Стихотворения (Карабанов)/Версия 2/ДО

Стихотворения
авторъ Петр Матвеевич Карабанов

Опубл.: 1800. Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: Санкт-Петербург, 1801.

СТИХОТВОРЕНІЯ
Петра Карабанова,
Нравственныя, Лирическія,
Любовныя, Шуточныя
и
Смѣшанныя,
Оригинальныя и въ переводѣ.

Въ Санктпетербургѣ,
печатано въ Императорской Типографіи,
1801 года.

http://az.lib.ru/

Рукопись подъ названіемъ разныя Стихотворенія собранныя изъ рукописей, изъ печатныхъ журналовъ и тетрадей, Нравственныя, Лирическія, Любовныя, Шуточныя и Смѣшанныя — Санктпетербургская Ценсура къ напечатанію одобряетъ. Августа 24 дня 1800 года.

Гражданскій Ценсоръ Туманскій.

Его Сіятельству,

Господину Дѣйствительному Тайному
Совѣтнику,
ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА
Совѣта Члену,
Государственной Коллегіи Иностранныхъ Дѣлъ
Перьвому присутствующему
Главному Директору Почтъ,
Державнаго Ордена Св: Іоанна Іерусалимскаго
Великому Канцлеру,
и орденовъ Россійско-императорсккхъ:
Св. Апостола Андрея Первозваннаго,
Св. Александра Невскаго,
Св: Анны перьваго класса,
Св. Іоанна Іерусалимскаго Большаго Креста;
Шведскаго Серафимовъ,
Сардинскихъ: Анонсіады и Св^хъ: Мавриція
и Лазаря.
Неаполитанскаго Св. Фердинанда, и
Пфальцъ-Баварскаго Св. Губерта Кавалеру
Графу
Ѳеодору Васильевичу
Растопчину

приношеніе. ОГЛАВЛЕНІЕ содержащимся въ сей книжкѣ разнымъ стихотвореніямъ, съ означеніемъ, которыя изъ нихъ и въ какихъ журналахъ были уже напечатаны прежде, или когда писаны.

Божіе всемогущество и премудрость

нап. въ Журн: Лѣкарство отъ Скуки и Заботъ 1786 года. часть I. стр. 214.

Злато

нап. въ Журн: Растущій виноградъ 1785.

Воинская жизнь

нап. въ Жур: Зеркал. Свѣт. ч.І. стр. 362.

Сладострастный

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I, стр. 124.

Пѣснь въ прославленіе вѣры и проч.

нап. особо въ 1794.

Истинное блаженство

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 25.

Ночь

нап. въ Зерк. Св. ч. I. стр. 90.

Сонъ

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 9.

Опасность любви

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 50.

Вольное подражаніе Монологу трагедіи Гамлета соч. Шакесперомъ

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I стр. 195.

Картина двора, переводъ изъ сочиненій Кардинала Берниса

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 233.

Стихи на благосостояніе жителей подмосковной деревни Любимовской

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 269.

Гласъ пустынника

нап. въ Зерк. Св. ч. I. стр. 108.

Твердость духа

нап. въ Зерк. Св. ч. II. стр. 143.

Пороки свѣта или видѣніе ле Брюня,

нап. въ Зерк. Св. ч. II стр. 207.

Отвѣты на вопросъ о женѣ ревнивой и имѣющей ревниваго мужа, которая нещастнѣе

нап. въ Зерк. Св. ч. III стр. 11.

Бѣдность

нап. въ Зерк. Св. ч. VI. стр. 656.

Признаніе другу въ чувствованіи исправленія при видѣ одного зрѣлища въ театрѣ

Мнимая вольность, равенство и самодержавная власть

Стихи на мѣстѣ бесѣдки при гробницѣ, или завтракъ для кадетовъ въ недѣлю Св. Пасхи. Мысли Оксенстирна

нап. въ С. П. бургскомъ Меркуріѣ 1793. ч. III- стр. 198. Переводъ съ франц:

Совѣтъ Темирѣ

нап. въ С П. бургскомъ Меркуріѣ ч. II. стран. 10.

Притчи.

1. Плѣшивый и Орелъ.

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. ч. I. стр. 143.

2. Лилія и другіе цвѣты

нап. въ С. П. бургскомъ ежем. изданіи Зритель, 1792 года Апрѣля, стр. 187.

3. Употребленіе вольности

нап. въ С. П. бургскомъ Меркуріи 179З г. III. стран. 209.

4. На равенство, Органы

нап. тамъ же, стран. 211.

5. На правленіе народное, Птицы

нап. тамъ же, стран. 213.

6. Сатиръ и Орфей

нап. въ Москов. Журн. въ Декабрѣ 1792. стран. 204.

Надпись Россійскому Орлу

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб. въ 1786. ч. I. стран. 3.

Сонетъ на день возшествія на престолъ Екатерины II

нап. тамъ же; стран: 4.

На одержанныя воинствомъ Россійскимъ побѣды 1790 на Черномъ морѣ, у рѣки Кубани и при берегахъ Дунайскихъ.

писано въ томъ же году и нап. особо.

На покореніе Бендеръ въ 1790 году

писано въ томъ же году.

На подорваніе Бендерскихъ бастіоновъ по сдачѣ города въ томъ же году

писано тогда же.

На взятіе Турецкаго города Измаила

нап. особо въ Бендерахъ въ 1790.

На покореніе Крымской области въ 1783

нап. особо въ 1795. въ тип. Корпуса Чужестранныхъ единовѣрцевъ.

На взятіе Варшавы въ 1794, Окт. 29 дня.

нап. особо въ 1795.

Геройскій подвигъ бывшаго Екатеринославскаго корпуса Егеря и проч.

нап. особо въ 1795.

На рожденіе Его Императорскаго Высочества Великаго Князя НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА

нап. въ 1796 особо.

Успокоенная и прославленная Россія

писан. въ 1795 году.

Къ торжеству возшествія на престолъ Екатерины II. переводъ

писан. въ 1795 году.

Чувствованія бранноноснаго 1795 года, переводъ

писан. въ 1795.

Искренность пастушки

Нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб.

Изображеніе Анеты въ легкихъ чертахъ

нап. въ С. П. бургскомъ Меркуріи, часть III, стран. 193.

Похищенные волоски у Анеты въ перстень

нап. тамъ же, часть III. стр. 202.

Письмо къ Анетѣ

нап. въ Лѣк. отъ Ск. и Заб.

Идиллія

нап. тамъ же.

На простуду Катеньки

нап. тамъ же.

На возвращеніе Лизеиы изъ путешествія

нап. тамъ же.

Письмо Анюты къ Виктору

нап. въ Зер. Св. 1787 ч. IV, стр. 209.

Елегія на измѣну А.

Одной красавицѣ на представленіе роли изъ трагедіи Г. Вольтера и проч.

нап. въ С. П. бургскомъ Меркуріѣ 1793, часть IV, стран. 38.

Восхищеніе стихотворца при видъ одной красавицы въ Молдавіи

писан. въ 1790 году.

Выраженіе любви стихотворицы Сафо къ Фаону

Прекрасной Деліѣ искреннее приношеніе

Мадригалъ двумъ красавицамъ

Къ актрисъ игравшей роль Діаны въ оперѣ называемой: Діанино древо

Двадцать двѣ загадки съ отгадками

Чувствованія любовника по разлукѣ съ его любезною при свидатіи

Освобожденный изъ неволи любви

Изображеніе Анеты

Признаніе вины предъ Анетою въ нѣкоторой любовной вольности

Пѣсни.

1. Что мнѣ радости въ покоѣ

2. Можетъ ли ударъ быть злѣе

3. Несклонный къ нѣжной страсти

4. Стремлюсь къ тебѣ всечасно

5. Не льщусь твоей взаимной страстью

6. Бесѣдуя съ тобою

7. Охъ! какъ то мнѣ жить

8. Мучь меня жестокая любовь

9. Лети къ моей любезной

10. На ревность

11. Подозрѣніе въ холодности

12. Гдѣ, въ какой странѣ блаженной

13. Плѣненно сердце нѣжной Лилой

Хоры.

I. Въ священнѣйшій день Коронованія Ихъ Императорскихъ Величествъ Государя Императора Всероссійскаго ПАВЛА ПЕТРОВИЧА I. и Супруги Его Императрицы МАРІИ ѲЕОДОРОВНЫ

II. На заключеніе мира съ Оттоманскою Портою въ 1791 году

III. Въ день рожденія Его Высокопревосходительства Льва Александровича Нарышкина

IV. На высочайшее Ея Императорскаго Величесгава посѣщеніе дому Льва Александровича Нарышкина въ 1795 году

V. Въ день рожденія Его Высокопревосходительства Александра Львовича Нарышкина

Нарожденіе Ея Высокопревосходительства Марины Осиповны Нарышкиной

Для серенады въ мызѣ Левендалѣ ко дню имянинъ Ея Высокопр: Марины Осиповны Нарышкиной

Приношеніе Маринъ Дмитріевнъ перворожденной дочерѣ ихъ Превосходительствъ Дмитрія Львовича и Маріи Антоновны Нарышкиныхъ и проч:

Надпись къ портрету Его Свѣтлости Канцлера Князя Безбородка

Благодарность Его Высокопревосходительству Александру Львовичу Нарышкину за предстательство и проч:

Его Высокопревосходительству Льву Александровичу Нарышкину при поднесе ніи эксемпляра предъидущихъ стиховъ

На его кончину

Надгробіе Васинькѣ

Сказка Нѣтъ

Мужъ хвастунъ

Эпиграмма скрипачу

Рога

Старый наѣздникъ хвастунъ

Кручина стараго пахаря

Къ лирѣ моей.

И ты — съ нестройными, съ незвучными струнами,

Межь сладкими пѣвцовъ избранныхъ голосами,

Которые поютъ блаженство нашихъ дней,

Побѣды Россіянъ и славу ихъ Царей,

Героевъ ПАВЛОВЫХЪ, въ Италіи недавно

Украсившихъ себя побѣдами преславно,

Прешедшихъ пропасти, верьхи Швейцарскихъ горъ,

Видъ коихъ ужасалъ и самый смѣлый взоръ,

И ты — средь сихъ пѣвцовъ, любимцевъ Аполлона,

Извѣстныхъ по своимъ достоинствамъ у трона,

Безсмертны ПАВЛОВЫ вѣщающихъ дѣла,

Которыхъ громкая и истинна хвала

Промчалася во всѣ концы пространна міра,

И ты безвѣстная бряцать дерзаешь Лира!

Кого бряцаніемъ надѣешся плѣнить?

Не лучше-ль сладостнымъ ихъ пѣснямъ уступить?

Сколь многіе на верьхъ Парнасскихъ горъ дерзали,

И устрашась стремнинъ, стремглавъ оттуда пали !

Ихъ Лиры раздробясь о каменны скалы,

Не возмогли воспѣть и слабой похвалы,

А только звукъ одинъ нескладный отдавали,

Которому вдали Сатиры хохотали.

Тажъ участь ждетъ тебя. Однако не робѣй;

Будь кротка и скромна въ незнатности твоей;

Сверьхъ силъ не напрягай струнъ пѣсней высотою,

Старайся нравиться твоею простотою.

Пусть наши Пиндары, Гораціи гремятъ,

Пусть пѣніемъ своимъ Виргиліи дивятъ;

Не позавидуй имъ, зря славы ихъ сіянье,

И пѣснью хоть одной склони къ себѣ вниманье.

БОЖІЕ ВСЕМОГУЩЕСТВО И ПРЕМУДРОСТЬ,

Тебе сотворшаго чудесно

Обширность дивную сію,

Тебе живущаго всемѣстно,

Всесильный Боже! воспою.

Изъ тьмы глубокой и ужасной

Ты сей воздвигнулъ свѣтъ прекрасной

Единымъ словомъ устъ своихъ.

Ты рекъ, и бысть земля и воды,

И тварей неисчетны роды

Живутъ во славу дѣлъ Твоихъ;

Горятъ безчисленны свѣтила.

Въ недосягаемыхъ странахъ!

Твоя всемощность утвердила

Ихъ тягость въ тонкихъ небесахъ.

Возженну искру предъ Тобою

Ты въ тверди сильною рукою

Безмѣрно солнце укрѣпилъ;

Громаду тяжестью грозящу

И пламенемъ пожрать хотящу

Отъ всѣхъ планетъ Ты удалилъ.

Твоей премудрости закономъ

Стремленье огненныхъ валовъ

Въ горящемъ океанѣ ономъ

Сдержалъ, не положа бреговъ,

И естьлибъ землю въ гнѣвѣ яромъ,

Ты страшныхъ волнъ его ударомъ

За беззаконья поразилъ;

Лѣса онъ, горы превысоки,

Долины и моря глубоки

Въ единый мигъ бы изтребилъ.

Но всѣмъ тѣламъ безмѣрна свѣта

Отдѣлъ Ты положилъ такой,

Чтобъ не могла одна планета

Въ движеньи подавить другой.

Твоя премудрость, власть и сила

Изъити онымъ воспретила

Изъ положенныхъ имъ круговъ:

Восхощешь, небо потрясется,

И связь ихъ тверда пресѣчется,

Изчезнетъ строй и видъ міровъ.

Простерты къ небу очи бренны

Подобны искрамъ звѣзды зрятъ:

Творца десницей вдругъ возженны

Такія-жъ солнцы то горятъ:

Ихъ блещушъ миліоны дѣлы; —

Такъ гдѣ-жъ Вселенныя предѣлы? --.

Что держитъ оной тяготу? —

Не можетъ смертныхъ бренно око

Проникнуть въ таинство глубоко,

Сокрыто въ вѣчну темноту.

На славу Божію взирая,

Чтя мудрость, силу, власть Его,

Признайся, человѣкъ, смиряя

Надменность сердца своего,

Сколь ты предъ Нимъ и слабъ и низокъ

И сколь къ ничтожеству ты близокъ!

Предъ блескомъ Творческихъ очей

Величье скиптаровъ и короны,

Владѣющи полсвѣтомъ троны

Такъ точно, какъ игра дѣтей.

Впери свой духъ въ Его творенье,

Воззри на самаго себя,

Всмотрись въ малѣйшее растенье,

Все можетъ изумить тебя;

Вездѣ Его премудрость блещетъ,

Повсюду яркій лучь свой мещетъ.

Отвергни міра суеты,

Забуди тщетныя желаньи,

И дѣлъ Владыки въ созерцаньи

Свое блаженство найдешь ты.

ЗЛАТО.

Металлъ, сіяньемъ одаренный

Нашъ слабый помрачати взоръ,

Трудами смертныхъ извлеченный

Изъ страшныхъ пропастей и горъ,

О злато! идолъ злобный міра!

Твою стремится нынѣ лира

Тиранскую вѣщати власть*

Колико ты себя прославилъ,

Что къ трону своему заставилъ

Толико слабыхъ смертныхъ пасть?

Взведи свой взоръ, о Царь надменный ?

На тварей любящихъ твой плѣнъ,

Зри сей олтарь окровавленный,

Что въ честь тебѣ сооруженъ:

Тамъ чисту совѣсть сожигаютъ,

Тамъ честь нещадно закалаютъ,

И жалобный ихъ вопль забвенъ.

Какія жертвы сихъ святѣе?

И есть ли власть сей власти злѣе?

Но смертный игомъ симъ надменъ.

На стоны бѣдныхъ и мученья

Въ богатствѣ гордый мещетъ взглядъ;

А самъ бездушнаго творенья

Онъ жертва бѣдная и рабъ. —

Кто можетъ всѣ бѣды изчислить

И не страшась о нихъ помыслить,

Которыми злой идолъ сей

Прелестнымъ видомъ уловляя,

И сѣти всюду разставляя,

Толико изтреблялъ людей?

Вамъ, страшны пропасти земныя,

Что жадный смертный изкопалъ;

Вамъ бездны мрачныя морскія,

По коимъ онъ переплывалъ

За златомъ во страны далеки,

Вамъ вѣстно, гибли-ль человѣки? —

Тамъ тьмы раздавленныхъ головъ

Подъ тяжкими земли буграми,

И скрылись вѣчно подъ волнами

Здѣсь тысячи морскихъ судовъ.

Еще намъ память сохраняетъ

Прошедшихъ бытіе вещей:

Она намъ жадность обличаетъ

И звѣрство пагубно людей,

Когда Америка нещастна

Стенала отъ врага ужасна.

На толь въ неныаемый предѣлъ

Плылъ смертный чрезъ моря пространны,

Препятства видѣвъ непрестанны,

Чтобъ новый свѣтъ врага въ немъ зрѣлъ?

Вотще трудилась тамъ природа

Златыя горы основать,

Чтобъ души жаднаго народа

Безъ кровопійства напитать,

Вотще; — онъ въ бездну проникаетъ

И въ мрачность оной досягаетъ

Чрезъ тьму растерзанныхъ имъ тѣлъ,

Съ огнемъ тамъ борется, съ водою;

Но чтожъ? доволенъ ли собою? —

Для злата въ адъ бы онъ сошелъ.

На чтожъ ты, смертный, жадны руки

Къ хищенью злата простиралъ,

На неповинныхъ тяжки муки

И смерть поносну налагалъ?

Иль щастье мнилъ свое устроить ? —

Льзя-ль душу златомъ успокоить?

Ты зависть лишь къ себѣ родилъ;

Умножилъ грабежи, раздоры,

И разрушая злата горы,

Ты горы труповъ сорудилъ.

Воззримъ на сихъ мы тварей вредныхъ,

Что къ злату жадностью кипятъ,

Стенаньемъ, мукой, плачемъ бѣдныхъ

Стяжать сокровища хотятъ,

Друзей и ближнихъ разоряютъ;

На что металъ сей собираютъ?

Порокъ въ жестокихъ ихъ сердцахъ

Ко злату жадность поселяетъ,

Порокъ его и похищаетъ,

И сей порокъ ихъ первый врагъ.

Роскошный роскошью бѣднѣетъ,

Скупой хоть и богатъ, убогъ;

Не онъ сокровищемъ владѣетъ,

Сокровище его есть богъ:

Тотъ слѣдуя страстей волненью,

Иль. общему предразсужденью,

Своихъ сокровищь не щадитъ;

Сей хищниковъ прельщая очи,

Хоть бодрствуетъ всѣ дни и ночи,

Но часто пустъ онъ домъ свой зритъ.

Вотъ участь златомъ ослѣпленныхъ! —

Но бѣдный часто слезы льетъ,

Что жизнь сихъ тварей толь презрѣнныхъ

Въ богатствѣ, въ роскошахъ течетъ:

А самъ, когда бы жилъ въ ихъ долъ,

Онъ такъ же все желалъ бы болѣ,

И бѣдный былъ бы человѣкъ:

Днесь щастливъ онъ хоть мигъ бываетъ,

Онъ радость въ сердцѣ ощущаетъ;

А тѣ не чувствуютъ во вѣкъ.

Хоть солнце міръ весь освѣщаетъ,

Но менѣе чудесъ творитъ;

Блескъ солнца очи ослѣпляетъ,

Блескъ злата души всѣхъ мрачитъ,

И такъ предъ нами не виновны

Судьи и свѣтски и духовны,

Что ихъ неправдой духъ живетъ:

Металлъ сердца ихъ развратившій

И взоръ души ихъ помрачившій,

Претитъ имъ видѣть правды свѣтъ.

Гласъ звонкаго сего металла

Есть строгій на судѣ законъ,

Взгремитъ, и предъ лицемъ зерцала

Въ единый мигъ исполненъ онъ:

Нѣтъ нужды въ помощи правдивыхъ,

Въ законахъ сильныхъ, справедливыхъ,

Сильнѣе всѣхъ законъ — металлъ;

Онъ гласъ премудрыхъ заглушаетъ?

И строго смертному вѣщаетъ,

Чтобъ онъ на истину возсталъ.

О злато! ты тому виною,

Что истины ужъ въ мірѣ нѣтъ;

На то ли естества рукою

На стройный ты возникло свѣтъ,

Дабы порядокъ въ немъ разстроить

И сильну власть себѣ присвоить?

Доколѣ жадныя сердца

Тѣснить неправдой будутъ бѣдныхъ?

Доколѣ ихъ желаній вредныхъ

Не узрятъ бѣдные крыла?

Вселенныя Творецъ великій!

Простри Ты истины лучи,

Разрушь нещастія толики

И въ нѣдра паки заключи

Ты злато, чтобъ уже оттолѣ

Не могъ его изторгнуть болѣ

Ненасытимый человѣкъ!

Или оставь его не многимъ,

Дабы нещастнымъ и убогимъ

Давъ помощь, ихъ продлили вѣкъ!

ВОИНСКАЯ ЖИЗНЬ.

Подвигнутый оружій звукомъ

Хочу возвысить лирный гласъ,

И къ Марсу прилѣплекный духомъ

Лечу съ восторгомъ на Парнассъ.

Военнымъ воспаленну жаромъ

Мнѣ мнится, что въ сраженьи яромъ

Средь громовъ и мечей стою,

Межъ стрѣлъ и копій обращаюсь,

Дивлюсь, робѣю, восхищаюсь,

И жизнь воинскую пою.

О вы! которыхъ бодрость духа

Ко славѣ звучныхъ дѣлъ зоветъ,

Которыхъ мужественна слуха

Свистъ ядръ, громъ ружій не мятетъ!

Васъ нынѣ я хочу прославить

И выше смертнаго поставить,

Вашъ славный жребій вознести:

Пусть тѣмъ неробкіе бодрятся;

А робкіе да постыдятся,

Какъ станетъ муза лавръ плести.

Презрѣвъ роскошныя забавы,

Постыдну лѣность и любовь,

Сіи двѣ лестныя отравы,

Что нѣжатъ тѣло, духъ и кровь,

Блистанье славы помрачаютъ,

Геройство въ робость превращаютъ,

И сами гнусны наконецъ;

Безстращна грудь туда стремится,

Гдѣ смерть противъ нее ярится,

Чтобъ Марсовъ заслужить вѣнецъ,

Пускай кто хочетъ разсуждаетъ,

Бывъ въ ужасъ приведенъ войной:

Что ближній ближнихъ тамъ сражаетъ,

Что кровь ліется тамъ рѣкой;

Что нѣтъ тамъ страждущимъ отрады,

И человѣчеству пощады,

Что звѣрство тамъ во всѣхъ сердцахъ,

Забыта жалость и природа,

Свергаютъ тамо тьмы народа,

Что всюду тамо смерть и страхъ.

Но съ тѣмъ ли воинъ въ поле мчится,

Чтобъ злобу къ смертнымъ изтощить?

Онъ съ равнымъ сердцемъ намъ родится

И кровь жалѣетъ ближнихъ лить:

Когда онъ мечь на нихъ возноситъ,

Не крови ихъ, не жизни проситъ,

Но чтобы свой защитить вѣкъ,

Хранить отечество, законы,

Спокойство оградить короны;

Чемъ всякъ обязанъ человѣкъ.

Когда бы предъ единымъ трономъ

Повергся сей дѣлимый свѣтъ,

И былъ бы подъ однимъ закономъ;

Не зрѣли-бъ мы ужасныхъ бѣдъ,

Которыя война рождаетъ:

Но власть весь свѣтъ сей раздѣляетъ

И сколько царствъ, толико правъ;

Уже-ль тиранъ тотъ долженъ быти,

Кто тщится правы ихъ хранити?

Такъ общества велитъ уставъ.

Такъ, вы герои не виновны,

Что мечь вашъ кровью обагренъ!

Пускай ліются токи кровны,

Вашъ рокъ надъ всѣми вознесенъ.

Чтобъ намъ спокойный вѣкъ доставить,

Блаженство дать и насъ прославить,

Вы свой теряете покой;

Для нашей щастливой судьбины

Чрезъ огнь, чрезъ воды и стремнины

Летитъ на страшну смерть герой.

Лѣсъ, степи, горы прелетая,

Онъ терпитъ жажду, зной и гладъ,

Но бодръ очей не закрывая,

Когда другіе смертны спятъ

На ложахъ, иль на розахъ нѣжныхъ,

И дней не чувствуя мятежныхъ,

Какъ сладкій нектаръ роскошь пьютъ.

Сердцамъ неробкимъ нѣтъ препоны,

Коль тысячи и миліоны

На смертны раны грудь несутъ.

Что можетъ удержать стремленье,

Съ которымъ въ бой несется онъ,

И то священное въ немъ рвенье,

Чтобъ умереть за свой законъ?

И Фебъ съ одра еще не встанетъ,

Какъ воинъ ото сна воспрянетъ

Готовъ сражать, иль умирать;

Военной возбужденъ трубою,

Бѣжитъ отъ краткаго покою

Противъ огня и копій стать.

О славны подвиги героевъ

Рожденныхъ для чудесъ на свѣтъ!

Кто можетъ васъ и вашихъ боевъ

Достойно громку славу пѣть?

Вашъ трудъ какъ огнь во тьмѣ сіяетъ,

Предъ нимъ сіяніе теряешъ

Тѣхъ слава ревностныхъ трудовъ,

Которы гражданинъ усердный,

Для пользъ отечества рожденный,

Для нихъ истощевать готовъ.

Достойны подвиги почтенья

Въ отечествѣ творимы имъ;

Но кто средь бури, возмущенья

Усердьемъ жертвуя своимъ,

На гибель всякую дерзаетъ,

И тронъ и гражданъ защищаетъ,

Бѣды пріемля, раны, смерть,

Почтенный въ свѣтѣ тотъ стократно:

Ни злость, ни время невозвратно

Его не могутъ славы стерть.

Среди кровопролитна бою

Летая мысленный мой взоръ,

Зритъ съ ужасомъ передъ собою

Двухъ силъ непобѣдимыхъ споръ:

Земля подъ тягостью ихъ ноетъ,

Отъ ихъ движенья воздухъ воетъ,

Предъ ними вихрь крутясь реветъ;

Мечи героевъ обнаженны

И ихъ же кровью упоенны

Являютъ тамъ багровый свѣтъ.

Тамъ смерть между рядовъ летаетъ,

И вдругъ коснувшись многихъ силъ,

Разитъ, губитъ и низвергаетъ.

Но какъ ужъ Марсъ всю злость открылъ,

То дымъ изъ жерлъ летящій мѣдныхъ,

И тучи стрѣлъ и копій вредныхъ,

Сокрыли дѣйствъ геройскихъ блескъ;

Мои не видятъ больше взоры,

Какъ зиждутъ тамъ изъ труповъ горы,

Лишь слышенъ громъ и вопль и трескъ.

СЛАДОСТРАСТНЫЙ.

Клену развратъ, пороки свѣта.

Предъ Богомъ, предъ лицемъ людей,

Клену мои прошедши лѣта,

Когда я, жертва бывъ страстей,

Въ ихъ безднѣ плавалъ, погружался,

Когда ихъ сладостью питался,

Не чувствуя, что то былъ ядъ!

Теперь во мнѣ онъ свирѣпѣетъ,

Ослабъ мой духъ, составъ мой тлѣетъ,

Я рвусь; раскаянье мой адъ.

Раскаянье! — оно ужъ поздно

Являетъ гнусность дѣлъ твоихъ,

Уже пришло то время грозно,

Когда ты отъ недуговъ злыхъ

Какъ будто игомъ лѣтъ согбенный

И къ дверямъ гроба приближенный

Свои дни горькіе влачишь:

Лишенъ всѣхъ жизни наслажденій,

Живешь, умрешь среди мученій;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Нещастный! все на свѣтѣ можно

Желать, искать, имѣть, любить,

Умѣренность хранить лишь должно

И нужно осторожнымъ быть.

Ты въ семъ и прежде былъ увѣренъ;

Почто же былъ ты не умѣренъ?

Почто? отвѣтствуй — ты молчишь!

Раскаянье тебя терзаетъ,

Плодъ сладострастья созрѣваетъ,

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Любовь есть даръ неоцѣненный,

Богатство въ пользу Богъ даетъ;

Но даръ во зло употребленный

Есть зло, източникъ тяжкихъ бѣдъ.

Любовь содѣлалъ ты распуствомъ;

&nbs p; Водимый вреднымъ безразсудствомъ

Вотще уже себя винишь:

Богатство роскошь поглотила,

Тебя подпоры всей лишила;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Сколь пагубны твои желанья,

И сколь презрительны труды! —

На что ты строилъ пышны зданья

И полны прихотей сады?

Чтобъ въ нѣдрахъ пышности и щастья

Найти всѣ роды сладострастья?

Нашелъ, и гнусный плодъ ихъ зришь;

Теперь межь ветхими стѣнами

Живешь оставленный друзьями;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Когда на пиршествахъ пріятныхъ

Все жадно пилъ и пожиралъ,

Когда среди довольствъ превратныхъ

Ты щастливымъ себя считалъ,

Почто, предвидя вредъ ужасный,

Не отвратилъ его, нещастный?

Воздержность ты теперь хранишь,

Но ядъ по всей крови разлился,

Уже онъ въ сердцѣ вкоренился;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Тогда подъ тѣнію древесной

Межь Нимфъ разнѣженный въ саду,

Восхиглясь ихъ красой прелестной,

Лежалъ ты съ сотней на ряду:

Не Нимфы то, а Парки были,

Которы жизнь твою губили;

Почто теперь къ нимъ не летишь?…

Они тебя ужъ презираютъ,

Твоей лишь смерти ожидаютъ;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

Разверзлася земли утроба,

Се страшною своей рукой

Смерть отверзаетъ двери гроба,

О ужасъ! вѣкъ преходитъ мой!

Колико жизнь была прекрасна,

Толико смерть тебѣ ужасна;

Умрешь еще средь юныхъ лѣтъ!…

Помедли смерть, хоть на минуту

Свершишь мою кончину люту,

Мнѣ горько сей оставить свѣтъ;

Но смерть сей прозьбы не внимаетъ,

И жертвы требуетъ своей:

Кто въ сладострастьи жизнь кончаетъ,

Тотъ всѣхъ пріятнѣй въ свѣтѣ ей.

Низверженный съ высотъ блаженства,

Нѣгъ, роскоши и благоденства

Во мраки вѣчные летишь;

Червямъ ты въ пищу премѣнишся,

Во прахъ и тлѣнъ преобратишся;

Чемъ сей ударъ ты отвратишь?

ПѢСНЬ

въ прославленіе вѣры

и ея Великой Поборницы

БЛАГОЧЕСТИВѢЙШЕЙ МОНАРХИНИ

ИМПЕРАТРИЦЫ

и САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССІЙСКОЙ

ЕКАТЕРИНЫ II.

На случай посвященія Архимандрита Гаія во Архіерея и постановленія его Епископомъ надъ Епархіею Моздоцкою и Можарскою.

При дверяхъ царскаго чертога,

Въ убѣжищѣ прелестномъ семъ, *)

Въ животворящемъ храмъ Бога

Предъ вѣчнымъ вѣры олтаремъ

Свѣтъ оной на челѣ носяще

Зря благочестіе стояще

Въ лицѣ МОНАРХИНИ Самой,

Чье сердце къ НЕЙ не обратится?

И кто душею не смирится,

Всесильный Боже, предъ Тобой?

Ликъ тамо пастырей священный

Приемля свыше благодать,

Глаголъ свой ею просвѣщенный

Стремится въ души всѣхъ вліять,

И таинство непостижимо

Въ трехъ лицахъ Бога нами чтимо

Вселенной кротко возвѣстить. —

Да узрятъ свѣтъ твой человѣки!

Да благостей небесныхъ рѣки

Благоволишь на нихъ пролить.

Умовъ свѣтильникъ омрачённыхъ,

О вѣра! мыслей нашихъ рай !

Подпора царствъ превознесенныхъ!

Какой народъ, который край

Блаженство безъ тебя вкушаетъ? —

Сколь бѣденъ тотъ, кто обожаетъ

Бездушный истуканъ, мечты!

Онъ чуждъ отрады и спокойства;

Лишь общаго виной устройства

Ты, истинная вѣра, ты!

Но мрачно иногда коварство

Облекшися въ твой кроткій видъ,

Своею властью Государство

Изъ подлыхъ выгодъ тяготитъ:

Имѣя главное кормило,

Въ одной рукѣ несетъ кадило,

Въ другой корысти, огнь и мечь;

Такъ Божіе внушая слово,

Оно подъ святостью готово

Раздоръ и пагубу возжечь.

О святотатсшто! заблужденье

Насильствомъ къ вѣръ поощрять!

И Божіе къ намъ снизхожденье

Въ свирѣпомъ образъ являть!

Владычицу земли, дщерь неба,

Чистѣйшу звѣздъ, краснѣйшу феба

Представить страшною грозой! —

Чего не можетъ лицемѣрство,

Корыстолюбіе и звѣрство? —

Покройтеся вы вѣчной тьмой!

Покрылись: лучь небесный блещетъ

Въ ЕКАТЕРИНИНЫХъ очахъ;

Душа отъ радости трепещетъ,

Зря свѣтъ во всѣкъ ЕЯ странахъ,

Свѣтъ вѣры свято ЕЮ чтимой,

Всѣхъ паче благъ земныхъ хранимой

Какъ щитъ, спасеніе, покровъ;

Не вѣра-ль кротость ту вливаетъ,

Съ которой здѣсь повелѣваетъ

Владычица своихъ сыновъ?

Слѣды щедротъ ЕЯ всемѣстныхъ,

МОНАРШИХЪ благостей лучи,

И явны знаки чувствъ небесныхъ

Какъ звѣзды блещутъ намъ въ ночи,

Прекрасну душу открывая:

Когдабъ, симъ чувствамъ подражая,

Я могъ устроить голосъ свой;

Я возвѣстилъ бы предъ вселенной…..

Но голосъ истины священной

Украсить можетъ слогъ простой.

Воззримъ ли на ЕЯ державу?

Сильнѣй, пространнѣй въ мірѣ нѣтъ:

На многихъ дѣлъ геройскихъ славу?

Едва ее вмѣщаетъ свѣтъ.

Сей славы трудъ и совершенство

Какой рождаетъ плодъ? блаженство,

Блаженство подданныхъ ЕЯ,

Великихъ подвиговъ награду,

Веселье, сладкую отраду,

Предметъ и пищу бытія.

Воззримъ на окрестны народы,

Гдѣ мысль ЕЯ живетъ и взоръ,

На паству дикія природы

Сихъ жителей Кавказскихъ горъ,

Въ ущелины, вертепы мрачны,

Куда лучи небесъ прозрачны

Едва возмогутъ досягнуть:

Тамъ просвѣщеніе сіяетъ,

Тамъ вѣра блескъ свой разсыпаетъ,

Открывъ къ сердцамъ ихъ дикимъ путь.

И тако изъ звѣрей ужасныхъ

Бродящихъ скрытно по горамъ,

Изъ неприступныхъ, несогласныхъ

Они подобны стали намъ,

А благоденствомъ равны съ нами;.

Пріявъ простертыми руками

Покровъ Царицы мудрой Той,

Которая весь свѣтъ плѣняетъ,

Кавказъ восторги изливаетъ,

Предъ Ней хребетъ склоняя свой.

Но чтобъ привыкшіе къ раздорамъ

Не возмутились въ той странѣ,

Чтобъ вѣчно ихъ душевнымъ взорамъ

Блисталъ свѣтъ вѣры въ тишинѣ,

Се пастырь ею вдохновенный,

МОНАРХИНЕЙ опредѣленный

Грядетъ вѣщать имъ кротость, миръ,

Ея ко смертнымъ благость многу,

Любовь къ Защитницъ и Богу,

Котораго весь славитъ міръ?

О вѣра! паки я взываю,

Сколь нашимъ ты сладка сердцамъ! ---

Но что за трепетъ ощущаю? —

Какой открылся видъ очамъ

На берегахъ кровавой Сены? —

Священныхъ храмовъ пали стѣны;

Не вижу Божьихъ Олтарей,*

Гдѣ ѳиміамы?… пали, пали

Вторично Божески схрижали;

Вопль слышанъ, казни, звукъ мечей! —

Отъ злобнаго людей гоненья

Имѣя Вѣра скорбный видъ,

Въ развалинахъ среди смятенья

Поверженная тамъ лежитъ;

Тяжелый вздохъ ей грудь вздымаетъ,

Лишь отъ слезъ горящихъ таетъ:

Куда ни обратитъ свой взглядъ,

Куда ни простираетъ руки,

Зритъ всюду пламень, смерть и муки,

Зритъ изверговъ и страшный адъ.

"Чемъ, вопіетъ, я огорчила

"Твой славный, Франція, народъ?

"Почто ты храмъ мой сокрушила?

"Какой сей злобы видишь плодъ !

"Хранила я въ тебѣ спокойство,

"Любовь, согласіе, устройство;

"А ты отвергла промыслъ мой:

"Гдѣ нынѣ тишина прелестна?

«Гдѣ блескъ?… умолкла дщерь небесна;

Не внятенъ буйству гласъ святой.

Ахъ! скройся, скройся видъ плачевный!

Миръ паки въ людяхъ возблистай! —

О Боже! отврати рокъ гнѣвный,

Избавь отъ бѣдъ нещастный край!….

Содѣлай съ нимъ то чудо нынѣ,

Какое ты ЕКАТЕРИНѢ

Надъ Крымомъ сотворить судилъ!

Вертепъ ужаснѣйшихъ разбоевъ,

Скопъ бунтовъ, кроволитныхъ боевъ

Въ Едемъ ты ЕЮ превратилъ.

ЕЯ ты тщательной рукою

Безплодны степи населя,

Хранишь предѣлъ ихъ тишиною. —

Моря и небо и земля

ЕЯ престолъ благословляютъ;

Отъ странъ Америки взываютъ:

О Ты, народовъ многихъ Мать!

Гдѣ равны есть ТЕБѢ примѣры?….

Пошли, пошли и намъ свѣтъ вѣры!

Вдохни Господню благодать!

• ) Въ селѣ Царскомъ, гдѣ сіе посвященіе происходило въ придворной церквѣ въ Высочайшемъ присутствіи ИМПЕРАТОРСКОЙ фамиліи, въ 1794 году въ Іюлѣ.

ИСТИННОЕ БЛАЖЕНСТВО,

Блаженъ, кто щастье устрояетъ

На твердыхъ мудрости столпахъ,

К въ томъ весь трудъ свои полагаетъ,

Чтобъ пламень погасить въ страстяхъ$

Ея лучами озаренный

И прелестьми ея плѣненный

Ее привыкъ лишь обожать 5

И непорочную забаву

Ни на богатство, ни на славу

Не хочетъ мудрость промѣнять,

Сіе сокровище нетлѣнно,

Когда нѣтъ хищниковъ страстей,

Пребудетъ въ вѣки сохраненно,

Его прославя въ жизни сей.

