы! — и тѣ удираютъ во всѣ лопатки. Такъ какъ пріятель нашъ былъ человѣкъ экономный, то рыбья кость служила ему очень долго. Стоило только каждый разъ чуточку подержать ее надъ жаровней, и обѣдъ былъ приправленъ такъ, что и не надо лучше!»

А вотъ другая сказка, которую японцы слушаютъ съ особеннымъ удовольствіемъ: это сказаніе о принцессѣ свѣтляковъ.

«Жило когда то большое и славное племя свѣтляковъ. Они жили въ саду микадо въ Кіото, а правилъ ими предобрый король Хи-О. Онъ жилъ въ диковинномъ дворцѣ: это былъ бѣлый, благоуханный цвѣтокъ лотоса, плававшій на пруду. Какое великолѣпіе: стѣнки отливаютъ перламутромъ, рубинами, изумрудами; большая капля росы сверкаетъ посрединѣ, словно яркая радуга. Освѣщеніе же совершенно не нужно, потому что каждый свѣтлякъ отлично свѣтитъ собственнымъ свѣтомъ.

Такъ вотъ, въ обширномъ дворцѣ Хи-О было большое празднество. Изо всѣхъ земель слетѣлись иностранные принцы; всѣ они добивались счастья получить руку прекрасной дочери Хи-О, принцессы Гоару-Гиме.

А ей совсѣмъ не хотѣлось итти замужъ. Ей отлично жилось въ отцовскомъ дворцѣ и мѣнять его на чужой домъ ей было даже страшно. Самъ Хи-О съ супругой не хотѣлъ бы отдавать принцессу замужъ, ему жаль было разставаться съ ней. И вотъ принцесса объявила, что она задаетъ женихамъ самую трудную задачу, и кто эту задачу исполнитъ, тотъ будетъ ея мужемъ.

Собралась несмѣтная толпа жениховъ. Они гудѣли, трещали, звенѣли и жужжали такъ громко, что все огромное племя свѣтляковъ заткнуло себѣ уши, а Хи-О чуть-чуть не приказалъ вытолкать вонъ нахаловъ, но во время спохватился и очень любезно принялъ гостей.

Женихи подходили къ принцессѣ по одному. Она сидѣла за богатою занавѣсью изъ цвѣточнаго лепестка, какъ полагается знатной дѣвицѣ — и только голосокъ ея звенѣлъ иногда, какъ капля весенняго дождя, падающая на цвѣты.

Вышелъ впередъ громадный богатырь въ черныхъ латахъ и съ предлинными усами. „Я — говоритъ онъ — Короѣдъ. Выходите-ка за меня замужъ!“

Принцесса отвѣчала: „Достаньте мнѣ огня, храбрый Самурай (воинъ), тогда я выйду за васъ замужъ“.

— Какого еще тамъ огня? — проворчалъ Короѣдъ, однако, все-таки пошевелилъ усами и полетѣлъ.

Потомъ подошелъ другой женихъ, поменьше, за то весь въ золотѣ: „Я золотой жукъ, — сказалъ онъ. — Лучше меня, красивѣе и богаче нѣтъ никого. Осчастливте, принцесса“.

— Извольте, прекрасный жукъ. Только раньше достаньте мнѣ огня.

Слѣдомъ подходили другіе женихи: хитрая моль, муха, знаменитый музыкантъ-кузнечикъ, мотыльки, жуки!.. Все самые настоящіе принцы, и, однако, принцесса всѣмъ давала одинъ отвѣтъ: — Принесите мнѣ огня!

Такъ всѣ и разлетѣлись доставать огня. Что-жъ имъ было дѣлать!

Проходятъ дни, недѣли, мѣсяцы… Не возвращаются женихи! Подданные Хи-О, однако, начинаютъ приносить извѣстія, то объ одномъ, то о другомъ изъ жениховъ. Вотъ, оказывается, какъ было дѣло:

Короѣдъ поступилъ прямо и рѣшительно: выбралъ окно посвѣтлѣе, да и полетѣлъ въ домъ, гдѣ какая-то мусме шила себѣ новый „оби“ (широкій поясъ). Короѣдъ сунулся къ огню простой масляной лампы, обжегъ себѣ лапки и брюшко, свалился и принялся такъ громко браниться, что мусме выкинула его за окошко. Золотой жукъ полетѣлъ къ костру и подумалъ: „Вотъ отличный большой огонь для принцессы“! — Къ тому же костру подбирался и кузнечикъ. Повздорили. Одинъ кричитъ: „это мое!“ а другой: „нѣтъ мое!“ Даже позабыли вѣжливость, хотя были оба хорошо воспитаны. Потомъ подрались. Кончили драку и оба, съ разныхъ сторонъ, подлетѣли къ костру… и, разумѣется, обожглись!

Хитрая моль забралась въ маленькую комнатку при храмѣ. Видитъ она, сидитъ мудрый бонза (жрецъ) въ желтомъ халатѣ. Передъ нимъ большая книга. Мудрецъ такъ сильно задумался надъ какою-то замысловатою фразой, которую никто никогда не понималъ, не понимаетъ и не будетъ понимать, что его бритое лицо сморщилось какъ печеная рѣпа. Передъ нимъ чашечка съ масломъ, а въ ней плаваетъ свѣтильня. Моль рѣшила, что попросту огня не достанешь: это дѣлается иначе. Надо подползти по свѣтильнѣ снизу… Такъ она и сдѣлала. И только что бонза началъ понимать непонятное, какъ лампа затрещала и погасла.

И много такихъ вещей разсказали свѣтляки царю Хи-О, погоревали-погоревали о женихахъ, а дѣлать нечего, надо все таки выходить замужъ. И вдругъ въ это самое время приходятъ какіе-то чужіе свѣтляки, приносятъ подарки невѣстѣ и ея родителямъ и говорятъ, что ихъ прислали сватами Хи-Таро, молодой царь другого племени свѣтляковъ. Однако Готару Гиме не приняла подарковъ, такъ какъ принять подарки — это значитъ дать свое согласіе, а она еще не видала жениха. Просила принца явиться ко двору. И прилетѣлъ принцъ Хи-Таро. Красивый, молодой, стройный, вѣжливый, умный — отличный женихъ! А такъ какъ онъ самъ былъ свѣтлякъ, то принесъ съ собою и огонь, да еще какой: голубовато-зеленый, не обжигающій. Справили свадьбу въ цвѣткѣ лотоса. Все было отлично: и убранство, и угощеніе, и музыка, Прекрасно играли кузнечики. Одинъ даже надорвался и замертво былъ отнесенъ домой».

Вотъ и сказкѣ конецъ.

Любятъ также японцы слушать басенку о камнетесѣ.

