Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Сознаетъ ли Россія свое призваніе относительно міроваго Римскаго вопроса?
правитьТысячи перьевъ скрипятъ ежедневно, упражняясь на тему: «римскій вопросъ»; гулъ стоитъ въ мірѣ отъ разноязычной газетной сумятицы, по поводу того же вопроса; стѣны европейскихъ парламентовъ уже начинаютъ оглашаться «интерпелляціями» и отвѣтами, рѣчами, рукоплесканіями и порицаніями — все по тому же вопросу о Римѣ, объ Италіи, о конференціи, — и тѣмъ не менѣе разрѣшеніе вопроса, сколько намъ кажется, не подвигается въ сознаніи ни на волосъ; парламентскія пренія также не обѣщаютъ его подвинуть и только развѣ освѣтятъ намъ взаимное положеніе партій; почта не привозитъ намъ, покуда, съ массою газетъ, ни одной такой новой, свѣжей мысли, которая бы могла властительно овладѣть умами, стать не только въ уровень съ событіями, но и выше ихъ, и раскрыть человѣчеству, за ними, новые историческіе горизонты. Теперь больше чѣмъ когда либо нужно міру новое, вѣщее слово. На смѣну отживающей исторической идеи должна явиться новая историческая идея, а не простое отрицаніе старой идеи или лживая сдѣлка съ нею. Между тѣмъ въ газетахъ, въ брошюрахъ, даже въ парламентахъ Запади ой Европы мысль переминается все на одномъ и томъ же мѣстѣ; читаемъ и слышимъ все однѣ и тѣ же стереотипныя сентенціи ультрамонтанства и атеизма, суевѣрія и безвѣрія; все и всѣ вертятся въ томъ же безвыходномъ кругу противорѣчія. Гордое своею цивилизаціей, западно-европейское общество съ презрѣніемъ смотритъ на вопросы религіозные и вѣроисповѣдные, считаетъ себя переросшимъ и порѣшившимъ всѣ подобныя задачи еще со временъ французской революціи 1789 года. Общество, духовно порожденное Вольтеромъ и духовно успокоившееся на Ренанѣ, можетъ только съ улыбкою или же съ лицемѣрною серьезностью, ради соблюденія приличій, относиться къ заботамъ о церкви, — а между тѣмъ эти, такъ дешево цѣнимые имъ, вопросы религіозные и вѣроисповѣдные, къ величайшему его недоумѣнію, возстаютъ снова, во всей своей грозной мощи, снова колеблютъ міръ и не поддаются никакому, повидимому, и удобному и комфортабельному разрѣшенію, уготованному имъ современною европейскою цивилизаціей. Всѣ прежнія сдѣлки и компромиссы оказываются изношенными, и вопросы вновь стучатся въ двери — и академическихъ и парламентскихъ залъ, и дипломатическихъ кабинетовъ, и салоновъ, и даже католическихъ храмовъ. Нельзя не удивляться легкомыслію въ особенности французской либеральной прессы. Она продолжаетъ не подозрѣвать о глубинѣ того общественнаго духовнаго противорѣчія, въ которое погружена Франція.
Въ доказательство того, что большинство во Франціи, по отношенію къ церкви, на сторонѣ идей 1789 года, французскія либеральныя газетъ? приводятъ число своихъ подписчиковъ, значительно превышающее число подписчиковъ на ультрамонтанскія газеты, забывая бездѣлицу — забывая милліоны Французовъ, не подписывающихся ни на какія газеты, не умѣющихъ даже ни читать, ни писать. Французскимъ демократамъ приходится или похѣрить авторитетъ своего идола — демоса, или же признать, что они обрѣтаются съ нимъ на совершенно противоположныхъ полюсахъ. Нельзя не подивиться той поверхностности сужденія, съ которою корреспондентъ одной газеты разсказываетъ замѣчательный фактъ, будто Наполеонъ III противился экспедиція французскихъ войскъ въ Римъ и уступилъ лишь единогласному завѣренію префектовъ, что они не отвѣчаютъ за спокойствіе населенія въ департаментахъ, если франція не вступится за папу. Корреспондентъ, не отрицая этого послѣдняго обстоятельства, объясняетъ его, какъ онъ выражается, очень просто, — тою излишнею властью, которую императоръ попустилъ клерикальной партіи взять въ свои руки надъ сельскимъ населеніемъ, — какъ будто такое разъясненіе упрощаетъ, а не усложняетъ вопроса, какъ будто не оказывается нужнымъ, для разрѣшенія вопроса въ смыслѣ либеральнаго меньшинства, замѣнить силу клерикальной партіи иною духовною силой, предпринять и совершить цѣлое новое духовное воспитаніе народа! Не знаемъ, какъ истолкуютъ теперь либеральныя французскія газеты другое соціальное противорѣчіе, являющееся уже не со стороны народныхъ невѣжественныхъ массъ, а въ самой общественной средѣ, не перестающей кичиться своею цивилизаціей и великими началами, les grands principes, унаслѣдованными отъ достопамятной революціи? Мы разумѣемъ здѣсь тотъ фактъ, который еще не обнаружился, но обнаружится несомнѣнно (мы увѣрены въ томъ заранѣе): большинство представителей во французскомъ законодательномъ корпусѣ, въ самомъ Парижѣ, заявитъ себя противъ единства Италіи и на сторонѣ свѣтской власти папы. Не слѣдуетъ забывать, что Тьеръ, какъ истый Французъ, имѣющій въ виду исключительно политическій интересъ Франціи, былъ всегда врагомъ италіянскаго объединенія, и что даже кальвинистъ Гизо, связывающій судьбы папства съ судьбами христіанства въ Европѣ, останавливается въ недоумѣніи предъ упраздненіемъ свѣтской власти папы въ пользу единой Италіи.