Не удаляясь вѣрныхъ правилъ,

Въ которыхъ умъ его наставилъ,

Всегда согласенъ самъ съ собой;

Къ пустымъ желаньямъ не стремится,

Надъ невозможнымъ не трудится,

И сладкій съ нимъ живетъ покой,

Силъ крѣпостью неодаренный

Не мыслитъ Геркулесомъ быть,

&nb sp;И мѣщаниномъ въ свѣтъ рожденный

Вельможею не хочетъ слышь:

Желаньямъ нѣтъ конца, онъ знаетъ,

И какъ тѣхъ смѣло презираетъ,

Кто всѣмъ на свѣтъ ослѣпясь,

Ничемъ не можетъ быть доволенъ,

И бывъ въ самомъ себѣ неволенъ,

Сто разъ ихъ премѣняетъ въ часъ.

Полюбопытствуемъ на время,

Противны зря желанья ихъ:

Мнѣ честь не по заслугамъ бремя,

Она-жъ умѣла для другихъ;

Я славу ложну въ лесть вмѣняю,

А лесть гоню и презираю;

Другимъ ея пріятнѣй нѣтъ:

Я волокитства ненавижу,

Другихъ всечастно въ ономъ вижу,

Вотъ какъ разнообразенъ свѣтъ!

Зимой на стужу мы пеняемъ,

Весны благопріятной ждемъ,

Потомъ мы лѣтнихъ дней желаемъ,

Наступитъ лѣто, жаръ клянемъ.

Когда обильный дождь ліется,

Отъ благодарныхъ устъ несется

Къ Творцу оратая хвала;

Кокетка ропщетъ, и съ досады

Срываетъ пышные наряды,

Что въ дождь въ нихъ выдти не могла.

Къ стыду такихъ признаться должно,

Что искры мудрости въ нихъ нѣтъ;

Но всѣмъ быть мудрыми не можно,

Развратенъ весь, пороченъ свѣтъ.

Блаженъ, его кто удалился

И въ размышленьяхъ углубился,

Какъ быть довольнымъ цѣлый вѣкъ:

Во градѣ ли живетъ иль въ полѣ,

Всегда живетъ въ спокойной долѣ

Собой довольный человѣкъ.

Суетъ онъ шуму не внимаетъ,

Красой природы отвлеченъ,.

Въ ея онъ тайны проникаетъ,

До звѣздъ разсудкомъ восхищенъ:

Онъ быстрымъ окомъ все объемля,

И звукамъ страшныхъ громовъ внемля,

Вину ихъ тщится постигать;

Земля ли, солнце ли вертится,

Откуду дождь и вихрь родится,

Все зритъ, чтобъ Бога дознавать.

Изчезнутъ грустей всѣ отравы

Отъ упражненій таковыхъ,

Находитъ часто онъ забавы

И въ чтеніи полезныхъ книгъ;

Желая знать, что въ бывши вѣки

Досель творили человѣки,

Дѣяньями питаетъ духъ;

Въ своемъ покоѣ заключенный,

Но мыслью всюду развлеченный,

Вселенну всю объемлетъ вдругъ.

Кто такъ свой краткій вѣкъ проводитъ,

Не станетъ на Творца роптать,

Заботу въ томъ одномъ находитъ,

Чтобъ мудростью себя питать:

А вы, страстей въ порабощеньи,

Сужденны жизнь влачить въ мученьи,

Желать, стонать, терзаться вѣкъ,

Въ плачевной долъ и нещастной?

Всю будете въ борьбѣ ужасной!

Лишь мудрый щастливъ человѣкъ,

НОЧЬ.

За горы солнце закатилось,

Изчезли пламенны лучи,

Во тьмѣ глубокой всіо сокрылось,

Блистаютъ звѣзды лишь въ ночи.

Дремотой сладкою влекомый,

Съ мечтами на крылахъ несомый

Сквозь мраки томный сонъ летитъ

И клонитъ смертнаго къ покою.

Кто днемъ доволенъ былъ собою,

Какъ тотъ пріятно ночью спитъ!

Кто мягко ложе оставляетъ

Съ Авророю въ единый часъ,

И съ твердою душой внимаетъ

Его зовущій къ долгу гласъ;

Кто угаромъ въ пользу ближнихъ мыслитъ,

А позднымъ вечеромъ изчислитъ

Похвальныхъ дѣлъ своихъ плоды;

Тому во очи утомленны,

И въ чувства благомъ упоенны

Вливаютъ сладкій сонъ труды.

Такъ въ странствіи неутомимый

Препоны рѣдко путникъ зритъ,

Когда чрезъ рѣки, рвы, стремнины

Къ назначеннымъ мѣстамъ спѣшитъ;

И естьли путь свой окончаетъ,

Какъ онъ спокойно отдыхаетъ

Въ сѣни на нѣжной муравѣ!

Что въ мягкомъ ложѣ драгоцѣнномъ,

Слезами часто орошенномъ?

Онъ спитъ пріятнѣй на травъ.

Но всѣмъ ли ночь для сна полезна?

Нѣтъ, многихъ вижу я безъ сна,

И мнится, тишина любезна

Для злыхъ имъ замысловъ дана.

Кто ими сердца не спокоитъ,

Для ближнихъ ковъ и гибель строитъ,

Того всегда бѣжитъ Морфей,

И кто, извергнувъ адску злобу,

Отверзъ другому дверь ко гробу,

Не можетъ тотъ закрыть очей.

Кто гласъ корысти алчной внемлетъ,

Другихъ похитить мня добро,

Минуты тотъ въ ночи не дремлетъ,

И жаждетъ видѣть лишь сребро:

Кто въ благоденствѣ зря другова,

Внутрь сердца мрачнова и злова

Несыту зависть поселилъ;

Смутя безмолвіе симъ ядомъ,

Тотъ храмину содѣлалъ адомъ,

И сонъ отъ оной удалилъ.

Кто къ щастью не нашелъ дороги,

Но алчетъ въ ономъ возмечтать,

Чрезъ клеветы, пронырства многи

Другихъ намѣрясь помрачать;

Тотъ разумъ возмутя нестройный,

Средь тихой ночи въ часъ спокойный

Во мракѣ зло зажечь идетъ:

Скупой боясь всего лишиться,

Не можетъ златомъ насладиться,

Свои сокровища стрежетъ.

Кто таинства судебъ чудесны

Проникнуть слабымъ мнитъ умомъ,

Загнавъ себя въ пути безвѣстны,

Въ понятьи умствуетъ слѣпомъ,

Препятствій тьму одолѣваетъ,

Но всіо во мракѣ заблуждаетъ,

А наконецъ утративъ умъ,

Пустыми, темными словами

Стремится свѣтъ открыть предъ нами;

Не успокоишъ смушныхъ думъ.

И тотъ пріятность тихой ночи

Встрѣчаетъ съ робкою душой,

Кто сна свои лишаетъ очи

Прельщенны нѣжной красотой:

Когда другой идетъ къ покою,

Онъ скрытъ нощною темнотою

Летитъ въ объятія драгой,

Опасны видитъ онъ препятства;

Но для возлюбленной пріятства

Готовъ оставить свой покой.

О нощь! всѣ равно ожидаютъ

Къ себѣ безмолвья твоего;

Одни нещастные страдаютъ,

Не зная сладости его:

Ихъ всіо смущаетъ; и мечтанье

Твердитъ имъ горесть ихъ, терзанье.

Но тотъ доволенъ и блаженъ,

Кто день свой благомъ провождая,

А въ комъ спокойствіе вкушая,

Сномъ легкимъ нѣжно усыпленъ!

Морфей! вокругъ его ты ложа

Разсыпавъ маковы цвѣты,

И сладость сна его умножа,

Представь прелестныя мечты:

Вливай въ его воображенье

Нещастныхъ радость, утѣшенье,

Которыхъ онъ спокоилъ дни!

А ты предшественница Феба,

Разсыпавъ блескъ на кругѣ неба,

Его ко благу возбуди!

СОНЪ.

Уже блестящими шарами

Лазоревый покрылся сводъ,

И сонъ съ различными мечтами

Летитъ покоить смертныхъ родъ;

Глаза мои хотятъ закрыться —

О сонъ! тобой лишь укротится

Волненье сердца моего!

Твой нектаръ сладостнѣй всего.

Съ какой пріятностью свергаемъ

Досады въ нѣдрахъ мы твоихъ,

И какъ спокойно отражаемъ

Чудовище печалей злыхъ!

Не чувствуя ихъ стрѣлъ жестокихъ,

Изъ мраковъ страшныхъ и глубокихъ

Преходимъ унтра къ красотамъ,

И нашимъ блещетъ рай очамъ.

Подъ кровомъ крылъ твоихъ блистаетъ

Въ Лизетѣ больше красоты;

Прелестна томность покрываетъ

Ея любезныя черты:

Румяной бѣлизною сею

Равна со утреннѣей зарею:

Чтобъ дать ей нектаръ твой вкусить,

Ее не смѣю разбудить;

Уста равно зарѣ являютъ

Мнѣ восхитительный прохладъ,

Ивъ сердце плѣнное вливаютъ

Неизъяснимыхъ тьму отрадъ.

Покойся, красота драгая!

И естьли въ легкомъ снѣ мечтая,

Ты зришь драгова твоего;

Лобзай, Лизета, ты его.

Да будетъ также успокоенъ

Еще носящій знаки ранъ

Виновникъ щастья храбрый воинъ

И стражъ спокойныхъ нашихъ странъ!

Онъ долго былъ лишенъ покою —

О сонъ! утѣшь его мечтою!

Да славны зритъ еще бои!

Да узритъ лавры онъ свои!

Тебя оратай призываетъ,

Изрывъ глубокія бразды:

Онъ насъ трудомъ своимъ питаетъ;

Спокой, спокой его труды!

Аврора лишь начнетъ являться,

Мы не хотимъ съ тобой разстаться?

А сей толь добрый смертныхъ другъ

Влечетъ на поле тяжкій плугъ.

Ты рекъ: преступники злощастны!

Я удаляюся отъ васъ:

Мнѣ ваши храмины ужасны,

И я бѣгу отъ вашихъ глазъ.

Кто хочетъ мною насладиться,

И мною въ силахъ укротиться,

Мнѣ долженъ сердце приносить

Могущее добро творить.

ОПАСНОСТЬ ЛЮБВИ.

Среди весны моихъ еще цвѣтущихъ лѣтъ

Уже мнѣ суждено утѣхъ ея лишиться,

Лизеты юныя краса въ изсохшій цвѣтъ

Должна жестокою любовью претавориться.

Пылаетъ сильный огнь во всей моей крови;

Бѣги, нещастая Лизета, отъ любви!

Ея мгновенная и гибельная сладость

Вина медлительныхъ есть казней, вѣчныхъ мукъ;

Спасай, доколѣ льзя, твою безцѣнну младость

Отъ вздоховъ горестныхъ, отъ стона, тяжкихъ скукъ.

Брегися рвать цвѣты съ сего куста прекрасна;

Въ немъ кроется змія и злобна и ужасна.

Страшися питіе ты страсти сей вкусить;

Оно ліяся въ кровь, ее разгорячаетъ:

Старайся ранѣе ты огнь ея тушить;

Онъ сердце вспламеня, уже не угасаетъ.

Ея приятный садъ весельемъ оживленъ;

Но горестныхъ онъ слезъ ручьями орошенъ.

Тамъ роща темная убѣжище пріятно,

Но каждая стезя въ ней къ пропасти ведетъ;

Тамъ лабиринтъ, гдѣ умъ потерянъ невозвратно.

Тамъ сладкій, ядомъ плодъ отравленный растетъ.

Бѣги любви, ея всего несноснѣй бремя,

Въ ней жизни малое страшнѣе смерти время.

Она есть мѣсто, гдѣ хотя мы и живемъ,

Но ядъ ея принявъ, на немъ мы погребенны.

Увы! на что же мы сердца ей отдаемъ,

Сердца въ веселіи, въ свободѣ жить рожденны?

Она есть адъ, и тѣмъ насъ въ большій страхъ влечетъ,

Что мимо тутъ рѣка забвенья не таечетъ.

Но ахъ! что умъ твердитъ, въ томъ сердце несогласно;

Оно лишь знаетъ то, чтобъ въ пламени своемъ

Съ Дамисомъ съединясь, его любити страстно,

И облегченіе находитъ только въ немъ.

Жестокъ любовный огнь, но онъ сердцамъ пріятенъ;

Умолкъ разсудокъ мой, лишь голосъ сердца внятенъ.

ВОЛЬНОЕ ПОДРАЖАНІЕ МОНОЛОГУ ТРАГЕДІИ ГАМЛЕТА,

Сочиненной Г. Шексперомъ,

(Переводъ.)

Не сель ничтожество?…. не вѣчность ли зрю я?

Въ безмѣрности сей мысль теряется моя.

Завѣса, коей умъ ничей не проницаетъ,

Завѣса мрачная отъ нашихъ глазъ скрываетъ

Ужасной таинство предбудущей судьбы;

Мы твари бѣдныя, въ предѣлахъ заключенны,

Какъ можемъ, смертны бывъ и въ слабости рожденны,

Какъ можемъ дерзкій взоръ стремить на небо мы?

Но каждый ли ударъ должны сносить въ терпѣньѣ,

Когда насъ лютая начнетъ судьбина гнать?

Должныль мы, чая зрѣть послѣднее паденье,

Всегда сражаться лишь и въ вѣкъ не побѣждать?

Иль тотъ величія, кто храбръ, не означаетъ,

И развѣ лишь тогда духъ бодръ и твердъ бываетъ,

Коль могъ себя его ударамъ покорить;…

Я гнѣву рока свой противуполагаю;

Десницу воруживъ, хочу разить, дерзаю

Межъ имъ и мною смерть предѣломъ положить.

Душа отъ ужаса содроглася несчастна;

Чегожъ боишься ты ?…. иль смерть тебѣ ужасна?….

Что значитъ умереть ?…. престать ужъ болѣ быть. —

Нѣтъ, нѣтъ, не вѣрь тому; единый сонъ вкусить

И больше ничего: сей мирный сонъ, глубокой

Осьобождаетъ насъ отъ тягости жестокой,

Подъ коей долго мы страдали въ жизни сей,

И всякая напасть, что въ лютости своей

Несытый въ казняхъ рокъ на насъ уготовляетъ,

При перьвомъ сна того мгновеньи изчезаетъ.

Умреть? вкусити сонъ? — а можетъ быть мечтать!

Какое стало вдругъ сомнѣнье колебать?

Не лживое ль о семъ снѣ страшномъ разсужденье

Вливаетъ въ сердце мнѣ и робость и смущенье?

Ахъ! если смерть мою надежду премѣнитъ,

И новый будущихъ времянъ мнѣ токъ явитъ?

Когда въ пространной тьмѣ, куда иду я нынѣ,

И въ неизмѣримой вѣковъ ея пучинѣ

Меня отмщенье ждетъ ?…. что я скажу тогда,

Коль хищнымъ вранамъ я достанусь навсегда?…

Ты безпокойствіе жестокое виною,

Что содрогаюся я жизнь мою пресѣчь.

О неизвѣстность! я единою тобою

Простерть во грудь мою не смѣю острый мечь.

Покорствую тебѣ: и жить я соглашаюсь,

Безъ размышленья всѣмъ ударамъ подверьгаюсь,

Которые судьба стремится умножать.

Отъ слабости во мнѣ родятся силы новы;

На что, живя, терпѣть всегда бѣды суровы,

По смерти же всего страшиться, трепетать?

Но ужасъ овладѣлъ моей уже душею,

Приближтеся ко мнѣ, гонители, толпой,

Придите кровію насытиться моею

И изтощите всю свирѣпость надо мной.

Вы правосудія служители! найдите

Мученья новыя; тиранствуйте, губите,

Чтобъ варварствомъ такимъ великость вамъ снискать;

Измѣрьте вы на мнѣ всю вашу месть безбожну,

И что бы сохранить удобнѣй важность ложну

Вы должны вдаль свои рѣшенья отлагать,

Вы бременемъ меня величья угнѣтите,

Придворныхъ имени надменные рабы,

И кинувъ на меня свой взглядъ несносный вы,

Меня имъ, изверги ужасны, раздавите,

Брегитеся свою мнѣ милость оказать;

Найдите въ сильномъ вы вельможѣ вспоможенье,

Чтобъ больше на меня безчестія собрать,

И на главу мою излейте все презрѣнье,

Которо тотъ, кто честь и истинну хранилъ,

Толь ясно на челѣ у васъ изобразилъ.

Печальные глаза токъ слезный наполняетъ!

Чего еще теперь бояться долженъ я?

Или чтобъ бѣднаго преслѣдовать меня,

Оружье новое судьба уготовляетъ?

Иль уничтожить меня угодно ей,

Дерзнешь ли сердце, ты надеждой льститься сей?

Ахъ нѣтъ! я гласъ судьбы Божественной внимаю;

Но кое внутренно терзанье ощущаю?

Я трепещу, она ко мнѣ уже идетъ:

Что бѣдному она, что бѣдному речетъ,

„Ужъ скоро кончатся твои несчастья люты;

Готовься, притекли послѣднія минуты,

Рука, котору ты всего милѣй считалъ,

Стремится въ грудь твою вонзить теперь кинжалъ:

Познай любовницу твою въ сей части слезной.

Не мни чтобъ отъ руки дрожащей и любезной

Могъ слабое свое ты сердце уклонить;

А въ другѣ, коего вѣрнѣйшимъ почитаешь,

Соперника себѣ, злодѣя обрѣщаешь,

Имъ побуждается она тебя сразить.“ —

Неблагодарные! пронзайте грудь вамъ вѣрну,

За нѣжность къ вамъ ея, любовь нелицемѣрну,

За то, что не могу рѣшиться я никакъ

Васъ прежде варвары, низвергнуть въ смертный мракъ.

Свершится на конецъ моихъ дней скоротечность;

Я всей бы жизнью долгъ природѣ заплатилъ.

Ударъ ужъ нанесенъ…. я всѣхъ лишаюсь силъ —

Что зрю входя во гробъ? предѣлъ всеобщій — вѣчность.

КАРТИНА ДВОРА.

Переводъ изъ сочиненія Кардинала Берниса.

Блаженъ, кто взоръ свой удаляетъ

Отъ пагубныхъ селеній тѣхъ,

Гдѣ пышно щастье возбуждаетъ

Любовь и ненависть во всѣхъ,

Гдѣ рѣдко добродѣтель зрима?

И кротка и всегда гонима

Средь воплей зависти идетъ

Ея сіяньемъ извлеченныхъ;

И всіо въ мѣстахъ сихъ развращенныхъ

Являетъ, что тутъ миръ живетъ.

Перуны тамо напряженны,

Но громъ не слышенъ никогда,

Сердца встревожены, смущенны,

А на челахъ покой всегда;

Тамъ Кипарисы плодовиты

Всегда подъ Пальмами сокрыты;

Театръ Хамелеонства тамъ,

Коварства, злобы безпредѣльной,

Гдѣ ядъ ея течетъ смертельной

Подобясь тихихъ водъ струямъ.

Жестоки царедворцы ввѣки

За оскорбленье не простятъ,

Они рѣшатъ какъ человѣки,

А въ гнѣвѣ такъ какъ Боги мстятъ;

Они воружены до гроба

Прошивъ враговъ, которымъ злоба

Дала такія имена.

Съ лицемъ пріязненнымъ, незлостнымъ,

Съ мечемъ укрытымъ смертоноснымъ

Повсюду Зависть тамъ видна.

Она ко жалости взываетъ,

Къ любви, идти за ней во слѣдъ,

Стенетъ и клятвы удвояетъ,

Готовитъ желчь, и слезы льетъ.

Въ ней сердце яростью томится,

А на очахъ спокойство зрится,

И даже призызая ихъ,

Всему измѣнитъ, что священно;

Въ ней чувствіе ожесточенно

Не знаетъ мѣры въ дѣйствахъ злыхъ.

Она жестоко нападаетъ

На щастье вдругъ и честь людей,

Ее блескъ славы омрачаетъ,

Величіе несносно ей.

О смертный! ты ее страшися,

И отъ горящихъ удалися

Очей ты аспида сего:

Достоинства онъ ненавидитъ,

Погубитъ, ежели увидитъ

Таланты сердца твоего.

СТИХИ,

Сдѣланные на случай бытности сочинителя

оныхъ въ подмосковной деревнѣ Любимовской

въ знакъ благодарности ея помѣщику М. Г. О.

за пріятное угощеніе и во изъявленіе удовольствія

отъ воззрѣнія на прекрасныя мѣстоположенія,

а болѣе на благосостояніе жителей ихъ.

Сокрылись пышны града стѣны,

Не слышанъ вопль и шумъ людей,

Открылися луга зелены,

Утѣха мыслей и очей.

Не здѣсь ли вижу край блаженный,

Гдѣ двухъ отъ міра восхищенный

Средь вѣчныя живетъ весны,

Спокойство, радости вкушаетъ,

Заботъ, суетъ и бѣдъ не знаетъ,

Утѣхами счисляетъ дни?

На тронѣ изъ цвѣтовъ сплетенномъ

Природа въ славѣ здѣсь сидитъ,

Въ вѣнцѣ отъ Феба позлащенномъ

На тварь съ улыбкою глядитъ,

Отъ устъ зефиры изпускаетъ,

Сосцами всяку плоть питаетъ,

Изъ рукъ сладчайшій мещетъ плодъ,

Вокругъ ее поля желтѣютъ,

Луга зеленые пестрѣютъ,

Минутой кажется здѣсь годъ.

Среди веселья и покою

Природы взоромъ оживясь,

Я лиру нѣжную насирою

И нѣжный птицъ удвою гласъ:

Воспойте вы, пѣвцы немолчны,

Со мной утѣхи безпорочны

И сельской жизни тишину,

Безвредну простоту и нравы,

Сердецъ согласіе, забавы,

Что красятъ оную страну»

"Сколь тѣ сердца благополучны,

"Что въ царствъ естества живутъ,

"Дѣла оставя въ градѣ звучны,

"Подъ тиху сѣнь его идутъ!

"Отъ градскихъ здѣсь заботъ претяжкихъ

"На муравахъ въ дубравѣ мягкихъ

"Зефиръ нѣжнѣйшій прохладитъ;

"Намѣсто стука и смятенья,

"Во время здѣсь успокоенья

"Източникъ тихо прожурчитъ.

"Спѣши, лета въ сіи предѣлы,

"О смертный! здѣсь живетъ покой;

"Вкуси плоды довольствій зрѣлы,

"Природы данные рукой.

"Не узришь ты печалей, скуки,

"Удалены отселѣ муки;

"Мы въ рощахъ духъ твой усладимъ;

"Заря вечерняя наступитъ,

"Фебъ жаркіе лучи притупитъ,

"Мы сладкій сонъ тебѣ дадимъ.

"Потомъ предшественница Феба,

"Тебя къ утѣхамъ возбудитъ,

"Вокругъ разпространяясь неба,

"Свѣжѣе солнце возвратитъ;

"Мы здѣсь восходъ его прославимъ,

"И гласомъ мы тебя возставимъ;

"Востанешь ты и вкругъ себя

"Веселіе обрящешь ново;

"Здѣсь сердце каждаго готово

"Невинно усладить тебя.

"Бѣгите на всегда печали

"И не снѣдайте здѣсь сердецъ,

"Жилище въ градѣ вамъ создали

"Злодѣй, коварный, хищникъ, лѣстецъ,

"Живите тамъ и утѣсняйте;

"Здѣсь миръ, утѣхи процвѣтайте,

"Доволѣствуйте живите насъ:

"Здѣсь всѣ природѣ подражаютъ,

"Здѣсь узелъ дружбы утверждаютъ,

"Въ невинности течетъ всякъ часъ.

"А ты, покоя здѣсь создатель,

"Любимецъ искреннихъ сердецъ,

"Жилища райска обладатель!

"Прими отъ насъ похвалъ вѣнецъ.

"Какъ мы тобою не вредимы,

"Такъ дни твои неколебимы

«Со ближними да процвѣтутъ!»

Вдругъ нѣжный голосъ таинъ прервался,

Природой оный повторялся:

"Здѣсь вѣкъ утѣхи процвѣтутъ!

ГЛАСЪ ПУСТЫННИКА.

Смиренной лирою, спокойной, безпристрастной,

Въ безмолвныхъ сихъ мѣстахъ, въ дубравъ сей прекрасной,

Гдѣ всюду съ нѣжностью веселье предстоитъ,

Откуду вредна злость съ коварствомъ прочь летитъ,

Стремлюся жизнь мою воспѣть уёдиненну,

Отъ свѣтскихъ безпокойствъ на вѣки удаленну*

Да слышатъ пѣснь мою долины и лѣса!

Уже возшедшая заря на небеса

Ошъ ризы сыпля блескъ лазоревый, багряный,

И небу и землѣ давала видъ румяный;

За ней летящій Фебъ на огненныхъ коняхъ

Въ разнообразныхъ весь горѣлъ тогда огняхъ,

Отъ коихъ всякое во естествѣ созданье

Пріяло на себя златое одѣянье.

Едва толикій блескъ коснулся горъ, лѣсовъ,

Пріятнѣйшимъ тогда собраньемъ голосовъ

Зря возстающую отъ сна природу птицы,

Величество сея прославили царицы.

Ни ложа, ни столповъ въ ея чертогахъ нѣтъ,

Чертоги суть ея весь велелѣпный свѣтъ,

Земля есть одръ ея, а небо покрывало.

Какое вдругъ очамъ вѣдѣніе предстало!

Душа вселенной всей, всѣхъ тварей божество,

Премудро, кроткое и щедро естество

На тронѣ изъ цвѣтовъ безчисленныхъ сплетенномъ

И на хребтахъ холмовъ высокихъ вознесенномъ

Пышнѣе всѣхъ царей въ величествѣ сидитъ,

Какъ звѣзды на главѣ вѣнецъ ея горитъ

Отъ Фебовыхъ лучей сугубо озлащенный;

Съ улыбкой нѣжною пріятствомъ оживленный

Она на всяку тварь кротчайшій мещетъ взоръ,

И проникаетъ имъ въ сердца твердѣйщихъ горъ:

Отъ устъ прохладные зефиры испускаетъ,

Сосцами всякое твореніе питаетъ;

Какъ капли отъ небесъ низпадшія воды,

Изъ щедрыхъ сыплетъ рукъ сладчайшіе плоды:

Вокругъ ея поля пространныя желтѣютъ,

И нивы на лугахъ зеленыя пестрѣютъ;

На легкомъ воздухѣ летая вѣтерки,

Прикосновеніемъ чуть трогаютъ цвѣтки,

Крылами тихо съ нихъ свѣвая ароматы,

Которые въ цвѣтахъ листками были сжаты, —

И наполняютъ тѣмъ природы пышный храмъ.

Изъ хижины моей сосѣдственной древамъ,

Стоящимъ вкругъ ее премногими рядами

И осѣняющимъ широкими листами,

Изшедъ на гладкій брегъ, гдѣ чистый есть ручей,

Шумящій завсегда предъ сѣнію моей,

И быстрые возведъ на все пространство взоры,

На холмы, на луга, на смежны съ небомъ горы,

"О щедро естество! въ восторгѣ я вскричалъ:

"Блаженъ, кто жизнь въ твоемъ правленьи основалъ

"Кто презря суеты прельщающаго міра,

"Въ пустынѣ, гдѣ моя поетъ невинна лира!

Спокойствіе души, прибѣжище утѣхъ,

Пріятность тишины и безпорочныхъ нѣгъ,

Живетъ во простотѣ, бесѣдуя съ тобою!

Доволенъ въ жизни всѣмъ, доволенъ самъ собою;

Благоговѣйно чтитъ священный твой законъ

И не завидуетъ величеству коронъ.

Онъ знаетъ, что Цари сидящіе на тронѣ

Не рѣдко въ горестяхъ проводятъ дни и стонъ.

О Боже! отъ какихъ избавился я бѣдъ,

"Когда оставилъ сей нещастій полный свѣтъ!

"Избавился я тѣмъ гнѣтущей бѣдныхъ власти,

"Избавился честей влекущихъ намъ напасти,

"Избѣгнулъ зависти, неправедныхъ обидъ,

"Избѣгъ я подлой лѣсти, съ собой влекущей стыдъ,

"Избавился друзей, любовницъ я невѣрныхъ,

"Притворныхъ ласкъ ихъ, прозьбъ, желаній ихъ безмѣрныхъ,

"И очи обративъ въ спокойньія страны,

"Избѣгъ позорища ужасныя войны,

"Гдѣ ближній ближняго какъ агнца тигръ терзаетъ

"За то… за то… за что? онъ часто самъ не знаетъ.

"Пускай потонутъ всѣ въ пучинѣ страшныхъ бѣдъ!

"Иной имъ участи въ развратномъ міръ нѣтъ.

"А здѣсь, о естество! сей блескъ твоей державы

"Есть знакъ спокойствія, щедротъ и кроткой славы!

"Безъ пышныхъ роскошей веду въ довольствахъ вѣкъ,

"И помню завсегда, что я есмь человѣкъ,

"Рожденный ощущать на свѣтъ семъ блаженство,

"Которо ты для насъ приводишь въ совершенство.

"Но многіе его не ощутивъ бѣгутъ,

"Затѣмъ, что скукою уединенье чтутъ,

"Привыкнувъ въ суетахъ между людьми скитаться,

"И ядовитыми забавами прельщаться,

"Неправо о вещахъ и слВпо разсуждашь,

"И помрача свой умъ, зло благомъ называть.

"А въ семъ толь сладостномъ моемъ уединеньѣ

"Всегда имѣю я живое вображенье,

"Никто не соблазнитъ меня своимъ умомъ,

"На основаніи живу всегда одномъ,

"Всѣ въ мірѣ семъ мечты разсудкомъ попираю;

"Одно спокойствіе въ пустынѣ обожаю.

"Я въ ономъ каждый день и каждый часъ веду.

"Во утренни часы я на луга пойду,

"И тамо зря стада пасущися спокойно,

"Пою блаженство ихъ усердно, хоть не стройно.

"Здѣсь много пѣнія достойныхъ есть вещей:

"Труды оратаевъ полезны для людей,

"Сердецъ ихъ простота, любовь, усердье, ревность,

"Согласіе семействъ, къ своимъ любезнымъ вѣрность,

"Пріятный видъ сихъ мѣстъ, обиліе плодовъ,

"Прозрачность воздуха, высокихъ рядъ холмовъ,

"Спокойство твари всей, въ горахъ, въ лѣсахъ живущихъ,

"Веселье нѣжныхъ птицъ съ пріятностью поющихъ.

ТВЕРДОСТЬ ДУХА.

Въ покоѣ сладкіе мой проходятъ дни

Любя, творя добро, враговъ я не робѣю,

Всегда безъ ропота сношу судьбы мои,

И что я не министръ, ни мало не жалѣю.

Пространный обо мнѣ совсѣмъ не знаетъ свѣтъ;

Да я и самъ его не слишкомъ много знаю:

Въ крючкахъ, во взяткахъ мнѣ, поклонахъ нужды нѣтъ —

Я часто смертности предѣлы вспоминаю.

Завистники мои, я слышу, говорятъ:

Онъ жалокъ, не богатъ, безъ насъ во всемъ онъ скуденъ,

И съ сладкимъ межъ собой восторгомъ то твердятъ,

Что путь ко щастію лишь имъ однимъ не труденъ.

И мудрый Діогенъ богатствомъ презиралъ,

Ища въ себѣ одномъ- недвижимо спокойство,

Среди своихъ богатствъ и Крезъ возтрепеталъ,

Въ златой порфирѣ зря судьбы своей нестройство.

Пускай хулитель мой коварный сѣя толкъ,

Трудится въ томъ, мое чтобъ имя обезславить;

Пускай разинувъ пасть какъ хищной рыщетъ волкъ,

Чтобы меня хулить безвинно всѣхъ заставить.

Коль честенъ я, правдивъ, презрѣнны всѣ хулы,

И духъ ослабить мой онъ силится напрасно;

Равно пренебрегу и ложныя хвалы;

О томъ и о другомъ сужу я безпристрастно.

Пускай въ бесѣдѣ вріотъ невѣжа всякой вздоръ,

Безстыдно умныхъ рѣчь людей перебивая,

Пускай мѣшается въ ученый разговоръ,

На свѣтѣ ничего порядочно не зная:

Учтивость мнѣ моя тогда молчать велитъ;

Его учености никакъ я не злословлю:

Другому глупостью онъ скуку причинитъ;

Я вракъ не слушая, ему не прекословлю.

Когда ни слова мнѣ Клеонъ не говоря,

Съ широкихъ на меня надменно креслъ взираетъ,

И грудь коварную шелками разпестря,

Мое почтеніе, поклоны презираетъ:

Когда забывъ обѣтъ, глазами только льститъ

И клятвенныхъ онъ словъ своихъ не исполняетъ;

Усердью, дружеству онъ непріязнью мститъ,

Обѣщанну всякъ день награду отлагаетъ;

Въ то время посмѣюсь я радости враговъ,

Что незадачею моей они довольны;

Вельможа всякій есть источникъ лестныхъ словъ;

Но рѣдкіе изъ нихъ намъ дѣлать щастье вольны.

А ежели меня другъ ложный позабылъ;

Тогда равно и я безъ слезъ его забуду;

Скажу въ самомъ себѣ: онъ мнѣ невѣренъ былъ;

Невѣрности его платить я тьмъ же буду.

Когдабъ Ирисинъ жаръ любви ко мнѣ потухъ,

Котора все мое блаженство составляла,

Не возтревожился-бъ ни мало тѣмъ мой духъ,

Коль пламень мой презрѣвъ, она невѣрна стала.

Теперь освободясь неудовольствій всѣхъ,

Мой духъ всѣ бѣдствія на свѣтѣ презираетъ:

Спокойствіе души превыше всѣхъ утѣхъ,

Оно нещастія нигдѣ не обрѣтаетъ.

ПОРОКИ СВѢТА ИЛИ ВИДѢНІЕ ЛЕ БРЮНЯ

Живя отъ юности спокойно и блаженно,

Три возраста уже я прожилъ совершенно,

И прозорливость, сей безцѣнный даръ небесъ,

Открыла множество мнѣ въ міръ семъ чудесъ.

Я безконечну зрѣлъ неправдъ, пороковъ бездну,

И рѣдко находилъ въ немъ правоту любезну:

Ужасныхъ тысящи предметовъ я встрѣчалъ;

Пріятныхъ мало въ немъ видалъ,

Я зрѣлъ невинность утѣсненну

И добродѣтель посрамленну,

Я зрѣлъ, что за собой награду зло влечетъ,

Я развратившійся повсюду видѣлъ свѣтъ.

Я зрѣлъ торгующихъ судей, къ корысти алчныхъ,

Судей неправедныхъ, лукавыхъ, злобныхъ, мрачныхъ

И спящихъ за столомъ, на мѣсто чтобъ судить,

Или отъ тяжкихъ узъ невинность свободить.

Зрѣлъ стряпчаго, въ дѣлахъ успѣха неимуща,

И прокурора мздой въ край бѣдности влекуща,

Я видѣлъ маклеровъ безчестныхъ и купцовъ,

Видалъ безбожныхъ я ростовщиковъ;

Зрѣлъ хищниковъ казны, имѣній имъ врученныхъ,

Банкрутовъ пагубныхъ, коварныхъ, развращенныхъ:

Видалъ учителей несвѣдущихъ ни въ чемъ,

Надменныхъ и смѣшныхъ въ невѣжествѣ своемъ.

Я видѣлъ набожныхъ, порокъ, развратъ кленущихъ;

Но чувствія любви ко ближнимъ неимущихъ.

Во многочисленныхъ бесѣдахъ я видалъ,

Какъ скучный вертопрахъ безстыдно лгалъ,'

Какъ пышныя слова притворно онъ болталъ,

Какъ онъ коверкался, ломался

И сердца изъявить чувствительность старался;

Какъ разговорами бесѣдѣ онъ скучалъ,

Какъ иностранными рѣчами языкъ ломалъ

И такъ, какъ рыцари въ романахъ, поступалъ.

Я женщинъ видывалъ, пріятствъ, красы лишенныхъ,

Жеманствомъ, щегольствомъ не къ статѣ зараженныхъ,

Которымъ злобный рокъ судилъ

Искати у румянъ прикрасы и бѣлилъ,

Чтобъ тѣмъ иль пятны скрыть, иль грубыя морщины,

И кои, ежели имъ встрѣтягася мужчины,

Какъ подаянія ихъ нѣжныхъ взглядовъ ждутъ;

Но тщетенъ весь ихъ трудъ:

Всякъ вѣдаетъ, что то не лицы, а личины.

Я видѣлъ Деліи увядшія красы,

Въ сысканьи волокитъ ведущей всѣ часы,

И какъ она въ нихъ жаръ любви вдохнуть хотѣла,

Хотя уже сама ни искры не имѣла.

Зрѣлъ ползающихъ и наложницъ предъ собой,

Я зрѣлъ, что лаврами увѣнчанный Герой,

Высокій философъ и славный, и почтенный

Въ тѣжъ впали слабости, какъ мы непросвѣщенны.

Я видѣлъ вѣтренну Ирису, въ сорокъ лѣтъ

Поемлющу себѣ супруга молодова,

Котора все ему имѣнье отдаетъ,

Что прежде грабила съ тово, или другова.

Темиру видѣлъ я въ печальнѣйшей судьбѣ,

Плѣняющу сердца, когда она играетъ;

Но страсти бѣдственной невинность покоряетъ

И въ упражненьи семъ ждетъ помощи себѣ.

Я видѣлъ, что въ нашъ вѣкъ Альцеста, Флора, Ниса,

Предавшись рвенію страстей,

Съ безмѣрной роскошью своей

Ввели служеніе Лампсака, Сибариса.

Я Мопса такъ же зрѣлъ, его багровый видъ

Подобенъ звѣрскому, и жаръ въ очахъ горитъ;

Веселье пагубно въ отраду онъ вмѣняетъ,

Отраду гнусную блаженствамъ почитаетъ,

Онъ Бахусу свое все время посвятилъ.

