Современное русское архивное нестроение (Самоквасов)

Архивное дело в России : Современное русское архивное нестроение
автор Дмитрий Яковлевич Самоквасов

Опубл.: 1902. Источник: Архивное дело в России. В 2 кн. М.: Товарищество тип. А. И. Мамонтова, 1902. URL: http://elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012003&id=205&cType=1

Современное нестроение архивной службы в России

В начале XIX столетия были учреждены министерства в Петербурге, городе новом, без архивов древних актов; а на министерства, обремененные специальными задачами, была возложена и обязанность управления и контроля службы в столичных и провинциальных архивах. Личный состав министерств, довольствуясь в своей деятельности печатными сборниками законов, потерял способность пользоваться архивными материалами, не дорожил архивами, не заботился об издании общего для всех ведомств архивного законодательства и не принимал рациональных мер к тому, чтобы централизовать и хранить в целости и порядке документальное имущество русского народа, как требуют закон и наука, описать его, упорядочить и сделать полезным для научных и практических целей государства.

Не имея в своей среде ученых архивистов, каждое министерство проектировало и проводило через Государственный совет и Комитет министров сепаратные законы организации и деятельности архивов своего ведомства. Отсюда действующее русское архивное законодательство представляет собою длинный ряд узаконений, изданных по представлениям учреждений разных ведомств, в разное время, по разным побуждениям, без согласования последующих законов с предыдущими, - «представляет собою нечто разрозненное, недостаточное, неясное и противоречивое»^[1], открывающее широкую свободу злоупотреблениям всякого рода со стороны лиц, служащих в архивах, бедно обеспеченных содержанием и стоящих вне компетентного управления и контроля.

В настоящее время высшее архивное управление в России разбито между всеми министрами и главноуправляющими на правах министров, а местное – состоит из ведомств губернаторов, упра-{1}^[2]

вляющих палатами, попечителей учебных округов, епархиальных архиереев, воинских начальников и других администраторов, обремененных множеством служебных дел, не имеющих ничего общего с архивами, и для которых, как и для министров, древние архивные акты – китайская грамота, а рациональное архивоведéние – terra incognita.

В половине истекшего столетия помещения канцелярий действующих учреждений были переполнены деловыми бумагами; трудно было размещаться чиновникам; передвигать устаревшие делопроизводства в нежилые помещения было уже невозможно, потому что таких помещений недоставало; приходилось нанимать помещения для архивов, а на этот предмет не полагалось средств в канцелярских штатах. Тогда в министерских сферах возникла мысль об уничтожении «ненужных» архивных дел. Эта потребность всего прежде оказалась в учреждениях министерств внутренних дел и финансов, преимущественно наследовавших архивы древних учреждений, упраздненных реформами XVIII и XIX столетий; в них и начата была практика уничтожения архивных дел, скоро усвоенная и учреждениями других министерств^[3].

В отчете министра внутренних дел за 1847 год говорится, что приведение в порядок дел, хранившихся в разных провинциальных архивах, учрежденными при губернских правлениях особыми комиссиями имело своим следствием разрешение министра уничтожить в 18 губерниях до 30 тысяч дел. В 1852 году губернскими комиссиями было представлено и министром разрешено уничтожить уже 68 тысяч дел. 7 сентября 1855 года было издано «Положение» Комитета министров, предоставившее министру внутренних дел право уничтожать архивные дела в подведомственных ему присутственных местах на основании правил и расписания родов архивных дел, указанных в комитетском «Положении»^[4]. В 1860 году было издано Высочайше утвержденное общее постановление Комитета министров о том, чтобы каждое ведомство составило правила о хранении архивов и уничтожении ненужных дел. Такие правила были составлены, рассмотрены Комитетом министров, получили Высочайшую санкцию и действуют до настоящего времени, представляя собою законное основание повсеместного истребления не только ненужных бумаг, но и самых важных и ценных в научном отношении^[5].

Исполнение министерских правил разбора, хранения и уничтожения архивных дел в центральных учреждениях состоит исклю-{2}

чительно в руках канцелярских чиновников, в губернских учреждениях – в руках комиссий из местных чиновников и ученых по назначению губернаторов. Но все лица центральных и губернских учреждений, которым наше законодательство и министерская регламентация поручили разбор архивов и выделение из них ненужных дел для уничтожения, не располагают ни временем для исполнения этой обязанности, занятым службою вне архивов, ни специальными сведениями, для того потребными. На практике дело разбора, описания и уничтожения архивных материалов, хранящихся в канцеляриях действующих учреждений, зависит от низших канцелярских чиновников, часто лишенных всякого знакомства не только с современными требованиями архивовéдения и рационального архивоведéния^[6] в западноевропейском смысле, но и вообще с запросами исторической науки нашего времени.

Отсутствие в России общего архивного законодательства, управления и контроля имело своим результатом такой разгром русских государственных архивных, перед которым бледнеет разрушение архивов Франции невежественною толпою эпохи первой революции. В последние десятилетия уничтожение «ненужных» архивных дел совершалось так успешно, что в правительственных архивах старейших городов (Новгорода, Ярославля, Рязани и др.) уже не осталось «нужных» дел древнее тридцатилетней давности. Взамен правительственных архивов образовались «исторические архивы» частных обществ, состоящие из немногих тысяч дел, ютящиеся в одной-двух комнатах, являющие собою малополезные обрывки правительственных и общественных архивов, еще недавно содержавших сотни тысяч и миллионы дел XVII-XIX столетий…

Требования закона о хранении государственных архивных материалов в целости и порядке, «чтобы ни одно дело не могло утратиться»^[7], остаются мертвою буквою. На практике документальное имущество русского народа, наследованное от предков, остается бесполезным для научного пользования по его беспорядочности и отсутствию описей, расхищается частными лицами, гибнет от пожаров в деревянных хранилищах, гноится массами в сырых подвалах, на чердаках и в крепостных башнях, часто без окошек и дверей, продается тысячами пудов на бумажные фабрики для переделки на картон и подвергается фальсификации с целью доказательства в правительственных учреждениях мнимых личных и имущественных прав^[8].

В виду научных и практических интересов государства, свя-{3}

занных с архивами, преобразование архивной службы в России посредством издания общего для всех ведомств архивного законодательства, учреждения архивного управления и выделения устаревших решенных дел из регистратур действующих учреждений в центральные государственные архивы – настоятельная, неотложная необходимость. {4}

Введение. Научная и практическая ценность архивов

Н. В. Калачов объяснял печальное состояние русских архивов неуважением русского общества к тому, что хранится в архивах, незнанием того, что архивы заключают в себе драгоценнейшие данные для истории нашего быта^[9]. Действительно, если бы наше общество поняло, что фактические основы историко-юридических наук хранятся в архивах, почти не тронутых научною систематическою разработкою, и что фактическое знание прошлого служит ключом к истинному знанию современного, то и у нас была бы немыслима бесконтрольная архивная служба и почти огульное расхищение и движение государственных архивных материалов на бумажные фабрики.

До половины XIX столетия историки-юристы ограничивались изучением только сохранившихся памятников древнего русского законодательства. Но нетрудно понять, что изучения истории законодательства недостаточно для фактического знания истории юридической жизни, потому что законодательство часто произвольно изменяет формы жизненных правовых институтов, остается мертвою буквою на практике и умалчивает об обычном праве, преимущественно определяющем юридические отношения в народной массе. Масса русского народа и теперь не знает содержания многотомного «Свода Законов», а определяет личные и имущественные отношения в семье, сельской общине и волости старым народным обычаем, познаваемым только посредством наблюдения актов юридической жизни крестьянских учреждений. До второй половины XIX столетия нашему законодательству оставались неизвестными русская семья с выборным «большаком» в ее главе и русская община с периодическим переделом полей и выборным старостою. Источником фактического знания юридических отношений, господствующих в массе русского народа, и в наше время служат волостные архивы, решения волостных судов, а не «Свод Законов Российской Империи». {5}

Древняя народная юридическая жизнь точно так же полно и верно проявляется не в законах, а в архивных актах, представляющих собою факты деятельности правительственных и общественных учреждений; а потому изучение архивных материалов должно служить могущественным средством фактического познания истории права и степени проявления законодательства древнего народа в его юридической жизни.

До половины XIX столетия акты делопроизводства древних государственных учреждений западных губерний хранились во множестве архивов при канцеляриях действующих административных и судебных учреждений, где подвергались разного рода злоупотреблениям, растрате и не приносили пользы науке. Закон 2 апреля 1852 года сосредоточил в трех центральных архивах и открыл для научного пользования более 30 тысяч сборников древних актов: книг, вязок и дел, содержащих в себе более 30 миллионов юридических актов, являющихся в наше время фактическим материалом для научного познания истории западнорусской юридической жизни. В старину юридическая практика требовала, чтобы юридические сделки проходили чрез судебно-административные учреждения, удостоверявшие и укреплявшие их посредством записи в книги, и только акты, записанные в книги, подлежавшие хранению в архивах, признавались достоверными в юридическом смысле.

Несмотря на отсутствие у нас ученых архивистов и научных описей архивов древних актов, лишающее возможности изучать архивные материалы систематически, отрывочные научные изыскания в центральных архивах западных губерний уже дали науке фактические ответы на многие старые вопросы, поставили и решили многие новые вопросы по происхождению, организации и деятельности западнорусских государственных учреждений, - вопросов, казавшихся в первой половине истекшего столетия лежащими за пределами научного знания.

Изучение юридических актов, составляющих содержание древних актовых книг центральных архивов, выяснило факты, радикально изменяющие понятия историков первой половины XIX столетия о древнем Литовском государстве, составе его народонаселения, судебно-административных учреждениях, отношениях к Польше и России и т.д. Между прочим доказан факт чрезвычайно важного научного и практического значения, по которому на всем пространстве западных губерний России XIV–XVII столетий жил православный русский народ, говоривший языком Начальной Русской Летописи и Русской Правды; а в среде этого народа литовское племя не составляло и десятой доли государственного народонаселения. До конца XVII столетия все юридические акты в Литве были писаны на русском языке, а личные топографические имена в актовых книгах{6}

являются русскими именами: не было Радзивилов, Бобржинских, Добржинских и т.д., а были Радивилы, Бобринские, Добринские и т.д. Только со времени политического соединения Западного русского края с Польшею полонизируется его исконное русское народонаселение, русское православие соединяется с католицизмом и русский юридический язык в актовых книгах заменяется языком польским. Только в 1696 году постановление Польского сейма заменило русский язык в юридической письменности Литвы польским языком^[10].

Со времени издания Русской Правды до времени открытия в актовых книгах Юго-Западной России делопроизводств вечевых или копных народных судов в историко-юридической литературе господствовало учение, по которому в княжествах Руси эпохи удельных государств не существовало вечевого суда, - судебная власть была сосредоточена только в руках князя и его посадников и тиунов. Открытие в Киевском центральном архиве делопроизводств вечевых судов показало фактически, что в древней Руси, рядом с княжескими органами суда, существовал суд народной общины, судивший все дела в пределах общинной земли, возникавшие между ее обитателями.

Судебные дела древней русской общины, сохранившиеся в архивах, относящиеся к XIV-XVI столетиям, в высокой степени важны для истории права русского и других славянских прав. «Открытие и изучение актов этого рода в архивах Германии послужило немецким юристам главным источником восстановления организации и деятельности древней германской общины, ее законов и юридических обычаев… Судебные дела сельских народных собраний Юго-Западной России также изображают состав общин, устройство народных собраний, порядок судопроизводства и юридические обычаи, по которым решались в древности спорные дела в русских общинах… Судебные дела вечевых или копных судов, сохранившиеся в Киевском центральном архиве, изображают нам устройство и судебную деятельность вечевых собраний, возникших в то время, когда славянские племена еще не были соединены общим государственным союзом, и сохранивших судебную власть над своими членами до XVII столетия, до времени поглощения судебной компетенции крестьянских общин властью коронных судей и помещиков»^[11]. {7}

Открытие в архивах актов деятельности древнерусских вечевых судов радикально изменяет понятия историков-юристов об устройстве судебной власти в древней Руси; судебною властью князя и его посадников и тиунов не ограничивалась деятельность общественной судебной власти: русская народная масса судила сама себя при посредстве общинных сходок, состоявших из 100-150 сходатаев-домохозяев, судивших не по княжеским уставам, по стародавнему русскому народному праву, «водлуг стародавней звыклости». Уставы князей Рюриковичей, вошедшие в состав содержания Русской Правды, были новыми законами на Руси, определявшими судебную деятельность княжеских чиновников, посадников и тиунов в тех случаях, когда спор возникал между общинами или между членами общины и людьми княжескими. Многие статьи Русской Правды, Новгородской и Псковской судной грамот и даже судебников Московского государства получают новое освещение, благодаря открытию в древних архивных книгах актов деятельности народных и коронных судов древней Руси.

До половины XIX столетия делопроизводства судебно-административных центральных учреждений Московского государства хранились при канцелярских архивах действующих учреждений, не принося научной пользы, как и архивы западных губерний до времени их централизации. Закон 7 июля 1852 года учредил Московский архив Министерства юстиции, соединил в одно самостоятельное учреждение бывшие при Сенате Московский государственный архив старых дел, Разрядный и Вотчинный, в состав которых в свое время вошли многие архивы древних упраздненных учреждений эпохи Московского государства и Российской Империи по 1800 год. По настоящее время в Московском архиве Министерства юстиции собраны и открыты для публичного пользования делопроизводства древних судебно-административных учреждений в количестве до двух с половиною миллионов номеров, представляющих собой книги, столбы, вязки и дела; в них содержится более 100 миллионов историко-юридических актов, - фактов деятельности древних судебно-административных учреждений. Это неисчерпаемое научное богатство, как и богатство центральных архивов западных губерний, еще не имеет в большей части своей научных архивных описей. Тем не менее научные работы и в этом архиве уже выяснили многие старые, поставили и решили фактически многие новые вопросы истории русского права и русской истории, остававшиеся неясными и даже незатронутыми историко-юридическою наукою первой половины истекшего столетия. Организация, компетенция и деятельность органов высшего, центрального и местного управления в Московском государстве, земских соборов, боярской думы, приказов, наместничеств и воеводств стали разъясняться фактически только в последние десятилетия, {8}

когда историки-юристы стали искать ответов на вопросы науки в актах, хранящихся в архивах^[12].

История русского гражданского права, освещенная научно К. А. Неволиным, насколько это было возможно при посредстве познания содержания Первого Полного собрания законов Российской империи, остается, однако же, мало разработанною отраслью науки истории русского права, потому что богатейшие фактические материалы по истории русского гражданского права, хранящиеся в архивах, остаются почти нетронутыми научною разработкою (например, делопроизводства Поместного приказа, хранящиеся в Московском архиве Министерства юстиции).

Можно с уверенностью сказать, что фактическое изучение истории права возможно только при посредстве научной разработки архивных материалов, являющих собою несомненные факты организации и деятельности древних правительственных и общественных учреждений. По верному слову бывшего непременного секретаря Императорской Академии наук Веселовского, сказанному в публичном заседании Академии 29 декабря 1884 года: «Архивы хранят основные источники, на которых только и может созидаться правдивая история русского народа и русского права… Все новое и выдающееся, что только появлялось в нашей исторической литературе за последние годы, было плодом архивных разысканий… Новое слово могут дать только архивные сокровища, накопленные у нас веками, но тронутые исследователями в слабой степени»^[13].

Это сознание еще слабо в наших административных, даже ученых сферах, а потому в нашем отечестве не имеется ни кафедр архивовéдения в университетах, ни архивных школ при государственных архивах древних актов, ни архивной централизации, ни компетентного архивного управления, ни научных архивных описей, ни сводных архивных изданий, ни систематической научной разработки архивных материалов, хранящихся в наших беспорядочных, разрозненных и неописанных столичных и провинциальных архивах. А хранятся здесь богатейшие фактические материалы по истории русской церкви, истории экономического быта русского народа, территориального расширения нашего государства и порядка заселения русским народом вновь приобретаемых земель; по истории организации{9}

и движения прав разных классов государственного народонаселения; по истории организации и деятельности высших, центральных и местных правительственных учреждений; по истории понятий о преступлениях и наказаниях и организации и деятельности судебной власти; по истории отношений семейных, общественных, договорных, наследственных и способов приобретения и укрепления личных и имущественных прав; по истории внешних и внутренних событий русского государства, военных и договорных отношений к соседям, средств государственной обороны, внутренних народных волнений и по множеству других вопросов историко-юридических наук.

Когда наши столичные и провинциальные архивы будут сосредоточены в немногих архивных хранилищах, снабженных учеными архивистами специальной подготовки, способными научно классифицировать, описывать и публиковать в сводных изданиях фактические акты деятельности древних правительственных и общественных учреждений, тогда только возможно будет интенсивное прогрессивное движение истории русского права от «лабиринта личных мнений и взглядов» (проф. Ф. И. Леонтович) к фактической научной системе.

Не менее драгоценны архивные материалы и для практических целей государства.

В практическом отношении высоко важен для государства уже самый прогресс фактических историко-юридических знаний, являющийся средством непосредственного знакомства историков и историков-юристов с фактами деятельности наших предков, развивающий в науке и государственном народонаселении уважение к основам своего национального существования, к тем устоям, на которых опиралось могущественное движение русской государственной жизни. Архивы служат хранилищами документальных доказательств личных и имущественных прав физических и юридических лиц, составляющих государственное народонаселение. Юридический порядок в государстве нуждается в письменных актах удостоверения и укрепления прав; но рукописные акты этого рода, хранимые в частных руках, легко теряются, особенно в «деревянной России», обильной пожарами; а потому древний закон предписывал хранить акты деятельности правительственных и общественных учреждений по удостоверению и укреплению прав в каменных зданиях правительственных учреждений, под строгою ответственностью служебного персонала; небрежное хранение таких актов имеет печальные следствия не только для частных лиц, но и для целого государства.

Например, в 30-х годах истекшего столетия было издано правительственное распоряжение о поверке доказательств дворянских родов в малороссийских губерниях, в виду подделки документов на дворянство, открытой в бывших польско-литовских владениях. Многие малороссийские дворянские роды не могли представить требуемых{10}

доказательств, потому что их грамоты были утеряны в частном владении, а относившиеся к ним делопроизводства времени императрицы Екатерины II не сохранились в архивах дворянских депутатских собраний. Помещики, владевшие населенными имениями, потеряв письменные доказательства своего дворянства, оставаясь владельцами своих крестьян фактически, переводили их посредством фиктивных сделок на имя соседей, сохранивших доказательства дворянства. Отсюда часто возникали судебные тяжбы между соседями - юридический беспорядок, порождавший недовольство правительством, имевшим в виду охранить юридический порядок сказанным распоряжением. В 30-х же годах истекшего столетия были открыты в бывших польско-литовских губерниях мастерские фальшивых документов, по которым местные дворянские депутатские собрания и Герольдия признали дворянами сотни тысяч польско-литовских разночинцев, а многие участки казенной, городской и крестьянской земли перешли во владение местных помещиков по решениям судов, члены которых не умели читать и понимать древние документы, а не только отличать между ними фальшивые и подлинные^[14]. С учреждением архивов древних актов в Вильне, Киеве и Витебске, стали поверять документы польско-литовской шляхты и лишать помещиков дворянства и земли, приобретенных по фальшивым документам; а эта поверка породила всеобщее недовольство литовской шляхты русским правительством, послужившее одним из оснований, побудивших ее почти поголовно присоединиться к польскому восстанию 1863 г.

Рациональные реформы государственных и общественных учреждений возможны только на основании знания фактов деятельности реформируемых учреждений, хранящихся в архивах. Наши законодатели и администраторы последнего столетия, довольствуясь Сводом законов и Полным собранием законов Российской империи, почитали изучение архивных материалов делом излишним, настолько мало интересовались архивами, что сами потеряли способность читать, понимать и утилизировать архивные акты деятельности государственных учреждений и не принимали мер к тому, чтобы в государстве нашем были ученые специалисты, способные пользоваться архивами в интересе рациональных реформ. Результатом является поспешность разработки и жизненная непрочность реформ, частая ломка даже таких учреждений, которые особенно нуждаются в устойчивых законодательных уставах^[15]. {11}

Иначе поставлено в наше время дело реформы уставов государственных и общественных учреждений в тех государствах Запада, где государственные архивы снабжены учеными специалистами архивной службы. Там архивы не только величайшую научную пользу, но и практическую – насущным интересам государства, общества и частных лиц.

По основной мысли, например, германского архивного законодательства все государственные учреждения по всем вопросам, касающимся истории и реформы государственных учреждений, обязаны требовать заключения не чиновников администрации или суда, малосведущих в истории права и архивном деле, а специально подготовленных к этому делу архивистов. Когда возникает в каком-либо правительственном учреждении вопрос о реформе, о прежних законах, о правах данных учреждений и частных лиц, основанных на документах, то всего прежде дóлжно послать запрос по такому делу в архивное управление. Тогда, по распоряжению дирекции архивов, государственные архивы обязаны собрать требуемый по запросу архивный материал и препроводить его в запрашивающее учреждение с присоединением своего заключения о содержании и значении для данного дела собранных архивных материалов. Государственные архивы обязаны служить государству экспертами по вопросам науки, законодательства, администрации и суда, имеющим отношение к истории и архивным материалам; а потому архивисты не должны довольствоваться только высылкою требуемых данных учреждением архивных документов, но во всех случаях, где для выяснения дела недостаточно содержания высылаемых документов, архивисты обязаны выяснить цель запроса, собрать полный по делу материал, осветить его, если требуется, и при помощи литературы{12}

предмета, а затем выразить точно и ясно свое мнение по данному вопросу, решая его утвердительно или отрицательно, или оставляя под сомнением.

Исполняя службу этого рода, Государственные архивы дают правительству материал для положительных выводов о достоинствах и недостатках преобразуемых учреждений, дают возможность сохранить первые и реформировать последние по фактам жизни преобразуемых учреждений.

Русское архивное законодательство, следуя за германским, также требует, чтобы «начальник архива составлял исторические выписки из прежних дел, могущие служить основанием к устройству разных частей Департамента или изъясняющие меры и средства в исполнении разных предположений»^[16]. Но этот разумный закон остается у нас мертвою буквою, потому что его исполнение на практике требует высокообразованных архивистов, владеющих юридическим образованием и специальным, какого в России приобрести невозможно за отсутствием специальной подготовки к архивной службе.

В Германии молодые люди готовятся к архивной государственной службе серьезнее, нежели у нас к службе профессорской. В России архивная служба признается делом неважным, является пасынком в учреждениях всех ведомств; а при таком воззрении фальсификация и растрата драгоценного документального народного достояния – дело естественное: «архивы у нас повсеместно подлежат расхищению и распродаже» сообщил недавно графине П. С. Уваровой один из наших провинциальных администраторов.

В интересах государства, общества и частных лиц, подготовку молодых людей к архивной службе в России дóлжно организовать по образцу подготовки ученых архивистов на Западе.

1. По крайней мере в двух университетах, Московском и Киевском, дóлжно учредить профессуры для преподавания архивовéдения. В Москве и Киеве имеются богатейшие государственные архивы древних актов, в которых хранятся подлинные письменные памятники деятельности русских правительственных учреждений с XIII столетия. В Киеве и Москве имеются профессора, изучавшие архивное дело теоретически и практически, занимавшиеся в архивах древних актов и писавшие свои ученые работы по древним архивным материалам.

2. При Московском и Киевском государственном архивах дóлжно учредить архивные институты и поручить в них направление и контроль занятий профессорам архивовéдения; а занятия по архивоведéнию поручить архивистам-практикам, приват-доцентам, {13}

состоящим на службе в архивах древних актов (четыре таких лица в Москве и два в Киеве уже имеются).

3. Деятельность проектируемых архивных академических учреждений организовать так, как организованы в западноевропейских государствах кафедры архивовéдения и архивные институты архивоведéния.

Можно сказать с уверенностью, что при такой организации дела подготовки молодых людей к архивной службе в течение немногих лет будет создан персонал, необходимый для реформы архивной службы в России.

Такая постановка подготовки специалистов архивной службы потребует расходов, не могущих обременить наше государственное казначейство: содержание двух университетских профессур архивовéдения и двух правительственных архивных институтов архивоведéния, соответственно штатам учреждений этого рода в западноевропейских государствах, потребует 16 000 рублей: 6 тысяч - две университетские профессуры архивовéдения и по 5 тысяч - два архивных института.

На защиту уничтожаемых средств научного познания юридической и политической истории русского народа должны стать университеты и ученые общества, а всех прежде – юридический и историко-филологический факультеты старейшего русского университета и старейшей столицы русского государства, в которой сосредоточены богатейшие хранилища актов деятельности древних государственных учреждений. На профессорах Московского университета всех прежде лежит нравственная обязанность начать научную постановку архивного дела в России, создать людей, способных привести в порядок, классифицировать, научно описывать и издавать древние архивные материалы, и тем спасти письменные памятники своей родины от дальнейшего расхищения, гниения и уничтожения.

Пока в России не будет серьезно организовано преподавание архивовéдения и архивоведéния, до тех пор в нашем архивном деле будут господствовать варварские порядки, грозящие в недалеком будущем повсеместным расхищением и уничтожением тех «источников научных знаний, на которых только и может созидаться правдивая история русского права и русского народа». {14}

Глава I. Общественная архивная служба

Высочайше учрежденная архивная комиссия 1873 года проектировала археологический институт, центральные губернские архивы и главную архивную комиссию в значении правительственных учреждений, долженствовавших готовить ученых архивистов и упорядочить архивное нестроение в нашем отечестве, особенно ярко выражавшееся в уничтожении архивных дел по министерским правилам, изданным в начале шестидесятых годов истекшего столетия.

Когда проекты сказанной комиссии не получили движения из министерских в законодательные сферы, то бывший председатель комиссии Н. В. Калачов проектировал временное учреждение^[17] «на средства частной благотворительности» археологического института, губернских исторических архивов и губернских архивных комиссий. Эти проекты через министра народного просвещения были представлены в Комитет министров, а Комитет представил их на Высочайшее утверждение. Так возникла в России, рядом с правительственною, общественная архивная служба, нигде в мире не существующая, а в нашем отечестве проявляющая ныне свою деятельность в 20-ти губернских архивных комиссиях, из которых каждая заключает в себе от 50 до 250-ти «ученых» членов.

Инициатор общественной архивной службы в России предполагал ее кратковременность, как переходное состояние к тому времени, когда обязанность подготовки ученых архивистов и упорядочения архивного дела в России «перейдет в руки высшего учреждения, пока еще не существующего»^[18]. Но комиссии на первоначальных основаниях существуют с 1884 года до настоящего времени; в течение одного года дают право канцеляриям правительственных учреждений отправлять на бумажные фабрики миллионы архивных дел, представляющих собою акты деятельности государственных и обще{15}

ственных учреждений – факты истории юридической жизни русского народа.

Пора подвести итоги деятельности «временных» учреждений Н. В. Калачова, показать фактически ненормальность постановки в России дела подготовки ученых архивистов и уничтожения архивных дел и выработать начала серьезной организации в нашем государстве «великой архивной службы».

Петербургский Археологический институт

В нашем отечестве существуют многие правительственные академические заведения для подготовки разного рода специалистов; но нет ни университетских профессур, ни архивных школ для подготовки ученых архивистов; а потому Высочайше учрежденная комиссия об устройстве архивов 1873 года проектировала правительственный археологический институт «для подготовки молодых людей к архивной службе», требовавший 15 тысяч ежегодного расхода на свое содержание. Этот проект в 1876 году был представлен министру народного просвещения, но не получил движения в законодательные сферы. Тогда Н. В. Калачов предложил учредить архивный институт «на средства частной благотворительности, в виде опыта, на четыре года». «Это предложение встретило живейшую поддержку не только в министре народного просвещения, но и в Комитете министров, который выразил теплыми словами своей убеждение в пользе этого учреждения» и представил на усмотрение Государя Императора «Положение об Археологическом институте», проектированное Калачовым и Высочайше утвержденное 23 июля 1877 г.^[19].

Цель своего института Калачов выразил следующими словами: «Археологический институт будет иметь целью: дать нашим архивам знатоков хранящихся в архивах рукописей; в особенности стремление нашего института направлено к тому, чтобы приготовить специалистов архивного дела для наших провинциальных городов, губернских и уездных… Если во главе наших провинциальных архивов и ученых обществ станут архивисты и знатоки древности, которые изощрились уже отчасти и научными исследованиями и практическими работами, я скажу, что мы достигли великой цели, что наше учреждение возникло не даром и не бесплодно»^[20].

Эта цель не была достигнута институтом Калачова, потому что подготовка специалистов архивной службы не по силам Петербургскому археологическому институту, лишенному средств знакомить своих{16}

слушателей с «хранящимися в архивах рукописями», что возможно только в институтах при архивах древних актов.

На Западе архивные школы или институты содержатся на средства государственной казны и помещаются в казенных зданиях. Наш институт был учрежден «на частные пожертвования», помещался и помещается до сих пор в наемной квартире, со времени своего учреждения непрерывно нуждался в средствах и объяснял недостатки результатов своей деятельности недостатком денежных средств, несмотря на правительственную субсидию, возросшую в последние годы до 18 тысяч рублей, т.е. на 3 тысячи превысившую сумму, какую испрашивала на содержание правительственного института Высочайше учрежденная комиссия 1873 года^[21].

Это понятно: Петербургский археологический институт, открытый Калачовым для подготовки молодых людей к архивной службе, по смерти Калачова, на практике своей деятельности и новым своим Положением 2 июня 1899 года превращен в общеобразовательное учреждение, задача и средства содержания которого могут расширяться до задач и средств содержания исторического и юридического факультетов университета.

Число слушателей в западноевропейских архивных институтах повсеместно ограничено, не свыше 30 (в Париже); а в это число принимаются только лучшие студенты юридического и исторического факультетов, немедленно увольняемые при небрежности или неуспешности занятий по архивной специальности, замеченных дирекцией института или правительственным контролем. Положение нашего института говорит: «В Археологический институт принимаются лица, окончившие курс наук в высших учебных заведениях», даже без указания каких именно заведений; «по рассмотрению совета, к слушанию лекций допускаются в качестве вольнослушателей, также и лица, не получившие высшего образования» (уплачивающие по 15 рублей в полугодие^[22]). Уже в первый год существования института в число его слушателей были приняты: действительный студент физико-математического факультета, кандидат богословия, кончивший курс в строительном училище…^[23] В последующие годы количество таких слушателей, набранных из разных гражданских и военных учебных заведений и служивших в разных петербургских учреждениях, постепенно возрастало: при директоре А. Н. Труворове их числилось уже до 200, а пятая доля не могла поместиться для действительных{17}

занятий в той квартире, какую занимал тогда институт. В 1900 году число слушателей возросло до 600 человек^[24], а в их число были приняты и женщины. В начале текущего академического года было напечатано в газетах следующее заявление: «Археологический институт… Подано более 300 прошений, из которых 200 от лиц с высшим образованием. Все лица с высшим образованием будут зачислены в действительные слушатели в двадцатых числах сентября. Об остальных Совет института будет иметь особое совещание, и если Совет найдет возможным, то они будут зачислены в качестве вольнослушателей. На втором курсе в нынешнем году числится 377 человек; на первом ожидается около 400 (!)».

Академическое учреждение не может дать серьезной подготовки к архивной службе сотням своих слушателей, потому что каждый из них нуждается в непрерывном специальном руководстве и специальных пособиях, каковых невозможно дать сотням учащихся. С другой стороны, можно быть уверенным, что математик, богослов, строитель, офицер, курсистка…, по недостатку университетского юридического и историко-филологического образования, никогда не будут и не могут быть учеными архивистами; следовательно, присутствие таких слушателей в архивном институте может только тормозить занятия лиц, действительно желающих готовиться к архивной службе^[25].

Из предметов, преподаваемых в Петербургском археологическом институте, юридические древности или история русского права, историческая география и этнография России и история русского языка преподаются в университете: было бы рациональнее готовящимся к{18}

архивной службе слушать эти науки с университетской кафедры, как в западноевропейских государствах. Архивовéдение также можно и дóлжно преподавать и слушать в университете, если имеется профессор-специалист этой науки. Что же касается архивоведéния, палеографии и дипломатики, составляющих сущность специальной подготовки к архивной службе, то эти науки в том объеме, в каком их дóлжно знать ученому архивисту, невозможно преподать в Петербурге, городе новом, не имеющем архивов древних актов. Н. В. Калачов предполагал заменить в своем Институте подлинные средства познания палеографии, дипломатики, геральдики и сфрагистики «собранием образцовых принадлежностей архива», составленным на частные пожертвования в пользу науки; но это собрание и до сих пор остается только в предположении.

Из дел канцелярии Московского архива Министерства юстиции видно, что в конце своей жизни Н. В. Калачов сознал бесполезность Петербургского археологического института для серьезной подготовки ученых архивистов в России и возбудил ходатайство об открытии в Москве, владеющей богатейшими архивами древних актов, «правительственного археологического института для специальной подготовки молодых людей к архивной службе» и приготовил казенное помещение для этого учреждения; но проект, принятый благосклонно в правительственных сферах при жизни Калачова, после его смерти не получил осуществления по следующим странным мотивам, выраженным в отношении министра народного просвещения от 27 декабря 1885 года: «Учрежденный в Петербурге Археологический институт в короткое время своего существования не успел еще достаточно окрепнуть и не проявил настолько значительных результатов своей деятельности, чтобы открытие второго подобного же учреждения, с разделением между ними без того небогатых научных сил (?), могло казаться желательным. В виду сего, по моему мнению, следовало бы отложить учреждение археологического института в Москве до того времени, когда ощущаемый ныне недостаток в ученых архивистах будет выполнен Петербургским институтом (?)».

Недостаток ученых архивистов в России, ощущавшийся в 1873 и 1885 гг., ощущается и ныне; можно думать, что его и не пополнит Петербургский археологический институт, не имеющий ни личных, ни вспомогательных средств для подготовки архивистов, способных разбирать, распознавать, классифицировать, описывать и издавать научным образом древние архивные материалы, сохранившиеся на разных языках от давних времен в архивах старейших городов России. Не только в наших провинциях, но и в столицах не видно во главе архивов и ученых обществ тех «знатоков архивного дела и русской старины», воспитание кото-{19}

рых было задачею учреждения Петербургского археологического института по «Вступительному слову» Калачова, сказанному в день открытия Института.

К. Н. Бестужев-Рюмин следующими словами характеризовал результат деятельности нашего архивного института: «Рук мало, хотя и говорят, что теперь ученых чересчур много: дело в том, что для роли архивариусов все еще почти не находят людей, хотя уже существует Институт, обязанный их готовить; там больше занимались до сих пор копанием курганов, как будто это их дело»^[26].

А. Н. Львов, начальник Синодального архива и действительный член Петербургского археологического института, характеризовал состояние этого учреждения следующими словами: «В Институте нет профессора по главному предмету – архивовéдению; равным образом не существует в институте и архивоведéния ни теоретически, ни практически. В течение многих лет Институт довольствуется по этим предметам случайным лектором, для которого не выработана даже программа чтений. Архив Института не только не увеличивается, но самая лучшая и дорогая его часть, фамильный архив князей Куракиных, дар Калачова Институту, несколько лет тому назад продан… Институт сделался учебным заведением с задачами общеархеологическими, - уклонился от первоначальной своей задачи. Положение архивного дела в России продолжает оставаться таким же, каким оно было и в то время, когда Калачов считал необходимым открыть свой Институт. Институт, как учебное заведение с общеархеологическими задачами, едва ли может когда-нибудь серьезно, научно подготовлять молодых людей для археологических целей; ему нужно иметь для этого громаднейшие материальные средства и вполне научную постановку, а в противном случае университетские кафедры будут давать гораздо больше, чем институтские чтения. Говорят, что у Института в настоящее время нет достаточных средств; но дело нужно начинать не с этого вопроса; прежде всего необходимо определить: какие задачи Института и какие должны быть способы осуществления этих задач? Тогда сам собою выяснится и вопрос о потребных для этого средствах… Этот взгляд высказывается многими лицами, стоящими близко к Институту и интересующимися его задачами: нам нужен институт специально для подготовки архивистов»^[27].{20}

Губернские ученые архивные комиссии

Происхождение комиссий

13 апреля 1884 года Высочайше утверждено «Положение Комитета министров о губернских исторических архивах и губернских ученых архивных комиссиях»:

«Для сосредоточения и вечного хранения архивных дел и документов, не требующихся для текущего делопроизводства, но более или менее важных в историческом отношении, учреждаются в губерниях исторические архивы (ст. 1); собирание и приведение в порядок означенных архивных дел и документов возлагается на учреждаемую для сего в губернии ученую архивную комиссию» (2). «Расходы, необходимые на содержание и занятия ученых губернских архивных комиссий, покрываются из средств, имеющихся в распоряжении Археологического института, из местных пожертвований на пользу науки» (8).

Открытие деятельности комиссий предоставлено министру внутренних дел «по мере надобности и имеющихся в наличии средств» (9).

Состав членов комиссии определяется взаимным соглашением директора Археологического института и местного губернатора «из лиц, могущих быть полезными своими познаниями и усердием к делу»; а администрация комиссии избирается ее членами, причем для назначения в члены комиссии и для выбора ее должностных лиц не требуется никакого образовательного ценза (3, 4).

Компетенцию губернской ученой комиссии определяют следующие постановления: «На обязанности ученой комиссии лежит:

а) Разбор дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах разных ведомств к уничтожению, для выделения из них тех столбцов и бумаг, которые, по представляемому ими интересу в научном отношении, подлежат передаче на хранение в исторический архив.

б) Составление таковым документам и делам надлежащих описей и указателей.

в) Расположение их в таком порядке, чтоб они были доступны для ученых занятий» (5).

«Ученые комиссии, независимо от прямой своей обязанности, могут, по местным обстоятельствам, включить в круг своих занятий разыскание, описание и объяснение всяких других памятников старины» (7). {21}

Контроль деятельности комиссий по выделению в исторические архивы столбцов и бумаг из дел, предназначенных правительственными архивами к уничтожению, и по описанию и упорядочению исторических архивов поручен Петербургскому археологическому институту; а средством контроля должны служить копии архивных описей и годичные отчеты о занятиях комиссий (6), о которых Институт ежегодно «доводит до сведения Императорской Академии наук». О лицах же, «оказывающих комиссии особые услуги своим усердием, директор Института представляет на усмотрение президента Императорской Академии наук» (8).

Форма годичных отчетов и ответственность за незаконную и неисправную деятельность целой комиссии и отдельных ее членов в законе не указаны.

Этот непрактичный и неопределенный закон послужил основанием общественной архивной службы в России, под главенством Археологического института, нигде в мире не существующей и имевшей своим следствием повальное разрушение наших исторически слагавшихся архивных фондов в тех губерниях, где были открыты архивные комиссии.

Материальная бедность комиссий

В 1884 году была открыта Калачовым старейшая Рязанская комиссия: «материальных средств не было никаких; в первое заседание, по предложению губернатора, найдено было помещение для исторического архива и 400 рублей», на которые и начала свою деятельность комиссия. По истечении 10 лет материальное положение комиссии характеризуется следующими словами: «Музей не имеет своего собственного помещения; множество вещей лежат под спудом; комната для занятий членов не обеспечена от случайных посетителей, - это скорее коридор; вопросы об отоплении, охране, освещении и до сих пор разрешаются с трудом; печатание „Трудов“ производится губернскою типографией из милости, благодаря любезности и покровительству начальника губернии; мы живем при расходе 500 – 600 рублей, и то в дефиците»^[28].

В 1891 году местным губернатором была открыта Калужская комиссия: «Правитель дел начал собирать в своей квартире различного рода пожертвованные предметы старины». По ходатайству председателя комиссии «губернское земство стало отпускать ежегодно по 200 рублей в виде субсидии». По истечении 6 лет «весь годичный бюджет Калужской комиссии состоит из 200 рублей; помещение комис-{22} сии до того сыро, что нет никакой возможности заниматься в нем; в последнюю зиму помещение архива не отапливалось, вследствие чего некоторые вещи, в нем находящиеся, покрылись плесенью, а отобранные дела, находящиеся на полках, сыры»^[29].

В 1887 году была открыта Оренбургская комиссия, по истечении 10 лет положение которой выражается в следующих словах: «Комиссия располагает небольшим, но единственно верным материальным источником в 350 руб., ассигнуемых ежегодно в виде субсидии Министерством внутренних дел». В отчете комиссии за 1898 год говорится: «Средства комиссии составляют ее больное место; она не может сводить концы с концами»^[30].

«Если Ярославская комиссия не успела развернуть свою деятельность широко, - говорит отчет этой комиссии за первые 9 лет ее существования, - то причина этому заключается в недостатке материальных средств; наш бюджет в течение последних двух лет немногим превышает 400 рублей; расход на личный состав, до крайности ограниченный и безусловно необходимый, и на хозяйственные потребности поглощает почти весь доход»^[31].

«Без влиятельной поддержки и без материальных средств, - говорит председатель Саратовской комиссии, - наши ученые провинциальные общества гибнут одно за другим. Саратовская ученая архивная комиссия, основанная в 1886 году, ныне поставлена в безвыходное положение и принуждена, по недостатку средств, прекратить свою деятельность: архив, библиотека и все коллекции музея комиссии в недалеком будущем должны очутиться на улице»^[32].

В заседании Тамбовской комиссии 11 октября 1898 года «обсуждался вопрос об изыскании средств существования, без которых в недалеком будущем она может оказаться в весьма печальном положении. Решено было обратиться в местные городскую и губернскую земские управы с ходатайством о субсидии. По этому же вопросу собрание поручило своему председателю обратиться к директору Археологического института с просьбой ходатайствовать о субсидии для Тамбовской архивной комиссии пред министром финансов»^[33].

«Таврическая комиссия до сих пор не имеет собственного помещения, ютится в одной небольшой комнате земской управы; для{23}

устройства архива, даже для приличного хранения архивных дел в этом помещении положительно нет места»^[34].

Материальное положение всех комиссий характеризует отношение Московского археологического общества к министру народного просвещения от 9 октября 1896 года: «На бывшем в августе сего года в городе Риге X Археологическом съезде из целого ряда специальных докладов выяснилось тяжелое и печальное положение для науки губернских архивных комиссий, не имеющих ни помещений, ни определенных денежных средств».

В сводном отчете о состоянии и деятельности всех комиссий, доложенном на Киевском съезде 1899 года, их материальное положение характеризовано следующими словами: «Комиссиями собраны музеи – нет помещений для них; собраны исторические архивы – нет помещений для них… Понятен голос одного из депутатов комиссий на съезде: „Дайте денег, иначе мы умрем“»^[35].

Личный состав комиссий

По положению 1884 года личный состав ученой архивной комиссии определяется взаимным соглашением директора Археологического института и местного губернатора, обязанных знать способность назначаемых членов «быть полезными комиссии своими познаниями и усердием к делу». Так и было при жизни Калачова; а после его смерти комиссии стали пополняться самостоятельно многими бесполезными членами. Рязанская комиссия была открыта Калачовым в составе только 15 членов: четыре молодых члена университетского образования из местной служебной администрации, богатый купец-жертвователь и десять членов из местной служебной аристократии: архиепископ, губернатор, вице-губернатор, председатель Окружного суда, управляющий Казенною палатою, воинский начальник, предводитель дворянства, городской голова, настоятель Троицкого Рязанского монастыря и ректор семинарии. Такой состав комиссии давал большие надежды, высказанные непременным секретарем Академии наук в публичном заседании Академии 29 декабря 1884 года следующими словами: «Учреждение архивных комиссий и устроение исторических архивов должно составить эпоху в разработке тех основных источников, на которых только и может созидаться правдивая история».

Но по смерти Калачова интеллигентный элемент в со{24}

ставе комиссии сменился элементом провинциальной толпы, характеризованной М. И. Семевским следующими словами: «Провинциальное наше общество, именно общество губернских городов, хорошо известно: это люди, занятые утром в канцеляриях, а вечером – картами…» В этом обществе «оперировали и ныне есть букинисты, собиратели-кулаки, которые скупают редкие старые бумаги, развозят их по всей Руси святой и продают там и тому, где и кто больше даст»^[36].

При таком составе местного общества, по смерти Калачова, архивные комиссии растут очень быстро: 15-членная Рязанская комиссия 1884 года разрослась к 1893 году в общество, состоящее из 209 членов. Из такого множества провинциальных «ученых» удалилась интеллигентная служебная аристократия, перестала посещать заседания комиссии, предоставив ее самостоятельной деятельности и собственным средствам существования – материальным и умственным. В результате комиссия оказалась в руках лиц, свободно черкающих описи архивов присутственных мест и разбирающих государственные архивные материалы «без всякого плана и метода»^[37].

До 1896 года из имеющихся в Оренбургской комиссии переписок не видно, сколько ежегодно вступало или выбывало членов; ныне почетных членов один и действительных 104. С 1896 года установлен годовой членский взнос – 3 рубля; но членские взносы поступают очень туго. Весь труд по рассмотрению дел несут немногие члены комиссии»^[38].

«Ярославская комиссия получает членского взноса не более 25–50 руб., т.е. из 80 членов комиссии только 5–10 вносят свою лепту. Составление описей не по силам одному человеку… Нужны рабочие руки, личный труд, а члены Ярославской комиссии предпочитали и предпочитают только числиться»^[39].

В Тамбовской архивной комиссии не нашлось даже одного члена для исполнения обязанности, возложенной на нее законом 1884 года. Эта комиссия в 1896 году постановила: «пригласить кого-либо за условленное вознаграждение для размещения по папкам вынутых в разное время дел и вообще для приведения в полный порядок всех папок архива»^[40].{25}

«Чтобы судить об исторической ценности древнего акта или дела, мало иметь общее образование, а нужно иметь знакомство с наукою архивовéдения и ее вспомогательными доктринами»; а просматривая списки, напечатанные в приложениях к отчетам некоторых комиссий, мы находим, что большинство их членов состоит из бывших семинаристов и гимназистов, из учителей народных школ, офицеров, помещиков, купцов, мещан, книгопродавцев, торговцев древностями и низших чиновников местных учреждений, без университетского образования. «При таком составе комиссий не может быть убеждения в том, что памятники исторической жизни русской земли более сохраняются, чем уничтожаются»^[41].

Безначалие и бесконтрольность деятельности комиссий

По Положению 13 апреля 1884 года министр внутренних дел открывает архивную комиссию «по мере надобности и средств»; местный губернатор состоит «непременным попечителем комиссии» и назначает ее членов по соглашению с директором Археологического института, получающего описи исторических архивов и годичные отчеты о деятельности всех комиссий; Императорская Академия наук получает ежегодно от директора Археологического института сводный отчет о деятельности комиссий и указания на лиц, оказавших особые услуги своим усердием. На ком же лежит обязанность направления и контроля деятельности губернских архивных комиссий?

Управление и контроль архивной службы требуют времени и специальных знаний, какими не располагают министры и губернаторы, имеющие свои специальные служебные обязанности, не оставляющие времени для направления и контроля деятельности архивных обществ, содержимых на частные пожертвования. Академия наук и директор Археологического института не имеют никакой власти в губерниях и в частности над председателями, делопроизводителями и членами архивных комиссий. Директор Института по положению 1884 года служит только передатчиком годичных отчетов архивных комиссий в Академию наук и лишен всякой возможности направлять объединять и контролировать деятельность комиссий, разбросанных по разным губерниям^[42].

При отсутствии центрального управления и контроля деятельности комиссий отсутствуют и местные управление и контроль. Местный{26}

губернатор, по закону состоящий непременным попечителем комиссии в своей губернии, не имеет никаких прав и обязанностей в отношении направления и контроля деятельности уже открытой комиссии. Права и обязанности председателя комиссии, помощника председателя и правителя дел, избираемых из среды членов комиссии, не указаны законом. На практике личный состав выборной администрации комиссий очень часто меняется; например: «за истекшее десятилетие Оренбургская комиссия имела 4 председателей, 3 товарищей председателя, 1 правителя дел и 3 лиц, исправлявших эту должность»^[43].

