Софиевка (Долгоруков)/ДО

Софиевка : Описание сада графини Потоцкой
авторъ Иван Михайлович Долгоруков
Опубл.: 1811. Источникъ: "Вѣстникъ Европы", 1811, ч. LVI, № 6. az.lib.ru Перевод с французского Федора Поспелова

Долгоруков Иван Михайлович

Софіевка(*).

править
(Переводъ Г. Поспѣлова (**))

(*) Такъ называется садъ Графини Потоцкой близъ Умани, уѣзднаго города Кіевской Губерніи.

(**) Оригиналъ написанъ на французскомъ языкѣ кн. И. М. Д-мъ, и принадлежитъ къ его путешествію въ Одессу. Отрывокъ сей взятъ изъ партикулярной его переписки. Авторъ чрезвычайно доволенъ переводомъ; онъ очень близокъ къ подлиннику, въ иныхъ мѣстахъ даже и лучше его. Если найдутъ слова и цѣлыя выраженія странныя по новости ихъ для слуха, авторъ проситъ читателей не относить ихъ къ переводчику, и всю критику свою обратить на самаго его, увѣряя, что всякая критика, даже и насмѣшка, когда она устремлена на пользу, ему всегда приятна.

Если вы хотите получить справедливое понятіе о томъ, что обыкновенно называютъ, полями Елисейскими, земнымъ раемъ; придите въ Софіевку; и подивитесь въ ней генію творческому. Тамъ природа и искусство, соединя всѣ силы свои, произвели превосходнѣйшее твореніе. Какое стройное согласіе въ чудномъ сліяніи ихъ взаимныхъ работъ! Величественная своею простотою Софіевка приводитъ въ забвеніе сады Армидины и Вавилонскіе; ничто не можетъ сравниться съ тѣмъ, что здѣсь видишь. Все плѣняетъ и приводитъ въ восторгъ. Не думайте однакожъ, чтобы я хотѣлъ представить вамъ красоту вымышленную, или игру воображенія; совсѣмъ напротивъ! Садъ сей есть одно изъ счастливыхъ и непремѣнныхъ послѣдствій искусства человѣческаго. Представьте себѣ рядъ горъ, опершихся на скалахъ ужасной величины и ими поддерживаемыхъ; громады камней съ начала міра въ безпорядкѣ одинъ на другомъ лежащихъ, изъ которыхъ и самой меньшой, безъ подрыву порохомъ, не могъ бы быть ни разсѣченъ, ни съ мѣста сдвинутъ — извѣстно, что порохъ когда, направляетъ его искусный инженеръ, можетъ силою своей потрясти и самыя верхи Олимпа; представьте еще нѣсколько источниковъ, ліющихъ свѣтлыя воды свои въ разсѣлинахъ тѣхъ самыхъ утесовъ, изъ нѣдръ коихъ они выходятъ, — и сотню разбросанныхъ деревъ, ни чемъ не защищаемыхъ отъ дуновеній сѣвера. Таковые были здѣсь дары неба, на пространствѣ трехъ или четырехъ верстъ. Искусство, всегдашній соперникъ природы, ревнуя превзойти ее, искусства взялось сдѣлать прекрасными самые ея ужасы. Но что искусство безъ денегъ? Является Потоцкій; владѣлецъ милліоновъ, вельможа Польши; первый взглядъ здѣсь его одушевляетъ. Золотой дождь упадаетъ на каменныя безплодныя горы, и природа, утомленная продолжительнымъ бездѣйствіемъ, мучимая производить, открываетъ взору прекраснѣйшее и самое быстрое прозябеніе. Все прорастаетъ, движется и получаетъ цвѣтъ. — Послѣ пятьнадцати лѣтъ безпрерывной и трудной работы, владѣлецъ самъ наконецъ не узнаетъ болѣе сихъ мѣстъ. Сюда желалъ бы я привести Томсона, Виргилія, Делиля, чтобы увѣковѣчить изображеніе Софіевки. Постараюсь обрисовать хотя главныя только черты ея. Возьмите нить, чтобъ не заблудиться, и слѣдуйте за мною въ этомъ саду, сто разъ болѣе волшебномъ, нежели Гесперидской.