Не рѣдко скучныя я книги находилъ,

Гдѣ токмо дѣтскія одни сказанья зримы,

И меценатами пристрастными хвалимы.

Я видѣлъ множество нелѣпыхъ, вредныхъ книгъ,

Которы съ большею охотой покупаютъ,

Какъ тѣ, которыя насъ благу научаютъ.

Зрѣлъ ядовитое перо піитовъ злыхъ,

Сихъ злоязычниковъ и дерзкихъ и безстыдныхъ,

Не острыхъ во своихъ пасквиляхъ, но обидныхъ,

Разсѣявающихъ соблазнъ во всѣхъ мѣстахъ,

Забывшихъ честь, законы, страхъ;

Но зрѣлъ злословіе и дерзость укрощенну.

Я видѣлъ прелестьми актрису одаренну,

И пылкую ея къ актеру страсть;

Но зрѣлище сіе, что столь насъ восхищаетъ,

Не истину, одинъ лишь вымыслъ представляетъ.

Я видѣлъ лютую любовникову часть,

Пренебреженнаго суровой красотою,

Кончающаго жизнь отчаянной рукою.

Мы много дѣлъ худыхъ и добрыхъ въ свѣтѣ зримъ,

Однакожъ не всегда какъ должно ихъ дѣлимъ,

И рѣдко вкусъ виной успѣха ихъ бываетъ,

А часто оныя упрямство возвышаетъ.

Я видѣлъ, что народъ тѣснясь туда бѣжалъ,

Гдѣ скоморохъ свое искуство представлялъ:

Плесканья видѣлъ я при вздорахъ Арликина,

Когдажъ игралася Меропа, Федра, Цинна,

Дидона и Хоревъ, дремоту видѣлъ, сонъ.

Я шарлатановъ зрѣлъ — какъ глупъ народъ, смѣшонъ!

Какъ дѣйствіями ихъ, дивяся, восхищался!

Я видѣлъ, и едва отъ смѣха удержался,

Трагедію, гдѣ нѣтъ печали никакой,

Въ которой иль тиранъ, или разбойникъ злой

Пришедъ въ неистовство, на плѣнниковъ озлился,

Хотѣлъ всѣхъ перебить; но струсилъ, спохватился;

По сценѣ рыщетъ онъ, и мѣста не найдетъ,

Довольно злости въ немъ, но силы нѣтъ;

Потомъ его на судъ сослали такъ какъ вора:

Нѣтъ тамо нѣжностей, лишь бѣшенство и ссора:

Я видѣлъ зрителей, не болѣе какъ трехъ,

Которы автора невѣжеству плескали,

И плескомъ заглушишь желали

Раздавшійся въ театрѣ смѣхъ.

Поемы видѣлъ я, гдѣ извергъ смертныхъ рода,

Котораго сама содроглась бы природа,

Предобродѣтельнымъ героемъ нареченъ,

А потому и трудъ вѣщателей презрѣнъ,

Я зрѣлъ хрипливыхъ птицъ и тщетное ихъ рвенье

Съ пріятнымъ соловьемъ сравниться въ нѣжномъ пѣньѣ.

Я видѣлъ рифменныхъ презрительныхъ творцовъ,

Безстыдныхъ, собственныхъ хвалителей стиховъ,

Равняющихъ свой даръ съ Расиномъ, Лафонтеномъ,

И кои даръ другихъ считаюшъ дрязгомъ, тлѣномъ.

Я двухъ невѣжъ ученыхъ зрѣлъ,

И каждый тутъ изъ нихъ о истинъ шумѣлъ,

Которой голова совсѣмъ его не знала;

По долгомъ спорѣ ихъ зрѣлъ ненависть, раздоръ:

Я видѣлъ публику, которая ихъ вздоръ

Старалась защищать, хотя не понимала.

Послѣдней степени я видывалъ людей,

Которые въ мечтъ своей

Соединяются съ полубогами кровью.

Зрѣлъ къ славѣ суетной отравленныхъ любовью,

Зрѣлъ гордыхъ Фаетоновъ сихъ,

Я видѣлъ ихъ

Громовымъ сверженныхъ ударомъ съ колесницы,

Икара новаго паденіе я зрѣлъ,

Что къ цѣли бѣдственной отважася летѣлъ;

И сей ударъ ему на мѣсто былъ гробницы.

Я видѣлъ, какъ скупой на мокрыхъ равнинахъ,

Несчетно зря свое богатство въ корабляхъ,

Съ ревущей бездною и бурями сражался,

Какъ страха и надежды полнъ,

Въ опасности сопротивлялся

Движенью гордому свирѣпствующихъ волнъ.

Зрѣлъ правящихъ мѣщанъ намѣреньемъ владыки,

Вмѣщавшихся въ дѣла и подвиги велики.

Зрѣлъ Азіятскую въ Европѣ роскошь я,

Которая сердца живущихъ въ ней снѣдаетъ;

Въ чертогахъ бывъ вельможъ, тиранска власть ея

Въ простыя хижины мѣщанъ перелетаетъ.

Видалъ Зоиловъ я, химеры видѣлъ ихъ,

И кои остріе безплодныхъ стрѣлъ своихъ,

Иль злобной завистью языкъ свой отравляютъ,

И тщетно посрамить Гомеровъ даръ желаютъ.

Зрѣлъ жадныхъ игроковъ, ихъ пагубную страсть,

Отъ коей не могли уже освободиться,

Зрѣлъ разореніе, зрѣлъ горькую ихъ часть,

И рѣдкіе изъ нихъ могли обогатиться.

Я видѣлъ мудрецовъ, въ собраньяхъ ихъ бывалъ,

И также, какъ они, во мракѣ заблуждалъ;

Подъ видомъ истины, котору толковали,

Они нелѣпые романы сокрывали:

Я мнилъ увидѣть свѣтъ, нашелъ одинъ лишь вздоръ;

Съ такоюжъ важностью они свои законы

Старались всѣмъ внушить, какъ въ портикѣ Зеноны,

Гдѣ многочисленный былъ Стоиковъ соборъ,

Внимавшій догматы ихъ истины свяшенной.

О нравы! времена! о вѣкъ! я зрѣлъ людей

Вдругъ ставшихъ Крезами изъ низости презрѣнной;

Влекомыхъ видѣлъ я сихъ гордыхъ богачей

На колесницахъ позлащенныхъ.

Видалъ любимцевъ я къ Царямъ не прилѣпленныхъ,

Зрѣлъ злобны ковы ихъ

Противъ отцевъ, противъ предстателей своихъ,

Зрѣлъ ихъ низверженныхъ въ ничтожество на вѣки,

Изъ коего сіи родились человѣки.

Зрѣлъ добродѣтели умѣющихъ цѣнить,

Но происками втай обыкшихъ зло творить.

Я видѣлъ храбрецовъ трусливыхъ,

Зрѣлъ полководцевъ боязливыхъ,

Я видѣлъ подлыхъ хвастуновъ;

Изъ ихъ высокопарныхъ словъ

Услышишь, что они Алкиды,

Но въ дѣлѣ самые Ѳерсиды,

Зрѣлъ царедворцевъ я, ихъ ложный Ѳиміамъ

Возженный безъ стыда вельможамъ и Царямъ;

Зрѣлъ самолюбіемъ вельможей ослѣпленныхъ

И лицемѣрія словами обольщенныхъ.

Я видѣлъ иногда картину страшныхъ дѣлъ;

Я вѣроломную и злую Фрину зрѣлъ,

Когда она свою убійственную руку

Простерла въ нѣжну грудь супруга своего:

На лобномъ мѣстѣ зрѣлъ я казнь ея и муку,

Въ награду звѣрскаго дѣянія сего.

Я видѣлъ скромности изгнанье, притѣсненье,

Священныхъ видѣлъ я законовъ нарушенье,

Безъ покровителя достоинство видалъ:

Я зрѣлъ, что правоты никто не защищалъ.

Я видѣлъ ябеду, клеветниковъ коварныхъ,

Я часто находилъ людей неблагодарныхъ;

Я зрѣлъ, какъ гнѣвъ небесъ на смертныхъ казнь металъ,

И къ нашимъ вздохамъ ихъ я зрѣлъ непреклоненныхъ.

О ужасъ! видѣлъ я людей ожесточенныхъ,

Невѣдущихъ Того, кто бытіе имъ далъ.

Зрѣлъ разорителей и тьму опустошеній,

Зрѣлъ Марса, алчуща убійствъ и пораженій:

Чтобъ рвенье ярости безмѣрной напитать,

Былъ долженъ стрѣлы онъ отравой напаять;

Онъ кровью обагрялъ поля, моря и рѣки,

Гдѣ гибли;безъ числа нещастны человѣки.

Зрѣлъ лютыхъ подданныхъ, зрѣлъ вѣроломство ихъ,

Зрѣлъ въ изступленіи предателей я сихъ,

Зрѣлъ возстающихъ сихъ бунтовщиковъ кичливыхъ

Противъ Царей, Творца — а гнѣвъ небесъ правдивыхъ

Еще преступниковъ во мщеньи не казнитъ,

Еще не грянетъ громъ и ихъ не поразитъ!

Ахъ нѣтъ! сдержи свое, о Боже, наказанье!

Прости, и изтреби золъ прежнихъ вспоминанье!

Благоволи, чтобъ нашъ продлился тамо вѣкъ,

Гдѣ болѣе ты благъ, гдѣ щастливъ человѣкъ,

Гдѣ истина сама народомъ управляетъ,

Пороки гонитъ въ адъ, а добрыхъ награждаетъ;

Спокойство, щастіе прещедро раздаетъ,

Сынами подданныхъ щастливѣйшихъ зоветъ;

ЕКАТЕРИНИНЫ да продолжатся годы,

Къ которой разные народы

Горя усердіемъ, ЕЕ боготворятъ;

Которой и любовь и вѣрность тронъ хранятъ,

Въ которой подданны Царицу почитаютъ,

Но яко къ матери въ напастяхъ прибѣгаютъ!

О Боже праведный! подай землѣ Царей

Подобныхъ ЕЙ!

Отвѣты на вопросъ о женѣ ревнивой и имѣющей ревниваго

мужа, которая нещастнѣе?

1.

Ириса бѣдная въ веснѣ цвѣтущихъ лѣтъ,

Отъ мужней ревности страдая, жизнь клянетъ*

Но Нина большаго достойна сожалѣнья:

Что можетъ быть сего ужаснѣе мученья,

Какъ вѣчно трепетать, чтобъ мужъ не измѣнилъ?

Ирисинъ взоръ навѣкъ ревниваго плѣнилъ,

И ей извѣстно то; — а Нина унываетъ,

Что мужъ ея любви и ласки убѣгаетъ.

2.

О мужней вѣрности сомнѣніе питать,

Есть средство никогда спокойной не бывать;

Жена ревниваго достойна сожалѣнья;

Жена ревнивая единаго презрѣнья.

3.

Ревнивый иль дуракъ конечно все равно,

И за носъ провести его не мудрено:

Онъ будетъ ревновать, ворчать, кричать бѣситься

А умная жена тихонько веселиться*

4.

Ревнивая жена обманъ на свѣтѣ семъ:

А мужъ ревнивый слѣпъ въ безуміи своемъ;

Не знаетъ, что жены сберечь никакъ не можно.

А чтобы не почелъ кого безумцемъ свѣтъ,

Мужьямъ на женъ своихъ смотрѣть сквозь пальцы должно,

Въ немъ мало, иль совсѣмъ уже Лукрецій нѣтъ.

БѢДНОСТЬ.

О ты, что горестныхъ сердца питаешь стономъ,

Которой хижина простая служитъ трономъ,

И ветхо вретище порфирою златой !

Ты, коей въ нѣдрѣ душъ клянущихъ жребій свой

Сооруженъ кумиръ и жертва воздыханій,

О бѣдность, мать всѣхъ нуждъ и жалкій видъ страданій!

Презрѣвъ сокровища, которыхъ алчетъ свѣтъ,

Богатство на чреду мѣняешь лютыхъ бѣдъ,

Содѣлавшихъ тебя врагомъ роскошна міра:

Внемли, тебѣ моя состраждущая лира

Достойныя хвалы стремится возгласить.

Но кто дерзаетъ въ томъ меня остановить?

Что вижу я! сама мнѣ лира измѣняетъ,

И пѣть почтенную мнѣ бѣдность возбраняетъ!

Конечно съ бѣдностью не такъ она дружна?

А участь, кажется, всегда у нихъ равна.

Какъ денегъ нѣтъ, одна вздыхать и плакать станетъ,

Другая пѣсенки въ злой горести затянетъ.

Одной умиленъ вздохъ, другой умиленъ тонъ;

Заставитъ нужда пѣть, она для всѣхъ законъ.

Прикосновенію весенняго зефира

Днесь кроткая моя уподобляясь лира,

Ослабя голосъ свой, вотъ что мнѣ говоритъ:

"Постой, что вздумалъ ты? съ тѣхъ поръ какъ свѣтъ стоитъ,

"Живущіе на немъ доселѣ не слыхали,

"Что бѣдность гдѣ нибудь на лирѣ прославляли:

"Прочти древнѣйшихъ ты исторію времянъ,

"И вмѣхъ перетрепли исторіи племянъ;

"Предметомъ всѣхъ похвалъ одно богатство было;

"Причина та, оно не дешево платило.

"Да, правда, иногда піитовъ похвала

"Старались превознесть и добрыя дѣла;

"Но лишь тогда, когда дѣла тѣ знамениты

"Сугубили свой блескъ наградою піиты;

"Съ ума сойдемъ, когда мы бѣдность станемъ пѣть.

"Что ниже можетъ быть, какъ дѣло съ той имѣть,

"Которую вездѣ и всякой презираетъ,

"И даже на нее смотрѣть за стыдъ вмѣняетъ?

"Видалъ ли ты ее въ порядочныхъ мѣстахъ,

"Въ театрѣ, во дворцѣ, у Блескова въ гостяхъ?

"Видалъ ли тамъ ее, гдѣ пышность и богатство

"Во взоры и сердца ліютъ свое пріятство?

"Покрытой рубищемъ нигдѣ ей мѣста нѣтъ.

"Но естьли хочешь, пой; пускай ей врагъ весь свѣтъ,

"Тебя отъ сотни рифмъ конечно не убудетъ;

"Да бѣдность похвалой богатѣе ли будетъ?

"И сами бѣдняки, когда ты хочешь знать,'

"Видъ изобилія стараются казать.

"Поддѣльно серебро съ блестящей мишурою

"Не даромъ найдены французской головою.

"Голь очень мудрена: когда какой богачь

"Подыметъ чисту рысь, бѣднякъ за нимъ же вскачь,

"И тѣ же у него замашки, тѣ же виды.

"Ничто не можетъ быть жесточе сей обиды,

"Когда убогаго убогимъ назовешь,

"Напрасно на себя ты лишнее берешь;

"Никто тебя за трудъ — и бѣдность не похвалитъ;

"А можетъ быть еще онъ честь твою умалитъ:

"Ты дашь чрезъ то узнать, что ты и самъ бѣднякъ:

"Положимъ, завсегда почти выходитъ такъ,

"Подверженъ больше всѣхъ сей участи писатель,

"На чтожъ давать то знать, любезный мой пріятель?

"Въ признаніи твоемъ нѣтъ нужды никакой.

"Иди ко славѣ ты дорогою иной,

"Богатство похвали, такъ можетъ быть въ награду

"Дождется отъ него пріятнѣйшаго взгляду.

"Иль хочешь ты въ себѣ примѣръ намъ показать?

"Повѣрь, никто тебѣ не станетъ подражать.

"Иль хочешь къ ближнему другихъ въ любви наставить,

"Чувствительными быть и мудрыми заставить?

"Нѣтъ, нынѣ свѣтъ уменъ; онъ истину любя,

"Всегда одно твердитъ, что ближе нѣтъ себя;

Какое, лира, мнѣ даешь ты наставленье!

Богатство похвалить, навлечь себѣ презрѣнье.

Я гордъ, я не хочу такимъ піитомъ слыть,

Которы просятъ ихъ творенія купить,

Которы для перстней, часовъ иль табакерки;

Печатаютъ стихи въ октавы и четверки.

Ни бѣдный, ни богачь, но добрый человѣкъ,

Моею лирою прославятся на вѣкъ.

Признаніе другу въ чувствованіи исправленія при видѣ

одного зрѣлища въ театрѣ.

Не мни, любезный другъ, чтобъ то притворство было,

Что волокитство мнѣ несносно и постыло,

Что добродѣтель я всѣмъ сердцемъ возлюбилъ,

И плачу, что досель непостояненъ былъ;

Не удивляйся, что единое мгновенье

Къ порокамъ можетъ въ насъ посѣять омерзенье;

Вообрази себѣ громовый страшный трескъ,

Иль быстрой молніи незапный въ небѣ блескъ;

Я шествую путемъ взирая на долины,

На рощи темныя, на рѣки и стремнины,

Веселіе очамъ повсюду предстоитъ,

Какъ вдругъ по воздуху свѣтъ молній летитъ,

И въ трепетъ приводя, рождаетъ громъ ужасный:

Такъ добродѣтели гласъ важный, безпристрастный,

Когда веселымъ шелъ пороковъ я путемъ,

Вселилъ задумчивость и страхъ въ умъ моемъ;

Но разсмотря потомъ ея лице и душу,

Я все преграды къ ней въ одну минуту рушу.

Приди, возлюбленна, и сердце успокой,

Которо суетной плѣнялось красотой,

Въ развратныхъ склонностяхъ ища себѣ забавы;

Приди, освободи отъ смертной сей отравы,

Приди, дражайшая дщерь неба добродѣтель!

А ты, почтенный другъ, отнынѣ будь свидѣтель,

Что презря шалости, разстанусь съ суетой, —

Вчерашне зрѣлище премѣны сей виной.

МНИМАЯ ВОЛЬНОСТЬ, РАВЕНСТВО

и

САМОДЕРЖАВНАЯ ВЛАСТЬ.*)

• ) Сочиненіе сіе, писанное въ 1793 году, въ самое жестокое время революціи французской, оканчивалось куплетомъ, въ которомъ терзаемая Франція призываетъ Истину въ свою защиту, и ни гдѣ не напечатано: но когда Великій нашъ МОНАРХЪ ИМПЕРАТОРЪ ПАВЕЛЪ I, движимый состраданіемъ къ утѣсненной французами Италіи, освободилъ ее отъ нихъ; то таковый великій подвигъ, на вѣки ЕГО прославившій, дерзнулъ я воспѣть въ послѣднихъ пяти куплетахъ, служащихъ по связи, содержанія дополненіемъ сему сочиненію.

Мечтой свободы обольщенный,

Вождемъ имѣющій развратъ,

На гибель свѣта устремленный,

Безчеловѣчный Демократъ!

Вопль слыша на тебя природы,

Скажи, жесточе сей свободы

Какое рабство можетъ быть?

Все гибнетъ подъ твоимъ закономъ;

И самъ Калигула съ Нерономъ

Могли ли больше зла творить?

Зри: областей краса державныхъ,

Обильный въ совершенствахъ край,

Народовъ просвѣщеньемъ славныхъ

Потерянный на вѣки рай,

Гдѣ храмы всѣхъ божествъ сіяли,

Гдѣ Греція и Римъ блистали

Остаткомъ рѣдкостей своихъ,

Во что преобращенъ тобою?

Какой ужасною судьбою

Сталъ образомъ паденья ихъ?

Подобенъ дикой той пустынѣ,

Гдѣ звѣри хищные ревутъ,

И гдѣ въ вертепахъ мрачныхъ нынѣ

Одни разбойники живутъ,

Съ оружіемъ нагло всюду ходятъ,

Во трепетъ путниковъ приводятъ,

Которы въ нощь и въ ясный день

Опасности встрѣчая новы,

Всякъ часъ къ сраженію готовы,

И собственна страшна имъ тѣнь.

Идутъ, и мертвыхъ обрѣтаютъ

Въ пути отцевъ иль матерей,

Тамъ братьевъ, женъ своихъ срѣтаютъ,

Или растерзанныхъ дѣтей;

Смертельный ужасъ ихъ объемлетъ: —

Коль кто оплакать предпріемлетъ

Погибшую отраду дней,

Толпы убійцъ тогда мгновенно

Къ нему предстанутъ разъяренно,

И жертвы требуютъ своей.

"Скажи: свободы-ль ты любитель?

"Коль такъ, пойдіомъ, все истребимъ:

"А естьли рабства защититель,

"Отъ нашихъ рукъ погибнеть съ нимъ.

Такъ всѣ по волъ и неволѣ,

Въ отечествѣ какъ въ бранномъ полѣ

Другъ друга рѣжутъ и губятъ,

Раздоръ, всеобщее смятенье,

Грабительство, опустошенье

Всему паденіемъ грозятъ*

Тамъ наглость и распутство мерзко

Скитаясь въ селахъ и градахъ,

Хуленье изрыгаютъ дерзко

Въ священныхъ храмахъ и судахъ:

Смѣхъ злобный съ плачемъ растворенный

И вопль съ рыданіемъ смѣшенный

Чудовищь провождаютъ сихъ;

Тѣла ихъ полны поруганій

И торжищи студодѣяній,

И всѣ мѣста неистовствъ ихъ.

Стыдися, Франція, стыдися

Безумія твоихъ людей,

Иль паче лютости страшися

Терзающихъ тебя звѣрей:

Воюя сами межь собою,

Они погибнутъ всѣ съ тобою. —

Ахъ! сей ли просвѣщенья плодъ,

Со злобой а кой для химеры

Попрать законы, святость Вѣры,

Чемъ должно бы спасти народъ? —

Отвергнувъ власть самодержавства,

Кому вручили жребій твой?

Кому въ позорно иго рабства.

Тебя повергнули съ собой?

Развратнымъ, дерзкимъ и презрѣннымъ,

Симъ тварямъ лютымъ, изкаженнымъ,

Носящимъ огнь и мечь въ рукахъ,

Творящимъ судъ надъ человѣки,

Ліющимъ въ казняхъ крови рѣки;

Съ веселіемъ о ихъ бѣдахъ,

Всякъ твой убійца, твой предатель;

Какой послѣдуетъ конецъ?

О ужасъ! кроткій обладатель,

Лудовикъ — нѣжный твой отецъ

Погибъ ! — народъ неблагодарный?

Другой Кромвель не столь коварный,

Но злобнѣйшій того стократъ,

Прервавъ родства союзъ священной,

Дыхнулъ къ Лудовику геенной,

И двигнулъ на него весь адъ,

Стенящій, льюшій токи слезны

Монархъ нещастный говорилъ:

"Что, подданны мои любезны,

"Что я вамъ злова сотворилъ?

"Меня отцемъ вы прежде звали,

"Теперь тирана имя дали;

"За что? за что? — невиненъ я. —

"Но смерть моя пусть будетъ средство

"Всей Франціи окончить бѣдство,

"Да будетъ въ жизнь вамъ смерть моя!

Нѣтъ; праведное неба мщенье

Готовитъ гибельный вамъ рокъ;

Европы грозно ополченье

Стремится какъ ревущій токъ,

Что съ горъ рѣками низпадаетъ,

Съ собою камни низвергаетъ,

Терзая, роя дно долинъ;

Шумъ слыша въ пропастяхъ подземныхъ,

Отъ страха звѣрь изъ дебрей темныхъ

Бѣжитъ по рвамъ между стремнинъ,

Вѣщать ли мнѣ здѣсь ужасъ новый,

Или забвенію предать? —

Разлился въ жилахъ хладъ суровый…

Престало сердце трепетать….

Взнялись власы… уста нѣмѣютъ…

Мои всѣ чувства цѣпенѣютъ…

Что вижу? что внимаю я?

Творенье-ль то руки Господней?

Иль изверги изъ преизподней

Въ темницу рвутся, вопія?

"Предайте всіо на жертву гнѣву!

"Лудовиковъ губите родъ!

"На казнь влеките Королеву!

«Сей казни требуетъ народъ !

Совѣтъ мучителей безбожныхъ,

Защитникъ всѣхъ клеветъ возможныхъ,

Чтобъ гнусной черни угодить,

Которой буйству онъ соплещетъ,

Которой злости самъ трепещетъ,

Велитъ невинную губить.

Постойте, варвары, смягчитесь

Надъ поломъ нѣжнымъ и драгимъ!

Хоть тѣмъ вы чувствіемъ тропитесь

Къ любезнымъ совершенствамъ симъ,

Что твари всей законъ вѣщаетъ,

Что львовъ и тигровъ укрощаетъ, —

Увы! природы стонъ и плачь

Для нихъ сладчайшіе сушь звуки;

Веселы зрѣлища ихъ — муки,

Смерть, казни, жертва и палачь,

Cтрадай рушиnель благоденства,

Предаnель лютый Короля,

Глава безумнаго равенства,

Отъ виду коея земля

Избавилась къ своей отрадѣ!

Cтрадай теперь за всѣхъ во адъ!

Кляни тамъ дерзкій умыслъ твой!

Червь совѣсти тебя точащій

И огнь отчаянья палящій

Тамъ вѣчно будутъ жить съ тобой.

О вѣкъ нещастливый! о нравы!

; Баснь, ужасъ будущихъ временъ ! —

Родъ буйный! кто тебѣ далъ правы

Уставы презрить всѣхъ племенъ

Царей благоговѣйно чтущихъ

И бремя должное несущихъ

Усерднаго подданства имъ?

Надъ освященной властью сею

Кѣмъ ты поставленъ судіею,

Безбожнымъ судіей и злымъ»

Тотъ Царь, который небомъ правитъ,

Законъ гласитъ земнымъ Царямъ,

Своея рукой на тронъ ихъ ставитъ,

Да власть Его вѣщаютъ намъ;

Намъ, коихъ воля развращенна

Уздою сей неукрощенна

Моглабъ разрушишь цѣлый свѣтъ:

Страхъ къ Богу, къ нимъ повиновенье

Есть наше общее спасенье;

Инаго средства къ щастью нѣтъ.

Есть средство, скажешь: — Добродѣтель;

Не нуженъ царскій ей законъ;

Она уставовъ тѣхъ содѣтель,

Которыми гордится тронъ.

Такъ, я согласенъ; но скажите,

Уже-ль вы Добродѣтель чтите?

Уже-ль послѣдуете ей? —

Признайтеся чистосердечно,

Вы ей враги, враги конечно;

И такъ нужна вамъ власть Царей.

По мѣрѣ вашихъ злодѣяній,

Сихъ вашей вольности плодовъ,

Нужна вамъ строгость наказаній

Для обузданія умовъ

Продерзкихъ, наглыхъ, развращенныхъ,

Коварныхъ, пагубныхъ, надменныхъ;

Сіи-то буйные умы

Внушаютъ ко всему презрѣнье,

Къ законамъ, къ Вѣрѣ небреженье,

Что вольностію чтите вы.

Страшитесь! вы подвласшны Богу….

Но гдѣ вашъ Богъ? — и сей Отецъ

Ліющій смертнымъ благость многу

Отверженъ вами наконецъ!

Презрители верьховной власти!

Къ кому прибѣгнете въ напасти?

Вы твари, кто же вашъ Творецъ?

Кому за жизнь мольбы творите?

Уже-ль скотовъ богами чтите,

Пріявъ Египетъ въ образецъ?…

Подобно тварей изступленныхъ

Едва ли свѣтъ когда видалъ:

Я зрю кумировъ вознесенныхъ

Въ святилищахъ, гдѣ Крестъ стоялъ,

Разсудокъ, коего лишились,

Свободв, коей тщетно льстились,

Равенство нынѣ боги ихъ

Творящи Франціи вся злая;

А чернь безстыдная, слѣпая

Боготворитъ кумировъ сихъ.

Когдабъ разсудокъ правилъ вами

Хранящій насъ всегда отъ бѣдъ,

Вы думалибъ согласно съ нами,

Что той свободы въ свѣтъ нѣтъ,

Какую вы имѣть хотите:

На царство естества воззрите,

Все подъ законами живетъ;

Безъ нихъ нѣтъ вещи ни единой,

Все дѣйствуетъ своей причиной,

Самъ Вышній свой законъ блюдетъ.

Союзъ Его твореній тѣсный

Ихъ свято чтить установилъ;

Оттоль порядокъ этимъ чудесный

Между безчисленныхъ свѣтилъ,

Въ стихіяхъ и во всей природѣ;

Вы только мните о свободѣ

Не знать законовъ никакихъ*

Союзъ, порядокъ разрушая

И промыслъ Божій отвергая,

Жить въ узахъ прихотей своихъ.

Не видано еще отвѣка

Зла въ міръ пагубнѣй сего: —

&nbs p; Прямая вольность человѣка

Во глубинѣ души его,

Коль гнусныхъ прихотей, порока

Низвержена имъ власть жестока;

Тогда благополученъ онъ:

Какъ жить на свѣтъ, разумѣетъ,

Въ законахъ нужды не имѣетъ,

Онъ самъ владыка и законъ.

Сравните вы его съ собою,

Съ свободой вашей царску власть,

Благополучіе съ мечтою

И съ нашей долей вашу часть,

Увидите, сколь вы нещастны;

Вы всіо рабы въ себѣ невластны:

Одну низвергнувъ, сто головъ

Владѣть собою допустили;

Одной вы не покорны были, —

Снесете-ль многихъ власть умовъ?

Благополучіе подвластныхъ

Въ единыхъ должно быть рукахъ,

Въ рукахъ правдивыхъ, безпристрастныхъ

Держащихъ милость, судъ и страхъ,

Чтобъ сильной властію другова

Вельможи, властолюбца злова

Безсильный не былъ утѣсненъ,

Чтобъ всякъ для общихъ благъ рожденный

Свой жребій зналъ опредѣленный

И въ кругѣ былъ своемъ блаженъ*

Дабы гонимый злой судьбиной,

Куда ему прибѣгнуть, зналъ,

На властибъ оперся единой,

И въ ней себѣ отрады ждалъ.

Многоначальство и безвластье

Есть крайнее людей нещастье:

Одно въ раздорахъ вѣкъ живетъ,

Другое вовсе не печется;

Межь ими общество мятется

Какъ челнъ средь волнъ житейскихъ бѣдъ.

Коль Царь самодержавенъ, силенъ,

Святъ волею и дѣломъ благъ,

Усердьемъ подданныхъ обиленъ

И тронъ воздвигнулъ въ ихъ сердцахъ;

&nbs p; Какой желать имъ лучшей власти?

Уже-ль хотѣть, чтобъ -многихъ страсти

Владыкъ играли ихъ судьбой?

Такой властитель Богъ народа;

Что предъ лицемъ его свобода?

Призракъ надменный и пустой.

Какъ тотъ, что честью отличился

И обществу полезенъ былъ,

&nbs p; Не терпитъ, чтобы съ нимъ сравнился,

Кто въ ономъ тунеядцемъ жилъ;

Такъ сей примѣръ царей державныхъ

Себѣ не терпитъ властью равныхъ;

И льзя ли тутъ равенству быть? —

Порядокъ въ міръ кто устроилъ,

Надъ всѣми власть одинъ присвоилъ,

И не хотѣлъ ее дѣлить.

Лишь только гордость возмечтала

Быть равною ему во всемъ,

Тогдажъ съ небесъ въ тьму вѣчну пала

Сраженна мстительнымъ мечемъ.

Когдабъ позволилъ Богъ равенство,

Какое былобъ совершенство

Въ порядкѣ дѣлъ руки Его? *)

Тотъ все бы, чуждое присвоилъ,

Другой бы общее разстроилъ

Гордыней права своего.

• ) Здѣсь должно разумѣть о равегствѣ; многихъ владыкъ въ одномъ Государствѣ, которое терпимо быть не можетъ по причинѣ вѣчныхъ между ими несогласій.

Такъ зрѣли нѣкогда Россію

Кленущую злощастье дней,

Когда она склоняла выю

Подъ скиптары многіе Князей

Творившихъ брань междуусобну;

Но власть многоначальства злобну

Отважно Іоаннъ попралъ:

Соединивъ для вѣчной славы

Въ едину многія державы,

Самодержавство основалъ*

О коль великъ былъ трудъ и время

Загладишь прежнія бѣды!

Не скоро изтребилось сѣмя.

Любоначальства и вражды:

Великій ПЕТРЪ на свѣтъ родился,

Россіи жребій премѣнился

И все пріяло новый видъ;

Державы безпредѣльной властью

Открылъ онъ всѣ стези ко щастью,

Плоды ея свѣтъ цѣлый зритъ.

Нѣтъ, добродѣтельный съ порочнымъ,

И съ неразумными мудрецъ,

Со древомъ твердый дубъ непрочнымъ,

И съ благомыслящимъ подлецъ,

Отважный воинъ съ боязливымъ,

Трудолюбивый съ нерадивымъ

Не могутъ равенства имѣть:

Но естьли ихъ сравнять хотите,

Едины свойства въ нихъ вложите,

Чтобъ ихъ единомысліе зрѣть.

Насъ качества иль возвышаютъ,

Или презрѣнными творятъ,

Тѣмъ другъ отъ друга отличаютъ;

И тѣмъ порядокъ весь хранятъ.

Чины, достоинства и чести

Не гордости плоды и лести,

Но знаки истинныхъ заслугъ:

У васъ всѣ Демократы равны,

Всѣ дѣлъ своихъ плодами славны, —

Во всѣхъ злодѣскій вижу духъ*

Хотябъ вы наконецъ достигли

Покоя вольности своей,

Равенствобъ межь собой воздвигли

И преклонили бы людей

Признать за истину химеру;

Чемъ сихъ ужасныхъ бѣдствій мѣру

Могли бы вы вознаградить?

Вы Римъ себѣ въ примѣръ возмите,

И участи подобной ждите;

Римъ долго-ль могъ въ свободѣ жить?

Но нѣтъ; того и быть не можетъ,

Пребудетъ гибельный развратъ,

Доколѣ фурія васъ гложетъ,

Доколѣ васъ не усмирятъ,

Уже мечемъ вооруженну

Я вижу Истину священну

Летящу грозно въ облакахъ,

Чтобъ Францію отъ бѣдъ избавить,

Правленье прежнее возставить,

Преобратить раздоры въ прахъ.

Со стономъ тяжкимъ и слезами

Се Франція къ ней вопіетъ:

"Изми державными руками,

"Изми полмертвую отъ бѣдъ!

"Воззри на дни мои суровы,

"Воззри на лютыя оковы,

"Что я отъ варваровъ ношу!

"Рази химеру преужасну,

"Терзающу меня нещастну,

"Изъ глубины души прошу!

"Взгляни на неизчетны раны

"Всего состава моего,

"На всѣ мои права попранны,

"На страхъ народа моего,

"На власть его правленья злобну,

"Во всемъ тираніи подобну,

"На тѣнь одну лишь бытія,

"Насилье, казни, кровопійства,

"Безвѣріе, грабежь, убійства,

"Взгляни, скажи, свободна-ль я?

"Но не насытясь здѣсь плодами

"Химера адскихъ дѣлъ своихъ,

"Воюетъ съ чуждыми странами

"Ко пагубѣ державъ иныхъ,

"И разрушая царства, троны,

"Въ развалинахъ ихъ миліоны

"Губитъ народа моего:

"Какъ царствовала я съ покоемъ,

"Мрачила ли такимъ разбоемъ

"Я блескъ величья моего?

"Что мнѣ въ побѣдахъ сихъ корыстныхъ,

"Коль зрится жадность въ. нихъ одна?

"Коль я сама лишаясь присныхъ,

"Изтерзана, изтощена?

"Зря бѣдствія мои толики,

"Возстаньте, сильные владыки!

"Да Истина предѣидетъ вамъ ! —

Сей гласъ Петрополя достигнулъ,

И ПАВЛА Перваго подвигнулъ

Химерѣ къ казни, въ щитъ Царямъ.

То было предъ лицемъ вселенной,

Какъ грозныхъ войскъ его Ахиллъ

Въ Италіи имъ свобожденной

Сіе чудовище разилъ,

Какъ возвратилъ Царямъ державы

Для ПАВЛОВОЙ безсмертной славы: —

Ошъ лютыхъ и смертельныхъ ранъ

Оно стократно умирало;

Но паки силы возпріяло,

Быть можетъ, въ гибель многихъ странъ*

Но нѣтъ, я мню, пріидетъ время,

Когда чудовища сего

Возчувствовавъ всіо власти бремя,

Возстанутъ всѣ прошивъ него;

И съ Божіимъ благословеньемъ

Единодушнымъ ополченьемъ

Избавятъ отъ него сей свѣтъ

Лишенный сладкаго покою

Кровопролитной съ нимъ войною

Не престающей столько лѣтъ.

На мѣстѣ бесѣдки при гробницѣ.

Завтракъ для Кадетовъ въ недѣлю Святой Пасхи.

Мысли Оксенстирна.

Творенье жалкое на свѣтъ человѣкъ!

Въ немъ странникъ будучи, мятется весь свой вѣкъ,

Кто истину сего не зритъ на самомъ дѣлѣ?

Душа, какъ въ кораблѣ, въ скудельномъ нашемъ тѣлѣ

Чрезъ море бурное превратной жизни сей

Стремится къ вѣчности опасною стезей.

При бѣдномъ суднѣ семъ служители суть чувства,

А самолюбіе есть кормчій безъ искуства.

Влеченіе страстей есть онаго компасъ,

А знамя — глупости господствующи въ насъ,

Способный вѣтръ ему есть міра обольщенье,

А парусы его минутно восхищенье.

Въ бездѣлкахъ, слабые заемлющихъ умы,

Сцѣпленіе снастей различныхъ видимъ мы,

И якорь онаго есть тщетно упованье;

Грузъ — беззаконія, а совѣсти терзанье,

Страхъ и отчаянье — пристанище его.

Вотъ участь жалкая! — не дивно ничего,

Что судно слабое толь часто погибаетъ;

Какая снасть его? и кто имъ управляетъ?

Не дивно, что душа плывущая на немъ

О камни частые сокрыты въ морѣ семъ

Должна жестокія терпѣть судокрушенья,

И послѣ достигать пристанища, спасенья.

Безумна молодость во слѣпотѣ своей

Не видя, что въ пути опасномъ нужно ей,

Вдается въ плаванье, крушенія не чаетъ,

Стремленію страстей кормило поручаетъ:

Но мудрому компасъ Зиждителева власть,

Руль — благочестіе, а постоянство — снасть;

Способный вѣтръ ему — сей жизни скорби люты,

И парусы его терпѣніемъ надуты.