«В минувшем (1898) году председатель Тамбовской комиссии продолжительное время был болен; комиссия оставалась и без товарища председателя, который, по болезни, должен был жить в другом городе, вследствие чего только в октябре месяце состоялось единственное в отчетном году общее собрание; в этом заседании на место Дьяконова правителем дел избран Курбатов, который кроме того принял на себя и обязанности казначея»^[44].

По истечении шестилетнего существования Калужской комиссии {27}

правитель дел говорит: «Я покорнейше просил бы назначить ревизионную комиссию для проверки наличности как тех предметов и вещей, которые приобретены покупкою, так равно и всего того, что находится в музее и архиве; необходимо составить по крайней мере инвентарь всех вещей. Комиссии следовало бы установить определенные сроки для заседаний»^[45].

Фактическая компетенция комиссий

Правила разбора, хранения и уничтожения ненужных архивных дел требуют от учреждений всех ведомств назначения комиссий из должностных лиц правительственной службы, долженствующих разбираемые архивные дела делить на 3 разряда: дела первого разряда обязательно подлежат вечному хранению в архивах правительственных учреждений; к ним частное лицо может быть допущено только по специальному решению высшего начальника, в ведомстве которого состоит правительственный архив; дела второго и третьего разрядов подлежат уничтожению по истечении установленных сроков. За разбором данного отдела в данном архиве лицами правительственной службы и по выделении актов и дел, подлежащих вечному хранению в правительственном архиве, акты и дела, предназначенные к уничтожению присутствием данного учреждения, под председательством его начальника, по Высочайше утвержденному положению Комитета министров 13 апреля 1884 года, передаются местной ученой архивной комиссии для выделения из них дел и бумаг, могущих иметь научное значение. Только дела этого последнего разряда передаются на вечное хранение в губернский исторический архив, согласно с требованием 5 статьи этого закона, возложившего на губернскую ученую архивную комиссию «обязанность разбора дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах разных ведомств к уничтожению, для выделения из них тех столбцов и бумаг, которые, по представляемому ими интересу в научном отношении, подлежат передаче на хранение в исторический архив».

По действующему законодательству члены ученых архивных комиссий не имеют права разбирать архивы правительственных учреждений, не имеют права разрешать уничтожение дел правительственных архивов по архивным описям, не имеют права какого бы то ни было контроля над архивами правительственных и общественных учреждений. С другой стороны, правительственные учреждения не имеют права поручать разбор архивов и выборку архивных {28} материалов по описям каким бы то ни было ученым комиссиям и членам каких бы то ни было обществ.

Высочайше учрежденная комиссия об устройстве архивов 1873 года, во главе с Н. В. Калачовым, проектировавшим закон 13-го апреля 1884 года, единогласно высказалась против уничтожения каких бы то ни было архивных актов правительственных учреждений по описям, без предварительного тщательного просмотра каждого дела и каждого акта в деле «от листа до листа».

Рязанская губернская архивная комиссия, по смерти Калачова, истолковала в следующем смысле пятую статью Положения 13-го апреля 1884 года: «Главная задача, возложенная на комиссию Высочайшею волею, – составление местного губернского исторического архива из дел и документов, важных в историческом отношении, но ненужно хранящихся в разных местных правительственных учреждениях. Архивные комиссии поставлены вырывать у ненадобности дорогие лоскутки (?)… если по цели учреждения (?) архив должен служить и практическому делу, – справкам о прошлом, – то это начинает осуществляться: «были случаи обращения в наш архив за справками для решения земельного спора»^[46].

Толкуя так Высочайшую волю, выраженную в законе 1884 года, Рязанская комиссия при посредстве своего непременного попечителя: 1) стала требовать открытия для разбора ее членами архивов местных правительственных и общественных учреждений всех ведомств; 2) стала выбирать для своего архива дела из правительственных архивов по описям; 3) поставила себя в положение контролера по отношению к местным архивам правительственных и общественных учреждений^[47].

За таким толкованием закона 1884 года Рязанскою комиссией последовали и ее младшие сестры – комиссии других губерний.

При посредстве губернаторов, как непременных попечителей архивных комиссий, так же мало знающих наше действующее архивное законодательство, как и другие представители местной администрации, члены архивных комиссий допускаются к разбору архивов местных правительственных учреждений и выбирают из старых и новых дел документы для своих исторических архивов, требуя высылки в свое владение таких дел, а равно и всех дел упраздненных учреждений, как ненужно хранящихся в архи{29}

вах канцелярий действующих учреждений^[48]. Если в какой-либо губернии местная власть противилась незаконным требованиям членов архивных комиссий о допущении к разбору архивов правительственных учреждений, то в газетах, изданиях комиссии и даже на ученых съездах заявлялось об этом, как о нарушении «прав» комиссий^[49].

Для ближайшего ознакомления с объемом фактической компетенции частных обществ, именуемых губернскими «учеными» архивными комиссиями, обязанных по положению 1884 года составлять «свои» исторические архивы только посредством разбора дел и документов своих губерний, и притом только «дел и документов, столбцов и бумаг, предназначенных правительственными архивами к уничтожению», мы остановимся на «правах», какими пользуется в наше время одна из таких комиссий, Оренбургская, основанная в 1887 году, а в 1897 году напечатавшая отчет о своей десятилетней деятельности, в котором опубликованы нижеследующие факты:

1. Комиссия завладела богатым и ценным в практическом и научном отношении архивом упраздненного Оренбургского генерал-губернаторства: «с 1890 по 1897 год комиссии вместе с принадлежащим ей архивом пришлось вести вполне кочевой образ жизни… до приобретения собственного помещения о правильности занятий по разбору принадлежащего комиссии генерал-губернаторского архива не могло быть и речи»^[50].

2. Члены комиссии бесконтрольно разбирают и уничтожают документы правительственного генерал-губернаторского архива и выделяют из него многие тысячи дел для уничтожения: «правильные (?) работы по разбору принадлежащего комиссии генерал-губернаторского архива начались с июня 1897 года. В течение двух последних лет рассмотрено 18 430 дел гражданского отдела, из которых намечено к {30}

хранению 4 567 дел, а к уничтожению 13 863 дела… Для составления описей приглашен особый писец за плату»^[51].

3. Комиссия продает государственные архивные материалы: «Комиссии городским управлением отведена одна лавка внутри гостиного двора; после устройства в ней полок, в нее складываются дела, предназначенные членами комиссии к уничтожению, до продажи их с торгов»^[52].

4. Члены комиссии являются в архивы действующих правительственных учреждений, разбирают в них дела и описи и выбирают из правительственных архивов более ценные дела в свой исторический архив, предоставляя остальные уничтожению: «Некоторые из членов комиссии были командированы в местные правительственные учреждения для рассмотрения архивных дел и описей»^[53].

5. Правительственные и общественные учреждения Оренбургской и соседних губерний присылают в комиссию описи своих архивов для выбора по таковым части дел в архивах комиссии и для назначения остальных к уничтожению: «Членам комиссии приходилось просматривать описи делам, присылаемым из разных учреждений, как то: канцелярии Оренбургского, Уфимского и Тургайского губернаторов, Орского и Челябинского полицейских управлений и волостных правлений… В комиссию высылались описи разных правительственных учреждений, а именно: Уфимского губернского правления, Уфимской казенной палаты, Тургайского областного правления, Орского уездного полицейского правления, канцелярии директора народных училищ Оренбургской губернии, Уфимского уездного училища и почти всех волостных правлений Оренбургской губернии»^[54].

6. Разрушая по описям исторически слагавшиеся архивные фонды правительственных учреждений и составляя из них «свой» архив, комиссия дает своим архивным материалам произвольную, ненаучную классификацию: «Усилиями нескольких бескорыстных тружеников, с председателем комиссии во главе, генерал-губернаторский архив был разобран на отделы: гражданский, пограничный, башкирский, казачий, секретный (?) и справочный (?), заключающий в себе дела с формулярными списками и переписки о лицах, служивших в разных ведомствах Оренбургского края»^[55].

7. Комиссия, будучи частным учреждением, помимо законодательной власти получила от Министерства внутренних дел средства на покупку собственного дома и получает ежегодную министерскую субсидию: «Министерство внутренних дел ассигновало в распоряжение комиссии по 350 рублей годичной субсидии, составляющей един{31}

ственно верный ежегодный денежный источник ее существования. В том же 1896 году Совет министра внутренних дел разрешил комиссии произвести покупку дома, отпустить необходимые для того 1 500 рублей, с рассрочкою на 5 лет; но ранее отпуска этих денег комиссия вынуждена была прибегнуть к займу 1 000 рублей для отремонтирования заторгованного здания»^[56].

8. Комиссия раздает высылаемые Императорскою Археологическою комиссиею открытые листы на право раскопки древних могильников и других памятников древности частным лицам по своему усмотрению: «Систематических археологических раскопок, за неимением средств, комиссия не производила. В 1897 году комиссия получила предложения от гг. Попова, Броневского, Милюкова и Бурунова произвести на их счет раскопки курганов; а в 1898 году комиссия получила предложение от г. Назарова произвести раскопки на его счет. Раскопки, произведенные гг. Буруновым и Поповым, дали следующие находки: человеческие черепа, глиняную и каменную (?) посуду, железные орудия, медные наконечники стрел и кости животных; раскопки гг. Броневского и Бурунова оказались безрезультатными (?), а о раскопках г. Назарова сведений еще не имеется»^[57].

9. «Комиссия имеет свою библиотеку, составленную из пожертвований, следов времени основания которой, за беспорядочностью ведения канцелярии комиссии, отыскать невозможно, хотя есть слабые намеки на то, что при своем открытии комиссия обратилась с просьбою во многие ученые общества России о высылке ей своих изданий. В библиотеке есть большие перерывы в изданиях ученых обществ, которые любезно высылали свои труды в комиссию. Отсутствие каких-либо каталогов и неимение книги для записывания изданий, выдаваемых членам, делают совершенно невозможною проверку библиотечного имущества за истекшее десятилетие существования комиссии»^[58].

10. С 1896 года при комиссии путем частных пожертвований начали собираться материалы для музея, открытие которого последовало 10 мая 1897 года. Находящиеся в музее предметы распределяются на следующие отделы: 1) старинные грамоты и документы (?); 2) собрание монет и медалей всех стран и народов (?); 3) остатки ископаемых; 4) собрание минералов с Уральского хребта и его предгорий; 5) старинное оружие; 6) предметы старины и костяки, находимые при раскопках курганов; 7) образцы изделий и одежды местного населения (?); 8) фауна и флора Оренбургского края(?). Музей ежедневно открыт для публики с платою по 10 коп. с человека. Валовая опись предметов {32}

музея едва только начата, а потому и неизвестно, сколько каждого рода предметов заключает в себе музей»^[59].

Но и такими «правами» недовольно наше частное архивное «ученое» общество; оно претендует на положение «вполне официального учреждения» и надеется еще шире «развить и упрочить свою официальную деятельность», будто бы коренящуюся в Высочайшей воле, выраженной в Положении 13 апреля 1884 года.

В январе 1888 года непременный попечитель Оренбургской комиссии «возбудил пред Министерством внутренних дел ходатайство об устройстве при комиссии в Оренбурге центрального исторического и справочного юридического архива (?)». Министерство отнеслось к этому ходатайству серьезно и запросило комиссию о том: из каких именно городов и дела каких именно присутственных мест должны быть переданы в архив Оренбургской комиссии? Какое приблизительно количество дел будет собрано в Оренбургском центральном историческом и справочном юридическом архиве из присутственных мест сказанных городов? Какие на то потребуются средства? Нужно ли облагать сбором копии и выписки, выдаваемые из архива, и как велик должен быть сбор? Комиссия отвечала: «необходимо было бы сосредоточить все важнейшие материалы, хранящиеся в присутственных местах нынешней Оренбургской и соседних с нею губерний и областей; определить даже приблизительно число дел, которое собрано будет этим путем в Оренбургский архив, а также и сумму расходов, каких потребует перевозка их в Оренбург, решительно невозможно до тех пор, пока дела не будут пересмотрены членами комиссии, при непременном условии ассигнования на расходы по командировке их особого кредита; копии и выписки, выдаваемые из архива, должны быть облагаемы гербовым сбором на общем основании (?)»^[60]…

На эти заявления ответа из министерства не последовало; тем не менее Оренбургская комиссия образовала в своем историческом архиве «особый справочный отдел и спокойно смотрит вперед, уверенная, что деятельность ее разовьется шире и ее положение как официального учреждения упрочится вполне (?)»^[61].

Нижеследующая статья содержит в себе фактический материал, показывающий, что на глазах правительства и ученого русского общества в последнее десятилетие деятельность губернских «ученых» архивных комиссий имела своим результатом повальное разрушение исторически слагавшихся архивных фондов в тех губерниях, где была открыта «дружная работа даровых работников» по архивному делу в нашем отечестве.{33}

Разрушение архивных фондов

В первой половине истекшего столетия из провинциальных наших архивов особенно ценными в научном и практическом отношении были архивы казенных палат, губернских правлений и судебных учреждений. Архивы казенных палат служили в губерниях центральными хранилищами решенных дел учреждений ведомства Министерства финансов, а сверх того и древних камеральных и земских учреждений, частью преобразованных, частью упраздненных реформами XVIII и XIX столетий. Архивы губернских правлений служили и служат центральными хранилищами устаревших делопроизводств учреждений ведомства Министерства внутренних дел, а сверх того и хранилищами архивов, наследованных от упраздненных и преобразованных древних местных правительственных судебно-административных учреждений. Архивы действующих местных судебных учреждений служат хранилищами дел XIX столетия губернских и уездных судебных учреждений, упраздненных реформою 1864 года.

Архивы провинциальных учреждений ведомства министерств финансов, внутренних дел и юстиции, как и учреждений других ведомств, в последнее десятилетие опустошены способом, описанным в «корреспонденции Нового Времени», в статье «Новгородские архивы»^[62], где сказано следующее:

«В Новгороде в недалеком прошлом очищались архивы под метелку; вывозили нашу историю грудами на возах для превращения в картонную бумагу… Для охраны архивов народились комиссии, исторические общества, собрания любителей старины. Одновременно был обнародован и закон, чтобы присутственные места, прежде чем продавать дела, знакомили с ними специальные учреждения. Закон этот исполняется ныне так: отберут дела, напишут им описи и последние пошлют на рассмотрение. Общество или комиссия отметит по заголовкам нужные дела и просит выслать. Сплошь да рядом определять таким путем интерес дел крайне обманчиво, потому что в ином деле и громкое название, да содержание ничтожное… а дела со скромным заголовком и интересным содержанием поступают в продажу на бумажные фабрики… Разборка архивов считается в наших присутственных местах машинальною, неважною работою, а потому сортировка дел поручается малограмотным чиновникам… Московское археологическое общество обратилось к присутственным местам с вопросными пунктами об имеющемся {34}

в их архивах материале прежних веков: делах, грамотах, книгах и пр. К сожалению, обществу придется разочароваться: многие и очень многие вопросы в длинной программе останутся без ответов, так как прежние новгородские архивы уже в мелочных лавках и на фабриках».

Разрушение архивов местных учреждений ведомства Министерства финансов

В годичных отчетах архивные комиссии говорят, что по своей бедности они ютятся со своими историческими архивами в одной–двух комнатах, а потому вынуждены быть очень сдержанными в выборе архивного материала, потому что их исторические архивы уже полны^[63]. По такому мотиву наши местные общества признают себя вправе выбирать по описям из правительственных архивов немногие дела, а массы дел предавать уничтожению, как показывают нижеследующие факты.

Рязанская комиссия. Отчет за 1893 год: «Перцевым и Яхонтовым просмотрены архивные описи делам Касимовского, Раненбургского, Рязанского, Пронского, Ряжского и Егорьевского уездных казначейств; в них интересных для хранения дел не найдено».

1894 г.: «Присылались описи Рязанской казенной палаты – казначейств: Зарайского, Касимовского, Егорьевского и др., каковые и были просмотрены Перцевым, причем дел, представляющих исторический интерес, в них не оказалось».

1895 г.: «Вот уже в течение многих лет на просмотр комиссии поступают описи архивных дел Рязанской казенной палаты; в отчетном году описи просматривались членами комиссии Перцевым и Шефферлингом; оставлены для хранения: 1) дела, заключающие в себе описание дворцовых селений; 2) дела о коннозаводских крестьянах; 3) дела о зачислении крестьян г. Демидова в свободные хлебопашцы; 4) сметы земских повинностей; 5) книга о ссудах, выданных из казны»^[64].

1896 г.: «Рязанская казенная палата неуклонно продолжает вы-{35} сылать на просмотр комиссии описи дел; эти дела просмотрены членом комиссии Перцевым и из них указаны для хранения три дела».

1897 г.: «Просматривались членами комиссии Перцевым и Проходцевым описи дел, присылавшиеся Рязанскою казенною палатой^[65]. В истекшем году в архивную комиссию препроводила 16 описей 21 104 делам ревизского отделения Московская казенная палата. Описи эти просмотрены членом комиссии Перцевым, причем указаны для хранения дела, относящиеся до приписки бывших помещичьих крестьян в звание свободных хлебопашцев; остальные дела не представляют интереса».

1898 г.: «Перцевым и Недошивиным были просмотрены описи контрольного отделения Московской казенной палаты. Из дел, указанных в присланных описях, признаны подлежащими безусловному хранению: 1) дела, имеющие значение для истории и археологии вообще (?); 2) дела, сохранение коих желательно для истории города Москвы (?); 3) дела, могущие иметь значение для разных ученых и общественных учреждений города Москвы (?)»^[66].

Ярославская комиссия. 1897 г.: «в истекающем 1897 году архивариусом комиссии Тихомировым рассмотрены описи дел Московской казенной палаты, причем из 3 702 дел отобрано 379 дел для исторического архива комиссии, а из 13 561 было отобрано для хранения на месте 172 дела».

1898 г.: «Были разобраны архивы Ярославской казенной палаты и Московской казенной палаты по отделению казначейства, причем из 20 тысяч дел первого отобрано и принято в комиссию 500 дел».

Калужская комиссия. 1897 г.: «Председатель комиссии Четыркин рассмотрел опись дел Сычевского казначейства Смоленской губернии, состоящую из 9 928 дел; из этих дел для архива ничего не выбрано. Правитель дел Кашкаров просмотрел опись дел Тульской казенной палаты, числом около 7 тысяч дел, и наметил для архива около 200 дел. Кроме сего Кашкаров и члены комиссии Чельцов и Никитин просмотрели описи дел, числом более 15 тысяч, Московской казенной палаты».

1898 г.: «Председатель комиссии просмотрел описи, поступившие из следующих учреждений: Седлецкой казенной палаты 889 дел – из них выбрано для исторического архива 2 дела; из Тульской казенной палаты просмотрена опись из 960 дел – из них не выбрано ни одного дела; из Гродненской казенной палаты – 408 дел, – из них также не выбрано для архива ни одного дела. Просмотрена опись дел{36} числом около 2 тысяч, хранящихся в архиве при Мещовском уездном казначействе, с 1772 по 1862 год; из них выбраны для исторического архива указы первого десятилетия XIX века. Соловьевым просмотрены описи дел: Перемышльского уездного казначейства, с 1781 по 1884 год, всего 1251 дело, из коих предположено взять для исторического архива до 130 дел; Рынинского уездного казначейства, Ломжинской губернии, 33 дела, из коих предположено взять 2 дела; Каширского уездного казначейства – 615 дел, из коих ни одного дела не выбрано для исторического архива».

Таврическая комиссия. 1893 г.: «Рассмотрено было по описям 571 дело Бессарабской казенной палаты; всего рассмотрено было 9 684 дела, из которых выделено для хранения в историческом архиве 217 дел».

1894 г.: «Правитель дел комиссии Маркевич занимался в отчетном году рассмотрением препровожденных в комиссию описей дел Ставропольской казенной палаты, а члены комиссии Коропачинский и Лашков рассмотрели описи дел Бессарабской казенной палаты, для указания тех из них, которые заслуживают хранения в историческом архиве… К сожалению, – добавляет отчет, – успешности в рассмотрении архивных дел и составлении исторического архива препятствует отсутствие подходящего помещения для архива: комиссия до сих пор не имеет собственного помещения и ютится в одной небольшой комнате».

1895 г.: «Член комиссии Лашков рассмотрел несколько описей архивов Бессарабской и Ставропольской казенных палат».

1896 г.: «В отчетном году рассмотрены были: членом комиссии Лашковым одна опись 132 дел Бессарабской казенной палаты, правителем дел 13 описей 18 857 дел Екатеринославской казенной палаты и две описи 11 200 дел Ставропольской казенной палаты».

1897 г.: Рассмотрены были следующие описи архивных дел учреждений Министерства финансов: «опись 1 609 дел архива Бессарабской казенной палаты, причем оказались заслуживающими хранения 24 дела; опись 1 136 дел архива той же палаты, из которых признаны заслуживающими хранения 7 дел. Правитель дел Маркевич рассмотрел препровожденные Ставропольскою казенною палатою опись 979 архивных книг и приходо-расходных документов бывшей дирекции казенных минеральных вод; опись 1837 дел и документов Александровского, Георгиевского, Моздокского и Кизлярского казначейств за 1788–1816 годы, причем найдены заслуживающими хранения 118 дел; опись 87 дел Бессарабской казенной палаты, из которых признаны заслуживающими хранения 8 дел».

1898 г.: «Член комиссии Попов рассмотрел опись 4 519 дел архива Таврической казенной палаты, из которых ни одно дело не признано заслуживающим хранения. Тем же членом комиссии были рассмотрены 3 описи дел архива Бессарабской казенной палаты; из {37} числа 3 369 дел, показанных в этих описях, признаны заслуживающими хранения 19 дел. Правитель дел рассмотрел опись 87 дел той же Палаты, причем заслуживающими хранения найдено 8 дел. Член комиссии Лашков рассмотрел 2 описи Бессарабской казенной палаты, причем из 1 448 дел признаны заслуживающими хранения 5 дел».

1899 г.: «Член комиссии Филиппов рассмотрел 7 описей 37 867 дел Таврической казенной палаты, из которых оказались заслуживающими хранения всего 118 дел; он же рассмотрел опись 1 067 дел Бессарабской казенной палаты, причем признаны заслуживающими хранения 41 дело… Так как архив Таврической казенной палаты находится в Симферополе, и фактическое рассмотрение его представляется удобным, то комиссия просила Казенную палату воздержаться от продажи архивных дел до фактического рассмотрения их членами архивной комиссии… Много помогло бы комиссиям издание определенных и обязательных инструкций относительно выбора для хранения в исторических архивах дел учреждений разных ведомств, а также издание распоряжения по всем ведомствам и учреждениям об уничтожении архивных дел только после обязательного фактического рассмотрения их архивными комиссиями».

Орловская комиссия. 1896 г.: «Правитель Блохин просматривал архивные описи делам присутственных мест других губерний, присылаемые в комиссию на заключение; а просмотрены были следующие описи: 1) Киевской казенной палаты 98 описей и Киевского губернского казначейства 81 опись; 2) Казначейств Волынской губернии; 3) Казначейств Черниговской губернии и 4) Полтавского губернского казначейства».

1897 г.: «Правитель дел Блохин просматривал архивные описи делам присутственных мест других губерний, присылаемые в комиссию на заключение; им просмотрены были следующие описи: Подольской казенной палаты 5 описей 23 215 делам и Полтавского губернского казначейства».

Костромская комиссия. Отчет за 1896 г.: «Член-делопроизводитель Преображенский просматривал описи дел Костромской казенной палаты».

1897 г.: «Председатель комиссии просматривал описи делам Костромской казенной палаты; несколько дел выделены для хранения в архиве комиссии как общем, так и в особом отделе его – Романовском»^[67].{38}

Разрушение архивов учреждений ведомства Министерства внутренних дел

В отчете Рязанской комиссии за 1893 год говорится: «В прошлом году приступлено было к разбору губернского Архива… Нельзя не пожалеть, что для такого громадного предприятия еще не выработано ни определенного плана, ни метода в разборе и описании дел». Несмотря на то, «ученые» комиссии приступили к разрушению богатых содержанием и драгоценных в научном и практическом отношениях губернских архивов и произвели в них в последнем десятилетии такие же опустошения, как в архивах казенных палат.

Рязанская комиссия. Отчет за 1893 год: «В отчетном году разбор Губернского архива производился очень медленно и главная работа принадлежит членам архивной комиссии. Принимали главное участие Повалишин и Перцев. Всего разобрано 10 575 дел… Встречавшиеся дела по расколу просматривал Яхонтов… правитель дел комиссии. Из Губернского архива выделено на всегдашнее хранение в историческом архиве комиссии 720 дел».

1894 г.: «Цифра 3 421, выражающая собою количество разобранных дел архива Губернского правления в отчетном году, является каплей в море, сравнительно с теми сотнями тысяч дел, которые ожидают своего разбора».

1895 г.: «Число дел, разобранных в 1895 году, сравнительно с 1894 годом, больше на довольно почтенную цифру – 6 203 дела; общее количество разобранных в отчетном году дел – 9 624; из них оставлено для хранения в Историческом архиве 187 дел».

1896 г.: «Главнейшим источником пополнения Исторического архива является архив Губернского правления. Занимались еженедельно вечером по субботам: Повалишин, Перцев, Покровский, Титков, Грунау, Праотцев, Проходцев, Терентьев и Шефферлинг. Всего разобрано приблизительно около 12 785 дел; из них оставлено для Исторического архива около 300».

1897 г.: «Просматривались, главным образом, дела архива Губернского правления. Всего рассмотрено 7 319 дел; из них предназначено к хранению 409 дел в Историческом архиве и 87 дел в архиве Губернского правления; остальные 6 823 дела подлежат уничтожению».

1899 г.: «Всех дел в отчетном году разобрано 9 276. Из них на первом месте по количеству должны быть поставлены, по обыкновению, дела Рязанского губернского архива.

1900 г.: «Число разобранных дел Губернского архива удвоилось сравнительно с прошлым годом: разобрано 18 544 дела. В разборе {39}

участвовали Проходцев, Перцев и Лашевский. Разобранные дела принадлежат Канцелярии губернатора и относятся ко времени от 37 до 49 годов прошлого столетия»… Калужская комиссия. 1897 г.: «Председатель Четыркин рассмотрел описи дел Калужского губернского правления, числом 2 526 дел, из коих выбрано для Исторического архива 226 дел. Ассонов просмотрел описи дел Тарусского полицейского управления в числе 12 798 дел; из них наметил около 1 500 дел для Исторического архива».

1898 г.: «Правитель дел Кашкаров продолжал свои занятия в архиве Калужского губернского правления по разбору дел Мещовской, Перемышльской и Боровской воеводских канцелярий. Член комиссии Чельцов занимался разбором дел Калужского губернского правления».

Таврическая комиссия. 1893 г.: «В течение 1893 года рассмотрено было 2 383 дела Таврического губернского правления, 6 015 дел Феодосийского полицейского правления, 715 дел Феодосийской мещанской управы и 571 дело Бессарабской казенной палаты. Всего рассмотрено по описям 9 684 дела, из которых выделено для хранения в Историческом архиве 217 дел».

1894 г.: «Члены комиссии – Кашпар, Киреенко, Сеницкий и Фурсенко – продолжали рассмотрение дел Таврического губернского правления и в скором уже времени эта громадная работа будет закончена; остались нерассмотренными всего лишь несколько сот дел».

1895 г.: «Правитель дел продолжал рассмотрение дел архивов Канцелярии Таврического губернатора и Таврического губернского правления, касающихся истории ханского Бахчисарайского дворца и других вопросов по истории края».

1896 г.: «Рассмотрено было членами комиссии: Кашпаром – 243 дела Таврического губернского правления и выделено для хранения 3 дела; Феноменовым – 37 дел, выделено для хранения 1 дело; Ивановым – 42 дела. Ласьковским просмотрена опись 3 640 дел Перекопского уездного полицейского управления и правителем дел – опись 9 032 дел Симферопольского уездного полицейского управления».

1899 г.: «Член комиссии Романюк рассмотрел опись 658 дел пристава II стана Симферопольского уезда, причем оказалось заслуживающим хранения только одно дело».

Оренбургская комиссия. Отчеты за первое десятилетие деятельности комиссии и за 1898 г.: «Получив в свое распоряжение очень ценный архив Оренбургского генерал-губернаторства, комиссия в течение 1897 и 1898 гг. рассмотрела 18 430 дел этого архива, предназначив к уничтожению 13 863 дела».

В тех же отчетах говорится: «Членам комиссии приходилось просматривать описи делам, присылаемым из других учреждений, как то: Канцелярий Оренбургского, Уфимского и Тургайского генерал-гу {40} бернаторов; Орского и Челябинского полицейских управлений и волостных правлений».

Ярославская комиссия. 1896–1898 гг.: «Разобрано 5 архивов: архив Ярославской казенной палаты, архивы Ярославского городского и Мологского уездного полицейских управлений – и продолжается разбор архивов Ярославского губернского правления. Количество рассмотренных и отобранных дел Ярославского губернского правления пока еще не приведено в известность. Всего же разобрано по описям 40 000 дел, а отобрано для хранения в комиссии 2 184 дела. Из поступивших архивных дел и бумаг следует отметить как заслуживающие особого внимания: описи церковных имуществ, в которых сохранились в подлинниках, копиях и выдержках акты XVI и XVII столетий, затем дела Ярославского комендантского управления и других административных учреждений, дела об ополчениях 1807, 1812 и 1854 гг. и др.».

Симбирская комиссия. 1896 г.: «В исполнение возложенной на комиссию обязанности собирания в Исторический архив дел и документов официальной переписки, не требующихся для текущего делопроизводства, она обратилась циркулярно к местным правительственным, общественным и сословным учреждениям с просьбою о доставлении на рассмотрение описей делам, предназначенным к уничтожению».

1899 г.: «В минувшем году в архив комиссии поступили… дела Буинского уездного полицейского управления».

Костромская комиссия. 1896 г.: «Член-делопроизводитель Преображенский просматривал описи дел архива Губернского правления».

Разрушение архивов учреждений ведомства Министерства юстиции, Управления государственными имуществами, Народного просвещения, земских и др.

Рязанская комиссия. 1893 год: «Разбор дел упраздненных судебных мест в отчетном году не производился; да и в прежние годы он производился очень медленно, потому что требовал некоторых материальных средств, которыми архивная комиссия и бедна. До 1889 года на этот предмет Министерство юстиции отпускало особую сумму для вознаграждения тружеников (?), но с 1889 года о таковой ассигновке комиссия не имеет никакого сведения… Комиссия должна изыскать какие-либо меры или средства, чтобы ее контроль над этим архивом сохранился (?)… Харьково-Полтавское управление государствеными имуществами выслало в комиссию по предписанию Департамента общих дел Министерства государственных имуществ три описи делам бывшей Харьковской палаты{41} и Управления государственными имуществами на просмотр… Членами комиссии Перцевым и Яхонтовым описи были просмотрены, причем признано нужным рекомендовать (?) Харьково-Полтавскому управлению государственными имуществами сохранить: 1) дела, относящиеся до раскола (19 дел); 2) дела по введению общественных запашек (24 дела); 3) дела бывших военных поселений. В случае, если бы управление не нашло возможным сохранить их у себя, то комиссия просила выслать отмеченные дела». Дела этого рода подлежат вечному хранению в правительственных архивах по закону.

1894 г.: «На хранение в исторический архив поступили и заслуживают особого упоминания 26 дел Сенатского архива».

1895 г.: «В Рязанскую комиссию присылаются на предварительный просмотр архивные описи присутственными местами даже отдаленных губерний… Перцевым просматривались описи, присланные Харьково-Полтавским управлением государственными имуществами. Шефферлинг просмотрел описи дел Киево-Подольского управления государственными имуществами, причем указаны для хранения дела о польском мятеже и о конфискации имений мятежников. Из архива Рязанского окружного суда в комиссию в истекшем году препровождались карточки с нанесенными на них заглавными листами гражданских дел Пронского уездного суда, просмотренные Шефферлингом, причем оказалось, что дела эти не имеют никакого исторического значения. Изредка встречались дела об отыскании крепостными свободы и о совершении отпускных данных – они отмечены для хранения».

1896 г.: «Присылались описи дел Харьково-Полтавским управлением государственными имуществами, просмотренные Шеферлингом. Им же продолжались просматриваться карточки дел упраздненных уездных судов, доставлявшихся в комиссию из архива Рязанского окружного суда».

1897 г.: «Просматривались членом комиссии Шефферлингом описи Харьково-Полтавского управления государственными имуществами и карточки дел старых судов, доставлявшиеся на просмотр комиссии из архива Рязанского окружного суда».

1898 г.: «Всех дел разных учреждений разобрано 21 360; из этого количества признаны имеющими историческое значение и подлежащими хранению в историческом архиве всего 620 дел».

1899 г.: «В отчетном году членами комиссии положено начало разбора земских архивов. Архивная комиссия предполагает в непродолжительном времени рассмотреть с точки зрения предоставленных ей прав Высочайше утвержденным Положением 1884 года дела всех архивов земских управ (?)».

Таврическая комиссия. 1893 г.: «В течение года по описям рассмотрено было 9 684 дела, из которых выделено для хранения в Историческом архиве 217 дел». {42}

1896 г.: «Член комиссии Аблякин-Эфенди-Куламет-оглы разбирал, с разрешения г. председателя Вакуфной комиссии, книги и бумаги, находящиеся в одной из Симферопольских мечетей; ничего заслуживающего внимания в этой массе бумаг не нашлось».

1898 г.: «Согласно ходатайству комиссии, на ее рассмотрение препровождены были г. председателем Симферопольского окружного суда описи и настольные реестры предназначенных к уничтожению 28 811 дел Камеры прокурора этого суда с 1869 по 1893 год. Эти описи и реестры были рассмотрены членами архивной комиссии – Кашпаром, Романюком – и правителем дел. Из означенной массы дел членами комиссии указано только 6 дел как заслуживающих хранения… В отчетном году Симферопольским окружным судом были препровождены на рассмотрение комиссии 120 реестров хранящихся в архиве суда уголовных и гражданских дел, с просьбою дать заключение комиссии о том, какие из означенных в реестрах дел она признавала бы необходимым сохранить; но так как эта масса дел (несколько десятков тысяч) не была еще рассмотрена самим судом, то комиссия затруднилась дать свое заключение».

1899 г.: «Исторический архив комиссии обогатился и в истекшем году, подобно предыдущим, присылкой архивных дел из Сенатского архива, касающихся Таврической губернии и весьма важных для ее истории и быта».

Костромская комиссия. 1896 г.: «Член комиссии Преображенский просматривал описи дел Костромского окружного суда».

1897 г.: «Председатель комиссии просматривал описи дел прокурорского надзора».

1898 г.: «Член-корреспондент комиссии Преображенский просматривал описи и дела Костромского окружного суда».

Столько же лаконичны отчеты комиссий Тверской, Нижегородской и Тамбовской.

Тверская комиссия. 1892 г.: «По отделу рукописей и документов поступило 95 нумеров, а с поступившими до отчетного года состоит 4 878 рукописей».

1894 г.: «По отделу рукописей и документов в Музей комиссии поступило 2 139 нумеров».

Нижегородская комиссия. 1896–1899 гг.: «Деятельность архивной комиссии выразилась в рассмотрении списков дел, предназначенных к уничтожению из Нижегородской, Владимирской и Вятской губерний».

Тамбовская комиссия. 1895–1896 гг.: «Если сравнить количественные результаты работы комиссии с прошлыми годами, то нетрудно заметить, что во всех статьях наблюдается ослабление. Разбором дел в истекшем году занимались Пискарев и Курбатов. Первым передано в Исторический архив 98 нумеров вновь отобранных из связок сосредоточенного архива дел; вторым – 180 нумеров из дел,{43} присланных разными провинциальными учреждениями из своих архивов. Кроме того, Курбатов занимался просмотром по описям подлежащих уничтожению архивных дел разных правительственных учреждений; всего им были просмотрены 40 тысяч нумеров, из которых около одной тысячи отмечены для присылки на хранение в Исторический архив».

1897 г.: «В отчетном году деятельность комиссии значительно уступает многим предыдущим годам… Член комиссии Курбатов просматривал присланные разными учреждениями описи делам; им просмотрено более ста тысяч нумеров, причем отмечены такие, которые могут иметь значение в Историческом архиве… Оценка этого значения производилась, разумеется, на основании тех кратких канцелярских определений содержания документов, которые записаны в описях»^[68].

1898 г.: «В заседании 11 октября обсуждался вопрос практического свойства: об изыскании средств существования комиссии… Пискаревым из просмотренных им дел для хранения в Историческом архиве отобрано 97 нумеров из дел сосредоточенного архива. Правитель дел Курбатов занимался просмотром по описям подлежащих уничтожению дел разных правительственных учреждений; таких дел им просмотрено более 70 тысяч».

Большинство комиссий не печатают даже и лаконических известий о результатах своей разрушительной деятельности по отношению к правительственным и общественным архивам. Эта их деятельность характеризуется только случайными заявлениями. Например, в отношении председателя Саратовской архивной комиссии от 5 января 1899 года (№ 50, по поводу ходатайства о расширении материальных средств комиссии) говорится следующее: «Саратовская комиссия постепенно завоевала себе положение центрального учено-исторического общества для всего срединного и низового Поволжья, получая для рассмотрения описи дел, подлежащих уничтожению, из многий соседних губерний… Ныне же комиссия поставлена в безвыходное положение – вынуждена совсем почти прекратить свою деятельность и ее архив должен очутиться на улице».

 

Рядом с незаконною деятельностью губернских архивных комиссий по уничтожению государственных архивных материалов при посредстве просмотра архивных описей, встречаем в годичных отчетах деятельность членов комиссий, лежащую также за пределами требований закона 13 апреля 1884 г.: по раскопке курганов, составлению музеев, выдаче справок, изданию архивных актов, устройству публичных лекций и даже археологических местных съездов, на которых ставится «специально вопрос об описях, которые удовле-{44}

творяли бы научным требованиям»^[69]. Но в отчетах комиссий не встречаем деятельности, требуемой 5-м параграфом этого закона, – упорядочения исторических архивов и составления архивных описей, посредством которых эти архивы стали бы полезны для ученых исследователей.

В очерке десятилетней деятельности Рязанской комиссии говорится, что в сказанный срок комиссия производила раскопки, составила свой музей, печатала свой «специальный архивно-историко-археологический орган – Труды Рязанской ученой Архивной комиссии», который «начался с робких трех номеров в пол-листа и скоро дошел до 20 листов в год»^[70]. Но в этом очерке ни слова не говорится о деятельности комиссии за истекшие 10 лет по составлению описания ее исторического архива. Годичные отчеты комиссии объясняют причину этого молчания. Отчет за 1893 год жалуется на то, что в среде членов комиссии «не выработано еще ни определенного плана, ни метода для описания архивных дел». В отчете за 1894 год говорится: «В печальном положении находится систематизация и описание дел, выделяемых из правительственных архивов для хранения в историческом архиве. Для заведывания зарегистрированием и описанием дел достаточно труда одного лица, хотя бы правителя дел, но требуется, чтобы в его распоряжении находился по крайней мере один писец (?), а денежные средства комиссии не позволяют сделать этот расход…» (Но закон возложил обязанность описания исторического архива на членов «ученой» комиссии, а не на наемного писца.) В отчете за 1895 год читаем: «Описание дел исторического архива, приведение его в должный порядок все еще продолжает быть pia desideria комиссии». Ярославская комиссия, по истечении десятилетнего существования, характеризует следующими словами свою описательную деятельность и состояние своего исторического архива: «Для того, чтобы превратить груду архивных дел в удобный и пригодный для исследования материал, нужно описать каждое дело по так называемой карточной системе (?), и сведения, отмеченные на карточках о каждом деле, занести в систематическую опись; но, конечно, составление такой описи не по силам одному человеку…»^[71].

Делопроизводитель Калужской комиссии по истечении шестилетнего ее существования покорнейше просит общее собрание «назначить ревизионную комиссию для поверки наличности музея и исторического архива; при этом, – добавляет он, – необходимо составить по крайней мере инвентарь»^[72]. {45}

Отчеты Таврической комиссии также жалуются на недостаток членов, желающих посвятить свой труд на упорядочение и описание исторического архива: «Архив комиссии не велик, но уже необходимо торопиться с систематизацией и описанием его дел, потому что в противном случае через два–три года придется комиссии «разбирать» свой собственный исторический архив… Архив комиссии не имеет еще научного устройства, а при сочувственном отношении к этому делу и энергии хотя бы нескольких членов комиссии научная организация нашего исторического архива не представила бы больших затруднений»^[73].

«Если сравнить количественные результаты работы с прошлыми годами, – говорит отчет Тамбовской комиссии, то нетрудно заметить, что во всех статьях наблюдается ослабление… Комиссия постановила: пригласить кого-либо за условленное вознаграждение для размещения по папкам вынутых в разное время дел и вообще для приведения в порядок всех папок архива…»^[74]

По сводному отчету о деятельности губернских ученых архивных комиссий за последние три года, доложенному на Киевском съезде 1899 года, наши комиссии прогрессируют в составлении своих архивов, в раскопке курганов, в составлении своих музеев, в издании архивных материалов, в устройстве публичных лекций: «но их можно упрекнуть в том, что они не ставят научно своих архивов и ведéния архивных описей», то есть не исполняют того, для чего их учредил закон 13 апреля 1884 года.

С цель установить хотя бы общественный контроль деятельности губернских архивных комиссий по уничтожению государственных архивных материалов и вещественных памятников, на Рижском Археологическом съезде, с участием представителей всех архивных комиссий, единогласно было постановлено, чтобы комиссии представляли в Московское археологическое общество отчеты о своей деятельности за три года, отделяющих один Археологический съезд от другого; а их таких отчетов Археографическая комиссия при Московском археологическом обществе составляла бы сводный отчет и сообщала его очередному Археологическому съезду. Но ко времени открытия занятий очередного Киевского съезда 1899 года в сказанное Общество прислали свои отчеты только девять комиссий: Калужская, Костромская, Нижегородская, Оренбургская, Орловская, Рязанская, Симбирская, Тамбовская и Ярославская; да и присланные отчеты остаются без проверки и так кратки и бесформенны, что не могут служить средством действительного контроля.

Киевский ученый съезд 1899 года, с участием директора Петер-{46}

бургского археологического института и председателей и депутатов губернских ученых архивных комиссий, единогласно постановил ходатайствовать перед Его Величеством Государем Императором о преобразовании губернских ученых архивных Комиссий, а также о том, чтобы немедленно было издано «циркулярное распоряжение по всем ведомствам о прекращении уничтожения каких бы то ни было бумаг, относящихся к делопроизводствам государственных и общественных учреждений, пока не будет учреждено центральное архивное управление в России и не будут выработаны и изданы общие правила уничтожения ненужных актов». В заседании Археологического института 15-го января текущего года его директор и профессор Н. В. Покровский заявил, что, «несмотря на отсутствие необходимых средств, энергия тружеников комиссий не упадает… Комиссии несут обязанность просмотра архивных описей делам, предназначенным к уничтожению»^[75]. Следовательно, Археологический институт и губернские архивные комиссии, несмотря на вышеуказанное постановление ученого Съезда 1899 года, в своих понятиях о порядке уничтожения архивных дел следуют за А. Н. Труворовым^[76], позабыв заветы своего основателя Н. В. Калачова, горячо протестовавшего против «варварского» уничтожения архивных дел по описям, и основное положение разбора и уничтожения ненужных архивных дел, единогласно принятое членами Высочайше учрежденной архивной комиссии 1873 года, требовавшее: «Установить непреложным правилом {47}

не ограничиваться прочтением заголовков дел, но просматривать их от листа до листа»^[77]. Закон же наш не возлагал на комиссии «обязанности» уничтожать дела архивов правительственных и общественных учреждений посредством «просмотра описей», как утверждает директор Археологического института. Напротив, закон (ст. 5), проектированный Калачовым, требует от комиссий фактического разбора дел, предназначаемых правительственными и общественными учреждениями к уничтожению, а не опустошения правительственных и общественных архивов посредством просмотра отдельными членами комиссий архивных описей, составляемых канцеляристами.

Согласно с ходатайством Киевского ученого съезда 1899 года, с целью исправления великого архивного нестроения в нашем государстве, участие губернских архивных комиссий в уничтожении дел архивов правительственных и общественных учреждений дóлжно немедленно прекратить изданием правительственного распоряжения о приостановке ныне существующего порядка уничтожения архивных дел; а организацию и деятельность губернских архивных комиссий необходимо подвергнуть радикальному преобразованию посредством издания устава комиссий, который обратил бы их в полезные местные ученые общества для издания и разработки памятников старины, лишенные функций правительственных учреждений.

Материальная правительственная субсидия современным комиссиям не может помочь упорядочению архивного дела в России. Саратовская комиссия^[78] просила ходатайства о ежегодной правительственной субсидии приблизительно в 2 500 рублей для своего «сносного существования», и это ходатайство основательно мотивировано тем, что «нельзя выбросить на улицу исторический архив», собранный на глазах правительства из государственных архивных материалов «всего срединного и низового Поволжья», состоящий из древних и ценных актов делопроизводства правительственных учреждений. Но удовлетворение этого ходатайства повлечет за собой таковые же и по такому же праву со стороны двадцати ныне существующих архивных комиссий, уже и возбудивших на Киевском съезде 1899 года ходатайство о ежегодной субсидии каждой из них из государственной казны в размере 1 500 рублей. Если бы возможно было удовлетворить это ходатайство, то через несколько лет естественный рост архивов, музеев и библиотек на средства казны потребует от правительства по крайней мере двойной субсидии для каждой комиссии, а эти требования будут опираться на еще более основательный мотив: нельзя же выбросить на улицу научные мате-{48}

риалы, собранные на средства государственной казны… C другой стороны казенное содержание ныне существующих губернских ученых архивных комиссий послужит основанием к открытию таковых и в других губерниях, сочтущих себя обиженными, если им не дадут учреждений, существующих в соседних губерниях…

Государственная субсидия частным обществам, по закону долженствующим существовать «на средства общественных пожертвований в пользу науки», может опереться только на уверенности в том, что средства государственной казны будут употреблены в интересах государства, а не временных интересов частных лиц; но такой уверенности не дают факты организации и деятельности комиссий, сообщенные их годичными отчетами.