Едва взошли, какъ взоръ вашъ пораженъ каскадою. Что ее величественнѣе? Потокъ, котораго источника нельзя ни видѣть, ни угадать, съ быстротою молніи низвергается съ верху высокой скалы, и покрываетъ пѣною, какъ снѣгомъ, утесистой гранитъ. Въ его удивительныхъ крутизнахъ искусство высѣкло излучины, углы и повороты. На каждомъ уступъ вода получаетъ тысячу новыхъ отпрысковъ волна дробится ежевзглядно[1], шумитъ, реветъ и падаетъ у ногъ вашихъ. Здѣсь тише, тише она образуетъ прозрачное озеро; въ немъ видите вы множество мѣленькихъ рыбъ; онъ плаваютъ туда и сюда, ныряютъ на солнцѣ, прыгаютъ на поверхность безъ страха и безъ опасенія, зная, что вы ни одной изъ нихъ не тронете. Посреди сей затвердѣлой влаги, прекрасная порфировая корзина, наполненная душистыми цвѣтами, окуриваетъ вокругъ васъ воздухъ пріятнѣйшими благовоніями. Нѣсколько далѣе, изъ камня, съ лѣвой стороны нескладно вдавшагося въ прудъ, и которой бы хотѣлось оттуда вырвать, бьетъ фонтанъ на четыре, или на пять саженей вверьхъ и орошаетъ свѣжій лугъ, его остѣняющій. Вы все смотрѣли снизу: отважьтесь теперь взойти на черепъ самаго утеса, и остановитесь на мосту, вы откроете тамъ начало перваго водопада, вамъ не видно ключей его, они бьютъ гораздо далѣе, и по крутизнѣ покатой горы получаютъ на каждомъ переломѣ новое усиліе. Съ обѣихъ сторонъ осѣняютъ его плакучія ветлы, которыя наперерывъ другъ передъ другомъ хотятъ, кажется, погрузиться въ волнахъ его. Онъ готовъ уже затопить перилы, васъ охраняющія, но вдругъ, какъ будто боясь омачить васъ своими брызгами, вода скрывается подъ плотину, клубится, и прорвавшись составляетъ новый потокъ, низвергающійся съ бассейна, подлѣ котораго за минуту передъ этимъ вы дивлялись сильному той же воды стремленію. Одинъ взоръ вдругъ обнимаетъ всѣ эти живописныя прелести. Кто бы отказалъ имъ въ своемъ восхищеніи? На такое зрѣлище природы съ величайшимъ удовольствіемъ взглянули бы и тѣ, которые въ восторгѣ видали паденіе Рейна при Шафгаузенѣ.

Далѣе! Вы вдругъ въ темной пещеръ, которой сводъ заровненъ зеленью. То, что ожидаетъ васъ при выходъ, не постижимо; шумъ волнъ, которой слышите вы среди этаго глубокаго мрака, не инаго чего заставляетъ васъ ожидать, какъ приближенія къ плотинѣ. Но сколь велико ваше удивленіе, когда вмѣсто того входите вы въ храмъ, котораго верхъ, поддерживаемый четырмя гранинитными колоннами, высѣченными изъ одного камня, открываетъ вамъ приятнѣйшее уединеніе! Всякой можетъ тутъ васъ видѣть, но ни кто къ вамъ проникнуть. Надъ куполомъ новая каскада, слѣдуя законамъ тяготѣнія и стремясь куда нибудь упасть, развиваетъ предъ вами свой завѣсъ. Вы думаете видѣть дымку; совсѣмъ нѣтъ, это вода. Она одна охраняетъ это святилище Грацій, и удалить отъ васъ приступъ нескромнаго. Безпрестанное движеніе водянаго стора, перемѣняющійся каждой мигъ видъ его, шумъ истока, и тотъ быстрой порывъ, которой вмѣстѣ съ отраженіемъ солнечныхъ лучей въ каждой каплѣ производитъ блескъ кристалла, или діаманта. Всѣ эти очарованія изумляютъ васъ столько, что вы мните себя восхищенными до третьяго неба. Какое убѣжище для сладострастія!