Онъ въ добродѣтеляхъ служителей обрѣлъ,

А полный грузъ его — благихъ собранье дѣлъ,

Богъ — кормчій, знамя — крестъ и якорь — упованье,

Пристанище его небесно пребыванье,

Гдѣ вѣчно царствуетъ блаженство съ тишиной.

На сей-то брегъ сойдетъ онъ твердою ногой,

И преткновенія знать болѣе не будетъ,

Въ покоѣ сладостномъ тамъ всѣ труды забудетъ.

СОВѢТЪ ТЕМИРѢ.

Храни цвѣтущу младость,

Темира, отъ любви;

Ея прельщеній сладость

Рождаетъ ядъ въ крови.

Какъ ядъ сей разольется?

Отравитъ разумъ твой;

Все радостью начнется,

А кончится тоской.

Невинныя забавы

Разсудкомъ охраняй,

Льстецовъ слова лукавы

Отъ слуха удаляй.

Въ нихъ страсть одна вѣщаетъ,

Но чувствій нѣтъ прямыхъ;

Видъ кротостью прельщаетъ,

Но злобно сердце въ нихъ.

Рѣчь страстнаго внимая

О пламени къ тебѣ,

Ты въ душу проникая,

Не измѣни себѣ.

Коль съ сердцемъ рѣчь согласна,

Отдай ему свое. —

Вотъ милая, прекрасна,

Вотъ щастіе твое!

Притчи.

I.

Плѣшивый и Орелъ.

Всево беречься и страшиться

Есть средство навсегда спокойствія лишиться:

Однако былъ такой на свѣтѣ человѣкъ,

Который въ трусости провелъ весь вѣкъ,

Изъ дому своего не смѣлъ ступить ногою,

Боясь постигнутъ быть нечаянной бѣдою.

Людей

Онъ бѣгалъ какъ звѣрей;

Они ему злодѣями мечтались,

Которы духъ его изторгнуть покушались;

А чтобъ себя отъ рукъ убійцевъ сохранить,

Весь зеркалами домъ внутри велѣлъ обить,

Теперь уже ли онъ спокойствіе вкушаетъ?

Нѣтъ, домъ его ему паденьемъ угрожаетъ.

Быть можетъ, мыслитъ онъ, что стѣны упадутъ,

Иль вихри сильные все зданье потрясутъ,

Тогда какими я могу спастись судьбами,

Лежа подъ тяжкими раздавленный стѣнами?

Нѣтъ, нѣтъ; оставлю я и городъ и людей,

Въ пустыню удалюсь, гдѣ-бъ не было, звѣрей;

Въ долинахъ живучи тамъ нечего бояться,

Не буду тамъ враговъ и зданій ужасаться.

Намѣренья сего мой трусъ не премѣнилъ,

И на лугахъ спокойно жилъ.

Но тамъ-то мы нещастье и встрѣчаемъ,

Гдѣ онаго не чаемъ.

Со черепахою межъ облаковъ Орелъ

Надъ головой его плѣшивою летѣлъ,

Которую сочтя за камень твердый,

Орелъ немилосердый

Свою добычу опустилъ,

И черепахою плѣшь трусу проломилъ.

Какъ ни живи на свѣтѣ осторожно;

Но ежели чего избѣгнуть не возможно,

Того не избѣжишь ни гдѣ,

Ни въ полѣ, ни въ землѣ, ни въ дебряхъ, ни въ водѣ.

II.

Лилія и другіе цвѣты.

Охотникъ до цвѣтовъ прекрасныхъ

Всѣхъ больше Лилію любилъ;

О ней въ заботахъ повсечасныхъ

Другіе всѣ цвѣты забылъ.

Забылъ Тюльпаны, Розы,

Гвоздики, Туберозы,

О Лиліѣ одной и думалъ и гадалъ,

И въ лучшемъ воздухъ цвѣточикъ сберегалъ.

Прелестна Лилія своею бѣлизною,

Пригожствомъ, нѣжностью, сразмѣрной высотою

Красуется, растетъ,

И лучше и милѣй ее въ Едемѣ нѣтъ, —

Коль изпытатели природы

Не обольщаютъ слухъ;

То всѣ твореній роды

Имѣютъ чувства, мысль и духъ;

И естьли баснословы

Движенье дали имъ и гласъ;

То мы на этотъ разъ

Имъ также подражать готовы. —

Охотникъ до цвѣтовъ въ одинъ прекрасный день

Въ прохладную древесну тѣнь

Свой милинькой цвѣтокъ поставилъ,

А тѣ на солнышкѣ оставилъ.

Досадно Лиліѣ, что прочіе цвѣты,

По мнѣнію ея, всѣ видятъ красоты,

Какими ясный день блистаетъ;

Ее же мрачна тѣнь онъ свѣта сокрываетъ.

Любитель Лиліи хотѣлъ коснуться ей;

Но Лилія: постой! подъ мрачной тѣнью сей

Оставь меня въ плачевной долѣ;

Я вижу, ты меня уже не любишь болѣ:

Ласкаешь для того, чтобъ послѣ удалить,

Иными жадный взоръ цвѣтами веселить. —

Могу ли, нѣжно такъ и пламенно любя,

Могу-ль я, Лилія, обманывать тебя?

Такъ будучи мила, прекрасна,

Ты не стыдишся ревновать!

Или не знаешь ты, какъ ревность намъ опасна?

Едва родишся, ты ужъ станешь увядать.

Цвѣты, которые на солнышкѣ стояли,

Давно уже, давно завяли.

Когда бы не былъ я плѣненъ твоей красой,

Не ставилъ бы тебя подъ тѣнію густой;

И такъ терзаешся ты ревностью пустой.

III.

Употребленіе вольности. *)

Изъ замка одного помѣщика бѣжали

Песъ, котъ, байбакъ, скворецъ;

Нашъ праздникъ! въ радости сообщники кричали,

Мы вольны наконецъ.

Чтожъ станемъ дѣлать мы? — байбакъ имъ отвѣчаетъ:

"Я, братцы, на проліотъ

"Спать буду цѣлой годъ. —

"А я, скворецъ болтаетъ,

"Чтобъ кормъ себѣ достать,

Пущуся барина бранить и проклинать. —

"Нѣтъ, котъ сказалъ, своимъ я стану жить манеромъ:

"Я тотчасъ сдѣлаюсь корсеромъ. —

Остался песъ одинъ,

Который такъ рѣшилъ : "мнѣ нуженъ господинъ,

О ты мой давній другъ, почтенной,

Который на брегахъ Невы благословенной

Спокойно провождая вѣкъ,

Позналъ искуство жить какъ вольный человѣкъ!.

А въ нашей сторонѣ **) какъ рѣдко то искуство

Въ свободной Франціи! узнай мое ты чувство:

Съ свободой мудросши не можешъ рабъ купить$

Онъ будетъ всіо таковъ, какимъ привыкъ ужъ быть.

• ) Какъ сія, такъ и послѣдующія за нею двѣ другія притчи сочинены на Нѣм: языкѣ Г. Пфеффелемъ въ Колмарѣ и доставлены къ другу его Николаю въ Санктъ-Петербургѣ.

• • ) Оба сіи друзья родились въ Эльзасѣ.

IV.

На равенство.

Органъ.

По смерти брата своего

Капралъ пришедши въ домъ его,

Увидѣлъ тамъ органы.

На нихъ покойкой братъ игралъ.

Капралъ

Не только нотъ, и словъ не разбиралъ,

Играть же ничего не зналъ.

Вдругъ застучали въ барабаны:

Тутъ нашъ капралъ или драбантъ

Сталъ настоящій музыкантъ,

Въ восторгѣ надуваетъ губы

И смотритъ пристально на трубы

Какъ будто на солдатской строй,

Кричитъ: вотъ я вамъ дамъ ! постой!

И въ клавикорды сталъ всей силой барабанить,

А послѣ мастера цыганить,

И такъ въ сердцахъ сказалъ:

Тово скота пусть чортъ бы взялъ,

Кто этакимъ манеромъ

Клавиры скверные скропалъ!

Божусь, что не бывалъ онъ унтеръ-офицеромъ.

Какъ эти мальчики не ровно всѣ стоятъ!

Вдругъ вынулъ шпажищу, и трубокъ цѣлый рядъ

Большія съ малыми на свой равняетъ ладъ

Подобна Геркулесу,

Что съ гидры ссѣкъ главы съ единаго отвѣсу.

;На мастерство свое съ усмѣшкою глядитъ:

Вотъ настоящій фрунтъ, капралъ мой говоритъ;

Теперь прощай. — Пошелъ, попробовавши тоны.

Но симетріи сей толь правильны законы

Разстроили гармонію совсѣмъ,

Которую не льзя поправить ужъ ничемъ.

V.

На правленіе народное.

Птицы.

Межь птицами Орелъ

Всегда названіе Царя имѣлъ;

Но карта важная владѣнья

Избавила народъ отъ тягости служенья.

Какой-то съ длинной бородой

Старикъ упрямой и сѣдой,

Мы назовемъ его совой,

Обычаемъ и съ рожи

Они другъ на друга похожи,

Придумалъ новую задачу въ свѣтъ пустить,

Правленья образъ премѣнить.

Гусь, попугай, пѣтухъ индѣйской и синицы,

Скворцы и воробьи, и прочи птицы

Согласны были всѣ премѣну тѣмъ начать,

Чтобъ каждый членъ народа

Могъ полнымъ правомъ обладать

Участіе въ правленьи брать.

Но лебедь промолчалъ; онъ планъ такого рода

Претруднымъ въ дѣлѣ находилъ,

Не правда ли, сова изъ всѣхъ кричала силъ,

Что это-то и есть видъ истинный правленья?

Но лебедь былъ такого мнѣнья:

Народъ свободнымъ можетъ быть;

Но дѣло не его въ правленіе входить.

VI.

Сатиръ и Ѳрфей.

(Въ отвѣтъ пріятелю, побуждавшему меня приняться

за мою лиру, которая была мною брошена.)

Евридикою прелестной

Обожаемый Орфей

Средь прохладъ въ тѣни древесной

Пѣлъ своихъ блаженство дней.

Дикій звѣрь изъ дебри темной

Выходилъ на лирный звонъ,

Грозный царь страны подземной

Оставлялъ свой часто тронъ:

Сладкій гласъ его внимали

Камни, горы и лѣса,

Воды шумъ свой укрощали,

Преклонялись небеса.

Молодой сатиръ влюбленный

Близь Орфея въ рощѣ жилъ,

И въ страданьи жизнь влачилъ

Милой Нимфою презрѣнный.

Въ горестной своей судьбѣ

Онъ завидовалъ Орфею,

Сладкой лирою своею

Всѣхъ привлекшему къ себѣ.

Вздумалъ онъ играть учиться

И свирѣль себѣ скропалъ.

"Мнъ-бъ давно за умъ хватиться,

Самъ себѣ Сатиръ сказалъ:

"Нимфа будетъ въ нашей волѣ.

Годъ учился, два и болѣ,

И мечтая наконецъ,

Что искусный онъ пѣвецъ,

Самъ себя усердно хвалитъ;

Только Нимфу не печалитъ,

Какъ уныло ни поетъ:

На соломенной свирѣли

Какъ ни тщится дѣлать трели,

Нимфа все къ нему нейдетъ,

Страсть и пѣсни презираетъ

И къ Орфею поспѣшаетъ

Слухъ свой лирой усладить.

Чтожъ онъ сдѣлалъ въ лютой страсти?

Раздробилъ свирѣль на части

И не сталъ уже дудить.

Естьли силы нѣтъ сравнишься

Съ лучшимъ въ пѣніи пѣвцомъ;

То, чтобъ въ грязь не пасть лицомъ,

Чтобъ на вѣкѣ не осрамиться,

Лучше передъ тѣмъ молчать,

Кто умѣетъ всѣхъ прельщать.

НАДПИСЬ

Россійскому Орлу^

Подъ тѣнію твоихъ простертыхъ пышныхъ крылъ

Россійскихъ житель странъ свой рай соорудилъ

Кимены отъ бреговъ до краевъ Анадыра.

Спкойны, щастливы Таврида и Кавказъ! —

Во области твоей среди довольства, мира

Законы царствуютъ, умолкъ неправды гласъ,

И зависть ядъ излить злорѣчій не дерзаетъ;

Воинской звукъ трубы лишь за предѣлъ вѣщаетъ,

Глася во всѣхъ концахъ тріумфъ своихъ побѣдъ;

Вездѣ обиліе, нигдѣ раздоровъ нѣтъ.

СОНЕТЪ

на день возшествія на престолъ

ЕКАТЕРИНЫ II.

Къ блаженству Россіянъ, ко удивленью міра

Украсила въ сей день ЕКАТЕРИНА тронъ,

Премудрый издала для подданныхъ законъ,

Взяла подъ свой покровъ нещастна, бѣдна, сира.

Сей день прославити удобна-ль громка лира?

Въ сердцахъ у Россіянъ пребудетъ вѣчно онъ;

Симъ днемъ красуется и самый Геликонъ,

Пріосѣняетъ Пиндъ Минервина порфира.

Во трепетъ приведя оружіемъ враговъ,

Россійскій бросивъ громъ на сушъ, средь валовъ,

Се паки мирная возвращена судьбина!

Изъ подданныхъ себѣ содѣлала сыновъ,

Забыты нами днесь и имена рабовъ;

Владѣетъ Россами ихъ мать ЕКАТЕРИНА.

Въ денъ Тезоименитства

ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА

ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ

ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСѢЕВНЫ.

На одержанныя воинствомъ Россійскимъ

1790 года побѣды на Черномъ морѣ, у рѣки

Кубани и при берегахъ Дуная

Щастливая въ войнѣ и мирѣ,

Спокойная среди враговъ,

О ТЫ, которая въ порфирѣ

Затьмила всѣхъ земныхъ боговъ?

Взведи Свой взоръ на Югъ суровый,

Взгляни побѣдъ на жатвы новы

Съ полей, градовъ и южныхъ водъ;

Се мзда любви твоей достойна,

Се жертва божеству пристойна

Свершенная въ сей славный годъ;

Мы паче миръ принесть желали

Какъ даръ возлюбленный ТЕБѢ,

Стократно гордость убѣждали;

Но знать угодно такъ судьбѣ,

Дабы въ своемъ ожесточеньи,

Какъ челнъ свирѣпыхъ водъ въ теченьи,

Она въ пучинѣ скрылась бѣдъ. — - — —

Смутился умъ, и Духъ, и взоры;

По хлябямъ зрю летящи горы

И ихъ горящій въ морѣ слѣдъ.

То флотъ Турецкій, флотъ ужасный

Стремится къ Таврскимъ берегамъ,

Взявъ дерзкій умыслъ и напрасный

Найти свой тронъ погибшій тамъ.

Во мракѣ ночи движась, кроясь,

Сквозь пѣну волнъ шумящихъ роясь,

Намѣсто чаемыхъ бреговъ

Преградъ летящихъ твердь встрѣчаетъ,

И вдругъ свой быстрый бѣгъ кончаетъ,

Разстроенный увидя ковъ.

Недремлющи Россійски флаги

Врагамъ нашъ пламень озарилъ;

И се какъ вихрь песокъ средь влаги

Турецки корабли вскрутилъ.

Изъ тьмы сугубый свѣтъ родился,

Какъ флотъ со флотомъ тамъ сразился!

Но чемъ рѣшился славный бой?

Противныхъ силъ изнеможеньемъ,

Жестокимъ оныхъ отраженьемъ,

Стыдомъ, и бѣгствомъ, и бѣдой.

Безъ мачтъ, безъ стенговъ и кормила,

Безъ, флаговъ, рей и парусовъ

Неслись, гдѣ бездна ихъ носила,

При сонмѣ робкихъ ихъ судовъ.

Тѣ, кои бѣгствомъ не спасенны,

Съ людьми въ пучинѣ потопленны,

Нептуну платятъ горьку дань. — - — —

Богъ моря! зря ихъ злобны ковы,

Нашли имъ брань и бури новы,

Еще рази, еще въ нихъ грянь.

Кого самъ рокъ бѣдами гонитъ,

Тотъ всуе мнитъ ихъ одолѣть;

Дѣла его къ тому онъ клонитъ,

Чтобъ больше бѣдъ ему терпѣть,

Для большихъ намъ побѣдъ и чести

Напрягнувъ Турокъ силы къ мести,

Пространство пробѣгаетъ водъ;

Пуститься далѣе не смѣя,

Онъ сталъ межь Тендръ и Коджабея,

И зритъ внезапу Росскій флотъ.

Се часъ къ отмщенію способный,

Имѣй лишь духъ воздвигнуть прю,

Се часъ свершить твой умыслъ злобный,

Кикь молнію . . . . но что я зрю?

Спастися паки бѣгствомъ чаешь;

Не симъ ли намъ отмстить желаешь?

Постой, отважся, не робѣй!…

Нѣтъ; страхъ отъ боя увлекаетъ,

Паша какъ птица улетаетъ,

Остался въ жертву Саитъ бей.

Противу ядръ, огней ревущихъ

Не долго разъяренъ стоялъ,

Искалъ глазами слѣдъ бѣгущихъ;

Но вдругъ корабль его вспылалъ

Сокровищемъ обремененный:

Саитъ съ немногими спасенный,

Отчаянъ, въ плѣнъ повергся къ намъ:

Сія-жъ ужасная громада

Позорище являла ада,

Огнемъ подъявшись къ небесамъ.

Такъ торжествующихъ Героевъ

Подъ флагомъ пышенъ и надменъ

Со множествомъ орудій, воевъ

Другой корабль ведется въ плѣнъ:

Здѣсь тысящьми ударовъ вѣрныхъ,

Поверьхъ валовъ косяся черныхъ,

Преслѣдуетъ бѣгущихъ Россъ;

То пламень оныхъ жретъ, то море,

И наконецъ въ стихійномъ споръ

Изчезъ разсыпанный Колоссъ.

Враждующи Россійской славѣ

Межь тѣмъ изрыли ровъ для насъ,

Подавъ Турецкой мысль державѣ

Силъ тучи двигнуть на Кавказъ:

Баталъ ихъ гордый предводитель,

Надежный Порты подкрѣпитель

Достигнуть въ Астрахань мечталъ;

Но дерзновенны Оттоманы

Какъ дымъ изчезли, какъ туманы,

Стѣсненъ, разбитъ, плѣненъ Баталъ.

О небо! дай мнѣ громку лиру

Прославить мечь Россійскихъ силъ,

Который за несклонность къ миру

Врагамъ достойно отомстилъ;

И наконецъ прострясь на выи

Исакчи, Тульчи и Киліи,

Къ покорству скоро преклонилъ!…

Дунайски волны, восплещите,

О ихъ паденьи вѣсть несите

Въ дрожащій нынѣ Измаилъ.

Внемли Россія вознесенна!

Внемли ея державна Мать!

Когда гордыня ослѣпленна

Свою не обуздаетъ рать;

Твой сынъ усердный и любезный,

Чтобъ миръ принесть тебѣ полезный,

Во гнѣвѣ праведномъ своемъ

Сожжетъ ея селенья, грады,

И къ изпрошенію пощады

Преклонитъ пламеннымъ мечемъ.

НА ПОКОРЕНІЕ БЕНДЕРЪ

въ 1790 году.

(Переводъ.)

Бендеры гордые! и ваше зримъ паденье!

Какую же тебѣ надежду подаетъ

Твоихъ, Агарянинъ, силъ многихъ ополченье?

Что можетъ облегчить твоихъ суровость бѣдъ?

Иль мнишь, что бременемъ трофеевъ отягченный

Россъ, славою своей еще ненасыщенный

Искать спокойствія восхощетъ своего,

Дней перемирія и мира. самаго?

Но прежде узришь ты въ Византію внесенной

Кровавой пламенникъ Беллоны раздраженной,

И сонмы воиновъ влекущихъ слабый полъ

Въ добычу бѣшенству, тебѣ для вящщихъ золъ;

Увидишь весь позоръ на немъ постыдна мира.

Поверженны свои чертоги узришь, тронъ

И новый во твоихъ святилищахъ законъ,

Разрушенны торги и гражданина сира

Оставившаго домъ, отечественный градъ.

Ты узришь новое видѣнье наконецъ,

Какъ изъ развалинъ вдругъ низринутыхъ громадъ

Селима твоего возникнувшій вѣнецъ

Непобѣдимый Россъ незапно извлечетъ,

И новой въ знакъ преданности своей

Ко зависти другихъ Царей

ЕКАТЕРИНѢ поднесетъ.

На подорваніе Бендерскихъ бастіоновъ,

по здачѣ города въ 1700 году.

Бендеры, кои свѣтъ и время уважаетъ,

Огромный памятникъ воинскихъ славныхъ дѣлъ!

Гдѣ тверди сильныя, которыми ты цвѣлъ?

Огнь скрытый подъ землей все въ пепелъ обращаетъ.

Какое зрѣлище! воспламененный прахъ

Вдругъ каменны бугры на воздухъ съ пылью мещетъ

Мрачится ясный день, земная твердь трепещетъ,

И возмущенный Днестръ реветъ въ своихъ брегахъ.

Градъ гордый пламени несытаго сталъ пища.

Но въ сихъ развалинахъ Ареева жилища,

Гдѣ тысящьми народъ палъ въ разны времена,

Днесь пагубна вражда и злость погребена.

НА ВЗЯТІЕ ИЗМАИЛА

Декабря 11 дня 1790,

Подъ предводительствомъ Г. Генерала Аншефа

и кавалера Графа Александра Васильевича

Суворова Рымникскаго, потомъ генералиссимуса

Россійскихъ войскъ Свѣтлѣйшаго Князя Италійскаго.

Отколь громовый слышенъ трескъ?

Что воздухъ рветъ, колеблетъ землю?

Какой покрылъ все небо блескъ?

Откуду стонъ и вопли внемлю?

Хладѣетъ кровь, трепещетъ Духъ,

Мятутся взоры, мысли, слухъ;

Не горы-ль огненны валятся?

Не адъ ли мещетъ гибель въ долъ?

То Россъ во тьму свергаетъ золъ

Враговъ, которые ярятся

Съ бойницъ надменный Измаилъ

Въ нашъ станъ свирѣпый огнь бросаетъ,

На множество надеженъ силъ

Паденія себѣ не чаетъ:

Осьмнадцать укрѣпляясь лѣтъ,

&nb sp; Подьялъ высоко свой хребетъ,

Чело свое закрылъ залами,

А тылъ обвелъ пространствомъ водъ;

Хоть мѣдный соруди оплотъ,

Все прахъ предъ Росскими Орлами.

Какъ твердая стѣна ихъ грудь

Удары смертны презираетъ,

Имъ рвы, окопы равенъ путь,

Опасность бодрость въ нихъ рождаетъ,

Ты тщетно мнилъ, упорный градъ,

Быть цѣлъ средь тысящи преградъ;

Гнѣвъ Божій, гнѣвъ ЕКАТЕРИНЫ

Спустился въ вихряхъ надъ тобой.

Разлился пламенной рѣкой,

И кровь твоя текла въ долины.

Могу-ль безъ страха вобразить,

А паче произнесть устамя,

Какъ Россъ стремится вдругъ разить,

Враговъ свергаетъ въ адъ полками?

Лишь только къ бою знакъ узрѣлъ,

Какъ бурно море воскипѣлъ,

Какъ молнія промчался къ граду;

Враги смятенны возстаютъ,

Ихъ жерла мѣдныя ревутъ,

Всю двигнувъ воздуха громаду.

Ужасно вѣтръ въ поляхъ завылъ,

И горъ сердца поколебались,

Едины строи нашихъ силъ

Противу ядръ не ужасались;

Смутить ихъ громы не могли;

Мгновенно крѣпость облегли,

Чрезъ рвы, бойницы прелетаютъ,

Несутъ съ собою алчну смерть,

И въ огнедышущую твердь

По грудамъ мертвыхъ тѣлъ дерзаютъ.

Уже побѣдоносный мечь

Въ средину врѣзался невѣрныхъ,

Кипяща кровь стремилась течь

Во образѣ потоковъ черныхъ.

Тамъ жалости, спасенья нѣтъ,

Кто живъ еще, тотъ казни ждетъ

Къ покорству, къ миру за презрѣнье;

Оно сихъ бѣдъ виною ставъ,

Въ примѣръ грозящихъ намъ державъ

Жестокое піетъ отмщенье.

Сраженъ упорный Измаилъ,

Со стономъ, съ шумомъ пала злоба,

Дунай чело ея сокрылъ,

Служа невольно вмѣсто гроба;

И чувстзуя Агарянъ стыдъ,

Въ брегахъ струи свои мутитъ,

Реветъ и трупы ихъ уноситъ

Побѣдоносцевъ отъ лица;

Но бѣдствіямъ не зря конца,

Селимъ прощенія не проситъ.

Бодритъ мечтаніемъ свой духъ,

Отъ чуждыхъ помощь видѣть чаетъ,

Но нашъ, Побѣда, вѣчный другъ

Сію надежду помрачаетъ.

На Россовъ возложа вѣнцы,

Спѣшитъ, летитъ во всѣ концы

Наполнить звуками ихъ славы,

Смутить враждующи державы,

Заставишь гордость трепетать…

И сильныхъ тронъ поколебать.

Речетъ: "на Росса кто возстанетъ?

"Онъ мной рожденъ враговъ губить;

"Готовъ съ мечемъ, хоть міръ весь грянетъ:

"Ему славнѣе другомъ быть.

"Отриньте умыслъ, духъ мятежный;

"Россія слабымъ щитъ надежный,

"А сильнымъ страшная гроза,

"Чувствительна къ любви, пріязни,

"Строга строптивымъ, буйнымъ въ казни,

"Завистливыхъ мрачитъ глаза.

Пускай, какъ хочетъ мыслитъ свѣтъ,

Но вы, герои, восхищайтесь,

Вамъ въ мужествѣ подобныхъ нѣтъ,

Плодами дѣлъ своихъ питайтесь!

А вы къ Россіи за любовь

Свою проливши теплу кровь,

Среди побѣдъ лежащи мертвы!

Вы не останетесь безъ жертвы:

За стонъ, за лютость вашихъ ранъ,

Стократно будетъ врагъ попранъ.

Со именемъ ЕКАТЕРИНЫ,

Съ безстрашнымъ Росскихъ силъ вождемъ,

Смятемъ мы сушу и пучины,

Въ столицу варваровъ войдемъ;

Мы иго съ Греціи низложимъ,

Мы сердце Азіи встревожимъ

И свѣту цѣлому явимъ,

Что Богъ нечестія гонтель,

Намъ правымъ щитъ и покровитель,

И тѣмъ за вашу смерть отмстимъ.

Въ воспоминаніе 10 дня Іюля 1783 года, въ которыхъ вся область Крымская безъ

брани покоренная принесла торжественную присягу въ своемъ вѣрноподданствѣ

ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ЕКАТЕРИНѢ ВЕЛИКОЙ

Сѣдящая на тронѣ славы,

Примѣръ и красота Царей,

Какъ Богъ дающая уставы

Зерцало истины ТВОЕИ,

Владычица народовъ славныхъ,

Которымъ нѣтъ на свѣтѣ равныхъ

Въ любви и вѣрности къ ТЕБѢ!

Какіе ТЫ бъ сей день священной

Пріяла плески отъ вселенной!

Какой вѣнецъ сплела СЕБѢ! —

На Югѣ обращаясь духомъ,

Я вижу весь пространный свѣтъ

Внимающь напряженнымъ слухомъ

Торжественный къ Крыму обѣтъ;

Я вижу тамъ народъ толпами

Идущій скорыми стопами

На мѣсто скопища Татаръ, —

Гдѣ созидалися раздоры,

Совѣты разны, заговоры

И Крыму цѣлому ударъ.

Въ подножіи горы высокой,

Что Бѣлой жители зовутъ,

Лежитъ простертой долъ глубокой,

И здѣсь ихъ совершался судъ;

На семъ-то мѣстѣ Крымцы нынѣ,

Ставъ подданны ЕКАТЕРИНѢ,

Возвысивъ гласы къ небесамъ,

ЕЙ клятву въ вѣрности вѣщаютъ,

И страшно мѣсто превращаютъ

Въ священнѣйшій обѣтовъ храмъ.

Вы, сильные земли Владыки,

Алкающи другихъ попрать!

Когда хотите быть велики,

И такъ какъ Россы побѣждать,

Вы дружески простерши длани,

Идите въ ту страну безъ брани,

Гдѣ вашъ вознесть хотите тронъ:

Война сердца ожесточаетъ;

Щедрота ихъ пріобрѣтаетъ,

Сугубя прелести коронъ.

Война лишь тамъ необходима,

Гдѣ благостью не льзя смягчить,

Гдѣ злость ничемъ непобѣдима

Ее дерзаетъ раздражить;

А враждовать мечемъ ужаснымъ,

Чтобъ быть лишь страшнымъ и опаснымъ,

Есть звѣрство, гибель самому. —

Сколь благостей велика сила,

Царица Россовъ то явила

Въ сей день къ безсмертью своему.

Издревле варварамъ подвластну,

Добычу лютыхъ ихъ мечей

Избавила страну прекрасну

Отъ вѣчныхъ браней, мятежей:

Изъ области вражды, нестройства

Возникла область вдругъ спокойства,

И нову надъ собою власть

Защитой божеской признала,

Въ сердечной радости взывала:

"О коль моя блаженна часть!

"Сихъ двухъ морей свирѣпыхъ волны

"Не страхъ, не гибель мнѣ несутъ;

"Но корабли сокровищь полны

"Поспѣшно въ мой предѣлъ плывутъ:

"Въ Евксинѣ бранный громъ летаетъ; —

"Пускай реветъ и поражаетъ,

"То не мои уже бѣды — - — —

"Въ сей грозный часъ среди отрады

"Сбираютъ сладки винограды

"Мои спокойныя Орды

"Дерзнулъ ты, мира нарушитель,

"Дерзнулъ приплыть къ моимъ брегамъ;

"Но зря твой умыслъ, мой отмститель

"Твой флотъ разсыпалъ по водамъ.

"Забудь, что нѣкогда ты мною

"Какъ бѣдной властвовалъ рабою:

"А естьли паки обуявъ,

"Дерзнешь мнѣ показать оковы;

"Перуны завсегда готовы,

"Страшись низверженъ быть стремглавъ.

"Теките, чуждые народы,

"Въ блаженный сей, обильный край,

"Гдъ щедрой красота природы

"Земной изображаетъ рай:

"Я васъ обогащу плодами,

"Довольствомъ хлѣба и стадами;

"Въ садахъ, въ лугахъ, подъ тѣнью горъ

"Возросшихъ до небесъ главою

"При чистыхъ васъ водахъ спокою,

"Увеселю вашъ духъ и взоръ.

"Изъ всѣхъ достойная едина

"Имѣть во власти цѣлый свѣтъ

"Здѣсь мудрая ЕКАТЕРИНА

"Уставы кротки подаетъ:

"Воззригае, въ дни ЕЯ златыя

"Колико вознеслась Россія,

"Простершись отъ моихъ бреговъ

"До самыхъ краевъ Анадыра!

"ЕЯ божественна порфира

"Народамъ и Царямъ покровъ.

"Что въ міръ пришествіе денницы,

"То былъ ЕЯ ко мнѣ приходъ :

"Пресвѣтлый видя зракъ Царицы,

"Возвеселился мой народъ. —

"Какой исполнены отрады

"ЕЯ уста, и рѣчь, и взгляды !

"Какой величественный видъ!

"Коль благость я ТВОЮ забуду,

"Пусть въ вѣкъ ТОБОЙ презрѣнна буду

"И потерплю ужасный стыдъ.

"Нѣтъ; сѣнь мнѣ ТВОЕГО Эгида

"Отъ всѣхъ защитой служитъ бѣдъ. —

Скончала рѣчь свою Таврида,

И слезы радости ліетъ.

Стамбулъ въ молчаніи глубокомъ

Все внемлетъ, и завистнымъ окомъ

Взираетъ на ея покой; —

Но то уже не возвратимо,

Что съ помощью небесъ хранимо

ЕКАТЕРИНИНОЙ рукой.

Въ день Тезоименитства

ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА

ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ

ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСѢЕВНЫ

Самодержицы Всероссійской.

На взятіе Варшавы

Въ 1794 году Октября 29 дня.

Сіяй, богиня, въ новой славѣ,

Въ вѣянѣ блистательныхъ побѣдъ;

Орлы Россійскіевъ Варшавѣ,

ТВОИХЪ уставовъ Польша ждетъ.

Послѣднимъ въ Прагѣ ихъ ударомъ

Во гнѣвѣ на мятежныхъ яромъ

Отверзлися врата во градъ,

И въ видъ истинно геройскомъ

Вошла въ него Побѣда съ войскомъ,

Мятежь и гордость свергнувъ въ адъ.

Давно ли слухъ до насъ достигнулъ,

Что ТВОЙ безстрашный Ахиллесъ *)

Твой громъ въ предѣлы Польски двигнулъ?

И се, какъ будто бы съ небесъ

Слетѣвъ, мгновенно поражаетъ:

Повсюду мечь его сверкаетъ

Къ погибели противныхъ силъ.

Трепещутъ села, веси, грады….

Се воинъ Росскія Палады!

Пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ.

Въ смятенье, въ ужасъ приведенна

Чудовищами естества

Что мыслитъ о ТЕБѢ вселенна,

ТВОИ зря всюду торжества?

"Се ангелъ всѣмъ благотворящій,

"Раздоры, ненависть гонящій

"Изъ свѣта пламеннымъ мечемъ !

"Предъ нимъ чудовищи трепещутъ

"И устрашенны взоры мещутъ

«На Россовъ въ бѣшенствѣ своемъ».

Угодно наконецъ судьбинѣ,

Дабы съ покорною главой

Поверглася вся Польша нынѣ,

ЕКАТЕРИНА, предъ ТОБОЙ.

Такъ; правящій всѣхъ смертныхъ долей

ТЕБЯ своей святою волей

Благословилъ на подвигъ сей;

Предшествуя ТЕБѢ на брани,

Простеръ Свои на помощь длани

Въ защиту правоты ТВОЕЙ.

Блистай на тронѣ, утѣшайся

Усердьемъ подданныхъ ТВОИХЪ!

Державствуй вѣчно, наслаждайся

Плодомъ намѣреній благихъ!

ТВОИ предѣлы не приступны:

Сердца Россіянъ совокупны

Преграда страшная врагамъ;

Огнь, мечь ее не ужасаетъ,

Военный громъ не потрясаетъ,

Всегда защита крѣпка намъ,

• ) Свѣптлѣйшій Князь Италійскій Графъ Суворовъ Рымникскій, коего неподражаемые ни въ древности, ни въ новыя времена героическіе подвиги увѣнчаны хвалою и удивленіемъ цѣлаго свѣта.

Геройскій подвигъ бывшаго Екатерннославскаго

корпуса егеря, который въ числѣ тридцати Россійскихъ

воиновъ, взятыхъ на одномъ съ Поляками сраженіи въ плѣнъ

и приведенныхъ потомъ къ Польскому чиновнику, за дерзкое

сего изрѣченіе въ оскорбленіе Высочайшаго имени МОНАРХИНИ

Россійской отмстилъ, убивъ его изъ пистолета.

Отличный мужествомъ и вѣрностію воинъ,

Какихъ ты почестей, наградъ, любви достоинъ!

Доколѣ твоего терпѣнья стало силъ,

Ты плѣнъ, ругательства, презрѣнье, стыдъ сносилъ;

Терпѣлъ хулы себѣ и поношенье войску,

Превыше всѣхъ клеветъ являя честь геройску:

Но только рѣчь твоихъ коснулася ушей

Во оскорбленіе МОНАРХИНИ твоей;

Гнѣвъ сердце воспалилъ, вся кровь твоя вскипѣла,

И казнь изъ рукъ твоихъ за дерзость излетѣла.

Гдѣ болѣе ты могъ отважности явить?

Гдѣ страхъ отмщенія удобнѣй могъ забыть?

То имя, что собой полсвѣта украшаетъ,

Почтеніе къ себѣ державамъ всѣмъ внушаетъ,

Съ которымъ каждый Россъ нигдѣ не устрашимъ,

КОТОРЫМЪ славенъ онъ, и щастливъ, и любимъ,

То имя оскорблять Полякъ безславный смѣетъ,

Предъ Россомъ, кто его смирить всегда умѣетъ!

Я не хочу искать примѣра дѣлъ такихъ;

Герой! ты будешь самъ примѣромъ для другихъ.

Твой подвигъ превознесть хочу, но не дерзаю;

Предъ блескомъ онаго я лиру повергаю.

Увы! почто тебя на свѣтѣ больше нѣтъ?

Ты зрѣлъ бы, какъ къ тебѣ признателенъ весь свѣтъ.

; Ты смерть пріялъ за честь, ты сердце успокоилъ,

Но оскорбитель твой руки твоей не стоилъ.

На Рожденіе

ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА

ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ

НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА

Іюня 25 дня, 1796 года,

&nbs p; Въ селѣ Царскомъ .

Жилище Царскаго покоя, *)

Домъ славы, радостей, красотъ,

Гдѣ Промыслъ все во благо строя,

Хранитъ и множитъ Царскій родъ,

Наполненное восхищеньемъ

Преобратилось нынѣ въ рай

ТВОИМЪ всерадостнымъ рожденьемъ,

Порфироносный НИКОЛАЙ.

Младенецъ, Россамъ Даръ безцѣнной,

Сопутникъ утренней зари!

ТВОЕ явленье во вселенной

Народы, Царства и Цари

Срѣтаютъ нынѣ какъ планетьі

Восходъ свѣтила своего:

Да узримъ въ поздны наши лѣты

Весь блескъ теченья ТВОЕГО!

Братъ АЛЕКСАНДРА, КОНСТАНТИНА,

Будь сердцемъ, духомъ равенъ ИМЪ!

Премудрость дастъ ЕКАТЕРИНА,

И къ добродѣтелямъ Своимъ

ТЕБѢ, какъ ИМЪ, стези покажетъ:

Какъ здравіе ТВОЕ хранить,

Какъ сердце къ благу преклонить,

Любовь Родителѣская скажетъ.

• ) Село Царское, въ которомъ вся ИМПЕРАТОРСКАЯ фамилія каждой годъ въ лѣтнее время имѣла ВЫСОЧАЙШЕЕ Свое присутствіе.

Успокоенная прославленная Россія.