Единственным рациональным средством преобразования губернских архивных комиссий является превращение их в местные ученые общества, подобные обществам западноевропейских государств, имеющим своею задачею только издание и разработку архивных материалов и других памятников местной старины. В значении ученых обществ губернские архивные комиссии не могут претендовать на какие бы то ни было права по отношению к правительственным архивам, долженствующим подлежать исключительному и ответственному управлению и контролю органов правительственной власти. Только таким способом возможно остановить современное варварское движение государственных архивных материалов на бумажные фабрики, о котором свидетельствуют факты нижеследующей статьи, посвященной изложению результатов нестроения общественной и правительственной архивной службы в России. В настоящее время архивная служба в России организована так ненормально, что члены комиссий, наиболее добросовестно и энергично работающие на пользу архивного дела, приносят этому делу наибольший вред, разрушая исторически слагавшиеся архивные фонды своего отечества, составляя из них ничтожные, малополезные собрания отрывочных дел и оправляя на бумажные фабрики миллионы дел, представлявших собою хронологические системы письменных актов деятельности государственных и общественных учреждений^[79]. {49}

Глава II. Правительственная архивная служба

Неописанные архивные материалы требуют большой и часто бесполезной затраты времени и труда при научных и практических изысканиях, допускают возможность фальсификации посредством подчистки и перемены дат и имен и представляют собою легкую добычу для расхищения при убеждении похитителей в своей безответственности, так как неописанный архив не имеет средств доказать принадлежность ему похищенных документов. Нетрудно понять, что опубликованная архивная опись: 1) способствует упорядочению архивных материалов в архивном хранилище, так как составление описей немыслимо без предварительного разбора содержания архива и классификации его актов по фондам или отделам; 2) охраняет архивное имущество от расхищения, делая известным принадлежность документов опубликованной описи данному архиву и давая последнему право возвратить их от всякого незаконного приобретателя; 3) предупреждает фальсификацию архивных документов, делая бесполезным перемену в них дат и имен; 4) служит лучшим средством контроля деятельности архивистов по упорядочению и описанию содержания вверенного им архива; 5) дает возможность людям науки до личного посещения данного архива ознакомиться предварительно с объемом хранящихся в нем материалов по интересующим их вопросам и немедленно получать в архиве такие материалы для своих исследований; 6) облегчает архивные справки всякого рода с практическими и научными целями.

По таким причинам законодательство требует от архивистов прежде всего составления и печатания архивных описей.

В «Учреждении Архива или Третьего отделения Инспекторского департамента» говорится: «В Архив поступают для хранения оконченные дела из всех департаментов, экспедиций и канцелярий… Начальник Архива обязан содержать в надлежащем порядке не только описи всех хранящихся в Архиве дел, но и алфавиты оным, {50}

чтобы каждое дело могло быть отыскано тот же час, и поступающие к нему требования о выправках были немедленно удовлетворяемы. Для вящего же порядка и облегчения в приискании дел постановляется непременным правилом печатать описи и алфавиты оным, дополняя их каждогодно печатными же прибавлениями, и сии печатные описи и дополнения представлять каждый раз Его Императорскому Величеству»^[80]. В «Учреждении центральных архивов для актовых книг западных губерний» говорится: «Заведывающие архивами вместе со своими помощниками должны составить предварительно краткие описи книгам, с объяснением нумера каждого документа, краткого содержания его, года, месяца и числа, когда оный состоялся, а также когда оный явлен, начав с книг, при коих описей вовсе не окажется. Описи должны быть напечатаны и разосланы во все судебные места, а также в Депутатские собрания западных губерний. По составлении сих описей и рассылке их заведывающие архивами обязаны составить полные и подробные каталоги… Книгам с 1800 года, оставляемым в присутственных местах, места сии обязаны составить подобные вышеозначенным описи, и затем самые книги должны быть перенумерованы и прошнурованы и к шнурам приложена печать»^[81].

По понятиям Запада нашего времени «хороший архив должен быть подобен аптеке, где всякая банке имеет свое определенное место и свою сигнатурку, чтобы можно было легко и безошибочно все отыскивать и хранить в целости»; а потому повсеместно воспрещаются в присутственное время работы архивистов по изданию и научной разработке научных материалов, пока имеются в архивах неописанные документы. Законы и инструкции этого рода строго соблюдаются во всех государствах под контролем архивных главноуправлений.

Понятия ученых архивистов Запада об обязанности составления и печатания архивных описей выражаются в следующих словах известного архивиста-палеографа Ланглуа: «Inventorier – c’est la fonction propre de l’archiviste; la fonction propre de l’archiviste n’est pas d’écrire l’histoire, ni même de publier des textes, ni même de compiler des registres... C’est seulement lorsque toutes les archives anciennes ayant été centralisées dans des dépôts publics, les inventaires descriptifs de ces dépôts seront achevés et indexés, c’est alors seulement que l’on pourra compiler dans de bonnes conditions, rapidement, à peu de frais et avec sécurité, ces catalogues d’actes, ces regestes, ces statistiques de faits qu’il est aujourd’hui si pénible et si prématuré d’entreprendre»^[82].

28 января 1899 года Императорским архивным Советом Австрии был одобрен план составления и издания архивных описей, выра-{51}

ботанный специальным комитетом. В плане говорится: «Составление и издание кратких описей содержания архивов необходимо для охраны архивного содержания и для пользования архивными материалами с целями государственного управления и научными. Ряд государств уже выступил в этом направлении, достойном подражания, потому что потребность в архивных описях, выясняющих содержание государственных архивов, настоятельна. Но чтобы осуществить эту задачу фактически, необходимо принять за правило, чтобы описи были кратки, представляли собою только указатели архивной наличности, ее хронологические даты и сущность содержания каждого документа, чтобы занимающийся в архиве мог узнать из описей, какие отделы и документы пригодны для его целей. Описанию каждого архива должна предшествовать его краткая история, изложение сведений о его происхождении, росте, потерях, устройстве помещения и управлении. За таким вступлением должно следовать описание архивной наличности в порядке архивных отделов или фондов в том виде, в каком они существуют в архиве во время описания. Старые отделы должны быть сохраняемы в целости. Описанию каждого крупного отдела или фонда должны предшествовать краткие замечания относительно его происхождения, значения и состояния описей.

Русские люди науки точно также единогласно требовали и требуют составления и издания кратких архивных описей^[83].

Практика службы в России не исполняет требований закона и науки, направленных к составлению и печатанию архивных описей.

20 марта 1884 года сам Государственный Совет, усмотрев малоуспешность деятельности архивов древних актов западных губерний, постановил: «Предоставить министру народного просвещения, по соглашению с министрами юстиции, внутренних дел и финансов, обсудить вопрос о тех изменениях в устройстве центральных архивов, которые оказываются необходимыми для успешной деятельности означенных учреждений, согласно именному Высочайшему указу 2 апреля 1852 года, и предположения по сему предмету внести на уважение Государственного Совета».

Высочайше учрежденная комиссия по этому делу выяснила следующие факты.

Киевский и Виленский архивы состоят в ведомстве министра народного просвещения и местного правления университета св. Владимира и попечителя Виленского учебного округа; а Витебский архив состоит в ведомстве министра внутренних дел и местного губернатора; следовательно, эти архивы переданы в бесконтрольное распоряжение своего штатного служебного персонала, потому что министры, университетское правление, попечитель и губернатор не имеют вре-{52}

мени и знаний для направления и контроля деятельности архивов древних актов.

Штатный персонал Киевского архива составляют 4 чиновника: архивариус, он же университетский библиотекарь, получающий за службу в архиве 200 рублей, один постоянный помощник архивариуса, получающий 400 рублей, и 2 временных помощника архивариуса, получающие по 600 рублей, назначаемые обыкновенно из студентов, оставленных при университете для подготовки к ученой деятельности и причисленных к архиву только ради жалованья, а потому смотрящих на свою архивную службу, как на состояние случайное, переходное; штат Виленского архива составляют архивариус, получающий 1000 рублей, и два помощника, получающих по 800 рублей годичного содержания; штат Витебского архива состоит только из одного архивариуса, получающего 1000 рублей годичного содержания.

При сказанных штатах Киевский архив приступил к составлению и печатанию архивных описей только в 1866 году; но исполнение этой обязанности архива двигалось так медленно, что по 1892 год были описаны только 75 книг, а из них изданы описи только 51^[84] книги; так как всех книг в Киевском архиве 5 885 и отдельных документов 454 980, но на описание Киевского архива при существующем штате потребуется более 2 тысяч лет… но и это движение застыло на 51 книге. Виленский архив до настоящего времени не приступил к составлению и печатанию описи актовых книг, требуемой законом, ограничив свою деятельность выдачею справок и составлением географического указателя к документам по выбору архивариуса. Витебский архив не составляет архивных описей, даже указателей. Наши провинциальные архивы древних актов составлению и изданию описей, требуемых законом и наукою, «предпочитают издание самых материалов»^[85], за которое архивисты получают от археографических комиссий особое сверхштатное вознаграждение, без которого им и существовать было бы невозможно.

Во второй половине XIX столетия остановилось дело описания и в наших столичных архивах древних актов.

В конце XVIII и в начале XIX вв., когда Московский архив Министерства иностранных дел состоял в заведывании Миллера и Бантыш-Каменского, богатейшему содержанию этого архива были составляемы описи, оказавшие большую пользу уже историку Карамзину. Эти описи до настоящего времени не опубликованы. По смерти Бантыш-Каменского архив стал посвящать свою деятельность изданию архивных материалов, а составление архивных описей в нем прекратилось^[86]. {53}

В 1835 году было издано министерское распоряжение о разборе и описании архивов древних актов, состоявших в ведомстве министерств двора, юстиции и внутренних дел. Назначенная для того чиновная комиссия проявила свою деятельность тем, что «Архивы Министерства двора, вмещающие в себе документы, начиная с XVI столетия, пострадали и от чиновников, которым поручено было приведение в порядок и описание этих документов: чтобы облегчить неприятную работу, они стали топить печи вязками древних документов. Тогда в значительной степени погибли или пострадали документы приказов Большого дворца, Конюшенного, Челобитного, Аптекарского и других учреждений Московского государства…» «Даже такие важные архивы, как архивы Министерства внутренних дел и Московский архив Главного штаба, до сих пор не приведены в порядок и не имеют описей, годных для пользования их материалами…»^[87].

Две причины отсутствия в наших правительственных архивах древних актов деятельности архивистов, направленной к составлению и печатанию архивных описей, требуемых законом и наукою, были указаны Н. В. Калачовым в следующих словах: «Как ни полезно составление архивных описей, немногие из специалистов архивного дела готовы принять на себя эту работу. При своих знаниях архивист может приобрести гораздо более славы и даже материального вознаграждения за свои исследования, составленные на основании своего же архива; легче печатать памятники, нежели составлять им описания или реестры с целью обнародования этих последних»^[88].

Но такими эгоистическими мотивами невозможно объяснить отсутствие описательной деятельности со стороны архивистов добросовестных, желающих исполнить обязанность, возложенную на них законом, но ее не исполняющих. В таких случаях отсутствие деятельности архивистов, направленной к составлению и изданию архивных описей, объясняется только невозможностью исполнить требования закона по недостатку потребных для того знаний и материальных средств. Нужда заставляет поручать архивы лицам, не подготовленным к хранению в целости и порядке государственных архивных материалов и к составлению описей древних актов, годных для печати; нужда же заставляет добросовестных, но не обеспеченных в средствах к жизни архивистов отдавать свое служебное время изданию архивных материалов, службе интересам местных археографических комиссий и ученых обществ, имеющих свои специальные служебные задачи и заинтересованных по отношению к архивам {54}

только доставкою архивистами материалов для археографических изданий. Наконец, причиною уклонения архивистов от интересов архивной службы в пользу интересов других учреждений, дающих им вспомогательные средства к существованию, служит и отсутствие в России общих инструкций, выработанных людьми, знающими архивное дело, и направленных к определению порядка деятельности архивов древних актов и контроля этой деятельности.

Для ближайшей характеристики причин застоя описательной деятельности наших правительственных архивов древних актов мы остановимся на организации и деятельности двух архивов, особенно важных в научном и практическом отношении: на Московском отделении Архива Главного штаба и Московском архиве Министерства юстиции.

Московский архив древних актов военного ведомства (Лефортовский архив)

Примером великого нестроения наших архивов древних актов может служить Московское отделение Петербургского архива Главного штаба.

Московский архив военного ведомства был учрежден Высочайшим повелением 7-го февраля 1819 года «с целью хранения дел бывшей государственной Военной коллегии и всех ее экспедиций с 1719 по 1812 год и дел главных управлений бывших действующих армий и других учреждений и частей военного управления, существовавших в прошлом столетии и в начале настоящего». В настоящее время этот архив помещается в «Лефортовском дворце», где занимает 117 комнат разной величины, содержащих делопроизводства военных учреждений, расположенные на полках, «общая длина которых составляет свыше 9 400 саженей»^[89].

По отзывам специалистов, Лефортовский архив, «весьма богатое, большое и драгоценное хранилище рукописных военно-исторических документов, в том числе свыше 10 тысяч дел, касающихся только деятельности Суворова, заслуживает особенного внимания»^[90].

Современное устройство и состояние этого драгоценного архивного хранилища характеризуют следующие факты. {55}

Начальник архива живет в Петербурге, а архивный личный штат, предоставленный самостоятельной, бесконтрольной деятельности, утвержденный еще в 1819 году, составляют: столоначальник, помощник столоначальника, 6 писарей и два сторожа^[91]. Лефортовский архив ныне является «Московским отделением Общего архива Главного штаба», обязанности которого 145 статья «Свода военных постановлений 1869 года» (изд. 1863 г.) определяет только следующими словами: «На Общий архив Главного штаба, сверх хранения дел, возлагается поверка послужных списков и выдача справок».

Такая организация архива дала следующие результаты: «люди науки лишены возможности пользоваться драгоценными документами Московского хранилища; большая часть старых описей архива ветха, испещрена множеством помарок и пометок, а потому часто не дает возможности судить не только о всем содержании дела, но даже о наличности его. Самые дела во многих случаях не сшиты по листам, загрязнены и требуют подклейки. Много документов важного значения не защищено картонками…»^[92].

«Невозможно определить даже приблизительно, какое количество столбцов, книг, связок, дел и журналов хранится в настоящее время в архиве»^[93]. По «Записке» Главного штаба о мерах для упорядочения Московского архива, «можно утверждать, без опасения впасть в очень грубую ошибку, что количество хранящихся в архиве дел, вероятно, составляет не менее 500 тысяч дел; эта цифра и будет принята при последующих расчетах» (с. 8). Но следующие факты той же «Записки» делают это предположение невероятным. В 1861 году надв. сов. Александров, принимая архив, доносил, что дел в архиве оказалось 1 231 251. С 1865 года, со времени перемещения архива из Кремля в Лефортовский дворец, его содержание увеличено массами дел архивов разных военных учреждений; а именно: в 1866 году было перевезено из Петербурга до 60 тысяч старых дел; в 1882 году из Петербурга же «перевезено архивных дел прежнего времени в количестве, по весу, всего до 10 тысяч пудов»; в 1889 году доставлено из Харькова 1 292 связки дел упраздненного Штаба Харьковского военного округа; в 1893 году были переправлены в Москву все дела упраздненного Петербургского Знаменского отделения Общего архива Главного штаба, «в количестве свыше 460 тысяч томов, по весу – 4 666 пудов»; в начале 1897 года были перевезены в Московский архив 4 тысячи пудов дел Военно-ученого архива Главного штаба (с. 2–5 и 7) и в 1900 году – 600 пудов дел того же архива. {56}

Если верно заявление управления Лефортовского архива, что современную наличность его составляют только полмиллиона дел, то есть, количество, равное только «свыше 460 000 томов –4 666 пудам», поступившим в 1893 году, то где же находятся остальные дела, долженствующие составлять наличность Лефортовского архива; а именно: 1 231 251 дело (1861 года)+60 тысяч дел (поступл. 1866 года)+10 тысяч пудов дел (пост. 1882 г.)+1292 связки дел (пост. 1889 г.)+4 тысячи пудов дел (пост. 1897 г.)? Одно из двух – или Главный штаб не имеет даже приблизительно верных сведений о современной наличности Лефортовского архива, или этот драгоценный архив потерпел страшное расхищение или уничтожение в последнем тридцатилетии. То и другое возможно, года управляющий московским архивом древних актов живет в Петербурге и всецело поглощен делами обширной регистратуры Главного штаба, а рабочий штат архива с миллионами документов составляют бедно обеспеченные содержанием столоначальник, его помощник, писцы и сторожа; когда документы упраздненных учреждений и устаревшие делопроизводства действующих учреждений передаются в архив без сдаточных описей, исчисляются не количеством столбцов, книг, связок, томов и дел, а количеством комнат разной величины, саженей и пудов, обычною у нас мерою продажи архивных материалов на бумажные фабрики.

Штабная «Записка о мерах к приведению в порядок Московского отделения Общего архива Главного штаба» говорит: «Признано правильным (?) сформировать при Московском архиве временный отдел для его описания, в составе одного заведующего описанием, двух его помощников, 8 составителей карточек и 2 брошюровщиков». Такое предположение, добавляет проект, «совершенно совпадает» и заключением директора С.-Петербургского археологического института, профессора Покровского, представившего военному министру записку о способах приведения в порядок названного архива (15, 16).

Но сравнение проектов директора Археологического института и Главного штаба показывает ясно, что они в основных своих положениях стоят друг к другу в резком противоречии. Первый проект находит учреждение временной комиссии даже из специалистов для упорядочения и описания архива мерою нецелесообразною, могущею только до «некоторой степени» упорядочить архив, привести «в некоторую ясность» его содержание и «не могущею довести это дело до желанного конца», – [и] признает более целесообразною мерою «усиление штата архива ученым отделом» со специальною целью описания архивных материалов, «начиная с древнейших» архивных дел и документов. Штабная «Записка» проектировала учреждение временного отдела из неспециалистов, возложив на такой отдел ученую {57}

работу разбора и описания архива древних актов, «начиная с документов времени Отечественной войны»^[94].

Нижеследующие основные положения штабного проекта стоят в резком противоречии с принципами рационального архивоведéния нашего времени:

1. «Признано необходимым установить карточный способ описания архива, представляющий следующие удобства: миниатюрная и легкая карточка может быть часто заполнена даже без приноса дела из архива, а прямо на месте» (12, 13). Но карточный – библиотечный способ описания, по которому на месте помещения книг заносятся на карточки номера, заглавия, время и место издания книг, непригоден для описания архивов древних актов, содержание которых составляют сборники дел (столбцы, связки и книги). Описание одного номера архивных документов часто требует многих листов^[95].

2. Временный отдел для упорядочения и описания архива, по проекту, составляют лица двух категорий: «заведующие работами – штатные чины военной службы и работники – вольнонаемные разных состояний: студенты, женщины и др.» (17). Последние составляют карточки, и от них «достаточно требовать только грамотности, добросовестности и способности толково усвоить указания их руководителей и разумно применять их к делу. Поэтому в качестве составителей карточек могут быть приглашаемы лица самых различных положений, лишь бы они удовлетворяли указанным требованиям; нет препятствий к допущению студентов и женщин; последний элемент представляется даже особенно желательным, вследствие как сравнительной дешевизны женского труда, так и отличающей его педантической точности и исполнительности»^[96].

Поручение описания архивных актов «людям грамотным самых различных положений» и скудно вознаграждаемым за архив-{58}

ный труд всегда имело своим следствием уничтожение древних архивных материалов, составление никуда негодных описей и бесполезную трату средств государственного казначейства. Для этой работы требуются специальные знания, дающие возможность правильно описать внешние признаки и содержание документов, верно определить их время, названия, значение и дефекты. Можно с уверенностью сказать, что упорядочение и описание Лефортовского архива трудом «временного отдела», состоящего из студентов, женщин и грамотных нижних чинов «обязательного срока», по примеру прежних временных комиссий для упорядочения московских архивов древних актов, будет иметь своим следствием только новую нумерацию документов, переписку старых архивных описей, расхищение и отправку на бумажные фабрики древних документов, не имеющих старых описей.

3. По западноевропейским законодательствам делопроизводства правительственных учреждений составляют достояние государства: устаревшие акты правительственных учреждений передаются в государственные архивы и архивные описи составляются только органами правительственной службы. Наш штабный проект смотрит на «сборный» архив древних актов военных учреждений, как на «достояние военного ведомства»^[97], поручает разбор и описание этого «драгоценного достояния» людям «разных состояний», вольнонаемным работникам, получающим по сорока рублей месячного содержания; а средством контроля деятельности этих лиц проектирует периодические ревизии каких-то «компетентных лиц, по выбору начальника Главного штаба».

Ревизии этого рода «инспекторским порядком» с представлением «цифровых отчетов» будут только прогулочными командировками штабных офицеров в Москву на средства, ассигнованные казною на упорядочение и описание архивных материалов^[98]. Начальник Штаба не найдет в своем ведомстве людей, способных проверять работу в архиве древних актов и владеющих временем и знаниями для проверки отчетов ревизии.

Устанавливая бесполезные средства контроля описательной деятельности архива, штабный проект умалчивает о вполне целесообразном способе контроля, требуемом наукою, нашим законом и законами всех западных государств нашего времени: об изда-{59}

нии архивных описей – единственном целесообразном средстве действительного упорядочения архивов древних актов и контроля описательной деятельности в таких архивах.

4. По штабному проекту, описательная деятельность временного отдела Лефортовского архива будет длиться только 8 лет, при следующих условиях: «В архиве хранится только 500 тысяч дел, подлежащих описанию; а составители карточек, тщательно обозревая и изучая дела, будут заполнять необходимыми данными описательные карточки средним числом по 28 карточек и листов в день» (8, 18, 21).

По нижеследующим причинам окончание описания Лефортовского архива представляется нам невозможным не только в течение 8, но даже в течение 80 лет «временным отделом», проектированным Главным штабом.

Во-первых, в Лефортовском архиве, как указано выше, должно храниться несравненно большее количество дел, нежели число их, принятое в расчет проектом Главного штаба^[99].

Во-вторых, в Московский архив Министерства юстиции были присланы четыре образца «дел», хранящихся в Лефортовском архиве, с просьбою Главного штаба составить по этим делам «типичную форму карточки» для описания документов Московского отделения Общего архива Главного штаба, соответствующую практическим и научным требованиям. Описание присланных образцов дел (в форме книг и связок), порученное трем наиболее опытным архивистам университетского образования, потребовало от них 4-часового труда в течение от 2 до 5 дней на каждое дело. По этому опыту, составление даже специалистами краткой описи «дел» Лефортовского архива, требуемой законом описания древних актов 1852 года и штабным проектом (с. 12, 13), продлится, по крайней мере, в десять раз долее срока, назначенного штабным проектом для описания этого архива «временным отделом», хотя бы в архиве действительно хранилось ныне только 500 000 дел, подлежащих описанию.

В-третьих, нет физической возможности ежедневно описать не только 28 сборников древних актов, в форме книг и связок, но даже отдельных 28 актов, на 28 карточках и 28 алфавитных листах; а заведующему описанием нет физической возможности проверить по документам работу 8 вольнонаемных лиц, то есть проверять ежедневно 244 карточки и 244 алфавитных листа. {60}

В-четвертых, в штабном проекте говорится следующее: «Так как архивными документами уже пользовались многие лица и цитировали их по настоящим описям, то общим принципом принято не нарушать настоящего распределения документов по делам и связкам впредь до тех пор, пока архив не будет описан вполне, ибо только тогда выяснится вопрос о порядке нового распределения и нумерации дел и документов» (с. 12). Но разве цитаты лиц, занимавшихся в архиве, чрез 8 лет уже не будут нужны науке?

В настоящее время повсеместно воспрещается разрушать исторически слагавшиеся архивные фонды каким бы то ни было «новым» распределением дел и документов, так как опыт вред таких распределений во многих отношениях. Повсеместно документы группируются в архивах по учреждениям – фондам, а документы учреждений – в порядке топографическом и хронологическом. В таком порядке распределены ныне документы Лефортовского архива (с. 8, 9), и Главный штаб, по требованиям науки, не имеет права заменить эту систему каким бы то ни было новым порядком, связанным с разрушением того состава дел и связок, в каком они получены из данных учреждений.

В-пятых, средства, требуемые штабным проектом на упорядочение и описание Лефортовского архива, «весьма значительны: ежегодно 11 146 рублей 60 коп.»^[100], из которых предназначено заведующим описанием 5 506 рублей 60 коп.; на канцелярские и прочие материалы 1 500 руб.; а на составителей карточек и брошюровщиков вместе только 4 140 рублей.

Если к этой сумме прибавим расходы на постоянный штат Лефортовского архива, то с нынешнего года содержание постоянного и временного личного штата этого архива будет стоить нашей казне до 15 тысяч рублей в год; а из них на упорядочение и описание архива будет расходоваться только 4 140 рублей.

Изложенные факты показывают ясно, что проект Главного штаба, направленный к упорядочению и описанию «сборного» архива древних актов военного ведомства, стоит в резком противоречии с принципами рационального архивоведéния и даже с требованиями нашего законодательства по описанию архивов, изданию архивных описей и хранению в целости и порядке государственных архивных материалов. {61}

На вышеуказанную сумму можно организовать постоянный ответственный и образованный личный штат Лефортовского архива таким образом: архивариус – 1 800 р. (и квартира); два старших помощника архивариуса, по 1 200 р. каждому, – 2 400 р. (и квартира); 6 младших помощников архивариуса, по 1 000 руб. каждому, – 6 тысяч рублей; секретарь, он же регистратор и казначей, – 1 000 руб. (и квартира); 4 писца для составления алфавитов, канцелярские и хозяйственные расходы – 2 000 р.; печатание архивных описей – 1 000 руб. Следовательно, личный штат, состоящий из людей образованных, способных исполнить задачу упорядочения и описания архива древних актов, будет стоить государству 15 200 р. – ту сумму, какая будет расходуема на Лефортовский архив по проекту Главного штаба. А между тем, подчинив проектируемый нами штат Лефортовского архива обязанностям, порядку деятельности и контролю, выработанным Высочайше утвержденною комиссией 1892 года, можно было бы действительно установить в центральном архиве древних актов военного ведомства порядок архивной службы, соответствующий требованиям архивовéдения и рационального архивоведéния. При таких только условиях работы Лефортовского архива на средства, ассигнованные государственным казначейством, принесли бы, несомненно, действительную пользу науке и государству.

Описательная деятельность Московского архива Министерства юстиции

Московский архив Министерства юстиции был учрежден законом 2 июля 1852 года, соединившим в одно учреждение три архива, состоявших при Правительствующем Сенате в Москве: Вотчинный департамент, Государственный архив старых дел и Архив разрядный, в состав которых вошли архивы многих приказов, коллегий и других центральных учреждений, упраздненных реформами XVIII и первой половины XIX столетий^[101]; в настоящее время в этом архиве хранится до двух с половиною миллионов номеров документов, представляющих собою сборники древних дел и актов: книги, столбцы, связки и дела.

При первом директоре П. И. Иванове «описательная канцелярия директора», в составе 50 штатных канцеляристов, и свободные от {62}

справочных работ чиновники трех справочных отделений архива, также состоявших из 50 лиц, были заняты распределением документов на разряды и отделы, приведением в порядок и нумерацией книг, свитков, вязок, дел и грамот и составлением описания документов, удовлетворявшего практическим и научным требованиям, часть которого была напечатана в первой и второй книгах архивного издания, начатого в 1869 году, под заглавием «Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции». Эта деятельность архива прекратилась в начале 70-х годов при управляющем Н. В. Калачове по следующим причинам.

Законом 1852 г. служащим в архиве были присвоены оклады содержания, по условиям того времени соответствовавшие служебному положению архивистов, а по сравнению с окладами других учреждений даже значительные, благодаря которым чиновники задерживались на службе в архиве долгие сроки, а открывавшиеся ваканции замещались людьми высшего образования, необходимого для архивной службы. Но с начала 60-х годов поднявшаяся дороговизна столичной жизни и последовавшая затем учебная и судебная реформы изменили положение службы в архиве. Учебная реформа 1863 года возвысила оклады чинов Министерства народного просвещения в 3 раза, а судебная реформа 1864 года возвысила содержание чинов судебного ведомства еще более; но судебная реформа не коснулась Московского архива Министерства юстиции. Тогда архивные чиновники высшего образования перешли из архива на службу в учебное ведомство и новые суды; а привлечение на архивную службу образованных, способных и благонадежных лиц стало почти невозможным. В 1876 году^[102] начальнику архива разрешено было не замещать открывающихся в нем ваканций, а на счет освобождавшихся таким образом штатных средств усиливать содержание остальных должностных лиц. Но эта мера повела только к сокращению до крайних пределов рабочей силы архива: число штатных служащих, состоявшее в 50-х годах из 100 человек, сократилось в 70-х годах до 47 человек, а в половине 80-х годов – до 28 человек. Благодаря такому сокращению числа служащих, оклады оставшихся на службе чиновников были увеличены вдвое^[103]. Само собою разумеется, что 28 лиц не могли исполнить ту работу, какая уставом 1852 года была возложена на 100 человек. Расширение же содержания чиновников сказанным способом, при возраставшей дороговизне городской жизни, не могла удержать в архиве лиц высшего образования, смотревших на архивную службу, как на переходную ступень к службе {63}

в новых судах и учреждениях учебного ведомства, где она вдвое лучше оплачивалась, давала каникулы и сокращенный срок службы на высшую пенсию. Результатом такого порядка вознаграждения архивной службы была непрерывная мена архивных чиновников высшего образования, замещение ваканций недоучками, непригодными для службы в архиве древних актов, и полное прекращение описательной деятельности архива.

В 1869 году, в предисловии к первой книге «Описания документов и бумаг Московского архива Министерства юстиции» были напечатаны «Правила описания Архива», проектированные Н. В. Калачовым и утвержденные министром юстиции Замятиным, по которым дóлжно:

1) «Начинать описание каждого разряда документов с составления им описей; описи эти должны иметь значение инвентарей тому, что находится в описываемом разряде, давая краткий, но ясный отчет о каждом деле, книге, столбце и отдельном документе; 2) по таковым описям, пользуясь по мере надобности и самими документами, составлять систематические перечни содержания их… описание по первому способу, как инвентарь, в котором занумерован каждый отдельный документ, должно храниться в архиве при самых книгах и делах для непосредственных в них справок; описание же систематическое должно быть издано в свет».

Но исполнение «Правил» на практике оказалось невозможным, потому что чиновники низшего и среднего образования были к этому делу неспособны: «Опыт показывает, – говорил Калачов, – что составление описей древних актов канцеляристами и писцами без высшего образования имело своим результатом только непроизводительную трату казенных денег в течение целого столетия». Чиновники же высшего образования поступали в архив не для разбора, классификации и описания архивных материалов, а для других целей, «для научных работ», по своему усмотрению.

С целью привлечь на службу в архив и задержать в нем лиц высшего образования Н. В. Калачов вынужден был разрешать архивным чиновникам изготовление по архивным документам ученых диссертаций и так называемых «обозрений», допускать домашние занятия таких чиновников в присутственное время и печатать эти работы на средства архива в «Описании документов и бумаг». С тою же целью архивным чиновникам высшего образования разрешалось принимать участие в изданиях Петербургской Археографической комиссии и ученых обществ, от которых архивисты получали добавочную к своему штатному содержанию плату за выборку и переписку архивных материалов.

В начале 70-х годов разбор, классификация, описание и составление алфавитов прекратились в Московском архиве Мини-{64}

стерства юстиции; в последующее 25-летие архив функционировал только в пределах документов, приведенных в порядок и описанных при директоре Иванове; а столбцы и многие отделы вязок оставались бесполезными для практических справок и научных справок как документы беспорядочные, лишенные описей и алфавитов. Архивное издание, долженствовавшее заключать в себе «Описание документов и бумаг архива», со второй книги обратилось в сборник диссертаций^[104]. «По штатам архива никакого ученого отделения не значится; но в действительности оно возникло и существовало все время при Калачове как вполне самостоятельное отделение архива, специальное преследовавшее научные задачи. В состав этого отделения входили поступавшие в архив лица с высшим образованием; официально они носили звание столоначальников, секретарей и т.п.; но в действительности не несли никаких административных и канцелярских обязанностей, а всецело занимались только научными работами»^[105].

По возвращении из заграничной командировки Калачов пытался преобразовать деятельность архива согласно положениям, выраженным в его статье «Государственные архивы, их устройство и деятельность», содержавшей в себе результаты наблюдений деятельности архивов в западноевропейских результатах: «Первая и главная обязанность служащих в архиве древних актов есть составление описей и указателей вверенного им хранилища… К чести начальников некоторых архивов дóлжно сказать, что они поняли важное значение составления архивных описей и указателей вверенных им документов и, не выжидая времени, когда будут разобраны все эти документы и выделены из них материалы, полезные в научном отношении, приступили к изданию в свет описей и указателей»^[106]. Но из дел архивной канцелярии видно, что попытка Калачова изменить деятельность архивных чиновников оказалась неисполнимою: раз поручено было канцелярским чиновникам составление «ученых систематических обозрений», выборка и переписка документов для «ученых {65}

изданий» за добавочное к бедному штатному содержанию вознаграждение, то уже невозможно было возвратить их к безвозмездному исполнению «первой и главной обязанности архивиста». В ответ на распоряжения управляющего архивом, требовавшие составления архивных описей, канцелярские чиновники требовали «особой платы сверх жалованья»^[107].

Тогда сенатор Калачов приступил к проекту радикальной реформы Московского архива Министерства юстиции, при его жизни встретившему сочувствие в правительственных сферах. По этому проекту правительственный архив превращался в академическое учреждение, «археологический институт», со справочным при нем отделением, состоявшим только из 6 чиновников: 2 архивариуса, 2 старших и 2 младших помощника архивариуса^[108]. На содержание института и архива проект испрашивал 29 тысяч рублей – ту сумму, какая отпускалась из Государственного казначейства на содержание Московского архива Министерства юстиции. Осуществление проекта повлекло бы за собою превращение всех «ученых архивистов» прежнего времени в слушателей института, обязанных слушать лекции профессоров и описывать архивные документы, так как профессорами они быть не могли, за неимением ученых степеней.

До представления проекта в Государственный Совет Калачов скончался (25 октября 1885 года); а по смерти Калачова Министерство народного просвещения изменило свое благосклонное отношение к проекту и высказалось против учреждения археологического института в Москве, «как могущего подорвать ученые и учебные силы уже существовавшего в Петербурге Археологического института». Министерство финансов, воспользовавшись таким отзывом Министерства народного просвещения, предложило 9 500 рублей, предназначенные проектом Калачова из прежнего содержания архива на содержание института, обратить в Государственное казначейство.

Новый управляющий архивом Н. А. Попов в четырех отношениях, следовавших одно за другим, ходатайствовал о сохранении за архивом прежней суммы его содержания; а в виду возможности сокращения рабочей силы архива до 6 чиновников, составлявших {66}

справочное отделение или архив по проекту Калачова, предложил замену проектированного института описательным отделением в составе 8 чиновников^[109].

С заменою археологического института описательным или редакционным отделением проект Калачова был внесен в Государственный Совет; а 15 июня 1887 года было Высочайше утверждено мнение Государственного Совета о «новых штатах» Московского архива Министерства юстиции, отличающихся от штатов 1852 года только сокращением и переименованием архивных чиновников, с возложением на них новой обязанности «научной разработки и издания документов», по недоразумению занесенной в новый устав архива из проекта Калачова об археологическом институте, возлагавшего эту обязанность на профессоров.

Н. А. Попов, поселившись в архиве, яснее своего предшественника видел недостатки деятельности архивистов и энергично приступил к ее исправлению: сначала он поручил чиновникам описательного отделения составление обстоятельной истории архивов, вошедших в состав Московского архива Министерства юстиции, с целью более полного и ясного определения состава содержания последнего; а когда история архива была закончена и напечатана в архивном издании рядом с «обозрениями», начатыми при Калачове, то Попов потребовал от архивных чиновников составления описей^[110]. Но кратковременность управления архивом и продолжительная тяжелая болезнь лишили Н. А. Попова возможности закончить начатое дело упорядочения описательной деятельности Московского архива Министерства юстиции.

Ревизия 1892 года состояния и деятельности архива показала, что многие отделы архивных документов находятся в полном беспорядке: столбцы, книги, связки и дела разрознены; старые переплеты книг часто разорваны и совсем оторваны; десятки тысяч столбцов и связок не разобраны, без коробок и оберток; свитки Разряда помещены так беспорядочно и стесненно, что в случае надобности отыскать данный номер передвигаются и портятся соседние столбцы; документы {67} одного отдела попадают в другой отдел и тогда их отыскать невозможно; многие древние, драгоценные по их содержанию, грамоты и другие документы нагромождены кучами, не развернуты и лишены внешней охраны; миллионы дел из описей и алфавитов, даже без нумерации; а в десятках тысяч столбцов, из коих каждый заключает в себе десятки и сотни древних дел, актов и документов, описаны только первые и иногда последние дела.

Результатом сказанной ревизии были следующие распоряжения нового управляющего архивом, одобренные Министерством юстиции:

1. Закончить к 1 января 1894 года работы архивных чиновников, известные под названием «обозрений», и все наличные рабочие силы архива, свободные от справочных занятий, направить к упорядочению документов в архивном хранилище, составлению архивных описей и печатанию их в архивном издании, под заглавием «Описание документов и бумаг Московского архива Министерства юстиции».

2. Напечатаное «„Описание документов“ должно иметь целью охрану содержания архива и облегчение архивных справок и ученых разысканий, а потому должно указывать номер каждого документа в описанном архивном отделе, его время, содержание количество листов или склеек, дефекты и место помещения в архивном хранилище».

Трудно было осуществить на практике сказанные распоряжения, потому что архивные чиновники высшего образования, способные описывать древние акты, не дорожили архивною службою, часто менялись и имели посторонние занятия, посредством которых они пополняли скудное штатное содержание.

5 мая 1893 года управляющий Московским архивом Министерства юстиции возбудил ходатайство о новом пересмотре архивных штатов, так как в наше время на 600–850 рублей годичного содержания невозможно иметь архивных чиновников университетского образования, способных разбирать, понимать, классифицировать и описывать древние архивные материалы. По этому ходатайству Высочайше одобренным мнением Общего собрания Государственного Совета 29 декабря 1897 г. утвержден ныне существующий штат Московского архива Министерства юстиции^[111]. {68}

С первого января 1897 года прекратилось передвижение служащих Московского архива Министерства юстиции на службу в учреждения других ведомств и явилась возможность установить в архиве ныне существующий порядок деятельности, по которому присутственное время всех чиновников архива посвящается исключительно упорядочению архивных документов, составлению и печатанию архивных описей, составлению указателей к архивным документам и изготовлению и выдаче архивных справок по требованиям правительственных учреждений и по прошениям частных лиц.

В настоящее время деятельность служащих в архиве по отношению к составлению и изданию описей подчинена следующей инструкции:

1. Архивное издание, под заглавием «Описание документов Московского архива Министерства юстиции», посвящается исключительно печатанию архивных описей.

2. В описях документов Московского архива Министерства юстиции сохранять неизменными разделы, отделы и нумерацию документов, установленные комитетом 1835 года и описательною канцеляриею бывшего директора архива Иванова^[112].

3. Печатному описанию отдельных рукописей данного архивного отдела предпосылать общий обзор содержания его документов, за которым помещать опись каждого нумера рукописей отдела, с характеристикою документов однородного содержания кратким выражением: «боярская книга», «жилецкий список», «верстальная десятня» и т.д.; документы же архивной нумерации, представляющие собою сборники актов разнородного содержания, подразделять на группы актов однородного содержания и указывать их число и страницы или склейки, на которых помещаются акты каждой группы.

4. В описи должны быть указаны номер каждого документа в описанном архивном отделе и его время, содержание, количество листов или склеек, дефекты и место помещения в архивном хранилище.

5. Отмечать в примечаниях к описи документов пробельные листы и выписывать скрепы и подписи актов^[113]. {69}

6. В названиях древних актов сохранять терминологию, современную описываемым документам^[114].

7. Изложенные правила выражают минимум требований, предъявляемых архивисту в видах потребностей архивных и научных, но не стесняют его в описании документов отмечать факты, акты и дела, особенно интересные в научном отношении^[115].

8. К законченной и напечатанной описи документов каждого архивного разряда дóлжно присоединять алфавитные указатели: личный, географический и предметный.

До окончательного утверждения указанный план описания документов Московского архива Министерства юстиции был представлен на рассмотрение Высочайше учрежденной комиссии 15 сентября 1892 г., состоявшей из профессоров, представителей археографических комиссий и начальников архивов древних актов. Комиссия единогласно одобрила этот план, высказав следующее: «Сохранить в порядке и целости архивный материал нашей историко-юридической жизни для будущих поколений – наша первая, прямая и священная обязанность; а исполнить эту обязанность возможно только посредством составления и печатания архивами инвентарных описей по форме описания Московского архива Министерства юстиции».

По указанному плану в конце 1892 года архив приступил к приведению в порядок и описанию документов бывшего Разрядного приказа, как наиболее беспорядочных и особенно важных для научных исследований и практических справок.

По настоящее время составлены и напечатаны в IX, X, XI и XII томах архивного издания описи следующих архивных отделов: боярских книг, боярских списков, жилецких списков, десятен, смотренных списков; книги разрядных столов: Московского, Владимирского, Новгородского, Севского, Белгородского, Приказного, Де-{70}

нежного и Киевского; дел разных городов; дел разрядных и разрядных вязок. Описи перечисленных разделов составили вторую половину IX и X том «Описания документов». В прибавлении к X тому помещены указатели: личный, географический и предметный. Вслед за тем были описаны столбцы Московского стола Разрядного приказа, за описание которых принимались архивисты в семидесятых годах и восьмидесятых годах, но не двигались далее второй сотни столбцов; а их в архиве 1 173. Ныне этот архивный отдел, один из самых важных в научном и практическом отношении, приведен в порядок и описан; а опись с личным, географическим и предметным указателями напечатана XI томе «Описания документов Московского архива Министерства юстиции». Вслед за тем архив приступил к упорядочению и описанию столбцов других столов Разрядного приказа, и в настоящее время уже издан XII том «Описания», в который вошли описи столбцов столов Разряда Новгородского и Белгородского, в числе 861 столбца^[116].

Независимо от указанных описательных и издательских работ по настоящее время произведены в архиве поверка и подготовка к печатанию описи до 15 тысяч грамот бывшей Коллегии экономии.

Семь вольнонаемных лиц архивной канцелярии заняты алфавитами, необходимыми для всякого рода архивных справок.

В последнее время оказалось возможным отделить по одному чиновнику из справочных отделений архива для исправления старых и составления новых архивных описей.

Успешность работы Московского архива Министерства юстиции в последнем десятилетии, направленной к приведению в порядок архивных документов и алфавитов и к составлению и печатанию описания архивных документов доказывает фактически, что, если бы эта работа, начатая при директоре Иванове, не была прервана на 30 лет, то в настоящее время много архивных отделов были бы приведены в порядок и снабжены описями, без которых невозможны охрана архивных документов, полные и верные архивные справки по практическим делам, научные исследования по архивным документам и научные сводные издания архивных материалов. {71}

Глава III. Архивные издания

Ненормальная постановка археографического дела в России, поглощающего значительные средства казны, отвлекающего рабочие силы архивов древних актов от исполнения прямых служебных обязанностей по упорядочению и описанию архивных материалов и дающего малополезные архивные издания, выражается в следующей истории издания документов Московского архива Министерства юстиции Императорскою Академиею наук, начавшею три архивных издания: «Доклады и приговоры Сената», «Акты Московского государства» и «Грамоты Коллегии экономии».

«Доклады и приговоры Сената»

В заседании 16-го мая 1872 года, по предложению академика Куника, Императорская Академия наук определила: «Имея в виду важное значение докладов и приговоров, состоявшихся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, которые хранятся в Московском архиве Министерства юстиции^[117], издать их в свет: наблюдение же за извлечением таковых документов, за приведением их в порядок и за исправностью издания поручить члену-корреспонденту Академии, сенатору, управляющему означенным архивом, тайному советнику Н. В. Калачову^[118]».

Вслед за тем на Московский архив Министерства юстиции распоряжением управляющего Калачова была возложена громадная работа: переписка 429 книг, содержащих в себе протоколы Сената времени Петра Великого, расположение переписанных актов в хронологическом порядке и пересылка их в Петербург. {72}

Переписка чиновниками описательной канцелярии архива документов для академического издания и поощрение этой работы пособиями, наградами и вознаграждением из суммы, ассигнованной из Государственного казначейства «на усиление средств архива»^[119], имели гибельные следствия для служебной деятельности архива, установленной законом 1852 года, практикою архивной службы при директоре Иванове и правилами 1869 года: упорядочение документов, составление алфавитов, составление и печатание архивных описей прекратились^[120]. Архивные чиновники не исполняли распоряжений управляющего, требовавших начать упорядочение и описание беспорядочных архивных отделов; «за составление отчетливой и добросовестной описи» штатные чиновники требовали от управляющего особой платы «сверх жалованья»^[121]. Поступавшие вновь на архивную службу «ставили управляющему условием своей службы освобождение от обязательного ежедневного хождения на службу, предлагая вместо того брать архивные документы на дом и там заниматься, и гуманный и чуждый формального отношения к делу Н. В. Калачов разрешал эту уступку»^[122]. После смерти одного из таких чиновников, выбиравшего из архивных документов акты для академического издания, в его квартире была найдена груда неописанных столбцов, приведенных в такой беспорядок, что в начале девяностых годов два более опытных чиновника описательного отделения употребили много труда и времени на приведение разрозненных столбцов этой груды в относительный порядок, причем ими были обнаружены большие дефекты.

Из протоколов Сената, переписанных и распределенных в хронологическом порядке чиновниками архива, при жизни Калачова, под его редакцией, в 1880 году был напечатан только один том, содержащий в себе доклады и приговоры Сената 1711 года. По смерти Калачова редакция этого издания была поручена академику Н. Ф. Дубровину, и участие Академии в дальнейшем печатании докладов и приговоров Сената ограничивалось только тем, что редактор пересылал в академическую типографию очередную часть рукописей, изготовленных архивом к печати при Калачове, и извещал о том секретаря Московского архива Министерства юстиции^[123]. {73}

Результатом вышесказанного нарушения законной служебной деятельности правительственного архива древних актов было академическое издания, стоящее ниже всякой критики с точки зрения западноевропейской археографии:

1. На Западе признается бесполезным издавать в сплошном порядке, без всякого выбора, архивные акты деятельности государственных учреждений; там один–пять томов издания содержат в себе свод актов деятельности данного учреждения за десятки и сотни лет^[124]. Огульное печатание актов делопроизводства государственных учреждений требует много времени, больших денежных затрат и дает издание, в котором девять десятых актов не имеют научного значения, и в этой массе актов повторительных и бесполезных теряются акты, имеющие научный интерес. Пять томов нашего академического издания, длящегося уже 25 лет, содержат в себе только акты деятельности Сената за первые пять лет его существования, с 1711 по 1715 год. Сколько же потребуется времени для напечатания докладов и приговоров Сената (существующего уже 190 лет), если продолжить их печатание в предпринятом Академией объеме, хотя бы только до конца XVIII столетия? По крайней мере, 500 лет…

2. На Западе архивные материалы печатаются в порядке архивных фондов; в нашем академическом издании доклады и приговоры Сената расположены не в том порядке, в каком они хранились в Сенате и ныне хранятся в архиве^[125], а в «строго хронологическом», спутавшем сохранившийся архивный материал исторически слагавшихся архивных фондов в беспорядочный конгломерат актов, лишающий возможности иметь под руками сгруппированный материал по отношениям Сената времени Петра Великого к Синоду, данным коллегиям, губерниям и т.д. Желающий определить отношения Се-{74} ната, например, к Юстиц-Коллегии, должен пересмотреть все пять томов академического издания; а найдет он там только частицу нужного ему материала, а остальной, судя по 25-летнему движению этого издания в академической типографии, будет закончен печатанием по истечении 50-ти лет, в течение которых ученые исследователи должны будут обращаться не к «Докладам и приговорам Сената», а в Московский архив Министерства юстиции, где они найдут полностью потребный материал, правильно сгруппированный и снабженный хорошими описями и алфавитами…

3. Даже закончив издание докладов и приговоров Сената времени Петра Великого, Академия принесет мало пользы науке, потому что значение в государстве учреждения данного времени нельзя познать научно только по актам его делопроизводства, без познания актов деятельности ему современных и с ним связанных учреждений, оставивших свои архивы; а если архивы учреждений времени Петра Великого, хранящиеся только в Московском архиве Министерства юстиции, издавать по плану академического издания «Докладов и приговоров Сената», то для этого потребуются тысячи лет и миллионы рублей…

«Акты Московского государства»

Когда переписка книг, заключающих в себе доклады и приговоры Сената времени Петра Великого, была закончена Московском архиве Министерства юстиции, то управляющий архивом Калачов предложил Академии наук сделать «выписки из документов Разрядного и Поместного приказов» и печатать их в академической типографии. Академия это предложение приняла.