Вышедъ отсюда, тропинка, служившая для васъ проводникомъ къ этому волшебному мѣсту, исчезаетъ; вы видите себя на открытомъ лугу, украшенномъ дарами флоры. Подойдите сюда, новое зрѣлище! Въ преогромной горъ, гдѣ порохъ конечно далъ почувствовать всю свою силу, выдѣланъ гротъ величественный и мрачный. Эта громада камня, которую по гласу Вѣчнаго какой нибудь атлетъ могучею своею рукою повергъ на землю, гдѣ вѣки еще болѣе связали и укрѣпили ее, образуетъ одну скалу, поражающую величиной своею. всѣ украшенія въ гротѣ нарѣзаны на томъ же камнѣ. Не чудно ли видѣть, какъ въ этомъ углу рѣзвой источникъ воды пробивается сквозь пять или шесть разщелинъ; онъ съ избыткомъ можетъ утолить вашу жажду. Природа была здѣсь не скупа. Вся эта пустота, изрытая въ каменной твердынѣ, и столь ужасная пещера держится на одномъ столпѣ, тѣмъ же кремнемъ округленномъ. Геркулесъ, никто больше, его туда поставилъ. Это Атлантъ, поддерживающій міръ и изнемогающій подъ его бременемъ. Между тѣмъ взоръ вашъ находитъ въ разныхъ мѣстахъ нѣсколько прилавокъ. Я самъ садился на иныхъ, надъ коими навѣсы столь искусно спущены, и обвороженіе здѣсь такъ сильно, что поистинѣ имѣешь причину бояться, не оторвался бы камень отъ горы, и не разшибъ бы тебя въ одну минуту. Здѣсь, здѣсь какая нибудь Радклифъ, первая при свѣтѣ луны испытавъ ужасъ ночи, доставилабъ свѣту тысячу новыхъ предметовъ страха.

Сверните въ сторону. Красивая и покойная шлюбка ждетъ васъ для прогулки по водѣ. На стеклянной ея поверхности мы плывемъ мимо пустаго острова; два ряда прекрасныхъ тополей замыкаютъ окружность береговъ его. Въ срединѣ небольшой памятникъ: онъ напоминаетъ вамъ гробницу Гражданина Женевскаго. Кто откажетъ въ дани, ему должной? Память его вырвала вздохъ, за нимъ у васъ катятся слезы; мысль ваша предается вполнѣ печальной своей думѣ. Вы ищете стези приятныхъ воспоминаній; единственное и обыкновенное прибѣжище уязвленнаго сердца, которое нѣкогда наслаждалось, которое противъ воли своей трепещетъ еще подъ бренною своею оболочкою и прилѣпляется къ обольщенію чувства! Вдругъ слышенъ шумъ; гребцы бросаютъ весла, это приводитъ васъ въ себя. Шлюбка по теченію воды несетъ васъ въ подземной проводъ саженъ во сто длины, и сверху закрытый лугами; въ немъ не видно ничего; чувствуешь только, что зыблешься на влажной стихіи, которой прохлада въ полдень способствуетъ дыханію. Вы не знаете, гдѣ вы; но довольно уже видѣли, чтобъ не подозрѣвать тутъ ни какой опасности и плыть безъ боязни. Нѣтъ, мы не въ царство тѣней опускаемся; нѣсколько отверстій, сдѣланныхъ въ сводѣ, бросаютъ блѣдные лучи свѣта въ этотъ мрачной водоводъ, чтобъ служить маякомъ для кормщика. О! какая минута для любви скромной и непорочной! При этомъ слабомъ озареніи вы достигаете шлюзы; тутъ двое воротъ тихо опускаются передъ вами; каналъ исчезаетъ. Приводятся въ движеніе машины, которыя наполняютъ бассейнъ водою. Волны поднимаюшъ лодку мало по малу выше, и она становится наровнѣ съ землею. Вы выходите изъ нее въ изумленія и прогуливаетесь нѣсколько на прекрасномъ лугу, которой ведетъ къ озеру. Здѣсь не лодка уже, но строеніе гораздо ея большее и безопаснѣйшее для васъ готово. Мачты, снасти, парусы, якори, ни что не забыто, чтобы обмануть васъ картиной корабля. Переймемъ у Веспуція, станемъ искать новаго міра. — Вы увидите большое водохранилище, доставляющее воду для всѣхъ фонтановъ и каскадъ, которыхъ игрѣ вы удивлялись. — Здѣсь-то находите Вы натуру въ ея работѣ; глазамъ вашимъ открываются всѣ чудотворенія искусства и опытъ системы гидравлической, посредствомъ которой сначала весны вода собирается въ водоемы и доставляетъ саду необходимое ея излишество. Плотины и насосы здѣсь суть совершеннѣйшія произведенія въ искусствѣ сего рода. Но довольно плавать; пристанемъ, пора.

