Современное обозрение (Карнович)/С 1858 (ДО)

Современное обозрение
авторъ Евгений Петрович Карнович
Опубл.: 1858. Источникъ: az.lib.ru • Главный Комитет по крестьянскому делу.- Отношение г. министра внутренних дел к г. с.-петербургскому военному генерал-губернатору касательно устройства быта помещичьих крестьян.- Устав Амурской Компании.- Проект об устройстве железной дороги между Митавою и Ригою.- Передача железных дорог в Царстве Польском частной компании.- Пояснение 2039 ст. Уложения о наказаниях.- Правила касательно основания новых периодических изданий.- Крещение Бурят.- Обращение раскольников.- Отчет г. министра Внутренних Дел.- Замечания о внешней торговле России.- Места жительства Евреев.- Заметка о событиях в Европе.- Мыльный пирог.- Кавалер де-Кастри.- Смерть Лаблаша.- Литературное обозрение: статьи о крестьянском вопросе в русских журналах.- Статья г. Горлова «Об устройстве сельского труда в Пруссии».- Статья графа Орлова-Давыдова «О господских поместьях в Англии».- Письма, помещенные в «Le Nord», об устройстве крестьянского сословия в Остзейских губерниях.- Действия гласности в русской литературе.- Статья г. Кокорева: «Путь Севастопольцев», помещенная в «Русской Беседе».- Заметка г. А. С. З. о крестьянских школах.

СОВРЕМЕННОЕ ОБОЗРѢНІЕ

править

Главный Комитетъ по крестьянскому дѣлу.-- Отношеніе г. министра внутреннихъ дѣлъ къ г. с.-петербургскому военному генералъ-губернатору касательно устройства быта помѣщичьихъ крестьянъ. — Уставъ Амурской Компаніи. — Проэктъ объ устройствѣ желѣзной дороги между Митавою и Ригою. — Передача желѣзныхъ дорогъ въ Царствѣ Польскомъ частной компаніи. — Поясненіе 2039 ст. Уложенія о наказаніяхъ. — Правила касательно основанія новыхъ періодическихъ изданій. — Крещеніе Бурятъ. — Обращеніе раскольниковъ. — Отчетъ г. министра Внутреннихъ Дѣлъ. — Замѣчанія о внѣшней торговлѣ Россіи. — Мѣста жительства Евреевъ. — Замѣтка о событіяхъ въ Европѣ. — Мыльный пирогъ. — Кавалеръ де-Кастри. — Смерть Лаблаша. — Литературное обозрѣніе: статьи о крестьянскомъ вопросѣ въ русскихъ журналахъ. — Статья г. Горлова «Объ устройствѣ сельскаго труда въ Пруссіи». — Статья графа Орлова-Давыдова «О господскихъ помѣстьяхъ въ Англіи». — Письма, помѣщенныя въ «Le Nord», объ устройствѣ крестьянскаго сословія въ Остзейскихъ губерніяхъ. — Дѣйствія гласности въ русской литературѣ. — Статья г. Кокорева: «Путь Севастопольцевъ», помѣщенная въ «Русской Бесѣдѣ». — Замѣтка г. А. С. З. о крестьянскихъ школахъ.

«Современное Обозрѣніе» (главная цѣль котораго состоитъ въ томъ, чтобъ знакомить читателей нашего журнала со всѣми болѣе или менѣе замѣчательными случаями и явленіями въ жизни административной, общественной и умственной) обыкновенно въ каждой книжкѣ журнала занимается промежуткомъ времени отъ послѣднихъ чиселъ одного мѣсяца до тѣхъ же чиселъ другаго.

Въ точеніе этого времени, примѣнительно къ настоящему нумеру «Современника», конечно, самымъ замѣчательнымъ событіемъ въ нашемъ отечествѣ было учрежденіе особаго комитета для разсмотрѣнія о правилахъ крѣпостнаго состоянія.

Государь Императоръ въ 3-й день января 1857 года Высочайше соизволилъ учредить, въ непосредственномъ Своемъ вѣдѣніи и подъ Своимъ предсѣдательствомъ, особый Комитетъ для разсмотрѣнія постановленій и предположеній о крѣпостномъ состояніи. Комитетъ этотъ, находящійся подъ личнымъ предсѣдательствомъ Его Императорскаго Величества, называется: «Главнымъ Комитетомъ по крестьянскому дѣлу». Въ случаѣ непредсѣдательствованія въ этомъ Комитетѣ самого Государя Императора, мѣсто предсѣдателя занимаетъ генералъ-адъютантъ князь Орловъ. Комитетъ имѣетъ слѣдующій личный составъ. Члены его: Его Императорской: Высочество Государь Великій Князь Константинъ Николаевичъ, дѣйствительный тайный совѣтникъ графъ Блудовъ, генералъ-адъютантъ графъ Адлербергъ; дѣйствительные тайные совѣтники: князь Гагаринъ, Ланской, баронъ Корфъ и графъ Нанинъ; генералъ-адъютанты: князь Долгоруковъ и Чевкинъ; генералъ отъ инфантеріи Муравьевъ; дѣйствительный тайный совѣтникъ Брокъ и генералъ-адъютантъ Ростовцовъ.

Производство дѣлъ по Комитету Государь Императоръ изволилъ возложить на Государственную Канцелярію, подъ непосредственнымъ вѣдѣніемъ государственнаго секретаря Буткова, назначивъ въ помощь ему по сему дѣлу исправляющаго должность статсъ-секретаря Государственнаго Совѣта, дѣйствительнаго статскаго совѣтника Жуковскаго.

Указывая читателямъ «Современника» на ходъ дѣла по устройству быта помѣщичьихъ крестьянъ, должно также сказать и объ отношеніи г. министра внутреннихъ дѣлъ къ с. петербургскому военному генералъ-губернатору отъ 17 февраля за № 104.

Г. министръ внутреннихъ дѣлъ, упоминая въ этомъ отношеніи о тѣхъ главныхъ основаніяхъ касательно устройства быта помѣщичьихъ крестьянъ, которыя были сообщены имъ прежде при Высочайшемъ рескриптѣ, данномъ на имя дворянства С.-Петербургской губерніи, говоритъ, что соображенія, сообщенныя г. генералъ-губернатору въ означенномъ отношеніи, заключаются лишь въ общихъ чертахъ, дабы подробною программою не стѣснить разсужденій и собственныхъ предположеній губернскаго комитета.

«Нынѣ, продолжаетъ г. министръ, нѣкоторые изъ дворянскихъ комитетовъ, составленныхъ въ губерніяхъ, изъявившихъ желаніе приступить къ мѣрамъ для улучшенія быта крестьянъ, встрѣчаютъ, какъ мнѣ извѣстно, затрудненія въ своихъ сужденіяхъ, не находя въ отношеніяхъ моихъ къ вашему превосходительству и начальникамъ губерній подробнаго разрѣшенія всѣхъ представляющихся имъ вопросовъ: и потому я счелъ нужнымъ присовокупить и сообщить вашему превосходительству нѣкоторыя къ симъ отношеніямъ изъясненія».

Затѣмъ г. министръ замѣчаетъ, что какъ въ прежнихъ, такъ и въ настоящемъ его отношеніяхъ не надобно искать подробной для сужденія комитетовъ программы. «Мысли и предположенія мои, продолжаетъ господинъ министръ, не должны быть почитаемы, какъ и предрѣшеніемъ предлежащихъ вопросовъ: ихъ слѣдуетъ принимать только за указанія на нѣкоторые существенные вопросы, предстоящіе обсужденію комитетовъ. Развитіе сихъ вопросовъ и примѣненіе ихъ къ мѣстнымъ условіямъ предоставлены Высочайшимъ рескриптомъ самому дворянству, безъ стѣсненія тѣми, такъ сказать, совѣтами, которые изложены въ моихъ отношеніяхъ.»

Послѣ сообщенія о томъ, что предположенія о способѣ рѣшенія всѣхъ частныхъ вопросовъ, относящихся къ устройству быта помѣщичьихъ крестьянъ, будутъ зависѣть отъ собственныхъ соображеній комитетовъ, господинъ министръ указываетъ однако на неприкосновенныя и неизмѣнныя начала сего устройства. Они заключаются: «въ обезпеченіи помѣщикамъ поземельный ихъ собственности, а крестьянамъ прочной осѣдлости и надежныхъ средствъ къ жизни и къ исполненію ихъ обязанностей».

Затѣмъ господинъ министръ внутреннихъ дѣлъ сообщаетъ нѣкоторыя указанія на вопросы, подлежащіе обсужденію комитетовъ, именно: 1) касательно выкупа усадебъ, 2) относительно владѣнія усадьбами, 3) касательно перенесенія усадебъ и 4) относительно отводимыхъ въ пользованіе крестьянскаго мірскаго общества полей и другихъ угодій.

Но предмету выкупа усадебъ, господинъ министръ говоритъ, что выкупъ этотъ можетъ быть совершонъ различными способами, сообразно съ мѣстными средствами и потребностями, и что еслибъ выкупъ усадебъ не успѣлъ совершиться въ теченіе переходнаго времени, то срокъ выкупа можетъ быть продолженъ, хотя вообще срокъ переходнаго періода и не долженъ ни въ какомъ случаѣ превышать двѣнадцать лѣтъ, и что до окончательнаго за усадьбы платежа, крестьяне не будутъ полными ихъ владѣльцами.

Относительно владѣнія усадьбами, по мнѣнію господина министра, можетъ быть постановлено, что выкупленныя крестьянами усадьбы должны будутъ переходить по наслѣдству или по даренію, или черезъ продажу, только къ члену того же крестьянскаго мірскаго общества или къ лицу, въ то общество принимаемому.

Касательно перенесенія крестьянскихъ усадебъ, господинъ министръ полагаетъ, что перенесеніе крестьянскихъ усадебъ на другія въ томъ же имѣніи мѣста можетъ быть допускаемо, но не иначе, какъ съ особеннаго согласія помѣщика и крестьянъ и. съ утвержденія особаго мѣстнаго присутствія.

Наконецъ, что касается отводимыхъ въ пользованіе крестьянскаго мірскаго общества полей и другихъ угодій, то господинъ министръ находитъ, что замѣнъ оныхъ и всякія въ томъ перемѣны, сообразно потребностямъ обоюднаго хозяйства помѣщика и сельскаго общества, могутъ быть дозволены, но взаимному ихъ соглашенію; недоумѣнія же, могущія при семъ возникнуть, должны будутъ разрѣшаться также вышеозначеннымъ мѣстнымъ присутствіемъ.

«Однимъ словомъ, заключаетъ господинъ министръ упомянутое отношеніе: — принявъ за основаніе начала, Высочайшею волею указанныя, дворянству предлежитъ изыскать наиболѣе простые и удобные въ примѣненіи ихъ способы, дабы переходъ крестьянъ къ окончательному устройству ихъ быта совершился, въ теченіе опредѣленнаго времени, постепенно и правильно, съ соблюденіемъ справедливости и обоюдныхъ пользъ».

Изъ другихъ событій въ нашемъ отечествѣ заслуживаетъ особеннаго вниманія распубликованный въ 12 No «Сенатскихъ Вѣдомостей», Высочайшее утвержденный 11 января настоящаго года, уставъ Амурской Компаніи. Какъ не порадоваться, что самая разнородная дѣятельность начинаетъ возникать въ глуши Сибири. Упомянутую Компанію составляютъ: отставной поручикъ Бенардаки и почетный гражданинъ Рукавишниковъ; она учреждена на акціяхъ для развитія въ При-амурскомъ краѣ промышленности и торговой дѣятельности.

Къ замѣчательнымъ новостямъ, сдѣлавшимся извѣстными публикѣ въ теченіе Февраля мѣсяца, относится также извѣстіе изъ Митавы о проэктѣ желѣзной дороги между Митавою и Ригою; проэктъ этотъ давно уже составленъ и, повидимому, онъ долженъ скоро осуществиться; такъ какъ, въ недавнее время, произведены были оффиціальныя измѣренія протяженія этой дороги и назначено мѣсто для путеваго двора.

Говоря о желѣзной дорогѣ, сообщимъ нашимъ читателямъ, что къ нѣкоторымъ нашихъ газетахъ въ истекшемъ мѣсяцѣ былъ напечатанъ «Договоръ на уступку желѣзныхъ дорогъ Царства Польскаго въ пользованіе частной компаніи». Договоръ этотъ Высочайше утвержденъ Государемъ Императоромъ въ Варшавѣ 1 (13) октября 1857 года. По этому договору, желѣзныя дороги въ Царствѣ Польскомъ должны были быть переданы учредителямъ компаніи 20 октября (1 ноября) прошедшаго года.

