Константин Чайкин
правитьСтихотворения
правитьСодержание
правитьАмуръ
Инокъ
«Надъ десяткомъ старыхъ писемъ…»
Дачный сплинъ
Дождливая весна
Встрѣча весны
Сплинъ весенняго вечера
Майская ночь
Амуръ
Я знаю: для другихъ амуръ —
Младенецъ рѣзвый и пригожiй,
Съ кудрями свѣтлыми и кожей
Румяной, даже черезчуръ.
Но богъ любви, что сердце мнѣ
Пронзилъ, какъ водится, стрѣлою,
Совсѣмъ не тотъ и, я не скрою,
Я плачу по его винѣ.
Высокiй, стройный и прямой,
Онъ смуглъ, темноволосъ и тонокъ,
Онъ — юноша, а не ребенокъ —
Страшитъ недоброй красотой.
Я прежде думалъ: въ свѣтлый рай
Ведетъ меня любви дорога.
Но, тетиву спустивши, строго
Суровый богъ сказалъ: «страдай!»
[КЧ, с. 79]
Инокъ
Мелькающихъ снѣжинокъ
Виситъ вуаль, виситъ…
Я — богомольный инокъ,
Въ глуши затерянъ скитъ.
Порой зоветъ на волю
Волнующая ширь —
Кляну лихую долю:
Далекiй монастырь.
Порой, ломая руки,
Настанетъ только ночь,
Отъ ненавистной скуки
Хочу бѣжать я прочь.
Но такъ привычны цѣпи —
Молитвы, да посты,
Не скрыть раздолью степи
Знакомые кресты!
И я, смирясь, порою
Люблю покой оградъ,
Склоняюсь къ аналою
И благовесту радъ.
И жить бы въ мирной сѣни
Лампадъ и образовъ,
Когда бъ въ дали весенней
Не раздавался зовъ,
Когда бъ все чаще, чаще
Не жалила тоска
И на работѣ въ чащѣ
Сосноваго лѣска,
И на молитвѣ въ храмѣ,
И въ кельѣ, и вездѣ!
Когда бы взоръ, ночами,
Не улеталъ къ звѣздѣ…
Ужели избавленья
Отъ этой тяготы
Не принесутъ моленья
И Библiи листы?
Ужель тогда лишь сбросить
Сумѣю гнетъ тоски,
Когда напудритъ просѣдь
Кудрявые виски?
[Арапов 1814, с. 3-6]
Надъ десяткомъ старыхъ писемъ
Я былымъ овѣянъ Маемъ.
Отъ чего мы всѣ зависимъ,
Мы гадаемъ, но не знаемъ.
Наше счастье, наше горе
Неожиданны, крылаты…
Укротитъ ли волны моря
Кормщикъ самый тароватый?
Мы безсильны, мало значимъ,
А судьбы удары мѣтки,
Съ нашимъ смѣхомъ, нашимъ плачемъ,
Право, мы — марiонетки!
Простираемъ руки къ далямъ,
Настоящаго не цѣнимъ,
Но не знаемъ, гдѣ причалимъ,
По какимъ пройдемъ ступенямъ.
Слишкомъ, слишкомъ часты пики
Въ картахъ сумрачной гадалки,
Счастья прошлаго улики
Восхитительны и жалки.
Мы стоимъ на почвѣ зыбкой,
Мы отъ случая зависимъ.
О, какъ тронутъ я улыбкой
Этихъ старыхъ, желтыхъ писемъ!
[КЧ, с. 82-83]
Дачный сплинъ
Звуки скуки — шарманки хрипы,
Вопли разносчиковъ, лай собакъ,
Свистъ паровоза, печальныя липы,
За краснымъ заборомъ на грядкахъ макъ,
Надъ сѣрой дорогой облако пыли,
На станцiи письма, фрукты, квасъ.
Если васъ не любили, забыли,
Ступайте, ступайте, полюбятъ васъ.
Сколько глазъ улыбнутся мило,
Только: «позвольте…» стоитъ сказать.
О, неужели васъ не манила
Прелесть прогулокъ, ночей благодать,
Въ грязной рѣчкѣ катанье въ лодкѣ,
Визгъ дѣвичiй, брызги, плескъ?
Дискъ луны, какъ лицо кокотки,
Щедро даритъ заемный блескъ.
Дни, вечера, все то же, то же!
Быть какъ другiе — бороться съ собой.
Быть одинокимъ… О, Праведный Боже,
Жребiй тяжелый, <ужели> онъ мой?
Виснетъ и душитъ полдень тяжкiй,
Ночью — комаръ визжитъ у виска.
Что жъ? Обрывай цвѣты ромашки:
«Любитъ, не любитъ»… Тоска, тоска!
[КЧ, с. 84-85]
Дождливая весна
Стучитъ дождливая весна
Въ окно навязчиво и вяло.
Была лазурь тепла, ясна,
Но, нерасцвѣтшая, завяла.
Бормочетъ сѣрый мелкiй дождь,
Усердно лакируя крыши,
Гдѣ котъ плетется хмуръ и тощъ
И облака бредутъ чуть выше.