На день рожденія

ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА

ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ

ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСѢЕВНЫ

Самодержицы Всероссійской.

Отъ странъ, гдѣ благосклонность неба

Являетъ вѣчно рая видъ,

И гдѣ лице прекрасна Феба

Не измѣняяся горитъ;

Гдѣ непрерывный пиръ природы

Питаетъ всѣ твореній роды

Не изтощаясь никогда;

Гдѣ раболѣпно чтутъ законы

Прелестной Флоры и Помоны

Земля, и воздухъ, и вода;

Гдѣ птицъ всегда поющихъ гласы

Небесный наполняютъ сводъ,

Церера съ тучной нивы классы

Двукратно пожинаетъ въ годъ;

Гдѣ въ рощахъ завсегда зеленыхъ,

Въ лугахъ цвѣтами изпещренныхъ

Благоухаетъ ароматъ;

Гдѣ вѣчно съ горъ крутыхъ, высокихъ

Въ пространно дно долинъ глубокихъ

Свергаясь шумный водопадъ,

Въ восторгъ, въ забвеніе приводитъ;

Отъ области щастливой сей

Чрезъ мнѣжество земель, морей

Драгая къ намъ Весна приходитъ :

Во слѣдъ за ней летитъ въ нашъ край

Увѣнчанный цвѣтами Май.

О красныхъ дней царица мирна!

При блескѣ твоего лица

Вся область облеклась эѳирна

Въ цвѣтъ огненнаго багреца*

И отъ твоей улыбки милой

Сокрылся видъ зимы унылой

Къ веселью, къ жизни твари всей;

Махнувъ холодными крылами,

Навислы облака грядами

Внутрь Сѣвера погналъ Борей.

Едва дыханьемъ теплымъ, нѣжнымъ

Разлившимся изъ устъ твоихъ

Коснулась ты громадамъ снѣжнымъ

Лежавшимъ на буграхъ земныхъ,

Высоки горы обнажились,

Снѣга въ источники разлились,

Журча, катяся со стремнинъ

Въ пространство тающихъ долинъ.

Отъ долгаго оцѣпененья,

Что лютый причиняетъ мразъ?

Мать каждаго произрастенья

Уже земля освободясь,

Зелену ризу надѣваетъ

И всѣхъ животныхъ приглашаетъ

На пищу, питіе, покой:

Всіо, всіо въ природѣ обновилось,

Веселье всюду воцарилось

Пришествіемъ весны златой;

Среди пріятствъ ея рожденна

Въ сей день къ отрадѣ Россіянъ,

Превыше всѣхъ Царей почтенна

Владычица обширныхъ странъ

Во образѣ весны предстала,

Когда на тронѣ возблистала

Въ порфиръ, бармахъ и вѣнцѣ:

&n bsp; Россія облеклася въ радость,

Въ душѣ ЕЯ лилася сладость,

Играло щастье на лицѣ. —

Я мню въ восторгѣ вображенья

ЕКАТЕРИНИНЫХЪ добротъ,

Что въ тихій часъ ЕЯ рожденья

Весна, богиня всѣхъ красотъ,

Для нашихъ радостей, спокойства

Свои вдохнула ЕЙ и свойства,

Чтобъ ЕЮ весь плѣнялся свѣтъ?

Чтобъ ЕЙ подвластные народы

Блаженства всѣ познали роды

Къ забвенью тѣхъ жестокихъ бѣдъ,

Когда и внѣ и внутрь Россіи

Коварство, брани и раздоръ,

Какъ въ бурю грозныя стихіи

Ведущія ужасный споръ,

Ея огромность колебали,

Ея составы отторгали,

Отбрасывая въ чуждый край;

Какъ варвары взносясь надъ нею,

Мрачили злобою своею

Ея земель полдневныхъ рай.

Гасились страшные пожары;

Но умыслъ искры въ пеплѣ крылъ. —

Отважный Россъ свои удары

Къ самой Византіи стремилъ;

Но звѣронравны Печенѣги,

Хозары, Половцы, Языгъ

Чиня стремительны набѣги

Къ опустошенью краевъ сихъ,

А здѣсь сосѣды просвѣщенны,

Не меньше звѣрствомъ упоенны,

Не меньше нанося вреда,

Россію кровью обагрили,

И нашихъ праотцевъ тогда

Геройски руки утомили:

Весь свѣтъ, казалось, былъ готовъ,

На ихъ погибель устремиться;

Россія, древле страхъ враговъ,

Не знала, камо обратиться:

Тотъ нагло полдень отторгалъ,

Тотъ Сѣверъ жегъ, опустошалъ,

А наконецъ къ лютѣйшей долѣ

Возсталъ и врагъ Европы всей. —

Въ его-то тягостной неволѣ

Влача она цѣпь лютыхъ дней,

Безъ утѣшенія стенала;

И много протекло ужъ лѣтъ,

Какъ гнѣвная судьба престала

Терзать ее свирѣпствомъ бѣдъ.

Россія силы собираетъ,

Ослабши мышцы напрягаетъ,

Свергаетъ иго со раменъ*

Тиранъ ужасный низложенъ.

Какъ мгла, какъ прахъ развѣянъ въ полѣ,

Твердыни пали, рушенъ тронъ,

Орда не существуетъ болѣ:

Надволжскій пагубный Драконъ*

Страшившій видомъ разъяреннымъ,

Съ боязнью служитъ опереннымъ

Орла Россійскаго птенцамъ.

Онъ служитъ; — но въ гнѣздо другое

Прешло его изчадье злое,

Приставъ къ Евксинскимъ берегамъ:

Дыхавшій прежде къ Россу адомъ

Наполнило пол-островъ ядомъ:

Източникъ премѣнилъ жерло;

Но не изсякло въ ономъ зло. —

Какъ тающи отъ глада звѣри

Изхитясь къ добычамъ изъ норъ,

Непроходимы съ ревомъ дебри,

Ущелія, стремнины горъ,

Селенья, пажить пробѣгаютъ,

И естьли стадо обрѣтаютъ,

Стремятся, гонятъ, рвутъ его;

Ихъ злость еще жесточе глада,

И половина гибнетъ стада

Отъ ихъ свирѣпства одного:

Такъ тьмы Татаръ ожесточаясь,

Терзали южный нашъ предѣлъ,

Подобно вихрю вознимаясь,

Чрезъ множество градовъ и селъ;

Уже столицы достигали.

Сколь часто матери рыдали,

Зря мертвыхъ иль отъятыхъ чадъ!

Сколь часто въ ужасѣ и сами

Въ твердыняхъ крылись межъ стѣнами!

Богаты села тамъ горятъ,

Во мглѣ ночной все небо рдѣетъ,

То зря избѣгшій житель, мнитъ,

Что въ ономъ -пламя свирѣпѣетъ,

Которо домъ его изтлитъ:

Тамъ пыль -пускаютъ облаками

Гонимы добычи врагами,

Межъ коихъ люди какъ скоты

Суровымъ вервіемъ влекомы

И варвара бичемъ сѣкомы,

Отъ лютой плѣна тяготы

Кончаютъ въ мукахъ жизнь и страхъ;

Младенцы, дряхлы старцы тамъ

Разбросанные по стезямъ

Лежатъ, задохшися во прахѣ. —

Не можно всѣхъ тогдашнихъ бѣдствъ

Ни описать, ниже изчислить.

Не видя къ облегченью средствъ,

Не знали Россы, что помыслишь.

Ни частые походы ихъ

Чрезъ дики степи и безводны,

Лѣса и горы непроходны,

Ни сильны пораженья злыхъ,

Ни тверды хищникамъ преграды

Не приносили имъ отрады,

Не преставалъ въ Россіи стонъ:

Наказанны ожесточались,

Къ насильствамъ паки устремлялись,

Уничтожая тьму препонъ.

Се нашей древности картина!

Что было? — что мы нынѣ зримъ?

ТЕБѢ, ТЕБѢ ЕКАТЕРИНА,

Толь явно Промысломъ самимъ

Данъ скипетръ, чтобы насъ спокоить,

Прославить, вознести, устроить

Верьховно благо нашихъ дней;

ТВОЙ сильный мечь Татаръ смиряетъ,

Но злость ихъ паче изчезаетъ

Отъ духа благости ТВОЕЙ.

Рекла; и Атласъ странъ Россійскихъ

Простерся до бреговъ Понтійскихъ,

Покорствуетъ надменный Тавръ;

Татары не враги намъ болѣ,

Живутъ, цвѣтутъ въ щастливой долѣ,

Всего священнѣй чтя ТВОЙ лавръ.

Ихъ прежню дикость оставляютъ,

Пріятна дружба ихъ сердцамъ,

И купно съ нами ублажаютъ

ТВОЕ любезно имя намъ.

Какъ Зефиръ нѣжный и прохладный

По рощѣ вѣя въ знойный день,

Вливаетъ въ чувства сонъ отрадный

Прибѣгшихъ подъ древесну тѣнь;

Такъ милость, кротость, справедливость,

ТВОЯ любовь и прозорливость

Даютъ имъ чувствовать покой

Подъ сѣнію ТВОЕЙ державы:

Онѣ източникъ вѣчной славы,

Которой тронъ украшенъ ТВОЙ;

Пороговъ Борисѳенскихъ житель,

Въ семействъ мира нарушитель,

Защитникъ наглости рабовъ

Клятвопреступныхъ и развратныхъ

Раскаясь, днесь въ мѣстахъ пріятныхъ,

Въ числѣ усерднѣйшихъ сыновъ

Служа ТЕБѢ нелицемѣрно,

Предѣлы Царства ТВОЕГО

Отъ мыслящихъ во вредъ его

Хранитъ и бдительно и вѣрно.

И тако грозны времена

Отъ взора ТВОЕГО сокрылись,

Вражда и многихъ лѣтъ война

Со стономъ въ тартаръ удалились,

И прежнія жилища ихъ

Пустыни дики и ужасны

Въ полдневныхъ областяхъ ТВОИХЪ

Превращены въ мѣста прекрасны.

На берегахъ тамъ шумныхъ рѣкъ

Возникли крѣпости и грады,

Цвѣтутъ веселы вертограды;

Возлюбленный покой притекъ,

Престолъ свой тамо утверждаетъ,

И благъ лія обильный токъ,

Онъ Западъ, Сѣверъ и Востокъ

Въ свою обитель приглашаетъ.

Стекаются отъ разныхъ странъ

Для водворенія народы

Какъ многочисленныя воды

Впадающія въ Океанъ.

Всіо, всіо пріяло новый видъ!

Кто-жъ чудеса сіи творитъ?

Чья тамо дѣйствуетъ десница? —

ТВОЙ разумъ, кроткая Царица,

ТВОЙ промыслъ, ТВОЙ великій духъ.

Какъ только царствовать ТЫ стала,

Временъ преобратился кругъ,

Весна въ Россіи возблистала.

Но недругъ щастливыхъ людей

Та Зависть мрачная, что скрыто

Кривою идучи стезей,

Взираетъ издали несыто

На чуждый блескъ и красоты,

На часъ спокойна быть не можетъ,

Насъ видя въ славѣ, персты гложетъ,

Раздоры сѣетъ, клеветы,

Чтобъ всѣхъ противу насъ подвигнуть

И цѣли пагубной достигнуть.

На Черныхъ странствуя водахъ,

Въ Балтійски ядъ свой проливаетъ,

И пламенникъ держа въ рукахъ,

Востокъ, Югъ, Сѣверъ возмущаетъ. —

"Смотрите какъ она цвѣтетъ

"По торжествѣ своихъ побѣдъ!

Такъ Зависть скрежеща зубами

Имъ о Россіи говоритъ:

"Куда еще свой взглядъ стремитъ,

"Владѣя многими морями?

"Державную простерши власть

"Отъ Тавра къ краямъ Анадыра,

"Держа Европы знатну часть,

"Вниманье обращаетъ міра

"На сильну мочь свою и блескъ,

"На всѣ свои побѣды звучны,

"На дни свои благополучны,

"На громкій въ ликованьи плескъ.

"Стамбулъ! чего ты ожидаешь,

"Въ чужихъ рукахъ свой видя Крымъ?

"Что время въ плачѣ убиваешь,

"Не чая обладать ужъ имъ?

"Взирая на тебя съ презрѣньемъ,

"Онъ рвѣтъ оковы съ восхищеньемъ,

"Въ которыхъ ты его держалъ:

"Иной и скиптаръ и мечь лобзаетъ,

"Иной уставъ онъ обожаетъ,

"А твой отвергнулъ и попралъ.

"Еще помедли; грянутъ громы,

"Твои твердыни потрясутъ,

"Отъ молній воздымятся домы,

"И рѣки крѳви потекутъ.

"На капищахъ своихъ увидишь

"Тотъ Крестъ, который ненавидишь,

"И Орле знамя на стѣнахъ;

"И прежде чемъ оно возвѣетъ,

"Единый страхъ уже посѣетъ

"Измѣну во твоихъ рабахъ. —

"А ты, Стокгольмъ, толь долго спящій

"Въ недугахъ отъ Полтавскихъ ранъ,

"Безъ пользы Карла возносящій,

"Который тамъ ПЕТРОМЪ попранъ,

"Спокойно смотришь, безъ досады

"На процвѣтающіе грады,

"На вѣкъ отъяты отъ тебя?

"Зри, какъ Петрополь гордъ, прекрасенъ,

"Великъ, богатъ и безопасенъ, —

"Какъ онъ надеженъ на себя!

"Твои тутъ прежде были блата,

"Кремнистые бугры и лѣсъ:

"Страна твоя свинцомъ богата;

"Но ты тутъ зданій не вознесъ?

"Въ твоихъ земляхъ Нева струилась;

"Почто она не съединилась

"Иныхъ съ пространнымъ токомъ водъ?

"На брегъ и видъ ея надменный,

"На храмы, домы взоръ впери,

"И тамо образъ вознесенный

"Великаго Героя зри:

"Се гордости твоей смиритель!

"Се твой преславный побѣдитель!

"Повергнися къ его стопамъ!

"Признай твой стыдъ!… дай волю злобѣ

"Таящейся въ твоей утробѣ

"И устремиться гладнымъ львамъ.

"Но ты моимъ словамъ не внемлешь,

"Боятся грянуть, чтобъ не пасть,

"Взирая на Петрополь, дремлешь;

"Господствующа въ ономъ власть

"Крѣпитъ его и охраняетъ,

"Обогащаетъ, укращаетъ:

"ЕЯ сокровищь корабли

"Въ очахъ твоихъ чрезъ Белтъ дерзаютъ;

"Тебя уже ли не прельщаютъ

"Богатства чуждыя земли?….

Впослѣдокъ обратясь къ Варшавѣ,

Свой голосъ возвышаетъ къ ней:

"И ты была когда-то въ славѣ,

"А нынѣ буйныхъ скопъ людей.

"Почто ты брань творишь усобну,

"Разрушить твой престолъ удобну?

"Воззри на области твои;

"Кчему вся спесь необычайна?

"Скажи мнѣ, гдѣ твоя украйна?

"Поцарствуешь не многи дни.

"Коль древле ты края чужія

"Умѣла нагло отторгать,

"Не мнишь ли ты, что ихъ Россія

"Рѣшилась въ вѣкъ не возвращать? —

"Я въ двухъ вражду державахъ сѣю,

"Чтобъ страшну брань воздвигли съ нею;

"А ты межъ тѣмъ готова будь. —

"Твои Герои хитры, смѣлы;

"Ты заградишь въ твои предѣлы

"Ея на Полдень войскамъ путь;

"Преграды флоту Шведъ поставитъ,

"Лишь толькобъ не къ своей бѣдъ. —

"Сія, сія война прославитъ

"Васъ всѣхъ на сушѣ и водѣ.

"Но естьли рокъ дѣла премѣнитъ,

"Иль само щастіе измѣнитъ;

"Надежнѣйшихъ ищите средствъ:

"Ядъ мнимой вольности ліется,

"Пусть онъ по всюду разнесется

"Горчайшихъ къ приключенью бѣдствъ;

«А послй ….» Зависть рѣчь скончала,

Раздорами наполнивъ свѣтъ. —

Что вижу? буря вдругъ возстала,

Шумитъ война, Евксинъ реветъ,

Агарянъ флотъ по безднѣ роетъ,

Кругаяся, пѣнясь бездна воетъ;

Ко злобѣ движется весь адъ:

Тамъ ихъ на сушѣ тьмы несчетны,

За высотами горъ примѣтны

Подъемля пыль, свѣтъ солнца тмитъ.

Идутъ, и паствы изчезаютъ,

Въ единый мигъ отъ глада ихъ,

Отъ жажды рѣки изсыхаютъ,

Пылаетъ огнь въ лѣсахъ густыхъ;

Далеко слышны вопли, крики

И звукъ ихъ варварской музыки.

Но грозны сонмища сіи

Облегши- море, грады, суши,

Чуть держатъ въ тѣлѣ робки души,

Увидя, Россъ, полки твои,

Сразилися, и всюду пали,

Въ твердыняхъ, на землѣ, водахъ,

Несыту зависть проклинали

Вселившуюся въ ихъ сердцахъ.

Совлекшись брани, мира просятъ.

И земли новыя подносятъ,

На вѣкъ Владычицѣ твоей,

Которой правда, мечъ и сила-

Уже стократъ ихъ низложила

Ко удивленью всѣхъ Царей.

И Готѳовъ рушила коварство

Усердно поборовшихъ имъ:

Вторично потряслось ихъ царство

Ударомъ гибельнымъ твоимъ

Въ ужасной битвъ средь пучины.

Въ очахъ самой ЕКАТЕРИНЫ:.

Тогда ЕЯ Великій духъ

Прешедъ въ сердца ЕЯ героевъ,

Рѣшилъ кровавыхъ участь боевъ,

Съ побѣдой миръ возставя вдругъ.

Спокойнобъ было все, въ единой

Въ единой Польшъ зрю раздоръ:

Въ брань движимая буйствъ пружиной;

Минервинъ обратила взоръ.

На всѣ дѣла свои противны,

Коварны замыслы, и льстивны

Ея мятежнымъ головамъ:

Погибла бы сама собою……

Уже Минервиной рукою

Предѣлъ поставленъ мятежамъ,

Ихъ скопы въ Прагѣ огражденны

Мечемъ преобратились въ прахъ,

Наказанны и побѣжденны

Всю Польшу зрятъ уже въ рукахъ

Славнѣйшей въ свѣтѣ Героини,

Россіянъ Матери, Богини:

ОНА побѣдою имъ сей

Ихъ древни грады возвратила,

Варшава кои тяготила

Толь долго властію своей.

Отечество мое любезно!

Къ тебѣ я обращаю рѣчь:

Ты зришь, коль славно, коль полезно

ЕКАТЕРИНА сильный мечь

Въ твой блескъ, въ защиту обращаетъ!

Съ какою кротостью вѣщаетъ

Къ блаженству твоему законъ!

Ты зришь дѣла ЕЯ велики,

И многочисленны языки

ЕЯ боготворящи тронъ:

Зришь дивное свое пространство,

Величіе, покой и власть,

Нераболѣпное подданство,

Завиднѣйшую въ свѣтѣ часть;

Ты видишь, что въ твои предѣлы

Идутъ народовъ сонмы цѣлы

Вкушать довольство благъ твоихъ;

Похвалъ тебѣ внимаешь звуки,

Цвѣтущи зришь въ тебѣ науки

И виды совершенствъ иныхъ,

ЕЯ премудрости то дѣло,

ЕЯ то благости плоды, —

Усердіе всегда умѣло

Такихъ Владыкъ почтить труды

И добродѣтели ихъ громки; —

Но спросятъ нѣкогда потомки;

"Гдѣ-жъ благодарность Россіянъ

"Къ Великой ихъ ЕКАТЕРИНѢ?

"Мы зримъ ПЕТРА въ мѣди и нынѣ;

"А зракъ ЕЯ не изваянъ;

"Не вознесенъ въ очахъ вселенной

"ЕЯ безсмертной славы храмъ,

"Въ которомъ нами ЕЙ возженной

"Курилсябъ вѣчно фиміамъ.

ЕКАТЕРИНѢ II.

Великой, милостивой, мудрой.

Къ торжеству возшествія на престолъ:

&nb sp; (Переводъ.)

Къ лавровому вѣнку, что свѣтъ сплетаетъ цѣлый

ТЕЕѢ, о слава, честь и красота Царей!

Не смѣлъ бы я приплесть и мой цвѣтокъ незрѣлый,

Небесной благости не чувствуя ТВОЕЙ;

Она малѣйшій даръ ума не презираетъ,

Коль токмо сердце пѣснь Піита возвышаетъ,

Когда чувствительность вѣщаетъ съ правдой въ ней.

ТВОИ дѣянія велики и чудесны;

Дивяся имъ, гремитъ о нихъ весь шаръ земной:

Да торжествуютъ ихъ превыспреннія пѣсни!

Довольно къ пѣнію мнѣ Благости одной.

Сіе сокровище, сей даръ безцѣнный неба

Въ вѣнцѣ ТВОЕМЪ горитъ какъ лучь прекрасный Феба:

Не добродѣтель ли въ порфиръ зрю златой?

Цѣль всѣхъ ТВОИХЪ трудовъ народное блаженство

И велелѣпнаго теченія предметъ:

Чтобъ подъ ТВОЕЙ вкусить державой благоденство

Отъ утра, вечера чредой народъ течетъ.

Далекія страны на знатны миліоны

Взираютъ съ завистью: нѣтъ къ щастью имъ препоны;

Оно для всѣхъ людей въ душѣ ТВОЕЙ живетъ.

И гдѣ блаженства вѣтьвь, гдѣ лучше процвѣтаетъ

Когда не подъ ТВОЕЙ божественной рукой?

Такъ, благости ТВОЕЙ блескъ кроткій проницаетъ

Все увеличенно владычество ТОБОЙ:

Обширные луга цвѣтутъ въ Россіи ею,

Обиліе течетъ свободной тамъ стезею,

Гдѣ дикій ужасалъ насъ видъ земли пустой.

Изъ всѣхъ великихъ дней, пресвѣтлыхъ торжествами

Что зрѣлъ щастливый Россъ, тотъ день всегда виднѣй

Когда народовъ тьмы к сердцемъ и устами,

И близко и вдали какъ матери своей

ТЕБѢ ихъ первое вѣщали поздравленье,

Въ восторгъ духа зря пустыней превращенье

Въ жилище Райское блаженнѣйшихъ людей.

Россія! пользуйся еще на долго время

Сей благостью ЕЯ въ величествѣ своемъ;

Подъ оной вѣтьвію небесной, Росско племя,

Покойся и желай Владычицъ, чтобъ всѣмъ

Намѣреньямъ Своимъ всегда благословеннымъ,

Полезнымъ для тебя, для свѣта драгоцѣннымъ,

Еще давъ дѣйствіе, вѣнчала бытіемъ!

Чувствованія бранноноснаго года 1795,

въ пѣсняхъ посвященныя Хранителю

Отечества. (Переводъ.)

Представлены въ сочиненіи Капельмейстеромъ

П. Штамицомъ 1795.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ

Музыкальнаго представленія.

Музыка начинается увертюрою на скрыпкахъ

и духовыхъ инструментахъ; потомъ пѣніе

XОРА

(съ полнымъ акомпаниментомъ: голосъ важенъ и торжественъ.)

Въ вечерній часъ бесѣды нашей мирной,

Друзья! минувши вспомнимъ времена;

Признательность да будетъ въ пѣсни лирной

Хранителю всѣхъ насъ посвящена.

Невидимый досель онъ былъ блюститель,

Онъ Геній былъ родившей насъ земли;

Отечества драгова покровитель !

Изъ устъ пѣвца пѣснь радостну внемли.

2.

БАСЪ.

Арія для одного пѣвца.

(Музыка изображаетъ чувствіе содроганія, на подобіе

стремительнаго теченія рѣки, продолжаемое до 7

стиха; потомъ голосъ опять перемѣняешся).

Толпы враговъ излить клянутся мщенье,

Ужасный громъ по всѣмъ мѣстамъ реветъ,

Вездѣ въ поляхъ пожаръ, опустошенье,

Гдѣ звукъ трубы Беллоны въ брань зоветъ:

Тожъ самое хищенье и пожары

Готовились для рождшей насъ земли.

XОРЪ.

Речитативъ.

Ты, Геній нашъ, отвлекъ сіи удары;

Пѣснь благодарности за то внемли.

3.

Дискантъ

АРІЯ.

(Изображеніе второй строфы совсѣмъ противуположное,

всюду веселое и дышущее удовольствіемъ — къ двумъ

послѣднимъ стихамъ пристаетъ хоръ).

Друзья! веселье въ сей цвѣло долинѣ,

И намъ пришлецъ его не возбранялъ;

Собраній нашихъ и торжествъ до нынѣ

Нашествіемъ никто не прерывалъ.

На сей горъ мы въ хорахъ, въ пляскахъ зрѣли

Своихъ друзей ликующихъ вкрутъ насъ.

XОРЪ.

Воспѣть тебѣ мы сладкій Гимнъ хотѣли,

О Геніи нашъ! внемли усердный гласъ!

4

Два голоса.

(Пѣснь безъ искуства текущая. Но музыка изображаетъ

важное спокойствіе. — Въ пятомъ стихѣ и шестомъ пѣснь

возвышается, подкрѣпляема будучи всѣми инструментами

даже до высокой пышности.)

Что здѣсь союзъ насъ дружбы сопрягаетъ,

Что сладостный вкушаемъ мы покой,

Что въ храмъ семъ насъ голосъ восхищаетъ

Изъ устъ пѣвицъ поющихъ вѣкъ златой;

Что нашихъ струнъ плѣнительно искуство,

Что важенъ звукъ литавръ, сладка свирѣль,

О Геній нашъ! сіе блаженно чувство

Ты въ насъ вдохнулъ, ты нашихъ пѣсней цѣль.

(Четыре послѣдніе стиха повторяетъ хоръ во весь голосъ

и музыка разливается торжественно.)

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

По краткомъ введеніи игры на инструментахъ.

Поетъ БАСЪ.

Одна мольба, одно къ тебѣ желанье

Растроганной теперь души пѣвца:

Рецитативъ.

Да Марсовъ вопль отсель, раздоръ, стенанье

Съ алчбой губить изчезнутъ до конца,

И въ злобныхъ скопищахъ всіо звѣрство мщеній

Съ насильствомъ, ужасомъ людей,

Паренье ложныхъ изступленій.

И духъ рушитель -связи всей.

ЧЕТЫРЕГЛАСНЫЙ ХОРЪ.

Начинается тотчасъ послѣ рецитаціи послѣдняго стиха.

Музыка изображаетъ объемлющее и торжественное

чувствованіе. Пѣніе безъ всякаго искуства, простое.

О Ты, всемъ правящій съ высотъ Эѳира!

Отечество Ты наше сохрани;

Да подъ Твоимъ покровомъ мы средь мира

Спокойные окончимъ дни.

Голосъ Дисканта.

(Со внутреннею трогательностію.)

Да никогда не узритъ наше око

Окровавленныхъ здѣсь мечемъ полей!

Да прейдемъ въ царство, гдѣ спокойствіе глубоко,

До пламени раздора, мятежей!

(Два прежніе стиха: да никогда не узритъ и проч.: повторяетъ хоръ.)

7.

АРІЯ СОЛО.

(Музыка старается изобразить самую тихую и сладкую

задумчивость, уклоняясь отъ всѣхъ выскочекъ мрачнаго или

дикаго изступленія. Въ срединѣ оной инструменты играютъ

піаниссимо, какъ бы умирающимъ голосомъ, и пѣніе только

въ двухъ послѣднихъ стихахъ возвышается по прежнему.)

И можетъ быть во время отдаленно

Хоръ нашихъ внуковъ пѣснь сію прочтетъ:

Минувшее останется забвенно,

Піита и пѣвецъ оставятъ свѣтъ,

Умолкнетъ голосъ устъ и струнъ бряцанье;

Но пѣснь сія потомкамъ дастъ узнать,

Что было въ насъ къ Гармоніи признанье,

Что мы ее умѣли обожать.

8.

Квартетъ.

(Дружественнымъ голосомъ отъ всего сердца и сливаясь во едино.)

Кончая пѣснь, вѣнокъ вы соплетите,

&nbs p; Вы, въ коихъ чувство истины живетъ,

И руки къ намъ чредой своей прострите,

Вы, коихъ связь отечество блюдетъ:

Да видитъ радостно въ рядахъ сплетенныхъ,

Кто нашъ невидимо покой хранитъ,

Признательность сердецъ непринужденныхъ!

Да наши онъ мольбы благословитъ!

(При семъ тотчасъ восклицаетъ пѣвецъ при сопровожденіи рецитатива.)

Свѣтъ, свѣтъ въ Гармоніи!

Цвѣти, Россія!

Съ народомъ храбрымъ!

(Трубы и литавры со всѣми инструментами вдругъ пристаютъ

и подкрѣпляютъ выраженіе пѣнія.)

(По весьма краткомъ замолчаніи возглашаетъ во весь голосъ

тройной хоръ еще разъ съ чувствомъ и поетъ;)

Отечество! земля рожденья!

До нынѣ Богъ тебя хранилъ отъ бѣдъ. —

Возвысьте духъ благодаренья;

Доколь живемъ, Его мы будемъ пѣть.

ИСКРЕННОСТЬ ПАСТУШКИ,

Подъ тѣнію густою

Близь тихаго ручья

Сидѣла долго я

Терзаема тоскою.

Вдругъ миленькой дружокъ

Любезный пастушокъ,

О комъ я воздыхала

И страсть открыть желали,

Но не могла открыть,

Пришелъ поговорить.

Печаленъ, скученъ, томенъ,

Вздохнувши мнѣ сказалъ :

"Я долго страсть скрывалъ,

"Не буду больше скроменъ,

"Давно тебя любя,

"Соскучилъ безъ тебя;

"А ты того не знаешь

"И здѣсь себя скрываешь

"Отъ взора моего,

«Не знаю, для чего.»

Ахъ! какъ же я смутилась,

Когда онъ то сказалъ;

Какъ онъ мнѣ жалокъ сталъ!

Я тутъ же-бъ согласилась

Ему за это дать

Себя поцѣловать.

Пришелъ конецъ мученьямъ,

Любовнымъ восихщеньямъ

Наступитъ скоро часъ:

Любовь, спрягай ты насъ !

И я должна открыться

Въ мученіи своіомъ:

Но только лишь о томъ

Хотѣла изъясниться,

Вдругъ баринъ подскочилъ;

Онъ зайцовъ тутъ травилъ:

Тихонько къ намъ подкрался,

Со мной поцѣловался;

"Я этова не зналъ,

«Что здѣсь ты» онъ сказалъ.

"Какъ ты мила, прекрасна!

"Скажи: изъ насъ ково,

"Меня или ево

«Ты вѣкъ любить согласна?»

Потомъ сказалъ другой :

"Пожалуй свѣтикъ мой,

"Ты съ сердцемъ согласися,

"Тово любить склонися,

"Ково оно велитъ,

«Къ кому оно горитъ.»

А баринъ золотыя

Мнѣ горы посулилъ,

И такъ мнѣ говорилъ:

"Я камни дорогія

"Имѣю у себя;

"Я ими всю тебя

"Украсить обѣщаю;

"Я тьмою обладаю

"И злата и сребра,

"И всякаго добра.

"Въ одеждахъ изпещренныхъ

"Ты станешь щеголять;

"Ты будешь разъѣзжать

"Въ каретахъ позлащенныхъ

"По вотчинамъ, садамъ,

"По замкамъ и лугамъ?

"А это всіо имѣнье

"Отдамъ въ твое владѣнье:

"Ты будешь госпожой,

"А я любовникъ твой.

"На пиршествахъ пріятныхъ

"Мы будемъ ѣсть и пить

"И головы кружить,

"Какъ водится у знатныхъ.

"Утѣхи тамъ рѣкой

"Польются предъ тобой:

"Захочешь веселиться,

"Вдругъ музыка явится;

"Тамъ станутъ пѣть, играть

"И много танцовать.

"Высокіе чертоги

"Жилищемъ будутъ намъ:

"Повсюду роскошь тамъ;

"Вездѣ пріятства многи.

"Тамъ живопись блеститъ,

"Тамъ золото горитъ,

"Мы будемъ жить пріятно,

«Великолѣпно, знатно.»

А тотъ, кто былъ мнѣ милъ,

Вотъ что мнѣ говорилъ:

"Мое одно имѣнье

"Любви нелестный жаръ;

"Прими ево ты въ даръ

"И въ вѣчное владѣнье.

"И птички и цвѣтки,

"И ленты, и вѣнки

"Намѣсто изпещренной

"Одежды драгоцѣнной

"Я стану приносить,

"И ихъ тебъ дарить.

"Ни вотчинъ нѣтъ за мною,

"Ни замковъ, ни садовъ;

"Но я всегда готовъ

"Жить въ хижинѣ съ тобою.

"Ея прохладна тѣнь

"Средь лѣта въ жаркій день

"Къ покою призываетъ:

"Хоть пища тамъ бываетъ

"Простая за столомъ;

"Да что мнѣ нужды въ томъ?

"Мой веселъ малый ужинъ;

"Онъ дружбой припасіонъ

"И дружбою красіонъ;

"Такъ намъ и балъ не нуженъ:

"Свирѣлка и гобой,

"И пѣсни тонъ простой

"Тебѣ пріятенъ будетъ:

"Пастушка не забудетъ,

"Что щастье тамъ живетъ,

«Гдѣ пышной жизни нѣтъ.»

Я это всіо смекнула,

И барину тотчасъ

Я сдѣлала отказъ;

А пастушку шепнула:

Чтобъ онъ спокоенъ былъ

И послѣ посѣтилъ

Мое уединенье;

И чтобы въ награжденье

Такихъ пріятныхъ словъ

Принесъ мнѣ пукъ цвѣтовъ.

Изображеніе Анеты въ легкихъ чертахъ.

Твои пріятности, Анета,

Умѣли многихъ взоръ привлечь,

Живой твой взглядъ, младые лѣта,

Твой голосъ нѣжный, сладка рѣчь,

Лице открытое, прекрасно,

Во всемъ съ душой твоей согласно,

И бѣлая какъ марморъ грудь

Стрѣлой любви не уязвленна,

Дыханьемъ легкимъ оживленна

Могли нечувственныхъ тронуть,

Не льзя, не льзя не любоваться

Твой прогулкою въ садахъ;

Я долженъ искренно признаться,

Ищу тебя во всѣхъ мѣстахъ,

И естьли встрѣчусь гдѣ съ тобою,

Твоей плѣняюсь красотою,

Не для того, чтобъ мнѣ вздыхать:

Влюбилсябъ смертно — я не камень;

Но рокъ судилъ любовный пламень

Къ иной красавицѣ питать.

Влюбтиься можно лишь въ едину,

Одно и сердце у меня:

Я на тебя какъ на картину

Могу безъ вздоховъ, не стеня

Взирать съ пріятностію, съ чувствомъ

Тобой плѣняться какъ искуствомъ

Художной кисти или рукъ,

Лобзать черты лица и персты

И груди не совсѣмъ отверзты

Безъ ощущенья въ сердцѣ мукъ.

Примѣть, какъ взгляды я бросаю,

Когда гуляешь ты въ саду;

Твой слѣдъ повсюду наблюдаю,

Чтобъ мнѣ имѣть тебя въ виду.

Нарочно я съ тобой встрѣчаюсь,

Нарочно вижусь и прощаюсь,

Чтобъ руку лишь поцѣловать,

Которая нѣжна и стройна,

Бѣла, румяна и достойна,

Чтобъ съ чувствомъ на нее взирать.

Примѣть, какъ встрѣтяся желаю

Продлить твой милый разговоръ,

Чтобъ тѣмъ, чемъ я себя ласкаю,

Еще, еще насытить взоръ,

И часто самъ, сказавъ два слова,

Опять ихъ начинаю снова,

Чтобъ долѣе съ тобой пробыть,

Чтобъ поступь разсмотрѣть свободну,

Твой видъ, осанку благородну

И все, что можетъ изумить:

Станъ правильный и ростъ пристойный,

И жаръ очей и стройность ногъ,

Твой ходъ и тихій и спокойный;

И то, что я лишь только могъ

Однимъ проникнуть вображеньемъ;

Плѣняюсь каждымъ я движеньемъ

И каждымъ словомъ устъ твоихъ.

Но страсть ли то или иное?

Одно сужденіе прямое,

Невинный выборъ чувствъ моихъ,

Вкусъ общій, здравый, безпристрастный

И склонность прелести цѣнить.

Языкъ мой съ мыслями согласный

Дерзнулъ за многихъ говоришь.

Онибъ и болѣе сказали,

Когда бы меньше почитали

Твою стыдливость, скромность, умъ…

Скажите все, не сокрывайте,

Своихъ сердецъ не принуждайте;

Скажите: "сладость нашихъ думъ!

"Узнай, любезная Анета,

"Мы всѣ невольники твои;

"Ты намъ милѣе жизни, свѣта. —

То ихъ восторги, не мои:

«Безъ тонкаго въ словахъ искуства

Я ихъ пишу едины чувства,

Ахъ естьли бы имѣлъ я даръ

Иль Сафы, иль Анакреона,

Или Овидія Назона,

Которыхъ стихотворства жаръ

Бывъ чище, пламеннѣе Феба,

Въ сердца мгновенно проходилъ,

Который души вспламенилъ

Властителей земли и неба;

Тогдабъ, устроивъ голосъ мой,

Напечатлѣлъ я образъ твой

Въ очахъ не видѣвшихъ Анеты:

Я сдѣлалъ бы, чтобъ всѣ предметы

Въ иномъ казались видъ имъ;

Чтобъ каждый быть мечталъ съ тобою,

Съ Анетой милой, дорогою,

Съ прелестнымъ Ангеломъ своимъ.

Похищенные волоски у Анеты въ перстень.

Напрасно ты хранить старалась

Прелестны волосы твои;

Любовь не меньше полагалась

На хитры выдумки свои.

Любовь на нашу осторожность

Всегда съ усмѣшкою глядитъ,

Препятства, трудъ и невозможность

Орудіемъ успѣховъ чтитъ.

На легкихъ крылошкахъ летая,

Она подкралась и къ тебѣ,

Прилѣжно взглядъ твой наблюдая,

Нашла минуту по себѣ.