Изъ общихъ правительственныхъ распоряженій, сдѣлавшихся извѣстными публикѣ въ теченіе минувшаго мѣсяца, нельзя не сказать о поясненіи 2,039 ст. улож. о Наказ., сдѣланномъ Правительствующимъ Сенатомъ и помѣщенномъ въ журналѣ министерства Внутреннихъ Дѣлъ. Упомянутое узаконеніе говоритъ: «дѣла объ угрозахъ начинаются лишь по жалобамъ самого угрожаемаго или угрожаемыхъ или же супруговъ ихъ, родителей и опекуновъ.» Между тѣмъ вышелъ слѣдующій случай: въ одной губерніи жена дьячка подала въ уѣздный судъ жалобу на одного мужчину за то, что онъ дѣлалъ угрозы ея мужу, тогда какъ самъ угрожаемый вовсе не жаловался. по поводу этого и при имѣніи въ виду приведенной здѣсь статьи законовъ, мѣстная Уголовная Палата возбудила вопросъ: могутъ ли жены начинать иски объ угрозахъ, дѣлаемыхъ ихъ мужьямъ? Общее присутствіе губернскаго правленія и палатъ, по обсужденіи этого вопроса, нашло, что если въ примѣчаніи къ 2,039 статьѣ улож. о Наказаніяхъ подъ словомъ супруги понимать не однихъ мужей но и жонъ, то это едва ли соотвѣтствовало бы общимъ правамъ и обязанностямъ супруговъ между собою, изъясненнымъ въ 108 и 109 статьяхъ Зак. Граж. тома X, гдѣ ясно сказано: что мужья должны защищать личность жонъ, а жоны повиноваться мужьямъ; между тѣмъ какъ съ предоставленіемъ права жонамъ начинать, безъ согласія мужей, иски по дѣламъ объ угрозахъ и личныхъ обидахъ, нанесенныхъ этимъ послѣднимъ, нарушилось бы это полное повиновеніе. Правительствующій Сенатъ, по разсмотрѣніи изъясненнаго вопроса, принимая во вниманіе, что, на основаніы 65 ст. Основ. Гос. Зак. т. I., въ случаѣ затрудненія въ примѣненіи закона, слѣдуетъ держаться смысла, наиболѣе соотвѣтствующаго духу законодательства и что, по разуму примѣчанія къ 2,039 ст. улож. о Наказ., право начинать иски по дѣламъ объ угрозахъ, въ случаѣ несовершеннолѣтія самыхъ угрожаемыхъ, предоставлено родителямъ и опекунамъ, т. е. лицамъ, обязаннымъ вступаться за несовершеннолѣтнихъ; въ брачномъ же союзѣ возложена на мужа обязанность защищать жену, — призналъ, что въ вышеприведенномъ узаконеніи подъ супругами должно подразумѣвать только мужей; и за тѣмъ заступничество жонъ, въ подобныхъ случаяхъ, за своихъ мужей, уничтожено положительнымъ истолкованіемъ закона.

Изъ узаконеній, относящихся къ литературѣ и состоявшихся въ послѣднее время, мы упомянемъ о нѣкоторыхъ облегченіяхъ въ отношеніи періодическихъ изданій. Нынѣ вновь Высочайше дозволено: разрѣшать новыя періодическія изданія по части наукъ, искусствъ и словесности Главному Управленію Ценсуры, испрашивая Высочайшее разрѣшеніе только на изданія политическаго содержанія и на тѣ изъ первыхъ, которыя, по важности своего содержанія, или по какимъ либо особеннымъ обстоятельствамъ, будутъ того требовать.

Говоря о развитіи торговли и промышленности въ разныхъ мѣстахъ нашего отечества, нельзя пройти молчаніемъ о распространеніи нравственнаго развитія посредствомъ христіанской религіи. Въ истекшемъ мѣсяцѣ, «С.-Петербургскія Вѣдомости» сообщили весьма-утѣшительныя извѣстія о распространеніи христіанства въ отдаленной Сибири, близь китайской границы. Изъ этой статьи видно, что около пяти тысячъ бурятъ, подвластныхъ особому владѣльцу, именующемуся тайшой, кочуетъ при верховьяхъ Иркута. Долго народъ этотъ жилъ безъ религіи при однихъ только обычаяхъ; долго шаманъ былъ у нихъ заклинателемъ злыхъ духовъ и предсказателемъ будущаго. Лѣтъ двадцать тому назадъ, одинъ изъ управляющихъ бурятскимъ колѣномъ отправилъ сына своего къ забайкальскимъ бурятамъ длятого, чтобъ онъ тамъ обучился тибетскому языку и догматамъ буддизма. Спустя нѣсколько лѣтъ, молодой человѣкъ возвратился съ духовнымъ саномъ ламы, привезъ богослужебныя книги, построилъ кумирни и собралъ около себя духовныхъ, съ которыми и совершалъ богослуженія по правиламъ Буддизма. Но это нововведеніе между бурятами не имѣло успѣха. Между тѣмъ и христіанство распространялось между ними слабо; на всемъ протяженіи бурятскихъ кочевьевъ была только одна христіанская церковь въ селеніи Тункѣ, населенномъ казаками и русскими крестьянами.

Впрочемъ, надобно замѣтить, что когда, въ концѣ тридцатыхъ годовъ, поступилъ на Иркутскую епархію преосвященный Нилъ, то этотъ достойный пастырь заботился вообще о распространеніе христіанства и объ устройствѣ церкви въ подвѣдомственной ему паствѣ. Кромѣ того, преосвященный сблизился съ бурятскимъ тайшою, выучился монгольскому языку и посѣялъ въ сердцѣ тайши сѣмена христіанства. Теперь этотъ тайша, съ семействомъ и съ нѣкоторыми начальниками колѣнъ, принялъ 25 мая прошедшаго года св. крещеніе въ иркутскомъ каѳедральномъ соборѣ; съ тайшей крестилось 79 человѣкъ его подданныхъ. Примѣръ тайши сильно подѣйствовалъ на бурятъ, и 500 изъ нихъ изявили желаніе принять христіанскую вѣру. Такъ какъ они для совершенія надъ ними таинства св. крещенія не могли пріѣхать въ Иркутскъ, то самъ епископъ иркутскій и нерчинскій Евсевій отправился для этого въ бурятскія кочевья и въ свою поѣздку окрестилъ 720 душъ обоего пола. Разсказъ о совершеніи таинства крещенія на рѣкахъ, въ купеляхъ, обставленныхъ елками, очень хорошъ, и очень жаль, что мы не можемъ помѣстить его здѣсь, такъ какъ онъ слишкомъ увеличилъ бы объемъ нашего «Обозрѣнія». Скажемъ только въ заключеніе, что преосвященный Нилъ, уже оставивъ свою отдаленную епархію, и нынѣ еще ревностно заботится о прежней своей духовной паствѣ. Его преосвященство трудится теперь надъ переводомъ богослуженія на монгольскій языкъ и уже кончилъ переводъ «Требника» и «Служебника». Теперь переводится также «Часословъ», и вѣроятно, замѣчаетъ авторъ упоминаемой нами статьи, черезъ годъ, а много черезъ два, буряты услышатъ Слово Божіе на природномъ языкѣ.

«С.-Петербургскія же Вѣдомости о сообщили объ обращеніи къ православной церкви 3679 человѣкъ раскольниковъ, въ Ярославской губерніи.

Въ декабрьской книжкѣ „Журнала министерства Внутреннихъ Дѣлъ“ помѣщенъ отчетъ г. министра внутреннихъ дѣлъ за 1856годъ. По нѣкоторымъ не зависѣвшимъ отъ насъ обстоятельствамъ мы не могли сообщить нашимъ читателямъ объ этотъ отчетѣ въ предшествующей книжкѣ „Современника“, а потому, руководствуясь этимъ отчетомъ, укажемъ теперь на нѣкоторыя условія нашей гражданской и общественной жизни.

Кромѣ общихъ свѣдѣній о числѣ жителей, родившихся, умершихъ и бракомъ сочетавшихся, замѣчательны слѣдующія данныя:

Въ вѣдомствѣ министерства Внутреннихъ Дѣлъ состояло въ 1856 г. 697 городовъ, 1244 мѣстечка и посада, всего городскихъ поселеній было 1941. Изъ нихъ въ 622 устроены свои хозяйства. По росписямъ на 1856 г. было изчислено въ нихъ доходовъ 10,561,397 р. 2474 коп., — расходовъ 10,368,869 р.76 кои; слѣдовательно, въ общей сложности, мѣста городскихъ поселеній не только могутъ удовлетворять мѣстныя потребности своими собственными денежными средствами, но еще представляютъ общій остатокъ, простирающійся до 192,527 р. 4874 коп. Но надобно замѣтить, что въ отдѣльности до 115 городовъ имѣютъ доходы, несоотвѣтствующіе своимъ расходамъ; въ валовой же суммѣ доходы превышаютъ расходы только избыткомъ первыхъ но нѣкоторымъ наиболѣе богатымъ городамъ. Надобно также замѣтить чрезвычайную несоразмѣрность между доходами разныхъ городовъ. Такъ, доходы Петербурга въ 1856 г. простирались до 2,218,000 р., доходы Москвы до 1,554,000 р., доходы Одессы до 1,354,000 р. Изъ другихъ городовъ наибольшій доходъ получили: Рига 404,000 р. Кіевъ 254,000 и Нижній Новгородъ 148,000 р., а между тѣмъ есть города, въ которыхъ доходы не превышаютъ 140 и даже 78 рублей.

Относительно другихъ данныхъ, опредѣляющихъ финансовое положеніе жителей имперіи, замѣтимъ, что по свѣдѣніямъ, собраннымъ по всѣмъ нашимъ банковымъ учрежденіямъ, въ первый еще разъ считали всего займовъ 46,336, долгу 427,109,994 р. 76 коп., въ томъ числѣ домовъ, превышающихъ ссуду 7,147 въ 98,686,214 р. 28 коп., т. е. 23 процента; самая значительная часть займовъ приходится на займы, совершенные подъ залогъ недвижимыхъ имѣній. Такихъ займовъ въ 1856 году считалось 43,248 подъ залогъ 6,596,620 душъ, на сумму 397,879,459 р. 63 коп.

Изъ отчета же господина министра видно, что изъ 109,110 дворянскихъ имѣній находится въ залогѣ 38,976. Въ 1856 году за казенные и частные долги и за неплатежъ процентовъ въ кредитныя установленія, подвергнуто было описи и опекѣ 4,131 пмѣніе, продано съ публичнаго торга 402 (болѣе всего въ Калужской, Смоленской, Тамбовской и Тульской губерніяхъ). Говоря о положеніи помѣщичьихъ имѣній, относительно сдѣланныхъ подъ нихъ ссудъ, замѣтимъ кстати, что всего о пекъ надъ помѣщиками въ 1856 году было 36,021; въ Томъ числѣ по малолѣтству 29,297 и по злоупотребленію помѣщичьей власти 176.

По взаимнымъ между помѣщиками и крестьянами ихъ договорамъ, уволено въ государственные крестьяне, водворенные на собственныхъ земляхъ, 16 ю помѣщиками, 1850 душъ мужескаго пола, всего болѣе по Саратовской губерніи — 736 душъ. Въ 1856 году по всей имперіи крестьянъ этого разряда считалось 147,000 душъ. Въ Лифляндской губерніи, постепенный переходъ помѣщичьихъ крестьянъ съ барщины на оброкъ продолжался и въ 1856 году.

Затѣмъ обратимся далѣе къ даннымъ, опредѣляющимъ ходъ денежныхъ дѣлъ. Въ Приказахъ Общественнаго Призрѣнія состояло въ 1856 году капиталовъ 126,756,378 р. 77 к.

Съ 1842 года стали открываться постепенно при Приказахъ сберегательныя кассы; въ теченіе 14 лѣтъ открыто 42 такихъ кассы; въ нихъ въ 1856 году было вкладовъ на сумму 1,319,529 р. 93¼ к. Въ 16 городахъ существовали общественные банки и кромѣ того въ министерствѣ имѣлись ходатайства объ учрежденіи банковъ еще въ 32 городахъ. Къ числу экономическихъ ссудныхъ кассъ, учрежденныхъ для хозяйственныхъ и промышленныхъ надобностей поселянъ въ Волынской и Подольской губерніяхъ, присоединилась новая — въ мѣстечкѣ Дунаевцахъ, въ Подольской губерніи.