На отрывныхъ календаряхъ
Свидѣтельство, что мы въ апреле,
Но у противныхъ, сѣрыхъ пряхъ
Неистощимъ запасъ кудели.
И, право, вѣры больше нѣтъ,
Что вязкая просохнетъ слякоть,
Что небо сброситъ сѣрый цвѣтъ
И перестанетъ нудно плакать.
Гляди и злись на дождь и слизь.
Прощайте<,> вешнiя прогулки,
Бульваръ, гдѣ фонари зажглись,
Заманчивые переулки!
Ахъ, не блеснетъ лучей янтарь,
Навѣки небо стало сѣро.
Скудѣетъ вѣра въ календарь
И всякая скудѣетъ вѣра!
[КЧ, с. 86-87]
Встрѣча весны
Весна не возвратится, нѣтъ!
Придетъ весна, но не такая,
Какъ прошлая, какъ прежнихъ лѣтъ:
Придетъ другая, небылая.
Пусть каждый разъ (что нужды въ томъ?)
На полотнѣ природы тѣ-же
Berliner blau и желтый хромъ
И лакъ поверхъ картинки свѣжей!
Что нужды? Время — вѣрный ядъ,
Я — что ни годъ — блѣднѣй и старше;
Уже меня не молодятъ
Весны бравурнѣйшiе марши.
Я сталъ не тотъ и ты не та.
Весна грядущая, другая!
Моя усталая мечта
Тебя не встрѣтитъ, величая.
Слова любви скажу не тѣ,
Быть можетъ вовсе не скажу ихъ,
Пускай ликуетъ въ высотѣ
Богъ золотой и въ звонкихъ струяхъ.
Весна не та и я не тотъ,
Все медленнѣй бiенье крови…
О, мы старѣемъ каждый годъ —
И я, и ты, «пора любови».
[МП1, <с. 22>]
Сплинъ весенняго вечера
Лихой смычекъ тоски. Подъ нимъ, какъ струны, нервы
И одиночество подноситъ канифоль,
Чтобъ легче виртуозъ преодолѣлъ трiоль,
Играя вальсъ «Весна» — свой opus двадцать первый.
О, вечера мои! Сколь тягостный примѣръ вы,
Къ чему пришла душа чрезъ горести и боль!
Вотъ пестрыхъ картъ узоръ. Вотъ я — бубенъ король,
Съ любовью дама трефъ, привѣтливые червы.
Гаданье лжетъ! И вновь, склонившись на диванъ,
Смотрю, какъ комнату, дымя неутомимо,
Курилыцикъ-полумракъ наполнилъ сизью дыма.
Предметы тонуть въ ней. Молчанье, какъ дурманъ…
О, вечера мои! Гашишъ нелѣпыхъ будней,
Въ бреду не кажущiй сiяющихъ полудней.
Москва
[МП1, <с. 23>]
Майская ночь
Ночь мая, въ купы тополей
Проливъ свинцовыя бѣлила,
Густымъ карандашемъ тѣней
Свой взоръ безпутный углубила.
И въ рваномъ кружевѣ листвы
Огни, какъ бриллiанты Тэта,
Истоптанный коверъ травы
Пестрятъ мазками тьмы и свѣта.
Бульварный смѣхъ, духи, табакъ,
Улыбка, взглядъ въ упоръ и грубый,
Среди безсмысленныхъ зѣвакъ
Взывающiя мѣдно трубы.
Сгибая звуки въ колесо
Или вытягивая въ жерди,
Терзаютъ вѣчныя moceaux
Тревожимаго въ гробѣ Верди.
Въ толпѣ прожженыхъ бульвардье,
Дѣвицъ, молящихъ о подачкѣ,
Какъ въ размалеванной ладьѣ,
Плыву, отдавшись общей качкѣ.
Отъ скудно прожитого дня
Въ моей душѣ темно и пусто,
И жадно смотритъ на меня
Луна, набѣленная густо.
Москва
[МП3, <с. 22>]
Бонди 1936 — С. М. Бонди. Из материалов редакции академического издания Пушкина. Отчет о работе над IV томом // Временник Пушкинской комиссии. Т. 2. М.-Л.: Наука, 1936, с. 458—468.
Борщевский 1984 — Ю. Е. Борщевский. Рукописное наследие Константина Ивановича Чайкина // Народы Азии и Африки, 1984, № 4, с. 63-75.
Васильков, Сорокина 2003 — Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов — жертв политического террора в советский период (1917—1991) / Изд. подготовили Я. В. Васильков, М. Ю. Сорокина. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2003.
КЧ — Круговая чаша. Десять московских поэтов. М., 1913, Весна.
МП1 — Вернисаж. Вып. I. Мезонин поэзии. Сентябрь 1913. М.: Кн-во Мезонин поэзии, 1913.
МП3 — Крематорий здравомыслия. Вып. III—IV. Мезонин поэзии. Ноябрь-декабрь 1913. М.: Кн-во Мезонин поэзии, 1913.
Оригинал здесь