«Какъ то разъ одинъ бѣднякъ отсѣкалъ камни отъ скалы и громко жаловался на свою судьбу и тяжелую работу. Услыхалъ его добрый духъ и обѣщалъ исполнить всякія его желанія. Камнетесъ захотѣлъ быть вельможей. Сдѣлалъ его духъ вельможей, но на бѣду онъ увидалъ микадо. „Не хочу, говоритъ, быть вельможей, хочу быть микадо“! — Сдѣлался микадо. Но вѣдь и микадо страдаетъ отъ жары, если его печетъ солнце, захотѣлъ камнетесъ сдѣлаться солнцемъ, и исполнилось его желаніе.. Солнцемъ быть хорошо, но противъ дождевой тучи и оно безсильно: туча не пропускаетъ его лучей. Ужъ лучше сдѣлаться тучей! И это исполнено. Брызнула туча дождемъ, затопила землю. Поднялись волны, запѣнились… все сокрушили. Лишь одинъ утесъ гордо и неподвижно стоитъ между ними и разбиваются объ него волны. Придется сдѣлаться утесомъ. Только что исполнилось его желаніе, онъ сдѣлался утесомъ, какъ вдругъ къ нему подошелъ какой то бѣднякъ съ ломомъ и принялся отбивать цѣлыя глыбы отъ утеса. Какъ быть? Бѣднякъ камнетесъ гораздо сильнѣе утеса, такъ не лучше ли и быть по прежнему бѣднымъ, усталымъ, но сильнымъ работникомъ? И послѣднее его желаніе исполнилось, а бѣднякъ пересталъ жаловаться и сдѣлался, какъ подобаетъ всякому порядочному японцу, веселъ и доволенъ».

По улицамъ городовъ и деревень часто разгуливаютъ народные разскащики. Усѣвшись гдѣ нибудь въ тѣни, они начинаютъ какой нибудь разсказъ или героическую пѣсню о древнихъ богатыряхъ и чудовищахъ и тихо перебираютъ струны, не обращая никакого вниманія на публику, которая собирается около нихъ. А между тѣмъ толпа около нихъ все увеличивается; у ребятишекъ и молодежи глаза блестятъ, когда они слушаютъ разсказъ о подвигахъ какого нибудь героя, или же они начинаютъ проливать слезы, когда разскащикъ повѣствуетъ о томъ, какъ жена героя бросается въ разъяренное море, чтобы волны успокоились и не губили корабль, на которомъ ѣдетъ ея мужъ.

Когда разсказчикъ кончаетъ, всѣ охотно бросаютъ ему на вѣеръ мелкія монетки.

Японцы, вообще, любятъ поэзію. Съ того самаго времени, какъ была занесена въ Японію изъ Китая первая книга, всѣ стали сочинять стихи, стараясь придумать какъ можно болѣе вычурныя выраженія. Обыкновенно эти стихотворенія описывали природу и чаще всего море. Особенно прославилась въ Японіи одна дѣвушка, красавица Ононо Коматчъ, которая жила при дворѣ микадо и пользовалась всеобщимъ уваженіемъ и почетомъ. Она сочиняла чудные стихи, которые приводили всѣхъ въ восхищеніе, но злоба людей, завидовавшихъ ея славѣ, сгубила ее. Ей пришлось удалиться отъ императорскаго двора и жить въ безвыходной нуждѣ. Преданіе разсказываетъ, что она прожила до глубокой старости. Бѣдняки и дѣти очень любили ее. Часто, гдѣ нибудь въ глухой деревушкѣ, около нея собиралась толпа, чтобы послушать ея стихотворенія. Бѣдная плохо одѣтая старуха, нѣкогда считавшаяся первою красавицей при дворѣ микадо, всегда охотно исполняла просьбу и читала свои стихи, которые записывалъ какой нибудь ученый бонза. Теперь ея стихотворенія распространены по всей Японіи и нѣтъ мѣста, гдѣ бы ея имя не было извѣстно.

Японцы также очень любятъ повѣсти и романы, и въ богатыхъ домахъ женщины цѣлые дни проводятъ за чтеніемъ такихъ книгъ. Да и мужчины не прочь почитать такую книжку въ свободное отъ занятій время. Теперь въ Японіи появилось много переводныхъ книгъ, такъ какъ японцы очень интересуются европейскою литературой и переводятъ многія произведенія европейскихъ писателей на японскій языкъ. Англійскій писатель Шекспиръ переведенъ на японскій языкъ, а также многія произведенія нашего писателя графа Льва Толстого.

Въ настоящее время въ Японіи издается много газетъ, но первая газета начала издаваться не такъ давно, всего лишь лѣтъ тридцать тому назадъ, и ввелъ ее въ Японіи аптекарь Кашида-Жинко, очень предпріимчивый человѣкъ. Онъ хотѣлъ обезпечить товарамъ своей аптеки хорошій сбытъ и съ этою цѣлью напечаталъ объявленія о ней на отдѣльныхъ листкахъ. Выдумка оказалась очень удачной, и къ нему присоединились тогда другіе торговцы, которые рѣшили помѣщать свои объявленія въ его листкѣ. Вскорѣ вышелъ первый номеръ подъ страннымъ названіемъ: «Мошива-Гуна», что означало: «Морскія травы. Соль. Горныя травы». Это названіе должно было дать понять читателямъ, что содержаніе газеты также разнообразно, какъ и товаръ, находящійся въ аптекѣ ея издателя. Кашида выпускалъ свой листокъ три раза въ недѣлю, но такъ какъ онъ расходился не особенно бойко, то Кашида прибѣгнулъ къ хитрости, чтобы заставить японцевъ покупать этотъ листокъ. Онъ зналъ, какіе они охотники до легкаго чтенія и потому прибавилъ къ своимъ объявленіямъ литературный отдѣлъ, т. е. началъ печатать легенды, романы, стихотворенія и т. д. Публика заинтересовалась листкомъ, и его начали покупать, но Кашида никакъ не могъ справиться съ такою массою дѣла, такъ какъ ему приходилось и торговать въ аптекѣ, и составлять газету, собирать объявленія, писать разсказы, да притомъ еще стараться распространять свою газету среди читателей. Это было не легко и потому Кашида сталъ подыскивать людей, которые согласились бы заняться его газетой. Ему удалось найти богатыхъ японцевъ, которые охотно взялись за это дѣло. Такимъ образомъ судьба первой японской газеты была обезпечена.

Въ настоящее время въ одномъ только Токіо — столицѣ Японіи, издается больше 400 газетъ и 300 журналовъ!

Но вы себѣ и представить не можете, какъ трудно печатать японскую книгу! Впрочемъ, вамъ это станетъ ясно тотчасъ же, когда вы взглянете на японскіе печатные знаки. Это китайскіе знаки; число такихъ знаковъ, которые постоянно употребляются — шесть тысячъ, болѣе же рѣдкихъ и малоизвѣстныхъ — четырнадцать тысячъ, да къ нимъ еще надо прибавить собственно японскія вспомогательныя буквы. Подумаешь только, какъ должно быть трудно запомнить всю эту массу знаковъ, да еще умѣть ихъ поставить на надлежащее мѣсто! Поэтому то японскіе наборщики должны быть не только грамотными, но непремѣнно учеными людьми.