Вслед за тем последовало в Московский архив Министерства юстиции распоряжение управляющего о переписке «боярских приговоров» для академического издания; но сборников таких приговоров в архиве не оказалось. Приходилось выбирать приговоры Боярской Думы из неописанных книг и столбцов, содержавших в себе делопроизводства приказов. Эту выборку могли производить только архивисты высшего образования; но таковые отказывались испол-{75}

нить сказанное распоряжение управляющего даже в служебное время за те награды, пособия и вознаграждение за «особые работы», какими архивисты довольствовались при огульной переписке книг, содержавших протоколы Сената. Тогда, в 1884 году, «в виду более успешной выборки архивных документов для их издания», Н. В. Калачов возбудил через Министра народного просвещения ходатайство об ассигновании особой суммы «на этот предмет» из Государственного казначейства; а вслед за тем, в заседании Историко-филологического отделения Академии 4 сентября 1884 года было доложено: «Г. министр народного просвещения отношением от 23 августа сообщил, что Государственный Совет мнением положил отпускать из Государственного казначейства в течение 3-х лет по 4 тысячи рублей ежегодно на изыскание и издание в свет архивных документов XVI и XVII столетий. Государь Император таковое мнение Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить».

Исполнение последовало уже по смерти Калачова, когда Академия, поручив академику Н. Ф. Дубровину издание «Докладов и приговоров Сената», предложила вести издание «Актов» новому управляющему Московским архивом Министерства юстиции Н. А. Попову, который, приняв на себя исполнение этого поручения^[126], в видах большей правильности и строгости издания, предложил Академии перевести печатание «Актов Московского государства» из Петербурга в Москву, в типографию, печатающую архивные издания. Но Академия ответила, что «по обсуждении соображений, высказанных гг. Куником и Дубровиным, Историко-филологическое отделение Академии положило печатать акты Московского государства в типографии Академии наук… Я сочту непременным своим долгом, – добавлял непременный секретарь Академии, – приложить всякое старание к тому, чтобы исправность и быстрота работы в академической типографии соответствовали Вашим желаниям. Я просил бы Вас выслать на мое имя первую долю материала, которым Вы предполагаете начать первый том, чтобы я мог сделать надлежащее распоряжение по типографии; последующие же затем присылки могли бы быть делаемы Вами, для упрощения и ускорения дела, непосредственно в типографию»^[127]. {76}

Попов согласился на печатание «Актов» в академической типографии, но не был ею доволен, особенно по оставлении Веселовским должности непременного секретаря Академии, что видно из хранящейся в архиве переписки, в которой Попов побуждает типографию «не задерживать печатания высылаемых ей из архива материалов». При Попове, однако же, в течение трех лет вышли из типографии 2 тома «Актов Московского государства» по Разрядному приказу.

С целью облегчения труда редактора по выборке актов для академического издания Н. А. Попов потребовал от чиновников, которым была поручена предварительная выборка и переписка актов из столбцов Разряда, составлять делам этих столбцов подробные описи; но уже при печатании первого тома «Актов» выборка опередила описание, остановившееся на второй сотне столбцов; второй том «Актов» уже заключает в себе документы, выбранные чиновниками архива из неописанных столбцов.

По смерти Попова Историко-филологическое отделение Академии, в заседании 19 февраля 1892 года, постановило: «Просить управляющего Московским архивом Министерства юстиции проф. Д. Я. Самоквасова принять на себя продолжение издания актов Московского государства и тем оказать содействие Академии в научной разработке Царского периода русской истории».

В ноябре 1892 года в Московском архиве Министерства юстиции были организованы работы по выборке и переписке материалов для академического издания^[128]; а 12 апреля 1894 года были отправлены в Академию выбранные и переписанные акты из столбцов Разрядного и Поместного приказов приблизительно на 80 печатных листов, на два тома.

Дальнейшие работы архива по этому академическому изданию были прерваны отношением непременного секретаря Академии Н. Ф. Дубровина от 21 октября 1894 года следующего содержания: «Ввиду того, что ныне Академиею вполне исчерпан кредит, первоначально открытый ей на печатание „Актов Московского государства“, выходящих {77}

под редакцией Вашего Превосходительства, я долгом считаю просить Вас приостановить временно переписку документов до открытия Академии нового кредита на сей предмет».

Отношением 27 ноября 1895 года непременный секретарь Академии известил управляющего архивом: «Ввиду того, что с 1-го января наступающего года разрешено отпускать из Государственного казначейства в течение трех лет по 2 тысячи рублей на издание актов XVI–XVIII веков^[129], я прошу Ваше Превосходительство доставить в типографию Академии те документы, которые могут быть набираемы для следующего тома „Актов Московского государства“»^[130].

По этому сообщению удалось еще раз организовать в архиве личные силы по выборке и переписке архивных материалов для академического издания^[131]. Служащие в архиве приступили к выборке актов из неописанных столбцов Разрядного приказа для V тома и к печатанию III тома «Актов». Но отношением непременного секретаря Академии от 11 февраля 1899 года (№ 195) работы новой организации были опять прерваны следующим сообщением: «Так как деньги, отпущенные на издание актов Московского государства, все израсходованы, то прошу Вас приостановиться дальнейшим снятием копий, впредь до моего уведомления».

Этот новый перерыв деятельности по изданию «Актов» отнял у сотрудников ту охоту и энергию, с какими они первоначально приступили к этой работе. С другой стороны, печатание уже выбранных материалов двигалось до крайности медленно: в течение 4-х лет {78} академическая типография успела напечатать только 32 листа. Управляющий архивом обращал внимание непременного секретаря Академии наук при каждом свидании с ним на такую медленность печатания «Актов», но всегда получал один ответ: «Академическая типография завалена неотложными работами по Академии, будет скоро преобразована и тогда задержки в печатании „Актов“ не будет…» Однако же годы проходили, а движение печатания оставалось прежним. К тому же постановления Государственного Совета, напечатанные в «Правительственном вестнике», сообщали о суммах, ассигнуемых Государственным казначейством Академии на издание архивных актов, хранившихся в Московском архиве Министерства юстиции; а из таких сумм за выборку, переписку и корректуру Академия высылала архивным чиновникам очень малую долю. Куда же Академия затрачивала остальные суммы? На этот вопрос управляющий архивом, академический редактор, не мог дать никакого ответа своим сотрудникам, будучи оставлен Академией в полном неведении средств, какими располагает академическое издание, ему порученное^[132].

Ввиду вышеизложенного, когда получено было в архиве извещение непременного секретаря Академии от 27 сентября 1899 года, что «Министерство народного просвещения уведомило Августейшего Председателя Императорской Академии наук о том, что из Государственного казначейства вновь отпущена сумма (10 тысяч на 5 лет) на издание архивных документов XVII–XVIII веков, и, таким образом, ныне является возможность продолжения издания документов Московского государства», – то третья организация правильных работ по академическому изданию оказалась невозможною. Тогда в архиве решено было возобновить пред Академией предложение бывшего редактора «Актов» Н. А. Попова о печатании этого издания в московской типографии.

20 октября 1899 года управляющим архивом обратился в Академию с предложением перевести издание «Актов» в Москву, потому {79} что «печатание актов Московского архива в петербургской типографии имело некоторый смысл при Калачове, жившем в Петербурге и, по званию академика, имевшем возможность следить за исправным печатанием архивных документов в академической типографии; а ныне это издание можно вести правильно и успешно только в Москве, где хранятся издаваемые документы и сосредоточены работы по изданию». Ответ непременного секретаря Академии от 2 ноября 1899 года был следующий: «Академия получает по 2 тысячи рублей в год на издание архивных документов XVII–XVIII веков; а так как акты Московского государства не заключают в себе документов XVIII столетия, то из этого Ваше Превосходительство можете усмотреть, что сверх „Актов“ издаются и другие документы (?), а следовательно, распределение суммы на издание может зависеть только от Академии. По уставу Академии, все листы печатаемых ею изданий должны быть подписаны одним из академиков соответствующей специальности^[133]… Акты начали издаваться после кончины Калачова, и вопрос об их издании был возбужден Вашим предшественником Н. А. Поповым, который вполне подчинялся условиям академических изданий и не находил этого неудобным»^[134].

Отношением 17 ноября 1899 года управляющий архивом сообщил Академии: «Приняв на себя продолжение казенного издания и ответственность за его правильный и успешный ход пред государством и ученым обществом, собрав уже на средства казны мате-{80}

риалы для трех томов порученного мне издания, я обязан озаботиться появлением этого материала в печати. Если по уставу Академии невозможно печатание документов московского архива в московской типографии, то Академия во всяком случае обязана поставить это издание в те условия, в каких оно стояло при моем предшественнике и поручено было мне Академией. Честь имею просить Академию наук ответить на следующий вопрос: из вновь ассигнованной Государственным казначейством десятитысячной суммы на издание актов XVII и XVIII веков какую сумму Академия наук может ассигновать ежегодно на продолжение издания „Актов Московского государства“ и какое минимальное количество листов этого издания академическая типография может напечатать в течение года? Без точного ответа на этот вопрос правильное и успешное продолжение издания „Актов“ невозможно, а потому до получения ответа Академии работы по этому изданию будут прекращены».

Ответом было следующее отношение непременного секретаря Академии от 7 января 1900 года: «По поручению Конференции Академии наук имею честь сообщить, что Историко-филологическое отделение Академии в заседании 24 ноября истекшего года постановило просить Вас окончить издание печатающегося ныне III тома „Актов Московского государства“, а затем Отделение выработает основания, на которых будет продолжаться издание». Но в том же году было получено архивом следующее извещение непременного секретаря Академии от 29 сентября: «Деньги, отпущенные на издание документов XVII и XVIII веков, все израсходованы, а потому я покорнейше прошу Вас приостановить дальнейшее снятие копий впредь до моего уведомления».

Отношением 1 ноября 1900 года управляющий Московским архивом Министерства юстиции сообщил Академии: «От дальнейшего участия в издании „Актов Московского государства“ я вынужден отказаться; слагаю с себя обязанности редактора ввиду той беспорядочности печатания этого издания в академической типографии, какая указана мною в отношениях от 22 октября и 7 ноября 1899 года».

Академия наук, избрав своим адъюнктом А. С. Лаппо-Данилевского, поручила ему составить план изданий архивных документов XVI–XVIII веков^[135]. Проектируя этот план, г. Лаппо-Данилевский критикует „Акты Московского государства“ и высказывает следующие положения:

«Делопроизводство Разрядного приказа чрезвычайно обширно: в нем числится до 7 153 столбцов и 1 016 книг, причем каждый {81}

столбец состоит из большого числа листков, иногда доходящих до нескольких сотен… С практической точки зрения издание грамот Коллегии экономии более выполнимо, чем дальнейшее печатание „Актов Московского государства“. Число грамот хотя и велико (15 тысяч), но даже при печатании всех их полностью нельзя считать это чрезмерно обременительным: грамоты Коллегии экономии обыкновенно малого объема и во всяком случае едва ли займут больше 10 томов».

«Едва ли можно составить себе достаточно полное и надлежащее понятие о содержании столбцов Разряда по описям… Дело подбора материала для „Актов Московского государства“ безусловно предоставляется на усмотрение лиц, служащих в архиве, а между тем, выборка подобного рода требует продолжительной и научной работы исследователя…»

«С теоретической точки зрения, грамоты Коллегии экономии представляются материалом, во многих отношениях неравенствующим перед делами Разряда… На основании грамот Коллегии экономии можно подвергнуть дальнейшему изучению целый ряд весьма существенных явлений в истории нашего языка и старинного быта; далеко еще не вполне исследованы и такие темы, как положение сельских классов или реформы царя Ивана Грозного, для выяснения которых разрядное производство не пригодится».

«На основании вышеприведенных соображений, как теоретического, так и практического свойства, мне кажется, следует признать, что на первой очереди стоит издание грамот Коллегии экономии, а не разрядных дел, печатание которых можно было бы отложить».

Это предложение было принято Историко-филологическим отделением Академии, что объясняется только отчужденностью наших академиков настоящего времени от дела научной археографии. Мотивы замены издания «Актов» изданием «Грамот», указанные г. Лаппо-Данилевским, кажутся чрезвычайно наивными людям, ближе стоящим к архивному делу, совершенно чуждому г. Лаппо-Данилевскому, чему несомненным доказательством служат его «План» издания архивных документов XVI–XVIII веков и его напечатанная работа, касающаяся архивных материалов^[136]. {82}

Объективное сравнение «Актов Московского государства» с другими нашими архивными изданиями второй половины XIX столетия убедит каждого ученого в том, что, несмотря на некоторые недостатки, вполне естественные при отсутствии у нас ученых архивистов, «Акты Московского государства» по разнообразию и научной важности своего материала стоят неизмеримо выше других изданий, большинство которых заключают в себе архивные акты XVIII и XIX столетий. Акты прошлых столетий, появляющиеся в нашей печати, представляют собою или случайные, отрывочные, анекдотические материалы, или сплошное печатание делопроизводств данных учреждений, без всякого выбора; например, «Писцовые книги» – издание Петербургского географического общества; «Дела Приказа тайных дел» – издание Русского археологического общества; «Доклады и приговоры Сената» – академическое издание; «Бумаги Кабинета министров» – издание Императорского Русского исторического общества и др. «Акты Московского государства» содержат в себе систематическую выборку научного материала из столбцов Московского стола Разряда, в котором были сосредоточены самые разнообразные интересы и дела всего государства: по военной и гражданской службе, по управлению Москвы, по воеводскому управлению, по внешней защите, по внутренним волнениям, по устройству центральных и областных приказов, съезжих изб и т.д. В этот же приказ поступили многие дела Приказа тайных дел, из которых более 200 вошло в состав содержания III тома «Актов». Рядом с документами Поместного приказа, документы Разряда представляют собою наиболее интересный отдел архивных материалов, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Но этот отдел состоит из 7 153 столбцов, 1 655 книг и 59 связок. Сплошное издание этого громадного материала было бы еще большею странностью, нежели сплошное издание докладов и приговоров Сената, бумаг Кабинета министров и грамот Коллегии экономии. Для научного издания документов Разряда необходима выборка материалов, и план такой выборки был составлен вполне компетентным в этом деле ученым, профессором истории и управляющим Московским архивом Мини-{83}

стерства юстиции Н. А. Поповым, а одобрен Академией наук в то время, когда в ее среде еще были А. Ф. Бычков и К. Н. Бестужев-Рюмин, знавшие архивное дело в России и потребности русской археографии. По этому плану, объемистые документы исторического значения более или менее однородного содержания, «каковы сметные книги, строельные, переписные, росписные списки, росписки засек, сторож и станиц и т.п., могут и не входить в текст издания, а более или менее подробное обозрение содержания их должно быть изложено в предисловии; в приложении же можно поместить для образца несколько таких документов и приложить указатель их…» По мнению г. Лаппо-Данилевского, «при таких условиях и по окончании издания „Актов Московского государства“ исследователю, изучающему делопроизводство Разряда, трудно будет с полным доверием отнестись к „Актам“ и придется посвятить немало времени на архивные разыскания, прежде чем он будет в состоянии приступить к построению истории Разрядного приказа или аналогичных с нею тем (?)». Но неужели же по такому соображению столбцы, книги и вязки документов Разряда дóлжно издавать в огульном порядке, подобно протоколам Сената времени Петра Великого?

Что же касается решения научных тем, связанных с изданием «Актов Московского государства», то по этому поводу первый редактор этого издания высказал следующее: «Решение научных вопросов, связанных с изданием „Актов Московского государства“, будет возможно только тогда, когда издание достигнет, по крайней мере, нескольких томов и обнимет собою дела двух–трех столов Разрядного приказа…»^[137]. Но, конечно, придется ждать сотни лет решения сказанных вопросов при движении издания, по которому третий том «Актов», собранный и начатый печатанием в 1894 году, закончен только в 1901 году и до настоящего времени не вышел из академической типографии. При таких условиях дóлжно сознаться, что ассигнованные Государственным казначейством Академии суммы на печатание материалов, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции, в размере 12 тысяч+6 тысяч+10 тысяч рублей, можно было бы затратить с неизмеримо большею научною пользою, если бы архивные издания в России были подчинены тому порядку и контролю, какому они подчинены на Западе, например, в Пруссии. На сказанную сумму можно было бы при казенной типографии напечатать не три, а 30 томов архивных документов, без нарушения порядка служебной деятельности архивистов и без напрасной траты казенных средств на выборку и переписку издаваемых материалов, потому что составление описей – служебная обязанность архивистов, а для переписки документов должны быть в архивах опытные копиисты. {84}

Во всяком случае, факт оригинальный: Академия признала малополезность своего собственного второго архивного издания, так дорого стоившего архиву и казне…

«Грамоты Коллегии экономии»

На основании нижеследующих соображений А. С. Лаппо-Данилевского Императорская Академия наук постановила приступить к изданию «грамот бывшей Коллегии экономии», хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции^[138].

«В заседании 24 мая 1900 года, – говорит г. Лаппо-Данилевский, – Отделение поручило мне выработать план издания архивных документов XVI–XVIII вв. Ввиду того, однако, что таких документов хранится в наших архивах несколько сотен тысяч и что они большею частью описаны очень плохо, предлагать составление общего плана их издания, кажется, было бы преждевременным». При таком незнании содержания наших архивов может казаться возможным сплошное издание документов архивных отделов; но подобные проекты кажутся очень наивными людям, знающим, что в одном только Московском архиве Министерства юстиции хранится более двух миллионов сборников документов XVI–XVIII веков: книг, столбцов, вязок и дел, из которых в каждом содержатся десятки, а иногда и сотни документов, так что общее число их превышает 100 миллионов…

«В Германии, где существует до 16 государственных архивов в разных местах Империи, – продолжает г. Лаппо-Данилевский, – предприятия по изданию архивных документов, естественно, стали делом местных ученых обществ… В России архивные документы не рассеяны по многим богатым хранилищам, а сосредоточены преимущественно в центральных архивах Москвы и С.-Петербурга… В высшей степени полезное предприятие издания грамот Коллегии экономии ожидает у нас помощи со стороны центрального ученого установления, располагающего достаточными силами и средствами для его осуществления». В разных местах Германской империи существует не до 16, а 52 государственных архива (Staatsarchives)^[139]. Россия стра-{85}

дает не централизацией, а разрозненностью архивов. В Петербурге нет архивов древних актов, содержащих документы XV–XVII веков; там имеются только случайные собрания документов этого времени, подобные XXVII-му разделу Государственного архива. Архивы древних актов имеются в наших старейших городах: в Москве, Киеве, Варшаве, Вильне, Витебске, Риге, Митаве, Ревеле, Гельсингфорсе, Архангельске, Вологде, Перми, Казани, Харькове, Тифлисе и других. В каждом губернском городе имеются архивы губернских правлений и казенных палат, принявшие в свой состав архивы учреждений XVI и XVII вв., упраздненных реформами императорской эпохи. Академия настоящего времени, по смерти академиков Калачова, Бычкова, Попова и Бестужева-Рюмина, не располагает личными силами для издания грамот Коллегии экономии, при которых ей не было бы нужды поручать это издание чиновнику Московского архива Министерства юстиции, подобно тому как академическое издание докладов и приговоров Сената было поручено номинальным академическим редактором другому чиновнику того же архива. Собственными материальными средствами для издания архивных материалов Академия также не располагает, а получает их из Государственного казначейства по первоначальному ходатайству управляющего Московским архивом Министерства юстиции, по традиции возобновляемому Академии, хотя в настоящее время ее участие в архивных изданиях ограничивается только выдачею архивистам вознаграждения за работы по таким изданиям.

«Научное значение собрания грамот Коллегии экономии, большею частию уже поврежденных временем и плохо хранимых, – утверждает г. Лаппо-Данилевский, – едва ли может подлежать сомнению. Прежде всего заметим, что ими пользовались очень мало… дóлжно сказать без преувеличений, что они систематически вовсе не использованы и не могут быть разработаны, пока не будут, наконец, изданы. Такое дело, превышающее силы не только частных лиц, но и местных обществ, вполне достойно Академии и только ею может быть выполнено надлежащим образом… Наконец, по работам над изданием грамот Коллегии экономии имеется в настоящее время такой добросовестный труженик, как С. А. Шумаков… такого ученого исследователя (?), готового руководить изданием „Актов Московского государства“, мы пока еще не имеем»^[140].

«Следовательно, – заключает г. Лаппо-Данилевский, – на основании {86}

вышеприведенных соображений, как теоретического, как и практического свойства, мне кажется, следует признать, что на первой очереди стоит издание грамот Коллегии экономии». Академия «одобрила» это предложение, хотя его мотивы столько же странны, как и мотивы, по которым Академия приостановила издание «Актов Московского государства».

Отдел Московского архива Министерства юстиции, неверно именуемый «Грамотами бывшей Коллегии экономии»^[141], заключает в себе документы и акты очень разнородные: грамоты, выписи из делопроизводств приказов и акты удостоверения и укрепления прав на имения, поступавшие в монастырские и церковные учреждения от владельцев по вкладам и разным сделкам.

Грамоты разных наименований составляют не более пятой части этого архивного отдела; а из них относящиеся к XIV–XVI векам уже изданы за немногими исключениями Петербургскою Археографической комиссией, губернскими архивными комиссиями, Московским обществом истории и древностей Российских, в описаниях монастырей и разными частными лицами. Неизданные грамоты представляют мало научного интереса, как факты повторительные. Грамоты XVII и XVIII столетий также изданы в большом количестве, преимущественно в Первом Полном собрании законов Российской империи, в изданиях губернских архивных комиссий, в описаниях монастырей и в изданиях Московского общества истории и древностей.

Второй разряд документов архивного отдела, именуемого «Грамотами Коллегии экономии», представляет выписи-копии из делопроиз-{87}

водств приказов и других центральных учреждений, преимущественно из книг Поместного приказа: писцовых, переписных, межевых, отказных и др. Документов этого рода в собрании более половины; а в научном отношении они имеют второстепенное значение сравнительно с подлинными делопроизводствами приказов, хранящимися в Московском архиве Министерства юстиции, которые и древнее, и полнее копий отдела грамот Коллегии экономии.

Третий разряд этого собрания составляют акты частных лиц: купчие, меновые, рядные, поступные, отпускные, вкладные, духовные и др. Эти документы относятся преимущественно к XVII и XVIII столетиям. Более древние акты этого рода уже изданы Петербургскою Археографической комиссией, под редакцией Н. В. Калачова, в двух объемистых томах, под заглавием «Акты юридические» и «Акты, относящиеся до юридического быта древней России». В предисловии к первому сборнику Археографическая комиссия высказала: «Акты сего рода составляют ключ к познанию обрядов, форм и слога старинного делопроизводства и служат руководством при изучении русской дипломатики; а сверх того, они могут способствовать к развитию и других отраслей исторических знаний» (c. VI). Вполне понимая научное значение актов этого рода, ученые люди, составлявшие Петербургскую Археографическую комиссию первой половины XIX столетия, в дополнение к документам, уже изданным прежде в «Актах исторических», «Актах Археографической экспедиции» и в Первом Полном собрании законов, признавали полезным напечатать из собрания грамот Коллегии экономии только 91 номер, потому что номера, выбранные из других собраний, были интереснее в научном отношении, были подлинными официальными документами XV, XVI и XVII столетий, а некоторые из них относились и к XIV веку.

Грамоты Коллегии экономии по передаче их в Московский архив Министерства юстиции были приведены в порядок и хорошо описаны знатоками архивного дела, какими были директор Архива Иванов и его помощники – профессор Беляев и Хавский. Благодаря своим описям этот архивный отдел эксплоатирован в научном отношении несравненно более всех других архивных отделов, из которых многие представляют собою непочатые углы драгоценного научного материала, вовсе нетронутого русскою археографией и научною разработкою.

Существенной помощи в научной разработке истории русского гражданского права сплошное издание грамот Коллегии экономии оказать не может. Такую помощь оказали бы этому делу сводные научные издания, а особенно еще малоизвестных в русской археографии, например, документов Поместного приказа, десятки тысяч столбцов и книг которого содержат в себе, действительно, неисчерпаемое богатство научного материала по истории русского гражданского {88} права; но сводные архивные издания лежат вне личных средств нашей Академии наук настоящего времени…

Ввиду издания грамот б. Коллегии экономии, проектированного адъюнктом Академии наук г. Лаппо-Данилевским, в Московском архиве Министерства юстиции было получено распоряжение от 1 февраля 1901 года о предоставлении Академии по этому изданию следующих преимуществ:

«1. Императорская Академия наук имеет право размещать грамоты б. Коллегии экономии в пределах каждого уезда согласно системе, которую признает наиболее соответственной научным целям и требованиям, установленным ею для издания означенных грамот, причем никто не вправе пользоваться ими помимо ведома лица, сортирующего или сортировавшего их по поручению Академии.

2. Лица, по поручению Академии занимающиеся грамотами Коллегии экономии и документами, нужными для их изучения, пользуются ими без всяких затруднений и во внеприсутственное время.

3. Грамоты Коллегии экономии, нужные для сверки последней корректуры с подлинными текстами на месте печатания, т.е. в С.-Петербурге, должны быть препровождаемы начальством архива в Академию наук в размере и порядке, удовлетворяющих системе принятого ею издания».

16 февраля 1901 года состоялось в Московском архиве Министерства юстиции совещание начальников отделений и управляющего архивом по поводу этого распоряжения; а результатом совещания был следующий рапорт министру юстиции:

«Академия просит:

1. Дать право лицу, назначенному Академией, нарушить необходимую для поверки архивных справок и литературных цитат хронологическую классификацию грамот и устранить всех других лиц от пользования этими документами с практическими и научными целями на все время переписки и печатания грамот в академической типографии (что должно будет продлиться десятки лет).

2. Для посторонних архиву лиц, получивших от Академии поручение заниматься грамотами и другими документами, открыть архив в неприсутственное время, то есть поставить занятия сказанных лиц архивными документами вне контроля архивной администрации.

3. Обязать начальство архива пересылать грамоты Коллегии экономии в Петербург в размере и порядке, соответствующих академическому изданию, для сверки последней корректуры с подлинными текстами, то есть для удобства редактора Академии подвергнуть драгоценные, часто очень ветхие документы рискованным передвижениям из Москвы в Петербург и обратно, а особенно печати, представляющие собою незаменимый материал для познания истории русской сигиллографии. {89}

Академия просит преимуществ, долженствующих нарушить законы хранения в порядке и целости государственных архивных материалов и правила Московского архива Министерства юстиции, изданные на основании законов.

Если Академия наук обладает своими силами и средствами для издания грамот Коллегии экономии, то архив может оказать содействие в осуществлении этого издания, но не иначе, как при соблюдении требуемых законом и правилами архива всех мер, направленных к охране архивных документов; а это возможно при следующих условиях:

1. Свои силы, предназначенные для издания грамот Коллегии экономии, Академия должна командировать в архив для занятий в присутственное время; тогда командированным лицам будет оказано со стороны архива содействие, каким пользуются в присутственное время профессора и все лица, являющиеся в архив для издания и научной разработки архивных материалов.

2. Если Академия должна печатать свои издания непременно в Петербурге и там сверять корректуры с подлинниками грамот, то архив находит возможным выслать во временное пользование Академии все грамоты Коллегии экономии, причем массовая пересылка даст возможность такой укупорки документов в особо приспособленных ящиках, при которой они наименее пострадают от пересылки».

28 апреля 1901 года управляющий архивом получил сообщение непременного секретаря Академии от 26 апреля (№ 517) такого содержания: «Имею честь, согласно постановлению Конференции Академии, сообщить Вашему Превосходительству, что работы С. А. Шумакова в Московском архиве Министерства юстиции по разбору и переписке грамот Коллегии экономии производятся по поручению Академии». По поводу этого сообщения управляющий архивом сделал следующее распоряжение: «Сообщить непременному секретарю Академии Н. Ф. Дубровину и младшему помощнику редактора С. А. Шумакову, что Академия наук не имеет права давать служебные поручения штатным чиновникам Московского архива Министерства юстиции, обязанным посвящать все присутственное время только архивным работам; а вне присутствия архив закрыт по правилу: „Все документы, выданные чиновникам для занятий в присутственное время, к концу присутствия дóлжно сдать обратно архивариусам или поставить в особо назначенные для того шкафы и запереть до следующего присутствия“ (ст. 12)».

В отношении непременного секретаря Академии от 12 октября 1901 года (№ 931) к управляющему архивом сказано: «На основании ст. 25 правил, утвержденных министром юстиции 16 сентября 1889 года, имею честь, по поручению Конференции, обратиться {90}

к Вашему Превосходительству с покорнейшею просьбою не отказать переслать первый картон с грамотами Коллегии экономии в Императорскую Академию наук».

Управляющий архивом отвечал отношением от 24 октября того же года (№ 425): «Ст. 25-я правил архива запрещает высылать куда бы то ни было документы особой важности без снятия с них копий; особо важными документами считаются все грамоты б. Коллегии экономии; исполнить это требование при высылке целого картона грамот архив не в состоянии. Сверх того, статья 26-я тех же правил запрещает архиву высылать куда бы то ни было документы архивных отделов, „еще не приведенных в систематический порядок“; а к таким отделам принадлежит отдел грамот Коллегии экономии, о чем заявлено адъюнктом Академии г. Лаппо-Данилевским в его проекте издания грамот, представленном Академии».

7 февраля 1902 года состоялось особое совещание в Императорской Академии наук, под председательством Августейшего Президента Академии и с участием г. министра юстиции Н. В. Муравьева, директора Министерства юстиции Н. Д. Чаплина и управляющего Московским архивом Министерства юстиции.

На этом совещании непременный секретарь Академии Н. Ф. Дубровин заявил, что управляющий Московским архивом Министерства юстиции отказывает в высылке в Академию документов, предназначенных ею для издания; но такая высылка практикуется в западноевропейских государствах и обусловливается значением архивов, долженствующих приносить научную пользу. На это заявление г. министр юстиции ответил, что архивы существуют для того, чтобы в них занимались изучением и изданием документов, а не для того, чтобы рассылать их массами по другим учреждениям для издания или научной разработки. Управляющий архивом добавил, что Московским архивом Министерства юстиции только что издан сборник архивного законодательства Западной Европы: во всех государствах нашего времени господствуют принципы in loco archivi и coram archivario, т.е. архивными документами дозволяется заниматься только в здании архива и в присутствии архивариуса.

Вслед за тем непременный секретарь Академии заявил, что если пересылка из Москвы в Петербург по частям грамот Коллегии экономии невозможна, то нетрудно будет исходатайствовать закон о передаче в Академию на вечное хранение архивного отдела, подлежащего академическому изданию. Но г. министр юстиции просил прекратить обсуждение этого вопроса, так как невозможно дробить содержание Московского архива Министерства юстиции, специально предназначенного законом для хранения архивных материалов и в этом отношении обладающего такими средствами, какими не располагает Академия наук. {91}

На вопрос Августейшего Президента Академии, каким способом возможно осуществить предположенное издание, не нарушая существующих законов и правил хранения архивных документов, управляющий архивом указал на возможность с разрешения г. министра юстиции выдавать в архиве лицу, назначенному Академией, до 500 документов одновременно для доставки в Петербург с тем, чтобы по возвращении в архив этой партии была выдаваема уполномоченному Академией вторая такая же партия документов, за второй – третья и т.д. При таком способе пересылки документов Академия получить возможность сортировать и печатать их в желаемой системе, будет ответственное лицо за целость выдаваемых из архива документов и в архиве не будет нарушен установленный порядок деятельности архивистов. На вопрос г. Лаппо-Данилевского, может ли архив одновременно с передачей уполномоченному Академией сказанного количества документов передавать ему и относящиеся к документам описи конца XVIII и половины XIX столетий, управляющий архивом отвечал, что эти описи могут быть высланы в Академию немедленно и полностью, в количестве 20 томов, так как они имеются в архиве в двух экземплярах.

Предложение управляющего архивом было признано удовлетворяющим потребности Академии по изданию грамот бывшей Коллегии экономии.

В конце совещания управляющий архивом просил Академию наук прекратить непосредственные сношения с архивными чиновниками по академическим изданиям и воздержаться на будущее время от распоряжений, подобных распоряжению от 26 апреля 1901 года (№ 517), нарушающих в архиве порядок деятельности, установленный законом и министерским регламентом…

На Западе архивные чиновники не имеют права принимать участие в изданиях академий наук, археографических комиссий и частных ученых обществ, потому что все свое служебное время должны посвящать архивному делу: «Из назначенных для архивной службы 5 часов в день на издание и научную разработку материалов не тратится архивистами и одной минуты…, архивист, занимающийся изданиями и учеными исследованиями, а не упорядочением и описанием своего архива, конечно, не исполняет своей обязанности». Сами ученые учреждения понимают на Западе, что изданию и научной разработке архивных материалов должны предшествовать их разбор и описание архивистами, а потому не отвлекают их от этого дела первостепенной важности. Учреждение такого порядка архивной службы в России было бы истинным благодеянием для русских государственных архивов, для научных археографических изданий и для научной разработки архивных материалов. В настоящее же время, когда наши правительственные и частные ученые учреждения и обще-{92}

ства не имеют в своей среде лиц, способных читать и понимать древние акты в подлинниках, а ведут свои архивные издания почти всегда и везде трудами штатных архивистов, бедно обеспеченных содержанием, начальникам архивов невозможно или, по крайней мере, чрезвычайно трудно поддержать в архивах древних актов порядок деятельности по составлению и печатанию архивных описей, требуемых законом и наукою. А без архивных описей невозможно появление научных сводных архивных изданий и ученых систематических исследований, основанных на фактическом материале, дающем положительное знание.

В только что изданной диссертации И. Я. Гурлянда, под заглавием «Приказ Великого Государя тайных дел», говорится, что делопроизводства этого учреждения хранятся в Государственном архиве [Российской империи], Московском дворцовом архиве, или Архиве Оружейной палаты, Московском архиве Министерства юстиции и Архиве Министерства иностранных дел. Состояние документов и описей Тайного приказа в одном архиве характеризуется следующими словами: «Почти все дела соединены и разделены произвольно; листы не подобраны, очень часто листов недостает; довольно значительная часть дел находится в таком состоянии, что пользоваться ими уже нельзя»; в другом архиве: «Дела оказались совершенно варварски разрозненными по отдельным документам, так что, например, начало какого-нибудь дела отыскивается по одной описи, продолжение – по другой, конец – по третьей. Часть столбцов была найдена неразобранной… другая часть оказалась разрозненной по отдельным сставам…»; в третьем архиве: «Дела оказались в самом хаотическом беспорядке – многие без начала и конца»^[142].

При таком раздроблении и хаотическом состоянии делопроизводств древнего государственного учреждения невозможны полезное их издание и научная разработка. В Германии к документам такого состояния не допускаются ни издатели, ни исследователи; а делается предварительное распоряжение архивного управления: сосредоточить разрозненные делопроизводства данного учреждения в данном государственном архиве, разобрать их и описать. Когда это распоряжение будет исполнено ответственными архивистами, состоящими на государственной службе, тогда только делается архивным управлениям распоряжение об открытии упорядоченного и описанного отдела для публичного пользования ученых учреждений и частных лиц с целью ученого издания и научной разработки.

У нас Академия наук, Археографическая комиссия и ученые общества, ведущие свои издания трудом архивистов, поручают последним выборку документов из неразобранных и неописанных {93} архивных отделов, а «ученые исследователи» преимущественно набрасываются на такие отделы. В результате издателями и исследователями наши архивы приводятся с каждым годом в больший и больший беспорядок, и с каждым годом увеличивается количество столбцов, в которых «очень часто листов недостает»; исчезают очень часто в наших архивах не только «листы», но и целые дела неописанных столбцов, потому что нет у нас учреждения, на которое был бы возложен ответственный контроль по хранению в целости и порядке, описанию и изданию государственных архивных материалов.

В той же диссертации г. Гурлянд сообщает: современные Приказу тайных дел архивные описи «уже печатаются Археографическою комиссией, под редакцией г. Белокурова (чиновника Московского архива Министерства иностранных дел); большая часть дел XXVII разряда Государственного архива готовится к изданию Комиссией же, под редакцией г. Штендемана; одновременно с печатанием настоящей книги мы приступили к печатанию дел и книг, извлеченных нами (?) из архивов Министерства юстиции и Оружейной палаты, так как эту часть дел Тайного приказа Археографическая комиссия постановила издать под нашей редакцией»^[143]. Это значит: чиновники четырех архивов древних актов «за особое вознаграждение» будут выбирать и переписывать дела Тайного приказа для издания Археографической комиссии из беспорядочных и неописанных книг и столбцов и приводить эти документы в еще более «хаотическое состояние»; а в результате получится издание отрывочных материалов, не имеющее ничего общего с научными сводными архивными изданиями, подобными «Publikationen aus den K. Preußischen Staatsarchiven». {94}

Глава IV. История проектов архивной реформы в России

Проект комиссии 1873 года

Ввиду отсутствия в России ученых архивистов и общего для учреждений всех ведомств архивного законодательства, управления и контроля, имеющего своим результатом научную бесполезность и бессмысленную растрату драгоценного документального имущества русского народа, Петербургский ученый съезд 1872 года ходатайствовал пред правительством об учреждении временной комиссии из представителей разных ведомств для обсуждения вопроса об устройстве русских архивов и составления проекта положения о главной архивной комиссии как правительственном учреждении. «Министр народного просвещения прежде доклада Государю Императору о таковом ходатайстве, счел долгом отнестись по сему предмету к гг. министрам и главноуправляющим разных ведомств для сообщения ими своих заключений по вопросу, возбужденному съездом, и для назначения членов в предположенную временную комиссию. Министры и главноуправляющие дали отзывы вполне благоприятные предположению подчинить архивы разных учреждений однообразным правилам с целью сохранения дел и документов, имеющих научное значение; а многие из них признали необходимым и учреждение для сего главной архивной комиссии, долженствующей состоять из образованных специалистов и знатоков архивного дела»^[144].

По учреждении в 1873 году временной архивной комиссии ее председатель сенатор Н. В. Калачов и член А. Ф. Бычков были командированы за границу для ближайшего ознакомления с законодательною и практическою постановкою архивного дела в западноевропейских государствах; а при посредстве министерских представителей комиссии были собраны сведения о современном состоянии архивов подведомственных министрам учреждений. Разработка сведе-{95}ний этого рода была закончена в 1876 году проектом «Положения о главной архивной комиссии» как правительственном архивном главноуправлении, долженствовавшем состоять из председателя, четырех постоянных членов и пяти членов-сотрудников, требовавшем 34 тысячи годичного содержания. На эту комиссию было предположено возложить следующие обязанности:

«Заботы о правильном устройстве и приведении в порядок архивов всех правительственных и общественных учреждений Империи и наблюдение за хранением находящихся в них дел, бумаг, книг и иных документов;

начертание правил по этим предметам;

доставление подлежащих ведомствам заключений по всем вопросам, касающимся архивного дела;

определение порядка разбора и уничтожения архивных документов;

принятие мер к сохранению документов, представляющих научный интерес;

распространение сведений о состоянии архивов и о хранящихся в них документах;

составление форм архивных описей;

ревизия архивов и представления, по принадлежности, о приведении архивов в порядок и лучшем их устройстве»^[145].

Определяя задачу деятельности архивного главноуправления, комиссия 1873 года проектировала:

«Учредить правительственный Археологический институт с целью приготовления специалистов по русской старине для занятия мест в архивах правительственных, общественных и частных», с содержанием в 15 тысяч рублей из Государственного казначейства^[146].

«С целью сохранения от уничтожения архивных бумаг до учреждения постоянной архивной комиссии просить г. министра народного просвещения войти в сношения с подлежащими ведомствами о приостановке уничтожения архивных дел»^[147].

«Учредить правительственные центральные архивы в некоторых главных городах, а при них исторические общества, первые – для собирания и хранения исторических документов, а вторые – для приведения их в известность и научной разработки»^[148].

«Образовать центральные архивы при министерствах вместо нынешних отдельных архивов при каждом учреждении министерства, а также образовать общие для всех ведомств архивы в губернских городах»^[149].

В заседании комиссии 20-го января 1875 года было сообщено, что у нас многие архивные бумаги, важные для науки, подвергаются уничтожению без компетентного разбора и контроля… В том же за-{96}седании и последующем 24-го февраля было выяснено, что в министерских правилах уничтожения и хранения архивных дел встречается много противоречий и неопределенности дающих широкий произвол начальникам архивов для уничтожения архивных бумаг; что эти правила не соответствуют требованиям охраны документов, имеющих научное значение, так как «в большинстве случае требуют уничтожать документы научного интереса, когда они делаются ненужными для канцелярских справок»^[150].

В заседании 24 февраля 1875 года комиссия признала необходимым составить новые правила разбора, уничтожения и хранения архивных дел по всем ведомствам; а для выработки оснований таких правил была избрана подкомиссия, в состав которой вошли А. Ф. Бычков, Н. Н. Селифонтов, г. К. Репинский, В. Г. Чубинский и С. А. Костливцев^[151]. Подкомиссия нашла, что правила по разбору и уничтожению документов учреждениями разных ведомств «имеют своим следствием нанесение такого ущерба интересам науки, который никогда и ничем не вознаградится», а потому постановила:

«Испросить установленным порядком распоряжение о вменении всем ведомствам в обязанность немедленно приступить к пересмотру действующих правил о порядке разбора, уничтожения и хранения архивных дел на нижеследующих началах:

1. Составить двоякого рода правила: временные для накопившихся неразобранных архивных документов и постоянные для новых дел, долженствующих поступать в архивы.

2. Сохранить ныне принятое разделение документов на 3 разряда: а) вечного хранения, б) временного хранения, в) уничтожения, распространив это деление не только на дела, но и на другие документы: книги, планы, рисунки, срочные и иные ведомости и т.п.

3. Допускать уничтожение дел только по сдаче их в архив.

4. Определить с категорической точностью и во всей подробности роды дел и документов, подлежащих временному хранению или уничтожению, с тем, чтобы документы, не упомянутые в расписании, были относимы к подлежащим вечному хранению.

5. Установить непреложным правилом, чтобы при распределении дел на разряды не ограничиваться прочтением описи, но просматривать их от листа до листа, и при малейшем сомнении, к какому разряду отнести дело, всегда относить его к разряду дел, подлежащих вечному хранению.

6. Сроки временного хранения документов должны зависеть от свойства каждого рода документов.

7. Определить с точностью, в каких случаях и при соблюде-{97}

нии каких условий допускается хранение не всего производства, а только некоторых частей его или отдельных документов.

8. Воспретить уничтожение секретных дел, а в видах соблюдения тайны хранить их в архивах за особыми печатями.

9. Новые правила о порядке разбора и уничтожения документов, составленные министерствами и главноуправлениями, необходимо сообщать предварительно на заключение особой комиссии из представителей науки, а потом уже вводить их в действие»^[152].

Проекты комиссии 1873 года, переданные ее председателем министру народного просвещения в 1876 году, до настоящего времени не представлены в законодательные сферы, несмотря на то, что «Государь Император в 15-й день декабря 1878 года Высочайше утвердить соизволил положение Комитета Министров» следующего содержания:

«Предоставить министру народного просвещения поручить Высочайше учрежденной комиссии об устройстве архивов составление проекта общих для всех ведомств главных начал о порядке хранения и уничтожения архивных дел с тем, чтобы выработанные комиссиею главные начала, по предварительном по оным сношении со всеми министрами и главноуправляющими отдельными частями, были внесены на рассмотрение Государственного Совета»^[153].

Проект комиссии 1892 года

20 марта 1884 года Государственный Совет постановил: предложить министру народного просвещения, по соглашению с министрами юстиции, внутренних дел и финансов, «обсудить вопрос о тех изменениях в устройстве центральных архивов, какие необходимы для успешной их деятельности согласно Именному Высочайшему указу 2-го апреля 1852 года, и предложения по сему предмету внести на уважение Государственного Совета».

Сношения министров по этому делу длились 8 лет и закончились учреждением, с Высочайшего соизволения, комиссии 15-го сентября 1892 года по преобразованию организации и деятельности центральных архивов древних актов в западных губерниях, состоявшей из представителей разных ведомств, профессоров, членов археографических комиссий и управляющих архивами древних актов. {98}

На обсуждение комиссии был предложен проект ответа на вышесказанное постановление Государственного Совета, составленный в министерских сферах, сущность которого выражается в следующих положениях:

1. Количественный и качественный состав служащих в архивах древних актов западных губерний совершенно неспособен исполнить задачи, возложенные на них законом 2 апреля 1852 года. Во всех архивах дело описания документов в течение 32 лет подвигалось так медленно, что при наличных штатах окончания этого дела нужно ожидать только в отдаленном будущем, по истечении тысячелетий. На штатное содержание невозможно найти архивистов, способных описывать древние акты; приходилось поручать архивы малоразвитым, необразованным чиновникам, описательная деятельность которых не только малоуспешна, но и совершенно бесполезна: «Описи, составленные до учреждения архивов и во время их существования, являются лишь непроизводительною затратою труда, не удовлетворяют ни предначертанным законом административным целям, ни потребностям научным».

«2. Представляется неотложно необходимым установить на будущее время новый порядок деятельности архивов, который должен состоять в пересмотре содержания актовых книг, выборке из них замечательных документов и составлении к таким документам алфавитных указателей: географического, личного и предметного. В Виленском архиве с 1880 года уже начато составление географического карточного указателя; и для него уже рассмотрено до 2 тысяч актовых книг, из коих выбрано более 20 тысяч названий достойных особого внимания документов. Такая описательная деятельность должна идти весьма успешно и быстро вперед, так как от составителей указателей географических названий и личных имен не потребуется особого специального знания и высокой степени образования; ведение же предметного указателя, требующего специального знания и знакомства с научными вопросами, может быть возложено на начальника архива и его помощников.

3. Указанная система приведения в порядок архива древних актов не повлечет за собою никаких значительных затрат со стороны Государственного казначейства, и вполне успешный ход работ может быть обеспечен при нижеследующих условиях: дóлжно установить законодательным порядком беспрепятственный отпуск из Государственного казначейства необходимой каждый раз суммы для напечатания изготовленных в архивах алфавитов; следует ассигновать ежегодно незначительную сумму, примерно 1000–1500 р. на каждый архив, для усиления работ по составлению алфавитов; следует сравнять права служащих в архивах на пенсию с правами лиц, служащих по учебному ведомству и предоставить служа-{99}

щим в архивах, по крайней мере, шестинедельное каникулярное время».

Комиссия изложенный министерский проект признала нецелесообразным по следующим причинам:

1. Оставляя неизменными личные штатные силы архивов и определяя деятельность архивистов составлением алфавитных карточных указателей, рассматриваемый проект: во-первых, не соответствует требованию постановления Государственного Совета 20 марта 1884 года, признавшего наличное положение штатных архивных сил недостаточным для выполнения обязанностей, возложенных на архивы законом 1852 года, и предоставившего министрам народного просвещения, юстиции, внутренних дел и финансов обсудить вопрос «об изменениях в устройстве архивов и по сему предмету внести предположения на уважение Государственного Совета»; во-вторых, министерский проект стоит в противоречии с законом 1852 года, требующим от архивов «составления и печатания архивных описей»; в-третьих, стоит в противоречии со своими собственными мотивами, по которым «закон 1852 года возложил громадный, непосильный труд на ограниченное число работников; а по причине крайне ограниченного вознаграждения приходилось вверять работу в архивах людям малоразвитым и необразованным».

