Памяти Пушкина.
правитьПрошло сто лѣтъ съ его рожденья,
Но онъ не умеръ, онъ живетъ!
Надъ нимъ не властенъ мракъ забвенья,
Безсиленъ времени полетъ.
Въ своемъ величьѣ одинокомъ
Парилъ надъ міромъ Божьимъ онъ
И проникалъ орлинымъ окомъ
И въ глубь сердецъ, и въ мглу временъ.
Была ему открыта книга
Людскихъ желаній, думъ, страстей;
Его глаголъ сердца людей
Разилъ какъ мечъ архистратига.
Предъ нимъ съ минувшаго вѣка
Приподымали покрывало;
Забвенья мутная рѣка
Послушно течь переставала,
И разгонялъ столѣтій тьму,
Все оживляя, взоръ поэта,
И музы всѣхъ народовъ свѣта
Свои дары несли ему.
Посланецъ неба лучезарный,
Родной поэзіи отецъ!
Тебѣ хвала, тебѣ вѣнецъ!
И отъ отчизны благодарной,
Отъ той кого прославилъ ты,
Безсмертье будетъ скромной платой
Тебѣ, пѣвецъ, тебѣ, глашатай
Свободы, правды, красоты!
А. Венкстернъ.
Развѣсистая ель, родныхъ лѣсовъ краса,
Наскучивъ буднями земнаго прозябанья,
Вершиной стройною стремится въ небеса.
Ее томитъ тоска и страстное желанье
Всю пыль и грязь земли брезгливо отряхнуть
И унестись туда, въ просторъ міровъ надзвѣздныхъ..
Но корни цѣпкіе впились въ земную грудь
И держатъ плѣнницу въ своихъ цѣпяхъ желѣзныхъ
И чѣмъ вершиною шумливою она
Вздымается вольнѣй и ближе къ выси горней,
Тѣмъ глубже роются завистливые корни,
Тѣмъ крѣпче узница къ землѣ пригвождена.
А. Венкстернъ.
ВОСПОМИНАНІЕ.
правитьАльфреда де-Мюсе.
правитьЯ прихожу сюда готовый на страданье.
Прими меня, о, край покинутый давно,
Могила гдѣ былыхъ годовъ воспоминанье
Навѣкъ погребено.
Чего, скажите мнѣ, боялись вы, друзья,
Когда я шелъ сюда? Не бойтесь: я здѣсь дома,
Мнѣ все здѣсь дорого, привычно и знакомо,
Дорогу знаю я.
Вотъ отпечатокъ ногъ на отмели прибрежной,
Вотъ хмурые лѣса, цвѣтущіе холмы,
Тропинки полныя задумчивости нѣжной,
Гдѣ съ ней бродили мы.
Вотъ чаща темная, гдѣ вѣковыя ели
Съ привѣтнымъ шепотомъ своихъ густыхъ вѣтвей
Какъ старые друзья склонялись къ колыбели
Моихъ счастливыхъ дней.
Не ждали вы меня, знакомыя мѣста,
Гдѣ сотней голосовъ какъ птицъ веселыхъ стая
Привѣтствіе поетъ мнѣ юность золотая
Изъ каждаго куста?
Струись, слеза, струись! Душа печали рада.
Мути кристалы глазъ, прошедшаго туманъ!
Во влагѣ этихъ слезъ есть сладкая отрада
Для незажившихъ ранъ.
Но не затѣмъ теперь чтобъ воплемъ боли жгучей
Будить покой лѣсовъ, я прихожу сюда.
Печаль души моей какъ этотъ боръ дремучій
Безмолвна и горда.
Пускай рыдаетъ тотъ склонясь надъ прахомъ милымъ,
Кто смерти отдалъ дань, кто друга схоронилъ.
Все дышетъ жизнью здѣсь, не мѣсто здѣсь унылымъ
Цвѣтамъ нѣмыхъ могилъ.