Трудность еще усиливается тѣмъ, что въ силу особенностей китайской азбуки, вы не можете узнать знака, пока не произнесете его, чтобы услышать его звукъ. Японскіе ученые наборщики, обыкновенно юноши 15—18 лѣтъ, должны поэтому читать вслухъ то, что они набираютъ, но читать медленно, нараспѣвъ, иначе трудно уловить ошибку. Затѣмъ, когда они пропоютъ такимъ образомъ страницу и наберутъ ее, она поступаетъ на исправленіе къ такъ называемымъ «корректорамъ», должность которыхъ именно и заключается въ исправленіи всѣхъ ошибокъ. Корректоры, тоже для легкости, не читаютъ, а поютъ слова одинъ другому и т. д. — однимъ словомъ, въ японской типографіи васъ поразитъ совсѣмъ небывалое явленіе: всѣ тутъ поютъ — поютъ наборщики, набирая газету, поютъ корректоры исправляя набранное и приготовляя для окончательнаго печатанія.

Газеты и книги потому такъ распространены въ Японіи, что среди японцевъ — какъ мы уже говорили — совсѣмъ не встрѣчается неграмотныхъ. Японская грамота, какъ мы видѣли, дѣло нелегкое, и бѣднымъ ребятишкамъ приходится немало потрудиться, прежде чѣмъ они одолѣютъ всѣ эти ужасныя японскія письмена.

Для письма каждому ученику и ученицѣ (такъ какъ мальчики и дѣвочки въ японской школѣ учатся вмѣстѣ до семи лѣтъ) дается листъ бумаги, тоненькая кисточка въ деревянной оправѣ и палочка туши. Развести эту тушь надо умѣючи; надо, чтобы она была не слишкомъ густа и не слишкомъ жидка, да и съ кистью тоже надо выучиться обращаться.

Нашъ русскій путешественникъ г. Шрейдеръ, посѣтившій японскую школу, гдѣ училась дочь его хозяина, такъ описываетъ занятія въ этой школѣ:

«Полъ устланъ цыновками и на нихъ правильными рядами разсѣлись ученики и ученицы передъ низенькими столиками, на которыхъ въ порядкѣ разложены книги, линейки, кисти, тушь и пачка бумаги. Ученики по обыкновенію очень веселы, держатъ себя совершенно свободно и видно, что они охотно занимаются въ школѣ. Кисточки мягко и безшумно скользятъ по бумагѣ. Очень трудно выводить знаки, но за то какъ интересно! Маленькія смуглыя лица учениковъ раскраснѣлись, глазки блестятъ; ученики заглядываютъ другъ къ другу и оживленно переговариваются. Иногда возникаетъ споръ изъ за какой-нибудь черточки, неправильно выведеннаго хвостика; ученики острили другъ надъ другомъ, поднимался шумъ, смѣхъ и веселье. Но учитель не только не срывался съ мѣста для водворенія порядка и прекращенія шума, а напротивъ самъ принималъ въ этомъ шумѣ дѣятельное участіе и разрѣшалъ споры учениковъ относительно какой-нибудь закорючки. Только когда шумъ становился особенно сильнымъ, онъ добродушно и съ комически жалобнымъ видомъ поглядывалъ на учениковъ и зажималъ уши, давая имъ понять, что онъ совсѣмъ оглохъ отъ ихъ шума. Шумъ моментально стихалъ послѣ этого».

Учитель сказалъ Шрейдеру, что ученики стѣсняются его какъ иностранца и потому ведутъ себя все-таки тише, а обыкновенно они шумятъ еще больше.

— Я стараюсь исключительно о томъ, чтобы заинтересовать ихъ ученіемъ, — сказалъ учитель Шрейдеру — и поставить себя въ такія отношенія съ ними, чтобы они, не стѣсняясь, обращались ко мнѣ за всякимъ разъясненіемъ.

— А вамъ приходится ихъ когда-нибудь наказывать? — спросилъ Шрейдеръ.

— Да и даже очень часто, — отвѣчалъ учитель. — Мое наказаніе состоитъ въ томъ, что я заявляю имъ о своемъ неудовольствіи. Обидѣть или не послушать старшаго у насъ считается большимъ грѣхомъ. Мои слова — худшее наказаніе для ученика, и на бѣднаго ребенка просто жалко бываетъ смотрѣть.

— Много-ли у васъ плохихъ учениковъ?

— У меня вовсе нѣтъ плохихъ. У насъ есть поговорка: «если плохъ ученикъ — значитъ плохъ учитель». Нужно только заинтересовать ребенка, и онъ будетъ учиться сколько можетъ.

Неудивительно, что дѣтямъ весело учиться въ такой школѣ и у такого добраго учителя.

Маленькая дочь хозяина г. Шрейдера распѣвала японскую пѣсенку, которую ей, какъ и всѣмъ прочимъ школярамъ, задали наканунѣ въ школѣ. Слова этой пѣсенки въ переводѣ на русскій языкъ значили слѣдующее:

Исчезаетъ цвѣтъ и запахъ,

Постоянства въ мірѣ нѣтъ,

Что же можетъ въ нашемъ мірѣ

Постояннымъ, вѣчнымъ быть?

Каждый день уходитъ въ вѣчность.

Каждый день подобенъ сну;

Онъ уходитъ незамѣтно,

Не оставивъ въ насъ тревогъ.

Въ Японіи издается очень много книгъ для дѣтей, иллюстрированныхъ раскрашенными рисунками. Японскія дѣти, также какъ и всѣ дѣти, любятъ сказки и басни. У Шрейдера приведена одна изъ любимыхъ японскихъ басенъ, которая называется «Торжество лисенка». Содержаніе ея слѣдующее:

«Жили да были въ лѣсу барсукъ, лисица, да маленькій лисенокъ. Боясь силковъ и западней, разставленныхъ японцами въ лѣсу, они не вылѣзали изъ своихъ норъ и чуть не умирали съ голоду. Наконецъ барсукъ сказалъ своимъ товарищамъ по несчастью:

— Вотъ что мы сдѣлаемъ: я представлюсь мертвымъ, а ты, лиса, переодѣнься „самураемъ“ (воиномъ) и понеси меня на продажу въ городъ. На вырученныя деньги купи провизіи и бѣги домой; я же не замедлю удрать къ вамъ. На будущей недѣлѣ я тебя снесу въ городъ продавать. Понимаешь?

Лисица нашла этотъ планъ великолѣпнымъ и тотчасъ же принялась за его осуществленіе. Она переодѣлась, взяла на плечи барсука и отправилась въ городъ, гдѣ выгодно продала его, а на вырученныя деньги накупила вкуснѣйшихъ лакомствъ и отправилась въ лѣсъ.

Вскорѣ прибѣжалъ запыхавшійся барсукъ.