Вселила вдругъ въ тебя забвенье,

Вложивъ въ уста обилье словъ,

И срѣзала въ одно мгновенье

Твоихъ не много волосковъ,

Потомъ вспорхнувши полетѣла,

Гордясь добычею своей:

Ты въ изумленьи, не хотѣла

Повѣрить хитрой тайнѣ сей.

Смущенье на лицѣ явилось,

Румянецъ нѣжный заигралъ. —

Прости, что дѣлать? такъ случилось,

Ужъ я давно тово искалъ,

Письмо къ Анетѣ.

Анеша! твой любезный видъ

Плѣнилъ мою на вѣки душу,

Тобою кровь моя горитъ,

Тобой мое спокойство рушу.

Оставь ты мнѣ вину мою,

Что Ангельску красу твою

Вселенной всей предпочитая,

Дыша тобой и умирая,

Тебѣ отъ сердуа говорю;

Кто виненъ въ томъ, что я горю?

Когда въ прещастливой свободъ

Еще не знавъ тебя я жилъ;

То не было красы въ природѣ,

Которой бы я плѣнникъ былъ:

Я былъ ко всѣмъ имъ равнодушенъ,

Не сердцу, разуму послушенъ,

И клялся вѣкъ свободнымъ быть:

Ты только на меня воззрѣла,

Вмигъ кровь холодна закипѣла: —

Какъ клятвы шутъ не позабыть!

Вы, коимъ страсти неизбѣжной

Пріятность райская чужда,

Убѣгнуть стрѣлъ любови нѣжной

Вы не клянитесь никогда:

Довольно есть еще прекрасныхъ

Для сердца твердаго опасныхъ;

Не та, другая васъ плѣнитъ.

Такова въ свѣтъ человѣка

Не видано еще отъ вѣка,

Когобъ любви не тронулъ видъ.

Ея и чистъ и тонокъ пламень,

Пронзаетъ въ глубину морей;

Ее не чувствуетъ лишь камень;

Яль буду не покоренъ .ей? —

А чтобъ нечувственнымъ казаться,

Умѣть лишь должно притворяться,

Какогожъ стоитъ то труда!

Скрывать любовь, стенать, томиться,

Быть веселу, а втай крушиться

И не открыться никогда !

О время! о часы златыя,

Когда спокоенъ я бывалъ!

Узрѣлъ я прелести драгія,

И васъ на вѣки потерялъ.

Анета! ты сіи читая строки,

Теперь узнаешь, сколь жестоки

Мои мнѣ нынѣ стали дни:

А можетъ быть уже и знаешь

И только отъ меня скрываешь,

Сугубя горести мои.

Не льзя тебѣ не знать; всечасно,

Когда Анету я узрю,

Любя тебя, вздыхаю страстно,

Съ тобою робко говорю:

И въ робости не примѣчаю,

Что часто на тебя взираю,

И то узнать даю другимъ:

Я притворяться не умѣю —

Но мало я о томъ жалѣю,

Лишь милъ бы былъ очамъ твоимъ.

Взирая на тебя, драгая,

Боюсь и взоры отвратить,

Поступка чтобъ въ тебѣ такая

Сомнѣнья не могла родить

Въ моей любви горячей, вѣрной,

Въ любви совсѣмъ нелицемѣрной.

Анету столько я люблю,

Что изцѣлиться не желаю;

Утѣхой муки я считаю,

И щастливъ, что себя гублю.

Но участь мнѣ судила злая,

Любя тебя, любовь таить,

Мой взоръ красой твоей питая,

Единымъ тѣмъ довольну быть.

Льзя-ль мнѣ спокойно жить на свѣтѣ?

Но знай, когда моей Анетъ

Досель противенъ не былъ я,

Когда равно любимъ я ею,

Что съ участью сравнится сею,

И кто бъ такъ щастливъ былъ какъ я?

ИДИЛЛІЯ.

Въ прекрасный лѣтній день, но знойный

Я въ рощѣ ягоды срывалъ,

Гдѣ близь меня ручей спокойный

Между кусточковъ протекалъ.

Отъ жару весь ослабѣвая,

Вотще прохлады ждалъ въ тѣни,

Лучь солнца землю раскаляя,

Вездѣ бросалъ свои огни.

Чемъ мнѣ спасти себя отъ зною?

Я вздумалъ изъ ручья водою

Себя хоть мало прохладить:

Но только лишь совсѣмъ раздѣлся,

Успѣлъ чуть ногу омочить,

Вдругъ непримѣтно оглядѣлся,

И что же я увидѣлъ тамъ?

Водой того протока ясна

Пастушка мылася прекрасна,

Плескаясь смѣло по струямъ.

Однако я не испугался,

Нагую видя красоту,

Я къ платьецу ея подкрался,

Унесъ, и спрятался въ кусту.

Какое было восхищенье!

Какое сильное волненье

Родилося въ моей крови!

Я видя всѣ нѣжнѣйши части

Толь скорыя къ возженью страсти,

Какъ въ пламени горѣлъ въ любви.»

Пастушка ничего не зная,

По всѣмъ плескалася мѣстамъ,

А я заразы изчисляя,

Свободу далъ моимъ глазамъ;

Потомъ я съ мѣста подымался

И къ ней приближиться хотѣлъ,

Отъ страсти часто спотыкался,

Но дерзость оказать не смѣлъ.

Межъ тѣмъ пастушка отдыхала,

Умывшись съ ногъ до головы,

И платья своего искала,

Вставая въ мягкой муравы.

Отъ платья твоего, пастушка!

Теперь твоя пропала душка.

Кому бы кажется украсть?

Случись же бѣдненькой напасть!

Небойсь, все горе то миніотся,

Еще бѣда твоя мала;

Пусть платье вору достаіотся,

Была бы только ты цѣла.

Да слышно, что прокляты воры

Такой уже имѣютъ нравъ,

Что вышаривъ всѣ углы, норы

И до послѣдняго раскравъ,

Для братской дружбы и любови

Еще алкаютъ нашей крови.

Ахъ! берегися свѣтикъ мойг,

Чтобъ не было товожъ съ тобой.

Моя пастушка поблѣднѣла

Не видя платья своего,

А какъ опослѣ покраснѣла,

Увидя хищника его. —

Пастушка! вонъ проклятой воръ,

Смотри! въ рукахъ его топоръ,

Онъ близко ужъ къ тебѣ подходитъ,

Бѣги, вить онъ тебя уходитъ!

Не воръ, любовникъ твой идіотъ.

И платьеце твое несіотъ. —

Я чтобъ въ любви ей изъясниться,

Она ударилась бѣжать;

Но гдѣ тебѣ, голубка, скрыться?

"Вездѣ могу тебя догнать.

Вогате невинность защищаешь

И слезы горьки проливаешь;

Повѣрь, никакъ ты не уйдіошь,

И платья даромъ не возміошь.

Пастушка мнѣ за то пеняетъ,

Меня безсовѣстнымъ зовіотъ,

Ручей невинный проклинаетъ —

Однако даромъ не уйдіотъ:

Кой-какъ ни жміотся, ни вертится;

А должно скоро согласиться. —

"Добро, сказала, такъ и быть!

"Коль съ жаромъ мнѣ нелицемѣрнымъ

"Ты клятву дать остаться вѣрнымъ,

"И я клянусь тебя любить.

Вотъ былъ какой конецъ пропажѣ!

Когда бы всякой воръ въ покражѣ,

Какъ я, умѣлъ искуснымъ быть,

Не стали бы за это бить.

Всему причиной былъ ручей!

Я клятву далъ и платье ей;

Потомъ успѣлъ еще умыться

И до свиданія проститься.

НА ПРОСТУДУ КАТЕНЬКИ.

Внемли стенящій голосъ мой,

Властитель вѣтровъ дерзновенныхъ!

Запри ихъ сильною рукой

Во мрачныхъ пропастяхъ подземныхъ:

Простри къ нимъ свой прегрозный взоръ

И бремянемъ тяжчайшихъ горъ

Стѣсни ихъ мрачныя пещеры,

Чтобъ ихъ стремленье обуздать!

Когда имъ должно бунтовать,

Сей дерзкій родъ не знаетъ міры.

Бунтуя въ темницахъ, заклепы ихъ рвутъ,

Недвижныя горы хребтами трясутъ;

Отъ быстраго ихъ по пространству полета

Претвердыя зданья и дубы трещатъ,

Ужасные звѣри въ вертепахъ дрожатъ;

Колеблются части обширнаго свѣта:

Дыханіемъ бурнымъ весь воздухъ вскрутя,

Дождь съ пылью и волны съ пескомъ возмутя,

Крылами огромный корабль разрываютъ,

И тяжкихъ китовъ на брега изторгаютъ.

Усмири, Эолъ правдивый,

Сей толико родъ кичливый!

Устремляяся въ свой путь,

Дунулъ онъ въ прелестну грудь

Катеньки моей любезной.

Видъ плачевный! случай слезной!

Охладѣла грудь ея,

И болѣзнь ее терзаетъ.

Катенька моя страдаетъ! —

Смерть приближилась моя!

Грудь, въ которой пламень страсти

Возжигалъ нѣжнѣйшу кровь,

Гдѣ воздвигла тронъ любовь

Для моей блаженной части!

Что я вижу? вянетъ цвѣтъ,

И уже надежды нѣтъ!

Смерть очамъ ея предстала!

Ахъ! не дайте небеса,

Что бъ божественна краса

Прежде времени увяла!

Мое все щастье въ семъ предметѣ.

Коль будете ее хранить,

Ничемъ не можете на свѣтѣ

& nbsp; Меня вы больше наградить.

Я въ ней лишь вашу благость вижу,

Безъ ней я все возненавижу.

Храните розу вы сію,

Щадите съ нею жизнь мою;

А ежели она увянетъ,

Кто міръ сей украшати станетъ?

На возвращеніе Лизеты изъ путешествія.

Отрада дней моихъ безцѣнна,

Владычица души моей,

Приди увидѣть восхищенна

Присутствіемъ красы твоей.

Уже дары здѣсь пышной флоры

Давно прельщаютъ наши взоры,

Давно здѣсь царствуетъ весна;

Но ахъ! утѣхъ я видѣлъ мала,

Чего-то мнѣ не доставало;

Тобой была вся мысль полна.

Не такъ сладка во время зноя

Цвѣтамъ прохладная роса,

Не столько лѣтомъ для покоя

Тѣнисты милы древеса,

Какъ та за токи слезъ награда,

Та сердцу плѣнному отрада,

Чтобъ зрѣть любезну въ тѣхъ мѣстахъ,

Гдѣ прежде съ нею разставался:

Я жизни безъ тебя лишался,

Я живъ теперь въ твоихъ очахъ.

Отъ мѣстъ, которы обтекала

Съ супругомъ нѣжнымъ и драгимъ,

Блеснувъ, ненастье ты прогнала

Возвратомъ солнечнымъ своимъ. —

О сколь тѣ узы драгоцѣнны,

Сколь тверды, нѣжны и священны,

Которыми мой связанъ духъ!

Я добродѣтель обожаю;

Ее въ тебѣ я обрѣтаю,

Довольно, я твой вѣчный другъ,

Златое время пролетаетъ,

Приди сдержать его полетъ;

Гдѣ только образъ твой сіяетъ,

Тамъ вѣчная весна живетъ :

Тамъ я твой другъ нелицемѣрный,

Тамъ нѣжный твой супругъ и вѣрный

Вкушаемъ щастье и покой:

Веселье тамъ течетъ рѣками;

Гдѣ ты, подъ тѣми небесами

Для насъ блистаетъ вѣкъ златой.

АНЮТА КЪ ВИКТОРУ.

Преложенное въ стихи письмо

Дѣвицы воспитанной и обученной разнымъ познаніямъ въ домѣ сего

&nbs p; ея господина, который по ея красотѣ п отличнымъ дарованіямъ

любилъ ее безпредѣльно; но послѣ для своихъ видовъ женился на другой

Хоть я раба твоя, но ты меня любилъ;

Я все тебѣ вѣрна, а ты мнѣ измѣнилъ:

Возненавидѣлъ страсть въ чувствительной крестьякѣ,

И хочешь болѣе любви найти въ дворянкѣ.

Ахъ! сколько разъ изъ устъ слыхала я твоихъ:

"Дворянки ласковы, пріятства много въ нихъ,

"Клянутся вѣкъ любить, а послѣ измѣняютъ,

"И жаркую любовь въ безуміе вмѣняютъ:

"Не милъ любовникъ имъ, пріятенъ хитрый лѣстецъ,

&nb sp; "Ихъ слава царствовать надъ множествомъ сердецъ;

"Что удовольствіе находятъ въ перемѣнъ,

"И плодъ своихъ побѣдъ въ несноснійшей измѣнѣ;

"А ежели кого не могутъ побѣдить,

"И видятъ, что никто не хочетъ ихъ любить,

"Пріемлютъ видъ тогда красавицы суровой,

"Невинность въ ихъ лицѣ, въ очахъ ихъ пламень новой.

"Съ которой заведетъ мужчина разговоръ,

"Тогда притворный стыдъ ея потупитъ взоръ,

"И кажется она любви еще не знаетъ,

Хотя ужъ на щекахъ румянецъ увядаетъ!

"Дворянки наши сей ихъ прелестей изъянъ

"Умѣютъ награждать пріятностью румянъ,

И хитростью такой прельщая легковѣрныхъ,

Вселяютъ въ нихъ любовь и вздоховъ тьму безмѣрныхъ;

"Но ежели и въ томъ успѣха не найдутъ,

Тогда хулить мужчинъ, смѣяться имъ начнутъ,

"Расказываютъ всѣмъ безстыдно ихъ пороки,

"И дѣлаются къ нимъ суровы и жестоки,

Вотъ что ты говорилъ! я вѣрила всему;

А можетъ быть и льстилъ ты сердцу моему:

Ты думалъ, что твое къ дворянкамъ отвращенье

Есть сильное тебя любити побужденье.

Ты лѣстилъ, конечно лѣстилъ! не льзя иному быть;

На что бы ужъ тебѣ дворянку и любить?

О льстецъ! когда бы я твое притворство знала,

Что въ томъ, что баринъ ты? тебя бы презирала,

И всемъ сокровищемъ, которымъ блещешь ты,

Не могъ бы обольстить невинной красоты;

Сей малой красоты, но нѣжной, непритворной,

Рожденной для любви, обманамъ непокорной.

Природа сверьхъ любви дала и гордость намъ:

Крестьянка я, но знай безчестно не продамъ

Свободы лестной той, которой обладаю;

Любила я тебя, а нынѣ презираю.

Иль властію своей предъ нами возгордясь,

Невольными сердца хотише сдѣлать въ насъ?

Напрасно; я-тогдабъ и жить не стала болѣ,

Когдабъ была должна любити по неволѣ.

У васъ обычай тотъ, чтобъ властью устрашать,

Чтобъ знатностью въ другихъ привязанность снискать:

Ищите вы ее не здѣсь, а у дворянокъ,

И пышность ничего не значитъ у крестьянокъ,

Ты вкрался въ грудь мою не лентой голубой,

И не блестящею плѣнилъ меня звѣздой;

Плѣнилъ меня своимъ пріятнымъ обхожденьемъ,

Щедротою къ твоимъ крестьянамъ, снизхожденьемъ:

Мнѣ лестно было слыть любовницей твоей,

Творя щастливыми подобныхъ мнѣ людей:

Тебя отцемъ, меня всѣ матерію звали,

Не столько благъ себѣ, колико намъ желали.

О простодушные! то былъ пріятный сонъ:

Изчезнетъ нѣкогда съ блаженствомъ вашимъ онъ.

Познайте, естьли могъ измѣнникомъ явиться,

Что можетъ онъ и къ вамъ въ любви перемѣниться.

Тогда былъ добръ до васъ, когда меня любилъ;

Теперь сей льстивый жаръ на вѣки въ немъ простылъ.

На вѣки!.. ахъ злодѣй! забуду все почтенье,

Которымъ я должна, и за свое мученье

Отмщу невѣрному… отмщу!… мнѣ-ль бѣдной мстить?

Едино мщеніе на вѣкъ его забыть.

Забыть! — пріяганѣй нѣтъ измѣннику сей мести.

Природа! для чего за оскорбленье чести

Меня лишила средствъ то сердце растерзать,

Не жаркая гдѣ кровь, течетъ смертельный ядъ,

Которо злобою, не нѣжностью пылаетъ,

Которо онъ звѣздой блестящей закрываетъ?

Почто въ злой ядъ мою не претворила кровь?

Нещастная! не гнѣвъ ты чувствуешь, любовь.

Признайся, что еще отмщать ты не умѣешь,

Что любишь Виктора, что ты его жалѣешь.

Жалѣю, признаюсь, хоть чувствую въ томъ стыдъ:

Привѣтливъ, веселъ; милъ, его прелестенъ видъ,

Онъ нѣженъ, тихъ, не гордъ; въ немъ всѣ пріятства вижу,

Люблю, хотя его измѣны ненавижу.

Щастлива-ль буду тѣмъ, или нещатна я,

Не льзя его, забыть, въ немъ вся душа моя.

Какъ въ мысляхъ я его смущенныхъ представляю,

Мнѣ кажется, слова ихъ устъ его внимаю,

Изъ тѣхъ сладчайшихъ устъ, которыми лобзалъ,

Изъ коихъ въ грудь мою весь духъ свой изливалъ,

Печально говоря : "любезная Анюта!

"Какая страшная твой умъ тревожитъ смута?

"Иль мало я кажу горячности къ тебѣ?

"А я, любя, души не чувствую въ себѣ.

"Не вѣръ словамъ моимъ, вѣрь вздохамъ непрестаннымъ,

"Сердечнымъ жалобамъ и мукамъ несказаннымъ,

"Которыя тогда, какъ нѣтъ тебя со мной,

"Терзаючи меня, снѣдаютъ мой покой;

"Которымъ мать твоя и твой отецъ свидѣтель;

"Имъ всѣхъ извѣстнѣе мой нравъ и добродѣтель.

"Пойдешь ли отъ меня къ подругамъ ты своимъ,

"Родится грусть во мнѣ отсутствіемъ твоимъ,

"И мнится, что тебя лишился невозвратно,

"Любезную оттоль зову къ себѣ стократно.

"Проводишь ли часы въ гуляньи по лугамъ;

"Съ собою и меня всегда увидишь тамъ:

"А ежели въ лѣсахъ Анюту потеряю,

"Симъ именемъ драгимъ дубравы наполняю,

"Съ которымъ эхо тамъ къ тебѣ несетъ мой стонъ,

"Взывая: Викторъ здѣсь, и ждетъ Анюты онъ.

"Минуты безъ тебя мнѣ кажутся часами,

"И скучные часы несносными годами,

"А естьли въ городъ по должности бывалъ,

"Не много времени я тамо провождалъ;

"Горчайша слезы лилъ съ тобою разставаясь,

"Въ восторгахъ умиралъ, оттуда возврщаясь.

Почтожъ теперь къ своей любезной не летишь?

Что медлишь? возвратись; меня ты оживишь.

Увы! все было то, и кончилось мечтою.

Мысль, сердце Виктора ужъ заняты иною.

Иной! какъ то снести! нещастная, скрѣпись,

Ты слабости своей и ревности стыдись,

Ты будь спокойна такъ, какъ Викторъ твой спокоенъ;

Онъ вздоховъ, слезъ твоихъ и гнѣва не достоинъ.

Спокоенъ онъ? а я… что болѣе сказать?

Когда сильна любовь, не льзя не ревновать.

Но тѣмъ могу-ль къ себѣ родить въ немъ сожалѣнье?

Не заслужу ли тѣмъ я ненависть, презрѣнье?

Безъ ревности въ любви есть знакъ безъ чувства быть,

Опасна ревность мнѣ, не можно не любить.

Но обѣ страсти тѣ мнѣ нынѣ безполезны;

Лучь ясныхъ дней изчезъ, пришли минуты слезны.

Когда нещастную ты, Викторъ, покидалъ;

Уже-ль о бѣдствіи моемъ не разсуждалъ?

Какъ птицамъ сѣть ловецъ невиннымъ разставляетъ,

О злой ихъ участи уже не размышляетъ;

Въ неволю заключивъ, свою въ томъ радость зритъ,

И жалобную пѣснь веселіемъ ихъ чтитъ.

Кто не былъ въ горести, ея не знаетъ свойства,

И чтитъ отрадою сердечны безпокойства.

Ахъ нѣтъ! не можетъ быть такъ злобенъ Викторъ мой;

А что мнѣ измѣнилъ и сердце далъ иной,

То вѣтренность: въ комъ вдругъ любовный пламень вспыхнетъ,

Разлившись, скоро онъ погаснетъ и утихнетъ.

Мужчинамъ молодымъ всѣмъ сроденъ тотъ порокъ;

И Викторъ устоять противъ его не могъ.

Онъ мнѣ невѣрнымъ милъ; а что, когдабъ былъ вѣренъ?

Вотъ сколько жаръ моей любви къ тебѣ безмѣренъ.

Возможно-ль, чтобъ тебя совмѣстница моя

Любила съ нѣжностью такою же, какъ я?

Не въ нѣжности твоей нашла она пріятство;

Ей милы честь твоя, и щастье, и богатство.

Когда щастливы дни ты здѣсь со мною велъ,

Горячности ея какой ты знакъ имѣлъ?

Возможно-ль такъ любить, чтобъ съ милымъ не видаться,

Или увидѣвшись, желать опять разстаться?

Но тѣ ли знаки ты получишь отъ нее?

Она разрушитъ все спокойствіе твое.

Какъ ты меня, она равно тебя забудетъ;

Я мучусь; и съ тобой, невѣрный, то же будетъ.

Ахъ! какъ бы я тогда довольна тѣмъ была!

Узналъ бы ты, какъ мнѣ твоя измѣна зла,

Анютубъ вѣкъ свою любилъ нелицемѣрно,

Съ такою-жъ нѣжностью, какъ я, и также вѣрно.

Той добродѣтели уже не найдешь въ ней,

Которой зрѣлъ плоды въ крестьянкѣ ты своей.

Къ единой роскоши всѣ мысли устремляя,

И въ модахъ вѣтреннымъ дворянкамъ подражая,

Не только что твое имѣнье расточитъ;

Но и крестьянъ твоихъ ограбитъ, разоритъ,

Н тѣмъ горячую любовь тебѣ докажетъ.

Желала бы я знать, тогда что Викторъ скажетъ?

Не вспомнитъ ли свою Анюту наконецъ?

Не я ужъ мать крестьянъ; она, ты ихъ отецъ:

Не въ силахъ помощь дать? я только ихъ жалѣю.

Но что я говорю! все то, что я имѣю,

Имѣю множество я камней дорогихъ,

Которые изъ рукъ достались мнѣ твоихъ,

Все то употреблю для пользы разоренныхъ;

Покой ихъ камней всѣхъ дороже многоцѣнныхъ;

Они не нужны мнѣ; когда на нихъ взгляну,

Я тотчасъ лютую измѣну вспомяну;

А вспомнивъ, не могу не чувствовать досады:

Терзаю волосы, и рву свои наряды,

Которы прежде я любила для тово,

Чтобъ болѣе плѣнить драгова моево.

Алмазамъ рубище теперь предпочитаю,

Люблю убогу жизнь, а пышность презираю!

И могутъ ли меня наряды утѣшать,

Когда я въ нихъ должна лить слезы и вздыхать?

А бѣдность мнѣ на мысль спокойствіе приводитъ,

Душа, стенящая отраду въ немъ находитъ.

Отраду! какъ мала отрада передъ тѣмъ,

Что въ сердцѣ чувствую растерзанномъ моемъ!

Нѣтъ, Викторъ! ужъ меня ничто не утѣшаетъ;

Анюта бѣдная съ печали умираетъ.

Приди на тѣ луга, гдѣ хаживалъ со мной,

Взгляни въ лѣса, гдѣ гласъ твердило эхо твой,

Приди къ источникамъ съ унылостью журчащимъ,

Приди къ мѣстамъ, теперь мнѣ ужасъ наводящимъ,

Вездѣ меня найдешь; но не узнаешь ты,

Чтобъ я ужъ то была: тебя мои черты,

Мой блѣдный видъ, мой взглядъ, мой голосъ иль стенанье,

Все приведетъ тебя во ужасъ, трепетанье.

Или не приходи къ мѣстамъ тѣмъ никогда;

Тамъ тѣнь моя, мой гробъ; страшись взглянуть туда:

Когда-жъ придешь, меня конечно найдешь мертву;

Но принеси ты мнѣ послѣднюю тѣмъ жертву,

На гробѣ напиши: сей гробъ Анбту скрылъ,

Которой я любовь измѣной заплатилъ.

ЕЛЕГIЯ

на измѣну А.

Стремлюся мой ударъ и горесть описать;

Но полнъ отчаянья, не знаю какъ начать.

Печальну мысль мою вздохъ тяжкій прерываетъ,

Перо изъ рукъ моихъ дрожащихъ упадаетъ.

Погибло все, и что послѣдуетъ со мной?

Погибло все, любовь, надежда и покой.

Лишаюсь — не могу сдержать источникъ слезной,

Лишаюсь я, увы! на вѣкъ моей любезной!

Страсть, ревность лютая, уныніе и стонъ!

Вы маловременный смущающи мой сонъ,

Сберитесь грусти всѣ бесѣдовать со мною,

Отрадой будьте мнѣ гонимому судьбою.

Такъ, я нещастнѣй всѣхъ: я пламенно любилъ,

Я жизнь свою моей любезной посвятилъ,

Въ ней радости мои и все блаженство видѣлъ,

Съ ней чувствовалъ мой рай, безъ ней все ненавидѣлъ;

Улыбка, рѣчь ея и каждый милый взглядъ

Томилъ меня, плѣнялъ, вливая тьму отрадъ.

Я сладостный сей плѣнъ предпочиталъ свободѣ,

Я мнилъ, блаженнѣй нѣтъ меня во всей природѣ.

Кто вѣритъ щастію, тотъ долженъ чаять бѣдъ.

И кратко щастье то, въ которомъ мѣры нѣтъ.

Въ тотъ день, когда мой духъ наполненъ былъ тобою

Жестокая! меня сражаешь вдругъ бѣдою;

Когда пріятнѣйшихъ ждалъ сердцу я вѣстей,

Внимаю казнь за жаръ къ тебѣ любви моей:

Другому руку ты и сердце посвящаешь,

Другому! ахъ! за что меня ты умерщвляешь?

Знать суждено ему меня щастливей быть;

Но такъ, какъ я тебя, не можетъ онъ любить:

Нѣтъ, страсть его съ моей любовью не сравнится

Она во мнѣ живетъ и въ гробъ со мной вселится.

Законы естества сильнѣе брачныхъ узъ:

Будь ты свирѣпа, я во вѣкъ не премѣнюсь;

Что толь любезно намъ и что намъ толь священно,

Въ чемъ наша жизнь и смерть, быть можетъ ли забвенно?

Но вѣрностью моей и силой чувствій сихъ

Могу ли облегчить суровость мукъ моихъ?

Могу-ль быть вѣчнаго совмѣстника избавленъ?

Могу ли позабыть, что я тобой оставленъ?

Нѣтъ, нѣтъ, не выйдетъ то изъ памяти моей —

О небо! давшее красы толь многи ей,

Почто чувствительность ей въ сердцѣ не вложило?

Оно бы вѣкъ меня единаго любило.

Покорствую судьбѣ, противиться нѣтъ силъ;

Неволею никто не можетъ быти милъ.

Но естьли я паду подъ бременемъ мученій

И кончитъ жизнь мою отрава огорченій;

Тогда хотя, тогда чувствительна ты будь,

И къ жалости о мнѣ подвигнувъ нѣжну грудь,

Оплачь ты жребій мой и пламень безполезной,

Воспомни, что я жилъ и умеръ для любезной.

Одной красавицѣ на представленіе роли Заиры, изъ трагедіи

Г. Вольтера и другой дамы, которая играла роль Фатимы.

1.

Природы честь и украшенье,

На толь ты ею создана,

Дабы затьмить ея сіянье,

Наполнить жалостью сердца,

И смертью ложныя Заиры

Навлечь повсюду видъ печали?

2.

Ктобъ могъ безъ содроганья видѣть

Померкшій блескъ гавоихъ очей,

И устъ кораллы измѣненны,

И розъ лишенное лице,

И грудь любви, заразъ жилище

Своею кровью обагренно?

3.

Востань!.. дай жизнь съ тобой умершимъ… —

Прерви свою, Фатима, грусть;

Твои насъ жалобы терзаютъ:

Прими тебѣ врожденну живость;

Горячихъ слезъ на землю хладну

Не лей, чтобъ наши удержать.

4.

А ты какъ кринъ цвѣти въ весельи,

Ты къ радостямъ рожденна въ свѣтъ!

Тобой мѣсьа сіи прелестны;

Ты всѣхъ питаешь мысль и взоръ:

И авторъ, нѣкогда вѣнчанный,

Тобой межь мертвыми гордится.

5.

Но тотъ, кто сихъ трудовъ предметомъ,

Исполненъ благодарныхъ чувствъ: *)

Онъ прежде умиралъ съ тобою,

Теперь тобою оживленъ

Отраду полную вкушаетъ,

Любуясь прелестьми твоими.

• ) Разумѣется ея любовникъ, учредившій представленіе сей трагедіи.

Хоры на тотъ же случай.

1й. Ответствующій 1му.

Ты намъ плѣняющей игрой

Свои изобразила чувства,

И рѣдкаго сего искуства

Познали цѣну мы тобой.

2.

Коль страшный видъ очамъ предсталъ!

Коль жалкія красотъ премѣны!

Не въ грудь ли самой Мельпомены

Вонзенный видимъ мы кинжалъ.

3.

Когда страданій нашихъ слухъ

Въ жилище мертвыхъ проникаетъ;

Зря скорбь твою, теперь страдаетъ

Чувствительный Вольтеровъ духъ.

4.

Забудемъ въ сей пріятный часъ

Заиры стонъ и сокрушенье,

Которымъ ложное видѣнье

Толико возмущало насъ.

5.

Всѣ зрители твоимъ трудамъ

Достойну честь воздать стремятся;

Всѣ дару твоему дивятся,

Душѣ, уму и красотамъ.

Восхищеніе стихотворца при видѣ одной красавицы въ Молдавіт.

Какой во мнѣ разлился пламень!

Что слабость силъ моихъ крѣпитъ?

Въ сей часъ стопы мои стремятся

Съ безмѣрной быстротой на Пиндъ,

И я спѣшу вѣнокъ Парнасскій

Прекрасной поднести Аглаъ.

Не сонъ ли то, или я точный внемлю звукъ

Драгова имени ея на Геликонѣ?

Безсмертныя богини водъ,

Владѣющи Эвксиномъ бурнымъ!

Стекайтеся на пѣснь мою;

Внемлите похвалы Аглаѣ несравненной. —

Умъ острый съ тысячью пріятствъ соединенной,

Невинна искренность и чувствованій тонкость,

Поступки милыя и сладостная рѣчь,

Взоръ побѣждающій сердца неколебимы,

И всѣ отличные таланшы,

Что могутъ смертныя украсишь духъ и тѣло,

Аглаѣ щедрыми даны богами,

Чтобъ въ ней явить свое творенье совершенно. —

Какъ дщерь небесъ прекрасная Аврора,

Для возвращенія намъ дневнаго свѣтила

Оставя брачный одръ,

Средь неба темнаго восходитъ свѣтозарна;

Ей слѣдуютъ любовь и смѣхи,

Изъ розовыхъ ея ліются нѣдръ утѣхи,

Подъ кроткими ея стопами

Цвѣты и травы прозябаютъ,

Невинны дѣвы, пастухи

Ее въ восторгѣ обожаютъ:

Такъ нѣжныхъ лѣтъ своихъ въ разцвѣтѣ

Средь льдистыхъ горъ Карпатскихъ

Явилась между насъ возлюбленна Аглая.

Отъ ней Дакія въ изумленьи,

А Нимфы въ горести сердечной,

И робки юноши пускаютъ тяжкій вздохъ! —

Куда влечешь меня, о божество?

Толикій блескъ мои зѣницы помрачаетъ;

Встревоженной душъ какой предметъ прелестной

Дерзаешь ты явишь, неосторожна муза? —

Непостижимой нѣкой силой

На верьхъ Парнаса я взнесенъ;

Оттоль зрю розы и лилеи,

Которыя усердно

Ея ланиты украшаютъ;

Уста румяны зрю,

На коихъ царствуетъ пріятная улыбка;

Зрю взглядъ, зрю жажду прелесть

И сладкій внемлю гласъ ея.

О боги! естьли бы сіе лице

Рождало менѣе огня,

Когдабъ сіи глаза

Не такъ жестоки были,

Изъ коихъ сыплетъ искры

Въ сердца нещастливыхъ любовь;

По красотъ ея чудесной,

По симъ чела ея блистающимъ лучамъ

Небеснымъ ангеломъ ее призналъ бы свѣтъ; —

Когдабъ она не такъ была прелестна….

Но что я рекъ!… куда меня стремите, боги!…

Ея достоинства моихъ превыше пѣсней. —

Живившій огнь меня божественный погасъ,

И удаляется неблагодарна муза,

Подъ тяжкимъ долгомъ симъ страшася пасть.

Прости мнѣ въ дерзости, почтенная Аглая!

Мантуйскаго пѣвца превыспренняя лира

И Тибрска пастыря чувствительна свирѣль

Не въ силахъ были бы воспѣть тебя достойно.

Но естьли я, пѣвецъ нестройный,

Высоко толь дерзнулъ направишь свой полетъ;

Вѣщалъ мнѣ Аполлонъ, я только лишь писалъ.

Да знаки новые почтенья

Приносятъ ко твоимъ стопамъ

Побѣдоносны вои

И удивленный свѣтъ!

Да къ небесамъ твоя

Вознесется слава,

Что ты среди торжествъ блистательныхъ героевъ

Сердца умѣла покорить.

Выраженіе любви стихотворицы

САФО къ ФАОНУ.

Переводъ съ Французскаго.

Кто часто близь тебя бываетъ

И видитъ блескъ твоихъ заразъ,

Улыбкой нѣжной взоръ питаетъ

И твой сладчайшій внемлетъ гласъ,

Тотъ равенъ въ щастіи съ богами. —

Передъ небесными красами

Возможно-ль мнѣ спокойной быть,

Ихъ сильной власти не любить? —

Какъ зрю тебя, языкъ нѣмѣетъ

И рѣчи гибнутъ во устахъ:

Вся кровь и сердце пламенѣетъ,

И меркнетъ свѣтъ въ моихъ очахъ:

Звукъ нѣкій странный, непонятный

Колеблетъ и смущаетъ слухъ:

Съ восторгами любви пріятный

Я трепетъ ощущаю вдругъ:

Томлюсь …. блѣднъю … воздыхаю,

И въ нѣжныхъ вздохахъ умираю.

Прекрасной Деліѣ искреннее приношеніе въ

день ея ангела въ Декабрѣ мѣсяцѣ.

Желалъ бы я имѣть ту честь,

Чтобъ въ знакъ преданности нелестной

Въ день ангела тебѣ поднесть

Драгихъ цвѣтковъ пучокъ прелестной;

Но гдѣ, въ какомъ теперь саду

Я розы, лиліи найду?

Оставлю трудъ мой безполезный. ~*

Скажу тебѣ безъ дальныхъ словъ:

Ты всѣхъ пріятнѣйшихъ цвѣтковъ.

Сама пучокъ любезный,

Живи, цвѣти, не увядай,

Творенье лучшее природы!

Какъ сей, такъ будущіе годы

Ты новымъ щастьемъ начинай,

Подъ сѣнію любви сладчайшей,

Гдѣ радости течетъ ручей,

Вздыханья гдѣ зефиръ кротчайшій

Летаетъ вкругъ красы твоей,

Ты дни златые провождаешъ

И ихъ забавами счисляешь;

Творя- щастливою себя,

Творишь любовника блаженнымъ,

Который съ жаромъ неизмѣннымъ

Вѣкъ будетъ обожать тебя.

О щастіе сердецъ сихъ нѣжныхъ!

Будь постоянно имъ всегда!

Да въ жизни дней они мятежныхъ

Не узрятъ никогда.

Мадригалъ двумъ красавицамъ.

Прелестна и умна Клариса,

Прелестна и умна Ириса:

Между красавицъ двухъ

Колеблется мой духъ.

Дай мнѣ во власть одну, я вѣренъ буду вѣчно;

; Отдай обѣихъ мнѣ, скажу чистосердечно,

Я долженъ буду измѣнить:

Желалъ бы, естьлибъ льзя, обѣимъ вѣренъ быть.

Къ Діанѣ въ оперѣ называемой: Діанино древо.

Прелестное очамъ видѣнье!

Невинность чувствуя любовь,

Приходитъ въ нѣжно изумленье,

Не зная, что волнуетъ кровь?

Смятенно, робко говоритъ,

Въ лицѣ ея играетъ стыдъ.

Въ терзаньи радость ощущаетъ

И хочетъ свой восторгъ сокрыть,

Стремится всюду и не знаетъ,

Чемъ муку сердца утолишь:

Того страшится и бѣжитъ,

Что насъ щастливыми творитъ.

Потомъ всіо кажется прелестно,

Всіо мило для ея очей,

Когда то чувство неизвѣстно

Любовь откроетъ ясно ей ….

Пріятнѣй воздухъ, небеса,

Нѣжнѣй цвѣты и древеса.

Узнай, прекрасная Діана:

Любовь невинности милѣй;

Сердечная пріятна рана

И ты казалась веселѣй,

Какъ сладостны ея законъ

Открылъ тебъ Эндиміонъ….

Онъ чувствія твои суровы

Въ веселье, въ нѣжность премѣнилъ,

И заключивъ тебя въ оковы,

Свободнѣй прежняго явилъ:

Задумчивость твоя прошла,

Ты щастіе въ любви нашла. —

Скажи, какое утѣшенье

Въ однихъ пріятствахъ безъ утѣхъ!

Краса безплодное творенье,

А ненависть къ забавамъ смѣхъ:

Почувствовавъ любовну страсть,

Ты ихъ усугубляешь власть.

Признайся, что твоя охота

Купаться и ловить звѣрей

Была пустая лишь забота,

Игра невинности твоей:

Съ тѣхъ поръ, какъ стала ты любить,

Всіо то легко могла забыть.