Податей къ 1856 году слѣдовало 78,199,913 р. 81½ к., въ томъ числѣ оклада 45,218,631 р. 82½ к. и недоимки 32,981,281 р. 99 к. Поступило же какъ самыхъ податей, такъ и недоимки только 42,416,336 р. 77 к. При этомъ господинъ министръ замѣчаетъ, что такое поступленіе, не вполнѣ удовлетворительное сравнительно съ годами, предшествовавшими войнѣ, должно отнести къ ея послѣдствіямъ.

Для большаго, по возможности, опредѣленія стоимости обращающихся у насъ капиталовъ, упомянемъ о движеніи ярмарочной торговли въ 1856 году. Данныя, приведенныя въ отчетѣ, свидѣтельствуютъ объ особенномъ ея развитіи по заключеніи мира. На 4,669 ярмаркахъ, въ теченіе 1856 года, привезено было товаровъ и 231,500,000 р., продано на 160,000,000 р. На Нижегородской ярмаркѣ торговый оборотъ 1856 года превышалъ на 8 % торговый оборотъ предшествовавшаго года. На эту ярмарку, въ 1856 году, привезено было товаровъ на 68,917,515 р., продано на 62,504,370 р. „Такой высокой цѣнности, сказано въ отчетѣ, какъ по привозу товаровъ, такъ и по сбыту, не бывало съ основанія Макарьевской ярмарки.“

Всѣ эти свѣдѣнія мы позволяемъ себѣ дополнить еще свѣдѣніями, заимствованными ними изъ „Видовъ Внѣшней Торговли“ за 1856 годъ. Отсюда мы узнаемъ, что внѣшняя торговля Россіи въ 1856 году была значительнѣе, нежели въ послѣднемъ передъ минувшею войною 1853 году, какъ по отпуску отечественныхъ произведеній, такъ по и привозу иностранныхъ товаровъ.

Всѣхъ вообще товаровъ отпущено было:

Изъ Имперіи: а) по европейской границѣ на 136,492,398 р.

б) по азіатской — -- 10,593,882 —

Въ Финляндіи 2,884,096 —

Изъ Царства Польскаго 10,279,496 —

160,249,872 р.

Между тѣмъ въ 1853 году вся сумма отпуска составляла только 147,662,815 р. Слѣдовательно, отпускъ товаровъ въ 1856 году увеличился противъ 1853 года на 12,587,057 р.

Въ 1856 году привезено товаровъ:

Въ Имперію: а) по европейской границѣ на 90,171,961 р.

б) по азіатской — -- 17,002,189 —

в) изъ Финляндіи 564,828 —

Въ Царство Польское 14,823,464 —

122,562,442 р.

Между тѣмъ цѣнность привоза въ 1853 г. составляла только 102,286,768 руб., поэтому въ 1856 году привезено товаровъ болѣе противу 1853 года на 20,275,674 р.

Всей золотой и серебряной монеты вывезено изъ Имперіи:

а) по европейской границѣ на 885,272 р.

б) по азіатской — -- 4.825,296 —

Изъ Царства Польскаго ……. 81,774 —

5,792,342 р.

Привезено изъ за границы золота и серебра въ монетѣ и въ слиткахъ въ Имперію: а) по европейской границѣ. 15,158,210 р.

б) по азіатской — 110,075 —

Въ царство Польское… 950,744—

16,219,029 р7

Изъ этихъ чиселъ видно, что привозъ превышалъ отпускъ на 10,426,687 р.

Замѣтимъ вообще, что вывозъ хлѣба, лѣса, кожъ, сала, желѣза и льнянаго сѣмени противъ 1853 г. увеличился. Прочихъ товаровъ, какъ-то: пеньки, мѣди, овечьей шерсти, поташа и щетины — уменьшился.

Опредѣливъ этими данными вещественное положеніе нашего отечества по возможности въ самое ближайшее къ настоящему время, перейдемъ теперь къ той части отчета г. министра внутреннихъ дѣлъ, которая указываетъ на нравственное состояніе нашего народа.

При разсмотрѣніи этой весьма важной части отчета, мы находимъ, что общее число случаевъ преступленій и проступковъ въ 1856 году простиралось до 60,000; изъ нихъ половина должна быть отнесена къ преступленіямъ, а другая къ проступкамъ. Всѣхъ же преступленій въ 1856 году совершено 32,361. Изъ этого числа почти двѣ трети составляютъ разнаго рода кражи, именно 20,631 случай, и изъ нихъ болѣе трети, именно 7,377 случаи конокрадства. Самое большое число преступленій было совершено въ Бессарабіи, именно 3,124. Число открытыхъ преступниковъ простиралось до 23,015; изъ нихъ мужчинъ 20,119, женщинъ 2,896. Но сословіямъ, преступниковъ было: дворянъ и чиновниковъ 619; крестьянъ разныхъ наименованій 14,972; въ томъ числѣ государственныхъ 8,430, помѣщичьихъ 5,724, удѣльныхъ 466, лицъ военнаго вѣдомства 1,564, евреевъ 771, иностранцевъ 113.

Разбоевъ и грабежей было до 544. Большіе размѣры принялъ разбой въ губерніяхъ Екатеринославской и Харьковской: тамъ образовалась значительная шайка грабителей изъ бѣглыхъ, подъ начальствомъ государственнаго крестьянина Кобякова. Разбойники грабили проѣзжающихъ, разбивали питейные дома, убивали людей; опасность достигла до такой степени, что почту и эстафеты надобно было отправлять подъ прикрытіемъ военныхъ конвоевъ. Шайка эта была захвачена въ Екатеринославской губерніи; предводитель ея защищался отчаянно, былъ тяжело раненъ и тутъ же умеръ.

Въ Витебской, Могилевской на Днѣпрѣ и Гомелѣ жители были встревожены во второй половинѣ 1856 года поджогами и подметными письмами.

Изъ 15,261 судебно-медицинскихъ изслѣдованій надъ трупами оказалось, что болѣе половины всѣхъ этихъ случаевъ было слѣдствіемъ неестественной смерти, а изъ нихъ болѣе одной пятой произошло отъ пьянства.

По дѣламъ слѣдственнымъ въ мѣстахъ заключенія гражданскаго вѣдомства содержалось до 121,558 человѣкъ. Въ теченіе минувшаго года выбыло изъ тюремъ 101,145 человѣкъ, за тѣмъ въ 1857 году осталось 20,413.

Говоря о гибельныхъ послѣдствіяхъ сильнаго пьянства въ нашемъ народѣ, замѣтимъ, что въ 1856 году, по случаю прекращенія корчемствъ въ большихъ размѣрахъ, упразднена была послѣдняя, состоявшая изъ 75 человѣка», корчемная стража, которая, какъ говоритъ отчетъ г. министра, бывъ установлена для частныхъ выгодъ откупщиковъ, всѣму народонаселенію обошлась, въ продолженіи семи лѣтъ, въ полмильона руб., взятыхъ изъ земскихъ сборовъ….

Особенно замѣчательнымъ распоряженіемъ правительства, кромѣ милостей, оказанныхъ Высочайшими манифестами, было разрѣшеніе свободнаго выѣзда за границу лицамъ всѣхъ сословій и отмѣна существовавшей пошлины съ заграничныхъ паспортовъ. Хотя, положимъ, и такая пошлина для людей достаточныхъ и не составляла важности, но за то какъ она была обременительна для людей, располагавшихъ скудными денежными средствами. Въ первое время 1856 года, когда заграничные билеты выдавались только изъ министерства Внутреннихъ Дѣлъ, ихъ выдано было 2,612; во вторую же половину 1,856 года начальниками губерній выдано было 2,553 заграничныхъ паспорта.

Весьма интересныя данныя сообщаетъ отчетъ г. министра внутреннихъ дѣлъ о врачебной части и о ходѣ дѣлъ въ губернскихъ присутственныхъ мѣстахъ; изъ этого послѣдняго отдѣла отчета между прочимъ видно, что но Таврической губерніи есть дѣла, которыя начались 48 лѣтъ тому назадъ.

Вообще, отчетъ за 1856 представляетъ много данныхъ, которыя могутъ служить основаніемъ для нѣкоторыхъ соображеній по разнымъ частямъ нашего гражданскаго и общественнаго быта.

Въ истекшемъ мѣсяцѣ «Сенатскія Вѣдомости» распубликовали Высочайше утвержденное 2 декабря прошлаго года Мнѣніе Государственнаго Совѣта, по коему евреямъ и семействамъ ихъ дозволяется имѣть свободное жительство въ 50-ти-верстномъ пространствѣ отъ бывшей границы царства Польскаго и селиться во вновь открываемыхъ, въ 100-верстной, вдоль означенной границы, полосѣ, городахъ и мѣстечкахъ.

Окончивъ обозрѣніе всего, что явилось у насъ болѣе замѣчательнаго, какъ въ жизни, тикъ и въ административномъ отношеніи, — мы перейдемъ теперь къ обзору тѣхъ событій, которыя привлекали наше вниманіе внѣ нашего отечества.

Всеобщее вниманіе Европы въ истекшемъ мѣсяцѣ занято было покушеніемъ 14 января на жизнь императора Французовъ. Процессъ виновниковъ этого покушенія уже оконченъ. Китайская война, усмиреніе Индіи и паденіе Пальмерстона были тоже въ числѣ главныхъ предметовъ, занимавшихъ всѣ европейскія газеты. Онѣ посвятили также нѣсколько страницъ описанію брачнаго торжества, бывшаго въ Лондонѣ по случаю свадьбы принца прусскаго съ англійскою принцессою, дочерью королевы Викторіи. Наши газеты воспроизводили на своихъ столбцахъ описанія этихъ торжествъ и разсказывали о пріемѣ, сдѣланномъ молодой четѣ въ Берлинѣ. Супругамъ поднесены были разными городами и сословіями Пруссіи многіе подарки; въ числѣ ихъ были замѣчательны: тканая картина съ портретами ихъ высочествъ; модель англійскаго корабля «Велингтонъ», составленная вся изъ сигаръ и подаренная принцу отъ имени работниковъ табачной Фабрики Неймана, и ученый снигирь, насвистывающій два національные гимна — англійскій и прусскій. Безспорно, что всѣ эти подарки замѣчательны, но всего болѣе понравилось намъ, что, по извѣстіямъ одной изъ нашихъ газетъ, поднесенъ молодымъ пирогъ изъ душистыхъ мылъ отъ заведенія Гросмана. Вотъ истинный сюрпризъ для четы. Впрочемъ, въ нынѣшнее время, пироги на Западѣ представляютъ замѣчательную особенность; такъ, вѣроятно, читатели газетъ не забыли о пирогѣ, бывшемъ при Сенъ-Джемскомъ Дворѣ, на свадебномъ столѣ юной принцессы, и украшенномъ драгоцѣнными каменьями. Но воля ваша, все-таки подобный пирогъ лучше мыльнаго; пришло же въ голову обрадованному нѣмцу выразить свою радость такимъ замысловатымъ пирогомъ.

Французскія газеты сообщаютъ между прочимъ о появленіи въ Парижѣ изъ Испаніи кавалера де-Кастри, званіемъ инженера, дѣлающаго необыкновенныя чудеса. По его велѣнію летаютъ и не только вертятся столы и отпираются двери, но два обыкновенныхъ фортепьяно, поставленныхъ въ разныхъ углахъ комнаты, исполняютъ съ невѣроятнымъ согласіемъ большую сонату Бетговена, единственно по мановенію волшебника, который, вѣроятно, рано или поздно, а не откажется пріѣхать, или, пожалуй, чего добраго, и прилетитъ къ намъ на коврѣ-самолетѣ.

Скажемъ также объ одной новости, явившейся среди общественныхъ парижскихъ увеселеній: въ театрѣ Сенъ-Мартсискихъ воротъ, во время минувшаго карнавала, данъ было" ночной праздникъ подъ названіемъ Bal de Faridondaine; ua этомъ праздникѣ двѣсти хористовъ исполнили одними голосами кадриль, составленную Мюзаромъ изъ старинныхъ народиныхъ парижскихъ пѣсенъ и другу — изъ пѣсенъ Беранже. Такое нововведеніе очень понравилось и парижанамъ и парижанкамъ.