— Я надѣюсь, вы ничего здѣсь не ѣли безъ меня? — прежде всего спросилъ онъ своихъ товарищей. Я немножко запоздалъ, но раньше не могъ вернуться. Кстати, лисица, человѣкъ, которому ты меня продала, показывалъ меня своимъ дѣтямъ и хвастался тѣмъ, что дешево купилъ меня у какого-то деревенскаго дурня, ты матушка опростоволосилась и по справедливости я долженъ былъ лишить тебя твой доли, ну да ужъ на первый разъ прощаю тебя, за то ужъ я не промахнусь…

Барсукъ, лисица и лисенокъ сѣли обѣдать и знатно попировали. Понятно, барсукъ бралъ себѣ лучшіе куски. Спустя нѣсколько дней вся принесенная лисицей провизія вышла и пришла очередь лисицы быть проданной. Она представилась мертвой и барсукъ, переодѣвшись охотникомъ, привѣсилъ себѣ ее за спину и живо слеталъ съ нею въ городъ. Наученный опытомъ, онъ продалъ ее такъ выгодно, что ему хватило бы на вырученныя деньги накупить себѣ и товарищамъ провизіи на цѣлый мѣсяцъ. Но барсукъ былъ коваренъ. Онъ рѣшилъ, что дѣлиться съ лисой и лисенкомъ по меньшей мѣрѣ глупо, и задумалъ погубить ее.

Улучивъ удобный моментъ, онъ шепнулъ покупателю:

— Кажись, лиса-то притворилась мертвой. Гляди какъ бы она отъ тебя не удрала.

— Ладно! — отвѣтилъ японецъ и такъ сильно хватилъ ее тростью по головѣ, что она тутъ же испустила духъ.

Межъ тѣмъ барсукъ истратилъ всѣ деньги на покупку своихъ любимыхъ лакомствъ и, предовольный, отправился въ лѣсъ. Усѣвшись подъ деревомъ, онъ съ наслажденіемъ уписывалъ лакомыя блюда за обѣ щеки. Голодный, осиротѣлый лисенокъ стоялъ въ отдаленіи и горько рыдалъ, проливая обильныя слезы.

Лисенокъ былъ, однако-же, не глупъ и началъ придумывать, какъ-бы отплатить коварному барсуку. Не подавъ ему даже и вида, что онъ считаетъ его виновнымъ въ гибели матери, лисенокъ осушилъ свои слезы и дружески предложилъ ему устроить игру.

— Мы оба переодѣнемся людьми, — сказалъ ему лисенокъ. — Держу пари, что ты меня не узнаешь. Ну а если узнаешь, то можешь меня продать.

Барсукъ согласился, но маленькій лисенокъ и не думалъ переодѣваться; онъ спрятался за деревомъ и ждалъ что будетъ.

Въ это время на мосту показались носилки на которыхъ сидѣлъ „далміосъ“ (князь), окруженный большою свитой вооруженныхъ людей. Барсукъ вообразилъ, что тамъ сидитъ лисенокъ. Онъ подбѣжалъ къ носилкамъ и просунувъ туда голову, крикнулъ:

— Я нашелъ тебя лисенокъ и выигралъ пари!

На шумъ подоспѣлъ одинъ изъ слугъ и хватилъ его топоромъ по головѣ.

Голова барсука откатилась далеко отъ носилокъ, а маленькій лисенокъ, невидимый никѣмъ, стоялъ за деревьями и хохоталъ, хохоталъ безъ конца!..»

Изъ японской низшей школы, которую мы описали, мальчики переходятъ въ среднюю школу, соотвѣтствующую нашей гимназіи. Кончивъ среднюю школу, японскіе юноши могутъ поступить въ университетъ, находящійся въ Токіо.

Японцы, по отзыву всѣхъ иностранцевъ, очень способный и трудолюбивый народъ. Европейцы, пріѣзжающіе въ Японію, всегда особенно восхищаются работою японскихъ ремесленниковъ. Обыкновенно мастерскія ихъ помѣщаются на окраинахъ города и въ ближайшихъ деревняхъ. Среди этихъ мастеровъ встрѣчаются удивительные художники, изготовляющіе чудныя вещи изъ слоновой кости, которыя у насъ цѣнятся очень дорого и представляютъ большую рѣдкость. Японскія лаковыя издѣлія также славятся вездѣ. Это очень древнее производство и уже болѣе двухъ тысячъ лѣтъ какъ оно существуетъ въ Японіи.

Очень хороши также мѣдныя издѣлія, покрытыя особою каменною массой: вазы, подставки, статуетки, ящички. Въ мастерскихъ, гдѣ приготовляютъ эти вещи, работаютъ обыкновенно много рабочихъ. У стѣны помѣщаются небольшія, до красна накаленныя печи. Около нихъ, на низенькихъ табуретахъ, за такими же столиками, сидятъ мастера. Раздробленную каменную массу плавятъ въ печи и размалываютъ въ очень тонкую муку, которая подъ руководствомъ опытнаго художника смѣшивается съ жидкими красками: это и есть каменная масса, покрывающая мѣдныя (литыя или спаяныя) формы. Мастеръ, какой-нибудь извѣстный художникъ, дѣлаетъ черною краской рисунокъ на этой вазѣ, затѣмъ она поступаетъ къ другому мастеру, который выкладываетъ всѣ черныя линіи блестящею мѣдной проволокой. Когда его работа кончена, то промежутки между проволоками заполняются каменной краской, которая быстро засыхаетъ, образуя разноцвѣтныя пятна. Тогда то и начинается долгая и тяжелая работа — шлифованіе готовой вещи при помощи соломенныхъ жгутовъ. Эта работа продолжается изо дня въ день иногда цѣлый годъ, но когда вещь наконецъ отшлифована, то она бываетъ необыкновенно красива. И него только не нарисовалъ на ней японскій художникъ! Деревья, цвѣты, красивые виды, прозрачный воздухъ, деревенскія сцены, снѣговыя горы и т. д. Все это сдѣлано необыкновенно тонко и изящно и указываетъ на большое искусство художника и его умѣнье пользоваться превосходными японскими красками.

Японскій фарфоръ также славится, но, къ сожалѣнію, японскіе мастера уже не знаютъ секретовъ, при помощи которыхъ въ старину приготовлялись такія изумительныя по красотѣ и изяществу красокъ фарфоровыя вещи. И теперь японцы выдѣлываютъ хорошій фарфоръ, тонкій и полупрозрачный, но все-таки онъ не можетъ сравниться съ стариннымъ японскимъ фарфоромъ, который теперь цѣнится чуть не на вѣсъ золота.

Во всякомъ случаѣ всѣ издѣлія японцевъ доказываютъ, что у нихъ много вкуса и что они — замѣчательно талантливые художники.

ГЛАВА VIII.
Японская деревня. — Японскіе поля. — Полевая работа. — Трудолюбіе японцевъ. — Дорога восточнаго моря. — Японскій почтальонъ. — Любознательность японцевъ. — Столица Японіи и ея исторія. — Неожиданное рѣшеніе. — Переѣздъ микадо въ Іеддо. — Переворотъ въ Японіи.