Когда разсердишься бывало,

Тебя ничемъ не льзя смягчить,

Собранье Нимфъ твоихъ молчало,

Бояся больше огорчишь.

За малую вину Пифонъ

Тобой былъ въ древо превращонъ.

Нечаянно тебя нагую

Въ ручьѣ увидя Актеонъ,

Терпѣлъ не меньше участь злую;

Оленемъ очутился онъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ стала ты любить,

Тебя не трудно умягчить.

Благодари любви закону

За нѣжность сердца, чувствъ твоихъ,

Благодари Эндиміону

Виновнику утѣхъ драгихъ.

Умѣла ты невинной быть,

Теперь умѣй его любить.

Когдабъ, какъ ты, я сладкимъ пѣньемъ

Умѣлъ твой духъ очаровать;

Съ какой бы радостью и рвеньемъ

Я сталъ твой жребій воспѣвать!

Но что само собой прекрасно,

То украшать уже напрасно.

Чувствованія любовника по разлукѣ съ его любезною, при свиданіи.

Сколь горько было мнѣ съ тобою разлучиться,

Оставить милую и ѣхать въ дальный путь;

Такъ сладко мнѣ теперь съ тобой соединиться,

Узрѣть, облобызать твои уста и грудь.

Прости, что медлилъ я свиданіемъ съ тобою;

Минуту каждую душой къ тебѣ летѣлъ:

Я въ мысляхъ быстротой равнялся со стрѣлою,

Въ любви къ тебѣ сгаралъ, желаньемъ зрѣть кипѣлъ.

Но то, чего искалъ, чтобъ быть тебѣ любезнымъ,

Чтобъ болѣе твоей горячности привлечь,

Всіо кончилось однимъ стараньемъ безполезнымъ э

И слезы о тебѣ не преставали течь.

Межь тѣмъ дни нашея разлуки продолжались:

Хоть чувствовалъ, но я не видѣлъ божества,

Кѣмъ сердца моего желанья увѣнчались,

Кѣмъ сладость моего вкушаю существа.

Всѣ титлы, почести оставить я рѣшился;

Тобой дышала грудь и двигались уста:

Я болѣе всего твоей любовью лѣстился,

И въ щастливы тобой спѣшилъ сіи мѣста.

Ахъ! естьли въ сердцѣ семъ и пламенномъ и нѣжномъ

Ты видишь тотъ же рай, который зрю въ тебѣ;

Въ уединеньи семъ пріятномъ, безмятежномъ

Всѣ будутъ нашей, всѣ завидовать судьбѣ.

Любима вѣчно мной! будь вѣчнымъ мнѣ залогомъ

Блаженства жизни сей, что небо намъ сулитъ;

Убѣжища сего я не сравню съ чертогомъ;

Всіо щастіе мое возлюбленный твоей видъ.

Мысль Метастазія.

Иногда моей прекрасной

Образъ вижу я во снѣ,

Муку сердца, пламень страстной

Утоляющій во мнѣ:

О любовь! мои желанья

Самымъ дѣломъ увѣнчай;

Иль прелестнаго мечтанья

Никогда не прерывай.

Освобожденный изъ неволи любви.

Могу ли я воспѣть достойно

Свободу сердца моего,

Которое уже спокойно

При видъ хищницы его,

Красавицы холоднокровной,

На рѣчи нѣжныхъ чувствъ безсловной,

Смѣющейся любви моей,

Не внемлющей моихъ страданій,

Ни тяжкихъ вздоховъ, ни стенаній

Въ мечтъ о прелести своей.

Не чаялъ выйти я изъ плѣну;

Разсудокъ! ты мнѣ въ томъ помогъ:

Теперь дивлюся, какъ Исмену

Я прежде позабыть не могъ,

И такъ былъ слѣпъ, что въ ней не видѣлъ

Пороковъ, кои ненавидѣлъ

И гналъ въ прелестницахъ другихъ? —

Какое было заблужденье!

Теперь мое освобожденье

Милѣй мнѣ всѣхъ Исменъ такихъ.

И ежели помыслишь здраво,

Скажите, что въ красѣ безъ чувствъ?

Но сердце нѣжно, нелукаво,

Плѣняющее безъ искуствъ,

Волшебну прелесть отъ природы

И способъ нравишься безъ моды

Съ какимъ сокровищемъ сравнишь?

Ты думаешь, Исмена, ложно,

Что безъ труда тебѣ возможно

Чувствительность и умъ плѣнить.

Въ твоихъ блестящихъ темныхъ глазкахъ

Огня любви не достаетъ,

Въ твоихъ обыкновенныхъ ласкахъ

Ни малой искренности нѣтъ;

Въ лицѣ твоемъ румяномъ, бѣломъ,

Въ семъ райскомъ яблочкѣ созрѣломъ

Не вижу милыхъ свойствъ души

Невинности и постоянства:

Безъ рѣдкаго сего убранства

Какъ женщины не хороши!

Улыбка слишкомъ принужденна

На розовыхъ твоихъ устахъ,

Нескромность всѣми осужденна

Въ твоихъ поступкахъ и словахъ.

Не ты-ль подругамъ говорила,

Что всѣхъ мужчинъ собой плѣнила,

А я до глупости влюбліонъ?

Найдется-ль хоть одинъ межъ ими,

Когобъ ты красками дурными

Не обнесла со всѣхъ сторонъ?

Тотъ глупъ по твоему, нахаленъ,

Тотъ вѣтренъ, этотъ разгилдяй;

Одинъ не кстатѣ всіо печаленъ,

Другой кричитъ какъ попугай,

Тотъ выпуча глаза зѣваетъ,

А етотъ вѣчно пьянъ бываетъ;

Кто слѣпъ, кто глупъ, кто близорукъ,

Тотъ малъ какъ карло, тотъ съ жердину,

Кто смотритъ вверьхъ, кто горбитъ спину,

Кто жолтъ, кто чоренъ такъ какъ жукъ.

Одинъ трусливъ, застѣнчивъ, робокъ,

А этотъ грубъ, мужиковатъ,

Тотъ сухъ, тотъ толстъ, тотъ очень знобокъ,

Другой всіо мелетъ не въ попадъ:

Тотъ ходитъ шагомъ журавлинымъ,

Тотъ голосомъ поетъ ослинымъ;

Тотъ свыше мѣръ надутъ собой,

Тотъ вѣчно хвалится чинами,

Тотъ донкишотскими дѣлами,

И липнутъ всѣ къ тебѣ одной.

Вотъ какъ ты всѣхъ мужчинъ щелкаёшь!

И ето правда, я не лгу;

А что ты сверьхъ того болтаешь,

Всево я вспомнишь не моту.

Я также не забытъ тобою,

И названъ книгой записною

Всѣхъ дѣлъ и всѣхъ рѣчей твоихъ,

Что я не дорожа всемъ свѣтомъ,

Одну тебя избралъ предметомъ

Любовныхъ пѣсенокъ моихъ.

Что я уже тебѣ наскучилъ

Кропаніемъ моихъ стиховъ,

Что нѣжностью тебя замучилъ

И повтореньемъ тѣхъ же словъ;

Что я какъ ноша за сниною

Вездѣ тащуся за тобою,

Что отъ меня покою нѣтъ,

Что жалокъ я, смѣшонъ и чуденъ,

Что путь ко всѣмъ сердцамъ мнѣ труденъ,

Что мнѣ ужъ было тридцать лѣтъ.

Исмена! можно-ль такъ ругаться?

Я былъ конечно слѣпъ и слабъ;

Теперь не думай посмѣяться,

Знай, больше я тебѣ не рабъ,

И ничего тѣмъ не теряю,

Что вѣтренницу забываю:

А ты потужишь можетъ быть,

Что съ нѣжной, искренней душою

Никто не займется тобою;

Красотъ безъ чувствъ не льзя любить!

ИЗОБРАЖЕНІЕ АНЕТЫ.

Хочу твое изображенье

Я здѣсь, Анета, начертать;

Хочу — какое дерзновенье!

Мнѣ-ль прелести ивои писать!

Гдѣ столько я возьму искуства,

Чтобъ каждою блеснуть чертой?

Чемъ успокою сильны чувства

Воспламененныя тобой?

Мой таетъ взоръ, рука трепещетъ;

Мятется мысль, кипитъ вся кровь,

При каждомъ взглядѣ стрѣлы мещетъ

Изъ глазъ твоихъ мнѣ въ грудь любовь.

Изобразилъ бы станъ прелестный,

Твой милый, благородный видъ,

И въ томныхъ взорахъ огнь чудесный,

Что вдругъ пронзаетъ и живитъ.-

Я начерталъ бы живо, смѣло

Тѣнь черныхъ кудрей и бровей,

Въ ней круглое лице и бѣло

Нѣжнѣйшее самихъ лилей:

На коемъ роза процвѣтаетъ,

Какъ лучь веселія блеснетъ,

И томна блѣдность покрываетъ,

Какъ сердце злая грусть грызетъ;

На коемъ вижу печатлѣнье

Чувствительности я твоей,

Восторгъ, печаль, любовь, смущенье

И знаки нѣжныхъ всѣхъ страстей:

Въ которомъ царствуетъ надъ ними

Невинность въ полной красотѣ,

Претяща взорами своими

Тревожишь сильно страсти тѣ:

На коемъ то улыбка зрится

Твоихъ веселыхъ мыслей въ часъ,

То бисерна слеза катится

Отъ горести изъ темныхъ глазъ:

На грудь прекрасну упадаетъ,

Ліется тонкою струіей

И скорбь душевну утоляетъ

Животворящей теплотой.

Грудь тяжкимъ вздохомъ потрясется,

И больше тяжко не вздохнетъ,

Чувствительное сердце бьется,

Но какъ зефиромъ нѣжный цвѣтъ.

Изобразилъ бы на любезномъ,

На ангельскомъ лицѣ твоемъ

И добродѣтель въ видъ слезномъ

Состраждущую въ бѣдствахъ всѣмъ.

Твою она какъ движетъ руку

На помощь бѣднымъ и покровъ,

Ихъ часто облегчаетъ муку

Изъ устъ твоихъ пріятствомъ словъ.

Я начерталъ бы всѣ движенья,

Всѣ чувствія души твоей,

Чтобъ радости и сожалѣнья

Предметомъ всѣмъ былъ образъ сей:

Чтобъ каждый на тебя взирая,

Тобой былъ втайнѣ восхищенъ,

Тебя любя и обожая,

Къ тебѣ былъ вѣчно прилѣпленъ.

Но для премѣны въ сей картинѣ,

Чтобъ въ зрителяхъ восторгъ родить,

Желалъ бы я тебя въ срединѣ

Собранія изобразить;

Гдѣ всякъ умомъ твоимъ плѣненный,

Твой жадно внемлетъ разговоръ,

Или иной уже влюбленный

Кидаетъ на тебя свой взоръ;

А ты того не примѣчая,

Жива, спокойна, весела,

Какъ будто вѣчно горесть злая,

Тебѣ извѣстна не была.

Бесѣду шуткой оживляешь,

Производя пріятный смѣхъ,

Потомъ ее ты оставляешь,

Очаровавъ собою всѣхъ,

Представилъ бы въ уединеньи

Тебя я въ храминѣ твоей,

Въ глубокомъ съ книгой размышленьне

О ложномъ щастіи людей:

О ихъ лукавствѣ, лицемѣрствѣ,

О нечувствительности ихъ,

О подлой зависти и звѣрствѣ,

О угнѣтаемыхъ отъ злыхъ;

Твое при ономъ содроганье,

Досаду, гнѣвъ и ропотъ твой,

А послѣ гнѣва воздыханье

Съ невольно льющейся слезой.

Я сей красотъ оттѣнкой важной

Въ тебѣ бы божество явилъ,

Предъ коимъ бы повергшись каждой,

Сердечны жертвы приносилъ.

Представилъ бы — - — но вображенье

Тревожатъ милыя черты.

Прими любовь и удивленье

За жертву, коей стоишь ты.

Признаніе вины предъ Анетою въ нѣкоторой, любовной вольности.

Виновенъ, признаюсь, виновенъ — - не душой,

Не сердцемъ, нѣтъ, клянусь; огонь любви святой

На жертвенникахъ сихъ невинности пылаетъ;

Онъ чистъ какъ солнца лучь и вѣчно не сгараетъ,

Сей огнь, который въ нихъ тобою вдохновенъ,

Вселится въ гробъ со мной ничемъ не помраченъ;

Но я — - я человѣкъ, красотъ я силу знаю,

И слишкомъ иногда чувствителенъ бываю . . .

Ужъ былъ бы я давно преступникомъ стократъ,

Когда бы не спасалъ меня твой строгій взглядъ$

Упрекъ невинности въ немъ видя, содрогаюсь,

И чистыя любви въ стихію возвращаюсь?

Прости, что предъ тобой невольно преступилъ;

Увы! я никогда такъ страстно не любилъ.

Наполненъ весь тобой, и стражду, и доволенъ;

Какъ хочешь властвуй мной, забыть тебя не воленъ.

Но только я прошу отъ нѣжности твоей:

Хоть мало будь къ любви чувствительна моей,

Не презирай ее; хоть слабый вздохъ сердечной,

Хоть каплю слезъ излей на пламень страсти вѣчной,

Онъ вздохомъ укрощенъ и утоленъ слезой,

Какъ Весты *) будетъ огнь горѣть передъ тобой?

Какъ божество мое, душевно приношенье

Прими, дай чувствовать на свѣшѣ утѣшенье,

Дай кончить мнѣ мой вѣкъ со изреченьемъ симъ;

Какъ сладко умереть тому, кто самъ любимъ!

• ) Веста богиня непорочности, во храмѣ коей воздвигнутомъ первоначальными Римлянами на жертвенникѣ пылалъ вѣчный огнь невинности, хранимый строго дѣвами, которыя назывались Весталками.

ПѢСНИ.

I.

Что мнѣ радости въ покоѣ, *)

Что я дома вѣкъ сижу,

Забавляюсь тѣмъ въ неволѣ,

Что въ окошечко гляжу?

Всѣ какъ люди веселятся,

Я не знаюся ни съ кѣмъ;

Слезы съ глазъ моихъ катятся…

Чемъ довольной быть мнѣ, чѣмъ?

Безъ друзей, подругъ любезныхъ

Кто на свѣтѣ семъ живетъ?

Кто безъ нихъ часы дней слезныхъ

Въ лѣтахъ младости ведетъ?

Я одна, одна тоскую,

Я не знаюся ни съ кѣмъ:

Заслужила-ль жизнь такую?

Чемъ довольной быть мнѣ, чемъ?

У немилова во власти,

Какъ у ястреба птенецъ,

Жду одной себѣ напасти,

Чтобы мой пришолъ конецъ.

Чувствовать любовь ко свѣту,

И отъ свѣта чуждой быть,

Ничего ужасней нѣту;

Для чевожъ на свѣтѣ жить?

Красота моя нещастна,

Что утѣхи мнѣ въ тебѣ?

Я жестокому подвластна,

Я тяжка сама себѣ.

Естьлибъ былъ другой удобенъ

Нѣжность чувствъ моихъ познать;

Онъ бы не былъ столько злобенъ,

И старался-бъ угождать.

Я нашла бы въ немъ отраду,

Онъ во мнѣ бы видѣлъ рай. —

Ахъ! измѣрь твою досаду

Сердце нѣжно, и страдай.

Всѣ бѣгущъ тебя забавы,

Нѣтъ ихъ, нѣтъ на свѣтѣ семъ;

Принимай однѣ отравы,

Чемъ тебя утѣшить, чемъ?

• ) На голосъ: выйду-ль въ темной я лѣсочикъ: музыка Г. Козловскаго.

II.

Можетъ ли ударъ быть злѣе,

Коимъ рокъ меня сразилъ?

Кто душѣ всево милѣе,

Онъ тово на вѣки скрылъ,

Все въ слезахъ со мною тонетъ,

И напасть мою твердитъ;

Вся природа тяжко стонетъ,

Мнѣ являя страшный видъ,

Кажется, свѣтило дневно

Свой сокрыло ясный лучь,

Небеса взираютъ гнѣвно

Сквозь завѣсу мрачныхъ тучь.

Взоръ куда ни обращаю,

Смерть я вижу предъ собой,

Гласъ любезнаго внимаю

Сострадающій со мной.

"Позабудь меня, вѣщаетъ,

"Тѣмъ спокоить тѣнь мою:

"Стонъ твой въ гробъ мой проницаетъ,

"Сокращая жизнь твою.

"Намъ судьбы опредѣленья

"Не возможно премѣнить,

"И сего уже изтлѣнья

"Ты не можешь оживить.

"Всѣ стеклись случаи злобны

"Насъ съ тобою разлучить,

"Брачныя свѣщи въ надгробны,

"Радость въ слезы превратить.

"Позабудь, что съ безполезной

"Клятвой сердце посвятилъ,

"И со именемъ любезной

"Вздохъ послѣдній изпустилъ, —

"Нѣтъ, тово не позабуду,

Кто въ душѣ моей живетъ,

Лишь надъ прахомъ слезы буду,

Мнѣ другой отрады нѣтъ.

Скорбь моя неизцѣлима

Возрастаетъ отъ тово,

Что во вѣкъ не возвратима

Трата сердца моево.

III.

Несклонный къ нѣжной страсти, *)

Вина моей напасти,

Начто ты грудь мою плѣнилъ?

Начто мнѣ столько милъ?

Свиданій убѣгаешь,

И вздохи презираешь;

Мои слова, мой страстный взглядъ

Тебѣ смертельный ядъ.

Открой мнѣ самъ искуство

Привесть несклонность въ чувство,

Моей любви дай нѣжный гласъ

И болѣе заразъ.

Когдажъ душа плѣненна

Тобой отриновенна,

Скажи мнѣ, какъ суровой быть?

Какъ мнѣ тебя забыть?

Тому я не повйріо,

Чтобъ ты подобно звѣрю

Терзая нѣжну грудь мою,

Въ томъ радость зрѣлъ свою?

Не вижу также славы

Презрѣть любви забавы?

Ея законъ весь принялъ свѣтъ,

Въ тебѣ лишь чувствій нѣтъ!

Мужчинамъ я дивлюся,

И часто имъ смѣюся:

Начнешь любить, они бѣгутъ,

Не любишь, въ плѣнъ идутъ.

Иль можетъ быть иною

Прельщенный красотою

Мои ты ласки всѣ забылъ,

; Ей сердце посвятилъ.

Я въ томъ съ тобой согласна:

Она мила, прекрасна;

Но равную любви моей,

Повѣрь, не найдешь въ ней.

Хоть страстно я пылаю,

Будь ты любимъ, желаю;

Но бойся презрѣнъ бытъ другой

Равно какъ я тобой.

• ) На голосъ: За что меня бранить?

За что меня журить?

IV.

Стремлюсь къ тебѣ всечасно *)

И сердцемъ и душой;

Страданіе ужасно

Въ разлукѣ жить съ тобой!

Мнѣ въ долѣ слезной.

Твой видъ любезной

Еще милѣй стократъ.

Чрезъ степи, горы

Плѣненны взоры

Къ тебѣ летятъ.

Съ тобой мои отрады

Изчезли всѣ какъ тѣнь,

И горесть безъ пощады

Терзаетъ ночь и день.

Начто плѣняться,

Когда разстаться

Намъ лютый рокъ велитъ?

За всѣ напасти

Что въ нѣжной страсти

Насъ наградитъ?

Узнавъ, какъ здѣсь терзаюсь,

Хоть каплю слезъ пролёй,

Я только утѣшаюсь

Горячностью твоей:

И то прельщаетъ,

Коль кто вѣщаетъ

Мнѣ имя дарагой:

Любить, томиться?

Отрадъ лишиться,

Вотъ жребій мой.

• ) Музыка Г. Козловскаго.

V.

Не льщусь твоей взаимной страстью, *)

Не стою можетъ быть тебя;

Теряю всю надежду къ щастью…

Но долженъ утѣшать себя:

Что ты меня не презираешь

За чувства искренни мои,

Меня жалѣешь, сострадаешь

И кажешь ласки мнѣ твои.

Не знатность рода и богатство

Даютъ намъ право на любовь;

Но нѣжность, искренность, пріятство

И страсть, что движетъ духъ и кровь.

Коль я не знаю лицемѣрить,

Такъ стою, чтобъ меня любить;

Свое мнѣ можешь сердце ввѣрить,

Я пламенно могу любить.

Могу я съ жаромъ неизмѣннымъ

Безсмертну страсть къ тебѣ питать,

И всѣмъ сокровищамъ безцѣннымъ

Одну тебя предпочитать.

Рѣшись тѣ ласки, сожалѣнье

Въ любовь ко мнѣ перемѣнить:

Ты видишь все мое мученье;

Такъ стою, чтобъ меня любить.

• ) Музыка Г. Козловскаго.

VI.

Бесѣдуя съ тобою

Я самъ себя забылъ,

Тебя я всей душою

На вѣки полюбилъ.

Не смѣлъ тебѣ открыться,

Но взоромъ всіо сказалъ;

Какъ часъ пришелъ проститься,

Я тайно воздыхалъ.

Спѣша мнѣ въ край безвѣстный,

Я въ мысляхъ говорилъ:

Прости цвѣтокъ прелестный,

И горьки слезы лилъ.

Узрю-ль тебя, не знаю,

Но буду вспоминать;

Я страсть къ тебѣ питаю

И буду вѣкъ питать.

Открытностью моею

Хоть виненъ предъ тобой;

Люблю, и съ рѣчью сею

Я вѣкъ окончу мой.

Любиму быть не въ волѣ,

Не въ волѣ не любить;

Не льзя въ своей намъ долѣ

Судьбы перемѣнить.

ѴІI.

Охъ! какъ то мнѣ жить!

Охъ! какъ не тужить!

Отъъзжаешь,

Покидаешь

Милъ сердечной меня. 2.

Голубчикъ ты мой!

Разлучусь я съ тобой;

Здѣсь не будешь,

Позабудешь,

Что была я твоя.

А я молода

Буду помнить всегда,

Какъ со мною

Съ молодою

Миловался дружокъ.

Дорожкой пойду

Во зеленомъ саду;

И листочки,

И цвѣточки

Всѣ поблекнутъ, мой свѣтъ.

А гдѣ ты съ другой

Свыкнешся, дарагой,

Въ дни весенни

Дни осенни

Тамъ проглянутъ для васъ.

Вздохни обо мнѣ

На чужой сторонѣ;

Вспомянувши,

Воздохнувши

Прослезися хоть разъ.

А я безъ тебя

Изсушу всю себя;

По разлукѣ

Буду въ скукѣ

Лишь тебя вспоминать.

VIII.

Мучь меня, жестокая любовь,

Сожигай мою кипящу кровь:

Я нещастна

Тщетно страстна,

Хочу умереть,

Не могши узрѣть

Въ страсти злой успѣха;

Тамъ моя утѣха,

Чтобъ безъ пользы вѣкъ любить?

Кѣмъ я стражду, кѣмъ я жизнь гублю,

Тотъ не знаетъ, что ево люблю:

Сердце страстно

Ждетъ всечасно,

Чтобъ мукамъ внялъ онъ;

Ахъ! тшетенъ мой стонъ

Я горю, но страсти

Въ лютой сей напасти

Не могу ему открыть.

Не могу тово открыть ему,

Что любезенъ сердцу моему;

Стыдъ мѣшаетъ,

&n bsp; Страсть терзаетъ;

Въ сей лютой борьбѣ,

Въ сей горькой судьбъ

Вѣкъ лишенна воли,

И жестокой боли.

Не могу я облегчить.

Эхо! сквозь лѣса промчи мой стонъ,

Повтори, чтобъ плачь мой слышалъ онъ,

Чтобъ любезный

Рокъ мой слезный

Собой облегчилъ:

Онъ сердце пронзилъ;

Пусть любви въ награду

Дастъ хоть ту отраду,

Чтобъ хоть каплю пролилъ слезъ.

IX.

Музыка Г. Козловскаго.

Лети къ моей любезной

Ты пѣсенка моя,

Представь ей рокъ мой слезной,

Скажи, какъ страстенъ я.

Поди въ прелестны руки,

Предстань ея очамъ,

Скажи сердечны муки

Небеснымъ красотамъ.

Скажи, что лучшей доли

Не стану я желать,

Какъ сладкой лишь неволи

Ея законъ внимать.

Когдабъ всѣ свѣта троны

Въ мою давали власть,

Не презрилъ бы короны,

Чтобъ въ ней предъ нею пасть.

Сказалъ бы: вотъ вселенна,

Коль хочешь обладать,

И вотъ душа плѣненна,

Рѣшись повелѣвать.

Напоминай всечасно,

Что жизнь безъ ней мнѣ адъ,

И всіо, что есть прекрасно,

Ея одинъ лишь взглядъ.

Тверди мое стенанье,

На жалость призывай,

И вырвавъ состраданье,

Ко мнѣ его склоняй.

Скажи, что облегченье

Я въ томъ единомъ зрю,

Когда въ слезахъ, мученьѣ

&nb sp; Тебя сто разъ пою.

Завидую судьбинѣ

Я пѣсенка, твоей,

Какъ щастлива ты нынѣ

Въ рукахъ драгой моей!

Небесныя лобзаешь

Ты прелести ея,

Не стонешь, не вздыхаешь?

Не рвешся такъ какъ я.

Ахъ! естьлибъ хоть минуту

Я въ равной долѣ былъ!

Иль грусть прервалъ бы люту,

Иль грудь мрю пронзилъ.

Скажи, что ожидаю

Отвѣта отъ него,

Надѣюсь, унываю,

Смерть, щастье въ ней моіо.

X.

На ревность.

Естьли ищешь безмятежныхъ

И пріятныхъ въ жизни дней,

Не терзай ты чувствій нѣжныхъ

Тщетной ревностью твоей.

Какъ былинку изсушаетъ

Непрестанный солнца зной,

Злая ревность такъ снѣдаетъ

Нашу радость и покой.

Нѣтъ, красавицы не знаютъ

Власть красотъ своихъ цѣнить,

Естьли такъ ихъ унижаютъ,

Что имъ можно измѣнить.

Я въ твоихъ прелестныхъ взглядахъ

И невинность сердца зрю;

Тѣмъ вѣрнѣй въ моихъ отрадахъ,

Тѣмъ я болѣе горю.

Естьли съ жаромъ и вѣщаю

О красавицѣ иной,

Вмигъ еіо позабываю,

Лишь увижуся съ тобой.

Таль измѣна, чтобъ прельщаться?

&n bsp; Иль всего себя отдать?

Я могу одной плѣняться,

А другую обожать.

И во вѣки не разстрою

Тѣмъ пріятнѣйшихъ забавъ$

Съединили насъ съ тобою

Склонность, свычка, дружба, нравъ.

Въ томъ съ тобой лишь не согласенъ,

Сто безъ ревности люблю,

Не хочу я быть ужасенъ,

И утѣхъ не погублю.

XI,

Подозрѣніе въ холодности.

Естьлибъ вѣдалъ ты, жестокой,

Какъ я мучусь безъ тебя,

Ты давно бы путь даліокой

Совершилъ, меня любя.

Нѣтъ, ты мало понимаешь

Власть всесильну страсти злой,

Мало, мало сердце знаешь

Вспламененное тобой!

Равнодушіе ужасно!

Какъ умедлить хоть часомъ?

Нѣтъ, меня не любишь страстно;

Чтожъ помыслить мнѣ о томъ?

Для чего, любовникъ хладный,

Ты мнѣ страшны клятвы далъ?

Для чего ты безотрадный

Пламень въ душу мнѣ вліялъ?

Возвратясь, не медли болѣ,

Естьли хочешь живу зрѣть;

Пожалѣй, нѣтъ силъ ужъ долѣ

Быть въ сомнѣньи и терпѣть.

Для сердецъ взаимно плѣнныхъ

Могутъ ли препятства быть?

Поспѣши, дай вожделѣнныхъ

Брачныхъ узъ покой вкусить,

Естьлижъ время и отсутство

Изтребили пламень твой,

Естьли … о ужасно чувство!…

Нѣтъ, не вѣрю я, … ты мой….

Вѣчно, мой, меня ты любишь,

Ты чувствителенъ какъ я;

Нѣтъ, меня ты не погубишь,

Ты мой вѣчно, я твоя.

XII.

Гдѣ, въ какой странѣ блаженной

Есть отрада въ грусти злой?

Я пойду на край вселенной,

Естьли тамъ найду покой.

Въ шумномъ свѣтъ, гдѣ всіо лживо,

Гдѣ любви и дружбы нѣтъ.,

Можно-ль, можно-ль жить щастливо;

Средь моихъ цвѣтущихъ лѣтъ.

Что мнѣ пользы въ чувствахъ нѣжныхъ,

Въ искренней душѣ моей?

Утѣшителей надежныхъ

Больше нѣтъ уже для ней.

Нѣтъ любви, ни дружбы болѣ

Въ томъ, кто клялся вѣкъ любить;

И должна я по неволѣ

Свѣтъ оставить и забыть.

Вы мѣста, мѣста прелестны,

Гдѣ давно живетъ мой духъ,

Гдѣ печали не извѣстны,

Гдѣ о нихъ забытъ и слухъ!

Вы въ свой рай меня примите,

Успокойте на лугахъ,

И съ природой подружите

Въ темныхъ рощахъ и лѣсахъ.

Ей мои всѣ чувства нѣжны?

Мысли, душу посвящу;

Тамъ минуты безмятежны,

Тамъ отраду я сыщу.

Ахъ! когдабъ еще такое

Сердце тамъ могла плѣнить,

Сердце доброе, простое,

Чтобы вѣкъ могло любить!…

XIII.

Музыка Г. Козловскаго.

Плѣненно сердце нѣжной Лилой,

Вотъ радостей твоихъ предметъ;

Ея невинной взоръ и милой

Велитъ тебѣ забыть весь свѣтъ.

Цвѣтущу зря красу и младость,

Нечувственнымъ возможно-ль быть?

И пѣнія внимая сладость,

Возможно-ль пламень утаить?

Въ тебѣ одной, драгая Лила,

Собранье вижу всѣхъ пріятствъ,

Въ тебѣ одной соединила

Природа тьму своихъ богатствъ.

Дала тебѣ волшебны взгляды

Въ одно мгновенье побѣждать,

И вдругъ мученье и отрады

Въ сердцахъ чувствительныхъ рождать.

Въ лицѣ твоемъ напечатлѣла

Румянецъ съ бѣлизной лилей;

Она изобразить хотѣла

Невинность тѣмъ души твоей.

Твой станъ украсивъ простотою

И стройность сохраня во всемъ,

Природа хитрою рукою

Явила совершенство въ немъ.

Какъ мягкой ленъ вкругъ шеи бѣлой

Віются нѣжные власы,

Какіе пишетъ кистью смѣлой

Художникъ рѣдкой для красы.

Твой голосъ, каждое движенье

Для сердца новая стрѣла;

Восторгъ его, оцѣпененье

Тебѣ неложная хвала.

О какъ тотъ щастливъ и доволенъ,

Кто сердцемъ властвуетъ твоимъ!

Онъ самъ въ оковахъ и неволенъ,

Но каждый бы желалъ быть имъ.

Завидовать сей лестной долъ,

Напрасно грудь свою томить;

А быть у Лилы вѣкъ въ неволѣ,

Съ чемъ можно щастье то сравнить?

ЗАГАДКИ.

I.

Я точно человѣкъ, и въ етомъ я не лгу:

Съ ногами и руками,

Съ такими же глазами,

Съ такими же ушами;

Ходить и говорить, хоть живъ я, не могу.

II.

Несчетны въ мірѣ семъ родились пользы мною;

Собраній и бесѣдъ бываю красотою,

Кусаюсь больно я, хотя зубовъ и нѣтъ,

Иль смерти тѣмъ, или виной бываю бѣдъ.

Я должности своей отнюдь не прерываю,

Но порчѣ никогда себя не подвергаю.

Въ затворничествѣ я природою рожденъ

И ею къ жизни тамъ и смерти осужденъ.

А ежели мое жилище оставляю,

То безполезенъ бывъ, въ мученьяхъ умираю:

Въ Мароккѣ, въ Турціи есть тотъ обычай злой,

Есть и въ Европѣ онъ, чтобъ рушить мой покой

Изъ дому моего свирѣпымъ изторженьемъ:

Но здѣсь, любезные-читатели мои,

Подъ кроткимъ съ вами я и истиннымъ правленьемъ

Вѣкъ буду презирать обычаи сіи;

И сей жестокости я не страшуся съ вами…

Премудрость правитъ нами.

III.

Я часто спереди цѣны довольной стою;

А сзади завсегда не значу ничего:

Однакожъ тамъ люблю похвастать въ высотѣ;

Непротивъ спереди люблю невидимъ быть.

Купецъ напереди хотя меня имѣетъ;

Но назади имѣть себѣ вмѣняетъ въ стыдъ:

А тѣ, которымъ я служу лишь только сзади;

Желалибъ всей душой и спереди имѣть.

Есть люди: я служу имъ спереди и сзади;

Но много и такихъ, которые къ нещастью

Ни спереди меня, ни сзади не имѣютъ.

ІѴ.

Скажите: какъ назвать дорогу ету должно,

Которой ходимъ мы и лѣтомъ и зимой,

По коей никому проѣхать не возможно?

Когда идутъ по ней увѣчный и хромой,

Аршинахъ на пяти разъ десять отдыхаютъ,

Тутъ и здоровые частенько упадаютъ.

V.

Четыре буквы я различныя имѣю,

Полезна и вредна для свѣта быть умѣю.

Чтобъ оба свойства тѣ противны разобрать,

Сначала иль съ конца мнѣ должно силу дать:

Я съ силою въ концѣ весь смертныхъ родъ питаю,

Безмѣрно имъ нужна и жизнь ихъ продолжаю.

Скачала силу дай; признается весь свѣтъ,

Сколь лютый отъ меня бываетъ людямъ вредъ;

И нѣтъ ужаснѣе меня для человѣка;

Я адомъ жизнь творю, концемъ бываю вѣка.

VI.

Коль хочешь должность ты узнать мою, читатель!

Лишь укажи, куда, я тотчасъ полечу

Ошъ одново конца вселенной до другова.

Храня секретъ; прейду моря лѣса и горы.

Подобна многимъ зря, не свѣдаетъ никто,

Что значу я, и кто за чемъ меня послалъ:

Нося въ себѣ твои я мысли, ихъ не знаю;

Но ты къ комубъ меня ни захотѣлъ послать,

Умѣю всякому ихъ вѣрно расказать.

VII.

Буквъ равное число въ себѣ я заключаю

И тѣхъ же самыхъ буквъ; когда я цѣлъ бываю,

Тогда ужасную могу смиришь войну,

Отвергну мечь враговъ, ихъ злобу пожену,

Тогда я возвращу женѣ ея супруга,

А другу друга,

И токи на поляхъ кровавы не текутъ.

Когдажъ вторый мой членъ на полы разсѣкутъ;

Вдругъ безпредѣльное пространство мнѣ дадутъ,

Всѣ смертные во мнѣ какъ граждане живутъ,

И всяка тварь тогда войдетъ въ мою ограду,

Коснусь небесъ и сниду къ аду.

VIII.

Видали-ль вы когда полъ нѣжной и прекрасной

Среди мечей, огня, средь битвы преужасной

Въ слезахъ, имѣющій растрепаны власы;

Терзающій свои одежды и красы,

Который съ яростью въ рядъ воиновъ летаетъ,

Кричитъ, сражается, сражая умираетъ.

Не бывъ онъ ни щитомъ, ни шлемомъ покровенъ,

Единой храбростью и мной вооруженъ;

Коль въ женскихъ я сердцахъ тотъ пламень возжигаю,

Съ непобѣдимыми героями равняю:

Но съ похвалой о мнѣ не говоритъ никто.

Бывали смертные, которые за то,

Что прибыль принесу, что мною побѣждаютъ,

Меняжъ за то казнятъ, меня же охуждаютъ.

IX.

Я путешествуя мой домъ ношу съ собой

И не страшуся въ немъ погоды никакой.

Хожу тихохонько: безъ моего жилища

Никто нигдѣ меня не узритъ никогда;

Живу одна всегда,

И даже самая въ мой домъ не входитъ пища;

Однакожъ тамъ зимой

Запершись, не терплю я нужды никакой.

Я странно создана: природа такъ хотѣла,

Чтобъ я ни рукъ, ни крыльевъ не имѣла;

Но голову могу высоко возносить,

Глаза куда хочу, могу стремишь,

И лучше я людей на небеса взираю.

Великую при томъ я рѣдкость заключаю:

Имѣя даръ плодотворить.

Имѣю силу я плодородить.

Я первою всѣхъ золъ виною,

Въ которы ввергся человѣкъ;

А безъ меня онъ велъ бы вѣкѣ

Среди блаженства и покою.

Имѣю въ разныхъ я владычество мѣстахъ,

Во градъ, при дворъ и въ деревняхъ;

А тѣ которы мнѣ всѣхъ больше угождаютъ,

Въ столицахъ время провождаютъ,

Мнѣ жертвы принося. — Имѣю я дѣтей

И вѣтренныхъ и умныхъ;

Для первыхъ прибыли въ услугѣ нѣтъ моей;

Но много отъ меня есть пользы для разумныхъ;

Вокругъ качелей каждый годъ

Толпится для меня народъ.

Сколь много для меня нещастныхъ

Теряли жизнь свою во случаяхъ опасныхъ!

Не можно о себѣ еще яснѣй сказать. —

Читатель, думаю, успѣлъ ужъ отгадать;

А естьли отгадать охоту онъ имѣетъ,

То безъ сомнѣнія меня ужъ разумѣетъ.

XI

Весьма полезну вещь мы въ свѣтѣ составляемъ;

Во упражненьи насъ найдешь всегда одномъ,

Въ безперерывномъ мы движеніи бываемъ;

Однакожъ не въ такомъ,

Чтобъ съ мѣста перейти въ другое;

Движенье наше есть совсѣмъ иное.

Лежимъ, стоимъ, и движемся всегда;

Остановляемся тогда,

Когда свое скончаемъ мы теченье.

Насъ въ міръ тьма; у всѣхъ едино упражненье.

Имѣютъ многіе по нуждъ насъ;

А прочіе для щегольства, для глазъ.

Одни насъ лентами искусно украшаютъ,

Другіе цѣпи надѣваютъ:

А дерево, металлъ

И камни разнородны

Для жизни нашея весьма пригодны.