Но если Парижъ видѣлъ въ теченіе нынѣшняго карнавала много удовольствій, то онъ былъ также свидѣтелемъ новой потери, ощутительной для искусства. 20 Февраля происходило въ церкви св. Магдалины отпѣваніе тѣла Лаблаша, привезеннаго 14 Февраля изъ Неаполя. Requiem Моцарта былъ исполненъ артистами итальянскаго театра и оперы. Въ числѣ пѣвцовъ и пѣвицъ были: Тамбурини, Маріо, Альбони, Гризи и многіе другіе. Послѣ обѣдни, тѣло Лаблаша было предано землѣ въ Фамильномъ склепѣ, гдѣ лежитъ его жена и одна изъ его дочерей.

Лаблашъ пользовался во всей Европѣ огромною извѣстностью; какъ первокласный артистъ, онъ былъ въ числѣ современныхъ знаменитостей, и потому мы считаемъ умѣстнымъ познакомить нашихъ читателей съ біографіею покойнаго пѣвца.

Людовикъ Лаблашъ родился 6 декабря 1794 года, въ Неаполѣ; отецъ его, марсельскій негоціантъ, отъ бурь революціи переселился въ 1791 году въ Неаполь. Несмотря на то, что отецъ Людовика Лаблаша занимался коммерціей, Фамилія Лаблаша была дворянскаго происхожденія, и одинъ изъ родственниковъ знаменитаго пѣвца, графъ де-Лаблашъ, погибъ на эшафотѣ во время терроризма.

Николай Лаблашъ, основавъ въ Неаполѣ торговый домъ, женился на Францискѣ Бетакъ, родомъ Ирландкѣ. Въ 1799 году вспыхнула въ Неаполѣ революція, и Николай Лаблашъ раззорился совершенно. Онъ не могъ перенести этого несчастья и вскорѣ умеръ съ горя.

Когда на Неаполитанскій престолъ вступилъ братъ Наполеона, король Іосифъ, то онъ обратилъ свое вниманіе на молодаго Лаблаша и помѣстилъ его въ Неаполитанскую консерваторію. Хотя онъ и былъ разсѣянъ, лѣнивъ и шаловливъ, однако онъ въ скоромъ времени сдѣлалъ удивительные успѣхи.

Однажды, когда исполняли въ Неаполѣ реквіемъ по случаю смерти Гайдна, шестнадцать басовъ покрывали весь хоръ; чтобъ возстановить въ немъ равновѣсіе, Лаблашъ взялъ полною грудью такую звучную ноту, что еще до окончаніе реквіема онъ совершенно онѣмѣлъ. Два мѣсяца оставался Лаблашъ нѣмымъ въ полномъ смыслѣ этого слова. Вдругъ однажды утромъ, при сильномъ припадкѣ кашля, возвратился Лаблату голосъ, тотъ голосъ, которому сужіено было гремѣть подобно грому и потрясать окна обширныхъ зданій.

Мы не будемъ разсказывать здѣсь подробно, какъ молодой Лаблашъ, по выходѣ изъ консерваторіи, принужденъ былъ бѣжать отъ импрессаріо изъ Неаполя въ Палермо съ чемоданомъ, набитымъ — пескомъ и какъ онъ былъ пойманъ сбирами и доставленъ обратно въ Неаполь. Спустя нѣсколько времени, Лаблашъ опять попалъ на Палермскій театръ, гдѣ онъ и оставался до 1820 года, а въ этомъ году онъ перешелъ на Миланскій театръ Делла-Скала.

Въ 1825 году извѣстность Лаблаша, какъ пѣвца и актера, была огромная. Въ Вѣнѣ въ честь его выбили медаль. Въ 1830 году Лаблашъ перешолъ на сцену парижскаго итальянскаго театра и тамъ пріобрѣлъ себѣ громадную славу, особенно въ слѣдующихъ операхъ: «Парижанахъ», въ «Семирамидѣ», въ «Севильскомъ Цирюльникѣ», въ «Любовномъ Напиткѣ» и въ «Донъ Паскуале». Замѣтимъ, что безпечный Лаблашъ, не безпокоившійся слишкомъ ни о славѣ, ни о состояніи, былъ всего болѣе обязанъ своей женѣ Терезѣ, дочери извѣстнаго итальянскаго актера Пинотти; она умѣла возбудить въ своемъ мужѣ соревнованіе съ другими извѣстными артистами, успѣвала уговаривать его, чтобъ онъ принималъ на себя такія роли, которыхъ хотя онъ и не любилъ, но которыя какъ нельзя болѣе соотвѣтствовали его дарованію.

Съ 1830 по 1852 годъ Лаблашъ жилъ зимою въ Парижѣ, лѣтомъ въ Лондонѣ, и только въ 1833 году онъ, вмѣстѣ съ Малибранъ, съѣздилъ въ Неаполь и тамъ съ такимъ увлеченіемъ игралъ въ одной пьесѣ, что министръ полиціи сказалъ однажды Лаблашу: не можете ли вы играть не съ такимъ большимъ жаромъ? — Я лучше совсѣмъ откажусь, нежели буду играть холодно эту роль, отвѣчалъ благородный артистъ.

Въ 1852 году Лаблашъ пріѣхалъ въ Россію. Весною 1857 года сильное до того времени здоровье Лаблаша разстроилось; онъ отправился на воды въ Кисингенъ, оттуда заѣхалъ въ Парижъ и, по совѣту тамошнихъ врачей, рѣшился избрать мѣстомъ жительства свою родину Неаполь. Въ гостепріимномъ домѣ его стало собираться все лучшее неаполитанское общество. Умный и любезный хозяинъ, не смотря на свои страданья, умѣлъ очаровывать многочисленный кругъ гостей своею умною и пріятною бесѣдой.

До послѣдней минуты, Лаблашъ оставался артистомъ; онъ умеръ, стараясь пропѣть любимую англійскую пѣсню: «Home sweet home». Лаблаша не стало 23 января, въ два часа и три четверти послѣ полудня.

Отъ воспоминанія объ иностранномъ артистѣ мы намѣрены перейти теперь къ замѣткамъ о русской литературѣ, которая, впрочемъ, представляетъ нынѣ болѣе общественнаго, нежели художественнаго интереса. Эти литературныя замѣтки могутъ, нѣкоторымъ образомъ, служить дополненіемъ къ тому, съ чего начали мы наше Обозрѣніе.

Судя по общему характеру современной русской литературы, нужно было ожидать, что едва только вопросъ объ устройствѣ крѣпостныхъ крестьянъ получитъ у насъ гласность, какъ литература наша съ своей стороны, будучи, можно сказать, главной выразительницею общественныхъ стремленій, представитъ ученыя и литературныя статьи по этой части. И дѣйствительно, — можно сказать, что ни одинъ журналъ, ни одна газета не появились безъ подобныхъ статей — конечно, кромѣ «Весельчака».

«Отечественныя Записки» въ Февральской книжкѣ помѣстили статью «Историческій очеркъ лифляндскихъ крестьянъ»; въ этомъ нумерѣ, только первая часть статьи. «Библіотека для Чтенія», въ истекшемъ мѣсяцѣ, представила двѣ статьи, соединенныя съ вопросомъ объ устройствѣ быта крестьянъ и помѣщичьихъ имѣній. Первая статья, подъ заглавіемъ: «Объ устройствѣ сельскаго труда въ Пруссіи» принадлежитъ г. Горлову. Вторая статья, подъ заглавіемъ: «О господскихъ помѣстьяхъ въ Англіи» принадлежитъ графу Орлову-Давыдову, имя котораго, если мы не ошибаемся, является въ первый разъ въ нашей литературѣ. Твердо отказываясь дѣлать изъ чужихъ журналовъ и книгъ значительныя выписки, мы считаемъ однако не только законнымъ въ дѣлѣ литературы, но и полезнымъ упоминать вообще о появленіи статей, заслуживающихъ вниманіе или по своей художественной отдѣлкѣ, или по мыслямъ, въ нихъ выраженнымъ, или по фразамъ, въ нихъ помѣшеннымъ, или, наконецъ потому, что онѣ своимъ содержаніемъ затрогиваютъ нѣкоторые весьма важные современные вопросы и представляютъ основательный поводъ разсматривать ихъ въ нашемъ «Обозрѣніи».

Устройство сельскаго труда въ Пруссіи, какъ видно изъ статьи г. Горлова, было тѣсно связано въ своемъ началѣ съ общими преобразовательными планами и съ вопросами о тѣхъ мѣрахъ, которыми можно было возстановить Пруссію, доведенную до самаго бѣдственнаго положенія несчастными войнами съ Наполеономъ.

Вникая въ основныя идеи тогдашнихъ государственныхъ мужей Пруссіи, нельзя не замѣтить изъ статьи г. Горлова, что въ Пруссіи главнымъ двигателемъ всѣхъ великихъ государственныхъ преобразованій была — наука. По словамъ г. Горлова, министръ Шретеръ, занимавшійся обработкою всѣхъ преобразовательныхъ проэктовъ, и самый дѣятельный членъ Коммиссіи, учрежденной для этой цѣли, — фонъ-Шенъ, имѣли почти одинакія убѣжденія, которыя внушены были имъ уроками кёнигсбергскаго профессора Крауса, отличавшагося обширными познаніями и яснымъ, увлекательнымъ изложеніемъ своего предмета. При этомъ знаменитомъ профессорѣ, Кёнигсбергскій университетъ привлекалъ многихъ слушателей, изъ которыхъ впослѣдствіи вышли отличные чиновники и даже извѣстные государственные люди. «Высокія идеи философіи и права, говоритъ г. Горловъ, были переносимы изъ университетскихъ аудиторій въ служебную дѣятельность и приготовили тѣ благія преобразованія, въ которыхъ нуждалась Пруссія». Вотъ великія послѣдствія умственнаго образованія и значенія науки въ государственной жизни!

Краусъ излагалъ съ своей каѳедры ученія Адама Смита, который первый заговорилъ о началѣ свободнаго труда, прилагая его, сообразно съ духомъ своей страны, только къ торговому законодательству и къ тарифнымъ постановленіямъ. Краусъ, примѣняясь къ потребностямъ своей страны, распространилъ теорію Смита и на сельскую промышленность.

Когда начались преобразованія въ Пруссіи, во главѣ правительства стоялъ знаменитый министръ Штейнъ, взявшій на себя управленіе государственными дѣлами только послѣ того, какъ король предварительно обѣщалъ принять его планъ къ возстановленію государства. Чтобы достигнуть этого, Штейнъ предполагалъ: 1) преобразовать устройство городскихъ общинъ, предоставивъ гражданамъ участіе въ городскихъ дѣлахъ, и такимъ образомъ возбудить любовь къ общинѣ. 2) Превратить доменныхъ крестьянъ въ Восточной и Западной Пруссіи въ свободныхъ собственниковъ, и 3) уничтожить личную зависимость жителей государства. Кромѣ того, для благосостоянія государства, приняты были и другія средства; въ числѣ ихъ весьма замѣчательны: значительныя ограниченія придворнаго королевскаго штата и отказъ короля отъ своихъ кабинетныхъ денегъ. Между тѣмъ на главномъ планѣ всѣхъ преобразованій стояла личная свобода.

Штейнъ одобрилъ составленные по этимъ частямъ проэкты. 8 октября 1807 онъ имѣлъ докладъ у короля, а 9 октября былъ готовъ уже самый эдиктъ (законъ) и отосланъ къ канцлеру для обнародованія.

Мы не можемъ здѣсь разсказывать съ тою подробностію, съ которою разсказываетъ г. Горловъ, о судьбѣ сельскихъ жителей до времени преобразованій, совершившихся въ Пруссіи въ 1807 г. Замѣтимъ только, что крестьяне, вслѣдствіе зависимости отъ помѣщиковъ, должны были исправлять въ извѣстныхъ имѣніяхъ своего господина сельско-хозяйственныя работы, но не какія нибудь другія, относившіяся къ промысламъ и Фабрикаціямъ. Надобно также сказать, что крестьяне безъ имѣнія, которому были они подчинены, не могли быть отдѣльно продаваемы, или уступаемы другому господину безъ ихъ воли. Опредѣляя положенія крестьянина, прусское законодательство еще до 1807 года, въ отмѣнъ прежнихъ узаконеній, говорило, что положеніе крестьянина, подвластнаго землѣ, не должно быть смѣшиваемо съ личною неволей, Leibeigenschaft. Но въ сущности, порядокъ дѣлъ оставался тотъ же. Такъ дѣти подчиненныхъ крестьянъ, пока не находились въ брачномъ состояніи, обязывались, по требованію господъ, жить на господскомъ дворѣ въ качествѣ работниковъ, съ уменьшеніемъ за то общепринятой рабочей платы. Господинъ могъ отдавать ихъ въ работу къ крестьянамъ своихъ имѣній. Жениться подчиненные крестьяне могли только съ позволенія помѣщика.