Японская деревня совсѣмъ не похожа на нашу русскую деревню и производитъ очень пріятное впечатлѣніе своей чистотой и удивительнымъ благоустройствомъ. Около каждаго домика непремѣнно имѣется садикъ, въ которомъ ростутъ камеліи и разные другіе любимые японскіе цвѣты, а также карликовыя деревья, поражающія европейцевъ своимъ маленькимъ ростомъ. Японцы нарочно выращиваютъ такія деревья, подрѣзая корни. Улицы даже и въ деревнѣ представляютъ прекрасныя шоссейныя дороги, обсаженныя деревьями. Крохотныя поля японцевъ также окружены цвѣтами и красивыми деревьями.

Погруженный въ заботы о своихъ разнообразныхъ растеніяхъ, японскій крестьянинъ круглый годъ копается и работаетъ на своемъ маленькомъ участкѣ земли. У него нѣтъ, какъ у нашего мужичка, длиннаго вынужденнаго отдыха зимой, но за то нѣтъ и такой страдной поры, какая бываетъ у нашихъ крестьянъ.

Земли у японскаго крестьянина мало, но онъ тщательно обрабатываетъ ее и такъ какъ почва въ Японіи очень плодородна и климатъ благодатный, то японскій крестьянинъ можетъ снимать жатву три раза въ годъ со своихъ игрушечныхъ полей! На самомъ большомъ изъ японскихъ полей врядъ-ли могъ-бы повернуться русскій деревенскій возъ, запряженный парою воловъ.

Нашъ русскій мужичекъ, привыкшій къ шири и простору русскихъ степей, конечно, очень бы удивился, взглянувъ, напримѣръ, на японское рисовое поле. Онъ бы увидалъ долину, раздѣленную массой мелкихъ канавъ, покрывающихъ ее точно паутина, на крошечные участки самой причудливой и разнообразной формы. Отдѣленные другъ отъ друга канавками, — участки, кромѣ того, старательно обведены высокими земляными валиками, тщательно покрытыми зеленомъ дерномъ, какимъ нибудь низкимъ кустарниковымъ растеніемъ или даже цвѣтами: хризантемами, ирисомъ, камеліями и т. д., отчего издали вся долина похожа на пестрый коверъ земли и цвѣтовъ.

Изъ этого уже видно, какую массу труда затрачиваетъ японскій крестьянинъ, чтобы приготовить свое поле. Но и дальше ему предстоитъ много работы. Чтобы сдѣлать поле готовымъ къ посѣву, онъ долженъ сперва его затопить водой до самаго верху, т. е. до зеленыхъ валиковъ, обсаженныхъ цвѣтами, которые окружаютъ его. Когда поле затоплено, надо вспахать и разрыхлить его такъ, чтобы земля была похожа на порошокъ, и это приходится дѣлать японцу небольшою лопатой, стоя по колѣни въ водѣ; затѣмъ разрыхленную такимъ образомъ землю японцы удобряютъ, покрывая ее пепломъ съ вулканическихъ горъ. Когда же вода пропитаетъ всю почву и она становится похожа на густое тѣсто, то тогда засѣвается рисъ очень густо; его бросаютъ пригоршнями въ жидкую тину и участокъ вновь заливаютъ водой.

У японскаго крестьянина нѣтъ ни лошадей, ни быковъ, ни какихъ либо другихъ упряжныхъ животныхъ, и поэтому ему приходится самому дѣлать всю ту работу, которую у насъ дѣлаютъ животныя, помогающія нашему крестьянину вспахивать поле.

Наконецъ поле засѣяно, но работа земледѣльца не кончается этимъ. Какъ только рисъ пуститъ ростки и они сдѣлаются величиною въ нѣсколько дюймовъ, крестьянинъ осторожно выкапываетъ пучки зеленой рисовой разсады и пересаживаетъ ее на сосѣдній участокъ, такъ же точно приготовленный и вспаханный. Но вотъ рисъ началъ колоситься. Земледѣльцу и тутъ нѣтъ покоя. Онъ долженъ слѣдить, чтобы рисъ не росъ слишкомъ густо и не затѣнялъ бы себя, чтобы въ землѣ было достаточно влаги и т. д. Японцы цѣлые дни проводятъ на своихъ крохотныхъ участкахъ, ползаютъ по землѣ, усердно вырывая каждую сорную травинку, каждый лишній листикъ и тщательно поливая водой, если земля начинаетъ сохнуть. Однимъ словомъ, японецъ ухаживаетъ за своимъ рисовымъ полемъ съ такою любовью, заботливостью и такъ тщательно, какъ у насъ не ухаживаютъ даже за самыми дорогими растеніями въ оранжереяхъ и овощами въ парникахъ. Но японцы могутъ жить доходомъ со своихъ игрушечныхъ полей только цѣною неимовѣрнаго труда и кропотливыхъ усилій. Вѣдь рисъ составляетъ главную пищу японца, а рисовые стебли даютъ солому, которая идетъ на приготовленіе разныхъ издѣлій, цыновокъ и др.

Образцомъ японскаго трудолюбія, кропотливости и настойчивости можетъ служить также знаменитая «дорога восточнаго моря» — Токанда, являющаяся однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ памятниковъ японской старины. Эта дорога идетъ отъ священной горы Никко къ священному городу Кіото, древней японской, столицѣ. Во всю длину этой дороги, на протяженіи десятковъ и сотенъ верстъ, тянутся ровныя стройныя линіи деревьевъ — криптомерій, бамбуковъ и кедровъ, которые окаймляютъ ее на подобіе зеленыхъ стѣнъ. Эта чудная, ровная какъ столъ, дорога кажется безконечной аллеей какого нибудь великолѣпнаго парка. Кругомъ нея поднимаются живописные холмы, сверкаетъ рѣченка, которая змѣйкой извивается подъ бамбуками и кедрами и виднѣются маленькія буддійскія пагоды, выглядывающія изъ за вѣтвистыхъ деревьевъ.

Во всю длину этой «дороги восточнаго моря» тянется безпрерывный рядъ лавочекъ, чайныхъ домовъ, увитыхъ плющемъ и ползучими растеніями. Пестрая толпа безостановочно двигается по этой дорогѣ. Тутъ и пѣшеходы, и разнощики, и курумы со своими легкими колясочками. Вотъ мчится почтальонъ. Онъ совершенно голый, но за то все его тѣло, отъ шеи до бедеръ, покрыто рисункомъ красиваго цвѣта. Это — татуировка, сдѣланная такъ искусно, что издали ее можно принять за костюмъ. Въ прежнее время, когда Японія была закрыта для иностранцевъ и въ ней не было желѣзныхъ дорогъ и вообще еще не завелись европейскіе порядки, такіе почтальоны разносили почту по всей Японіи. Быстрою рысью мчались они изъ города въ городъ, изъ деревни въ деревню, таща на себѣ почту на длинныхъ бамбуковыхъ палкахъ. И теперь еще можно встрѣтить такихъ почтальоновъ вдали отъ большихъ городовъ, но скоро вѣроятно они исчезнутъ совсѣмъ, такъ какъ Японія покрывается сѣтью желѣзныхъ дорогъ, телефоновъ и телеграфовъ. Японцы въ этомъ отношеніи представляютъ совершенную противоположность китайцамъ: они не только не боятся нововведеній, но съ величайшею охотой вводятъ у себя всякія полезныя новинки. Такъ напримѣръ, даже въ японскихъ деревняхъ уже попадается электрическое освѣщеніе. Такимъ образомъ многія японскія деревушки имѣютъ такое освѣщеніе, о которомъ въ Россіи многіе большіе города пока не могутъ даже и мечтать.

