Фейдипидъ.
(Посвящается П. П. Никольскому)
I.
Весь городъ какъ вымеръ… души ни одной
Не встрѣтишь средь улицъ пустынныхъ…
Бывало — чуть утро — и пестрой толпой,
Какъ пчелъ безпокойныхъ крутящійся рой,
Кишитъ уже площадь въ Аѳинахъ.
Теперь все безжизненно… грозно молчатъ
Чертоги стрѣлка-Аполлона;
Развѣнчаны храмы, уныло глядятъ
Какъ тополей стройныхъ безлиственный рядъ,
Съ высокихъ подножій колонны….
Покинутъ очагъ въ опустѣлыхъ домахъ,
И грустны покои пустые…
Поденщиковъ голосъ умолкнулъ въ садахъ,
Не видно рабынь въ отворенныхъ дверяхъ,
Забыты работы дневныя.
II.
Но тамъ — за оградой, у стафыхъ воротъ,
Вблизи Мараѳонской дороги,
Густою толпою собрался народъ…
И много тамъ старцевъ и вдовъ, и сиротъ
Старухъ и больныхъ, и убогихъ..
Убитые горемъ, недвижно стоятъ
И на поле яростной битвы,
Туда… къ Мараѳону всѣ жадно глядятъ;
Усталыя очи блестятъ и горятъ,
И слышится ропотъ молитвы:
«Зевесъ! умоляемъ тебя объ одномъ!»,
Съ рыданіемъ старцы взываютъ,
"Пусть Греки не дрогнутъ предъ страшнымъ врагомъ,
"Пусть гибнутъ со славой въ бою роковомъ,
"Но бѣгствомъ себя не пятнаютъ!….
"За землю святую, за землю отцовъ
"Падутъ они въ дикомъ сраженьи.
"Пусть мрачный Аидъ ожидаетъ бойцовъ!….
"Наградой имъ будеть — грядущихъ пѣвцовъ,
"О подвигахъ ихъ пѣснопѣнье!….
"О бейтесь же, бейтесь! Вѣдь женъ и дѣтей
"Ждетъ жизнь на чужбинѣ съ врагами,
"Ждетъ тяжкое бремя позорныхъ цѣпей,
"Вѣдь, всѣ мы падемъ подъ ножемъ палачей!…
«Да сжалься, Кроніонъ, надъ нами!»
III.
А день вѣчерѣетъ… На лоно земли
Ужъ тѣни ложатся косыя,
И вѣстникъ желанный явился вдали…
Въ поднявшейся облакомъ черной пыли
Мелькаютъ черты дорогія…
Вздохнула толпа и безмолвно слѣдитъ
За пыльнымъ столбомъ надъ дорогой;
Быстрѣе стрѣлы онъ, казалось, летитъ…
Скорѣе, скорѣе!… то нашъ Фейдипидъ,
Любимецъ боговъ быстроногій!…
Воть онъ уже близко… вотъ онъ добѣжалъ;
«Аѳиняне! мы побѣдили!» —
Гонецъ, задыхаясь толпѣ прокричалъ,
И голосъ дрожащій восторгомъ звучалъ, —
«Но Персы въ Суніонъ отплыли!»…
Сказалъ онъ…. и на земь измученный палъ,
Свершивъ свое славное дѣло….
Чело поблѣднѣло…. Гонецъ умиралъ….
И, съ жизнью прощаясь, онъ что-то шепталъ….
Такъ кончился юноша смѣлый.
IV.
Курится во храмахъ опять ѳиміамъ,
Ликуютъ народныя волны….
За славу побѣды, за гибель врагамъ
За жертвою жертву приносятъ богамъ,
И стогны веселія полны….
Ты-жъ, юноша дивный, отъ взоровъ сокрытъ
Во мрачныхъ чертогахъ Аида
Но подвигь высокій пѣвцомъ не забытъ,
И пѣсня моя пусть далеко звучитъ
Про славный конецъ Фейдипида!
А. Аксаковъ.
О, дайте свѣта мнѣ!
(Изъ Аккерманъ.)
Mehr Licht, mehr Licht!
(Послѣднія слова Гёте.)
Когда, вотще борясь съ внезапной технотою,
Ты, Гете, восклицалъ: со, дайте свѣта мнѣ!« —
Твой взоръ померкъ и смерть надъ старческой главою
Парила въ тишинѣ…
Чтобъ то же прокричать безумное моленье,
Не дождалися мы велѣнія судебъ;
Еще нашъ свѣтелъ взоръ, но — страшное мученье! —
Нашъ бѣдный разумъ слѣпъ!…
Онъ ощупью бредетъ безчисленные годы…
Что шагъ одинъ — предѣлъ и мракъ со всѣхъ сторонъ…
Безсильный приподнять завѣсу съ тайнъ природы,
Ее чуть движетъ онъ.
Средь неизвѣстнаго, блуждая черезъ силу,
Онъ мечется порой въ отчаяньи нѣмомъ,
Готовый броситься на первое свѣтило
Во мракѣ вѣковомъ.
И слышитъ голосъ онъ: ея свѣтъ тебѣ открою!
Приди, — во мнѣ конецъ страданій обрѣтешь…»
Но вѣру оттолкнулъ онъ дерзкою рукою
И ей сказалъ: "Ты лжешь!
«Обманчивъ свѣточъ твой. Довольно ты сгущала
Невѣжества туманъ надъ бѣдною землей;
Не тайной ли своей, — отвѣть ты мнѣ сначала, —
Ты путь освѣтишь мой?»
Но — чу! — иной призывъ, то — строгій зовъ науки:
«Трудися и ищи! — я дамъ тебѣ отвѣтъ». —
"Трудись!?… Но гдѣ-жь вѣнецъ терпѣнія и муки?
Не твой ли блѣдный свѣтъ?
«Сомнѣнья нѣтъ, что тамъ, гдѣ пролеталъ твой геній,
Мерцалъ дрожащій свѣтъ и мракъ густой рѣдѣлъ;
Но ты изгнала рой заманчивыхъ видѣній
И сумракъ опустѣлъ…»
И гордый человѣкъ предъ мрачною пустыней
Безпомощенъ и слабъ, тоскуетъ, одинокъ,
Что зримымъ сдѣлать онъ, въ пылу своей гордыни,
Незримаго не могъ.
И тщетно ждетъ себѣ страдалецъ исцѣленья:
Недугъ въ его крови; до смертнаго конца
Волшебный, яркій свѣтъ — игра воображенья —
Преслѣдуетъ слѣпца…
Не убѣждай его забыть свои страданья…
Въ мученьяхъ — жизнь его: терзаясь онъ живетъ.
И не добьешься ты отъ бѣднаго созданья,
Чтобъ сбросилъ муки гнетъ.
О, дайте-жь свѣта мнѣ! Пусть это крикъ напрасный,
Лишь безнадежный бредъ, осмѣянный судьбой…
Все громче онъ звучитъ — и дикій, и прекрасный —
Отчаянной мольбой.
Когда въ послѣдній разъ, какъ страшный вопль сорвется
Съ устъ человѣка, онъ и смолкнетъ на землѣ, —
Свѣтило старое на тверди содрогнется
И скроется во мглѣ.
А. Аксаковъ.