Изъ этихъ узаконеній, приводимыхъ г. Горловымъ, видно, что положеніе крестьянина, хотя лично, какъ будто, и свободнаго, было весьма тягостно и слишкомъ подчинялось произволу помѣщика. Такъ помѣщикъ могъ по закону отказать крестьянину даже въ позволеніи жениться, если первый, по своему усмотрѣнію, находилъ, что послѣдній «имѣетъ слабое сложеніе для исправленія трудныхъ работъ.» Притомъ, господинъ могъ безъ труда подвергать крестьянина умѣренному наказанію.

Разсматривая еще внимательнѣе судьбу прусскаго крестьянина въ прежнее время, нельзя не обратить вниманія на тотъ законъ, но которому крестьянинъ не могъ освободиться изъ подъ власти помѣщика, если послѣдній не былъ даже въ состояніи кормить его. Крестьянинъ могъ только просить о разрѣшеніи снискивать пропитаніе въ другомъ мѣстѣ; но былъ обязанъ возвратиться къ помѣщику по первому его зову! Впрочемъ, крестьянинъ имѣлъ право отпуска изъ имѣнія, если онъ не получилъ отъ помѣщика устроеннаго хозяйства, а самъ между прочимъ изучилъ какую нибудь пауку, искусство и ремесло не на господскомъ, а на собственномъ своемъ иждивеніи.

Желающимъ узнать въ подробности положеніе прусскаго крестьянина до освобожденія его отъ зависимости помѣщика, мы совѣтуемъ обратиться къ весьма любопытной статьѣ г. Горлова. Изъ этой же статьи читатель увидитъ постепенность мѣръ, которыя клонились къ облегченію участи земледѣльцевъ. Замѣтимъ только, что самымъ важнымъ закономъ въ этомъ отношеніи былъ эдиктъ 14 марта 1739 года; этимъ эдиктомъ постановлялось, чтобъ впредь никто изъ государственныхъ вассаловъ не могъ, подъ тяжкою отвѣтственностію, самовластно смѣщать крестьянъ съ ихъ участковъ, не имѣя на то основательныхъ причинъ; это было слабымъ началомъ къ учрежденію крестьянской поземельной собственности Впослѣдствіи, для лишенія крестьянина земли, требовался уже не произволъ помѣщика, а судейскій приговоръ.

Кромѣ крестьянъ, обязанныхъ, о которыхъ мы говорили здѣсь, руководствуясь сочиненіемъ г. Горлова на столько, сколько позволяетъ объемъ нашего обозрѣнія, были еще въ Пруссіи оброчные крестьяне. Описанію ихъ положенія г. Горловъ посвящаетъ нѣсколько страницъ въ своей статьѣ.

Въ 1807 году послѣдовалъ эдиктъ, произведшій существенныя перемѣны въ отношеніяхъ подвластныхъ крестьянъ и имѣній, къ которымъ они были приписаны. По этому эдикту, во всѣхъ прусскихъ земляхъ должно было прекратиться подвластное состояніе крестьянъ со всѣми истекавшими изъ него послѣдствіями. Но полицейская власть на исправительныя наказанія принадлежала помѣщику по прежнему. И обязанность поселянъ, занимавшихъ крестьянскіе участки, подчиненные имѣніямъ, — исправлять на эти имѣнія барщину и повинности, осталась также на прежнемъ основаніи. Но въ тоже время, крестьянинъ получилъ право перехода и еще чрезвычайно важное право — пріобрѣтать всякаго рода земли. Послѣ этого, эдиктомъ 14 октября 1811 года, былъ произведенъ раздѣлъ крестьянской земли между главными собственниками и крестьянами.

Вообще, какъ видно изъ статьи г. Горлова, личная эманципація въ Пруссіи не встрѣтила практическихъ затрудненій и была осуществлена въ положенный срокъ: но другая важная мѣра — надѣленіе крестьянъ землею, принадлежащею имъ въ полную собственность, не могла быть приведена въ исполненіе немедленно и безъ препятствій; требовалось много дополнительныхъ постановленій и разъясненій, чтобъ удовлетворить обѣ стороны. Съ 1811 года, по замѣчанію нѣкоторыхъ писателей, устройство крестьянскаго быта въ Пруссіи было дѣломъ колеблющимся. Переходы поземельной собственности были очень часты. Земли упали въ цѣпѣ. Съ 1811 по 1848 годъ въ Пруссіи 70,582 крестьянина обращены въ собственниковъ. 289,651 собственникъ и потомственный арендаторъ освобождены отъ разнаго рода повинностей.

Послѣ 1848 года окончательно установились отношенія между владѣльцами земли и ея воздѣлывателями.

Въ заключеніе своего обозрѣнія касательно устройства быта крестьянъ въ Пруссіи, г. Горловъ говоритъ, что личная эманципація не могла встрѣтить затрудненій, притомъ образованіи, на которомъ тогда стояла Пруссія. Идея о неприкосновенности права людей на ихъ собственную личность и на ихъ трудъ была весьма распространенною идеею, и при тогдашнихъ политическихъ обстоятельствахъ она могла быть весьма легко приведена въ исполненіе.

Подробное указаніе на все это читатели могутъ найти въ статьѣ г. Горлова, заслуживающей справедливаго вниманія по общему интересу, возбужденному у насъ подобнымъ же вопросомъ.

Статья графа Орлова-Давыдова обратила наше вниманіе въ особенности потому, что, какъ намъ извѣстно, авторъ ея принадлежитъ къ числу самыхъ богатыхъ помѣщиковъ въ Россіи. Мы также очень хорошо помнимъ, что графъ Орловъ-Давыдовъ, единственный, если мы не ошибаемся, изъ русскихъ помѣщиковъ, удостоился, получить Высочайшее благоволеніе за сложеніе съ своихъ крестьянъ оброчныхъ недоимокъ. Облегченіе это оказала" г. Давыдовъ по случаю Всемилостивѣйшаго соизволенія Государя Императора на просьбу его принять ему фамилію графовъ Орловыхъ, которыхъ онъ представитель въ женскомъ колѣнѣ.

Обстоятельства эти указывали намъ на статью графа Орлова-Давыдова, какъ на статью писателя, который пишетъ не однѣ только теоріи и наблюденія, но имѣетъ возможность примѣнять ихъ и къ практикѣ. Къ большому нашему удовольствію мы не ошиблись въ этомъ, отчасти потому, что авторъ, касаясь устройства господскихъ помѣстій въ Англіи, пишетъ въ то же время кое-что о господскихъ помѣстьяхъ въ Россіи. Правда, что, какъ видно изъ замѣтокъ графа Орлова-Давыдова, свѣдѣнія сто объ англійскихъ помѣстьяхъ немножко устарѣли, потому что онъ въ одномъ мѣстѣ своей статьи говоритъ: «такъ по крайней мѣрѣ бывало лѣтъ двадцать тому назадъ». Но, впрочемъ, англичане крѣпко держатся старины въ образѣ жизни и быстры у нихъ только новизны въ общественной и торговой дѣятельности, слѣдовательно тутъ большой бѣды нѣтъ: лучше знать, что нибудь поздно, чѣмъ никогда. Какъ бы то ни было, статья графа Орлова-Давыдова читается легко, хотя, какъ намъ кажется, изъ нея нельзя ничего извлечь для насъ практически-полезнаго.

Обратимъ однако вниманіе на нѣкоторыя мѣста статьи графа Орлова-Давыдова. Такъ между прочимъ онъ говоритъ, что съ давнихъ временъ англичане прозвали свою родину веселою, «merry», такъ какъ мы называемъ Россію «святою.» Не правда ли, довольно странно, что флегматики англичане такъ прозвали свою родину, полную по нашимъ понятіямъ тоски, хандры, труда и сплина? Но графъ Орловъ-Давыдовъ замѣчаетъ, что вся веселость эта выразилась особенно въ гостепріимствѣ.

Вообще, изъ статьи почтеннаго автора видно, что англичане сдѣлали свои помѣстья убѣжищемъ всего для нихъ дорогаго во всѣхъ отношеніяхъ. Такъ первая на свѣтѣ частная библіотека лорда Спендера находится въ его фамильномъ замкѣ. Телескопъ лорда Росса поставленъ въ его имѣніи. Дорогихъ древнихъ картинъ, говоритъ графъ Орловъ-Давыдовъ, можетъ быть столько же въ Англіи, сколько въ Италіи. Онѣ разсыпаны по домамъ, болѣе же по Фамильнымъ замкамъ.

Что же касается собственно устройства помѣщичьихъ имѣній, то графъ Орловъ-Давыдовъ замѣчаетъ объ этомъ слѣдующее. «Большая часть англійскихъ помѣстій отдается фермерамъ, на сроки вообще длинные, отъ 21 до 99 лѣтъ. Поэтому заключенія контрактовъ суть происшествія, раздѣляемыя большими періодами, и не занимающія много времени. Богатые помѣщики прибѣгаютъ въ этихъ случаяхъ къ совѣтамъ законниковъ — attorney, которые въ тяжбахъ исполняютъ должность повѣренныхъ, не исключительно для одного помѣщика, а для многихъ. Дѣло посѣва, удобренія и т. д. предоставлено земледѣльческой промышленности. Поземельная аристократія входитъ въ дѣла и въ интересы земледѣльческаго класса только политическимъ своимъ вліяніемъ, стараясь защищать права поселянъ и поддерживать цѣны произведеніямъ. Отмѣненіе высокихъ пошлинъ на ввозъ заграничнаго хлѣба было, въ продолженіе многихъ лѣтъ, однимъ изъ главныхъ предметовъ раздора между земледѣльческой и промышленной партіями въ Англіи и наконецъ рѣшено къ удовольствію послѣдней, несмотря на всѣ усилія поземельныхъ собственниковъ, фермеровъ и парламентскихъ членовъ.»

Разсказавъ послѣ этого о препровожденіи времени англійскими помѣщиками въ ихъ имѣніяхъ, графъ Орловъ-Давыдовъ переходитъ къ замѣчаніямъ о русскихъ помѣщикахъ, и говоря о небольшомъ числѣ хорошо отстроенныхъ помѣщичьихъ жилищъ, онъ основательно, хотя и не первый, замѣчаетъ, что раздѣлы имѣній по равнымъ частямъ между наслѣдниками препятствуютъ не только устройству новыхъ большихъ заведеній, но и приличной поддержкѣ старыхъ. Затѣмъ почтенный авторъ говоритъ, съ довольно быстрымъ переходомъ отъ устройства имѣній къ литературѣ: «нельзя сказать, чтобъ литература благоволила къ помѣщикамъ; Пушкинъ осмѣялъ ихъ въ графѣ Нулинѣ, Гоголь окаррикатурилъ ихъ, Державинъ писалъ оды придворнымъ и государственнымъ людямъ, по не обратилъ вниманія на вельможъ, живущихъ въ деревнѣ, если таковые и были въ его время.»

По поводу этого замѣчанія объ отношеніяхъ нашей литературы къ русскимъ помѣщикамъ, мы считаемъ не излишнимъ сказать слѣдующее. Намъ кажется, что литература наша, напротивъ, весьма благоволила къ помѣщикамъ. Сколько умилительныхъ разсказовъ, хотя конечно безцвѣтныхъ, на тему о кротости и добродушіи помѣщиковъ являлось у насъ въ двадцатыхъ годахъ! Если же этого рода произведенія намъ кажутся теперь ребяческими, и, пожалуй, забавными, то это потому только, что вообще все приторное и натянутое не можетъ выдержать суда критики, требующей не пустыхъ словъ, а дѣйствительныхъ явленій изъ опытной жизни. Кромѣ повѣстей, литература паша оказала свое благоволеніе къ помѣщикамъ и въ водевиляхъ. Есть въ нѣкоторыхъ нашихъ драматическихъ произведеніяхъ весьма много сценъ, затрогивающихъ за-живое сердца зрителей попечительностію помѣщиковъ объ участи ихъ крестьянъ. Мы даже имѣемъ по этой части одно капитальное произведете: «Именины благодѣтельнаго помѣщика.» Чего же болѣе?