Однако, японцы, улучшая города и деревни, все-таки не уничтожаютъ своей старины, которою они очень гордятся. Они любятъ свою исторію и берегутъ свои древнія постройки, храмы, дворцы.

Двѣсти пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь раскинулась столица Японіи Токіо, была лишь маленькая рыбачья деревушка, называвшаяся Іеддо. Въ тѣ времена; эта мѣстность считалась одною изъ самыхъ отдаленныхъ и населеніе ея, по словамъ японцевъ, отличалось грубостью и невѣжествомъ, вслѣдствіе чего оно и было извѣстно въ Японіи подъ кличкою «восточныхъ олуховъ». Эти «восточные олухи» постоянно воевали съ войсками шіогуна, которыя не разъ совершали походы въ Іеддо, и въ одинъ изъ такихъ походовъ была, наконецъ, рѣшена судьба этой деревушки.

Англійскій путешественникъ Диксонъ разсказываетъ объ этомъ слѣдующее, со словъ японскихъ преданій и исторіи:

Во время одного изъ такихъ походовъ главнокомандующій японскою арміей Гидеіоши подошелъ со своимъ войскомъ къ берегу залива, на противоположной сторонѣ котораго находилось непріятельское укрѣпленіе. Въ обыкновенное время заливъ этотъ безъ труда можно было бы перейти въ бродъ, но когда главнокомандующій подошелъ къ нему, была сильная буря. Японскіе воины нашли неподалеку рыбачью деревушку и при ней нѣсколько лодокъ. Они предложили рыбакамъ перевезти весь отрядъ на противоположный берегъ залива, и тѣ охотно согласились. Но тутъ встрѣтилось неожиданное затрудненіе: въ отрядѣ было много лошадей, и суевѣрные рыбаки, раньше никогда не видавшіе этихъ животныхъ, наотрѣзъ отказались перевозить ихъ, увѣряя, что «богъ моря ихъ не любитъ».

Гидеіоши призвалъ рыбаковъ къ себѣ, сначала уговаривалъ и упрашивалъ ихъ, наконецъ, началъ имъ грозить, но упрямые рыбаки продолжали стоять на своемъ. Тогда главнокомандующій рѣшился пуститься на хитрость: онъ объявилъ рыбакамъ, что предпринялъ походъ по распоряженію самаго Микадо и прибавилъ: «Богъ моря, конечно, пожелаетъ оказать услугу своему потомку на землѣ».

Эти слова подѣйствовали на рыбаковъ — вѣдь микадо, дѣйствительно, считается потомкомъ боговъ, и боги разумѣется слишкомъ вѣжливы и не захотятъ отказать своему потомку. Однако все-таки рыбаки не рѣшались пуститься въ море съ лошадьми.

— Ну а что, если ты намъ все это налгалъ? — сказали они главнокомандующему. — Вѣдь отвѣчать то передъ морскимъ богомъ будемъ мы, а не ты! Вотъ что: уговорись-ка ты самъ съ морскимъ богомъ раньше, а то насъ можешь подвести. Такъ будетъ вѣрнѣе.

— Хорошо! отвѣчалъ Гидеіоши. — Я сейчасъ напишу письмо морскому богу и уговорю его разрѣшить вамъ перевезти моихъ лошадей.

Такъ онъ и сдѣлалъ: написалъ длинное, предлинное письмо, прочиталъ его рыбакамъ и, завернувъ въ хлопчатую бумагу, написалъ сверху адресъ: «морскому богу» и бросилъ письмо въ море.

Очевидно письмо дошло по назначенію и такъ какъ морской богъ ничѣмъ не обнаружилъ своего несогласія, то рыбаки согласились, наконецъ, перевезти лошадей.

Спустя нѣсколько дней послѣ этого Гидеіоши покорилъ весь край и съ этихъ поръ незначительная рыбачья деревушка Іеддо становится столицей шіокуна.

Такъ было до 1868 года, когда нынѣ царствующій японскій императоръ, которому тогда было всего 17 лѣтъ отъ роду, поразилъ древнія стѣны своего дворца въ Кіото неслыханными словами: онъ объявилъ, что рѣшилъ переѣхать въ Іеддо!

Это поразило какъ громомъ бѣдныхъ японцевъ; извѣстно, что микадо долженъ былъ проводить всю свою жизнь внутри дворца, и никто изъ его подданныхъ не могъ его видѣть. Понятно, что японцы испугались; они думали, что земной шаръ поколеблется отъ такого рѣшенія микадо. Но молодой императоръ не испугался. Онъ не хотѣлъ оставаться въ вѣчномъ плѣну, въ Кіото, и быть для своихъ подданныхъ какимъ то недоступнымъ божествомъ, какъ всѣ его предки. Онъ жаждалъ дѣла и хотѣлъ принести пользу своей родинѣ, а, сидя за стѣнами своего дворца, онъ не могъ этого сдѣлать.

Очевидцы разсказываютъ, что когда его носилки вынесли за ворота «священной столицы», то тысячи японцевъ пали ницъ на его дорогѣ и со слезами и стонами умоляли его вернуться и не покидать священной земли своихъ предковъ.

Однако это не подѣйствовало на молодого императора — онъ преспокойно велѣлъ носильщикамъ продолжать путь. Носильщикамъ пришлось шагать черезъ японцевъ, которые легли на землю, чтобы помѣшать микадо выполнить свое безумное рѣшеніе.

Молодой микадо, добравшись до Іедцо, почувствовалъ себя гораздо свободнѣе. Въ то время, тамъ уже стояли европейскіе корабли, и микадо сдѣлалъ еще одинъ важный шагъ на пути разрушенія предразсудковъ, недозволявшихъ японскимъ императорамъ двигаться свободно: онъ поѣхалъ осматривать японскіе корабли, стоявшіе въ гавани.

Но еще болѣе удивились и заволновались японцы, когда узнали, что микадо, лица котораго даже его подданные не смѣли никогда видѣть, послалъ приглашеніе всѣмъ иностраннымъ посланникамъ явиться къ нему во дворецъ!

Въ Іеддо начались серьезныя волненія. Народъ приходилъ въ ужасъ отъ мысли, что чужеземцы будутъ смотрѣть на священную особу императора, на котораго никто до сихъ поръ не смѣлъ поднять взора. Въ народѣ рѣшили не допускать такого святотатства и убить иностранныхъ пословъ, когда они будутъ отправляться во дворецъ. Но въ Японіи уже было не мало людей, желавшихъ, чтобы старымъ порядкамъ пришелъ конецъ; были люди, которые радовались, что микадо рѣшилъ выйти изъ своего затворничества, и поддерживали его. Они то донесли микадо объ опасности, которая угрожала иностранцамъ, и онъ тотчасъ же издалъ указъ, въ которомъ объявлялъ, что всякій, кто произведетъ нападеніе на иностранца, будетъ считаться простымъ преступникомъ и даже лишится права умереть благородною смертью, т. е. произвести надъ собою «xapa-кири» (распарываніе живота).