А между тѣмъ вопіющѣе чѣмъ когда-либо, чудовищнѣе чѣмъ когда-либо является противорѣчіе свѣтской власти папы и всѣхъ ея послѣдствій — съ требованіями какъ современнаго политическаго положенія Европы, такъ и съ духовными ея требованіями, предъявляемыми не только грубымъ атеизмомъ 1789 года, не только раздушеннымъ деизмомъ Ренана (ставшаго высшимъ выраженіемъ французскаго интеллигентнаго отношенія къ религіи въ послѣднее время), но и серьезнымъ просвѣщеніемъ вѣка, и чистымъ нравственнымъ чувствомъ, и освобожденнымъ отъ духовнаго раболѣпства простымъ здравымъ смысломъ. Неумолимая логика исторіи продолжаетъ развивать латинское вѣроученіе о папствѣ и о папѣ до абсурда, до крайнихъ предѣловъ. Римская курія объявила войну всякому свѣту науки, всякой свободѣ политической и духовной, рѣшительнѣе и смѣлѣе чѣмъ въ какія бы то ни было времена, и своими послѣдними силлабусами и энцикликами порвавъ всѣ прежнія сдѣлки съ прогрессивнымъ движеніемъ человѣчества, сдѣлала отнынѣ всякое примиреніе невозможнымъ. Странное зрѣлище представляется взору: весь миръ Европы, ея дальнѣйшее политическое сложеніе, удовлетвореніе необходимѣйшихъ, гражданскихъ и духовныхъ нуждъ — все поставлено въ зависимость отъ одного слова дряхлаго 70-лѣтняго старца. Казалось бы, скажи Пій IX, вмѣсто non possumus, — possumus, только отрекись онъ добровольно отъ своей свѣтской власти, — и вопросъ рѣшенъ, и порвавъ плотины, хлынула бы неудержимымъ потокомъ идея италіянскаго единства въ священный вѣчный городъ, и сама Франція, съ своими ружьями Шасспб, не могла бы воспрепятствовать этому стремленію, какъ скоро отнято было бы у Франціи ея религіозное знамя. Теперь же порыву всей Италіи, натиску духовной, нравственной силы Запада, т. е. его либеральныхъ идей, его цивилизаціи, общественнаго мнѣнія всей Европы, противопоставляетъ Пій IX только одно свое безплотное слово non possumus, и сдерживаетъ имъ напоръ всего міра. Но въ этомъ словѣ есть сила великой исторической идеи, цѣлые вѣка властвовавшей надъ міромъ, и доселѣ не упраздненной. Но ея знамя есть знамя христіанства, знамя вѣры, хотя бы и лицемѣрное знамя, хотя бы въ сущности эта вѣра не болѣе какъ суевѣріе. Пусть обличена теперь въ сознаніи человѣчества ея ложь: сила вступающая съ нею въ борьбу — сила отрицанія, ея знамя — знамя безвѣрія. И вотъ, въ борьбѣ сихъ двухъ лжей мятется западный міръ, и обѣ онѣ, осыпая другъ друга проклятіями, отрицая другъ друга, кружатся въ безвыходномъ противорѣчіи и не престануть кружиться до тѣхъ поръ, пока не придутъ къ отрицанію себя самихъ и пока не водрузится знамя новой исторической идеи, новой духовной положительной силы…
Намъ могутъ замѣтить, пожалуй, что и Викторъ Эммануилъ съ своей стороны водружаетъ знамя религіозное и даже торжественно объявляетъ своему народу, папѣ и всякому кому о томъ вѣдать надлежитъ, о своей преданности папѣ какъ главѣ церкви, о своей готовности охранять и блюсти его духовную власть, — и и изъ всѣхъ папскихъ аттрибутовъ отрицаетъ только значеніе папы какъ свѣтскаго государя. Но такое самовольное и насильственное изъятіе одного изъ важнѣйшихъ аттрибутовъ современнаго папства не можетъ быть совмѣщено съ исповѣдываніемъ принципа папской непогрѣшимости, точно также какъ не мирится съ послѣднимъ и непризнаніе Италіянскимъ королемъ силы за тѣми папскими буллами, которыми Пій IX отлучилъ его церкви! Такое противорѣчіе, не допуская никакого логическаго выхода, неспособно придать знамени Виктора Эммануила значеніе искренняго религіознаго знамени.