Если же иногда и доставалось помѣщикамъ отъ литераторовъ, то чтожь дѣлать: литераторы ужь такой задорный народъ! Развѣ литература наша благоволила когда нибудь къ чиновникамъ, къ купцамъ? Попробовала-было, правду сказать, наша литература поблаговолить къ чиновникамъ, и явилась у ней такая уморительная личность, какъ Вадимовъ. Впрочемъ, къ однимъ только господамъ офицерамъ литература наша была особенно благосклонна, заставляя разнаго рода героинь влюбляться безъ ума то въ бѣлый султанъ, то въ аксельбанты, то въ шпоры; то въ усы. При общемъ же жолчномъ направленіи нашей литературы, она ни съ кѣмъ почти не уживалась въ ладахъ и, кажется, помѣщики еще дешево отдѣлались отъ ея злобы. Какъ помнится, въ «Графѣ Нулинѣ» Пушкинъ не слишкомъ осмѣялъ ихъ; Гоголь окаррикатурилъ не однихъ помѣщиковъ: досталось отъ него и городничимъ, и почтмейстерамъ, и даже учителямъ, и смотрителямъ богоугодныхъ заведеній. Притомъ Гоголь былъ самъ, хотя но большой, по все же родовой помѣщикъ, и личностей у него съ этимъ почтеннымъ сословіемъ, какъ кажется, никогда не было.

Что же касается до Державина, то замѣчаніе графа Орлова совершенно справедливо. Державинъ, слѣдуя духу времени, пѣлъ обыкновенно вельможъ сильныхъ, и только однажды онъ воспѣлъ одного вельможу, подвергнувшагося опалѣ. Система Державина по части одъ весьма понятна. Великій пѣвецъ «Бога» искалъ себѣ служебнаго значенія, а его получить было трудно, воспѣвая вельможъ, жившихъ въ деревнѣ, потому что обыкновенно вельможи удалялись отъ Двора въ деревню только, тогда, когда они теряли свою силу, а развѣ для такихъ господъ кстати было писать оды? Чего добраго, въ жолчномъ настроеніи духа, они приняли бы и оду за насмѣшку; а это, какъ мы увидимъ, легко могло случиться, если бы ода была имъ представлена даже самимъ Державинымъ.

Хвалебные стили удаются рѣдко, псамъ великій нашъ поэтъ, пѣвшій однажды великаго полководца, не совсѣмъ удачно очертилъ его военный геній, говоря:

«Ляжетъ на горы — горы дрожатъ,

Ляжетъ на воды — воды кипятъ,

Граду коснется — градъ упадаетъ,

Башню рукою за облакъ кидаетъ.»

Какъ хотите — это не ода, а сцена, просящаяся на листки карикатурнаго альбома. Слава Суворова безсмертна, русскія рати по справедливости могутъ гордиться вождемъ, перешедшимъ заоблачныя вершины Альповъ: объ этомъ нечего и говорить. Но поэтическое изображеніе Суворова Державинымъ, воля ваша — забавно. Представьте себѣ нашего старика-витязя, съ его щедушною комплекціей и маленькимъ ростомъ, лежащимъ на дрожащей горѣ или, что еще хуже, въ кипящей водѣ, или наконецъ, подбрасывающимъ башни за облака! Вѣдь, право, это тоже самое, что если бы кто нибудь захотѣлъ изобразить, положимъ, подвиги чиновника, и представилъ бы, для похвалы дѣятельности такого лица, что при мановеніи руки его летятъ перья изъ гусиныхъ хвостовъ и сами начинаютъ писать, или что тотъ же чиновникъ департамента бросаетъ кипы дѣлъ изъ Петербурга прямо въ Уфу, Оренбургъ, Каменецъ-Подольскъ и такъ далѣе! Развѣ это не каррикатура? А между прочимъ, такое изображеніе гражданскаго дѣятеля совершенно тождественно съ хвалебною одою Державина великому полководцу. Все это мы говоримъ къ тому, чтобы по возможности оградить нашу литературу отъ упрековъ графа Орлова-Давыдова, будто она не благоволила къ помѣщикамъ. Впрочемъ, если это и было такъ, то все же она не въ накладѣ, потому что и при благоволеніи литературы, вмѣсто торжественнаго гимна, поэтъ, воспѣвающій вельможъ-помѣщиковъ, могъ наговорить бездну вздору. Лесть удается рѣдко; на ней, повторимъ снова, спотыкался и нашъ великій Державинъ.

Въ добавокъ къ этому скажемъ, что если Пушкинъ, Гоголь и Державинъ дѣйствовали такъ неблагосклонно или несправедливо относительно къ помѣщикамъ въ произведеніяхъ нашей отечественной словесности, то мы можемъ сообщить графу Орлову-Давыдову, что нельзя сказать вообще, будто наша литература не благоволила къ помѣщикамъ. Разверните, напримѣръ, статью г. Ладыженскаго, находящуюся во 2 No «Трудовъ Императорскаго Вольнаго Экономическаго Общества» за 1856 годъ, подъ заглавіемъ «Русскій помѣщикъ». Въ ней почтенный авторъ оправдываетъ до нѣкоторой степени литературныя воззрѣнія на личность помѣщика тѣмъ, что самый духъ времени создавалъ изъ нихъ прежде такіе типы, къ которымъ, конечно, не могла благоволить литература, если считать ее представительницею передовыхъ движеній въ отношеніи образованія и въ отношеніи изящнаго. Вотъ, что говорить г. Ладыженскій: «по большей части полагаютъ еще у насъ, что помѣщикъ удаляется въ деревню для того, чтобъ предаваться праздности, собирать доходы съ имѣнія, и иxъ проживать въ свою утѣху, и коснѣть въ удаленіи отъ движенія человѣческаго, въ своемъ безотвѣтномъ самоугодіи, забывая, эти времена перемѣнились, что лица „Недоросля“ уже явленія исчезнувшія, что „Ревизоръ“ болѣе или менѣе правдоподобный анекдотъ! (Впрочемъ, какъ кажется, два лица въ этой комедіи, Добчинскій и Бобчинскій, оба помѣщика, лица весьма возможныя и въ настоящее время; что самое „Горе отъ ума“ не имѣетъ примѣненія къ нынѣшнему обществу; что даже типы „Мертвыхъ Душъ“ суть уже лица, собранныя изъ разныхъ мелкихъ чертъ и недостатковъ въ одинъ, такъ сказать, оптическій фокусъ.»

Приводимыя здѣсь замѣчанія графа Орлова-Давыдова и г. Ладыженскаго наводятъ насъ на мысль составить когда нибудь небольшой, но по возможности вѣрный очеркъ, о значеніи помѣщичьихъ типовъ и характеровъ въ нашихъ литературныхъ произведеніяхъ. Общій выводъ о томъ, въ какомъ индѣ представились у насъ въ литературѣ эти личности, какъ кажется, не будетъ лишенъ занимательности.

Разсказывая справедливо объ отношеніяхъ нашихъ помѣщиковъ къ ихъ усадебнымъ имѣніямъ и упоминая о неудобствахъ нашей деревенской жизни, графъ Орловъ-Давыдовъ замѣчаетъ въ одномъ мѣстѣ, «что становые любятъ прогремѣть съ колокольчиками по господскому двору или но парку и напоминать о своей важности. Хорошо, продолжаетъ почтенный авторъ, еслибъ помѣщики ладили между собою для устройства общей полиціи, улучшенія дорогъ, учрежденія больницъ и другихъ полезныхъ цѣлей. Увы! этого нѣтъ. Теперь перейдемъ къ разсмотрѣнію устройства крестьянскаго сословія въ Остзейскихъ губерніяхъ. Матеріаломъ для этого обозрѣнія намъ будутъ служить письма, недавно помѣщенныя въ газетѣ „Le Nord“.

Изъ этихъ писемъ мы узнаемъ прежде всего, что эсты, летты и остатки ливовъ, покоренные на сѣверѣ ихъ земель датчанами, а на югѣ меченосцами, находились въ совершенномъ рабствѣ, что они не имѣли никакой собственности, что весь трудъ крестьянъ принадлежалъ помѣщику, безъ позволенія котораго крестьянинъ не имѣлъ права даже купить что нибудь на рынкѣ. Продажа людей неограничивалась ни временемъ, ни возрастомъ, ни поломъ, ни семейными связями. Остзейскіе крестьяне продавались даже заграницу, въ Россію и въ Польшу. Только на островѣ Эзелѣ и въ Курляндіи положеніе крѣпостныхъ было нѣсколько легче.

Съ XVII вѣка начались какъ бы нѣкоторыя облегченія въ быту остзейскихъ крестьянъ, установившіяся вслѣдствіе мѣстныхъ обычаевъ, — и вообще злоупотребленія помѣщичьей власти стали встрѣчаться рѣже. Но законы были жестоки….

Первымъ дѣйствователемъ въ пользу угнетенныхъ остзейскихъ крестьянъ является знаменитый король польскій, Стефанъ Баторій. Извѣстно, что послѣ паденгя Ливонскаго ордена, часть орденскихъ владѣній отошла подъ власть королей польскихъ. Въ 1582 году Стефанъ Баторій объявилъ лифляндскому дворянству, что необходимо облегчить участь сельскаго населенія, угнетаемаго страшнымъ образомъ (miris modis). Сохраняется преданіе, что Баторій хотѣлъ замѣнить для лифляндскихъ крестьянъ тѣлесныя наказанія денежными пенями, но что крестьяне, находившіеся въ страшной нищетѣ, воспротивились сами этому способу взысканія.

Сопротивленіе остзейскихъ крестьянъ введенію денежныхъ пеней легко объяснить. І1рИ уничтоженіи способа наказаній, не предполагалось однако измѣнить всю систему отношеній крестьянъ къ помѣщикамъ; власть была по прежнему обширна, и при ней произволъ послѣднихъ лицъ надъ первыми нисколько бы не уменьшился, — а помѣщикъ бралъ бы съ крестьянина еще денежную пеню на законномъ основаніи. Быть можетъ, я ошибаюсь, но я нахожу, что крестьяне поступали благоразумно, стараясь уклониться отъ новой налагаемой на нихъ тягости. Притомъ же они были въ нищетѣ, а г. составитель письма не говоритъ ничего, какъ предполагалъ Стефанъ Баторій поступать съ крестьянами, которые не могли внести пеню; вѣдь нужно же было придумать на подобный случай какое нибудь наказаніе, которое бы замѣняло денежный взыскъ.

Сигизмунтъ III старался облегчить участь остзейскихъ крестьянъ, и въ особенности дѣлаетъ ему честь то, что онъ хотѣлъ достигнуть этого собственнымъ своимъ примѣромъ, начавъ облегченіе крестьянъ въ своихъ королевскихъ имѣніяхъ.

Но гораздо благотворнѣе на участь крестьянъ подѣйствовало шведское господство: когда въ 1601 году Лифляндія была занята шведами, то герцогъ Зюдерманландскій, царствовавшій потомъ въ Швеціи подъ именемъ Карла IX, предложилъ дворянству освободить крестьянъ и дозволить ихъ дѣтямъ посѣщать школу. Въ 1629 году, при окончательномъ присоединеніи Лифляндіи къ Швеціи, Густавъ Адольфъ приказалъ допускать крестьянскихъ дѣтей въ гимназію, основанную имъ въ Ригѣ, и учредилъ коммиссію для постановленія инвентарныхъ правилъ но помѣщичьимъ имѣніямъ.

Но самымъ жаркимъ поборникомъ крестьянскаго блага явился Карлъ XI. Онъ издалъ особый эдиктъ въ 1697 году для управленія государственными землями, пригласивъ дворянство сообразоваться съ этимъ эдиктомъ и въ отношеніи къ крестьянамъ, подвластнымъ этому сословію.

Восшествіе на престолъ Карла XII прекратило въ Лифляндіи благодѣтельныя реформы, предпринятыя его предшественникомъ, и въ 1710 году Лифляндія и Эстляндія были покорены нашимъ оружіемъ, а въ 1721 году, обѣ эти области, вмѣстѣ съ островомъ Эзелемъ, окончательно были, по Ништадтскому миру, утверждены за Россіей.

Распоряженія Петра относительно быта остзейскихъ крестьянъ были благодѣтельны. Онъ въ 1716 году запретилъ въ краѣ, еще не окончательно за нимъ утвержденномъ, препятствовать свободѣ браковъ между крѣпостными людьми. Спустя нѣсколько лѣтъ, государь запретилъ арендаторамъ казенныхъ имѣній самовольно располагать работами крестьянъ, проживающихъ въ этихъ имѣніяхъ. Но несмотря на эти указы и на подтвержденія ихъ въ 1728 и 1733 годахъ, положеніе крестьянъ, сравнительно съ тѣмъ положеніемъ, котораго они достигли въ царствованіе Карла XI; стало приходить въ упадокъ.