Смотрите! Вотъ луна всплываетъ изъ-за лѣса
Одѣта дымкой тучъ, но минулъ краткій мигъ,
Сбѣжала облаковъ туманная завѣса,
И блещетъ ясный ликъ.
И озаренная сіяньемъ серебристымъ
Земля, влюбленная въ красавицу луну,
Своихъ цвѣтовъ и травъ дыханіемъ душистымъ
Стремится въ вышину.
Такъ съ дна души моей слезами размягченной
Всплываетъ радостно забытая любовь,
Я вижу милый край и сердцемъ умиленный
Я молодѣю вновь.
Все то чѣмъ молодость безвременно убита,
Все горе, вся печаль умчались далеко,
Сердечной раны боль утихла и забыта,
И на душѣ легко.
О, времени полетъ! Безстрастно и сурово
Все на своемъ пути уничтожаешь ты,
Но движимъ жалостью и ты щадишь былаго
Увядшіе цвѣты.
Благословенно будь, страдальцевъ утѣшенье!
О, могъ ли думать я что можно такъ страдать
И, раны залечивъ, минувшія мученья
Съ отрадой вспоминать?
О, Дантъ, не говори что худшее на свѣтѣ
Въ дни скорби вспоминать про счастье прошлыхъ дней!
Откуда, какъ могли возникнуть чувства эти
Въ святой душѣ твоей?
Должны ли мы забыть дня яркое сіянье,
Едва потухшій день замѣнитъ ночи тишь?
Ты ль, воплощенное, безсмертное страданье,
Ты ль это говоришь?
О, нѣтъ, клянусь, хула на горе и страданье
Изъ сердца твоего не можетъ истекать.
Нѣтъ! больше радостей даетъ воспоминанье
Чѣмъ счастье можетъ дать.
Какъ! Страждущій бѣднякъ въ остывшей грудѣ пепла
Своихъ разбитыхъ грезъ вдругъ искру увидалъ,
Онъ снова хочетъ жить, надежда въ немъ окрѣпла,
Восторгъ его объялъ,
И счастье прежнее опять на сердцѣ живо,
А ты твердишь ему что онъ обманутъ зло,
Что радость краткая какъ легкій призракъ лжива,
Что прошлое прошло!
Слова способныя убить очарованье!
И кто жь ихъ говоритъ? Твоя Франческа, та
Которая для нихъ отъ вѣчнаго лобзанья
Оторвала уста!
Какъ вѣрить въ истину когда такъ разны мнѣнья,
Когда на свѣтѣ нѣтъ ни словъ, ни чувствъ, ни дѣлъ,
Когда нѣтъ ничего, чего бы ядъ сомнѣнья
Коснуться не посмѣлъ?
И какъ живете вы, о, странныя созданья?
Вы путь свершаете играя и смѣясь,
Ни пыль и грязь земли, ни роскошь мірозданья
Не удивляютъ васъ.
Но если встрѣтить вамъ случится на дорогѣ
Забытый памятникъ любви пережитой,
Вы замедляете свои шаги въ тревогѣ
Передъ руиной той.
И протеревъ глаза какъ послѣ пробужденья,
Кричите громко вы что жизнь есть только сонъ,
И ропщете на то что лишь одно мгновенье
Обманывалъ васъ онъ.
Несчастные! Тотъ мигъ когда душа больная
желѣзо узъ земныхъ проснувшись потрясла,
Жалѣть ли вамъ о немъ? Вѣдь то струя живая,
То жизнь сама была!
Жалѣйте о годахъ тѣхъ будней безысходныхъ,
Которые къ землѣ приковывали васъ,
Губя въ бездѣйствіи порывы чувствъ свободныхъ
И юныхъ силъ запасъ.
Что кромѣ горечи въ больныхъ сердцахъ оставилъ
И чѣмъ живыхъ страстей вамъ бурю замѣнилъ
Тотъ кодексъ мелочный благоразумныхъ правилъ,
Что вамъ закономъ былъ?
Конечно, все умретъ. Весь міръ есть сновидѣнье,
И крохи радостей на жизненномъ пути
Такъ перемѣнчивы что вѣтра дуновенье
Ихъ можетъ унести.
