Стихотворенія кн. Д. Н. Цертелева. С.-Пб. 1883 года.
править«Нѣтъ, музы ласково поющей и прекрасной Не помню надъ собой я пѣсни сладкогласной…» говоритъ Некрасовъ въ своемъ стихотвореніи «Муза», указывая на разницу мотивовъ своей и Пушкинской пѣсни… Предметы пѣснопѣній и самое отношеніе обоихъ поэтовъ къ жизни, какъ извѣстно, были крайне противоположны. Каждый былъ сыномъ своего времени. Поэзіи Некрасова смѣнила безмятежную, чудно-музыкальную пѣсню Пушкина и породила себѣ послѣдователей, образовала цѣлую школу. Между послѣдователями выступаютъ и намѣчаются въ настоящее время уже не дюжинные таланты, какъ, напримѣръ, молодой многообѣщающій талантъ Надсона.
Хотя школа Некрасова и сдѣлалась преобладающей, но и теперь еще нѣтъ-нѣтъ, а вдругъ прозвучитъ, раздастся далекій отголосокъ Пушкинской поэзіи. Запоздалымъ кажется онъ, неожиданнымъ, поражаетъ слухъ, какъ соловьиная пѣсня въ іюлѣ мѣсяцѣ.
Такимъ отголоскомъ Пушкинской поэзіи, его стиха, является книжка кн. Д. Н. Цертелева: «Стихотворенія».
Кромѣ переводныхъ изъ Шиллера, Гёте, Гейне, Уланда, почти всѣ оригинальныя стихотворенія посвящены любви, описанію природы. Авторъ обычно или ждетъ любви, или ею наслаждается, или уже разочаровался, разбилъ свой кумиръ я тоскуетъ въ опустѣломъ храмѣ… Со стороны музыкальности почти всѣ стихи не дурны: въ нихъ слышится мелодія, а порой и гармонія Пушкинскаго стиха.
Весь день съ пылающихъ небесъ
Метало солнце огненныя стрѣлы,
Въ его сіяньи замеръ лѣсъ
И міръ лежалъ недвижный, онѣмѣлый.
А тучи шли со всѣхъ сторонъ,
Росли, тѣснились мрачною толпою,
Весь лѣсъ казался окруженъ
Ихъ сѣрою ползущею стѣною.
Сейчасъ, казалось, грянетъ громъ
Какъ дикій звѣрь, застонетъ вихрь могучій;
Крутя, ломая все кругомъ,
Онъ вдаль умчитъ разорванныя тучи и т. д. (стр. 3—4).
Все стихотвореніе до конца музыкально, хотя въ немъ говорятся только о грозѣ, что ее ждали и не дождались. Но, касаясь любви, авторъ нерѣдко уносится къ философіи Гартмана, къ нирванѣ: все — миражъ, самое лучшее на землѣ — вѣчный покой; жизнь, какъ смотритъ на нее Лермонтовъ, дѣйствительно не больше, какъ шутка.
Забыли мы, увлекшись чудною мечтой,
Что всѣ волшебныя видѣнья,
Какъ призраки кругомъ, встававшіе толпой,
Лишь мысли нашей отраженье:
Она ясна — и ясно все; взгрустнется вдругъ,
И все, что блещетъ красотою,
Любовью кроткой, нѣгой полно — все вокругъ
Исполнится тоской, враждою… (стр. 8).
Углубляясь въ такія пессимистскія мысли, авторъ жалѣетъ тѣхъ,
…кто видитъ ясно
Стремленьямъ всѣмъ одинъ исходъ,
Кто цѣли дней искалъ напрасно
И ничего отъ нихъ не ждетъ… (стр. 10).
Съ теченіемъ времени этотъ мрачный взглядъ уступаетъ мѣсто болѣе спокойному: авторъ находитъ утѣшеніе въ надеждѣ на жизнь послѣ смерти.
Когда все то, что миновало,
Проходитъ въ памяти моей,
Гляжу я, грустный и усталый,
На сны моихъ минувшихъ дней.
Въ это время ему шепчутъ тѣни:
Пока неси земное бремя
И не спѣши къ мірамъ инымъ,
Живи! — когда наступитъ время,
Мы за тобою прилетимъ.
Все то, что здѣсь тебя плѣняло,
Что видѣлъ ты въ неясныхъ снахъ,
Есть только первое начало
Того, что зрѣетъ въ тѣхъ мірахъ… (стр. 70—71).
Естественно, что, успокоившись на такомъ міровоззрѣніи, авторъ же до цѣны придаетъ дѣйствительно! окружающей жизни. Она нехороша, въ ней все ложь.
Коварство, обманъ и развратъ
Отъ имени вѣчнаго Бога —
Безумье и злоба царятъ;
Во имя небесъ и прощенья
На плахахъ звенятъ топоры;
Во имя любви и смиренья
Трещатъ и пылаютъ костры.
Отъ имени братской свободы
Жрецы ея цѣпи куютъ,
Какъ стадо, за ними народы
На злѣйшее рабство идутъ…
Онъ все это видитъ, сознаетъ; но бороться считаетъ напраснымъ, потому что найти въ мірѣ то, чего желаешь, нельзя… Это его послѣднее слово.
Но, случается, и онъ поддается обаянію простой жизненной поэзіи Некрасова, — правда, то бываетъ рѣдко, — и рисуетъ картинки, и говоритъ про любовь такъ же просто, какъ говорилъ Некрасовъ. Таково его прекрасное стихотвореніе:
Ты помнишь ли утро, мы ѣхали рядомъ,
Не весело лошади шли,
Молчали мы оба и пристальнымъ взглядомъ
Чего-то искали вдали?… и т. д. (стр. 56).
Треть книги занята стихами на тему индійской поэзіи, поэзіи Египта… Съ внѣшней стороны и они не дурны, зато далеки и чужды намъ по своему содержанію.