Составитель приводимыхъ нами писемъ весьма основательно дѣлаетъ это замѣчаніе, основываясь на оффиціяльномъ отношеніи ландрата барона Розена, въ юстицъ-коллегію, отъ имени лифляндскаго дворянства, сдѣланномъ въ 1739 году. По всему видно, что этотъ баронъ былъ человѣкъ и отсталый и слишкомъ привязанный къ личнымъ выгодамъ, потому что онъ въ упомянутомъ отношеніи отстаиваетъ полное, неограниченное право помѣщика надъ его крѣпостными, и утверждаетъ, что всякое имущество, пріобрѣтенное ими, принадлежитъ ему. Въ добавокъ ко всему этому, баронъ замѣчаетъ, что нельзя не только уменьшитъ, но даже и опредѣлить мѣру исправительныхъ наказаній, которымъ помѣщикъ имѣетъ право подвергать своихъ крѣпостныхъ. Ландратъ отвергаетъ злоупотребленія помѣщиковъ, ссылаясь на то, что эти злоупотребленія несовмѣстны съ ихъ личными выгодами. Замѣтимъ, что, къ сожалѣнію, такая апологія крѣпостныхъ правъ, написанная барономъ Розеномъ, имѣла, какъ кажется, значеніе въ глазахъ юстицъ-коллегіи, потому что втеченіе двадцати-пяти лѣтъ послѣ того дѣло объ измѣненіи быта крестьянъ въ Остзейскихъ губерніяхъ оставалось безъ всякаго движенія.

Посѣщеніе императрицей Екатериной II Лифлиндіи въ 1764 году имѣло благопріятное вліяніе на судьбу тамошнихъ крестьянъ. До императрицы дошли основательныя жалобы, сама она увидѣла поразительную бѣдность крестьянъ и рѣшилась положить конецъ гнетущему самовластію. Исполнителемъ своихъ высокихъ намѣреній императрица избрала генералъ-губернатора графа Броуна. Онъ долженъ былъ пригласить дворянство, чтобъ оно приняло скорыя и окончательныя мѣры для пресѣченія зла, видѣннаго самой государыней. Въ 1765 году на ландтагѣ, по настоянію графа Броуна, лифляндское дворянство сдѣлало нѣсколько уступокъ въ пользу крестьянъ: оно обязалось не увеличивать повинностей, отбываемыхъ крестьянами, опредѣливъ, однажды навсегда, слѣдующіе съ нихъ оброки; оно ограничило мѣру исправительныхъ наказаній и смягчило ихъ вообще; постановило учреждать сельскія школы и запретило продавать крѣпостныхъ на рынкѣ, или иностранцамъ на вывозъ, подъ страхомъ штрафа въ двѣсти червонныхъ, а также продавать мужа отдѣльно отъ жены, и жену отдѣльно отъ мужа, положивъ за это штрафъ въ четыреста червонныхъ.

Но на требованія графа Броуна, касательно правъ крестьянъ на собственность, на жалобы, а также касательно уничтоженія чрезмѣрныхъ оброковъ и нѣкоторыхъ правилъ относительно исправительныхъ наказаній, ландтагъ отвѣчалъ неясно и уклончиво. Тогда генералъ-губернаторъ обнаружилъ благородную твердость и объявилъ собранію дворянства, что если оно не рѣшится произвести само необходимыя преобразованія, то правительство предпишетъ ихъ свыше, и что тогда ужь не будетъ обращено ни малѣйшаго вниманія ни на мнѣнія, ни на требованія дворянства.

Несмотря на это, ландтагъ отвѣтилъ первоначально въ смыслѣ отношенія, написаннаго въ 1739 году ландратомъ барономъ Розеномъ, и, между прочимъ, предложилъ весьма замысловатое узаконеніе, по которому оно полагало наказывать за расточительность всякаго дворянина, раззоряющаго своихъ крестьянъ, лишеніемъ права управлять имѣніемъ, но не какъ человѣка недостойнаго этого права, а какъ человѣка, который самъ себя раззоряетъ! Всѣ дворяне единодушно приступили къ этому акту; среди нихъ раздался одинъ только голосъ въ защиту угнетенныхъ: этотъ голосъ принадлежалъ барону Шульцъ-Фонъ-Ашерадень.

Этотъ благородный человѣкъ давно уже преслѣдовалъ на дѣлѣ идею объ улучшеніи крестьянскаго быта. Онъ въ 1764 году напечаталъ на латышскомъ языкѣ особое положеніе, которое и роздалъ для руководства своимъ крестьянамъ. Дворянство въ этомъ образѣ дѣйствій барона Шульца видѣло страшный вредъ и опредѣленіемъ своего ландтага предписало уничтожить это положеніе. Нельзя незамѣтить, что этимъ положеніемъ баронъ Шульцъ не только предоставлялъ крестьянамъ личныя права, только впослѣдствіи имъ данныя, но и уступалъ крестьянамъ право наслѣдственнаго владѣнія фермами.

Но убѣжденія барона Шульца, высказанныя имъ ландтагу, не подѣйствовали на него, и только настоянія графа Броуна заставили дворянство рѣшить дѣло въ пользу крестьянъ. Благородный баронъ Шульцъ возбудилъ противъ себя общее неудовольствіе въ то время, по спустя полвѣка, портретъ этого человѣка, по приговору дворянства, украсилъ одну изъ залъ Дворянскаго собранія, находящагося въ Ригѣ.

Императоръ Павелъ I, тотчасъ по вступленіи своемъ на престолъ, возстановилъ въ Остзейскихъ областяхъ прежній порядокъ дѣлъ. Дворянство, въ видѣ признательности къ государю, поручило составить ландрату Сиверсу проэктъ поземельнаго закона, имѣвшаго цѣлью уменьшить тяжесть повинностей, лежавшихъ на крестьянахъ. Проэктъ этотъ былъ наисчатавъ въ Москвѣ и подписанъ императоромъ и самимъ Сиверсомъ, который былъ избранъ въ депутаты на коронацію. Императоръ препроводилъ этотъ проэктъ на разсмотрѣніе Сената.

Въ царствованіе императора Александра I рѣшилась окончательно участь остзейскихъ крестьянъ. Вскорѣ по вступленіи его на престолъ, два эстляндскіе дворянина Лявисъ и баронъ Штаксльбергъ обратились прямо къ государю съ просьбою объ утвержденіи нѣкоторыхъ мѣръ, клонившихся къ улучшенію крестьянскаго быта въ ихъ провинціи. Тогдашній предводитель дворянства фонъ-Бергъ воспользовался этимъ случаемъ и въ 1802 убѣдилъ ландтагъ постановить рядъ положеній, которыя признавали бы во 1-хъ право крестьянской собственности; во 2-хъ невозможность лишать крестьянина фермы безъ судебнаго, безпристрастнаго приговора; въ 3-хъ наслѣдственную передачу фермъ дѣтямъ и вдовамъ, исключая случаи ихъ неспособности, юридически, впрочемъ, доказанной; въ 4-хъ право крестьянъ судиться не у помѣщиковъ, но въ особыхъ крестьянскихъ судахъ, а смотря по родамъ преступленій, и въ общихъ судилищахъ; въ 5-хъ, ограниченіе продажи крѣпостныхъ людей безъ земли, и въ 6-хъ, учрежденіе нѣкоторыхъ новыхъ властей, исключительною обязанностію которыхъ былъ бы разборъ жалобъ крестьянъ на помѣщиковъ.

Предводитель Бергъ представилъ этотъ проэктъ императору 4 іюля 1802 года; спустя десять дней, государь удостоилъ предводителя рескриптомъ съ изъявленіемъ благодарно, ты и съ приглашеніемъ поспѣшить окончаніемъ благороднаго труда, предпринятаго дворянствомъ, а 2 сентября того же года государь рескриптомъ на имя Берга дозволилъ обнародовать новый уставъ на эстонскомъ языкѣ, объявивъ, что до времени императоръ остается доволенъ.

Дѣйствительно, крестьянскій уставъ 1802 года нельзя признать окончательнымъ актомъ объ устройствѣ эстонскихъ крестьянъ, такъ какъ въ немъ вовсе не было опредѣлено ни границъ исправительныхъ наказаній, предоставленныхъ волѣ помѣщика, ни количество крестьянскихъ повинностей.

Вслѣдствіе этого, 27 августа 1804 года, было Высочайше утверждено новое временное положеніе, заключавшее въ себѣ нѣкоторыя дополнительныя распоряженія.

Такія дѣйствія эстляндскаго дворянства навели на мысль лифляндскаго ландрата Сиверса просить государя объ утвержденіи Положенія, представленнаго имъ въ 1797 году императору Павлу и препровожденнаго имъ на разсмотрѣніе Сената.

17 февраля 1802 года собрался Лифляндскій ландтагъ; на немъ происходили жаркія пренія, прежде чѣмъ дворянство согласилось на тѣ предположенія, которыя были имъ приняты, какъ основанія общаго устава объ устройствѣ крестьянъ. Тогда императоръ, рескриптомъ онъ 11 мая 1803 года на имя министра внутреннихъ дѣлъ графа Кочубея, приказалъ учредить особый комитетъ для разсмотрѣнія предположеніи ландтага, и въ 1804 году, 20 февраля, по окончаніи комитетскихъ работъ, было утверждено императоромъ новое систематическое Положеніе.

Вотъ главныя основанія этого Положенія:

1) Право располагать личностью крестьянина безъ земли, на которой онъ живетъ, уничтожено окончательно.

2) Помѣщика» не имѣетъ права принудить крестьянина, безъ его согласія, оставить сельскія работы и поступить къ нему въ личное услуженіе.

3) Совершенная свобода крестьянина вступать въ бракъ по его волѣ, безъ спроса и безъ согласія помѣщика.

4) Запрещеніе переселять крестьянина, безъ его согласія, съ одного мѣста на другое.

5) Крестьянинъ имѣетъ право избирать изъ среды своего сословія судей: общиннаго, приходскаго и окружнаго.

6) Наказанія за проступки могутъ быть назначаемы только по приговору суда.

7) Исправительныя наказанія, опредѣляемыя самимъ помѣщикомъ, не могутъ превышать пятнадцати палочныхъ ударовъ.

8) Рекруты ставятся общиною, а не помѣщикомъ; послѣдній можетъ располагать въ этомъ случаѣ только своими дворовыми людьми.

9) Лѣсъ, необходимый для построекъ и отопленія, долженъ быть выдаваемъ крестьянамъ отъ помѣщика безденежно.

10) Относительно купли, продажи и наслѣдства разнаго рода, крестьяне подчинены общимъ законамъ имперіи.

11) Крестьянинъ свободенъ отъ всякихъ личныхъ оброковъ; они падаютъ только на землю, которою онъ пользуется.

12) Контрактъ на аренду фермъ наслѣдственъ.

13) Извѣстная часть земли уступается безплатно крестьянину; доходъ съ нея идетъ на покрытіе государственныхъ повинностей.

14) Повинности, записанныя въ урочныя положенія (Wacken bûcher), не могутъ быть впослѣдствіи увеличены.

15) Начала шведскаго кадастра 1687 года должны служить основаніемъ для оцѣнки земли.

Кромѣ того, этимъ Положеніемъ опредѣлена оцѣнка барщины пѣшими и конными днями или дневныхъ работъ, а также пространство земли, обрабатываемой для помѣщика барщиною.

Ну, а что же подѣлываетъ у насъ гласность? спросятъ, быть можетъ, нѣкоторые читатели «Современнаго Обозрѣнія». Какъ что, да разитъ попрежнему пороки, проникаетъ въ тайники человѣческихъ сердецъ, указываетъ на взяточниковъ, укоряетъ недобросовѣстныхъ спекуляторовъ, обнаруживаетъ зло нашей общественной, гражданской и домашней жизни; однимъ словомъ, работаетъ — да и только.

Впрочемъ, надобно замѣтить, что и гласность бываетъ разныхъ родовъ: есть гласность касательно дурныхъ сторонъ, существующихъ въ нѣкоторыхъ нашихъ учрежденіяхъ, есть гласность на счсть кое-какихъ полезныхъ проэктовъ, наконецъ является у насъ гласность даже и для распространенія извѣстности собственныхъ своихъ дѣяній. Такъ однажды кто-то объявилъ въ газетахъ, чтобъ его не смѣшивали съ его однофамильцемъ писателемъ и для отличія двухъ соименныхъ личностей обращали бы вниманіе на ихъ чины; далѣе одно торговое лицо объявило, что оно не будетъ занимать денегъ у такого-то; встрѣчается также печальная гласность о блудномъ сынѣ, за котораго его родители не думаютъ платить долги, объявляя объ этомъ во всеобщее свѣдѣніе.