2. Способ описания архивных материалов, проектированный начальником Виленского архива, основанный на субъективном выборе «наиболее замечательных документов», уже в 1877 году Петербургскою археографическою комиссиею и Советом министра народного просвещения признан бесполезным в научном отношении, непригодным для охраны архивного содержания от расхищения и подлогов и противным требованию закона 2-го апреля 1852 года^[154]; а на составление карточных указателей, проектированных виленским архивариусом, требуется столько же труда и времени, как на составление описей актовых книг, требуемых сказанным законом. Это доказывает опыт Виленского же архива, начавшего с 1880 года составление одного только географического указателя, для этого указателя по 1887 год рассмотревшего до 2 тысяч актовых книг и выбравшего из них только 20 тысяч названий, по его мнению, «достойных особого внимания». Сколько же потребуется времени для составления географического, личного и предметного указателей к 10 миллионам древних актов, хранящимся в Виленском центральном архиве? По крайней мере, 2 тысячи лет…

Комиссия, сравнив устройство западноевропейских архивов древних актов с русскими, приняв во внимание количество архивных материалов, хранящихся в Киевском и Виленском архи-{100}

вах, и признав высшее историко-юридическое образование необходимым условием службы в архивах древних актов, единогласно постановила:

«Соединить Витебский архив, порученный заведыванию только одного лица, с Виленским^[155] и организовать устройство и деятельность архивов древних актов в Киеве и Вильне на следующих началах:

1. Определить штат Киевского архива состоящим из одного архивариуса, трех помощников архивариуса и одного секретаря, исправляющего и должности регистратора и казначея.

2. Определить штат Виленского архива состоящим из одного архивариуса, пяти помощников архивариуса и одного секретаря, исправляющего и должности регистратора и казначея.

3. Назначить архивариусу 2 тысячи рублей, помощнику архивариуса –1 500 рублей и секретарю – 1 000 рублей годичного содержания.

4. Должность архивариуса положить в VI, помощника архивариуса – в VII и секретаря – в VIII классе.

5. Сравнять права по выслуге пенсии архивариуса, помощника архивариуса и секретаря с правами службы по учебному ведомству в средних учебных заведениях Министерства народного просвещения.

6. Чиновники архива пользуются летним каникулярным временем поочередно, каждый из них в размере шести недель.

7. На должности архивариуса и помощника архивариуса определять только лиц университетского образования.

8. Должность архивиста несовместима с другою службою.

9. Должностным присутствием в архиве считается время с 10 часов утра до 3 часов пополудни; вне присутственного времени архив закрыт не только для посторонних лиц, но и для служащих в нем.

10. На обязанности и ответственности архивариуса лежит строгое наблюдение, чтобы при занятиях в помещении архива не было употребляемо огня и ни одна рукопись не была выносима и высылаема из здания архива, за исключением требований Департамента герольдии Правительствующего Сената по делам о дворянстве, основанным на выписках из документов, признанных архивами подложными и сомнительными^[156].

11. На обязанности архивариусов и помощников архивариусов {101}

лежат: прием и хранение в порядке документов архива; изготовление и выдача справок и выписей из документов архива по требованиям правительственных учреждений и по прошениям частных лиц; составление и печатание инвентарной описи и систематического описания документов, хранящихся в архиве, с личным и географическим указателями к ним; исполнение поручений министра народного просвещения, возлагаемых на архив соответственно его назначению и обязанностям.

12. На канцелярские и хозяйственные расходы и на печатание инвентарной описи и систематического описания с указателями к ним Киевскому и Виленскому архивам ассигнуется ежегодно по две тысячи рублей.

Проект комиссии 1892 года, переданный министру народного просвещения в начале января 1893 года, представляющий собою прямой ответ на постановление Государственного Совета 20-го марта 1884 года, как и проект комиссии 1873 года, не получил движения в законодательные сферы. Министр народного просвещения не решился войти в сношения с Министерством финансов по вопросу о средствах на осуществление этого проекта, указав на имеющийся в деле комиссии 1892 года ответ министра финансов на ходатайство министра народного просвещения об ассигновании из Государственного казначейства Киевскому и Виленскому архивам по 1 500 рублей на исполнение закона 2-го апреля 1852 года, требующего составления и печатания архивных описей, но умолчавшего о средствах исполнения этой обязанности. Ответ министра финансов по этому ходатайству был следующий:

«Усиление деятельности центральных архивов западных губерний желательно, но на помощь из Государственного казначейства они рассчитывать не могут при настоящем состоянии государственных финансов».

Такова же была судьба и многих других ходатайств по поводу архивного нестроения в нашем отечестве, исходивших от ученых съездов, обществ, комиссий, попечителей учебных округов и управляющих архивами древних актов: проекты и ходатайства замирали в министерствах, не восходя на усмотрение законодательной власти.

Проект Киевского ученого съезда 1899 года

В начале декабря 1898 года, в совещании, состоявшем из председателя Московского археологического общества, начальников московских архивов древних актов и представителей Московской археографической комиссии, было поручено управляющему Московским архивом Министерства юстиции составить свод основных положений {102}

архивной реформы в России по проектам комиссий 1873 и 1892 гг. и сообщить его Московскому археологическому обществу.

В заседании 13-го января 1899 года Московское археологическое общество постановило: «Напечатать составленный Д. Я. Самоквасовым свод оснований архивной реформы в России и разослать его заведующим архивами древних актов, археографическими комиссиями, учеными губернскими архивными комиссиями и профессорам кафедр русской истории и истории русского права; а по возвращении Д. Я. Самоквасова из заграничной командировки, Высочайше разрешенной ему для ближайшего ознакомления с современным законодательством и устройством государственных архивов в Западной Европе, созвать в Москве совещательный съезд архивистов и профессоров по делу разработки проекта архивной реформы в России».

Совещательные собрания профессоров и архивистов состоялись в Москве 21 и 22-го апреля 1899 года под председательством графини П. С. Уваровой – председателя Московского археологического общества. В заседании 21-го апреля управляющий Московским архивом Министерства юстиции сообщил доклад, характеризовавший современное нестроение архивного дела в России; а в заседании 22-го апреля съезд внес некоторые изменения и дополнения в проект свода оснований архивной реформы в России, принятый Московским археологическим обществом в заседании, и постановил напечатать этот свод к предстоящему археологическому съезду в Киеве и на этом съезде подвергнуть дальнейшей разработке вопрос об архивной реформе в России.

Ко времени открытия занятий XI русского археологического съезда Московским архивом Министерства юстиции была напечатана и выслана в Киев первая книга сборника западноевропейского архивного законодательства, под заглавием «Централизация государственных архивов Западной Европы», содержащая в первой части своей доклад и свод оснований архивной реформы в России, подлежавшие обсуждению съезда профессоров и архивистов в заседаниях 21 и 22 апреля 1899 года, а в остальных частях – архивное законодательство и описание организации и деятельности центральных государственных архивов Франции, Италии, Бельгии и частию Германии.

В занятиях Киевского ученого съезда 1899 года разработка вопроса об архивной реформе в России была выдвинута на первый план. Почетный председатель заседания археографической секции съезда профессор Д. В. Цветаев следующими словами характеризовал «то, что чувствовалось вообще на съезде: архивное дело – это теперь у нас самое живое, жизненное и наиболее назревшее. Честь и слава Московскому археологическому обществу и Киевскому археологическому съезду, что они, не опасаясь трудностей в выполнении, {103}

неутомимо ведут вопрос об улучшении и реорганизации архивного дела в России. Каковы бы ни были ближайшие результаты работ, важно уже то, что все мы одинаково воодушевлены мыслию и стремлениями принести ему возможно более пользы, каких бы трудов от нас ни потребовалось».

Профессор Цветаев, сообщив сведения о беспорядочном хранении варшавских архивов, указал на съезд и общую причину, по которой реорганизация архивного дела в России представляется настоятельною потребностью государства: «В наше время ярко раскрыта картина печального положения русских государственных архивов. Эту картину стал рисовать уже археологический съезд 1872 года, а на последних съездах ясно и последовательно констатирована эта внутренняя болезнь нашего государства». Профессор Багалей в своем реферате «О необходимости центрального архива в Харькове» сообщил сведения о печальном состоянии малороссийских архивов. г. Каманин доложил съезду, что архивы губернских учреждений юго-западной России «помещаются в нижних или подвальных этажах зданий; в архивных помещениях документы ничем не защищены, нет ни коробок, ни шкафов; почти во всех архивах большая часть дел, признанных ненужными для справок, уничтожена без просмотра даже описей специалистами». г. Савелов в своем реферате «Об архивах дворянских депутатских собраний» указал на особую ценность содержащихся в архивах этого рода материалов и на беспорядочное их хранение. г. Довнар-Запольский в сводном «Обзоре деятельности губернских ученых архивных комиссий за последние три года» показал, что разборка комиссиями правительственных архивов прогрессирует: «Комиссиями собраны свои архивы; они производят раскопки курганов и собирают музеи; они устрояют публичные лекции, и даже систематические. Но вместе с тем: собраны комиссиями музеи – нет помещений для них, собраны библиотеки – нет помещений для них, собраны архивы – нет помещений для них… Понятен голос одного из депутатов комиссий на съезде: „Дайте денег, иначе мы умрем!“» г. Шмелев в своем реферате «Теория и практика архивных описей» показал, что практика наших правительственных архивов и архивов губернских ученых архивных комиссий в отношении составления архивных описей не соответствует научным требованиям: «Формы описей не удовлетворяют необходимым качествам научных описей: краткости, систематичности – и не имеют научных указателей». А. Н. Львов, начальник архива Св. Синода, в реферате «Русское законодательство об архивах» сопоставил печальное положение русских государственных архивов с недостатками нашего архивного законодательства: у нас нет одного архивного кодекса, общего для учреждений всех ведомств; наши архивные законы раз-{104}рознены, издавались в разное время, по разным побуждениям учреждений разных ведомств, без согласования последующих законов с предыдущими. «Наше архивное законодательство представляет собою нечто неясное, неопределенное и противоречивое». Особенно печально то, что наше законодательство смотрит на архивы исключительно с практической точки зрения, как на хранилище старых канцелярских дел, упуская главную их задачу, состоящую в хранении, описании и издании архивных материалов с научными целями. Благодаря такому воззрению нашего законодательства на архивы и накоплению в них старых делопроизводств в каждом ведомстве появились сепаратные «Правила хранения и уничтожения ненужных архивных дел», в которых встречается много неопределенности и противоречий: в одних ведомствах известные дела подлежат вечному хранению, а в других – уничтожаются; в некоторых ведомствах уничтожаются даже такие дела, которые по общему закону должны подлежать вечному хранению, например, представляющие собою юридические доказательства личных и имущественных прав. Во всех ведомствах уничтожение «ненужных» архивных дел возлагается на лиц, малокомпетентных в этом деле и занятых неархивными служебными обязанностями, не имеющих ни знаний, ни свободного времени для отделения ненужных архивных от нужных для науки. Особенно гибельны для науки указания министерских правил разных ведомств на целые категории дел, заранее предназначенных к уничтожению, без предварительного разбора и изучения их содержания. «Правила этого рода служат законным основанием повсеместного огульного уничтожения почти всего, что не требуется для канцелярских справок».

Специальная выборная комиссия XI Русского археологического съезда, обсудив свод оснований архивной реформы в России, принятый Московским археологическим обществом в заседании 13-го января и московским съездом профессоров и архивистов в заседании 22 апреля, признала его соответствующим потребностям архивного дела в России настоящего времени. Комиссия съезда, не нарушая принципов сказанного свода, нашла полезным сделать в нем только два изменения: заменить в третьем положении 1800-й год 1775-м годом, согласно предложению профессора Д. Я. Самоквасова, и в седьмом положении более подробною редакциею определить отношения к проектируемым местным центральным государственным архивам губернских ученых архивных комиссий, согласно желанию представителей последних.

Результатом деятельности выборной комиссии съезда по вопросу об архивной реформе в России был протокол следующего содержания:

«Комиссия имела три заседания, в составе председателя директора {105}

Археологического института профессора Н. В. Покровского и членов: председателя археографической секции проф. П. В. Голубовского, председателя и депутата Симбирской ученой архивной комиссии В. Н. Поливанова, председателя и депутата Тамбовской ученой архивной комиссии И. И. Дубасова, начальника и депутата Архива Св. Синода А. Н. Львова, председателя и депутата Нижегородской архивной комиссии А. А. Савельева, депутата от Императорского Московского археологического общества и Московского архива Министерства юстиции приват-доцента М. В. Довнар-Запольского, депутата из Рязанской архивной комиссии С. Д. Яхонтова, депутата от Харьковского университета проф. Д. И. Багалея; в присутствии: председателя съезда графини П. С. Уваровой, депутата от Московского университета и Имп. Московского археологического общества управляющего Московским архивом Министерства юстиции проф. Д. Я. Самоквасова и депутатов Рижского общества истории и древностей Прибалтийских губерний проф. Р. Ф. Гаусмана и доктора А. К. Геденштрема.

Слушали нижеследующий свод оснований архивной реформы в России, составленный Д. Я. Самоквасовым: 1. Учредить центральный орган архивного управления в России, подобный существующим в государствах: Германии, Италии, Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Швеции и Англии, – долженствующий объединить управление государственными архивами разных ведомств и подчинить их общим правилам хранения и публичного пользования. 2. Сосредоточить в одном центральном публичном государственном архиве, подобном столичным центральным архивам западноевропейских государств, делопроизводства по 1825 год упраздненных и действующих высших и центральных государственных учреждений, за исключением уже обладающих благоустроенными центральными архивами, открытыми для публичного пользования. 3. Делопроизводства местных правительственных учреждений по 1775 год сосредоточить в центральных публичных областных государственных архивах древних актов, подобных провинциальным государственным западноевропейским архивам. 4. Областные государственные архивы древних актов снабдить штатами служащих, проектированными Высочайше учрежденной комиссией 1892 года, и архивными зданиями германского типа, так называемой «магазинной системы». 5. Делопроизводства губернских и уездных правительственных учреждений 25-летней давности сосредоточить в губернских центральных публичных государственных архивах. 6. Центральное архивное управление: проектирует штаты, соответствующие потребностям губернских центральных государственных архивов; заботится о снабжении центральных губернских архивов помещениями, специально приспособленными для хранения {106} рукописей и соответствующими требованиям рационального архивоведéния; проектирует правила централизации и условия публичности государственных архивных материалов; регламентирует и контролирует порядок архивной службы, направленный к хранению в целости, классификации, описанию и изданию государственных архивных материалов, и общие правила хранения и публичности древних и новых актов делопроизводства общественных учреждений. 7. Ныне существующие и вновь открываемые губернские ученые архивные комиссии сохраняют самостоятельное значение местных ученых обществ по хранению и научной разработке местных древностей, приглашаются центральным архивным управлением к содействию в централизации, издании и научной разработке государственных архивных материалов, ведают дело хранения, описания, издания и научной разработки архивов общественных учреждений, а также и частных в случаях согласия владельцев этих последних. 8. Издать немедленно циркулярное распоряжение по всем ведомствам о прекращении уничтожения каких бы то ни было бумаг, относящихся к делопроизводствам государственных и общественных учреждений, пока не будет учреждено центральное архивное управление в России и не будут выработаны и изданы общие правила уничтожения ненужных актов делопроизводства государственных и общественных учреждений.

По обсуждении означенного проекта комиссия в полном своем составе таковой одобрила во всех его частях».

Этот протокол был напечатан и роздан членам съезда пред заседанием 10-го августа, специально посвященным обсуждению вопроса об архивной реформе в России. Обсуждению предшествовал очерк управляющего Московским архивом Министерства юстиции современного состояния западноевропейских и русских государственных архивов, законченный следующим предложением: «Архивное дело в России переживает тот период волокиты, какой оно переживало и в других государствах Европы. Как на Западе, так и у нас архивная централизация может быть закончена успешно и скоро только тогда, когда это дело первостепенной государственной важности примет в свои руки Державная Власть и своим могучим словом защитит письменные памятники истории нашей родины от фальсификации, расхищения и распродажи на бумажные фабрики. Всякий проект архивной реформы, поступивший на предварительное усмотрение любого нашего министерства, неизбежно постигнет та судьба, какая постигла прежние проекты по архивному делу в России: он замрет в министерской канцелярии».

Обсуждение вопроса в заседании Киевского съезда 10 августа закончилось следующим предложением профессора В. С. Иконникова, {107} «единодушно» принятым членами съезда: «Принять целиком проект Д. Я. Самоквасова, одобренный выборною комиссиею съезда, предоставив разработку деталей тому учреждению, на которое будет возложено осуществление архивной реформы в России»^[157].

Ученый Совет съезда единогласно постановил: «Принимая в принципе проект проф. Д. Я. Самоквасова о реорганизации архивного дела в России по образцу западноевропейских государств, повергнуть к стопам Его Императорского Величества Государя Императора всеподданнейшую просьбу съезда о реформе архивного дела в России в ближайшем будущем и о дозволении, чтобы к участию в детальной разработке соответственного проекта были допущены те лица, которым дело правильного устройства архивов наиболее знакомо и дорого»^[158].

На этот раз ходатайство ученого съезда поступило на предварительное рассмотрение в Министерство внутренних дел; а по истечении года управляющий Московским архивом Министерства юстиции получил от начальника Синодального архива А. Н. Львова письмо следующего содержания: «Решаюсь писать Вам по вопросу, обоим нам близкому, – по вопросу архивной реформы. Скоро уже год, как Августейший председатель бывшего Киевского съезда сделал свое представление по этому вопросу Министерству внутренних дел. Там, конечно, заведено особое „дело“, в которое вошли: представление Великого Князя, докладная записка Московского археологического общества, ходатайство о необходимости сохранения волостных архивов и Ваше письмо. Но все эти бумаги остаются без всякого движения даже с точки зрения канцелярской. Чиновники министерства недоумевают, что они должны делать со всеми этими бумагами и почему, собственно, Министерство внутренних дел должно заниматься рассмотрением и решением этого общего вопроса. Москва им указывает, что по этому делу необходимо составить особую комиссию из специалистов; а они возражают: „А где мы возьмем средства для этой комиссии, и в каких отношениях она будет стоять к министерству?“ Чтоб отделаться от этого вопроса, в министерстве возникло предположение убедить министра в том, что это законодательное и административное дело должно быть передано в Академию наук; но… «воз стоит и ныне там». На Киевском съезде Вы настойчиво проводили мысль и доказывали историческими данными, что дело архивной реформы только тогда может двигаться вперед, когда станет вне вéдения какого бы то ни было министерства и что всего лучше прямо бить челом Державному Хозяину земли Русской о сбережении ее великого достояния – письменных исторических памят-{108}

ников . Теперь опыт показал, что Вы были совершенно правы, что во всяком министерстве этот вопрос провалится или застрянет. Да иначе и быть не может: какое дело тому или другому министерству до архивов? Чтобы министерства поняли, что архивных вопрос важен и для них, во главе дела нужно стоять Уваровым, Калачовым и т.п.… Но что же теперь делать? Очень печально сознавать, что важное дело гибнет. Если теперь ничего не будет сделано по архивному делу, то оно отложится опять надолго. Кто и как может помочь ему? Петербургские представители археологии посмеиваются и говорят: „Мы знали, что ничего из этого не выйдет…“ Археологический институт дал отзыв о постановлениях Киевского съезда в самых общих выражениях: „Институт полагает, что возбуждение вопроса о реформе архивов вполне своевременно, заслуживает внимания, и основания реформы, выработанные Киевским съездом, дóлжно признать правильными“. Да иначе и быть не могло: директор института был в составе выборной комиссии съезда и первым подписался под положениями съезда. Но институт вообще не любит и не одобряет того, что идет от других. В данном же вопросе он сам бессилен, потому что не только не имеет у себя архивной почвы, но даже и вообще археологической. Он увлекся тем, что к нему сотнями валят^[159] не доучившиеся даже в средних заведениях чиновники, для которых в настоящем интересно и важно написать на своих визитных карточках: „Слушатель Археологического института“; а будущем они мечтают получить как-нибудь и значок, присвоенный теперь институтским слушателям. Не о таком направлении дела и не о таких результатах от института помышлял покойный Калачов. Из сотен лиц, проходящих чрез институт, вы не найдете и одного, полезного для архивного дела»^[160].

Следовательно, еще раз оправдалось сказанное на Киевском ученом съезде: всякий проект архивной реформы, поступивший в любое министерство, замрет в министерских канцеляриях, не найдет поддержки общественных и административных сферах Петербурга, несмотря на желание министров упорядочить архивное дело в России издание общего для учреждений всех ведомств архивного законодательства. В 1872 году «министры и главноуправляющие на правах министров отнеслись вполне сочувственно к предложению подчинить архивы учреждений всех ведомств однообразным правилам деятельности с целью сохранения архивных дел и документов, имею-{109} щих научное значение», и уже тогда «признали необходимым учредить архивное главноуправление из специалистов и знатоков архивного дела»; а когда трехлетним трудом Высочайше учрежденной комиссии был выработан проект таких правил и такого главноуправления и проект поступил на предварительное рассмотрение министерств, то министры и главноуправляющие до настоящего времени не дали этому проекту движения в законодательные сферы. Какими же причинами объясняется это противоречие между сознанием и практикою действий гг. министров и главноуправляющих на правах министров?

Министерства не могут проектировать и осуществить рациональную архивную реформу в государстве по следующим причинам:

1. В министерствах нет людей, обладающих специальными знаниями по архивовéдению, потребными для разработки архивного законодательства, определяющего организацию архивов, их устройство. Проекты комиссий 1873 и 1892 годов и Киевского съезда 1899 года указывают на архивное законодательство Западной Европы, как на образец, за которым должна последовать архивная реформа в России. Но кто же в наших министерских сферах знает этот образец, когда он мало кому известен даже в среде наших архивистов^[161] и людей науки? Комиссия об устройстве архивов 1873 года, состоявшая из ученых людей, управляющих государственными архивами древних актов и представителей министерств и главноуправлений, бездействовала и не знала, как приступить к решению своей задачи, до тех пор, пока председатель комиссии Н. В. Калачов и ее член А. Ф. Бычков [не] были командированы на Запад и [не] привезли оттуда знания, потребные для разумной законодательной постановки архивного дела в государстве. В нашем государстве нет возможности приобрести даже элементарных научных знаний по архивному делу, потому что у нас нет средств их приобрести: в университетах не имеется кафедр архивовéдения, нет и профессоров, специально подготовленных к преподаванию этой науки. Для нашего министерского служилого персонала, от министров до канцеляристов-архивариусов, рациональная постановка архивного дела в государстве – terra incognita, каковою она была даже для бывшего директора Петербургской публичной библиотеки, а потом министра народного просвещения И. Д. Делянова, по его собственному сознанию.

2. В наших министерских канцеляриях нет людей, обладающих специальными знаниями по архивоведéнию, потребными для рациональной регламентации деятельности архивистов. Такими знаниями владеют у нас единицы даже в среде специалистов службы в архивах древних актов, потому что в России нет академических институтов при государственных архивах, в которых было бы {110}

возможно приобрести сведения, необходимые для разумного направления, контроля и исполнения архивной службы. Отсюда только в случаях открытия особенно скандальных злоупотреблений в архивах министерства невольно обращают на них внимание; но и в таких случаях их правительственная деятельность ограничивается обыкновенно только назначением разборных, описательных и поверочных комиссий из лиц, не могущих даже читать и понимать древние акты и документы, а не только научно их описывать и поверять. В 1869 году в среде службы учреждений министерств народного просвещения и юстиции не нашлось даже одного человека, палеографическими и дипломатическими знаниями которого государство могло вы воспользоваться для отличия подложных от подлинных актов, относящихся к XVIII столетию. В таком же состоянии остаются и в настоящее время палеографические и дипломатические знания персонала министерских сфер^[162].

3. Каждое министерство в отдельности не располагает свободными работниками и денежными средствами на расходы по общегосударственному архивному делу, важному для науки, но чуждому сфере законной деятельности каждого министерства в частности. А независимо от того, в части министерского служебного персонала архивная централизация всегда и везде встречала противников, как в лицах, заинтересованных в сохранении разрозненности государственных архивов. В России нашего времени насчитывается более десяти тысяч архивов при канцеляриях действующих министерств и подчиненных министерствам столичных и провинциальных учреждений; а архивы у нас обыкновенно служат синекурами и приютами для чиновников, малопригодных к активной государственной службе: недоучек, стариков, калек. «Архивариус должен обладать достаточными специальными по своему предмету и общими знаниями… но всем известно, что у нас даже в столицах нет специалистов по этой части; а относительно архивариусов в уездных и губернских городах можно смело сказать, что на эту должность нарочно выбираются и назначаются чиновники самые старые и неспособные быть в чем-либо полезными в своем учреждении; а по жалованью, удивительно, как они могут существовать, не пользуясь для своих необходимых потребностей бумажным материалом, состоящим у них под руками, что, к несчастию, случается довольно часто»^[163]. Получая нищенское жалованье, такие чиновники существуют на счет документов, ими хранимых, расхищая документальное государственное достояние, составляя их них генеалогические собрания для частных лиц, выбирая документы для изданий частных лиц и обществ {111}

и т.д. Тысячная армия чиновников этого рода, часто связанных интимными отношениями по архивному делу с лицами высокого общественного и административного положения, заинтересована в сохранении современного нестроения в государственных архивах, подобно тому, как были заинтересованы в сохранении старых судов прежние судьи, прокуроры и стряпчие…^[164].

4. Каждое министерство имеет свое специальное ведомство, свои специальные задачи и нуждается в средствах для осуществления специальных и ближайших задач и проектов своего ведомства. Хранение в порядке, описание и издание существующих архивных материалов, важных для науки, не входят и не могут входить в специальные задачи министерств; а при таких условиях министры не могли и не могут быть энергичными и компетентными ходатаями по осуществлению настоятельно необходимых реформ по организации и деятельности государственных архивов в России.

В январе 1901 года управляющий Московским архивом Министерства юстиции от имени председателя Московского археологического общества и других московских друзей русской старины обращался ко многим петербургским деятелям с просьбою помочь важному делу законодательного осуществления архивной реформы в России, проектированной Киевским ученым съездом 1899 г. Но лица, на главенство которых в детальной разработке и осуществлении «Проекта оснований архивной реформы в России», казалось, можно было рассчитывать, оказались поглощенными своими служебными делами, а к делу архивной реформы отнеслись более или менее равнодушно: кто занят всецело специальным служебным поручением, ему данным; кто должен часто отлучаться за границу, а реформа архивной службы требует постоянной работы на родине; кто только что получил или ожидает получить новое назначение, долженствующее поглотить все его служебное время; кто интересуется и дорожит «рукописями» в значении литературных произведений древности и не интересуется рукописями в значении актов деятельности государственных учреждений… Только министр внутренних дел отнесся к архивной реформе с полным вниманием, просил подать ему докладную записку по этому делу и намерен был дать ей немедленный ход…

Записка подана 1-го февраля 1901 года, а в ней было сказано: «Министерства заняты своими специальными задачами, не имеют в своей среде лиц, располагающих временем и знаниями, потребными для разработки общего и сложного законодательства по архивной реформе. Это дело, как общее учреждениям всех ведомств, должно подлежать разработке специальной комиссии из представителей всех министерств. Такая комиссия была учреждена {112}

по Высочайшему повелению в 1873 году, состояла из 28 представителей разных ведомств и ученых учреждений, работала над своей задачей три года и проектировала ряд мер преобразования архивной службы в России, вполне рациональных^[165].

Основания этого проекта и ныне соответствуют требованиям западноевропейского архивовéдения и архивоведéния и потребностям архивного дела в России; но по истечении четверти века, конечно, требуют пересмотра новою временною комиссиею, подобною комиссии 1873 года. Такую комиссию из представителей разных ведомств и ученых учреждений с общею для всех ведомств задачею необходимо учредить с Высочайшего соизволения при Государственном Совете и возложить на нее окончательную разработку проекта архивной централизации в России, выработанного комиссией 1873 года и принятого ученым Киевским съездом 1899 года.

В состав архивной комиссии при Государственном Совете, под председательством лица по Высочайшему назначению, должны войти, по примеру комиссии 1873 года:

1. Представители министерств и главноуправлений на правах министерств.

2. Эксперты по научным вопросам, связанным с хранением государственных архивов в целости и порядке и их описанием, каковыми являются профессора из университетских городов, владеющих архивами древних актов, посвящавшие свои труды научной разработке и изданию архивных материалов.

3. Эксперты по приглашению председателя комиссии для обсуждения специальных административных и научных вопросов, связанных с рациональною постановкою архивного дела в государстве.

Преобразование архивной службы в России – неотложная необходимость, потому что наше законодательство требует хранить архивные материалы в целости и порядке, с описями и алфавитами, „чтобы никакое дело не могло утратиться“, в помещениях просторных, сухих, светлых и теплых, с каменными полами и сводами, с железными решетками на окнах и железными дверями^[166]; а на практике эти требования закона исполнить невозможно по множеству у нас разрозненных архивов при канцеляриях действующих учреждений. На практике архивной службы государственные архивные материалы гибнут массами от пожаров в деревянных хранилищах; гноятся в сырых подвалах, на чердаках и в старых крепостных башнях, часто без окошек и дверей; продаются тысячами пудов на бумаж-{113}ные фабрики и подвергаются фальсификации с целью доказательства в правительственных учреждениях мнимых личных и имущественных прав.

Специальная комиссия из представителей разных ведомств и ученых учреждений при Государственном Совете, ознакомившись с современною постановкою архивного дела на Западе Европы и в России, несомненно, найдет рациональные меры и средства осуществления архивной реформы, проектированной Высочайше учрежденною комиссией уже тридцать лет тому назад и направленной к прекращению и в нашем отечестве бессмысленной и преступной растраты драгоценного документального народного достояния, необходимого цивилизованному государству для осуществления его правительственных, юридических и научных целей…»

На эту записку до настоящего времени не последовало ответа… Прошел еще год, а дело ходатайства Киевского ученого съезда остается неподвижным в министерских сферах. Взамен движения проекта централизации архивов из министерских в законодательные сферы расширяется движение государственных архивных материалов в частные коллекции и на бумажные фабрики^[167]. Очевидно, министерства бессильны направить первое движение и остановить второе, за отсутствием в их среде личных и материальных средств, для того потребных.

Русские люди, действительно знающие научные, государственные и частные интересы своей родины, связанные с хранением архивов в целости и порядке, и особенно пославшие к стопам своего Государя Императора мольбу о спасении документальных памятников политико-юридической жизни своей родины, «для которых правильное устройство архивов – дело знакомое и дорогое», обязаны оказать помощь своему правительству в великом деле преобразования одной из важнейших отраслей государственной службы. Такую помощь могут и должны оказать люди науки посредством выяснения научной и практической ценности архивных материалов, объективного изучения недостатков современной архивной службы в нашем государстве и достоинств ее постановки в других государствах с целью исправить первые, а воспользоваться – вторыми для своего отечества в тех случаях, где это окажется возможным и полезным. Необходимо правдиво и откровенно выяснить язвы современного архивного дела в России, не останавливаясь перед временными, преходящими интересами немногих частных обществ и лиц, потому что «беспорядок в архивах есть внутренняя болезнь государства», тяжело поражающая интересы науки, общества и частных лиц. {114}

Глава V. Основы и результаты архивного нестроения в России

Основы архивного нестроения

Недостатки законодательства

Во второй половине XVIII и в первой половине XIX столетий старые русские судебно-административные учреждения были частью упразднены, частью преобразованы, с раздроблением компетенции одного старого учреждения между многими новыми. «Учреждение о губерниях» императрицы Екатерины II, направленное к децентрализации государственного управления и суда, упразднило столичные коллегии императора Петра I и учредило в губернских и уездных городах ряд новых коллегиальных и единоличных присутственных мест: специально судебных, административных, финансовых, полицейских, военных, сословных. Законодательство императора Александра I учредило в Петербурге ряд министерств в значении центральных общегосударственных главноуправлений. В городах столичных, губернских и уездных возникло множество новых правительственных и общественных учреждений, из которых каждое должно было иметь свою канцелярию, свою регистратуру и свой архив, как хранилище решенных и исполненных дел; например, взамен одного архива Юстиц-коллегии в каждом губернском городе возникли палаты уголовного и гражданского суда, из которых каждая должна была иметь свой архив. Во владение канцелярий и архивов новых столичных и провинциальных присутственных мест переходили архивы упраздненных и реформированных учреждений эпохи Московского царства и Российской Империи XVIII столетия: министерства наследовали архивы бывших столичных коллегий и вошедшие в них архивы московских приказов; архивы {115}

давнего земского и воеводского управления наследованы архивами казенных палат, городских дум, земских управ, губернских и уездных полицейских управлений, городничих, комендантов, уголовных и гражданских палат, уездных судов и др.

Размножение архивов учреждений разных ведомств повлекло за собою издание сепаратных архивных законов по всем ведомствам. Особые законы определяют у нас устройство, деятельность и управление архивов Святейшего Синода, Государственного Совета, Совета и Комитета Министров и Правительствующего Сената^[168], а равно департаментских архивов и архивов разных ведомств, состоящих под высшим управлением министров и под центральным управлением начальников разных наименований, из которых одни подчинены министрам непосредственно, а другие через посредство директоров министерских департаментов; сюда принадлежат московские архивы Министерства иностранных дел, Министерства юстиции, Министерства двора, Московское отделение архива Главного штаба, Московское отделение Синодального архива, Главный Варшавский архив, Киевский, Виленский и Витебский архивы древних актов^[169].

Особые же законы определяют устройство, деятельность и управление архивов местных губернских учреждений, состоящих под управлением губернаторов, управляющих губернскими палатами, архиереев, попечителей учебных округов, воинских начальников и других местных администраторов; а также для архивов Прибалтийского края, Привислинского края, Кавказа, Сибири и разных казачьих управлений^[170]. Организация и деятельность «губернских исторических архивов» определяются также особым законом^[171]. Для определения устройства, деятельности и порядка управления и контроля архивов учреждений общественных, сословных, земских, монастырских, а также архивов ученых и промышленных обществ никаких законов и правил у нас не имеется.

Разрозненность, отрывочность, темнота и противоречия сепаратных русских законов еще более расширяются Высочайше утвержденными министерскими регламентами хранения архивных материалов и {116}

уничтожения ненужных дел, изданными в разное время для учреждений разных ведомств ввиду заваленности канцелярских помещений устаревшими актами делопроизводства^[172].

По количеству учреждений, обязанных по закону хранить свои окончательно решенные дела, в Петербурге и Москве должны существовать не менее 500 архивов при высших, центральных и местных учреждениях; а приблизительно верное понятие о количестве архивов в наших губернских и уездных городах дает нижеследующий расчет.

На русской территории насчитывается 103 губернских и областных и 815 уездных городов. В каждом губернском и областном городе, по требованию 57–64 статей «Общего учреждения губернского»^[173], канцелярии, по крайней мере, 15 учреждений должны иметь «текущие архивы» и «окончательные архивы»: губернского правления, казенной палаты, контрольной палаты, управления государственными имуществами, межевой, консистории, полицейского управления, управления путей сообщения, учебных учреждений, дворянского депутатского собрания, городского управления, земского управления, конторы государственного банка, военного ведомства и судебного ведомства; а всего в губернских и областных городах должно существовать не менее 103*15=1545 архивов; в каждом уездном городе должны быть архивы, по крайней мере, при десяти канцеляриях уездных учреждений: полицейского управления, казначейства, духовного ведомства, учебного ведомства, дворянства, города, земства, военного ведомства, межевой и судебных учреждений; всего же в уездных городах должно быть не менее 815*10=8150 архивов; к числу местных архивов дóлжно прибавить еще 18 012 хранилищ актов делопроизводства волостных правлений; а тогда получим 1 545 + 8 150 + 18 012 = 27 707 местных архивов. К этому числу дóлжно прибавить еще архивы канцелярий окружных, таможенных и портовых учреждений, а также благотворительных, промышленных, монастырские, железнодорожные и многих комиссий и комитетов; таких архивов на всем пространстве русской земли не менее двух тысяч. Следовательно, количество разрозненных канцелярских «окончательных архивов» столичных, областных, окружных, губернских, волостных и других правительственных и общественных учреждений в России должно простираться до тридцати тысяч.

Неисполнимость закона

Наше законодательство требует, чтобы каждый департамент министерства имел свой архив и своих архивариусов, обязанных хранить {117}

архивные материалы в полной сохранности, с алфавитами и описями дел по содержанию и по годам их производства^[174]; а каждое губернское, уездное и городское присутственное место должно иметь два архива: «архив текущий (регистратуру) и архив окончательный»; в архив окончательный поступают: 1) все дела, окончательно решенные и исполненные; 2) дела, по которым участвующие не явились в положенный срок; 3) книги и документы, ненужные для текущего производства и справок; никакие оконченные дела не могут быть удерживаемы в канцелярии без сдачи в архив более трех лет после их окончания; всем делам, в архиве состоящим, содержится опись по алфавиту и по номерам, дабы в случае справок не было затруднения в приискании и никакое дело не могло утратиться; присутствующие имеют непременную обязанность свидетельствовать архив не менее одного раза в год^[175].

Понятие нашего законодательства о качестве архивного помещения выражается в следующем постановлении: «Помещение архива должно быть просторное, сухое, со сводами, с каменными или кирпичными полами, с отдушниками в противоположном направлении для очистки воздуха; а притом теплое, с духовыми или иного устройства печами, которые топились бы из подвалов, коридоров или вообще вне самого помещения. Дела должны храниться, смотря по средствам, в шкафах или на полках, устроенных рядами так, чтобы между ними был свободный проход»^[176].

Допустим, что исполнение требований закона по хранению в исправности и целости архива уездного учреждения, т.е. содержание помещения, хранителя и описание решенных дел «по алфавиту и номерам», будет стоить только 500 рублей в год; тогда хранение 8 150 архивов уездных городов требует ежегодного расхода в размере 8 150 * 500 = 4 075 000. Хранение и содержание в порядке архивов губернских и столичных правительственных и общественных учреждений, полагая на каждый из них только 1000 рублей в год, требует ежегодного расхода 2 045 * 1 000 = 2 045 000. К этим суммам дóлжно прибавить еще, по крайней мере, 3 602 400 рублей на хранение и описание 18 012 архивов волостных, полагая только 200 рублей на каждый из них, и миллион рублей на 2 000 архивов таможенных, окружных, портовых, железнодорожных, благотворительных обществ, монастырских и разных комитетов и комиссий, полагая на каждый только 500 рублей. Сложивши вышеуказанные суммы содержания столичных, губернских, уездных, областных и волостных учреждений, мы получим более 10 миллионов годичного расхода. К этому {118}

ежегодному расходу дóлжно прибавить еще многомиллионный единовременный расход на первоначальное устройство 30 тысяч архивных помещений, «просторных, сухих, со сводами, с каменными или кирпичными полами, с отдушниками для очистки воздуха, а притом теплых». Само собою разумеется, что никакое государство не может давать ежегодно десять миллионов на хранение и описание тридцати тысяч разрозненных архивов; а по недостатку материальных средств архивное дело в России должно было придти к тому нестроению, какое характеризуют нижеследующие факты^[177].

Результаты современного архивного нестроения в России

Естественным следствием отсутствия в России нашего времени ученых архивистов, описей архивов древних актов, общего для архивов всех ведомств законодательства, управления и контроля и централизации архивных материалов являются фальсификация и растрата документального народного имущества посредством расхищения, сожжения и распродажи на бумажные фабрики.

Фальсификация архивных документов

19-го декабря 1833 года был издан Высочайший указ, в котором сказано: «По дошедшему сведению о существующих в Вильне и по Самогитским уездам злоупотреблениях в подделке архивных документов для доказательства дворянского достоинства, произведены были о сем, по Высочайшему повелению, розыскания, открыты виновные и соучастники их по изъясненному делу, так и самые преступления сих лиц, из коих 9 содержатся под стражей»^[178]. Назначены были комиссии для поверки и описания архивов западных {119}

губерний, состоявшие из местных стряпчих, уездных предводителей дворянства, офицеров корпуса жандармов и воинских начальников. Эти комиссии принесли более вреда, нежели пользы; из актовых книг, проверенных и штемпелеванных комиссиями, стало еще легче и удобнее черпать юридические доказательства мнимых прав, вставляя в актовые книги подложные документы, по которым сотни тысяч разночинцев были признаны русским правительством в дворянском достоинстве, а целые поселения крестьянских обществ и мещан и крупные участки казенных лесов и других земель перешли в собственность частных лиц^[179].

В 1862 году в Северо-Западном крае была снова обнаружена «фабрика древних актов, успевшая даровать дворянство массе разночинцев и дворовой челяди»^[180]; а в 1867 году и в Киевском архиве древних актов были обнаружены такие же злоупотребления. Комиссия, назначенная по этому делу из чиновников разных ведомств, должна была определить, какие роды получили дворянство по подложным архивным актам; но комиссия признала себя неспособною для решения этой задачи. Тогда, в 1868 году, была учреждена комиссия при Киевском университете, состоявшая из трех профессоров и архивариуса; но и эта комиссия сказанную задачу признала для себя непосильною. Сообщая о том киевскому генерал-губернатору, университет высказал, что «поверка подлинности древних актовых книг требует особых специальных сведений и опытности, которыми не располагают члены университета». Университет указал на бывшего ректора Н. Д. Иванишева как на «лицо, едва ли не более всех в России сведущее и опытное в исследовании актовых книг». Но Иванишев на предложение генерал-губернатора принять участие в трудах университетской комиссии отвечал, что он не может принять на себя проверки испорченных актовых книг этого архива, потому что не может определить признаков, по которым можно было бы отличить подлинные акты XVIII века от подложных. Генерал-губернатор просил тогда министра юстиции присоединить к киевской комиссии для поверки актовых книг «кого-либо из состоящих в архиве Литовской метрики при Сенате или других архивах». От министра юстиции последовал отзыв 9 ноября 1869 года такого содержания: «К командированию кого-либо со стороны министерства в комиссию при Киевском университете встречается затруднение, за неимением в составе министерства таких лиц, на коих означенное поручение могло бы быть возложено». Вслед за тем, по представлению министра юстиции, было издано Высочайшее повеление 30 октября 1869 года, воспретившее производство в депутатских собраниях и {120}

в Герольдии дел о дворянстве, основанных на документах Киевского центрального архива^[181]. Факт, хорошо характеризующий современное состояние архивного дела в России: два министерства, народного просвещения и юстиции, стоящие во главе управления важнейших государственных архивов древних актов, не нашли в своей среде людей, настолько сведущих в палеографии и дипломатике, чтобы можно было воспользоваться их знаниями для отделения подложных актов XVIII века от подлинных; по представлению министра юстиции издается Высочайший указ, воспретивший государственному народонаселению пользоваться для доказательства своих прав документами государственного архива, состоящего под управлением министра народного просвещения.

Зло фальсификации архивных документов распространяется в нашем государстве. В настоящее время производится в Сенате дело, начатое 3 года тому назад, «о подделке в широких размерах дворянских документов и грамот в архиве Кутаисского дворянского депутатского собрания. Дело это изо дня в день разрастается, подобно кому снега, скатывающемуся с лавины… Это – целая эпопея мошеннических похождений разных авантюристов, думавших фабрикацией дворян озолотить себя; но дело сорвалось, и все деятели Кутаисской экспедиции заготовления дворянских документов и грамот имеретинского царя Соломона и владетелей Мингрелии князей Давида и Леона Дадиани привлечены к уголовной ответственности…»^[182] Чем кончится это дело? Вероятно, тем, чем кончались подобные дела в предыдущие годы… Может быть, уже близко время, когда потребуется издание общего закона о воспрещении государственному народонаселению пользоваться актами удостоверения и укрепления личных и имущественных прав, хранящимися в государственных архивах Российской Империи.

Расхищение и умышленное сожжение государственных архивных материалов

Рядом с фальсификацией архивных документов развивается в нашем отечестве другое зло: расхищение государственных архивов. В частных руках образовались драгоценные коллекции древних рукописей, составленные из документов, похищенных из архивов правительственных учреждений; одни из таких коллекций уходят за границу; другие гибнут по смерти своих владельцев, расходясь по рукам, на макулатуру и обертки; третьи возвращаются в правительственные учреждения, но уже за плату из средств Го-{121}

сударственного казначейства. Одно из таких собраний древних рукописей, похищенных из правительственных и монастырских архивов, было куплено на средства казны за сто тысяч рублей; другое драгоценное собрание юридических актов, заключающее в себе более трех тысяч документов XV–XVIII столетий, похищенных из государственных архивов, куплено из частных рук Московским Румянцевским музеем; известный в Москве собиратель древностей издает богатую коллекцию исторических документов 1812 года, похищенных из архива Московского губернского правления… Такому же расхищению «подлежат» и провинциальные архивы: «Наиболее древнее и ценное уже выбрано из архивов… Кроме просвещенных собирателей… есть букинисты, собиратели-кулаки, которые скупают редкие старые бумаги, развозят их по всей Руси святой и продают там и тому, кто и где больше даст…»^[183]. Комиссия, назначенная для разбора и описания московских архивов, состоящих в ведомстве министерств Двора, Юстиции и Внутренних дел, нашла, что в них «многие дела истлели от сырости, другие валялись без всяких описей и расхищались сторожами… Архивы Министерства двора, вмещающие в себе документы, начиная с XVI столетия, пострадали и от чиновников, которым поручено было приведение этих документов в порядок: чтобы облегчить неприятную работу, они стали топить печи связками древних документов. Тогда в значительной степени погибли или пострадали документы приказов: Большого дворца, Конюшенного, Челобитного, Аптекарского и других учреждений Московского государства»^[184]. Хранители Московского дворцового архива дарили столбцы «на память» посетителям этого архива^[185]. Клинский уездный суд, долженствовавший передать с описями документы своего архива по 1800 год в Московский архив Министерства юстиции, за неимением в своей среде лиц, способных читать и описывать древние акты, предал сожжению все столбцы своего архива^[186]. Хранители архива древних актов в городе Воротынске топили печи древними свитками^[187]. Книги Виленского г[о]родского суда, Бог знает кем и для чего, были вырваны из переплетов, порваны, перемешаны и брошены в подвал… В архивах судов Гродненского и Брестского умышленно сожжены все актовые книги, близкие по времени к 1596 году, началу унии и Брестского собора…^[188]. {122}

Уничтожение государственных архивов пожарами и сыростью

Множество архивных материалов России погибло и гибнет не только от невежества и недобросовестности архивных хранителей, но и от естественных бедствий, обусловленных недостатками архивных помещений, не соответствующих качествам архивных хранилищ, требуемых законом и наукою.

В первой половине истекшего столетия переполнение канцелярий действующих учреждений новыми актами делопроизводства имело своим следствием передвижение архивных материалов из «каменных архивных палат»^[189] в сырые, холодные и темные подвалы и на чердаки, в деревянные сараи и в крепостные башни^[190], где архивные документы, брошенные в беспорядке, оставались десятилетия, не принося никакой пользы, и гибли массами от пожаров и сырости. Пожары истребили: в Казани – губернский архив, заключавший в себе исторические акты XVI–XVIII столетий^[191]; такой же архив в Орле^[192]; архив Министерства государственных имуществ в Рязани^[193]; в Симбирске (1864) сгорели архивы всех учреждений^[194], в Иркутске (1879 г.) – архивы учреждений Министерства финансов и других ведомств^[195], в Невле (1897 г.) – архив городской управы^[196], в Борисове – архивы всех учреждений; сгорели архивы казенных палат – Екатеринославской по 1840 год, Волынской по 1877 г. и мн. др.^[197].