Когдабы человѣкъ совсѣмъ о насъ не зналъ

Онъ всѣ не во время дѣла бы исправлялъ.

XII.

Чистъ, ясенъ какъ алмазъ, но дорогъ не бываю:

Рожусь отъ магаери, и самъ ее рождаю.

XIII.

Не можно въ обществѣ всѣхъ насъ перещитать

А должно знать,

Что въ маломъ шарикъ мы всѣ помѣщены:

Тамъ бывъ заключены,

Летаемъ, бѣгаемъ повсюду безпрестанно;

И землю и моря, и небо мы пространно

Въ единое почти мгновенье обтекаемъ;

Но часто такъ въ своемъ пути мы заблуждаемъ,

Что наконецъ летя въ безмѣрной высотъ,

Теряемъ тамъ себя во мглѣ и темнотѣ.

XIV.

Хотя я и страшна, хоть мраченъ образъ мой;

Но смертнымъ приношу отраду и покой.

Являясь имъ, себѣ сопутника имѣю,

И съ нимъ безмолвіе вездѣ обильно сѣю;

Въ которомъ человѣкъ свой къ знанью жадный умъ

Вручаетъ мудрости, исполненъ важныхъ думъ.

Но рѣдкіе для сихъ причинъ меня встрѣчаютъ;

А болѣе меня во зло употребляютъ.

Порочны замыслы, любовныя дѣла,

Вотъ все, чемъ многимъ я полезна быть могла;

XV.

Имѣя пять отверзтій цѣлыхъ,

Мы служимъ лѣтомъ и зимой*

Красавицы насъ бѣлыхъ

Считаютъ для себя красой.

Пять братьевъ насъ; коль вмѣстѣ всѣ бываемъ,

Цѣны своей мы не теряемъ;

Но одного лишась, не стоимъ никакой:

Насъ мечутъ всѣхъ тогда съ презрѣньемъ.

Бывъ прежде украшеньемъ,

Потомъ бываемъ вещію пустой,

Любовники насъ презираютъ,

Когда своихъ любезныхъ лобызаютъ*

XVI.

Я съ обоихъ концовъ отверзтіе имѣю;

Однакожъ грѣю.

Я широка, мягка, продолговата,

Довольно пухловата

И шерстію кругомъ обнесена.

Для одинаковыхъ двухъ членовъ я нужна,

Которы ежели въ меня кто вложитъ,

Согрѣться скоро можетъ.

XVII.

Чемъ больше изъ меня таскаютъ,

Тѣмъ больше становлюся я:

Боится вверьхъ смотрѣть, кто ходитъ близь меня,

И многіе меня страшася, объѣзжаютъ.

XVIII.

Рождаюсь я на свѣтъ какъ ночью, такъ и днемъ,

И умираю вдругъ въ рожденіи своемъ.

Никто меня не ждетъ; но я всѣхъ посѣщаю,

И сей незапностью ихъ сильно поражаю;

А тотъ, кто слѣдуетъ за мной.чрезъ мало время,

Шумитъ, трещитъ, реветъ, страшитъ всѣхъ смертныхъ племя.

XIX.

Я треугольника видъ точный представляю,

Въ поляхъ я завсегда гулянье провождаю.

И какъ я мать мою хочу поцѣловать,

То тотъ же часъ начну ее зубами рвать.

XX.

Названіе одно съ животнымъ я ношу

И цвѣтъ имѣю одинакой,

Безгласна говорю, даю, прошу,

Изтолкователемъ бываю страсти всякой:

Любилъ меня старинный свѣтъ;

А нынѣ на меня ужъ моды нѣтъ.

Любимое мое жилище прежде было

На свѣжемъ чемъ нибудь, а нынѣ тамъ, гдѣ гнило.

XXI.

Отъ тайны я свое

Имѣю бытіе;

А ремесло мое

Все дѣлать то, что умъ прикажетъ,

Что сердце скажетъ.

Мной въ жизни множество прославилось людей;

Боится всякъ меня, коль я въ рукахъ судей

Неправедныхъ и злобныхъ,

Иль имъ подобныхъ.

Велика ли я вещь; но многое творю;

Смѣхъ, слезы, щаетье, смерть; но днесь животъ дарю

И благоденствіе лію на миліоны,

Изобразивъ божественны законы,

Которы царствуютъ въ безсмертный ПАВЛОВЪ вѣкъ,

Отъ коихъ океанъ безцѣнныхъ благъ изтекъ.

XXII.

Хоть не планета я, но въ воздухѣ ношусь,

И въ образѣ землѣ подобнымъ я кажусь:

Какъ между волнъ корабль, межь облакъ пролетаю,

И многихъ я къ лунѣ поближѣ придвигаю.

Отгадки.

I. Никто не можетъ похвалиться,

Что-бъ началъ тотъ ходить, кто чуть успѣлъ родиться.

II. Языкъ. III. Кошелекъ косной и денежной. IV. Лѣстница. V. Мука и мука. VI. Письмо. VІІ. Миръ и міръ. VIII. Отчаяніе. IX. Улитка. X. Любопытство. XI. Часы. XII. Ледъ. XIII Мысли. XIV. Ночь. XV. Перчатки. XVI. Муфта. XVII. Яма. XVIII. Молнія. XIX Борона. XX. Мушка. XXI. Перо. XXII. Монгольфіеровъ шаръ.

ХОРЫ.

I.

Въ священнѣйшій день Коронованія ИХЪ

ВЕЛИЧЕСТВЪ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА

Всероссійскаго ПАВЛА ПЕТРОВИЧА I. и супруги ЕГО

ИМПЕРАТРИЦЫ МАРІИ ѲЕОДОРОВНЬІ. *)

Какія солнцы озаряютъ

Неколебимый Росскій тронъ?

Въ божественной четъ сіяютъ

Лучи отъ царскихъ двухъ коронъ.

Не возврашенъ ли намъ судьбиной

Великій ПЕТРЪ съ ЕКАТЕРИНОЙ?

Се ПАВЕЛЪ Первый и МАРІЯ!

Се подданнымъ Отецъ и Мать!

Ты въ жертву имъ должна Россія,

Свою всю душу изліять.

Съ любовью мудрость съединилась;

Ты въ кратки дни преобразилась. .

Уже правленія кормило

Направило твой вѣрный ходъ,

И правосудіе открыло,

Чемъ будетъ щастливъ твой народъ.

Ліются милости рѣками;

О ПАВЕЛЪ! царствуй вѣкъ надъ нами!

• ) На сей и послѣдующіе хоры музыка сдѣлана Г. Козловскимъ.

II.

На заключеніе мира съ Оттоманскою Портою въ 1791 году,

къ празднеству въ Яссахъ,

Забудемъ брань кроваву;

Низходитъ съ неба миръ.

Прехрабрыхъ Россовъ славу

Едва вмѣщаетъ міръ.

Ни море имъ, ни суша

Не сдѣлали преградъ:

Всѣ ковы злыхъ разруша,

Низвергли гордость въ адъ;,

Герои! насладитесь

Плодами чудныхъ дѣлъ;

Весельемъ возноситесь

Вселенной за предѣлъ.

Отечество драгое

Въ объятія васъ ждетъ,

И время золотое

Къ забавамъ васъ зоветъ.

III.

Въ день Рожденія

Его Высокопревосходительства

Льва Александровича Нарышкина,

отъ лица друзей его.

Музыкою и пѣніемъ въ дѣйство произведенъ

сей хоръ февраля 26 дня 1794 года,

въ городскомъ его домѣ.

Съ восторгомъ нашимъ гласы звучны

Несутся къ щедрымъ небесамъ,

Что дни твои благополучны

Они хранятъ въ отраду намъ.

Душа забавъ! всегда ты съ нами *)

Твои веселія дѣлишь,

Владѣешь нашими сердцами,

Въ своемъ намъ домѣ рай творишь.

Да Ангелъ твой живетъ въ тобою,

Съ твоимъ семействомъ дорогимъ!

Оно цвѣтетъ какъ садъ весною

Подъ небомъ яснымъ и златымъ,

Для Польскаго.

Все согласіемъ здѣсь дышетъ,

Все блаженствуетъ съ тобой;

Дружба здѣсь уставы пишетъ,

Здѣсь веселье и покой.

Небеса! сей домъ храните!

Вы, друзья, дей день почтите!

Въ пѣсняхъ съ чувствами согласныхъ

Торжествуйте вы его,

И временъ желайте ясныхъ

Для семейства вы сего.

Небеса! сей домъ храните!

Вы, друзья, сей день почтите!

• ) Сей куплетъ былъ пѣть внукою Льва Александровича Еленою Александровною Нарышкиною при играніи на фортепіано.

А Марья Львовна Нарышкина акомпанировала на Арфѣ.

IV.

На Высочайшее

ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

посѣщеніе дому

Льва Александровича Нарывдкина

въ 1795 году.

Незапно домъ нашъ озарился

Давно желаннымъ торжествомъ,

Во храмъ блаженства превратился

Пресвѣтлымъ Россовъ божествомъ.

О мыслей рай! — не такъ денница

Пріятна рощамъ и лугамъ,

Какъ ТВОЙ сюда приходъ, Царица,

Отраденъ искреннимъ сердцамъ.

Восторги ихъ нашъ взоръ вѣщаетъ,

Дороже вѣка намъ сей часъ:

Твой взглядъ спокойствіе вливаетъ,

Какъ нектаръ сладостенъ твой гласъ,

Для Польскаго.

Всіо цвѣтетъ въ Твоемъ народѣ

И блаженствуетъ ТОБОЙ;

Такъ свѣтило всей природѣ

Жизнь вдыхаетъ теплотой.

Ничего нѣтъ справедливѣй,

Что теперь мы всѣхъ щастливѣй.

Наслаждаемся присутствомъ

Мы Владычицы своей;

Взоромъ, мыслью, сердцемъ, чувствомъ

Благодарны вѣчно ЕЙ.

Ничего нѣтъ справедливѣй,

Что теперь на всѣхъ щастливѣй.

Въ день Рожденія

Его Высокопревосходительства

Александра Львовича

Нарышкина.

Музыкою и пѣніемъ въ дѣйство произведенъ

сей хоръ 14 дня Апрѣля 1799 года.

отъ лица его семейства.

Какихъ сравнится дней сіянье

Съ симъ нашего веселья днемъ?.

Прими, прекрасное собранье,

Сердечное участье въ немъ.

Одинъ голосъ*

Рожденье чтимъ и воспѣваемъ *)

Отца любезна юныхъ чадъ,

Всѣ нѣжны чувства посвящаемъ

Творцу ихъ щастья и отрадъ.

Свое семейство зря блаженнымъ,

Онъ самъ доволенъ и блаженъ;

А въ дружбѣ съ обществомъ почтеннымъ

Самъ въ обществѣ любимъ, почтенъ.

Для Польскаго.

Больше въ свѣтѣ нѣтъ забавы,

Какъ отъ всѣхъ любимымъ быть,

Выше всякихъ титлъ и славы

Въ щастьи ближнему служить.

Кто такъ жизнь свою устроилъ,

Тотъ на вѣкъ свой Духъ спокоилъ.

Тотъ, котораго рожденье

Торжествуемъ въ пѣсни сей,

Зритъ свое изображенье,

Зритъ и наши чувства въ ней:

Такъ онъ жизнь свою устроилъ,

И на вѣкъ свой Духъ спокоилъ.

• ) Сей куплетъ и другой послѣдующіе были пѣты дочерію Его Высокопревосходительства Александра Львовича Еленою Александровною при играніи въ корнь де бассетъ.

На рожденіе

Ея Высокопревосходишельства

Марины Осиповны

Нарышкиной

въ 20 день Іюля,

празднованный въ мызѣ Левендалѣ.

Безмолвное уединенье,

Жилище дружбы и красотъ,

Гласи мое по рощамъ пѣнье

Какъ тихое журчанье водъ.

Я не хочу, чтобъ звуки лирны

Прервали сладостный покой;

Пусть дуновенія зефирны

Разносятъ кротко ихъ съ собой.

Быть можетъ, какъ въ тѣни прохладной

Найдутъ владычицу твою,

Отдохновенья въ часъ отрадной

Онъ внушатъ ей пѣснь мою.

Въ сей день на свѣтъ она родилась

Съ любезной, ангельской душой,

И добродѣтель вопарилась

Надъ младостью и красотой.

Жила въ ней, съ нею возрастала

Среди прекрасныхъ жизни дней;

Живетъ, и паче возсіяла

Вечерней лѣтъ ея зарей.

Богъ благоденствомъ, Царь щедротой

Ее достойно наградилъ. —

Блаженъ, кто на землѣ добротой

Покой и щастье утвердилъ!

Внушите вы, Зефиры нѣжны,

Что видимъ рай, когда мы съ ней;

Пой дни пріятны, безмятежны

Любезнѣйшихъ сихъ мѣстъ Орфей. *)

Пой ихъ владычицу со мною,

Которою сей рай цвѣтетъ,

Котора щедрою рукою

Довольство намъ, покой даетъ.

Пой нѣжну мать, благословенну

Обиліемъ прекрасныхъ чадъ,

Супругу властію почтенну

Надъ домомъ для его отрадъ.

Да будутъ нерушимы въ вѣки

Согласіе и дружба въ немъ!

Отъ нихъ живутъ лишь человѣки

Спокойно въ щастіи своемъ;

• ) Г. Козловскій.

Для Серенады въ Левендалѣ

ко дню имянинъ

Ея Высокопревосходишельства

Марины Осиповны

Нарышкиной.

(Музыка Г. Козловскаго.)

Завѣса тонка лѣтней ночи

Спустилась съ голубыхъ небесъ,

Закрыла дремлющія очи,

И сонъ мечты уже принесъ.

Кто сердцемъ чистъ, тотъ безмятежно

Вкушаетъ сладости его —

Сонъ будетъ разсыпать ихъ нѣжно

И въ нѣдръ ложа твоего.

Иди, покоемъ насладися

И къ новымъ радостямъ проснися.

Приношеніе Маринѣ Дмитріевнѣ перворожденной

дочери Ихъ Превосходительствъ Дмитрія Ивановича

и Маріи Антоновны Нарышкиныхъ, при крещеніи ея

въ 10 день ноября 1798 года.

Супружеской любви лобзая первый плодъ,

Младенца милаго, дщерь нѣжную красотъ,

Родителямъ своимъ надежду, утѣшенье,

Сердечнымъ чувствамъ ихъ награду, наслажденье,

Могу-ль не чувствовать восторгъ въ душъ моей?

Украситъ нѣкогда цвѣточикъ юный сей

Прелестный садъ семействъ благословенна рода

Какъ роза, какъ нарциссъ въ пріятно время года;

А можетъ быть, чего не льзя не ожидать,

Заставитъ онъ себя любишь и обожать.

Родителей своихъ подобье совершенно

Возможетъ ли не быть любимо и почтенно?

Дитя! не прежде я весь блескъ увижу твой,

Какъ старость мнѣ чело покроетъ сѣдиной?

И вспомнивъ, какъ тебя я зналъ отъ колыбели,

Не воздохну, что дни такъ скоро пролетѣли,

Но радости слезу изъ тусклыхъ глазъ пролью,

Что зрѣлъ младенчество, и юность зрю твою.

НАДПИСЬ

къ портрету Его Свѣтлости

Канцлера, Князя Александра Андреевича

; Безбородка.

писанному Лампіемъ.

Се образъ, въ коемъ зримъ блистательны черты

Высокаго ума, душевной доброты.

Вельможа и министръ и титломъ и дѣлами,

Достигъ величія великими трудами.

Сынъ, другъ отечества, всегда неколебимъ,

Почтенъ для общихъ пользъ, и славенъ, и любимъ,

Князь Безбородко симъ блистать въ потомствѣ будетъ;

Отечество его во вѣки не забудетъ.

Благодарность за предстательство

Его Высокопревосходительству

Александру Львовичу

Нарышкину,

при пожалованіи его Орденомъ Св. Апостола

Андрея Первозваннаго, 5 Маія 1799 года.

Давно-ль обрадованъ тобою

Я былъ въ нещастій моемъ!

Теперь ты самъ своей чредою

Утѣшенъ Богомъ и Царемъ.

Такъ въ слѣдъ за добрыми дѣлами

Своими вѣрными стезями

Награда шествуетъ всегда;

И ими кто взведенъ на щастье,

Тому не страшно бѣдъ ненастье,

Тотъ не смутится никогда.

МОНАРХЪ, — не давно на престолѣ,

И столь ужъ много возгремѣлъ!

Благъ, правъ во всемогущей волѣ,

Онъ благодать небесъ обрѣлъ;

Щедротой удивилъ вселенну,

Возсталъ на гидру разъяренну;

Богъ мечь Его благословилъ:

Побѣда за побѣдой мчится,

Весь свѣтъ воззвать къ нему сщремится,

Чтобъ ОНЪ его спасеньемъ былъ,

И будетъ. — Для души великой

Препятствій нѣтъ: рече и бысть:

А въ славѣ зря ЕГО толикой,

Какая можетъ сильна кисть

Сравниться съ похвалою свѣта?

ОНЪ будетъ жить въ ней вѣчны лѣта,

Но всѣхъ ЕГО славнѣе дѣлъ,

Что добродѣтель ОНЪ возвелъ,

Что ей отверзлася дорога

Во внутренность ЕГО чертога.

Достоинства престолу прямо

Съ лицемъ открытымъ предстоятъ,

Судъ истины и милость тамо

Законы подданнымъ гласятъ;

Тамъ предстоишь и ты — спокойно:

Тамъ щедро, праведно, достойно

Знакъ новый милостей Царя

Тебя, всѣмъ въ радость, украшаетъ.

Такъ добродѣтель процвѣтаетъ,

Такъ щастливъ всякъ, добро творя.

Его Высокопревосходительству

Льву Александровичу

Нарышкину,

при поднесеніи экземпляра предъидущихъ стиховъ.

Тебя блескъ почестей уже не удивляетъ,

Ты въ храмѣ щастья самъ на перьву степень сталъ:

Но блескъ твоихъ дѣтей еще тебя плѣняетъ.

Ты имъ отеческо благословенье далъ,

Да шествуютъ въ сей храмъ путемъ непреткновеннымъ,

Со крототью души и съ сердцемъ несмущеннымъ:

Да Богъ и Государь, всесильна коихъ власть

Все правитъ на земли, и ихъ управятъ часть. —

Ты видишь, тайный гласъ души твоей Богъ внемлетъ,

И нѣжно въ свой покровъ дѣтей твоихъ пріемлетъ:

Ты видишь, что МОНАРХЪ, котораго Отецъ

Блаженства твоего начальный былъ творецъ,

Тебѣ и имъ равно сталъ нынѣ благодѣтель,

За ихъ и за твою высоку добродѣтель.

Стремленья щастія не бойтесь вы сего;

Вы честностью души достигли до него.

На кончину

Его Высокопревосходительства

Льва Александровича

Нарышкина

Декабря въ 10 день, 1799 года.

Кончина праведныхъ есть вѣчный имъ животъ,

Предѣлъ всѣхъ горестей и суетныхъ заботъ;

Ихъ чистая душа, что въ бреніи томится,

Съ Началомъ и Душой всѣхъ тварей съединится;

Жизнь вѣчная — отъ бурь надежнѣйщій покровъ,

Всякъ праведный — пловецъ достигшій береговъ;

Почто же мы стенемъ, льемъ слезы и страдаемъ,

Когда то бреніе во гробъ сопровождаемъ? —

Сердечно чувствіе тогда мнѣ говоритъ:

Вотъ нашихъ совершенствъ прежалостнѣйшій видъ!

Вотъ обиталище души святой, прекрасной!

Вотъ образъ тлінія! вотъ смерти зракъ ужасной!

Она со всею насъ природой разлучитъ,

Прерветъ съ ней нѣжну связь, разсторгнетъ, истребитъ.

Разлука горестна! что смертенъ я, хоть- знаю;

Но о ничтожествѣ со страхомъ помышляю,

Зрю гробъ со трепетомъ, невольно слезъ ручей

При видъ жалкомъ семъ ліется изъ очей:

Скорбь, вопль родныхъ, друзей, ихъ вздохи и стенанья

Для сердца моего мучительны терзанья.

Скончайте, бѣдные, сей вашъ безплодный стонъ;

Не оживитъ уже ничтожна праха онъ.

Чей прахъ? чей гробъ? увы! Нарышкина не стало,

Въ комъ сердце рѣдкое такъ нѣжно трепетало,

Кто добродѣтели наполненъ чувствомъ былъ,

Кто всѣхъ любви искалъ, кого весь свѣтъ любилъ,

Кто въ знатности своей тѣмъ паче отличался,

Что съ каждымъ въ обществѣ онъ равенъ быть старался,

И всѣхъ къ себѣ привлекъ любезной простотой;

Изъ дому дружества изгналъ весь блескъ пустой,

Нещастныхъ утѣшалъ своимъ благотвореньемъ,

Содѣлавъ имъ свой домъ покровомъ, утѣшеньемъ,

И больше нѣтъ его! отрады общей нѣтъ!

Чемъ можетъ наградить сію потерю свѣтъ?

Онъ пышенъ, онъ великъ, блистателенъ, пріятенъ;

Но добродѣтаельми не такъ какъ блескамъ знатенъ.

Отецъ, нѣжнѣйшій другъ семейства своего,

Питался и дышалъ онъ щастіемъ его;

И видя Божіе на немъ благословенье,

Въ семъ полагалъ свое верьховно наслажденье,

Блаженная душа! и здѣсь ты зрѣла рай;

А тамъ, а тамъ. всего отъ Бога уповай:

Вздохъ каждый о тебѣ и кажда капля слезна

Достигнутъ до небесъ и до престола звѣздна,

На коемъ Царь вѣковъ, Отецъ существъ сѣдитъ;

Онъ, онъ тебя за все достойно наградитъ.

Такъ, намъ жалка сія, жалка безцѣнна трата,

Изъ міра вѣчнаго въ сей міръ ужъ нѣтъ возврата;

Но сей достойный мужъ не всемъ оставилъ насъ,

Умѣримъ нашу скорбь, прервемъ стенящій гласъ;

Воззримъ на чадъ его, семейство всѣми чтимо:

Все то, что въ обществъ и рѣдко и любимо,

Все то, чемъ въ жизни самъ почтенъ и славенъ былъ,

Онъ въ память намъ свою въ сердцахъ ихъ насадилъ:

Нравъ милый, искренность, ко ближнимъ состраданье,

Щедроту, правоту, любовь, благодѣянье.

НАДГРОБІЕ,

Почтимъ слезой сей прахъ; весь свѣтъ тому свидѣтель,

Что мужъ сей обожалъ всемъ сердцемъ добродѣтель,

НАДГРОБІЕ ВАСИНЬКѢ.

Едва ты началъ жить

Мое дитя любезно,

Какъ вдругъ престалъ уже и быть,

Оставя по себѣ воспоминанье слезно.

Злой рокъ тебя постигъ,

На жизнь твою озлился;

Изъ нашихъ ты объятій вмигъ

Въ объятія земли ужасной преселился,

Отецъ и нѣжна мать

Въ слезахъ, въ тоскѣ, въ мученьи,

И всѣ, кто могъ тебя узнать,

Въ жестокомъ по тебѣ остались сокрушеньи,

Неумолима смерть

Тебя не пощадила,

Невиннаго алкала смерть,

Изъ тѣла милаго духъ нѣжный изтребила,

Безчувственъ, хладенъ сталъ,

И глазки потемнѣли,

Цвѣтъ розы на лицѣ увялъ,

И ручки сжалися, и губки почернѣли,

Теперь сталъ прахъ и тлѣнъ

Младененъ сей прекрасный.

Нещастный!

Не давно началъ цвѣсть, уже и умерщвленъ,

Росою оживленна

Такъ гибнетъ травка подъ косой;

Такъ гаснетъ искра воспаленна,

Такъ изчезаетъ все печальною чредой.

Твоимъ пріятствомъ услаждаясь,

Не тѣмъ ласкали мы себѣ;

Твоимъ здоровьемъ утѣшаясь,

Мы всѣхъ надѣялись на свѣтѣ благъ тебѣ,

Со вздохами, стенаньемъ

Теперь во гробъ тебя несемъ;

Съ надгробнымъ пѣньемъ и лобзаньемъ

Бездушнаго землѣ на вѣки предаемъ.

Прохожій! зря сію могилку сокрушенно,

И зернушко сіе во гробѣ заключенно,

Помысли, что нашъ вѣкъ; не пища-ль смерти злой?

И что послѣдуетъ съ тобой?

СКАЗКА

Нѣтъ.

Что нѣтъ бываетъ иногда

Гораздо лучше да,

Въ томъ всякой можетъ быть увѣренъ,

Чтобъ это доказать,

Позвольше, я намѣренъ

Вамъ сказочку сказать.

Помѣщикъ старичокъ имѣлъ жену молодку,

Проворную во всіомъ, весіолую красотку,

Да слишкомъ былъ ревнивъ:

То правда, иногда бывалъ и справедливъ;

Да жоны этова не очень возлюбляютъ,

И часто муженьковъ своихъ за то щуняютъ, —

Для нуждъ своихъ,

Не знаю я, какихъ,

Хоть не хотѣлъ съ женой, съ деревнею разстаться,

Ревнивой старичокъ сталъ въ городъ собираться;

Однако не забылъ сказать женѣ:

&nbs p; "Пожалуй сдѣлай милость мнѣ,

"Не очень безъ меня съ мужчинами водися,

"Поменьше будь съ гостьми, въ ихъ рѣчи не вяжися

"На ихъ вопросъ всегда давай сухой отвѣтъ,

"И иначе никакъ не отвѣчай, какъ нѣтъ.

"Какъ будешь поскромнѣе,

"Ты будешь мнѣ милѣе.

"Тогда повѣрю я, что мужу ты вѣрна,

Тогда скажу: ахъ! какъ мила моя жена!

"Пусть грубою тебя мужчины называютъ;

"А ты исполни мой совѣтъ:

"Пускай ихъ вздоръ болтаютъ;

А ты на ихъ вопросъ всегда отвѣтствуй нѣтъ,

"То слыша, за тобой не станутъ волочиться. —

"Смотри же, свѣтикъ мой, чтобъ намъ не побраниться,

"Не бойсь, не побранюсь, жена ему въ отвѣтъ,

"И буду отвѣчать на ихъ вопросы нѣтъ.

&nb sp; Мужъ тѣмъ доволенъ былъ, съ женой своей простился,

И въ городъ отлучился.

Въ отсутствіи его, въ весіолый лѣтній день

Хозяюшка одна по рощицѣ гуляла:

Пріятный видъ деревъ, прохладная ихъ тѣнь

Частіохонько его изъ дому вызывала.

Въ срединѣ рощи той,

Не знаю, кто такой

Пригоженькой собой

Дворянчикъ молодой

Просіолочнымъ путіомъ въ тотъ городъ пробирался,

Куда ревнивой мужъ не давно отправлялся. —

Увидя женщину пригожую собой

Дѣтинка холостой,

Довольный встрѣчею такой

Съ колясочки спустился,

Учтиво, вѣжливо красоткѣ поклонился?

И началъ говорить:

Я васъ осмѣлюся, сударыня, спросить:

Могу ли этою дорогой

Проѣхать въ городъ я? — она ему въ отвѣтъ:

Нѣтъ.

Къ чемужъ такой отвѣтъ суровой, строгой?

Или противно вамъ, что я спросилъ васъ? — нѣтъ.

Всіо нѣтъ да нѣтъ! мнѣ очень это дивно.

Такъ видно скучно вамъ со мною говорить? —

Нѣтъ. — Вы изволите теперь однѣ ходить;

Я пара буду вамъ: вамъ это не противно? —

Нѣтъ. — Вы изволите смѣяться надо мной!

Или не можете со мною изъясниться?

Когда угодно вамъ, я могъ бы удалиться

И вамъ здѣсь дать покой;

Прикажете ли? — Нѣтъ. — Такъ вы со мной согласны

Чтобъ я остался здѣсь? — какъ милы вы, прекрасны!

Ахъ! какъ доволенъ я! — пойдіомте же гулять.

За толь пріятное со мною обхожденье

Позвольте ручку васъ у васъ поцѣловать;

Вы не осердитесь? — нѣтъ. — ваше снизхожденье,

Котораго не стою я,

Пріятно очень для меня! …

Учтивостью такой вы сердце мнѣ плѣнили….

Вы для моихъ всево милѣе глазъ . . .

Когдабъ вы и на то теперь согласны были,

&nb sp; Чтобъ я поцѣловалъ и васъ,

Да вамъ покажется обидно;

Вы мнѣ откажете, и мнѣ то будетъ стыдно,

Не правда-ль? — нѣтъ. — О! естьли это такъ,

Сказалъ онъ самъ въ себѣ, не буду я дуракъ….

Нѣтъ былъ щастливѣй да; всіо дѣло тѣмъ скончалъ,

Что ей въ знакъ вѣрности молодчикъ перстень далъ,

Потомъ простившися и въ городъ поскакалъ.

Пріѣхавъ, видѣлся съ друзьями тамъ своими;

А наконецъ межь ими

Нашолъ стариннова дружищу своево,

И не забылъ увѣдомить ево,

Что въ рощѣ съ нимъ произходило. —

Ктожъ этотъ былъ ево старинной другъ?

Ревнивой старичокъ, нещастной тотъ супругъ,

О коемъ сказано здѣсь прежде было.

По слову нѣтъ онъ тотчасъ всіо узналъ,

Съ досады, съ ревности дрожалъ,

И ужъ не въ силахъ былъ дослушать окончанья.

Постой, сказалъ ему, любезной другъ!

Вся голова моя теперь вертится вкругъ;

Я боленъ, мочи нѣтъ, простимся до свиданья.

Пришедъ домой, чево не дѣлалъ онъ!

Проклятью вѣчному жену и друга предалъ,

Съ печали, бѣшенства дни по три не обѣдалъ;

Но время кончило ево досаду, стонъ.

Чрезъ полгода опять онъ съ другомъ повидался,

И какъ тогда уже въ деревню собирался,

То вздумалъ и ево просить съ собой:

И чтобы надъ женой

Всіо здѣлать отомщенье,

Хотѣлъ соперника представить въ обличенье.

Тотъ слово далъ, и такъ въ другой день по утру

Въ деревню поскакали

И путь свой окончали

Довольно поздо въ вечеру.

Пріѣхали домой и до обѣда спали.

Какъ чаю напились, въ гостинную пошли,

Хозяйку, водку тамъ, накрытой столъ нашли.

Хозяйку видя гость, со всѣмъ не догадался,

Что нѣкогда онъ въ рощѣ съ ней видался;

Да ужъ и времени едва-ль прошло не годъ;

И хоть хозяина любилъ онъ всей душою,

Но прежде не бывалъ знакомъ съ ево женою, —

Да вотъ

Ужъ малой водку подаіотъ

И всѣмъ подноситъ.

Хозяинъ проситъ,

Чтобъ гость опять тотъ случай расказалъ,

Которой въ городѣ ему не докончалъ.

Гость былъ учтивъ и сталъ расказывать сначала,

Межь тѣмъ хозяюшка не знала, что начать;

Искусненько ему тотъ перстень показала,

Что знакомъ вѣрности должна была принять….

&nbs p; Онъ перстень свой узналъ и вспомнилъ нѣтъ шастливой

Вдругъ вспомнилъ и о ней,

Не кончивъ, замолчалъ; а мужъ ревнивой

Сказалъ женѣ своей:

Смотри чемъ кончится, а кончится прекрасно. —

Чтожъ замолчали вы? извольте продолжать. —

Нѣтъ, гость отвѣтствуетъ: окончилось нещастно.

Лишь только сталъ у ней я руку цѣловать,

Лишь только было ей во страсти изъяснился,

Анъ тутъ и пробудился. —

Какъ! развѣ это вы всіо видѣли во снѣ? —

Такъ точно…. то-то и досадно мнѣ. —

Такой уловкою всіо дѣло онъ поправилъ,

Отъ подозрѣнія хозяина избавилъ;

А съ нею прежняго знакомства не оставилъ.

Но я прошу другихъ сему не подражать:

Долгъ честныхъ жонъ, мужей своихъ не обижать.

Что въ шутку сказано, то пусть и будетъ шуткой;

А тамъ заговоримъ другою мы погудкой.

Мое намѣренье не вреднымъ свѣту быть;

Но чтобъ читателей моихъ повеселить.

Мужъ хвастунъ.

Въ бесѣдѣ кто то говорилъ,

Которой по свѣту бродилъ:

Какіе въ Турціи прекрасные законы!

Въ какомъ тамъ изобильи жоны!

Не полюбилась та, другую выбирай,

Хоть сотню набери, лишь только пожелай.

Тутъ мужъ сказалъ женъ: какое тамъ раздолье!

Когдабъ я жилъ въ такомъ привольѣ,

Ужъ то то бы себя повеселилъ!

Жена въ отвѣтъ: ты тамъ дурной бы Турокъ былъ.

Эпиграмма скрипачу.

Орфей когда игралъ *

Къ вниманію древа и камни возбуждалъ,

А ты когда играешь,

Насъ въ камни претворяешь*

Рога.

Въ деревнѣ съ мужемъ жить наскучила жена.

Съ утра до вечера бывая на охотѣ,

Совсѣмъ не прилежалъ къ домашней онъ работъ.

Ей скучно, вздумала она

Дни два, три въ городъ пожить, повеселишься.

А мужъ тому и радъ, не всіо съ женой возиться.

"Пожалуй не забудь, голубушка моя,

"Купи ты мнѣ рога. — "Изволь, жена сказала;

"Объ етомъ безъ тебя давно я помышляла.

Уѣхала и тамъ довольно веселясь,

Старалась доставать ихъ мужу каждый часъ:

Достала,

Въ деревню прискакала,

Рога тѣ также съ ней;

Но куплены они совсѣмъ не для звѣрей,

А въ поруганіе плохихъ мужей.

Старый наѣздникъ хвастунъ.

Во компаньи

На гулянья

Разшутился старъ козакъ,

Вспомнивъ младость удалую,

Про ѣзду онъ верьховую

Кое что калякалъ такъ:

Эхъ! бывало въ стары годы

Въ молодецкіе походы

Покатался я верьхомъ;

Не щадилъ покоя, силокъ,

И большой табунъ кобылокъ

Я упарилъ подъ сѣдломъ.

И теперь хоть сѣдинами

Старость лобъ покрыла мой;

А съ любыми молодцами

Потягался-бъ стариной,

Молвить смѣло,

Наше дѣло

Лошадіонокъ объѣзжать,

Молодую подзадоришь,

А лѣнивую пришпорить,

Рысью и въ галопъ скакать.

Бывъ наѣздникомъ великимъ,

Я умѣю ихъ держать;

Давши шпоры самымъ дикимъ*

Ихъ принужу завизжать.

Да и нынѣ

И въ сѣдинѣ

Не ударю въ грязь лицомъ:

Я козакъ неугомонной,

Натяну свой кнутъ реміонной,

Станетъ всякая дыбкомъ.

Такъ онъ хвасталъ, и старуха

Бывшая въ компаньи тутъ,

Не пустила мимо уха

Шпоры и реміонной кнутъ;

Добру молодцу сказала:

Гой еси донской козакъ!

Про тебя ужъ я слыхала:

Не введи себя въ снабзакъ.

У меня въ моемъ заводѣ

Добрая кобылка есть,

Не донская по породѣ,

А не пуститъ скоро сѣсть,

Стать прекрасна, длинна грива,

Полна шея, нѣжна грудь;

Но дика еще, брыклива,

Не даіотъ себя тронуть-

Вотъ ужъ время наступило

Познакомиться съ сѣдломъ,

И попытокъ много было;

; Не сошлася съ ѣздокомъ.

Осѣдлай еіо, мой милой,

Размахнися, сядь верьхомъ,

И собравшись съ прежней силой,

Проскачи на ней путіомъ.

Пообъѣздивши умненько,

Отучи брыкать ногой;

Пусть подолѣ, хорошенько

Попотѣетъ подъ тобой-

Подавай еіо скорѣе,

Борзо тутъ козакъ вскричалъ;

Будетъ, будетъ посмирнѣе!

И къ заводу побѣжалъ.

Какъ красавица какая

Передъ молодцомъ своимъ,

Вдругъ кобылка молодая

Показалась передъ нимъ.

Мой казакъ еіо узнаетъ,

Треплетъ, гладитъ и сѣдлаетъ

И садится ужъ верьхомъ:

Вдругъ кобылка заплясала,

Завертѣлась, забрыкала:

Онъ хотѣлъ огрѣть кнутомъ;

Кнутъ согнулся тутъ кольцомъ:

Сѣдока кобылка сшибла,

Честь наѣздника погибла.

Кручина стараго пахаря.

Прощай моя прекрасна нива!

Тебя мнѣ больше не пахать;

Мой конь какъ кляча сталъ лѣнива,

Не сможетъ головы поднять.

Бывало вдругъ полдесятины

Напашемъ, и пойдіомъ домой;

Теперь ударь хоть въ три дубины,

Съ одной не сладимъ бороздой.

Бывало конь мой не уйміотся,

Не пашетъ ниву, а деріотъ;

Теперь . . . пословица ведіотся*

Ремня моѵала не пореіотъ.

Не разбиралъ я въ прежни годы,

Какой имѣетъ нива кряжь;

Какой бы ни была породы,

Орю, когда придіотъ мнѣ блажь.

Есть твіордый кряжь, сухой и прочной,

Есть слабой, рыхлой, водяной;

Всіо тожь, будь только пахарь мочной,

Запляшетъ нива подъ тобой.

Нѣтъ нужды въ томъ, что хворостиной,

Волчцомъ и тіорномъ заросла;

Пахалъ, не видѣлъ ни единой,

Чтобы плода не принесла.

Теперь я сталъ уже разборчивъ,

Заросшихъ пашней не терплю,

Не къ лѣтамъ прихотливъ, приморчивъ,

Я нивы гладкія люблю:

Чтобъ только травка молодая

Едва подіорнула по нихъ. —

Къ чемужъ разборчивость такая?

Пахать не въ силахъ ужъ моихъ,

Младые пахари! взгляните

Съ слезой сердечной на меня;

А вы, о нивы! покормите

Хоть травкой моево коня,

Утробы вашей не терзая,

Мы станемъ лишь глядѣть на васъ;

Иль вашей муравой играя,

Такъ … нѣжиться въ свободной часъ.