Послѣ этого смѣлаго шага микадо уже быстро пошелъ впередъ и началъ вводить перемѣны въ своемъ государствѣ: онъ замѣнилъ прежній китайскій календарь европейскимъ, открылъ страну для европейцевъ, прекратилъ всѣ преслѣдованія христіанъ, понастроилъ желѣзныя дороги, заводы и т. д., открылъ вездѣ школы и учредилъ университетъ въ своей столицѣ. Онъ самъ и его жена надѣли европейское платье, и теперь микадо, до сихъ поръ считающійся потомкомъ боговъ, запросто принимаетъ у себя иностранцевъ, ученыхъ и путешественниковъ и бесѣдуетъ съ ними иногда по цѣлымъ часамъ.

Іеддо, переименованный теперь въ Токіо, лежитъ на берегу одной изъ самыхъ большихъ и красивыхъ бухтъ на земномъ шарѣ. Въ центрѣ города возвышается холмъ, на которомъ стоитъ замокъ, гдѣ прежде жили шіогуны, а теперь живетъ микадо. Замокъ этотъ окруженъ садами; вообще садовъ въ Токіо такъ много, что городъ кажется утопающимъ въ зелени.

ГЛАВА IX.
Первоначальные обитатели японскихъ острововъ: айносы и пещерные люди. — Война съ айносами. — Бамбукъ-спаситель. — Причины вымиранія. — Наружность айносовъ. — Нечистоплотность. — Дѣти айносовъ. — Языкъ айносовъ. — Занятія. — Вѣрованія айносовъ.

На холодной сѣверной оконечности острова Іессо, на Сахалинѣ и на Курильскихъ островахъ обитаетъ странный народъ, постепенно вымирающій, наружность котораго можетъ внушить страхъ, хотя это самые безобидные и кроткіе дикари. Называются они «айносы». Относительно происхожденія этого племени ученые до сихъ поръ еще спорятъ, но по всей вѣроятности айносы нѣкогда были могущественнымъ народомъ, который задолго до японцевъ населялъ эти острова. Теперь отъ этого народа осталось только жалкое племя, презираемое японцами.

Были ли айносы первобытными обитателями японскихъ острововъ, или же они явились туда съ азіатскаго материка — это никто не знаетъ. Но достовѣрно извѣстно, что еще въ VII вѣкѣ послѣ P. X. айносы населяли весь Ниппонъ и только послѣ упорной борьбы уступили его пришельцамъ, которые оттѣснили ихъ на сѣверъ. Но кромѣ айносовъ японцамъ пришлось имѣть дѣло еще съ другой расой, которая, повидимому, стояла на очень низкой ступени развитія. Японцы назвали ихъ «землероями» или «пещерными людьми». И теперь еще на японскихъ островахъ, а именно на островѣ Іессо, встрѣчаются многочисленныя круглыя ямы, глубиною приблизительно въ три фута и шириною — отъ 10 до 18 футъ, которыя служили, вѣроятно, жилищемъ людямъ, такъ какъ въ этихъ ямахъ и около нихъ находятъ каменные топоры, точильные камни, копья и оконечности стрѣлъ, старинную глиняную посуду и обломки костей. Судя по формѣ этихъ ямъ, надо думать, что прежде надъ ними были сооружены шалаши, вродѣ тѣхъ снѣжныхъ хижинъ, которыя строютъ эскимосы. По преданіямъ айносовъ эти шалаши имѣли остроконечную форму и обложены были землей и дерномъ. Одѣтые въ звѣриныя шкуры обитатели этихъ хижинъ были меньше ростомъ, нежели айносы и японцы. Въ войнахъ, которыя вели японцы съ этимъ племенемъ, также какъ и съ айносами, землерои были совершенно истреблены.

Одинъ образованный японецъ разсказалъ, между прочимъ, Шрейдеру любопытное японское преданіе, относящееся къ борьбѣ японцевъ съ айносами, гдѣ бамбукъ явился спасителемъ цѣлой японской арміи.

Дѣло было такъ. Обезсиленныя частыми схватками, съ свирѣпыми дикарями японскія войска вынуждены были, наконецъ, бѣжать на югъ, иначе они рисковали погибнуть въ сѣверныхъ лѣсахъ, или еще хуже того, — быть съѣденными своими врагами, такъ какъ по преданію это воинственное племя не прочь было при случаѣ съѣсть своего ближнаго. Туго приходилось японскимъ воинамъ, но кое-какъ имъ удалось незамѣченными бѣжать съ сѣвера. Полуголодные, оборванные, достигли они, наконецъ, уже на югѣ бамбуковаго лѣса и въ изнеможеніи повалились на землю. Вся провизія у нихъ вышла и они уже два дня ничего не ѣли. Около полуночи, когда весь отрядъ, объятый глубокимъ сномъ, спалъ какъ убитый, сторожевые воины услышали вдругъ дикіе вопли своихъ сѣверныхъ враговъ. Тѣ, какъ оказалось, слѣдовали за нимъ по пятамъ и ждали лишь удобнаго момента, чтобы напасть на японцевъ врасплохъ. Будить изнеможенный отрядъ было бы поздно, да и не привело бы ни къ чему, такъ какъ раньше чѣмъ японцы успѣли бы схватиться за оружіе, — они были бы перебиты и изуродованы. Тогда сторожевому воину пришла въ голову счастливая мысль. Съ быстротою молніи выхватилъ онъ у себя изъ за пояса мечъ и срѣзалъ нѣсколько вѣтвей бамбука, подъ которымъ онъ стоялъ на стражѣ. Зажечь этотъ костеръ было дѣломъ одного мгновенія. Извѣстно, что если срѣзать вѣтви свѣжаго бамбука и зажечь изъ нихъ костеръ, то онъ горитъ съ такимъ трескомъ, что съ ними не сравнится стрѣльба изъ хорошихъ артиллерійскихъ орудій. Японцы часто пользуются этимъ свойствомъ бамбука, когда приходится отгонять хищныхъ звѣрей.

Японскій часовой вспомнивъ это, устроилъ свой бамбуковый костеръ. Показалось синеватое пламя, огненный языкъ лизнулъ наваленныя въ безпорядкѣ вѣтви и вдругъ раздался оглушительный трескъ и земля дрогнула, точно отъ подземнаго удара. Айносы оцѣпенѣли отъ ужаса и дали себя перебить. Имъ казалось, что духъ ихъ страны разозлился на нихъ и грозитъ имъ.