Вода столько же интенсивно, как и огонь, разрушает у нас государственные архивные материалы, хранящиеся в помещениях, не соответствующих хранилищам рукописей. В сырых помещениях документы приходят в то состояние, в каком они недавно были найдены в двух московских крепостных башнях: в одной из них «весь пол, по крайней мере, аршина на полтора от земли, был покрыт грудой истлевших дел… бумага истлела до того, что при перевертывании страницы в руке оставался добрый клочок ее; лист к листу приклеивался целой культурой плесени; по приблизительному расчету, вся эта груда дел должна составить 25–30 возов – един-{123}

вено возможная мерка»^[198]. Такая же судьба ожидает и все наши архивы, помещенные на чердаках и в сырых подвалах, сараях и крепостных башнях, поливаемые дождем и покрываемые снегом, хранящиеся в зданиях без окошек и дверей. Часть консисторского архива в Костроме сгорела вместе с помещением консистории, а другая часть его помещена в башне Ипатьевского монастыря; отдельного хода в эту башню нет, нужно войти сначала в башню, выстроенную над воротами, а из нее уже по стене можно пройти в круглую башню, где хранится архив… Башня освещается тремя небольшими оконцами, без стекол и сеток, благодаря чему на документы садятся наносимые ветром пыль, снег и оставляют следы голуби^[199]. Недавно графиня П. С. Уварова нашла Смоленский архив, состоящий в ведомстве Министерства внутренних дел, помещенным в крепостной башне, без окошек, с трещинами, поливаемым сверху дождями, а снизу расхищаемым чрез пролом в стене башни, ведущий в ров и на огороды. По поводу замечаний графини Уваровой о непристойности такого хранения государственного архива местный администратор отвечал, что у него нет средств на сторожей для архива, что наши архивы «везде подлежат расхищению»…

Уничтожение архивов по министерским регламентам

Во второй половине истекшего столетия помещения канцелярий действующих учреждений до того переполнились деловыми бумагами нового времени, что трудно было размещаться канцелярским чиновникам; а передвигать устаревшие делопроизводства в свободные подвалы, на чердаки, в сараи и башни было невозможно, потому что таких помещений уже недоставало. Приходилось нанимать помещения для архивов, а на этот предмет не полагалось средств в канцелярских штатах. Тогда многие провинциальные учреждения очутились в том положении, в каком ныне находятся, например, Нижегородская палата и Московское губернское правление, обратившиеся в Московский архив Министерства юстиции с просьбою принять на хранение их архивы, так как иначе им грозит уничтожение. В отношении Нижегородской казенной палаты от 20 декабря 1899 года говорится: «Настоящее помещение архива казенной палаты, нанятое в частном доме, сырое, тесное и небезопасное в пожарном отношении, не может быть признано соответствующим своему назначению и не гарантирует полной целости и сохранности находящихся в {124} нем дел палаты; найти же подходящее для архива помещение в городе Нижнем Новгороде представляется делом крайне затруднительным. Казенная палата, препровождая при сем описи архивных дел с 1800 по 1850 год, имеет честь просить Московский архив Министерства юстиции, не признает ли он возможным принять к себе на хранение все означенные дела, в количестве 1236 томов»^[200].

При таких условиях потекли из канцелярий действующих провинциальных учреждений в министерства настоятельные ходатайства о средствах на хранение архивов; а за отказом в таких средствах – об освобождении канцелярских помещений от старых дел какими бы то ни было способами. В министерствах был принят способ, противный принципам архивоведéния в культурных государствах нашего времени: уничтожение дел более древних архивных материалов посредством продажи на бумажные фабрики для переделки на картон.

В видах сбережения средств Государственного казначейства, потребных на содержание помещений и хранителей множества наших разрозненных архивов, все ведомства провели чрез Комитет Министров регламенты хранения и уничтожения архивных дел^[201], на основании которых все министры стали подписывать смертные приговоры архивам учреждений своего ведомства, виновным в том, что они требовали помещений для своего существования. Эту практику начало Министерство финансов, упорно отказывавшее и другим ведомствам в средствах на хранение множества архивов в целости и порядке, требуемых законом, и тем побудившее все ведомства следовать своему примеру: продавать архивы на бумажные фабрики. В половине истекшего столетия дело продажи государственных архивных материалов было ведено тайно, ввиду общего закона, требующего хранить архивы в целости и порядке; а ныне, под покровом министерских регламентов, уничтожение архивных дел стало открытым, ведется часто даже не келейно (посредством по-{125} стоянных покупателей «с пуда»), а гласно, с публикациями в газетах, имеющими своею целью вызвать конкуренцию в покупке памятников нашей истории. Факты этого рода, попадающие в печать, показывают ясно, что практика нашего времени в недалеком будущем приведет к полному разрушению государственных провинциальных и столичных архивных фондов, состоящих при канцеляриях действующих учреждений, если власть имеющие не остановят немедленно этого разрушения по единодушной мольбе о том 500 голосов ученого русского съезда 1899 года:

«В архиве Псковской казенной палаты хранилось множество древних актов юридического содержания, большею частью XVII века. Это было громадное хранилище, начинавшееся актами со времени Иоанна Грозного и состоявшее из миллиона дел, столбцов, книг и вязок. Документы этого архива заключали в себе в высшей степени ценные исторические, экономические и топографические данные. Несмотря на это, Министерство финансов разрешило продать этот архив с публичных торгов». Из проданного на пуды государственного архива секретарю Псковского статистического комитета удалось отобрать и спасти несколько десятков отрывочных столбцов от переделки на картон^[202].

«Недавно из Витебского губернского правления назначено было в продажу более тысячи пудов старинных дел, и в том числе бумаги двух генерал-губернаторов по губерниям Витебской, Могилевской, Минской и Виленской. Эти документы были хорошей сохранности и богаты своим содержанием; они были сшиты в большие книги и большею частью переплетены»^[203].

«В 1881–83 гг. было отправлено в Ригу до трех тысяч пудов древних документов Полоцкого наместничества XVI–XVIII столетий по 1732 год. В громадной массе этих бумаг, никем не разобранных, хранились документы очень важные и очень древние»^[204].

До 1890 года в здании Оренбургской казенной палаты хранился архив упраздненного Оренбургского генерал-губернатора, содержавший в себе более ста тысяч дел практического и научного интереса. В 1890 году с этим архивом «случилась неожиданная катастрофа: вновь прибывший управляющий казенною палатою, желая занять все здание под палату и казначейство, выдворил генерал-губернаторский архив в сырые подвалы и лавки гостиного двора, принадлежавшего городу; при спешной перевозке был совершенно нарушен порядок, введенный в распределение дел по отделам, и многие архивные описи были утеряны». В 1897 году ге-{126}

нерал-губернаторский архив поступил в бесконтрольное распоряжение Оренбургской архивной комиссии. В 1897 году «комиссия приступила к разбору своего архива», в течение двух лет разобрала 18 430 дел, назначила к уничтожению 13 863 дела и устроила в гостином дворе свою лавочку для розничной продажи государственных архивных материалов^[205].

«В архив Виленского окружного суда перешли книги и дела прежних дореформенных судебных установлений. Из них, по разборке, 904 книги и 5 100 дел признаны подлежащими уничтожению. Назначены на 24 марта торги на продажу книг и дел, подлежащих уничтожению»^[206].

«В Нижнем Новгороде из числа оставшихся от бывших уездных судов дел, заключавших в себе и дела о керженском расколе, из Ивановской башни, где еще не разобранные дела лежали сложенными, как дрова, продано с лишком 30 возов архивных бумаг»^[207].

«Варшава. В архиве здешнего губернского правления находятся старинные книги и акты, в том числе много документов бывшего воеводства Варшавского. Есть там акты, относящиеся ко временам прусским; переписка, касающаяся передвижения войск; распоряжения властей разных эпох и т.д. Общий вес этих документов доходит до 400 пудов. Все эти акты, не имеющие значения для губернского правления, назначены в продажу с аукциона на 17-е января. Акты оценены в 500 руб. (Wiek.)»^[208]. По этой публикации, телеграммами от 4-го января, Московское археологическое общество и управляющий Московским архивом Министерством юстиции просили варшавского генерал-губернатора приостановить продажу, назначенную на на 17-е января. В ответ управляющий архивом получил частное сообщение, что продажа состоялась 7-го января. По справкам Московского археологического общества, покупщиком оказался один из московских торговцев древностями.

В последнем заседании Московского археологического общества было доложено письмо графа Шереметева, сообщавшее о продаже в частные руки нескольких возов дел архива Звенигородского полицейского управления, случайно встреченных на улице и перекупленных графом от первого покупщика – посадского человека.

«Как уничтожаются у нас старинные дела и документы даже в столицах, показывает сообщенный на днях в одной петербургской газете факт продажи нескольких сотен пудов старых дел {127}

из полицейского архива петербургского градоначальства, в том числе и всех архивных дел управления петербургской сыскной полиции до 1885 года, благодаря чему исчезла масса ценного материала для истории быта столицы (дела уголовные, семейные, секретные и т.п.). Факт этот подтверждает еще раз заявленную уже неоднократно на археологических съездах и в археологических обществах необходимость выработать общие правила для уничтожения старых дел, непременно при участии ученых архивистов, и озаботиться устройством и упорядочением архивов. В Москве случаи продажи старых дел на пуды повторяются, и лишь случайно удается иногда спасти то или другое дело, купив его в каком-нибудь хламе за бесценок»^[209].

По сообщению московского обер-полицмейстера, судьбу петербургского полицейского архива ожидает в скором времени и московский полицейский архив, потому что он занимает целый дом; а между тем, нет достаточного помещения для должностных занятий полицейских чиновников и для хранения бумаг нового делопроизводства. По заявлению, московского губернатора, такая же участь ожидает часть окончательного архива Московского губернского правления, заключающую в себе документы XVIII столетия, если Московский архив Министерства юстиции откажется приютить их в своем помещении.

«В Государственном контроле окончились занятия по разбору старых дел общего архива Контроля, подлежащих в этом году уничтожению. Предназначены к уничтожению дела, общая масса которых весит более 3 000 пудов»^[210].

В прошедшем 1901 году чиновниками Общего департамента Министерства внутренних дел было отобрано из архива этого министерства более 5 000 пудов дел для продажи с публичных торгов^[211].

Московский окружный суд, по недостатку помещения, предназначил к уничтожению решенные дела своего архива и предложил московскому Юридическому факультету выбрать из них дела, годные для практических занятий студентов; оставлены на хранение в архиве только судебные решения, имеющие практическое значение, извлеченные из дел, отправляемых на бумажную фабрику…

В некоторых старейших городах наших губерний, еще недавно обладавших богатыми и драгоценными архивами древних актов, в настоящее время уже наблюдается полное отсутствие государственных архивных материалов старее сорокалетней давности. {128}

«Недавно одному ученому удалось воспользоваться делами Ярославского архива благодаря только тому, что дела, обреченные специальною архивною комиссиею на истребление, еще не успели истребить; но и эти дела не идут далее сороковых годов настоящего столетия и не представляют особенного интереса; все же, так или иначе касавшееся административного строя и административной практики, обречено на истребление и истреблено»^[212].

«В Новгороде в недалеком прошлом очищались архивы под метелку, дабы дать место вновь поступающим делам. Правда, оставлялись дела, но чисто канцелярского свойства, вроде дел об определении и увольнении чиновников, о их послужных списках; оставлялись они даже на вечное хранение ради справок по отысканию родословных, прав на наследство, дворянство и пр. Что же касается дел, рисующих народную жизнь, им не придавалось никакого значения, и вывозили нашу историю грудами на возах для превращения в картонную бумагу. Для охраны архивов теперь народились архивные комиссии, исторические общества, собрания любителей старины. Одновременно был обнародован и закон, чтобы присутственные места, прежде чем продавать дела, знакомили с ними специальные учреждения. Закон этот исполняется ныне так: отберут дела, напишут им описи и пошлют их на рассмотрение. Общество или комиссия отметит по заголовкам нужные дела и просит выслать; сплошь да рядом определять таким путем интерес дел крайне обманчиво, потому что в ином деле и громкое название, да содержание ничтожное; получив такие дела, обозреватель невольно восклицает: „А мы думали Бог знает что!..“; между тем, дела со скромным заголовком и интересным содержанием остаются и поступают в продажу… Разборка архивов считается в наших присутственных местах машинальной, неважной работой; поэтому сортировать дела поручается полуграмотным чиновникам, которые не в состоянии отделить козлищ от овец, и мера эта бесполезна. Есть такие присутственные места, где или не знают нового архивного закона, или знать его не хотят; там отбираются маленькими чиновниками десятки тысяч „ненужных“ дел и пишутся им для очистки совести краткие описи, потом описи посылаются на разрешение министерства, и дела продаются. Больше покупают евреи; у них можно найти очень интересные дела и документы, которым место в музее. Некоторые исторические общества и комиссии полагают, что в наших архивах все-таки хранятся немаловажные дела; поэтому, например, Московское [археологическое] общество обратилось к присутственным местам с вопросными пунктами об имеющемся материале прежних веков: делах, грамотах, книгах и пр. К со-{129}

жалению, обществу придется разочароваться: многие и очень многие вопросы в длинной программе останутся без ответов, так как прежние новгородские архивы уже в мелочных лавках и на фабриках»^[213].

Изложенные факты легкомысленного уничтожения государственных архивных материалов несомненно доказывают непонимание современным поколением русского общества научной и практической ценности архивов. На глазах администрации и ученого мира, даже с их участием^[214], отправляется на бумажные фабрики богатое содержание архивов правительственных учреждений, наследованное от прошлой жизни нашего отечества, и эти факты, а им числа нет^[215], даже не обращают на себя внимания каких бы то ни было органов нашей государственной власти, как будто русские архивы, состоящие при действующих правительственных и общественных учреждениях, и действительно «подлежат» по закону фальсификации, расхищению и уничтожению; как будто у нас нет законов, требующих хранения архивов в целости и порядке и карающих хищение и всякую растрату архивных материалов, средств науки и документальных доказательств личных и имущественных прав государственного народонаселения.

Но закон наш требует, чтобы каждый департамент и каждое губернское, уездное и городское присутственное место сверх «текущих архивов» – регистратур, – хранилищ актов и документов делопроизводства за последние три года, имели обязательно «окончательные» архивы – хранилища решенных и исполненных дел – и чтобы окончательные архивы хранились в такой целости и таком порядке «дабы ни одно дело не могло утратиться»^[216]. Расхищение, истребление и повреждение документов, хранящихся в архивах присутственных мест, строго караются нашим законом: кто похитит, или с умыслом истребит, или повредит хранимые в присутственном месте документы или иные какого-либо рода бумаги, которые служили или долженствовали служить для доказательства каких-либо прав, тот приговаривается к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири^[217]. {130}

Эти законы, вошедшие и в последнее издание «Свода законов Российской империи», не отменены, а по нашим Основным законам и не могут быть отменены, помимо Государственного Совета, «временными» правилами и положениями Комитета Министров, послужившими на практике архивной службы основами современного разрушения русских архивов.

Современное поколение русского общества не имеет права так легкомысленно уничтожать памятники истории и истории права своей родины только потому, что в его среде еще нет людей, способных понимать, ценить и употреблять на благо своего отечества архивные материалы^[218], наследованные от предков, ценивших свое документальное имущество дороже денежного и передавших его нам для пользования и для передачи в целости и порядке грядущим поколениям.

Где же выход из современного противоречия между законом, требующим хранения государственных архивных материалов в целости и порядке, остающимся мертвою буквою, и практикою архивной службы, подвергающею эти материалы повреждениям, расхищению и разрушению?

Разумный выход из современного противоречия между требованиями закона и практикою архивной службы в России может указать нам только знание прошлого русских архивов и современной постановки архивного дела в государствах Западной Европы, обладающих таким же широким развитием письменного делопроизводства, как наше отечество, но не уничтожающих наследованное от предков документальное народное имущество, а тщательно его сохраняющих в интересах государственных и научных^[219].

 

7-е июля 1902 г.

Д. Самоквасов

{131}

Приложения

I. Разборные, описательные и поверочные архивные комиссии

Комитеты и комиссии, назначенные в 1835 году для упорядочения, разбора и описания московских архивов, состоявших в ведомстве министерств Двора, юстиции и внутренних дел, нашли, что в этих архивах «многие дела истлели от сырости, другие валялись без всяких описей и расхищались сторожами… Архивы Министерства Двора, вмещающие в себе документы, начиная с XVI столетия, пострадали и от чиновников, которым поручено было приведение этих документов в порядок: чтобы облегчить неприятную работу, они стали топить печи древними документами. Тогда в значительной степени погибли или пострадали документы приказов Большого дворца, Конюшенного, Челобитного, Аптекарского и других учреждений Московского государства…»^[220]

Комиссия 1833 г. для разбора и переметы актовых книг подразделилась на три самостоятельные комиссии: первая – для губерний Виленской и Гродненской и области Белостокской, вторая – для губерний Киевской, Волынской и Подольской и третья – для губерний Витебской и Могилевской; каждая из них состояла из чиновников Министерства юстиции, Министерства внутренних дел, корпуса жандармов и местного губернского стряпчего. «Работа комиссий принесла более вреда, чем пользы… Многие листы в пересмотренных актовых книгах остались неперенумерованными; по несколько листов сряду очутились под одним и тем же нумером; чистые страницы оставались неперечеркнутыми (обширное поле для вставок и подделок); поля и пробелы во многих местах были перечеркнуты так небрежно, что на таких местах не замедлили появиться вписанные мелким почерком явно поддельные документы… Промахами и упущениями поверочной комиссии воспользовались мастера подлож-{1}

ных документов и наибольшее число лиц, признанных русским правительством по таким документам в дворянском достоинстве, относится ко времени окончания действий комиссии 1833 года и учреждения новой в 1842 году… На Комиссию 1842 года Высочайшим указом была возложена обязанность проверить подлинность документов в архивах учреждений западных губерний, сосчитать листы, переметить и прошнуровать актовые книги; а членами комиссии были назначены: уездный предводитель дворянства, местный воинский начальник, местный стряпчий и губернский стряпчий, не участвовавший в действиях прежней комиссии. Комиссия разделила древние актовые книги на три категории: книги подлинные – достоверные, книги сомнительные и книги с документами, частью достоверными, частью сомнительными. Свои решения комиссия снабдила печатями и подписями, но без указания оснований своих резолюций; дело, видимо, решалось голословно, как Бог на сердце положит, а между тем оно решалось навсегда; из актовых книг, таким образом проверенных, стало гораздо легче и удобнее, чем прежде, черпать юридические доказательства, вставляя в них подложные документы, и в этой работе фабриканты так изощрились, что самый опытный глаз не сразу узнает подделку…»^[221].

В 1862 году в Северо-Западном крае снова была обнаружена «фабрика древних актов, успевшая даровать дворянство массе разночинцев и дворовой челяди» и имевшая своим следствием издание Высочайшего повеления 1865 года о прекращении всех дел о дворянстве лиц Западного края, основанных на архивных документах^[222]. В 1867 году была учреждена следственная комиссия по делу о злоупотреблениях киевского архивариуса Верминского и его соучастников. Комиссия состояла из старшего чиновника особых поручений киевского генерал-губернатора, советника Губернского правления, жандармского офицера и депутата от Университета св. Владимира. На такую комиссию возложена была задача «произвести следствие о действиях обвиняемых в совершении подлогов и обнаружить все подложные места в актовых книгах Киевского центрального архива». В отношении первой половины своей задачи комиссия тянула непосильное для нее дело 22 года, «не обнаружив ни времени совершения подлогов, ни лиц, виновных в том, и за смертью обвинявшихся в подлогах дело об этом было прекращено»^[223]. В отношении второй половины своей задачи комиссия в 1867 и 1868 годах успела рассмотреть только четыре актовые книги и открыла в них «огромное количество фальшивых актов… {2}

Подлоги сделаны довольно искусно и не сразу заметны; только при внимательном осмотре всего состава книги можно рассмотреть и отличить в них листы первоначальные и подлинный текст их от листов, испорченных перемывкою и перечисткою, а также вставленных впоследствии на место вырванных страниц. На этих-то перечищенных и вставленных листах, а равно на листах, оставшихся в книгах с пробелами, написаны акты фальшивые»^[224]. Следственная комиссия должна была определить, какие роды получили дворянство по документам подложным; но в решении этого дела комиссия признала себя некомпетентною и ходатайствовала об учреждении новой комиссии из среды университетской корпорации, «ввиду того, что обстоятельное исследование древних актовых книг требует знакомства с польским языком и знания истории Юго-Западного края, также для отклонения жалоб со стороны заинтересованных лиц на ошибочность действий следственной комиссии»^[225].

В ответ на это заявление следственной комиссии в помощь ей была учреждена поверочная комиссия 1868 года при Университете св. Владимира, состоявшая из трех профессоров и архивариуса Киевского архива, с задачею: «пересмотреть вновь пересмотренные следственною комиссией актовые книги и проверить составленные ею постановления, а потом делать окончательные заключения о том, в какой мере безошибочны суждения следственной комиссии, и, наконец, определить, какие части актовых книг могут почитаться подлинными и какие подложными, а следовательно, и выданные из архива выписи – неправильными». Рассмотрев четыре актовые книги, представленные следственною комиссией, университетская поверочная комиссия представила генерал-губернатору следующее заключение: «Указанные четыре актовые книги, несомненно, попорчены подлогами; но полное и безошибочное определение подлогов в отдельности требует, одной стороны, специального знакомства с деловым польским языком и письменностью прошлого столетия, с порядком первоначального составления и последующими судьбами актовых книг, хранящихся в архиве, а с другой стороны, близкого знакомства с другими одновременными актовыми книгами в значительном числе. Комиссия, составленная Советом университета, не соединяет в себе указанных условий в такой степени, чтобы произнести в настоящем деле решительное суждение»^[226].

Генерал-губернатор, получив приведенное заключение, обратился к Совету университета и потребовал немедленно назначить новую {3}

комиссию; но в ответ получил от Совета следующий отзыв: «Точное определение подлогов в указанных следственною комиссией актовых книгах и решение, какие именно части этих книг следует считать подлинными и какие подложными, выданные же из них выписи – ничтожными, действительно, не только требуют особых специальных сведений и опытности, но также продолжительного труда, которого не в состоянии принять на себя члены университета при исполнении своих служебных обязанностей». Но ввиду важности дела, Совет университета вновь назначил комиссию из трех профессоров, одного доцента и архивариуса-библиотекаря, с двумя условиями: во-первых, чтобы задача комиссии была ограничена, чтобы ей поручено было только «несомненное удостоверение в попорченности указанных следственною комиссией актовых книг, с означением, по возможности, подложных мест в них, но без исследования сих книг во всем их составе, а тем более без заключения о всякой когда-либо выданной из них выписи»; во-вторых, чтобы генерал-губернатор пригласил от себя для содействия вновь назначенной советской комиссии бывшего ректора университета Н. Д. Иванишева «как лицо, едва ли не более всех в России сведущее и опытное в исследовании актовых книг, а также В. Б. Антоновича, как лицо не только компетентное, но и занимающееся, в качестве эксперта, исследованием этих книг перед следственною комиссией, которой поручено исследование всего настоящего дела»^[227].

На предложение генерал-губернатора принять участие в трудах советской комиссии Н. Д. Иванишев отвечал, «что он до сих пор занимался более древними рукописями, преимущественно актами XVI века; книги же архива, попорченные подлогами, сколько ему известно, относятся к XVIII веку; он не может принять на себя поверки испорченных актовых книг, потому что не может определить признаков, по которым можно было бы отличить подлинные акты XVIII века от подложных». В. Б. Антонович был прикомандирован к поверочной комиссии, хотя ему, как эксперту следственной комиссии, пришлось поверять самого себя в поверочной комиссии. Ввиду таких условий генерал-губернатор Безак просил министра юстиции: «К назначенной Советом университета комиссии присоединить кого-либо из состоящих в архиве Литовской метрики при Сенате или других, занимающихся по преимуществу старинными актами и знающих дело, так как с их только помощью и содействием представляется возможным довести до успешного результата возложенные на советскую комиссию удостоверения»^[228]. {4}

Последовал отзыв министра юстиции, по которому: «К командированию кого-либо со стороны Министерства в комиссию при Киевском университете встречается затруднение, за неимением в составе Министерства таких лиц, на коих означенное поручение могло бы быть возложено»^[229].

Между тем, следственная комиссия открыла новые четыре актовые книги с несомненными подлогами, собрала сведения о количестве выписей, выданных Киевским центральным архивом по 1867 год, и заподозрила в подлогах 777 актовых книг; а министр юстиции, по сношении с герольдмейстером, доложил о сказанных подлогах в древних актовых книгах Государю Императору: последовало Высочайшее Повеление 30-го октября 1869 года о том, чтобы «впредь до окончания дела о подлогах, обнаруженных в актовых книгах, хранящихся в Киевском центральном архиве, приостановить в дворянских депутатских собраниях и в Правительствующем Сенате производство тех дел о дворянстве, к которым представлены документы, засвидетельствованные означенным архивом».

Несмотря на сознание своего бессилия, следственная комиссия должна была продолжать порученную ей работу исследования подлогов в актовых книгах Киевского центрального архива. Эта работа в отношении генерал-губернатора Дрентельна к министру юстиции от 1-го мая 1883 года характеризуется следующими словами: «В течение 15 лет существования этой комиссии членами ее, занимающимися рассмотрением актовых книг безвозмездно, в свободное от прямых своих занятий время, рассмотрено всего только 13 книг. При таком медленном ходе работ для просмотра предназначенных к тому остальных 777 книг потребуется слишком долгий период времени (около 800 лет). При этом нельзя не принять во внимание, что пересмотром этих книг не была бы достигнута цель комиссии – определение всех подложных мест в актовых книгах Киевского архива, так как в делах моей канцелярии есть указания, что фальсификации в этих книгах допускались еще теми учреждениями, в которых они хранились до сосредоточения в 1852 году в центральном архиве, и даже учреждение последнего состоялось, между прочим, с тою целью, чтобы прекратить дальнейшие подлоги в актовых книгах. Собственно, надлежит пересмотреть их все, а таковых книг хранится в Киевском центральном архиве около 6 тысяч. Отсюда очевидно, что задача следственной комиссии для нее недостижима, а потому, признавая дальнейшее существование этой комиссии совершенно бесполезным, я полагал бы ее упразднить».

Таким образом, попытки нашего правительства упорядочить государственные архивы древних актов посредством учреждения комис-{5}

сий разных названий и разного состава оказались бесполезными за отсутствием в государстве ученых архивистов, способных направлять, контролировать и исполнять архивную службу.

II. Проект удостоверения подлинности древних документов

Вследствие затянувшейся работы Киевской следственной комиссии по делу архивных злоупотреблений, обнаруженных в 1867 году, к министру внутренних дел поступили ходатайства киевского губернского предводителя дворянства князя Репнина и киевского генерал-губернатора Дрентельна о разрешении приостановленного Высочайшим повелением 1869 года производства дел о лицах, доказывающих дворянское достоинство на основании документов, хранящихся в Киевском центральном архиве. В ходатайстве князя Репнина от 2-го января 1883 года, между прочим, говорится: «Следует полагать, что решение вопроса о подлогах в смысле утвердительном или отрицательном зависит от недостатка экспертов, роли которых никто из профессоров Университета св. Владимира не пожелал на себя принять, и, судя по мнению председателя следственной комиссии, разрешение этого вопроса не предвидится не только в скором, но и в отдаленном будущем. Однако же, подлогов нельзя предполагать во всех безусловно актах, а между тем неопределенное отдаленное время для разрешения вопроса о подлогах отражается теперь и может неопределенно долго отражаться тяжело на заинтересованных и неповинных лицах». С другой стороны, «статс-секретарем у Принятия прошений были препровождены в Министерство юстиции всеподданнейшие прошения о разрешении искать дворянские права по документам Киевского центрального архива; а по справкам оказалось, что документы этих лиц бесспорно подлинны, но в ходатайствах о дворянстве им было отказано за силою Высочайшего Повеления 30-го октября 1869 года»^[230].

Ввиду настоятельных ходатайств целых дворянских корпораций и отдельных лиц министр юстиции отношением от 22-го марта 1883 года запросил киевского генерал-губернатора о том, «при каких условиях возможно было бы разрешить дальнейший ход дел о дворянстве, по коим представлены выписи из актовых книг и посвидетельствования Киевского центрального архива». За постановкою этого вопроса начались сношения между разными правительственными учреждениями, длившиеся десять лет, и проявление проектов {6}

решения дела, предлагавших учреждение при Киевском центрально архиве разного состава комиссий для определения подлинности документов актовых книг и посвидетельствования архивных выписей. Из проектов, предложенных бывшим киевским генерал-губернатором Дрентельном, Киевскою комиссией для разбора древних актов и Университетом св. Владимира, был составлен министерствами народного просвещения и юстиции проект представления в Государственный Совет, предложенный на рассмотрение Высочайше учрежденной комиссии 1892 года по преобразованию организации и деятельности центральных архивов западных губерний.

В министерском проекте говорится, что деятельности следственной комиссии по подлогам в актовых книгах Киевского центрального архива конца не предвидится в более или менее близком будущем, а потому министр народного просвещения и управляющий Министерством юстиции не могут с своей стороны не присоединиться к мнению генерал-адъютанта Дрентельна о необходимости закрытия означенной комиссии. Прямым следствием закрытия следственной комиссии должна явиться отмена Высочайшего Повеления 30-го октября 1869 года, и дела о дворянстве по документам Киевского центрального архива должны получить дальнейшее направление в установленном порядке. Но архивные выписи из актовых книг, ввиду обнаруженных в них подлогов, без тщательной и всесторонней их поверки не могут иметь доказательной силы, а поверка их по ныне действующему порядку уездным предводителем дворянства и ректором Киевского университета или членом правления оного, с участием архивариуса, не может быть принята на будущее время. Именно такой порядок, предоставивший все дело архивных выписей в руки одного архивариуса, так как остальные лица некомпетентны в этом деле и обременены массою своих служебных обязанностей, имели своим последствием появление своевременно незамеченных выписей из подложных актов. Отсюда же неизбежно вытекает и тот вывод, что все до сего времени выданные из архива выписи необходимо вновь тщательно проверить и сличить с подлинными актами и только после такой проверки выписи эти могут быть принимаемы в соображение при разрешении дел, к коим представлены.

По мнению министерского проекта, задача выдачи архивной выписи распадается на две части: 1) на списание копии с акта и сличение верности ее с подлинником и 2) на удостоверение подлинности того акта, с которого выдается выпись. На будущее время первая обязанность по-прежнему должна лежать на архивариусе, а вторая обязанность, ввиду сложности и важности вопроса, должна быть возложена на особую комиссию, составленную из лиц, обладающих всеми необходимыми для сего познаниями и опытностью. Такую комиссию было бы всего удобнее образовать при Университете св. Владимира, под пред-{7}

седательством ректора университета, из двух профессоров его, по выбору попечителя Киевского учебного округа, заведующего архивом, одного из членов комиссии по разбору древних актов, состоящей при генерал-губернаторе Юго-Западного края, и кого-либо из проживающих в г. Киеве ученых, по представлению правления университета и утверждению попечителя. «При таком составе мнение комиссии всегда может иметь решающее, безапелляционное значение. Заседания проектированной комиссии должны считаться состоявшимися при наличности трех членов; свои решения о подлинности акта комиссия постановляет по большинству голосов, а при равенстве их – голос председателя дает перевес. Свои решения комиссия излагает на выданной выписи за подписью всех лиц, рассматривавших дело. За выпись из каждого акта, засвидетельствованную комиссией, и за каждое сличение представленного акта с хранящимся в архиве документом взимается с просителей особый сбор, по 25 рублей, и этот сбор распределяется попечителем округа между членами комиссии, сообразно их трудам».

Наконец, министерских проект предлагает все дела о дворянстве, решенные Правительствующим Сенатом и дворянскими депутатскими собраниями по выпискам из актовых книг Киевского центрального архива, вновь подвергнуть пересмотру, не стесняясь постановленными по этим делам и вошедшими в законную силу определениями, на основании следующих правил: «Предоставляется заинтересованным лицам в течение двух лет обращаться к заведывающему архивом с просьбою о производстве засвидетельствования подлинности акта, к коему выпись относится, или о выдаче новой выписи, и архивариус выдает просителю удостоверение о подаче такой просьбы. Новую выпись по делу архивариус сообщает в поверочную комиссию и ее заключение представляет в подлежащее Дворянское депутатское собрание, а последнее приступает к пересмотру дела и постановляет по оному новое решение. Если в течение трех лет со дня издания настоящих правил Дворянское депутатское собрание не получит требуемых сообщений архивариуса, то оно само приступает к пересмотру дел о дворянстве в тех частях, до коих относятся выданные из Киевского центрального архива выписи, и постановляет по оным решения как точно, как бы к ним никаких архивных выписей представлено не было, и в дальнейшем поступает по установленному в законе порядку, то есть исключает из Дворянской родословной книги все роды, внесенные в нее по архивным непроверенным выписям».

Ознакомившись с содержанием изложенного проекта, Высочайше учрежденная комиссия 1892 [года] единогласно пришла к нижеследующим заключениям:

I. Проектируемая министерствами народного просвещения и юсти-{8}

ции экспертная комиссия для поверки архивных выписей представляет собою повторение неоднократно учреждавшихся комиссий для определения подложных документов Киевского центрального архива и поверки архивных выписей; а деятельность таких комиссий всегда оказывалась на практике совершенно безуспешной. В частности, проектируемая комиссия представляет собою копию университетской поверочной комиссии 1868 года, признавшей себя некомпетентною в решении вопроса о подлогах в древних актовых книгах. Подобно этой комиссии, проектируемая комиссия будет состоять из лиц, занятых исполнением своих прямых служебных обязанностей и не имеющих специальных палеографических и дипломатических знаний, необходимых для определения подложных документов в древних актовых книгах. С другой стороны, министерский проект, предоставляя в каждом отдельном случае решение вопроса о подложном документе комиссии из трех лиц, с непременным участием архивариуса и под председательством ректора или члена университетского правления, решающего дело при разделении голосов, в действительности устанавливает порядок поверки и свидетельствования архивных выписей, принятый законом 1852 года, оказавшийся на практике несостоятельным; на практике, как и прежде, решать дело будет один архивариус.

II. Отмена Высочайшего повеления 30-го октября 1869 года и дальнейшее производство дел о дворянстве по выписям из актовых книг Киевского центрального архива возможны только в том случае, когда выдача архивных выписей по требованиям присутственных мест и прошениям частных лиц, по примеру Московского архива Министерства юстиции, будет поручена штату архивных чиновников, проектированному Высочайше учрежденной комиссией 1892 года, состоящему из чиновников с высшим образованием, специальными архивными сведениями и сносным содержанием.

III. По отношению к справкам и выписям из документов центральных архивов западных губерний должны быть установлены следующие правила:

1) Требования присутственных мест и прошения частных лиц о выдаче справок и выписей высылаются по почте или подаются лично архивариусу. Справку и выпись изготовляют архивариус или помощники архивариуса по всем документам, к делу относящимся, причем отмечаются документы подлинные, сомнительные и подложные, с указанием признаков подлога. Справки и выписи проверяются двумя архивными чиновниками по всем документам, в них указанным, подписываются архивариусом и двумя его помощниками и с печатью архива высылаются архивариусом по почте или выдаются лично просителям. Точные копии справок и выписей с подписями архивариуса и двух помощников архивариуса хранятся в архиве. {9}

2) Входящим в архив требованиям присутственных мест и прошениям частных лиц и исходящим из архива справкам и выписям ведется журнал. В выдаче справок и выписей соблюдается очередь по времени поступления в архив требований и прошений. В годичном отчете о деятельности архива, представляемом в Киеве чрез Университет св. Владимира, а Вильне чрез попечителя учебного округа министру народного просвещения, означается количество справок и выписей, выданных из архива в течение года из документов подлинных, сомнительных и подложных.

3) Справки и выписи из древних документов, выдаваемые архивом по прошениям частных лиц, сверх установленной гербовой пошлины оплачиваются особым сбором в размере трех рублей за первый лист и одного рубля за каждый последующий лист, каковой сбор обращается в специальные средства архива. Независимо от того, как в Московском архиве Министерства юстиции по отделению Польско-Литовской Метрики, за выпись акта и за сличение предоставленного просителем акта с хранящимся в архиве документом взимается пошлина в казну, в количестве пяти рублей отдельно за каждую выпись и каждую поверку акта.

IV. Относительно дел о дворянстве, приостановленных законом 30-го октября 1869 года и решенных до издания этого закона дворянскими депутатскими собраниями и Правительствующим Сенатом по выписям из актовых книг Киевского и Виленского центральных архивов, должны быть приняты следующие правила:

1) Документы архива, из которых были представлены выписи к производству дел о дворянстве, приостановленных на основании Высочайшего Повеления 30-го октября 1869 года, немедленно пересматриваются составом архивных чиновников, проектированным комиссией 1892 года, а результат пересмотра с показанием документов подлинных, сомнительных и подложных и признаков фальсификации каждого документа, к делам относящегося, сообщается Департаменту герольдии для зависящих от него распоряжений.

2) Дела о дворянстве, решенные дворянскими депутатскими собраниями и Правительствующим Сенатом по архивным выписям, пересматриваются по мере получаемых Департаментом герольдии архивных описей с указаниями на фальсификацию документов, из которых были сделаны архивные выписи, представленные к производству сказанных дел. Опись с указанием документов подлинных, сомнительных и подложных должна быть начата архивами с тех отделов, в которых заключаются попорченные подлогами актовые книги. {10}

3) В случаях, когда архив отказывается дать категорическое заключение о подлинности или подложности документа, такой документ по требованию Департамента герольдии Правительствующего Сената высылается архивом для экспертизы в Правительствующий Сенат.

III. Проект «Правил о решенных делах», предложенный Министерством путей сообщения и одобренный Комиссией по устройству архивов 1873 года

§ 1. Все вообще оконченные по ведомству путей сообщения дела относительно времени хранения их в архиве министерства разделяются на три разряда:

К первому разряду принадлежат дела, состоящие из канцелярской или справочной переписки, в которой не может встретиться надобности в служебном и научном отношениях.

Ко второму разряду относятся дела по личному составу, а также дела, возникшие и оконченные в пределах ведения департаментов и равных им или низших учреждений, если в помянутых делах не может встретиться надобности в служебном отношении и если они не представляют важности в историческом, статистическом, техническом или вообще ученом отношении.

К третьему разряду относятся дела, восходившие на разрешение министра или его товарища и высших государственных учреждений, и кроме того:

1. Высочайшие указы, подлинные Высочайшие повеления и всеподданнейшие доклады.

2. Дела, заключающие в себе переписку об издании нового закона, положения или о разрешении вопросов и обстоятельств, относящихся ко всему ведомству путей сообщения.

3. Дела, имеющие важность в историческом, статистическом, техническом и вообще ученом отношении, включая сюда замечательные в каком-либо отношении проекты и предположения правительственных мест и частных лиц, хотя и не приведенные в исполнение, но рассмотренные или одобренные министерством.

4. Дела о приобретении или отчуждении недвижимых имуществ.

5. Общие именные о военных и гражданских чинах и формулярные списки чинов ведомства путей сообщения.

6. Технические отчеты, как годовые, так и полные, технические отчетности, утвержденные проекты и сметы и прочие документы, служащие сведениями о времени и способах устройства сооружений. {11}

7. Подлинные о происхождении лиц документы.

8. Входящие и исходящие журналы по департаментам, техническим комитетам и равным им учреждениям и алфавиты делам, входящим и исходящим бумагам.

9. Дела секретные.

Примечание. Сообразно тому, как распределяются дела, должны быть распределены и принадлежащие к ним ведомости, срочные и иные книги, планы, рисунки и чертежи.

§ 2. Дела первого разряда уничтожаются по сдаче их из департаментов и других учреждений в архив.

Дела второго разряда сохраняются в архиве в течение десяти лет по сдаче их в архив.

Дела третьего разряда назначаются к вечному хранению.

§ 3. Директора департаментов, председатели технических комитетов, начальники округов и соответствующие означенным лицам начальники иных управлений ведомства путей сообщения обязаны представить на утверждение министра подробное наставление, которое бы служило основанием разбору и распределению дел по разрядам. Наставление, не ограничиваясь общими выражениями, должно определять с категорическою точностию и во всей подробности роды дел и документов, подлежащих временному хранению или уничтожению, с тем, чтобы документы, не упомянутые в составленном на этом основании расписании, были бы относимы к числу подлежащих вечному хранению.

§ 4. Наставления эти сообщаются в архивы ведомства для сведения и руководства.

§ 5. Изложенные в предшествующих статьях правила распространяются на все учреждения, подведомственные министру путей сообщения, имеющие свои архивы.

§ 6. По истечении каждого года делопроизводители или начальники отделений распределяют оконченные производством дела на три разряда, сообразно § 1 сих правил и «Наставлению для разбора и распределения дел по разрядам», и по каждому разряду отдельно составляют в двух экземплярах особую сдаточную опись.

§ 7. В сдаточных описях дел, предназначенных к сдаче в архив, должны быть обозначены №№, под которыми дела записаны в общих реестрах дел отделений или делопроизводств. Допускается хранение не всего дела, а только существенно важных частей его.

Пересмотр дела, приготовление его к хранению и указания, какие части дела могут быть изъяты от хранения, лежат на обязанности делопроизводителей и начальников отделений департаментов и окружных правлений. {12}

§ 8. По приготовлении дел, назначенных к сдаче в архив, и написании сдаточных ведомостей последние представляются на утверждение директоров департаментов, председателей технических комитетов и других отдельных начальников, и буде они найдут сдаточные описи составленными правильно, разрешают собственноручною подписью передачу дел в архив.

§ 9. Один экземпляр сдаточных описей с распискою начальника архива в приеме дел хранится в подлежащих отделениях департаментов и других учреждений министерства, а другой остается в архиве, при делах, и входит в архивную опись.

§ 10. По приеме в архиве дел всех трех разрядов начальник архива испрашивает по начальству разрешения:

1. О сделании распоряжения для продажи с публичного торга вновь поступивших в архив дел 1-го разряда.

2. О сделании распоряжения к просмотру в подлежащих учреждениях сдаточных описей делам второго разряда, коим минул назначенный для них срок десятилетнего хранения, с тем, что, буде между ними окажутся дела, кои следует хранить долее, то таковым делам продолжать хранение еще на 10 лет, или же перенести в 3-й разряд, для вечного хранения; те же дела 2-го разряда, коим истек десятилетний срок и которые уже не представляются нужными, продать с публичных торгов^[231].

 

Этот проект был внесен в Комитет Министров министром путей сообщения генерал-адъютантом Посьетом при отношении от 27 октября 1878 года (№ 9767). В журналы Комитета от 5 и 19 декабря того же года по этому делу занесено следующее^[232]:

«При рассмотрении этого дела Комитет Министров выслушал заявление сенатора тайного советника Калачова, приглашенного в заседание Комитета в качестве председателя Высочайше учрежденной при Министерстве народного просвещения комиссии об устройстве архивов.

Тайный советник Калачов объяснил, что одну из действительных мер к приведению в надлежащий порядок архивов составило бы бесспорно установление таких правил о порядке хранения и уничтожения архивных дел, которые были бы сообразованы не только с потребностями отдельных ведомств, но и с интересами науки, в видах сохранения драгоценных для нее дел и документов. Посему находящаяся под председательством тайного советника Калачова комиссия, приняв во внимание, что в настоящее время нет вполне определительных по сему предмету постановлений, признала полезным выработать некоторые для всех ведомств общие указания, которые могли бы служить для них руководством в {13}

дальнейшем ходе архивного дела. Представленный же ныне Министерством путей сообщений проект правил о решенных делах, по мнению комиссии, согласован с упомянутыми общими указаниями.

Комитет, признавая с своей стороны вопрос о правильном хранении и уничтожении архивных дел существенно важным как для нужд самих ведомств, так и в интересах науки, находит, что установление по сему предмету общих начал, обязательных для всех частей управления, было бы весьма желательным. По мнению Комитета, в случае издания подобных общих начал каждое отдельное ведомство имело бы возможность сообразить порядок применения их к своим делам соответственно значению и роду сих дел. Проектирование таких главных начал было бы, по мнению Комитета, всего удобнее предоставить существующей уже комиссии об устройстве архивов, составленной из представителей всех ведомств и занимавшейся уже этим предметом. Притом, так как означенная комиссия состоит при Министерстве народного просвещения, то внесение проекта упомянутых начал, по надлежащем сношении со всеми министерствами и главными управлениями, могло бы быть предоставлено министру народного просвещения.

Ввиду изложенного и принимая в соображение, что отдельное до того издание новых правил о решенных делах собственно по Министерству путей сообщения служило бы предрешением в дальнейшем направлении архивного дела по другим ведомствам, Комитет считает неудобным входить ныне же в рассмотрение представленного генерал-адъютантом Посьетом проекта. Но вместе с тем, Комитет не мог не обратить внимания на указанные в представлении недостатки действующих по означенному министерству правил, на основании коих, по объяснению товарища министра путей сообщения, могут быть уничтожаемы многие дела, имеющие важное значение с практической и научной точки зрения.

За сим Комитет положил:

1. Предоставить министру народного просвещения поручить Высочайше учрежденной комиссии об устройстве архивов составление проекта общих для всех ведомств главных начал о порядке хранения и уничтожения архивных дел с тем, чтобы выработанные комиссиею главные начала были, по предварительном по оным сношении со всеми министрами и главноуправляющими отдельными частями, внесены на рассмотрение Государственного Совета.

2. Впредь до разрешения дела в законодательном порядке действующие ныне по Министерству путей сообщения правила о решенных делах оставить в своей силе, разрешив министру путей сообщения не стесняться ими при изъятии от уничтожения тех дел, бумаг и документов, дальнейшее сохранение коих будет признано Министерством путей сообщения почему-либо необходимым или полезным. {14}

Государь Император в 15 день декабря 1878 года положение Комитета Высочайше утвердить соизволил.

Комитет в заседании 19 декабря определил: сообщить о том министрам народного просвещения и путей сообщения к исполнению выписками из журналов».

Выписка из журналов Комитета Министров 5 и 19 декабря 1878 года была сообщена министру народного просвещения при отношении Комитета от 19-го декабря, за № 1772. Но Положение Комитета Министров, Высочайше утвержденное 15-го декабря 1878 года, до настоящего времени остается неисполненным.

IV. Специальная подготовка к архивной службе

Архивная служба всего прежде нуждается в людях специальной подготовки, в ученых архивистах, способных направлять, контролировать и исполнять эту службу; а такую способность могут иметь только лица, владеющие высшим юридическим образованием и специальными знаниями по архивовéдению, архивоведéнию, археографии, палеографии, дипломатике, сигиллографии, геральдике и хронологии.

В государствах Запада для специальной подготовки к архивной службе учреждены кафедры архивовéдения при университетах и школы архивоведéния при архивах древних актов.

 

Во Франции королевским декретом была учреждена с 1 января 1847 года архивная школа на следующих основаниях. Помещение школы занимает три залы в здании Парижского государственного архива и состоит под высшим наблюдением начальника последнего. Ближайшую администрацию школы составляют ее директор и контрольный совет. При директоре состоит секретарь – он же библиотекарь и казначей школы. Контрольный совет составляют 8 членов: начальник Парижского государственного архива, директор архивной школы и 5 академиков. Президент совета назначается министром народного просвещения. Обязанность совета состоит в регулировании занятий школы и производстве переводных и окончательных экзаменов на звание архивиста-палеографа. Собирается совет в первый день каждого месяца и сверх того по мере надобности.