Да, клятвы первыя и поцѣлуй влюбленныхъ,
Который на землѣ впервые прозвучалъ,
Нарушили покой деревьевъ обнаженныхъ
И сонъ безплодныхъ скалъ.
Ихъ счастья краткаго свидѣтелями были
Измѣнчивый туманъ бѣгущихъ облаковъ
И звѣзды тусклыя что въ брызгахъ мелкой пыли
Исчезли въ мглѣ вѣковъ.
Все гибло вокругъ нихъ, и червь, и звѣрь, и птица,
Цвѣтокъ безпомощно въ рукахъ ихъ увядалъ,
Пересыхалъ ручей что блѣдныя ихъ лица
Недавно отражалъ.
Но предъ десницею, живое все разящей,
Минутнымъ счастіемъ ослѣплены своимъ,
Они надѣялись что тлѣнья духъ мертвящій
Не прикоснется къ нимъ.
— Безумцы! произнесъ философъ брови хмуря.
— Счастливые! поэтъ восторженно вскричалъ.
Печальна та любовь, которой страшны буря
И моря мутный валъ.
Случалось мнѣ видать какъ дѣлался добычей
Забвенья вѣчнаго не только листъ деревъ,
Какъ вѣтеръ развѣвалъ не только щебетъ птичій
И ароматъ цвѣтовъ,
Я видѣлъ зрѣлище печальнѣе для взгляда
Прекрасной Юліи почившей въ цвѣтѣ силъ,
Страшнѣй чѣмъ Ромео, когда со стклянкой яда
Онъ сходитъ въ мракъ могилъ;
Я видѣлъ какъ она, чей образъ вѣчно милый
Какъ неба лучшій даръ душа моя хранитъ,
Какъ стала вдругъ она сама живой могилой
Гдѣ прахъ любимый спитъ,
Прахъ молодой любви такъ рано охладѣлой,
Которую досель лелѣять мы могли бъ.
Нѣтъ! Здѣсь не жизнь одна, здѣсь міръ затмился цѣлый,
Затмился и погибъ!..
Мы снова встрѣтились. Она была прекрасна,
Еще прекраснѣе, быть можетъ, чѣмъ тогда:
Огня лучистыхъ глазъ сіявшихъ такъ же ясно
Не тронули года.
Но взглядъ ихъ былъ не тотъ который такъ отрадно,
Съ такою ласкою тонулъ въ глазахъ моихъ.
Въ любимыя черты я вглядывался жадно
Не узнавая ихъ.
Я могъ бы подойти, пылая гнѣвомъ скрытымъ,
Къ ней, кѣмъ осмѣяны надежды и мечты,
И крикнуть ей: «скажи, что съ прошлымъ позабытымъ,
Что сдѣлала съ нимъ ты?»
Но нѣтъ! Подумалъ я что для другихъ незримо
Въ знакомыя черты чужая облеклась,
И молча пропустилъ я блѣдный призракъ мимо,
Не подымая глазъ.
И былъ такъ горекъ мигъ безмолвнаго прощанья
Съ завѣтною мечтой и съ прошлымъ дорогимъ!..
Но что же? Вѣдь живетъ въ душѣ воспоминанье:
Я все же былъ любимъ!
Что было, то мое, и нѣтъ на свѣтѣ власти
Чтобъ вырвать у меня то чѣмъ душа полна.
Такъ держится матросъ за тонущія снасти
Разбитаго судна.
Мнѣ дѣла нѣтъ теперь ни до красотъ природы,
Ни до судьбы людей, до горя ихъ и бѣдъ.
Пусть рушится весь міръ, пусть меркнутъ неба своды,
Пусть гаснетъ солнца свѣтъ!
Я говорю себѣ: здѣсь я былъ счастливъ съ нею.
И это счастье я отъ времени спасу,
Мое сокровище въ душѣ запечатлѣю
И къ Богу понесу.
А. Венкстернъ.