Противорѣчіе всюду, противорѣчіе вездѣ, — противорѣчіе не внѣшнее только, но глубокое внутреннее, въ области вѣрованія, въ сферѣ сознанія. Живучесть причинъ сказывается живыми послѣдствіями на пространствѣ вѣковъ, XIX вѣку приходится считаться съ вѣкомъ Х-мъ. Чѣмъ ниже станутъ цѣнить западные мыслители значеніе римскаго вопроса какъ вопроса религіознаго и вѣроисповѣднаго, тѣмъ труднѣе будетъ его разрѣшеніе. А римскій вопросъ есть вопросъ міровой, историческій, — вопросъ, съ которымъ связаны судьбы всей католической церкви, всего латинскаго Запада, — слѣдовательно вопросъ всего христіанскаго міра. Наступаетъ великій историческій мигъ. Отъ кого же раздастся вѣщее слово, откуда, на отмѣну отживающей исторической идеи, выступитъ и предъявитъ свою власть надъ міромъ иное духовное историческое начало?
Отъ кого же и откуда, какъ не отъ православной Россіи, главы Греко-Славянскаго православнаго міра? Не ей ли предлежитъ сказать міру вѣщее слово? Не налагается ли на нее. именно теперь, святая обязанность вознести высоко, предъ всѣмъ свѣтомъ, знамя истины православной? Не въ истинѣ ли православной заключается разрѣшеніе того вопроса чт$ волнуетъ теперь латинскій Западъ? И не должна ли Россія, какъ христіанская, православная страна, указать на единственный путь спасенія остающійся христіанству на Западѣ? Она могла бы сказать Италіи и папѣ, и всей католической церкви: вознеситесь историческою памятью, по лѣстницѣ преданій, до преданій единой вселенской апостольской церкви, — обратитесь вашею мыслью къ тѣмъ вѣкамъ, когда не нарушена еще была цѣлость церкви, не разорвана риза Христа, когда Востокъ и Западъ были едино, цвѣли оба великими святостью и мудростью мужами и сходились на общій совѣтъ, и римскій пастырь чествовался какъ старѣйшій изъ пастырей, и не было у церкви инаго главы, кромѣ Христа, и помня заповѣди Спасителя, не творила она царство Его царствомъ отъ міра, и не смѣшивала кесарево съ божіимъ, воздавая кесарево кесареви, а божіе Богови? Вспомните, что раздѣлило насъ? Не то ли же самое, не та ли же похоть власти, не притязанія ли на государственное, свѣтское вселенское владычество, не тѣ ли же начала, въ которыхъ все современное зло Латинскаго міра, которыхъ упраздненія теперь добивается самъ Западъ, но которыхъ упраздненія не обрѣтете вы иначе, какъ возвратившись на покинутый вами путь истины? Мы не покидали этого пути, но не признавали полноту жизни церковной внѣ отдѣлившагося Запада; мы не сотворили ни единаго вселенскаго собора съ тѣхъ поръ, какъ вы отклонились отъ единенія и возмечтали быть полнотою церкви; мы ждали и ждемъ вашего возвращенія. Не подчиненія Востоку, не обращенія въ какое-то особое восточное вѣроисповѣданіе требуетъ отъ васъ Востокъ, но призываетъ васъ къ обращенію въ ваше же собственное вѣроисповѣданіе, которое было единымъ общимъ и для Запада и для Востока, и сохранилось лишь на Востокѣ. Онъ призываетъ васъ возвратиться къ чистотѣ вашего же собственнаго древняго вѣроученія, столько вѣковъ свѣтившаго міру, — и внѣ его никакія измышленія не дадутъ вамъ выхода изъ той глубины противорѣчія, въ которую углубила васъ та Божья правда, что называется логикою исторіи!..
Вотъ что можетъ и что должна сказать теперь Россія, потому что нѣтъ у православнаго Востока на исторической аренѣ міра другихъ устенъ, кромѣ православной Россіи. Пойметъ ли это Россія? Пойметъ ли, что, «Недостойная призванія, она тѣмъ не менѣе избрана», и что посрамивъ избраніе Божіе, она повинна Божьему грозному суду?
Пусть приметъ Россія зовъ францускаго императора на конференцію по римскому вопросу, но пусть приметъ его не въ качествѣ державы, имѣющей у себя столько-то католическихъ подданныхъ, во въ качествѣ страны православной, представительницы всего православнаго Востока, которая одна изъ всѣхъ державъ міра можетъ указать на единое возможное, истинное и благое рѣшеніе вопросу, волнующему міръ…
О, еслибы сознавала Россія свое призваніе! Еслибъ уразумѣла великость и святость лежащихъ на мой обязанностей!.. И неужели никого, нѣтъ никого изъ нашихъ государственныхъ мужей, который бы понялъ все значеніе настоящей минуты, который бы услышалъ внутреннимъ слухомъ совѣсти, сердца, простаго ума, наконецъ, призывъ церковный, народный, историческій, обращенный къ представителямъ Россіи?… Есть ли кто?