Курс учения в школе трехгодичный и бесплатный. Преподаются в школе, по декрету 30 января 1869 года, следующие предметы: политические, административные и судебные учреждения Франции, гражданское и экономическое право средних веков, архивовéдение, палеография, дипломатика, археология средних веков, библиография и романские языки. Профессора школы назначаются министром народ-{15}

ного просвещения. Распределение преподавания, порядок чтений, репетиций и домашних занятий определяются специальным министерским регламентом. Секретарь школы должен хранить книгу, в которую профессора и репетиторы обязаны заносить время начала каждого урока, а директор школы обязан выписки из этой книги препровождать ежемесячно на просмотр министра народного просвещения.

Воспитанники принимаются в школу министром народного просвещения не старее 24 лет из имеющих степень бакалавра, а увольняются также только министром, по рапортам директора, заслушанным контрольным советом. В конце каждого года контрольный совет экзаменует всех воспитанников в присутствии учебного персонала школы. Не явившиеся на переходный или на окончательный экзамен и не выдержавшие переходного испытания могут оставаться в институте только на положении посторонних слушателей. Выпускному экзамену воспитанники подвергаются из всех предметов школьного преподавания, а выдержавшие испытание обязаны в публичном заседании контрольного совета и учебного персонала школы успешно защитить диссертацию. Выдержавшие успешно экзамен и защитившие диссертацию получают диплом на звание архивиста-палеографа, дающий право на должности профессора, помощника профессора, репетитора и секретаря в архивной школе, на службу в Парижском государственном архиве, архивах департаментских и государственных библиотеках.

По декрету 29 августа 1873 года, два лучших слушателя из выдержавших переходный экзамен с первого на второй курс и три лучших слушателя из перешедших на третий курс пользуются годичною стипендией в размере 600 франков; а 6 из дипломированных архивистов-палеографов получают ежегодную стипендию в размере 600 франков до времени назначения на служебную должность с содержанием, превышающим размер стипендии, или до времени отказа от архивной службы.

 

По королевским декретам 1878 и 1895 годов, организовавшим современное архивное управление и архивную службу в Бельгии, на штатные должности государственных архивов принимаются только лица, окончившие университет по юридическому факультету и успешно выдержавшие специальное теоретическое и практическое испытание в правительственной экзаменной комиссии, состоящей из 3–5 лиц, назначаемых по соглашению министров внутренних дел и народного просвещения. Теоретическое испытание требует знания: политической истории средних веков и нового времени, истории бельгийских государственных учреждений средних веков и нового времени. Практическое испытание требует знания: палеографии, дипломатики, сигиллографии, геральдики, хронологии, средневекового латинского языка, старого французского фламандского языка, нового фламандского {16} языка и одного из новых языков по выбору кандидатов – немецкого, или английского, или испанского, или итальянского.

К испытанию для приема на архивную службу кандидаты готовятся посредством слушания университетских лекций по юриспруденции и архивовéдению и посредством практических занятий в государственном архиве под руководством и наблюдением директора государственных архивов и опытных архивистов, состоящих на службе в государственных архивах.

 

В Италии королевский декрет 27 мая 1875 года учредил центральные государственные архивы и школы палеографии и археографии, возложив преподавание в архивных школах на архивистов, назначаемых по соглашению министра внутренних дел с министром народного просвещения, основанному на предложениях местных суперинтендантов и на согласии Королевского Архивного совета.

Управление школами возложено на местных суперинтендантов, а где их нет – на директоров государственных архивов.

Курс в школе двухлетний; в первом году преподаются палеография и дипломатика различных стран Европы, а особенно Италии со времени падения Римской империи, и сведения о главных системах архивного дела; во втором году преподаются палеография и дипломатика той области, где находится архивная школа, и все предметы, требуемые на письменном и устном экзамене для повышения с должности помощника архивиста и копииста на должности архивиста и регистратора. Теоретические лекции сопровождаются практическими занятиями по оригинальным документам и их снимкам. Программы преподавания проектируются Архивным советом и одобряются министрами внутренних дел и народного просвещения.

Окончательному устному и письменному экзамену «студенты» итальянских архивных школ подвергаются в экзаменной комиссии, состоящей из суперинтенданта, архивиста-преподавателя в школе, начальника правительственной библиотеки, профессора палеографии и профессора литературы. Выдержавшие испытание в школе получают аттестат, дающий право слушать высшие курсы по архивовéдению в университете. Выдержавшие университетский экзамен по полному курсу архивовéдения могут быть прикомандированы для занятий в государственный архив без экзамена. Для приема на вакантные должности помощника архивиста и помощника регистратора низшего класса назначаются публичные конкурсные экзамены в суперинтендантстве, о которых публикуется в официальном издании за два месяца до срока экзамена. Экзаменная комиссия составляется из суперинтенданта и 4 членов, назначаемых министром по указаниям Архивного совета. Для повышения на должности архивиста и регистратора требуется новое испытание. Дальнейшие повышения по службе производятся по старшинству службы и по заслугам.

Директор государственного архива {17}

назначается из архивистов министром по указанию Архивного совета.

 

В Германии существуют две архивные школы для подготовки специалистов архивной службы: Баварская при Мюнхенском и Прусская при Марбургском государственном архиве. Допускаются к школьным занятиям только юристы, выдержавшие государственный экзамен с полными или, по крайней мере, с хорошими отметками. Зачисленный в архив кандидатом на архивную службу в звании вольнонаемного практиканта обязан слушать лекции в архивной школе по палеографии и истории источников права, читать свои лекции в школе и составлять реестры и описи архивных документов под руководством директора и других архивных чиновников. Кандидат на штатную архивную службу получает от 500 до 600 флоринов годичного содержания, сверх теоретических и практических занятий в архивной школе обязан посещать университетские лекции по юридическому и филологическому факультетам, по палеографии и истории и изготовляет письменные работы под руководством профессоров на основании источников. Для занятия штатного места в государственном архиве кандидат-практикант держит экзамен в комиссии, состоящей из директора государственных архивов и назначенных им архивистов; а после экзамена, в доказательство основательности своих историко-юридических, палеографических и лингвистических сведений, обязан представить ученую работу директору государственных архивов.

В Германии «архивная служба более всякой другой службы требует редкого соединения в одном лице исторических, юридических и административных сведений», а потому там готовятся к архивной службе более серьезно, нежели у нас к службе профессорской.

 

В Австрии специальная школа для подготовки к архивной службе была учреждена в 1854 году, а в 1885 году она получила в свое распоряжение особое помещение в новом здании Венского университета, состоящее из длинной корридорной залы, к которой примыкают аудитория школы, комната с древними рукописями, комната студенческих занятий и репетиций, канцелярия, кабинет директора и профессорская читальня. В заседании Верховного архивного совета 28 января 1899 года был выработан ныне действующий «Устав Австрийского исторического института», как названа этим уставом бывшая австрийская архивная школа. Цель института определяется следующими словами: «Институт учрежден с целью споспешествовать разработке австрийской истории, имеет своею главною задачею ознакомление студентов, желающих посвятить себя интенсивным занятиям историею, с источниками и памятниками в самых обширных размерах, а равно и с научною обработкою их. Другая задача {18}

института есть специальная подготовка чиновников для архивов, библиотек и музеев». Слушатели разделяются на действительных, получающих годичную стипендию в размере 480 гульденов, и сверхштатных, не получающих институтской стипендии, но посещающих все лекции, участвующих во всех упражнениях и работах в помещении института, имеющих право пользоваться его коллекциями, допускаемых в институт в каждом отдельном случае решением преподавательского институтского персонала. Число действительных членов ограничено 6, долженствующими быть, по крайней мере, на 6 семестре университетского курса. Все члены института должны быть имматрикулированы в Венском университете и подчинены академическим властям. От сверхштатных членов института требуется записка, по крайней мере, в качестве посторонних слушателей университета. Действительные и штатные члены обязаны регулярно посещать лекции, участвовать в практических занятиях по составленному для них учебному плану и исполнять дисциплинарные предписания. Действительные члены обязаны сдать институтский экзамен по окончании двухгодичного курса. Запрещается действительным членам института занимать учительские и чиновные должности; это допускается только в исключительных случаях по разрешению министерства. В институте обязательно преподаются: источниковедение, чтение и критика источников австрийской истории, история государственного строя и управления Австрии, архиво- и библиотековéдение, палеография, дипломатика, сфрагистика, геральдика, хронология и история искусства. Преподавателями состоят профессора университета. Одному из профессоров вверяется администрация института, определенная особой инструкцией. Выпускной экзамен производит комиссия, назначенная Министерством народного просвещения. Выдержавший экзамен получает свидетельство, дающее право на службу в архивах, библиотеках и музеях. Сверхштатные члены института также могут подвергаться испытанию в той же комиссии и получать сказанные свидетельства^[233].

V. Уничтожение ненужных бумаг на Западе

Дело уничтожения ненужных архивных бумаг в государствах Запада построено на следующих началах.

Письменные акты деятельности правительственных и общественных учреждений признаются государственною собственностью, а потому {19}

действующие учреждения и их канцелярии не имеют права уничтожать какие бы то ни было дела своего делопроизводства.

Каждое учреждение обязано иметь регистратуру – особое отделение канцелярии, в котором хранятся решенные дела в течение определенного срока. Регистратурою заведует регистратор – чиновник, назначаемый начальником данного учреждения и обязанный принимать из канцелярии в регистратуру решенные дела, размещать их в определенном порядке, нумеровать, описывать и выдавать для справок по требованию канцелярии; а дела, не подлежащие дальнейшему хранению в регистратуре, они обязаны препровождать при описях определенной формы в государственный архив, без уничтожения каких бы то ни было актов. Копии описей, препровожденных в архив, хранятся в регистратуре данного учреждения и служат ему средством для справок в архиве по своим делопроизводствам, когда окажется в том надобность.

Архивисты, состоящие на службе в государственных архивах, получив данную партию дел, сверяют их с описью, отделяют акты, подлежащие хранению, от актов, подлежащих уничтожению, и составляют последним опись определенной формы, подлежащую рассмотрению особой комиссии и директора государственного архива, а затем препровождаемую в центральное архивное управление и в министерство, ведомству которого подлежит учреждение, сдавшее в архив свои делопроизводства. Если опись актов, проектированных государственным архивом к уничтожению, утверждается архивным управлением и управлением ведомства, сдавшего в архив свои дела, то такие акты сожигаются или продаются на фабрики, по превращении их предварительно в такое состояние, в каком они являются пригодными только для бумажных фабрик. Государственный архив, принявший на хранение законченные дела учреждения данного ведомства, приводит их в порядок по своей системе, дает им свою архивную нумерацию и составляет свои описи; но при этом сохраняются и описи сдаточные с их нумерацией и знаками на делах, обозначаемыми и в архивных описях, с тою целью, чтобы возможно было немедленно отыскать в государственном архиве данный документ по требованию учреждения, сдавшего этот документ в архив. Иногда, в исключительных случаях, например, при сдаче в государственный архив данным ведомством дел упраздненного учреждения, разрешается архивистам государственной службы знакомиться на месте с делами, поступающими на хранение в государственный архив, и на месте же составлять описи дел, проектируемых к хранению и уничтожению.

Ни одно канцелярское дело не может быть уничтожено без просмотра его ученым архивистом государственной службы «от акта до акта и от листа до листа»; ни один акт письменной деятель-{20}

ности государственных учреждений не может быть уничтожен без письменной санкции архивного главноуправления и министра, ведомству которого принадлежал уничтожаемый акт; а некоторых государствах, например, в Швеции, опись уничтожаемых актов представляется и на усмотрение короля^[234].

VI. Отношение Министерства земледелия и государственных имуществ в Императорское Московское археологическое общество

^[235]

Императорское Московское археологическое общество обратилось в Министерство земледелия и государственных имуществ, сообщая о неудобствах посылки описей отобранным к уничтожению делам Управления государственными имуществами на просмотр в отдаленные ученые архивные комиссии, которые становятся иногда в затруднительное положение, вследствие недостаточного знакомства их с местной историей и условиями жизни и быта местностей, откуда высылаются описи, и что будто бы подобные рассылки в отдаленные ученые учреждения происходят исключительно по личному усмотрению управляющих государственными имуществами, а не по желанию и просьбам ученых учреждений… Общество при этом указывает на то, что в архивах ведомства Министерства земледелия и государственных имуществ дела и документы, имеющие историческое значение, подвергаются опасности уничтожения и что многие уже и уничтожены, как ненужные для канцелярского делопроизводства.

Ввиду изложенного необходимо заметить, что Министерство вполне разделяет стремления Общества к сохранению дел и документов, представляющих исторический интерес, и уже с 1873 года держится по этому вопросу определенного порядка и выработало некоторые правила, обязательные для всех подведомственных министерству архивов. В 1873 году, вследствие постановления открытой с Высочайшего соизволения Временной комиссии по устройству архивов, временно приостановлено было уничтожение дел во всех архивах ведомства Министерства. Впоследствии, когда управления государственными имуществами стали обращаться в Министерство с жалобами на стеснение в помещении дел и испрашивали разрешения уничтожить накопившиеся ненужные дела, то Министерство, прежде чем дать разрешение, входило в сношения по этому предмету с {21} бывшим председателем сказанной Архивной комиссии, директором Археологического института сенатором Калачовым, а затем и с другими директорами Археологического института, которые или посылали кого-либо их членов и слушателей института в управление для ознакомления на месте с уничтожаемыми делами, или ограничивались только просмотром описей уничтожаемым делам, и если какие-либо из этих дел представляли исторический интерес, то, с согласия Министерства, передавались в архив Археологического института.

Такой порядок был применен при уничтожении дел в управлениях: Архангельском, Киевском, Рязанском, С.-Петербургском, Пермском, Астраханском, Ставропольском, Тамбовском и Костромско-Ярославском. Такой порядок оказался, однако, не под силу одному учреждению; поэтому директор Археологического института тайный советник Труворов обратился в начале 1892 года в Министерство государственных имуществ с запиской, в которой сообщал о постановлении Совета института, что, ввиду открытия в 12 губернских городах ученых архивных комиссий, имеющих целью разбирать и описывать местные архивы, возможно с успехом возложить на эти комиссии рассмотрение описей и дел управлений государственными имуществами, распределив между названными 12 комиссиями 31 управление государственными имуществами Европейской России, т.е. средним числом по 2 и по 3 управления на каждую комиссию. Распределение управлений по комиссиям было циркулярно сообщено всем управлениям, которые, таким образом, при отправлении описей в ту или другую комиссию руководились не личным произволом, а циркулярным предписанием Министерства. Из этого можно усмотреть также, что архивы управлений были гарантированы от уничтожения дел и документов исторической важности, так как подобные дела и документы могли быть отобраны архивными комиссиями для существующих при них архивов.

В настоящее время, когда стало известно Министерству об увеличении числа архивных комиссий до 19, то канцелярия министра земледелия государственных имуществ вошла в сношение с Археологическим институтом о новом, более удобном распределении дел по архивным комиссиям, и кроме того, предложила Археологическому институту указать для западных и юго-западных губерний России, где нет архивных комиссий, соответствующие ученые общества и учреждения, в которые удобнее было бы направлять описи управлений означенных губерний. Министерство воспользуется предложением Общества принять участие в просмотре дел, подлежащих уничтожению, и сделает распоряжение, чтобы Московско-Тверское управление государственными имуществами впредь отправляло описи делам, подлежащим уничтожению, не в тверскую {22}

ученую комиссию, а в Императорское Московское археологическое общество.

VII. Отрицатели «Проекта оснований архивной реформы в России»

«Исторический вестник» в февральской книге за 1900 год поместил статью архивариуса Е. Шумигорского «Департамент бумаг», представляющую повторение мыслей делопроизводителя Рязанской архивной комиссии С. Яхонтова, напечатавшего в «Трудах Рязанской комиссии» за 1899 год (том IV, вып. 3) «Отчет о командировке на Киевский съезд».

«Проект Самоквасова, – утверждает г. Яхонтов, – грозит ничем не вызываемым разгромом наших провинциальных архивов»; «Проект Самоквасова, – повторяет г. Шумигорский, – может повлечь за собою окончательный разгром еще сохранившихся русских исторических сокровищ». Но почему же г. Яхонтов одобрил этот разрушительный проект в выборной комиссии Киевского съезда и в заседании Археографической его секции 10 августа?^[236] Невозможно допустить, чтобы В. С. Иконников предложил ученому съезду «принять целиком проект», направленный к разрушению наших архивных материалов, а съезд единогласно ходатайствовал об осуществлении такого проекта пред Государем Императором.

По словам г. Яхонтова: «С устройством областных архивов будет расчленено то, что в настоящее время представляется все еще чем-то цельным; тогда будет так, что архив Рязанского губернского правления будет, положим, в Калуге, а консисторский – в Рязани, и одно и то же дело будет находиться по частям и в том, и в другом (?)…» Г. Шумигорский откровеннее – сознается прямо, что ему непонятна идея центрального государственного архива: «Слово „центральный“… , – размышляет он, – столь звучное и часто встречающееся ныне на вывесках… Основная идея г. Самоквасова о центральном государственном архиве нам кажется совершенно неясною».

«Говоря серьезно, – продолжает г. Шумигорский, – проект оснований архивной реформы в России обнаруживает в его составителях не совсем ясное понимание и знание положения архивного дела в России…»; т.е. г. Шумигорский «серьезно» думает, что он имеет более ясное понимание и знание положения архивного дела в России, нежели все {23}

профессора и управляющие архивами, участвовавшие в работах по составлению этого проекта, от Петербургского ученого съезда 1872 года до Киевского ученого съезда 1899 года и от Н. В. Калачова до В. С. Иконникова…

Гг. Яхонтов и Шумигорский утверждают, что нам нет надобности заимствовать архивную централизацию в Западной Европе: «Что за странная охота подражать Западной Европе?» – спрашивает г. Яхонтов. «Ах! Неужели мы и до сих пор можем жить только наподобие европейцам?» – восклицает г. Шумигорский. Но где же нам учиться архивному делу? В России – невозможно, потому что у нас архивовéдение не преподается в университетах, нет и профессоров, способных преподавать эту науку, специально к тому подготовленных.

Но гг. Яхонтов и Шумигорский – не абсолютные противники централизации архивов; они допускают ее «при известных условиях»: «Центральный архив за границей – это венец сети маленьких архивов и частных коллекций^[237], тогда как мы думаем начать дело с другого конца: устроить центральный, рискуя существованием маленьких». По понятиям г. Шумигорского, пока в нашем отечестве существуют ценные для частных коллекторов правительственные архивы, до тех пор правительственная архивная централизация представляет собою дело несвоевременное; а когда «ценные правительственные архивы, покрытые голубиным пометом, к которым еще не прикасались руки узких ученых специалистов», будут разобраны «дешевыми и даровыми работниками», образуют множество малых частных архивов и коллекций, тогда дóлжно будет потребовать правительственной централизации и образования на средства государственной казны центральных государственных архивов, посредством покупки государством множества малых частных архивов и коллекций, составляемых ныне из государственных архивных материалов…

Гг. Яхонтов и Шумигорский уверяют своих читателей, что управляющий Московским архивом Министерства юстиции предпринял «поход против губернских ученых архивных комиссий с целью уничтожить это симпатичное выражение общественной ученой самодеятельности, заменить его учреждением, носящим чиновный официальный характер». В этом случае к ним примкнул и г. Рудаков^[238]. Но при несправедливости и разрушительном характере «Проекта оснований архивной реформы в России» по отношению к губернским {24}

ученым архивным комиссиям этот проект мог получить единогласного одобрения выборной комиссии XI Археологического съезда, состоявшей под председательством директора Петербургского археологического института и имевшей в составе своих членов председателей и депутатов губернских архивных комиссий.

Г. Рудаков утверждает, что «начальник Московского архива Министерства юстиции проф. Самоквасов сделал на последнем Археологическом съезде в Киеве заявление, которое клонится к полному умалению деятельности архивных комиссий и даже унижению их членов (?). Мы примкнули в этом отношении к тем исследователям, которые ближе знакомы с деятельностью комиссий, и к тем многочисленным голосам, которые раздались еще на Киевском съезде против профессора Самоквасова…» (стр. 1095, 1096). На Киевском съезде не было сделано никаких критических заявлений о деятельности членов архивных комиссий… «Походом» против современной организации и деятельности губернских архивных комиссий был сам «Проект оснований архивной реформы в России», осуществление которого должно радикально изменить современную их организацию и деятельность. Но этот проект был единогласно принят съездом после обсуждений, в которых участвовали многие члены, депутаты и председатели губернских архивных комиссий, потому что невозможно защищать современную организацию и деятельность губернских архивных комиссий, оставаясь в пределах требований науки.

Г. Рудаков утверждает, что в нашем «обществе сложилось убеждение, что архивные комиссии суть местные историко-археологические и исторические общества, и притом единственные, могущие следить за состоянием и упорядочением наших многочисленных провинциальных архивов». «Северный край» говорит, что «деятельность комиссий с юридической точки зрения имеет шаткие основы, и это учреждение не пользуется достаточным авторитетом… Уходят губернаторы и председатели комиссий, любящие дело и интересующиеся местной историей, и комиссия начинает чахнуть, ее деятельность замирает…» (1899 г., № 331). Плохо дело тех ученых учреждений, деятельность которых оживает или замирает по мере расположения к ним губернаторов, понятия не имеющих о научных требованиях археологии, архивовéдения и рационального архивоведéния. «Русский архив» П. И. Бартенева ^[239] находит, что «организация и условия развития деятельности комиссий не отвечают широте и значению предполагаемых работ их: все комиссии до крайности стеснены в материальных средствах, и деятельность их, соединенная с обширным полномочием, слабо обеспеченная материально, в то же время не имеет объединяю-{25}

щего руководства и контроля… Кто может поручиться за то, что в составе комиссий не найдется лиц, преследующих цели, ничего общего с наукой не имеющие? При безответственности комиссий, чем обеспечено документальное богатство правительственных и общественных учреждений России?»

Г. Рудакову нравится, что «число членов каждой комиссии простирается от 150 до 250 и более; все действительные члены являются и наиболее деятельными работниками (?)… Число комиссий заметно увеличивается, и самая деятельность их постепенно расширяется и заходит далеко за рамки, предначертанные Положением 1884 года…» (стр. 1096, 1097). А г. Кедрову это не нравится, потому что для него «несомненно, что для того, чтобы судить об исторической ценности какого-либо древнего акта или памятника, мало иметь общее образование, а надо быть знакомым с основаниями науки об архивах, с русскими древностями по частному, общественному и юридическому быту, с палеографией, дипломатикой, хронологией или, по меньшей мере, иметь достаточное историческое образование. Между тем, в состав членов архивных комиссий избираются люди с образованием даже ниже среднего; большинство членов – люди среднего; редко встречаются члены с высшим образованием; а еще реже с специально историческим… Так случайно устроенным комиссиям поручается дело высокой важности…»

Г. Рудаков утверждает: «Самою важнейшею задачею, возложенною Положением 13 апреля 1884 г. на архивные комиссии в области истории, является создание исторического архива. Для этой цели комиссии должны рассматривать описи дел и документов губернских и уездных архивов» (стр. 1103). Закон 13 апреля 1884 года предоставил комиссиям только право «разбора дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах к уничтожению»; уничтожение архивных дел по описям, без просмотра «от акта до акта, от листа до листа», является варварским преступлением против науки и закона^[240].

Г. Рудаков говорит: «Труды губернских ученых архивных комиссий давно обратили на себя внимание ученых и исследователей нашей родной старины, поспешивших воспользоваться их открытиями (?)… Нам уже не раз приходилось указывать на значение изданий и богатую научными результатами деятельность архивных комиссий…» (1095). К сожалению, действительно, в изданиях губернских ученых архивных комиссий постоянно, а в столичных изданиях иногда раздаются похвалы современной деятельности комиссий, по недостатку в наше время серьезной научной критики, при которой было бы невозможно появление в печати статей, подобных вышеуказанным статьям гг. Яхонтова, Шумигорского и Рудакова. {26}

Что же касается русских людей науки, то они «единогласно и единодушно» высказались на Киевском ученом съезде 1899 года за необходимость учреждения в России правительственной архивной централизации и реорганизации устройства и деятельности современных губернских архивных комиссий^[241].

VIII. Форма архивных описей

Форма архивных описей, подлежащих изданию, установлена нашим законом 2 апреля 1852 года: «Заведывающие архивом вместе со своими помощниками должны составить предварительно краткие описи книгам с указанием нумера каждого документа, содержания его, года, месяца и числа, когда оный состоялся, а также когда оный явлен, начав с книг, при коих описей вовсе не окажется. Описи должны быть напечатаны… По составлении сих описей заведывающие архивами обязаны составить полные и подробные каталоги, долженствующие заключать в себе сведения, необходимые для ученых исследований».

Правила Московского архива Министерства юстиции, изданные в 1869 году, требуют: «1) Начинать описание каждого разряда документов с составления им описей; описи эти должны иметь значение инвентарей тому, что находится в описываемом разряде, давая краткий, но ясный отчет о каждом деле, книге и отдельном документе; 2) по таковым описям, пользуясь по мере надобности и самими документами, составлять систематические перечни содержания их».

Эти требования закона и правил послужили основанием современной служебной деятельности Описательного отдела Московского архива Министерства юстиции, против которой со стороны наших архивистов-практиков высказаны в печати нижеследующие заявления.

Ф. Т. Истомин: «Ученым исследователям нужны ученые фактические указатели (?)… Инвентарные описи ведь предназначаются почти исключительно для тех лиц, которые отыскивают дворянские права (?); а для ученых исследователей подобные инвентари никакого значения иметь не могут»^[242]. {27}

Н. Н. Оглоблин: «Новая администрация Архива юстиции, поставившая задачею своего издания печатать примитивные „инвентарные описи“ вместо систематических „обозрений“, отказалась от печатания моего обозрения…»^[243].

И. М. Каманин: «Новая администрация Архива Министерства юстиции отказалась от печатания „обозрений“ в своем официальном органе. Подобный отказ тем более удивителен, что та же (?) администрация печатает исследования по истории русского права почти в каждой книге „Описания документов и бумаг“, что является уже некоторого рода роскошью… Инвентарное описание документов Московского архива Министерства юстиции не удовлетворяет и обыкновенным требованиям, предъявляемым к простым канцелярским описям… Например, „№ 1 – 7135 (1626–1627 гг.). Боярская книга, – 476 л.“ – и только. Так описаны и все другие боярские книги; а между тем, здесь бы следовало определить, к какой местности относится боярская книга и какого разряда бояре записаны в ней»^[244].

«X том „Описания документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции“ заполнен сплошь так называемыми инвентарными описями, т.е. описями канцелярского (?), а не научного характера… По нашему законодательству, архив есть учреждение ученое (?)»^[245].

«При Московском архиве Министерства юстиции учреждено особое редакционное отделение, на опубликование работ которого ассигновано 1000 рублей в год, служащих, помимо штатных окладов членов этого отделения, так сказать, гонораром за их литературный труд (?)… Составители архивного ежегодника, ради достижения известной толщины его (?), прибегли к курьезному средству: они стали указывать пустые места в рукописях и выписывать все их скрепы и подписи»^[246].

«Предшествующая деятельность нынешнего главы Архива Министерства юстиции вовсе не подготовила его к управлению архивом. {28}

Вероятно, поэтому (?) главною задачею Московского архива Министерства юстиции он поставил не научное систематическое издание и описание его актов, а составление и печатание в архивном издании канцелярских инвентарей, негодных ни для научных целей, ни для справочных потребностей (?), а между тем, о последних министерство особенно заботится»^[247].

А. П. Воронов: «Свою теорию описания архивов Калачов очень удачно осуществил на практике в первом томе „Описания документов и бумаг “, в описании писцовых, переписных и т.п. книг. Описанию предшествует статья о начале, значении, составе и содержании писцовых, межевых и других книг. За этою характеристикою писцовых книг следует их перечень по городам в хронологическом порядке, причем даны краткие, но совершенно определенные заголовки^[248]. При Калачове „Описание“ получило характер сборника, в котором наряду с описями и обозрениями печатались исследования по разным вопросам на основании материалов Московского архива Министерства юстиции и отчасти сырые материалы. Тот же характер издание удержало при Попове^[249]. Профессор Самоквасов, отказавшись от исследований и даже обозрений, по-видимому, решил посвятить издание исключительно описям и притом кратким. Опись должна носить инвентарный характер и печататься в том виде, как она составлена для архивных потребностей^[250]. По мнению профессора Самоквасова, описание должно выражать наличность архива, а потому каждый отдел документов должен попасть в описание целиком со всеми даже маловажными материалами^[251]. При кратком заголовке занимают сравни-{29}

тельно много места (?) примечания, в которых приведены скрепы и указаны дефекты, белые листы, двойная нумерация и т.п. Вот какой дан заголовок древнейшей боярской книге в IX томе „Описания“ (документы Разрядного приказа, № 1): „“№ 1 – 7135 (1626–27 гг.). Боярская книга, – 476 л.“ Нет сомнения, что несравненно удачнее дан был заголовок той же книге в XVII ст.: „Книга, а в ней писаны государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси самодержца бояре, и окольничие, и думные люди“…^[252].

А. С. Лаппо-Данилевский: «Работы по описанию столбцов Разрядного приказа шли чрезвычайно медленно и были заменены при нынешнем начальнике архива составлением инвентарных описей; ими нельзя довольствоваться при подборе материала для издания, хотя они могут пригодиться для исследователя… Едва ли можно составить себе достаточно полное и надлежащее (?) понятие о содержании столбцов Разряда по описям»^[253].

Так отнеслись к современной описательной деятельности Московского архива Министерства юстиции архивные чиновники, – предпочитающие составлению и изданию архивных описей, требуемых законом, издание и научную разработку архивных материалов, – учитель гимназии, преподающий «архивовéдение» в Петербургском археологическом институте, и адъюнкт Академии наук. Иначе смотрят на научное значение составления и печатания инвентарных архивных описей ученые архивисты и профессора, беспристрастно относящиеся к этому вопросу и близко знакомые с научными и практическими потребностями наших архивов древних актов.

Киевский архивариус И. М. Каманин, отвечая на свой вопрос: «Чем должны быть описи архивов?», – утверждает, что «в архивах при составлении описей актам приходится руководствоваться указаниями устаревшего уже закона, который в свое время имел в виду лишь практические требования» (стр. 5). Заявление не новое. Киевский и виленский архивариусы в начале и в конце 70-х годов точно также утверждали, что «печатание кратких архивных описей, требуемое законом 2 апреля 1852 года, бесполезно для ученых, требует боль-{30}

ших издержек от казны и отнимает много времени у архивных чиновников; составление и печатание описания документов, потребного для ученых, должно составлять обязанность археографических комиссий, а не архивов». По таким мотивам архивариусы ходатайствовали пред министром народного просвещения об освобождении Киевского и Виленского центральных архивов от обязанности составлять и печатать краткие описи и о возложении на них обязанности составления предметных указателей. Министр народного просвещения передал эти ходатайства на обсуждение Петербургской Археографической комиссии; а председатель комиссии П. А. Муханов передал их на предварительное рассмотрение комитета, состоявшего из А. Ф. Бычкова, Н. И. Костомарова, М. О. Кояловича и П. А. Гильтебрандта, как лиц, наиболее знавших научные потребности архивного дела в России. Члены комитета дали заключение, по которому архивариусы не должны рассуждать о том, какие описи полезны для науки, а обязаны исполнить закон – составлять и печатать описи по той форме, какая указана законом 2 апреля 1852 года, удовлетворяющей потребностям практическим и научным. В частности, отдельными членами комитета были высказаны нижеследующие положения.

А. Ф. Бычков: «Обнародование даже перечневой описи дел, сообщающей лишь одни их заголовки и служащей указателем, что заключается в архиве, не может не вызвать благодарности ученых исследователей. Во Франции с 1852 года начал печататься самый краткий перечень актов, заключающихся в департаментских архивах, и французские ученые приняли и принимают десятки томов этого инвентаря с величайшею благодарностью к правительству и к лицам, трудящимся над составлением этих суммарных инвентарей. В Германии и Англии также подают руку помощи истории обнародованием описей того, что хранится в архивах. Отчего же мы должны идти не по этой дороге? Кому неизвестно, что каждый благоустроенный архив должен иметь описи? В отзыве архивариуса Горбачевского, конечно, заслуживает внимания не то обстоятельство, что важность и необходимость составления и печатания архивных описей отвергается без всяких доводов, голословно, т.е. отвергается давным давно признанное полезным для науки, но то, что упущен закон 2 апреля 1852 года, требующий в интересах науки составления и издания кратких описей. Ученые и практические цели, какие имело в виду правительство при предписании составлять и печатать описи в 1852 году, существуют и в настоящее время, и с точки зрения науки весьма желательно и полезно продолжение составления и печатания описей, так как они вполне удовлетворяют ученым требованиям. Можно пожелать только, для удобства пользования, присоединения к ним азбучных указателей географических местностей и лиц».

Н. И. Костомаров: «Что касается вопроса о печатании кратких {31}

архивных описей, то дело это не только полезное, но первой важности в работах архива; противные этому доводы архивариусов не выдерживают даже легкой критики. Люди, занимающиеся наукою, прежде чем изучать вещь, должны знать о ее существовании в удаленном от них архиве. Очень полезно для ученого, прежде чем он решится ехать пользоваться архивом, проглядеть опись и узнать, есть ли в нем то, что нужно для его ученых видов…»

М. О. Коялович: «Составление и печатание архивных описей не только полезно, но и необходимо. Невозможно эту обязанность возложить на Археографическую комиссию, имеющую свою специальную задачу, состоящую в издании архивных материалов и научной их разработке. Предлагаемые архивариусами алфавитные указатели взамен описей – вещь ненаучная… При значительной части актовых книг есть описи старые, польские; перевести эти уже готовые описи на русский язык, сократить их, где окажется нужным, и затем издать – не составит ни особенного труда, ни значительного расхода; а между тем, чинами архива будут составляться новые описи к книгам, их не имеющим, начиная с древнейших».

П. А. Гильтебрандт: «Закон 2 апреля 1852 года вышел из прекрасных побуждений: собрать западнорусскую рукописную старину в трех центральных пунктах, описать ее и описи издать в свет, что и обязаны исполнять архивы. Предлагаемые архивариусами предметные алфавиты могут быть вполне заменены указателями к каждому печатному тому описи актовых книг».

П. А. Муханов добавил, что «закон, предписывая печатание кратких архивных описей, имел в виду научные и практические цели, а между ними и предупреждение посредством гласности возможности подделки древних актов».

Выслушав изложенные заключения, Петербургская Археографическая комиссия единогласно постановила: «Составление и печатание краткой описи древних актов дóлжно продолжать; а напечатанную опись сделать общедоступною, пустить ее в продажу, снабдив указателями лиц и географических местностей, встречающихся в заголовках актов». Это решение комиссии было единогласно одобрено Советом министра народного просвещения^[254].

Виленский архивариус в конце 80-х годов снова возбудил ходатайство пред министром народного просвещения о замене архивных описей, требуемых законом 2 апреля 1852 года, алфавитными указателями имен географических, личных и предметов, именуемых в древних актах; а министр это ходатайство передал на обсуждение Высочайше учрежденной комиссии 1892 года по {32}

преобразованию деятельности центральных архивов Западных губерний. Комиссия по этому поводу постановила: «Сохранить в порядке и целости архивные материалы и сделать их доступными для ученых исследований – главная обязанность архивов древних актов; а исполнить эту обязанность архив может только посредством составления и печатания таких инвентарных описей, какие ныне составляются и печатаются Московским архивом министерства юстиции… На обязанности архивариусов и помощников архивариусов в архивах древних актов лежит составление и печатание инвентарной описи документов, с приложением к ней личных и географических указателей»^[255].

Закон и единогласные постановления Петербургской Археографической комиссии, Совета министра народного просвещения и Высочайше учрежденной комиссии по определению деятельности архивов древних актов требуют от архивариусов и их помощников составления и печатания инвентарных архивных описей ввиду их необходимости для охраны архивных документов, для практических справок и для научных исследований; а архивариусы, под покровом собственных голословных заявлений о бесполезности архивных описей для науки, прекратили составление и печатание их: «Наши провинциальные центральные архивы (Киевский, Виленский, Витебский) предпочитают составлению и изданию архивных описей издание самых материалов», посвящая свое служебное время выборке и переписке документов для изданий местных археографических комиссий^[256]. Истинное основание этого печального явления в практике нашей архивной службы было указано уже в 1877 году Н. В. Калачовым: «Легче печатать документы, нежели составлять им описи с целью обнародования последних…»^[257]. Эта причина, а также отсутствие у нас ученых архивистов и бедность их содержания, а не отсутствие формы архивной описи, требуемой законом и наукою, служили и служат основами прекращения описательной деятельности и в столичных архивах. Единственными средствами упорядочения службы в наших архивах древних актов и прекращения траты средств казны на содержание бесполезных архивистов являются: расширение знаний по архивовéдению и рациональному архивоведéнию, специальная подготовка к архивной службе, учреждение компетентного архивного управления и контроля и снабжение архивистов штатным содержанием, достаточным для безбедного^[258] существования без необходимости прибегать к посторонним заработкам в ущерб архивной службе. {33}

IX. Содержание науки архивовéдения

ВВЕДЕНИЕ

Понятие об археологии как науке о вещественных памятниках древности. Классификация и значение главнейших видов вещественных памятников в познании истории культуры европейских народов вообще и русского народа в частности.

Понятие о нумизматике как науке о монетах и медалях. Классификация древних монет, находимых в пределах России, и их значение в хронологической классификации древних вещественных памятников, находимых в могилах, городищах и имущественных кладах.

Понятие о сфрагистике, или сигиллографии, и геральдике как науках о печатях и гербах и отношении древних печатей и гербов к древним монетам и медалям. Классификация и значение древних печатей в определении времени архивных актов и документов.

Понятие о хронологии как науке о системах времяисчисления и значение этой науки в хронологической классификации архивных материалов.

Понятие о палеографии как науке о материалах и формах древней письменности и значении этой науки в определении времени данных письменных памятников. Формы азбучных алфавитов вообще и в истории славяно-русской письменности в частности. Материалы древнего письма.

Понятие о дипломатике как науке о древних грамотах и других видах документов и общих признаках их подлинности.

Понятие об архивовéдении как науке, имеющей своею специальною задачею изучение истории архивов, архивного законодательства и истории и деятельности учреждений, оставивших акты и документы своего делопроизводства, составляющие содержание ныне существующих государственных и общественных архивов.

Понятие об архивоведéнии как науке, дающей практические сведения, необходимые для рациональной постановки архивной службы по хранению в порядке и целости, классификации, описанию и изданию подлинных архивных документов и уничтожению ненужных архивных бумаг. {34}

ЧАСТЬ ОБЩАЯ Значение и виды архивов

Происхождение и значение канцелярий как производителей и первоначальных хранилищ архивных материалов. Канцелярское делопроизводство и его порядок; входящие и исходящие бумаги; канцелярское дело; текущие, решенные и исполненные канцелярские дела. Порядок хранения дел в канцеляриях.

Происхождение и значение регистратур – «текущих архивов» – как хранилищ канцелярских дел, имеющих справочное значение для текущего канцелярского делопроизводства. Формы и группировка документов регистратуры: отдельные акты и документы в тесном смысле, свитки, или столбцы, свертки, связки и книги. Отделение документов от актов делопроизводства в регистратурах.

Происхождение и виды архивов практического значения: архивы частные, церковные, монастырские, городские, земские, дворцовые и государственные. Виды и количество частных, общественных и государственных архивов до времени учреждения централизации государственных архивных материалов.

История централизации архивных материалов с практическими и научными целями

Происхождение архивов в значении хранилищ историко-юридических материалов, имеющих практическое и научное значение. Попытки централизации архивов в западноевропейских государствах до времени первой французской революции. Централизация государственных архивов Франции в эпоху первой революции с практическою целью. Значение ордонансов Наполеона I в истории архивной централизации с научными целями в Западной Европе первой половины XIX столетия. Централизация архивов Западной Европе во второй половине XIX столетия. Виды и количество публичных центральных государственных архивов в Западной Европе настоящего времени.

Централизация русских государственных архивных материалов в XVII и XVIII столетиях. Русские центральные архивы второй половины XIX столетия. Проекты общей архивной реформы в России, направленной к централизации архивных материалов и архивного управления. {35}

ЧАСТЬ СПЕЦИАЛЬНАЯ История архивного законодательства, управления и контроля

История архивного законодательства в Западной Европе. Русское архивное законодательство эпохи приказов, коллегий и министерств.

История и современная организация высшего центрального и местного управления государственными архивами в Западной Европе. Организация высшего центрального и местного архивного управления в России эпохи приказов, коллегий и министерств.

Происхождение, организация и деятельность столичных и провинциальных правительственных и общественных учреждений, делопроизводство которых составляет содержание русских архивов настоящего времени. Высшие центральные и местные палаты, дворцы, дворы, приказные, съезжие, губные и земские избы Московского царства и виды и формы хранившихся в них актов и документов – «государевых и челобитчиковых дел». Столичные и провинциальные коллегиальные и бюрократические учреждения Российской империи XVIII столетия, их канцелярии и виды и формы актов и документов письменного делопроизводства. Высшие, министерские и подведомственные министерствам столичные и провинциальные учреждения Российской империи XIX столетия; организация и порядок делопроизводства их канцелярий и виды и формы актов и документов делопроизводства.

«Текущие и окончательные архивы» действующего русского законодательства.

Архивная служба

Специальная подготовка к архивной службе и ее необходимость. Курсы архивовéдения в западноевропейских университетах и архивные институты и школы архивоведéния при архивах древних актов. Экзаменные требования для приема на архивную службу и для повышения по службе в государствах Западной Европы. Дипломированные архивисты, их права и служба. Необходимость специальной подготовки к архивной службе в России.

Порядок разбора, описания, хранения и уничтожения ненужных архивных материалов

Порядок приема и хранения в регистратурах актов и документов законодательных, административных и судебных учреждений по действующему законодательству Западной Европы и России. {36}

Порядок сдачи, приема и разбора делопроизводств правительственных и общественных учреждений в центральных государственных архивах. Сдаточные описи, их формы и значение.

Порядок уничтожения ненужных бумаг в архивах Западной Европы и в России.

Порядок хранения архивных материалов в столичных и провинциальных государственных архивах. Классификация архивных материалов и порядок их распределения в архивном хранилище. Архивные фонды и их подразделения.

Описание архивных материалов с практическими и научными целями, виды и формы архивных описей и алфавитов. Карточные каталоги. Архивные инвентари. Систематические обозрения разобранных и описанных архивных фондов. Личные, географические и предметные указатели. Издание архивных описей и алфавитов.

Публичность, издания и научная разработка государственных архивных материалов

Условия выдачи государственными архивами правительственным и общественным учреждениям и частным лицам архивных справок и копий подлинных документов.

Условия выдачи архивных материалов посторонним лицам для занятий в архивных помещениях с практическими и научными целями.

Порядок издания архивных материалов государственными архивами, археографическими комиссиями, учеными обществами и частными лицами. Сводные архивные издания и порядок выборки образцовых актов и документов.

Условия научной разработки неизданных архивных материалов служащими в государственных архивах и посторонними лицами. Обязанности архивистов по сообщению сведений, относящихся к научной разработке архивных материалов.

 

Пособия: В. С. Иконникова: «Опыт русской историографии»; Д. Я. Самоквасова: 1) «Централизация государственных архивов», кн. I и II; 2) «Архивное дело в России», кн. I и II.

 

7-е июля 1902 г.

