I.
Люблю напѣвы радости и нѣги,
И мѣдный гимнъ кроваво-бурныхъ дней,
Сверкающихъ въ стремительномъ разбѣгѣ,
Но сердцу ближе, ближе и роднѣй
Рыдающая музыка элегій.
Къ сіянью звѣздъ такъ страстно и мятежно
Возставшая изъ праха, и пыли,
Она звучитъ могуче и безбрежно,
Вся — горькій крикъ, вся — плачъ о неизбѣжномъ,
Вся — вѣчный гимнъ страданіямъ земли.
И, возносясь къ Господнему престолу,
Тоски своей не въ силахъ превозмочь,
Въ одной мольбѣ тамъ бьются духъ и плоть…
И, можетъ быть, склоняетъ очи долу
Смертельной мукой раненый Господь…
II.
Быть бѣднымъ странникомъ… Какъ съ другомъ,
Съ высокимъ посохомъ итти
Лѣсной тропинкой, пышнымъ лугомъ,
Тѣсниной горнаго пути.
Любить дыханіе заката,
Вечернихъ росъ, степной травы,
И вѣрить звѣздамъ такъ же свято,
Какъ древле вѣрили волхвы,
Чтобъ въ блескѣ дня и въ шумѣ битвы,
И въ тишинѣ полночной тьмы
Звучали пѣсни — какъ молитвы,
И были думы — какъ псалмы…
Потомъ покорно и смиренно
Принять послѣднюю печаль,
Какъ чей-то голосъ сокровенный,
Какъ чей-то зовъ въ иную даль.
И, опустивъ усталый посохъ,
Въ послѣдній разъ прильнуть къ нему,
И умереть въ вечернихъ росахъ,
Какъ въ сладкомъ жертвенномъ дыму.
Г. Вяткинъ.
Окно.
Цѣлый день ты грустна и отъ всѣхъ далека.
Все глядишь, какъ плывутъ за окномъ облака.
Отчего эта боль и тоска?
Развѣ теменъ и пустъ этотъ міръ голубой,
Развѣ нѣжность моя не съ тобой?
Развѣ солнце, и пѣсни, и даль не для насъ?
Опустила рѣсницы заплаканныхъ глазъ…
— «Я не знаю сама. Я въ бреду, я во снѣ…
Я сегодня въ далекой лазурной странѣ.
Кто-то душу позвалъ, я не знаю куда,
Но землѣ я сегодня чужда.
Я не знаю сама… Можетъ быть, это зовъ
Съ незнакомыхъ, но свѣтлыхъ родныхъ береговъ…
Можетъ быть, это зовъ… Можетъ быть, это бредъ,
Но покоя душѣ моей нѣтъ»…
Улыбнулась кому-то несмѣло, не мнѣ.
Не Тому-ль, Кто въ далекой лазурной странѣ?
И смотрѣла, пока не стемнѣло кругомъ,
Какъ плывутъ облака за окномъ.
И уснула, отъ счастья и скорби блѣдна.
И такъ свято дышала надъ ней тишина…
Г. Вяткинъ.