Ефрем Барышёв
правитьСтихотворения
правитьПирамида
Мемнонов колосс
Надгробный памятник
Пирамида
Под розовым пологом светлой зари,
Вдали от убийственной севера стужи,
Стоит пирамида, пустая внутри,
Высокая, полная тайны снаружи.
Чудесные знаки покрыли гранит,
Сплетаясь на нём, как сухие растенья.
Их алчное время для смертных хранит,
Но смертный не может понять их значенья.
Кой-где между камней, питаясь росой
И вид пирамиды смягчая суровый,
Мелькает украдкою мох золотой
И прячется робко цветочек махровый.
Когда же убийственный вихрь налетит,
Цветок закрутится во прахе горячем,
Тогда пирамида недвижно стоит,
Но эхо гремит в ней рыданьем и плачем.
Мемнонов колосс
Среди песков, среди чудес,
В земле, где любят жить и бури и мечтанья,
Где врезались в лазурь небес,
Как думы дивные, людей созданья,
Где некогда, под звук цепей,
Израиль пел свой гимн торжественно-печальный,
В стране той, в том краю степей,
Таинственно, как призрак колоссальный,
Стоит гранитный великан:
Его зовут Мемноновым колоссом.
Была пора, из дальних стран
К нему текли с молитвой и вопросом.
На тайный зов сердечных мук,
На мысль заветную о славе, о свободе
Из уст его неясный звук
Летел в ответ при солнечном восходе.
Он непонятен был, но жрец
Умел молящимся открыть его значенье,
И шёл на родину пришлец,
Покинув грусть, забыв своё сомненье.
Прошли века, не пал колосс:
Угрюм и дик, стоит недвижно он в пустыне…
Но где же взор тот, полный слёз,
Надеждою прикованный к святыне?
Где та безмолвная толпа,
В тиши у нас его молившаяся прежде?
Где путь заветный, где тропа,
Знакомая страданью и надежде?..
О горе! Сгибло всё теперь!
Пришлец, рождённый там, средь влаги и тумана,
Открыл таинственную дверь
И путь, ведущий к сердцу великана;
Он камень отыскал внутри;
Он дерзко взял его в нетрепетные руки,
И вновь, но уж не в час зари,
Промчались в воздухе былые звуки.
С тех пор ничтожен древний бог.
Рисуют лик его, берут куски гранита,
И громкий смех звучит у ног…
Молитва прежняя пред ним забыта!
Ты не колосс; ты мал, поэт!
Но сходен жребий твой: вы сближены судьбою.
Былого для тебя уж нет;
Ты на подмостки встал перед толпою;
Тебе мила в родном краю
Мечты завистливой нестоящая доля;
Ты допустил, чтоб в грудь твою
Проникла наглая безумцев воля,
Чтоб трепетно с покорных уст
Слетали чуждые тревогам сердца звуки.
Тайник души твоей стал пуст:
В нём нет сознания, нет гордой муки.
Но вспомни, этот ли позор
Был дан в удел тебе, когда, вдали от горя,
Поднявши к небу светлый взор,
Слагал ты песнь у волн мятежных моря;
Когда потом, безмолвен, тих,
С благоговением челом поникший долу,
Внимал народ у ног твоих
Огнём и гибелью грозящему глаголу?
Надгробный памятник
В глуши, где всё так тихо, сонно,
Над алой сетью диких роз,
Под тенью двух густых берёз,
Крест бронзовый стоит наклонно.
К нему, в одежде снеговой,
Поник печальной головой
Крылатый ангел. Буквой чёткой
Блестит простая надпись — «Он»,
И всё чугунною решёткой
Обведено со всех сторон.
В час тихой грусти, в час незлобный,
С мечтой заветною души,
Бродил я прежде в той глуши,
Где этот памятник надгробный
Стоит забыт и одинок,
Как падший дух в стране изгнанья.
Недавно в мирный уголок
Неслися вновь мои мечтанья,
А ныне, сам склонив главу
И горько о былом рыдая,
Из недр безжизненного края
Любовь и дружбу я зову.
Их нет: их молния сразила;
На них — могильная доска…
Ах! Воскресит ли их тоска
И слёз магическая сила!
Библиотека для чтения. СПб., 1842, тт. 54, 55.
Оригинал здесь