Теперешніе айносы совсѣмъ не похожи на своихъ свирѣпыхъ предковъ; ничего воинственнаго въ нихъ нѣтъ, это — предобродушные дикари, число которыхъ въ настоящее время все убываетъ. Уменьшеніе ихъ числа и вымираніе вызывается многими причинами. Вначалѣ японцы, тѣснившіе ихъ къ сѣверу, безжалостно истребляли ихъ; но кромѣ того страшная нечистоплотность этого племени, порождающая у него много болѣзней, и пьянство являются главными причинами его вымиранія.

Первые русскіе мореплаватели, Крузенштернъ и Головинъ, описавшіе айносовъ, называли ихъ «косматыми курильцами». Японскія же лѣтописи описываютъ ихъ какъ какихъ то дикихъ звѣрей, покрытыхъ волосами и имѣющихъ гриву и бороды длиной чуть ли не до четырехъ футъ. Легенда гласитъ, что первый айносъ былъ вскормленъ медвѣдицей и поэтому онъ покрылся шерстью, а затѣмъ уже и все его потомство родилось косматымъ, такимъ же какъ и онъ. На самомъ дѣлѣ волосы у айносовъ растутъ не гуще, нѣмъ у другихъ людей, но каждый волосъ въ отдѣльности у нихъ толще. Къ своей огромной косматой бородѣ они питаютъ необыкновенное почтеніе и ни одинъ айносъ не рѣшится разстаться съ этимъ украшеніемъ.

Однако, если бы не эта волосатость, то айносы могли бы считаться красивымъ племенемъ. Чрезвычайно, не благопріятное впечатлѣніе производитъ ихъ ужасная нечистоплотность. Они иногда по цѣлымъ годамъ не моются и не снимаютъ своей одежды до тѣхъ поръ, пока она не истлѣетъ у нихъ на тѣлѣ. Немногіе путешественники, проникавшіе къ нимъ, хвалятъ гостепріимство и добродушіе этого забитаго, смиреннаго племени.

Женщины айносовъ татуируютъ себѣ руки и губы, дѣлая нѣчто вродѣ усовъ, что сильно безобразитъ ихъ.

Одежда и прическа женщинъ почти не отличается отъ прически и одежды мужчинъ. Зимою они облекаются въ куртки изъ звѣриныхъ шкуръ, а лѣтомъ носятъ широкіе халаты, вродѣ японскихъ. Дѣти до восьми лѣтъ ходятъ совсѣмъ голыя и только на шеѣ носятъ шнурокъ или цѣпочку съ какимъ нибудь амулетомъ. По словамъ англійской писательницы миссъ Бердъ, среди айносовъ встрѣчаются красивыя женщины, а дѣти производятъ въ высшей степени пріятное впечатлѣніе, такъ какъ они съ самаго ранняго возраста пріучаются къ учтивости и послушанію. Айносы очень нѣжно обращаются со своими дѣтьми и вообще никакой грубости у нихъ незамѣтно. У нихъ, также какъ и у японцевъ, нѣтъ въ языкѣ ругательныхъ словъ.

Языкъ айносовъ очень мало изслѣдованъ, письменности у нихъ не существуетъ кикакой, но считаютъ они отлично, для чего имъ служатъ палочки съ надрѣзами или веревочки съ узелками, такъ что обсчитать ихъ нельзя. Земледѣліе и скотоводство имъ совсѣмъ незнакомы и главное ихъ занятіе составляютъ охота и рыбная ловля. Они охотятся на медвѣдя, оленя, лисицу, а также занимаются ловлей большихъ морскихъ животныхъ, за исключеніемъ кита. Они никогда не бьютъ его изъ благодарности за то, что весной онъ пригоняетъ въ ихъ заливы стада сельдей, которыми айносы питаются. Когда айносы находятъ въ берлогѣ медвѣжатъ, то они приносятъ ихъ домой и отдаютъ женщинамъ, чтобы онѣ выкормили ихъ грудью. Цѣлые полгода медвѣженокъ растетъ такимъ образомъ въ семьѣ айноса, какъ одинъ изъ ея членовъ, но осенью устраивается пиршество и его убиваютъ. Передъ тѣмъ какъ нанести ему смертельный ударъ, айносы обращаются къ нему со слѣдущими словами: «Мы убиваемъ тебя, о медвѣдь, но ты скоро вернешься къ намъ, подъ видомъ человѣка.» Голова убитаго медвѣдя сажается на колъ и этотъ колъ вбивается передъ хижиной айноса, въ семьѣ котораго воспитывался медвѣженокъ, Айносы вѣрятъ, что духъ убитаго медвѣдя будетъ оказывать покровительство дому, гдѣ жилъ этотъ звѣрь. Оленьи черепа, завернутые въ траву, также благоговѣйно помѣщаются на верхушкѣ шеста въ лѣсу, гдѣ были убиты эти животныя.

Религія айносовъ заключается лишь въ обожаніи солнца, луны, звѣздъ, моря, которое ихъ кормитъ, лѣса, который ихъ защищаетъ и вообще всѣхъ силъ природы. Вѣруютъ они также въ злыхъ и добрыхъ духовъ и поклоняются кромѣ того и своимъ умершимъ предкамъ и даже покорившему ихъ японскому полководцу, который, впрочемъ, милостиво обращался съ ними.

Айносы живутъ деревенскими обществами и управляются старшинами, которые выбираются ими; обыкновенно выбирается тотъ, у кого больше оружія и медвѣжьихъ череповъ. Но этотъ старшина не имѣетъ ни какой особенной власти, а только долженъ разрѣшать споры, возникающіе между членами общины. Если его обвинятъ въ томъ, что онъ сдѣлалъ какую нибудь несправедливость, то онъ лишается своего званія старшины.

Женщины дѣлятъ всѣ труды съ мужчинами и принимаютъ участіе въ управленіи общиною. Вообще женщины у айносовъ, хотя и работаютъ больше мужчинъ, но не считаются низшими существами. Никакое дѣло въ деревенской общинѣ айносовъ не обсуждается и не рѣшается безъ ея согласія.

Еще въ половинѣ шестнадцатаго столѣтія айносы представляли независимое племя. Однако постепенно японцы побѣдили ихъ; ихъ отравленныя стрѣлы и латы, сдѣланныя изъ дощечекъ или древесной коры, не помогли имъ устоять противъ японцевъ. Честные, добродушные, дѣятельные и даже очень мужественные айносы не имѣли, однако, силы бороться со своими завоевателями и мало по малу отступали. Теперь они испытываютъ какой то суевѣрный страхъ передъ всякимъ начальствомъ и поэтому выражаютъ безусловную покорность японцамъ. Какъ бы предчувствуя свою близкую гибель, айносы вообще не дорожатъ своею жизнью — малѣйшая непріятность или неудачи повергаетъ ихъ въ уныніе, такъ что среди нихъ очень часты случаи самоубійства.

Впрочемъ, японцы теперь ихъ не притѣсняютъ и только требуютъ съ нихъ ежегодную дань мѣхомъ и сушеною рыбой. Айносы аккуратно выплачиваютъ ее и этимъ ограничиваются ихъ сношенія.

"Юный Читатель", № 7, 1902