Войдемъ теперь въ эту косвенную дорогу, съ обѣихъ сторонъ пестрѣющую цвѣтами, и обогащенную чужеземными растѣніями, какихъ только названія вамъ извѣстны. Какое смѣшеніе приятнѣйшихъ ароматъ! какой воздухъ для дыханія! Мы доходимъ до каменной скамьи, гдѣ наконецъ надобно присѣсть. Тутъ неподвижной гранитъ, которой, послѣ семи тысячь лѣтъ ни чѣмъ невозмущаемаго бытія, покорился рѣзцу искуснаго художника, и чтобъ быть вамъ полезнымъ, принялъ видъ стола. Гостепріимство, и всегда любезное, обременило его сокровищами Помоны, и вы наслаждаетесь прекраснѣйшими плодами. Опершись на мраморную колонну, вы переходите мысленно всю связь многоразличныхъ восторговъ, которыми душа ваша была тронута во время прогулки, и которыхъ за безчисленными измѣненіями едва могла она слѣдовать. Тихое журчаніе васъ пробуждаетъ: его производитъ паденіе воды въ порфировой бассейнъ, никогда не пили вы и никогда не будете пить столь свѣжей. Ровна въ своемъ движеніи, она упадая кажетъ видъ зеркальнаго стекла, и потомъ наполняетъ свою лохань. Прекраснѣйшее дерево перюкъ[2] осѣняетъ ее, и дѣлаетъ изъ листьевъ своихъ сводъ. Кажется, что природа нарочно здѣсь его возрастила, чтобы розовыя и пуховыя его вѣтви, колеблемыя вѣяніемъ зефира, отгоняли отсюда всѣхъ ядоносныхъ насѣкомыхъ и мошекъ, столь безпокойныхъ въ жаркомъ климатѣ. Здѣсь вы утоляете жажду свою, здѣсь совершаете изліяніе въ жертву богу удовольствій. Остановитесь еще на минуту у этихъ ведъ благотворныхъ. Право потокъ Петрарковъ въ Воклюзѣ не прекраснѣе, не свѣтлѣе источникъ Салгира на полуостровѣ Крымскомъ.

Наконецъ должно оставить эту волшебную страну. Преклонимъ колѣни предъ Отцемъ земнородныхъ; и дадимъ хвалу природѣ, приготовившей здѣсь зрѣлище толико чудесное.