Д. Самоквасов

{37}

Примечания

1. См. реферат А. Н. Львова в «Трудах» XI Археол. съезда в Киеве, т. II: «Русское законодательство об архивах».
2. [Номер страницы указывается после ее текста в фигурных скобках. Примечания участников проекта «Викитека» указываются в квадратных скобках.]
3. См. Пол[ное] соб[рание] зак[онов] № 21863.
4. Там же. № 21278.
5. Там же. №№ 24642, 36904, 37462, 37503, 37593 и 40973.
6. [«…Русское дореволюционное архивоведение… включало… историю архивов и учреждений…, историю архивного законодательства (все это обычно называли «архивовéдением»), а также вопросы физической сохранности, классификации, описания, отбора документов к уничтожению и другие «практические» сведения («архивоведéние»)… Таким образом выделялись историческая и методико-практическая (с элементами теории) части архивоведения… Традиция подобного деления продолжалась до начала 1940-х годов, когда И. Ф. Колесников уже отличал архивовéдение «в тесном смысле слова» (история архивов и архивного дела) от архивоведéния как теории и практики архивного дела». Автократов В. Н. Теоретические проблемы отечественного архивоведения. М., 2001. С. 31.]
7. Свод Законов; т. II, ст. 57-65. Изд. 1892.
8. См. ниже гл. III и приложение № 1.
9. Сборн. госуд. знаний В. П. Безобразова; т. IV, стр. 184, 196.
10. См. «Памятную книжку Виленской губ. на 1902 год»; статью архивариуса И. Я. Спрогиса «Виленский центральный архив». М. О. Кояловича «Люблинская уния». СПб., 1863. Сборник Археологического института. Кн. I; статья В. А. Лялина «Виленский центральный архив». Стр. 22–38; Гильдерфинга «Литва и Жмудь». Собр. сочин. Т. II. С. 363 и след.
11. Н. Иванишев. О древних сельск[их] общ[инах] в Юго-Зап. России. С. 34.
12. В отношении всех учреждений Московского государства, подлежавших изучению историками-юристами только по законодательным и летописным материалам, можно сказать то, что сказано в только что изданной диссертации И. Я. Гурлянда о Приказе Великого Государя тайных дел: «Приказ тайных дел обсуждался обыкновенно авторами более по впечатлению, чем на основании документов… Немногое, что более или менее известно о приказе, скорее дает повод для друг друга исключающих объяснений, чем для раскрытия вопроса» (стр. 1).
13. «Вестник арх[еологии] и истории», изд. Арх. инст. за 1886 г., вып. VI, стр. 74.
14. См. приложение № 1.
15. Например, третья ломка наших университетов в короткий сорокалетний срок могла бы опереться на опыт истории, на историческую университетскую статистику фактов, если бы в России были ученые архивисты и если бы факты прошедшей жизни наших университетов хранились в архивах в порядке, дававшем возможность систематического их изучения. Для новой университетской реформы было бы в высшей степени полезно собрать фактический материал по вопросам: сколько кафедр и по каким причинам оставались вакантными при уставах 1863 и 1884 годов; какие меры принимали университетские советы и факультеты для замещения свободных кафедр; в каком объеме профессора преподавали науки своих кафедр; сколько студентов в течение года не слушали лекций, а являлись на экзамен без подготовки к нему посредством слушания лекций и практических занятий; какие причины при том и другом уставе вызывали студенческие волнения и какие меры принимали университетские власти для прекращения университетских беспорядков; сколько профессоров оставляли университеты вследствие студенческих волнений; сколько увольняемых студентов оказывались впоследствии в тайных революционных и сепаратических организациях и в политических процессах? При рациональном устройстве и управлении государственные архивы могли бы ответить и на многие другие вопросы, связанные с рациональною постановкою университетской реформы, относящиеся к организации и деятельности университетских властей, власти попечителя, министра и т.д. Тогда можно было бы рассчитывать на устойчивость реформы, как основанной на знании фактического материала по истории действительной жизни наших университетов.
16. Свод законов. Т. 1. Кн. 5. Ст. 279. Изд. 1892 г.
17. Полож. Арх. инст. 23 июля 1877 г. Ст. 1; Полож. Губ. арх. ком. 13 апреля 1884 г. Ст. 9.
18. Сборн. Арх. инст. Кн. 1. С. 5.
19. Сборн. Арх. инст. Кн. 1. С. 12, 17.
20. Там же. С. 2, 5-7.
21. По заявлению нынешнего директора Археологического института Н. В. Покровского в заседании Московского съезда профессоров и архивистов 22 апреля 1899 года и ныне получаемое институтом содержание из государственной казны недостаточно для этого учреждения.
22. Положение 1899 г. Ст. 6.
23. Сбор. Арх. инст. 1. С. 14.
24. «Новое время» за 1900 г. № 8898.
25. В нашем Археологическом институте «архивовéдение» преподает «случайный лектор» - учитель гимназии, он же библиотекарь. Курс этого лектора («Конспект лекции», стр. 1–51. Спб. 1901), читаемый по одному часу в неделю, не имеет ничего общего с «наукою архивовéдения», преподаваемою в западноевропейских университетах профессорами – специалистами, имеющими ученые степени по своей специальности. Научное преподавание в нашем архивном институте поставлено до крайности несерьезно: история национального права, преподаваемая в университете по 8 часов в неделю и повсеместно признаваемая основным предметом в подготовке ученых архивистов, читается в нашем Институте только по одному часу в неделю («юридические древности»); дипломатика, требующая, например, в Венском институте, не менее двух часов занятий в день в течение двух лет, в нашем Институте преподается только по одному часу в неделю, и притом без сфрагистики и геральдики… Преподаватели делятся на три разряда: со степенью доктора, со степенью магистра и «прочие». На всех преподавателей Института из 18-тысячной штатной суммы назначено только 8 тысяч, от 300 до 1000 рублей на каждого. Остальная штатная сумма, плата за слушание лекций и пожертвования расходуются «директором Института, одним преподавателей и одним почетным членом», составляющими правление Института (ст. 13), «на администрацию, учебные пособия и хозяйство».
26. Письма К. Н. Бестужева-Рюмина о смутном времени, стр. 23. Изд. 1898 г. На нашу просьбу рекомендовать на вакантные должности Московского архива Министерства юстиции окончивших Петербургский археологический институт А. Н. Труворов не дал ни одной рекомендации в течение 5 лет, потому что Институт, насчитывавший сотни слушателей, выпускал единицы окончивших курс, уже состоявших на службе в учреждениях Петербурга разных гражданских и военных ведомств.
27. А. Н. Львова: «Нужен ли нам Археологический институт и какой именно?» С.-Петербург. 1899.
28. Труды Ряз. ком., изд. 1895 г. Речь г. Яхонтова, стр. 1, IV, XII.
29. Известия Калужской комиссии за 1897 год, № 5, стр. 24, 100, 101. Местное дворянство уступило комиссии принадлежавший ему «дом Коробовых»; но и это помещение в отчете комиссии за 1897 год характеризуется следующими словами: «Половина каменных палат становится тесною для помещения музея и почти невозможное, по сырости, для помещения в нижнем этаже архива».
30. Десятилетие Оренб. ком., стр. 1, 4, 6 и 7. Отчет за 1896 – 1898 гг., стр. 2.
31. Отчет Яросл. ком. За 1897 г., стр. 1–3.
32. Отношение пред. ком. от 5 янв. 1899 г. № 50.
33. Отчет Тамб. ком. за 1898 г.
34. Отчет Тавр. ком. за 1894 г.
35. См. Труды Ряз. ком. за 1900 г., в. III, стр. LXX.
36. Труды Рязан. ком. за 1895 г. Речь г. Яхонтова, стр. IX.
37. «В прошлом (1892) году приступлено было к разбору губернского архива. Разбор производился очень медленно, и главная работа принадлежит членам архивной комиссии. Нельзя не пожалеть, что для такого громадного предприятия оказывается так мало сил и не выработано еще ни определенного плана, ни метода в разборе и описании дел… Описание дел исторического архива комиссии и приведение его в должный порядок все еще продолжает быть pia desideria [лат. „благие пожелания“] комиссии». Отчеты за 1893 и 1895 гг.
38. Десятилетие Оренб. ком., стр. 2 и 7. Отчет за 1898 г.
39. Отчет Яросл. ком. за 1897 г. Северн. край за 1899 год. № 133.
40. Отчет Тамб. ком. за 1896–1898.
41. См. «Русский архив» П. Бартенева за 1900 г., кн. III, стр. 88, 91, 93 и 103.
42. Нынешний директор Археологического института Н. В. Покровский сказал нам на Киевском съезде 1899 года, что по своим академическим занятиям и по своему административному положению в Археологическом институте он не имеет возможности направлять, объединять и контролировать деятельность губернских архивных комиссий: невозможно требовать действительного и добросовестного контроля деятельности комиссий разных губерний от петербургского профессора и директора академического учреждения, состоящего только из учащих и учащихся. «Внутренняя связь Петербургского археологического института с архивными комиссиями давно порвалась… По Положению об архивных комиссиях всего ближе надлежало бы знать ведать деятельность и работоспособность комиссий Петербургскому археологическому институту; но со смертию незабвенного И. Е. Андреевского не помещено в изданиях института ни одного отчета об архивных комиссиях ни того, ни другого его преемников; да, как слышно, не исполнялась последними и обязательность представления этих отчетов в Академию наук». «Истор. вестник» за 1891 год. Декабрь, стр. 1096; А. Н. Львова «Нужен ли нам Археологический институт», стр. 4.
43. Результатом такой частой мены администрации комиссии является полный беспорядок в ее делопроизводстве: «до 1896 года из имеющихся в комиссии переписок не видно, сколько ежегодно вступало или выбывало членов. Следов времени основания библиотеки комиссии, за беспорядочностью ведения ее канцелярии, отыскать невозможно. Отсутствие каких-либо каталогов и неимение книги для записывания изданий, выдаваемых членам, делает совершенно невозможною поверку библиотечного имущества за истекшее десятилетие существования комиссии…» Десятилетие Оренб. ком., с. 2, 6.
44. Оставаясь без председателя и товарища председателя, члены комиссии, однако же, продолжали функционировать по уничтожению дел правительственных архивов: «В отчетном году представлены описи архивным делам Пискаревым; из просмотренных им дел отобрано для хранения в историческом архиве и описано 97 номеров из дел сосредоточенного архива. Правитель дел Курбатов занимался просмотром по описям дел разных правительственных учреждений; таких дел им было просмотрено более 70 тысяч; из них около 2 тысяч отмечено для присылки на хранение в историческом архиве». Отчет Тамб. ком. за 1898 год.
45. Известия Калужск. ком. за 1897 год, с. 23–29.
46. Труды Ряз. ком. 1895 г. Речь г. Яхонтова, с. VI, VII.
47. В отчете Рязанской комиссии, напечатанном в 1894 году, говорится: «Разбор дел упраздненных судебных мест в отчетном году не производился. Комиссия, поставленная на страже охранения исчезающей письменной древности (?), должна изыскать какие-либо меры или средства, чтобы ее контроль над этим архивом сохранился (!)».
48. Например, делопроизводитель Калужской комиссии в отчете за 1897 г., указав на необходимость передачи ей дома Коробовых, говорит: «Только при таком условии возможно отбирать от присутственных мест дела, ненужные для текущего делопроизводства… Отбирать от присутственных мест дела и помещать их почти в подвальном помещении едва ли возможно».
49. Например, когда черниговские учреждения не допустили в свои архивы приезжих членов архивной комиссии, то об этом было заявлено на Киевском съезде 1899 года: «Идет дружная работа: комиссии разбирают правительственные архивы и составляют свои исторические архивы; однако, не без препятствий даже и в этом предложении дарового труда: в Чернигове большинство архивов не пустило к себе членов комиссий». Труды Ряз. ком. 1900 год, с. 49. Такое вполне законное отношение черниговских архивов к членам частных обществ является в глазах последних фактом исключительным и обидным сравнительно с практикою правительственных архивов других губерний.
50. См. Десятилетие Оренб. уч. ком., с. 4–6, и Отчет этой ком. за 1898 год.
51. Там же.
52. Отчет за 1898 год.
53. Там же.
54. Десятилетие, с. 6 и Отчет за 1898 год.
55. Там же.
56. Десятилетие, с. 4.
57. Отчет за 1896–1898 гг.
58. Десятилетие, с. 5.
59. Там же.
60. Десятилетие, с. 3 и 4.
61. Там же. с. 1 и 7.
62. «Новое Время» за 1900 год, от 18 сентября, № 8822.
63. Например, в своем отчете за 1893 год Рязанская комиссия заявила, что отмечая в описях дела архивов разных учреждений для высылки на хранение в губернский исторический архив, «комиссия наблюдала особую сдержанность, в виду того, что ее исторический архив уже почти полон, а впереди жатва еще обильна».
64. Следовательно, казенные палаты высылают в комиссии описи дел, подлежащих вечному хранению по действующим в министерствах правилам уничтожения архивных дел.
65. Где в наших цитатах не показан результат просмотра архивных описей членами комиссий, там он не показан и отчетами комиссий.
66. Такие дела по закону, а не по указанию членов комиссий, подлежат вечному хранению в архивах казенных палат.
67. Следовательно, казенные палаты предназначают к уничтожению и препровождают в частные общества даже архивные описи и дела, относящиеся к истории Императорской фамилии…
68. Кто же принуждает гг.  членов комиссий давать свою санкцию на уничтожение государственных архивных материалов по таким описям?
69. См. программу вопросов Ярославского арх. съезда.
70. Труды Ряз. ком. за 1895 г., с. VI, VII и XII.
71. Отчет Яросл. комиссии за 1898 г.
72. Записка о сост. и деят. Кал. ком. от 3-го апреля 1897 г., с. 27.
73. Отчеты за 1897 и 1898 гг.
74. Отчеты за 1895 и 1898 гг.
75. Истор. Вест. 1902. Март. С. 1187.
76. Археологический институт, под управлением А. Н. Труворова, которому требования архивовéдения и разумного архивоведéния были совершенно чужды, причинил величайший вред русским архивам постановлением «Совета Института», о котором в отношении Министерства земледелия и государственных имуществ в Императорское Московское археологическое общество говорится следующее:

    По предмету уничтожения дел в прежние годы Министерство входило в сношения с директором Археологического института сенатором Калачовым, а затем и с другими директорами Археологического института, которые посылали кого-либо из членов и слушателей Института для ознакомления на месте с уничтожаемыми делами. Такой порядок, однако, оказался не под силу одному учреждению; поэтому директор Археологического института тайный советник Труворов обратился в начале 1892 года в Министерство с запиской, в которой сообщал о постановлении Совета Института, что ввиду открытия в 12 губернских городах ученых архивных комиссий, имеющих целью разбирать и описывать местные архивы, возможно с успехом возложить на эти комиссии рассмотрение описей.

    Это «варварское» постановление Совета Археологического института, частного академического учреждения, противное требованиям науки, закона, постановлению Высочайше учрежденной Комиссии 1873 года и правилам уничтожения ненужных архивных бумаг западноевропейского архивного законодательства, послужило основанием практикуемого вот уже 10 лет повсеместного опустошения наших провинциальных исторически слагавшихся архивных фондов просмотром описей членами губернских архивных комиссий.

77. Сборн. Арх. Инст., кн. I, отд. III, с. 33, 42.
78. Отношение предс. ком. от 5 янв. 1899 г. № 50.
79. См. ниже гл. V.
80. Полное собр. зак., № 839, § 63 и 67.
81. Закон 1892 г., 2 апр., ст. 7 и 8.
82. [Описание – прямая обязанность архивиста; задача архивиста состоит не в том, чтобы писать историю, не в том, чтобы публиковать тексты, и даже не в том, чтобы составлять регистры [регистры, регесты – подробные описания документов, содержащие выдержки из них]… Когда все сложившиеся ранее архивы древних актов будут централизованы и сосредоточены в государственных хранилищах, и на их документы будут составлены инвентарные описи, снабженные указателями, – тогда только мы сможем в благоприятных условиях, быстро, без больших затрат и обеспечив охрану [документов], составлять эти каталоги актов, эти регесты, эту статистику [исторических] фактов, создавать которые сейчас столь трудно и столь преждевременно.] Revue Internationale des archives, t. 1, № 1, p. 24, 25. Paris, 1895.
83. См. ниже в приложениях статью: «Форма архивных описей».
84. Иконников, 1, с. 495.
85. Там же, с. 384.
86. См. Иконникова «Опыт рус. историографии», т. 1, кн. 1, с. 379.
87. Там же, с. 379, 380, 430. Дитятин: «Устройство и управление городов России», кн. II, с. 11. Петрушевский: «Генералиссимус Суворов», I, с. 423.
88. Калачов: «Сборн. гос. знаний» В. П. Безобразова, т. IV, с. 207, 213.
89. «Записка о мерах к приведению в порядок Московского отделения Общего архива Главного штаба», за подписью генер.-майора Фролова, стат. сов. Перетерского и полк. Мышлаевского. 1901 г.
90. Петрушевский. Генералиссимус Суворов, I, с. 423. Иконников. Опыт русской историографии, I, с. 479.
91. Записка Штаба, с. 1, 110.
92. Там же, с. 11.
93. Там же, с. 7.
94. Высочайшее Повеление 7-го февраля 1819 года учредило Московский архив военного ведомства «с целью хранения дел по 1812 год».
95. «Установление» штабным проектом библиотечного способа описания архива объясняется тем, что «шесть служащих в Главном штабе лиц уже окончили курс в С.-Петербургском археологическом институте, а 10 еще продолжают слушание лекций» (с. 17) по архивовéдению у библиотекаря.
96. Здесь штабный проект делает следующее примечание: «В Московском архиве Министерства юстиции женщины допущены уже более 5 лет к занятиям по разборке архива (?) и по отзыву директора, профессора Самоквасова, не оставляют желать ничего лучшего (при 25-рублевом вознаграждении)». В управляемом нами архиве женщины никогда не допускались к разборке архивных материалов и составлению описей; а вообще вольнонаемные не допускаются в хранилище документов, к работам «на месте» их хранения; женщины допускаются только к переписке «справок» и алфавитов и к составлению последних; разборка архивных материалов и их описание составляют обязанность штатных архивистов университетского образования.
97. «Так как Московский архив представляет собою драгоценное достояние военного ведомства, доверенное Главному штабу, то работы по нему не должны выходить из ведомства сего учреждения, а вестись непременно по его указаниям и в подчинении ему» (с. 12, 19).
98. В настоящее время Главный штаб проектирует еще более странное дело: пересылку документов Лефортовского архива для упорядочения и описания из Москвы в Петербург, потому что там живет начальник архива.
99. По сведениям штабной «Записки», в Лефортовский архив поступило: 1 231 251 дело по рапорту столоначальника Александрова 1861 года+10 000 пудов дел, поступивших в 1882 году,+1 292 связки дел, пост. в 1889 году+460 000 томов=4 666 пудов дел, пост. в 1893 г.,+4 000 пудов дел, пост. в 1897 году+600 пудов дел, поступивших в 1900 году.
100. «Содержание (с надбавками): заведующему описанием 1 602 р. 64 к.; его помощникам: каждому по 1 201 руб. 98 к., а обоим 2 403 р. 96 к. На наем составителей карточек 3 840 руб.; на дополнительное вознаграждение 1 500 руб.; на содержание двух брошюровщиков 300 руб.; на канцелярские и пр. материалы 1 500 р.; итого ежегодно 11 146 руб. 60 к.; а в 8 лет 89 172 р. 80 к.»
101. К этому первоначальному ядру в 70-х и 80-х годах истекшего столетия были присоединены бывший Московский Сенатский архив, архив документов времени царствования Иоанна Антоновича, архив упраздненной Герольдмейстерской конторы в Москве, архивы бывшей Московской управы благочиния и Московского городского управления, дела по 1800 год архивов учреждений, упраздненных судебною реформою 1864 года, и Архив Польско-литовской метрики.
102. Выс[очайше] утв[вержденное] мнение Госуд. Совета. 22 ноября 1876 г.
103. Опис. док. и бум. Моск. арх. Мин. юст. Кн. 7, с. 54–57.
104. Сам Калачов следующими словами характеризовал деятельность архивных чиновников своего времени: «Во второй книге „Описания“ напечатана статья г. Северного о делах Сыскного приказа; в третьей книге помещены статьи г. Петровского «О Сенате в царствование Петра Великого» и г. Мрочек-Дроздовского «Областное управление эпохи первого учреждения губерний»… В то же время цельные документы, имеющие важное значение как материал для разработки русской истории и русского права, издаются архивом в свет благодаря содействию исторических обществ – Петербургского и Московского, Русского географического и Императорской Академии наук». Сборн. Гос. знаний, изд. В. П. Безобразова, т. IV, с. 214, 215.
105. Чтения в Общ[естве] ист[ории] и др[евностей] Рос[ийских] за 1892 г. «Памяти Востокова», с. 9.
106. »Сборн. госуд. знаний» В. П. Безобразова, т. IV, с. 206, 209, 211 и 213.
107. См. Чтен. в Обществе ист. и древн. Рос. за 1892 г., статья «Памяти Востокова», с. 17.
108. Археологический институт должны были составлять: редактор изданий архива, библиотекарь, неопределенное количество профессоров, обязанных читать лекции и заниматься «научною разработкою и изданием документов», и неопределенное количество слушателей, обязанных слушать лекции и заниматься разбором и описанием архивных документов. Институтом должен был заведывать директор, он же и управляющий архивом; а при директоре должны были состоять: секретарь, помощник секретаря, регистратор и смотритель зданий, он же экзекутор и казначей.
109. Дела канцелярии Моск. арх. Мин. юстиции: отнош. управ. к мин. юст. от 25 янв. 1886 г., № 32; 7 мая 1886 г., № 191; 12 июля 1886 г., № 303, и 3 октября 1886 г., № 467.
110. В памятной книжке, изданной с целью «дать служащим в архиве справочную книгу по всем предметам, которые входят в круг их обязательных занятий», Н. А. Попов высказал следующее: «Архив всего прежде должен иметь описи, которые обеспечивали бы целость дел и способствовали быстрому приисканию справок, т.е. прежде всего реестры и алфавиты… От архивных чиновников нельзя требовать учености». Памятн. книжка МАМЮ, с. 174. В «обозрениях» Попов усматривал «словесность», не соответствовавшую специальным задачам архива: «Я возложу, – говорил он, – на редакционный отдел описи; пора от словесности перейти к строго архивным трудам». Чтения в Обществе истор. и древн. Рос. за 1892 г., с. 21.
111. Новым штатом служащим в архиве предоставлено следующее содержание: управляющий архивом – 3 600 рублей и квартира; делопроизводитель – 1 800 руб. и квартира; помощник делопроизводителя – 1 200 руб.; 4 чиновника при архиве 10 класса – без содержания; 3 архивариуса – по 1 800 руб. и квартиры; 3 старших помощника архивариусов – по 1 200 руб.; 3 младших помощника архивариусов – по 1 000 руб.; редактор описей и изданий архива – 1 800 руб. и квартира; 2 старших помощника редактора – по 1 200 руб.; 5 младших помощников редактора – 1 000 руб.; библиотекарь – 1 200 руб.; смотритель зданий, он же экзекутор, – 900 руб. и квартира; регистратор, он же казначей и хранитель архивных изданий, – 1 000 руб.; на печатание изданий архива – 1 000 руб.; на вознаграждение писцов, на канцелярские расходы, переплет книг и столбцов и умножение библиотеки – 5 440 руб.; на наем сторожей и других служителей, на ремонт зданий и прочие хозяйственные расходы – 7 000 руб.; всего – 44 740 рублей (взамен бывшего штата – 29 600 руб.).
112. Изменение старой архивной нумерации лишило бы возможности проверять по новым описям старые архивные справки, поверять ссылки в ученых исследованиях, основанных на документах ныне существующей архивной нумерации.
113. Это самое верное средство охраны архивных документов от фальсификаций и расхищения.
114. Разрешение «исправлять» терминологию древних актов архивистам нашего времени было бы делом рискованным в научном отношении.
115. В этом отношении описание содержания древних документов невозможно подвести под одну какую бы то ни было форму, потому что объем содержания описи обусловливается разнородностию содержания сборников, подлежащих описанию. Объем содержания многих архивных рукописей, имеющих форму книг и свитков, может быть характеризован кратким выражением: «боярская книга», «жилецкий список», «разрядная книга», «писцовая книга», «межевая книга» и т.д. Но в архивах хранится множество сборников древних актов разнородного содержания, книг, свитков и связок, краткая опись которых требует многих строк, а часто и многих страниц. Например, описанию содержания каждого номера актовых книг Киевского центрального архива посвящается многостраничный выпуск, а между тем, это описание представляет собою краткую опись актов, требуемую законом 2 апреля 1852 г.
116. Инструкция составления и издания описания документов Московского архива Министерства юстиции, выработанная в 1894 году, оказалась настолько удачною в практическом и научном отношении, что ее основные принципы буквально повторяются в «плане, или форме» составления и издания архивных описей, выработанном специальным комитетом, состоявшим из ученых архивистов и профессоров архивовéдения (D-r Muhlbacher, D-r Redlich и др.) и единогласно одобренном Императорским архивным советом Австрии в заседании 28-го января 1899 года. См. Д. Самоквасова: Центр. госуд. архивов, кн. II, стр. 78–82. Ср. ниже приложение № VIII: «Форма архивных описей».
117. Все отделы Архива Министерства юстиции имеют важное научное значение.
118. Доклады и приговоры Сената. Том I. СПб., 1880. Предисловие.
119. Вознаграждение из этой суммы «за особые работы» восходило до 3 094 рублей в год. Отчет Архива за 1884 г. См. Описание докум. арх., кн. VII, с. 56, 57.
120. Даже алфавиты к книгам контор Герольдмейстерской и Печатной, составленные и разрезанные на карточки при директоре Иванове, оставались бесполезными, не подобранными в алфавитном порядке и не переписанными в книги в течение 30 лет.
121. Чтения Общества истории и древностей Российских за 1892; статья: «Памяти Востокова», стр. 17.
122. Там же. С. 8.
123. Участие Академии наук в издании «Докладов и приговоров Сената» по смерти Калачова выразилось только в составлении следующего предисловия ко второй книге V тома: «Окончив печатание V тома докладов и приговоров Правительствующего Сената в царствование Петра Великого, я считаю долгом выразить свою благодарность секретарю Московского архива Министерства юстиции А. А. Гоздаво-Голомбиевскому за помощь, мне оказанную. Ему принадлежит окончательная проверка набранного с текста с подлинниками и составление алфавитов. Н. Дубровин».
124. См. «Publicationen aus den K. Preusischen Staatsarchiven», t.t. I–LXXIV.
125. В Московском архиве Министерства юстиции хранится 429 книг, содержащих в себе доклады и приговоры Сената времени Петра Великого. Из них к Сенату собственно и к учреждениям, при нем состоявшим (Сенатской конторе, Казначейству, Герольдмейстерской конторе и к столам Приказному, Разрядному и Секретному), относятся 72 книги; а остальные книги относятся к внесенатским учреждениям, дела которых восходили на рассмотрение и решение Сената: Синода, коллегий, губерний, разных комитетов, комиссий, канцелярий и контор по разным случайным предметам: о валахском господаре Кантемире, о шляхетских переселенцах, об имуществе царевны Натальи Алексеевны, о корабельных лесах и проч.
126. В отношении от 1 сентября 1887 года непременный секретарь Академии Веселовский высказал: «Академия наук возложила на меня приятную обязанность засвидетельствовать пред Вашим Превосходительством ее признательность за любезно проявленную Вами готовность принять на себя продолжение трудов Калачова по изданию „Актов Российского государства“». Попов не принял этого переименования «Актов Московского государства» в «Акты Российского государства», так как Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета была ассигнована специальная сумма на издание актов XVI и XVII веков – Актов Московского государства.
127. Отношения непр. секр. Акад. от 9 окт. и 26 нояб. 1887 г., № 475 и 569.
128. Так как выборке и переписка архивных материалов для академических изданий в предыдущие годы имели своим следствием прекращение в архиве работ по упорядочению и описанию архивных документов в присутственное время, то 20 ноября 1892 года в журнал распоряжений управляющего архивом было внесено следующее распоряжение: 1) выборка и переписка архивных документов для академического издания поручаются 8 младшим чиновникам архива университетского образования, под направлением и ответственным контролем А., одного из старших чиновников; 2) работы по академическому изданию, как частному, могут быть ведены только в неприсутственные часы и не должны задерживать должностные работы служащих в архиве, направленные к хранению документов в порядке и их описанию.
129. Попытка Академии – употребление суммы, ассигнованной на издание „Актов Московского государства“, распространить на печатание документов XVIII столетия посредством перемены названия издания, как мы видели выше, потерпела неудачу вследствие несогласия на такую перемену со стороны управляющего архивом Попова. По смерти Попова Академия достигла сказанной цели посредством изменения в первоначальном ходатайстве Калачова XVII века в век XVIII-ый, не испросив на то предварительно согласия своего редактора – управляющего архивом. Эта перемена дала Академии возможность употреблять сумму, ассигнованную первоначально (по ходатайству управляющего архивом Калачова) «на выборку и издание актов XVI и XVII столетий», на печатание актов XVIII столетия, докладов и приговоров Сената, собранных и расположенных в хронологическом порядке при Калачове и подлежавшим безвозмездному печатанию в казенной академической типографии.
130. Очередные акты, подлежавшие набору, были высланы из архива в академическую типографию уже 12 апреля 1894 года.
131. Трудность организации в архиве личных сил для академического издания вытекала из того, что чиновники архива, получая бедное штатное содержание – 700–850 рублей в год – должны были искать заработка в неприсутственное время, а отказываясь от таких заработков: уроков, переписки, генеалогических работ и проч. – для работ по академическому изданию, попадали в тяжелое положение, когда работы по этому изданию прерывались приведенными в тексте отношениями непременного секретаря Академии.
132. К первоначальной 12-тысячной сумме, ассигнованной Академии по представлению управляющего архивом Калачова на выборку и издание архивных актов XVI и XVII веков, было прибавлено с 1 января 1896 года «по 2 тысячи рублей в течение 3-х лет». Но в течение 1893 и 1894 годов за выборку архивных материалов на 80 печатных листов Академия уплатила из первоначальной суммы только 2 730 рублей, высланных в архив при 4 отношениях непременного секретаря Академии; а именно: от 29 апреля 1893 года – 780 рублей, 28 сентября 1893 года – 585 рублей, 8 июня 1894 года – 1072 руб. 50 коп., 23 декабря 1894 года – 292 руб. 50 коп.; всего 2 730 рублей. Из 6-тысячной ассигновки с 1 января 1896 года Академия выслала выборщикам и корректорам только 1 684 [в оригинале – 1 584, исправлено путем сложения] рубля, при четырех отношениях, а именно: от 5 апреля 1897 года – 695 рублей, 31 октября 1897 года – 445 рублей, 2 июня 1898 года – 445 рублей, 19 февраля 1899 года – 99 рублей; всего 1 684 рубля. Куда же употреблены Академией остальные суммы из ассигнованных специально на издание архивных материалов? См. след. примечание.
133. Это требование имеет смысл только по отношению к изданиям академиков, относящимся к их специальностям, но бессмысленно по отношению к изданию архивных материалов, хранящихся в Москве, где имеется специальный редактор Академии, ведущий это издание только посредством сношений с академической типографией, помимо какого бы то ни было участия гг. академиков. Во всяком случае, было бы удобнее пересылать в Академию только последнюю корректуру, если это необходимо по формальному требованию устава Академии, а не многократно пересылать корректуры из Москвы в Петербург и обратно для сличения их с подлинными актами. г. Лаппо-Данилевский в своем докладе Академии по изданию грамот Коллегии экономии, препровожденном в Министерство юстиции, сообщает другой мотив печатания документов Московского архива в академической типографии: суммы, говорит он, отпускаемые из Государственного казначейства на напечатание архивных материалов, расходуются на вознаграждение работ архивистам по выборке и переписке документов, корректуре и составлению заголовков актов и алфавитов (?), а печатаются материалы в академической типографии безвозмездно (?). Но факты дел канцелярии Московского архива Министерства юстиции, приведенные в тексте, и отчеты Академии, помещенные в ее изданиях, не оправдывают этого сообщения. Ср. пред. примечание.
134. Вышеприведенные факты доказывают, что Калачов не только возбудил вопрос о печатании актов Московского государства, но исходатайствовал и сумму на это издание в размере 12 тысяч на три года; Н. А. Попов находил печатание документов Московского архива в Петербургской академической типографии очень неудобным, а потому просил Академию о переводе этого издания в Москву.
135. Протоколы заседаний Историко-филологического отделения Академии за 1900 год, прот. 147.
136. А. С. Лаппо-Данилевский кратковременно занимался в Московском архиве Министерства юстиции, когда собирал материалы для своей диссертации «Организация прямого обложения в Московском государстве», и получил здесь известность отсутствием способности пользоваться научно архивными материалами. В «Чтениях Общества истории и древностей Российских при Московском университете» за 1895 год (книга II, стр. 9) говорится: «Г. Лаппо-Данилевский, занимавшийся в Архиве юстиции для главы „О ясаке“ своей диссертации, воспользовался из всего громадного богатства Сибирского приказа всего одним документом (именно – из столбца Московского стола № 28) да и воспользовался им замечательно небрежно… Два раза делает он ссылки (на стр. 418, примечание 3, и на стр. 420, примечание 2) на „ясачную книгу“ Томского уезда 131 года и оба раза относит ее к Омску и Омскому уезду, возникшим уже в XVIII веке… Притом же он ссылается на ясачную книгу 129 года, хотя несомненно пользуется книгою 131 года… Приводимый автором расчет, будто „одна соболь = ½ бобра… ½ лисицы черно-бурой=одной лисице обыкновенной» (стр. 420) – не есть выписка из документа, как можно подумать, а вывод автора, сделанный совершенно неосновательно… Автор понятия не имеет, как высоко ценились в XVIII веке черно-бурые лисицы (доходившие до нескольких сот рублей). В данном случае он смешал “черно-бурых лисиц“ с „черно-черевыми лисицами“, а разница между ними огромная…»
137. Акты Моск. госуд. Т. I, Предисловие, стр. 13.
138. «План изданий арх. докум. XVI–XVIII вв., выработанный адъюнктом А. С. Лаппо-Данилевским».
139. Государственные архивы богатого содержания (центральные) существуют в следующих городах Германии: Берлине, Кенигсберге, Данциге, Штеттине, Познани, Бреславле, Магдебурге, Шлезвиге, Ганновере, Оснабрюке, Аурихе, Висбадене, Марбурге, Мюнстере, Вецларе, Дюссельдорфе, Кобленце, Мюнхене, Ландсгуте, Шпейере, Амберге, Бамберге, Нюрнберге, Вюрцбурге, Нейбурге-на-Дунае, Штутгарте, Людвигсбурге, Дрездене, Карлсруэ, Дармштадте, Шверине, Нейстерлице, Ольденбурге, Веймаре, Цербсте, Альтенбурге, Готе, Вольфенбюттеле, Мейнингене, Детмольде, Бюкебурге, Грейце, Шлейце, Рудольфштадте, Зондерсгаузене, Арользене, Бремене, Гамбурге, Любеке, Колмаре, Меце и Страсбурге.
140. На Западе, говорит г. Лаппо-Данилевский, ведут архивные издания «известные ученые и профессора, подобные Фойгту, Вейнзекеру и Лаппенбергу…» А в России, по его мнению, академическое архивное издание может быть поручено «руководству» младшего чиновника архива, не имеющего ни теоретической, ни практической «учености», а по своей служебной должности обязанного разбирать и описывать, а не издавать архивные материалы.
141. Этот архивный отдел содержит документы различной формы и разнообразного содержания, относящиеся к поземельной собственности монастырей, пустынь, соборов и приходских церквей. Эти документы сосредоточены были в Коллегии экономии в 1764 году, когда населенные имения церковных учреждений были секвестрованы и учреждены «духовные штаты». В 1769 году Коллегия экономии докладывала Сенату, что в ее ведомстве «крестьянских селениев числится более 20 тысяч, следовательно, и крепостей на них дóлжно иметь столько же». Пер. Полн. собр. зак., № 13 261. Указом 2 июля 1786 года предписано было «Коллегии экономии более не быть», а ее архив передать в Государственный архив старых дел, куда и переданы были: «одна книга именных Высочайших Указов, именных повелений и памятей, указов Верховного тайного совета и Высокого Кабинета и жалованные грамоты, выписи и разного звания крепостные акты в 13 252 столбцах и 2 764 книгах. Это количество документов и ныне хранится в отделе «Грамот Коллегии экономии». См. Опис. док. Мос. арх. Мин. юст., кн. V, стр. 414. В 1852 году Государственный архив старых дел вошел в состав содержания Московского архива Министерства юстиции с его отделом, именуемым «Грамотами Коллегии экономии».
142. И. Я. Гурлянд. Приказ Вел. Гос. тайн. д., изд. 1902 г., стр. 19, 20.
143. Там же, стр. 26, 27.
144. Сбор. Арх. инст., кн. 1, отд. III, стр. 1 и 2.
145. Там же, стр. 1, 2, 46.
146. Там же, стр. 43.
147. Там же, стр. 33.
148. Там же, стр. 28.
149. Там же, 26–28.
150. Там же, 31–32.
151. Там же, 33.
152. К протоколу комиссии приложен текст «Проекта правил о решенных делах Министерства путей сообщения», одобренный комиссией. См. приложение № III.
153. См. там же, стр. 14.
154. См. Приложение № 1.
155. В заседании комиссии 19-го декабря 1892 года представитель Министерства внутренних дел заявил, что со стороны этого министерства не встретится препятствий к передаче Витебского архива древних актов в ведомство Министерства народного просвещения, а равно и к передаче в последнее средств содержания Витебского архива, отпускаемых ныне по смете Министерства внутренних дел.
156. См. приложение № II.
157. «Киевлянин» за 1899 г., № 220.
158. Известия съезда. Киев, 1899. С. 209.
159. «Рус. ведомости» от 13 мая 1902 г., № 130: «Сегодня состоялся годичный акт в Археологическом институте. Из отчета, прочитанного директором института Покровским, видно, что в течение года в институте было слушателей 977 (?); окончили курс со званием действительного члена 258 (!)».
160. Письма А. Н. Львова от 19 октября и 8 ноября 1890 [так в тексте] г., хранящиеся в делах канцелярии Моск. арх. Мин. юстиции.
161. См. приложение VII.
162. См. приложения I и II.
163. Н. В. Калачов. «Сбор. госуд. знаний» В. П. Безобразова, т. IV, стр. 184.
164. См. приложение VII.
165. Протоколы Высочайше учрежденной комиссии об устройстве архивов 1873 года напечатаны в «Сборнике Археологического института», книга I, отделение III, стр. 1–56. Издание 1878 года.
166. Свод законов, т. II «Общее учреждение губернское», ст. 57–65, 598.
167. См. ниже, гл. V «Результаты современного архивного нестроения», стр. 119.
168. Свод законов, том I, часть II, ст. 152–191 (изд. 1901 г.); ст. 66–79; 298–331 (изд. 1892 г.).
169. Там же, ст. 118–120, 129–136; 275–279; 433–462; 768–785; 789–825; 884, 897; приложение к ст. 67.
170. Там же, том II, ст. 595–604; 1001, 1005, 1219; приложение к ст. 61, ст. 1–6; приложение к ст. 67, 1–11. Учр[еждение] упр[авления] губер[ний] Царства Польского; ст. 79, 80. Учр. упр. Кавказского края; ст. 98. Учр. Сибирское; ст. 139–140. Свод военных постановлений 1869 г. (СПб., 1893), часть I, книга I, глава 18, отделение 3; ст. 537–540, 543–546. Свод военных постановлений 1869 г. (СПб., 1891), часть II, книга V, раздел IV, глава II, отделение II; ст. 748–804; отделение III, ст. 813, 814; отделение IX, ст. 824 и 827.
171. Высочайше утвержденное положение Комитета Министров 13 апреля 1884 г.
172. См. выше, стр. 97, 105.
173. Свод законов, т. II. Изд. 1892 г.
174. Свод законов, т. I, ч. II, ст. 118–140, 276–279. Изд. 1892 г.
175. Там же, т. II, ст. 57–66.
176. Там же, ст. 598.
177. Недавно Московское археологическое общество, по инициативе профессора М. В. Духовского, указавшего на варварское уничтожение книг решений волостных судов, имеющих важное научное значение, возбудило ходатайство пред правительством об охране волостных архивов. Что же может сделать государство для охраны волостных архивов? Распространить на них требования 63, 64 и 598 статей «Общего учреждения губернского»? Но требования этого закона не исполняют даже правительственные местные учреждения. На требование хранить и описывать архивы волостные правления ответят, как отвечают нередко коммунальные архивы западноевропейских государств: «У нас нет средств на хранение ненужных нам актов по решенным делам; а если эти бумаги нужны государству ради научных целей, то пусть оно берет и хранит их». В таких случаях западноевропейские архивные главноуправляющие помещают коммунальные архивы в местные центральные государственные архивы… а в России таковых не имеется.
178. Полн. собр. зак., № 6644.
179. Сбор. арх. инст., кн. I, стр. 26, 29, 34 и след., кн. III, стр. 57 и 58.
180. Там же, стр. 28, 35.
181. См. приложение № 1.
182. «Новое время» от 21 апреля 1901 года, № 9031.
183. Труды Ряз. ком. за 1895 г., стр. VIII, IX.
184. Иконников: Оп. рус. историогр., т. I, кн. I, стр. 379, 380.
185. Сообщение проф. Н. И. Стороженко.
186. Сообщение архивариуса В. И. Холмогорова.
187. Сообщение делопроиз[водителя] Кал[ужской] уч[еной] ар[хивной] комиссии В. М. Кашкарова.
188. В. С. Иконников, стр. 28.
189. Первое Полн[ое] собр[ание] зак[онов], № 6875.
190. Там же, № 29382.
191. Труды Моск. Археограф. ком., т. II, вып. 1, стр. 149.
192. В. С. Иконников, с. 380.
193. Сборн. Арх. инст., кн. I, ч. [?], отд. III, стр. 32.
194. Отч[ет] Симб[ирской] ком[иссии] за 1895 г., стр. 3.
195. Отн[ошение] Иркут[утской] таможни от 17-го сентября 1899 г., № 6151.
196. Отн. Нев. гор. управы от 3 апреля 1899 г., № 631.
197. См. дополнение: отнош. архивов в Моск[овское] арх[еологическое] общество.
198. Труды Моск. Археограф. ком., т. I, вып. II, стр. 289.
199. Там же, вып. III, стр. 551.
200. В отношении той же палаты от 5 января 1900 года говорится: «Казенная палата, препровождая при сем 2 архивные описи делам первого разряда бывших отделений палаты: Контрольного за время с 1781 по 1865 год и Соляного – с 1819 по 1864 год, – имеет честь просить Московский архив Министерства юстиции принять к себе на хранение все означенные дела, в количестве 1513 томов». Перечисленные в описях дела важного практического и научного значения – это указы Правительствующего Сената, журналы, ревизские сказки 7, 8 и 9 ревизий, дела народных переписей, годичные отчеты, правила отчетности по разным ведомствам, формулярные списки и т.д. Те же описи показывают, что архив палаты содержался и содержится в порядке; документы систематически сгруппированы, пронумерованы, внимательно и добросовестно описаны: обозначены время начала и конца дел, сущность их содержания, количество листов и архивный отдел – все что требуется от хорошей инвентарной архивной описи.
201. См. выше, стр. 21, 34–49, 96–98.
202. В. С. Иконников: Опыт рус. историогр., кн. I, стр. 522; кн. II, стр. 1036.
203. Истор. вест., 1885 г., № II, стр. 461, 462.
204. Иконников, стр. 511.
205. См. выше, стр. 30 и 31.
206. «Виленский вестник» за 1899 г., 59.
207. «Русский архив» за 1899 г., № 5, стр. 126.
208. «Русские ведомости» за 1902 г. от 4 января, № 4.
209. «Рус. вед.» за 1900 г., № 15.
210. «Моск. вед.» за 1900 г., № 62.
211. Сообщение министра внутренних дел Д. С. Сипягина.
212. В. С. Иконников, I, стр. 380.
213. «Новое Время», 18 сентября 1900 г., № 8822. Статья «Новгородские архивы». Предположение корреспондента, очевидно, близко знающего трактуемое дело, оправдалось не только по отношению к новгородским архивам, но и архивамдругих губерний, особенно тех, где открыта деятельность «общественной архивной службы» и соседних с ними. См. Д. Самоквасова: «Архивное дело в России», кн. II, дополнение: «Материалы для русской архивной статистики». Москва, 1902.
214. См. выше, стр. 34 и след.
215. См. «Архивное дело в России», кн. II.
216. Свод законов, т. I, кн. 5, разд. I, ст. 118–120, 129–136; разд. II, ст. 273–279; т. II, разд. I, ст. 57–65.
217. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, ст. 303.
218. Ср. выше введение, стр. 18–20 и приложение IX.
219. См. «Архивное дело в России» Д. Самоквасова, кн. II «Прошедшая и будущая постановка архивного дела в России».
220. В. С. Иконников. Опыт рус. историографии, I, с. 379, 380, 430.
221. Сборн[ик] Арх[еологического] инст[итута], кн. I, стр. 26, 29, 34; кн. III, стр. 57, 58.
222. Там же; I, 28, 34.
223. Отнош[ение] киевск[ого] ген[ерал]-губ[ернатора] к мин[истру] юст[иции] от 1-го мая 1883 г., № 2084.
224. Отнош[ение] киевск[ого] ген[ерал]-губ[ернатора] к мин[истру] юст[иции] от 21-го июля 1868 г., № 4268, и от 1-го марта 1869 г., № 24.
225. Там же, № 4268
226. Отнош[ение] киевск[ого] ген[ерал]-губ[ернатора] к мин[истру] юст[иции] от 29-го октября 1868 г. № 196.
227. Отнош[ение] киевск[ого] ген[ерал]-губ[ернатора] к мин[истру] юст[иции] от 29-го октября 1868 г., № 196, Приложения I и II.
228. Отнош[ение] киевск[ого] ген[ерал]-губ[ернатора] к мин[истру] юст[иции] от 29-го октября 1868 г., № 196, и от 7-го марта и 23 сентября 1869 г.
229. Отн. мин. юстиции к киевск. ген.-губ. от 8-го ноября 1869 г.
230. Докл[адная] зап[иска] мин[истра] нар[одного] просв[ещения] Высоч[айше] учрежд[енной] Ком[иссии] 1892 г., дело № 2
231. Сборн[ик] Арх[еологического] инст[итута], кн. I, отд. III, стр. 51–56.
232. См. дело архива Мин[истерства] народ[ного] просв[ещения] за № 155714, картон 3888.
233. См. Д. Самоквасов: «Центр[ализация] госуд[арственых] арх[ивов]; кн. I, стр. 75–80, 113, 114, 143–145; кн. II, стр. 5–7, 75–78.
234. Там же; кн. I, стр. 100–104, 137, 173–175; кн. II, стр. 10, 134–137, 202.
235. Отношение Министерства от 18-го декабря 1899 года (№ 7694) отвечает на отношения Общества от 29 и 31 октября того же года (№№ 1880 и 1899).
236. «Могу сказать, – говорит г. Яхонтов, – что в обсуждаемом вопросе для представителей губернский комиссий первым интересом было улучшить положение архивных комиссий. Этим, разумеется, и объясняется то, что первые, общего характера пункты проекта приняты были… Было внесено добавление к проекту об оказании им пособия до 1500 рублей ежегодно (?)».
237. Западноевропейское законодательство повсеместно и строжайше воспрещает архивистам иметь частные архивные коллекции.
238. См. в декабрьской книге «Исторического вестника» за 1901 год статью В. Е. Рудакова: «Археология и история в трудах губернских ученых комиссий», посвященную защите современной деятельности сказанных комиссий как «единственных местных обществ, могущих следить за состоянием и упорядочением наших многочисленных провинциальных архивов».
239. 1900 г., № 9. Статья С. И. Кедрова: «Настоящее и будущее архивных комиссий».
240. См. текст, стр. 47.
241. Известия XI Археол. съезда в Киеве, стр. 209. Киев, 1899; Киевлянин за 1899 г., № 220, стр. 2.
242. Книговедение за 1894 год, вып. V. Статья: «К вопросу об описании актовых книг в архивах западных губерний». Автор, очевидно, совершенно незнаком с архивными инвентарями государств Западной Европы; а свою компетенцию в решении вопроса о форме описей, потребных для ученых, он сам определяет следующими словами: «Я все же некоторое время занимался кое-какими научными исследованиями в Киевском центральном архиве…; с содержанием же и характером документов, которые находятся на хранении в архивах внутренних губерний и столичных, я мало знаком».
243. Чтения Московского общества истории и древностей Российских за 1895 г.: «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа», стр. 16.
244. Чтения Исторического общества Нестора Летописца за 1895 год. Статья: «Чем должны быть описи архивов». Со времени издания распоряжения о посвящении «Описания документов и бумаг Московского архива Министерства юстиции» исключительно печатанию архивных описей, напечатанного в IX книге «Описания», не было напечатано в нем ни одного исследования по истории русского права… Архивариусу, решающемуся критиковать описательную деятельность Московского архива Министерства юстиции, следовало бы знать, что в Московском государстве были только московские бояре и что все боярские книги содержат в себе списки только московских бояр.
245. Аноним апрельской книжки журнала «Русская мысль» за 1896 год, отд. библиографии.
246. Аноним январской книжки «Журнала Юридического общества при Петербургском университете» за 1896 год.
247. Аноним «Мировых отголосков» за 1896 год (№ 20). После каждой анонимной статьи, появлявшейся в том или другом периодическом издании, направленной против современной деятельности Московского архива Министерства юстиции, управляющий архивом получал анонимное письмо, подобное последнему из них, следующего содержания: «Прочтите о Вашей административной и ученой деятельности в последнем томе „Словаря“ Брокгауза; это напомнит Вам статьи о Вашей деятельности в „Русской мысли“. По справке в редакции «Русской мысли» оказалось, что анонимным критиком современной деятельности Московского архива Министерства юстиции является бывший чиновник этого архива, удаленный за служебную беспорядочность (С).
248. Описание писцовых, переписных, межевых и других книг, напечатанное Калачовым, составлено при первом директоре архива Иванове, а не при Калачове и не по плану последнего. Ныне составляемые архивом описи вполне соответствуют форме описи писцовых, переписных и других книг, составленной при Иванове, а напечатанной при Калачове в 1869 году
249. Ср. текст, стр. 63–71
250. Инвентарные описи составляются не только для архивных потребностей практического характера, но и для потребностей научных. См. ниже.
251. Это – общее требование рационального архивоведéния, обусловленное тем, что нет возможности в архивных отделах поставить границу между документами «важными» и «маловажными».
252. «Архивовéдение» А. П. Воронова, с. 25. СПб., 1901. Следуя за И. М. Каманиным, А. П. Воронов, очевидно, не справился с подлинником архивной описи, напечатанной в IX книге «Описания», где он увидел бы, что частному описанию боярских книг предшествует общее обозрение их содержания, и в нем для образца приведен тот заголовок первой книги, на который указывает И. М. Каманин, а за ним и А. П. Воронов. Если помещать заголовки XVII века в инвентарной описи, то приведенный заголовок пришлось бы повторить столько раз, сколько сохранилось боярских книг, потому что во всех книгах «писаны государя, царя и великого князя всея Руси самодержца бояре, и окольничие, и думные люди»…
253. «План изданий архивных документов, выработанный адъюнктом А. С. Лаппо-Данилевским», стр. 7, 8.
254. Летопись занятий Археографич. комиссии, кн. V, отд. IV, стр. 145–158; кн. VII, отд. IV, стр. 74–83.
255. Докладная записка министру народн. просвещ. Комиссии 1892 г., стр. 12, 13.
256. В. С. Иконников: Опыт русск. историографии, I, стр. 384.
257. Сборн. гос. знаний, В. П. Безобразова, т. IV, стр. 207, 213.
258. [В оригинале – бездетного.]