Стихотворенія Н. Пушкарева. Спб. 1689.
Вотъ поэтъ съ великими претензіями, которому, однакожъ, рецензентъ долженъ быть благодаренъ за то, что самъ онъ прямо ставитъ вопросъ о своемъ значеніи на россійскомъ Парнасѣ. Подобію Лермонтову; который говоритъ: «Нѣтъ, я не Байронъ», г. Пушкаревъ говоритъ: «Нѣтъ, я не Ювеналъ». Еще бы! «Нѣтъ, я не геній міровой» — въ этомъ также не позволительно сомнѣваться, «но съ Ювеналомъ мы дѣти матери родной» — очень близкіе родственники, значитъ:
И съ той же цѣлью благородной
Карали мы, и я, и онъ.
Я — несвободный, онъ свободный,
Онъ — Римъ, я — русскій Вавилонъ.
Чтожъ россійскій Ювеналъ замѣтилъ въ русскомъ Вавилонѣ, подъ которымъ, конечно, должно разумѣть Петербургъ; на что онъ обращаетъ «свой озлобленный ѣдкій умъ», свой «правдивый языкъ», на кого «грозно налетаетъ» онъ съ «сатирой забрызганной кровью?» (Это все самъ г. Пушкаревъ такимъ образомъ атестуетъ свои способности). Увы, при повѣркѣ этихъ достохвальныхъ качествъ на самыхъ стихотвореніяхъ, оказывается, что новаго сатирика даже шутя близкимъ родственникомъ Ювенала назвать нельзя. Предметы его сатиры: «вопіющая грязь», «мерзость», «зло», «мусоръ безумій вѣковыхъ», «развратъ», «фаты и сплетницы модныя», «красивыя барышни», «ловкіе кавалеры», танцы и коньки. Что такое разумѣетъ онъ подъ «зломъ», подъ «мусоромъ безумій вѣковыхъ» — остается покрытымъ мракомъ неизвѣстности. Еслибъ Ювенадъ наполнялъ свои сатиры не яркими картинами нравовъ, не строгоопредѣленными образами, а словами въ родѣ тѣхъ, которыя употребляеть г. Пушкаревъ — имя его осталось бы неизвѣстно даже его современникамъ. Что касается «красивыхъ барышень» и «франтиковъ пошло-безцвѣтныхъ», то они возбуждаютъ негодованіе сатирика преимущественно тѣмъ, что, во-первыхъ, танцуютъ, или, какъ онъ выразился, «прыгаютъ, какъ козлы», и во вторыхъ тѣмъ, что катаются на конькахъ. Онъ негодуетъ, что эти люди изучили «художество поражать насъ умомъ своихъ ногъ», что «имъ кажется, что мозгъ не въ головахъ, а гдѣ-то тамъ въ носкахъ красивыхъ». Чтожъ, можно и за это негодовать, но тогда представляется вопросъ: зачѣмъ повѣрять міру подобное негодованіе, вызывающее только сострадательную улыбку? «Ѣдкій умъ» и «забрызганная кровью сатира» г. Пушкарева посвящаютъ также не мало строкъ спеціально женщинѣ: сатирикъ поражаетъ ее за то, что она «наблюдаетъ за дойкой коровъ», «готовитъ молочные скопы», «печенья», «пріучается солить огурцы», занимается «кухней, дѣвичьей, дѣтскою и спальней». Опять предметы достойные сатиры. Чего жъ хочетъ отъ женщины г. Пушкаревъ? Онъ, по обыкновенію, и самъ не знаетъ чего, и, обращаясь къ женщинѣ, совѣтуетъ ей идти за «честныхъ принциповъ бойцами», за «новыми людьми, рыцарями сѣчъ»; но что это за честные принципы, что это за рыцари сѣчъ — неизвѣстно. Для многихъ весьма передовыхъ людей идеаломъ женщины является американка, и, однако, она занимается и кухней, и дѣтской, и спальней, и даже на счетъ коровъ и молочныхъ скоповъ великая мастерица. Пробуетъ г. Пушкаревъ спуститься въ глубь исторіи и тамъ поискать сочувственныхъ идеаловъ. «Исторія земли родной», и о его словамъ, «была его любимой книгой». Однако, исторіи-то онъ и не знаетъ, къ сожалѣнію, увѣряя насъ, напр., что «царь Иванъ» употреблялъ «крушительный тарань» и «громилъ псковскіе палисады», и «упали стѣны псковичей, недвижною грудою камней легли ихъ каменные своды». Мы совѣтуемъ г. Пушкареву прочитать превосходное, дышащее глубокимъ чувствомъ, описаніе конца псковской воли, оставленное неизвѣстнымъ лѣтописцемъ. Это одно изъ превосходныхъ единственныхъ мѣстъ русскихъ лѣтописей. А пока сообщимъ г. Пушкареву, что Псковъ присоединенъ къ московскому государству при Василіѣ Ивановичѣ, причемъ не было употреблено «крушительнаго тарана», понадобившагося «ѣдкому уму» новаго сатирика, для рифмы къ Ивану….
Впрочемъ, мы должны сказать, что г. Пушкаревъ все-таки стихотворецъ изрядный: у него встрѣчаются игривые, легкіе стихи, такъ что, при стараніи, онъ можетъ дойти до степеней извѣстныхъ, и случится это тѣмъ скорѣе, чѣмъ поспѣшнѣе сброситъ онъ съ себя мрачный кафтанъ сатирика, взятый имъ на прокатъ у гг. Некрасова и Барбье, и болѣе трезво и опредѣленно отнесется къ окружающей его жизни. Въ настоящее же время у г. Пушкарева столько незрѣлаго, ребячески-фальшиваго и напускного, что такъ и видишь передъ собою пятнадцатилѣтняго юношу, который старается всѣхъ увѣрить, что ему за сорокъ.