Счастливъ тотъ, коего стопы судьба сюда направитъ,

Вотъ Софіевка! Я описалъ вамъ можетъ быть только тысячную часть ея. Дополните прочее вашимъ воображеніемъ, не опасаясь вдаться въ крайности. Изображая красоты ея, нельзя сказать ничего лишняго. Я, которой видѣлъ этотъ садъ, глядя на свою картину, я лучше прочихъ чувствую недостатки моей кисти; но ни одинъ бы изъ пѣвцовъ древняго и новаго міра не избѣжалъ ихъ. Не говорю уже вамъ о множествѣ пирамидъ, статуй, каріатидъ, вазъ и таинственныхъ памятниковъ, которые роскошь разбросала по всему саду. Между сими послѣдними болѣе всего должна привлекать ваше вниманіе недодѣланная колонна. Она прислонена къ дерновой стѣнѣ; основаніемъ ей служатъ три дикаго камня уступа. Осѣняемый двумя молодыми липами, которымъ съ умыслу не даютъ достигнуть полнаго ихъ возраста, обелискъ сей служилъ владѣльцу горестнымъ напоминаніемъ, Потоцкій, освободясь отъ пышности, его вездѣ окружавшей, приходилъ сюда грустить о потерѣ двухъ юныхъ дѣтей своихъ. Какое трогательное мѣсто! Погрузившись тутъ въ глубокую задумчивость, и я самъ, какъ мнѣ казалось, видѣлъ тѣни Маріи и Елены; сладостное обольщеніе сердца потерею своею сокрушеннаго! видъ Евгеніи, улыбающійся съ высоты небесъ, умножалъ унылость моего воображенія.

Прежде нежели выдете отсюда, я васъ остановлю у небольшаго ключа воды. Это не что иное, какъ колодезь, покрытый сводомъ изъ мягкаго камня. Въ соотвѣтствіе ему на мраморной скамьѣ сверхъестественною какою-то силою сохранился отпечатокъ руки одного странника, пришедшаго сюда отдохнуть; локоть его какъ будто вдавленъ въ мраморъ. Удивительное дѣйствіе искусства и утонченнаго его вымысла. Глядя на это, вспомнишь Пиѳагора, и вмѣстѣ съ нимъ скажешь: такъ! все имѣетъ чувство.

Еще одно слово, — оно необходимо. Примѣтьте, что вы не нашли въ этомъ саду искусственныхъ стоговъ сѣна, костровъ, Китайскихъ и Индѣйскихъ домиковъ, хижинъ, поддѣльныхъ развалинъ, которыми наполнены сады нашихъ вельможъ, и которые обманчивая роскошь, чтобы лучше ослѣпить чернь, ищущую одного только пустаго блеска, украшаетъ мишурою, ракушками, стеклами и подобными бездѣлками, — нѣтъ, здѣсь все прямо великолѣпно. Творецъ пролилъ воду на землю, и бросилъ въ нее страшныя камни, природа и время составили изъ нихъ горы. Послѣ, гораздо послѣ пришелъ художникъ и разставилъ свои работы. Всюду здѣсь гранитъ, порфиръ и мраморъ; все въ состояніи противиться погодѣ и капризамъ климата. Все твердо и не боится перемѣнъ времени года.

Потоцкій, старшій сынъ фортуны, любимецъ счастія, блаженъ былъ здѣсь въ своихъ наслажденіяхъ; но я ему непозавидую, если мое описаніе вамъ понравилось.




  1. Если сіе слово не полюбится публикѣ, не переводчикъ подверженъ быть долженъ ея критикѣ, а авторъ отрывка, которой пересматривая переводъ, самъ его тутъ поставилъ.
  2. Названіе дерева, въ тѣхъ мѣстахъ воспитываемаго по садамъ охотниковъ до природы и растительнаго ея царства. Не то ли дерево, что называется по нѣмецки Des rette? Citrus aut Limon Peretta/ Цитронъ грушеобразный. (Сія догадка посторонняго.)