Всѣ согласятся, что это гласность и гласность весьма небезполезная.

Но иногда гласность теряетъ свою силу, если при ней является обликъ человѣка, такъ сказать, фарисейски пользующагося ею. Примѣромъ тому можетъ служить г. Надимовъ, который, укоряя неимущихъ взяточниковъ возглашалъ: «пора крикнутѣ на всю Россію!» и этимъ нехотя сказалъ довольно острый каламбуръ. Г. Надимовъ положительно кричалъ, что взятки брать грѣшно, но нашлись однако люди, которые тоже весьма положительно, посредствомъ гласности, замѣчали г. Надимову, что и онъ, хотя не денежный, но въ своемъ родѣ тоже порядочный взяточникъ, положимъ хоть женскихъ сердецъ, и что онъ, при таковыхъ условіяхъ, образцомъ для господъ чиновниковъ служить не можетъ.

Такимъ образомъ г. Надимовъ, обнаруживъ свою пустую личность, потрясъ въ глазахъ людей благоразумныхъ истинность своихъ возгласовъ противъ взятокъ; взятки наврядъ ли прекратились отъ этихъ возгласовъ, а г. Надимовъ, какъ говорится, со скандаломъ долженъ былъ сойти съ тѣхъ подмостковъ, на которые онъ взгромоздился.

Сочетаніе гласности своихъ мнѣній съ личностью само о г. Налимова, привело мнѣ на память одинъ невымышленный мною, но истинный случай.

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, я зналъ пресмышленаго, прекореннаго русскаго человѣка. Далъ ему Господь Богъ не пустую голову, далъ ему и бодрость, и охоту, и силу для того, чтобы трудиться, далъ также ему и доброе сердце, которое готово было сочувствовать многому изъ того, что могло быть хорошо и полезно для ближнихъ. Мой знакомый началъ свою жизнь очень скромно; но счастье повезло ему, и онъ постепенно сдѣлался, изъ повѣреннаго но откупу, участникомъ все болѣе и болѣе возраставшихъ паевъ, потомъ сталъ половинщикомъ въ откупѣ, довольно значительномъ, и наконецъ сдѣлался самостоятельнымъ откупщикомъ, а изъ откупщика превратился въ мильонера. Славно зажилъ мой знакомый, но стала мучить его охота о своей собственной гласности. Постарался онъ, и тутъ счастье повезло ему, потому что имя его заходило сперва въ какомъ-то чаду, въ туманѣ, а потомъ стало уясняться все болѣе и болѣе. Сперва о моемъ знакомомъ говорили только по поводу вина (разжиженнаго или указныхъ градусовъ. — сказать не могу). Запрыгало отъ радости сердце Петра Андроныча, такъ звали моего знакомаго; спустя нѣсколько времени, ни съ того ни съ другаго, стали поговаривать объ его необыкновенномъ умѣ, о разныхъ проектахъ, будто бы имъ составляемыхъ, заговорили объ его загородномъ домѣ, о поѣздахъ въ этотъ домъ, о короткомъ знакомствѣ Петра Андроныча съ значительными особами и о состояніи при немъ, какъ бы на службѣ, нѣкоторыхъ лицъ, имѣющихъ довольно крупные чины.

Но всего этого казалось мало Петру Андронычу для распространеніе гласности о себѣ самомъ. Онъ умѣлъ повести дѣло такъ, что явилась картинка, на которой онъ былъ представленъ въ полулежачемъ положеніи. Нѣтъ! все таки казалось ему и этого мало для распространенія гласности о себѣ самомъ. Онъ принялся сочинять разныя застольныя рѣчи, имя его сдѣлалось еще громче; ободренный первымъ успѣхомъ. онъ принялся сочинять для русскихъ журналовъ, — еще громче сдѣлалась о немъ гласность. Не удовольствовался и этимъ Петръ Андронычъ, и давай писать по-французски. Какъ, впрочемъ, писалъ онъ по французски, не зная ни полслова на этомъ языкѣ, я уже не знаю. Вслѣдствіе всего этого, мой знакомый изъ почтеннаго человѣка сдѣлался презабавною личностью, но за то гласность объ этой личности разнеслась во всѣ стороны, и его чисто русское прозвище, отпечатанное внизу статьи французскими буквами, явилось въ кофейнѣ Сандвичевыхъ Острововъ. Чего же еще болѣе желать?

Мой знакомый, какъ я сказалъ, былъ человѣкъ пресмѣтливый, и поэтому, когда ему представилась возможность обратить свои огромные капиталы на предпріятія болѣе выгодныя и соединенныя съ гласностью болѣе пріятною, чѣмъ гласность, сопровождающая откупныя операціи, то онъ бросилъ эти послѣднія и принялся, ради окончательнаго упроченія гласности о себѣ самомъ, вопить противъ того порядка, которымъ онъ самъ прежде умѣлъ такъ общелюбовно воспользоваться; мало этого — пришло на него такое самозабвеніе, что онъ позабылъ о томъ, какъ онъ самъ ловко разжился на счетъ слабостей своихъ ближнихъ" принялся за обличенія пороковъ и зла.

Помню, что однажды я зашелъ какъ-то къ Петру Андронычу. Онъ сидѣлъ за чаемъ и покуривалъ дорогую сигару. Подлѣ Петра Андроныча сидѣлъ человѣкъ въ синей чуйкѣ, съ виду его ровесникъ. Съ перваго разу можно было замѣтить, что гость Петра Андроныча былъ бойкій ярославецъ. Ярославецъ держалъ фарфоровое блюдечко на пяти поднятыхъ вверхъ пальцахъ и, подувая на чаекъ и прикусывая сахаръ, попивалъ съ удовольствіемъ теплую влагу. А между тѣмъ они съ Петромъ Андропычемъ вели дружескую бесѣду.

— Ну, чтожь? говорилъ хозяинъ: — ну и написалъ, такъ чтожь? захотѣлъ, сѣлъ да и написалъ. А мнѣ что задѣло, если говорятъ, что написалъ я худо. Я и напередъ зналъ, что пророку чести во своемъ отечествіи не бывать! Не оцѣнили меня соотчичи, такъ я и сталъ писать по-французски….

При этихъ словахъ чуйка пырскнула отъ смѣху, поперхнулась чаемъ и сахаромъ и, схватившись за животъ руками, спросила, заливаясь хохотомъ:

— А-для чаво-жь не по-нѣмецки? Вѣдь тебѣ, чай, Петръ Андронычъ, продолжала синяя чуйка, покатываясь со смѣху: — одинаково писать какъ по французски, такъ и по нѣмецки. Шишъ мы знаемъ съ тобой и на томъ и на другомъ; да когда мы съ тобой и по росейскому-то говоримъ, то и тогда надъ нами посмѣиваются, больно-де, молъ, на «онъ» да на «глаголь» напираемъ. Ну а попробуй, скажи-ка мнѣ что нибудь по французски, аль по нѣмецки, все равно. Ну, мусьё, начинай, а я послушаю…. Аль не можешь, говори правду?

Петръ Андронычъ насупился и важнымъ голосомъ сказалъ синей чуйкѣ:

— Государственныя условія Россіи требуютъ того, чтобъ я далъ гласность своему образу мыслей; это современная потребность для исправленія нашихъ грѣховъ и ошибокъ.

— Такъ вишь оно што, сказала, ухмыляясь, синяя чуйка: — да о чемъ же станешь писать?

— Говорятъ тебѣ, объ общественномъ злѣ.

— Такъ вишь оно што, повторила синяя чуйка. — Станешь писать, продолжала она: — о томъ, что ты видѣлъ, да слышалъ, такъ сдѣлаешь добро; гнѣвить Господа Бога нечего, смысломъ тебя онъ не обидѣлъ, дорогу многому показать можешь и по коммерціи, и по откупной комплекціи; а какъ примешься толковать о грѣхахъ ближняго, такъ, чего добраго, пригвоздятъ твою гортань словомъ евангельскимъ, гдѣ говорится: спицу видишь въ глазѣ брата своего, а въ своемъ и бревна не замѣчаешь! Вѣдь надо сказать по правдѣ, Петръ Андронычъ, кто Богу не грѣшенъ, царю не виноватъ. Что намъ съ тобой кричать на зло, на худо, которое въ нашей матушкѣ Расѣюіикѣ водится. Да развѣ мы-то съ тобою передъ судомъ, не только Божескимъ, но и человѣческимъ, можемъ сухохоньки изъ воды выдти? Вѣдь, Петръ Андронычъ, и мы съ тобою въ общихъ злахъ свою долю взяли. Каяться бы намъ, а не корить своихъ ближнихъ. Вспомни-ко, продолжала заунывнымъ голосомъ почтенная чуйка: — сколько мы народцу самаго честнаго, да только, на бѣду, неимущаго, разнаго рода приношеніями на свою сторону приворачивали-то за потачку, то за поблажку, то за молчанку, то за проволочку дѣла, то за то, чтобъ съ нашей, больной головы, да на чужую, здоровую, свалили. Эхъ, Петръ Андронычъ, вспомнилъ бы ты все это.

Тутъ чуйка вздохнула и прихлебнула чайку.

— Правда, что милосердаго и долготерпѣливаго Господа Бога мы съ тобой не слишкомъ прогнѣвали. Благословилъ Онъ насъ избыткомъ, да вспомни только, что деньжонки-то наши пришли къ намъ отъ трудовыхъ полушекъ, сколоченныхъ потомъ нашей же братьи мужиковъ….

Тутъ чуйка нагнулась къ уху Петра Андроныча, заслонила свое лицо рукою и начала что-то, тихо шептать; изъ всего шопота я могъ только разслышать:

— А водица-то?

Такъ что же, начала опять громко чуйка, смиренно покачивая головою: — кстати ли намъ, послѣ всего этого, за добродѣтель распинаться? Твори, Петръ Андронычъ, твори добро, Христосъ заповѣдалъ это, да твори безъ гласу трубнаго, твори, какъ учитъ Евангеліе, чтобъ лѣвая рука твоя не вѣдала, что творить правая, — а то трубимъ про себя громко, а въ писаніи-то сказано, что Отецъ Небесный видитъ все въ тайнѣ, воздастъ тебѣ въ явѣ…

Слова разсудительнаго гостя не подѣйствовали на хозяина: гласность, неумолимая гласность тревожила моего знакомаго….

Впрочемъ, зачѣмъ разсказывать частные примѣры гласности? Лучше посмотримъ, что вообще у насъ сдѣлала гласность въ теченіе минувшаго мѣсяца. Статей, отличающихся ею, явилось весьма немногой, какъ намъ кажется, особенно замѣчательна этимъ дорогимъ свойствомъ превосходная статья г. Кокорева, помѣщенная въ первомъ нумерѣ «Русской Бесѣды», подъ заглавіемъ «Путь Севастопольцевъ».

Простое заглавіе этой превосходной статьи вовсе не обѣщало такой огромной гласности и такихъ энергическихъ обличеній, какія мы нашли въ этой превосходной статьѣ. Мы, судя по заглавію, ожидали, что статья эта будетъ статья лирическаго свойства, а между тѣмъ изъ нея вышла статья преположительная, преисторическая, препоучительная, преблагонамѣренная и прегласная.

Мы рѣшаемся познакомить нашихъ читателей съ этою превосходною статьею г. Кокорева, предъявивъ однако въ тоже время нѣкоторыя противъ нея возраженія. Намъ кажется, что познакомить нашихъ читателей съ этой статьею нужно еще и потому, что имя г. Кокорева, какъ новаго писателя, явилось въ одно и то же время, какъ въ русскомъ журналѣ, такъ и въ одной французской газетѣ. Литературные труды г. Кокорева при этихъ условіяхъ обнаруживаютъ въ молодомъ писателѣ замѣчательныя дарованія, потому что писать отлично по-французски, и въ тоже время такъ оригинально, такъ кудряво, такъ самобытно, такъ плавно. такъ энергически излагать свои мысли по-русски — дѣло нелегкое. Способности владѣть въ совершенствѣ двумя языками, слишкомъ различными и по духу и по оборотамъ — достаетъ немногимъ, только весьма даровитымъ людямъ.

Статья г. Кокорева начинается весьма удачной характеристикой нашихъ героевъ — черноморцевъ, но только намъ не совсѣмъ ясно показалось въ этой характеристикѣ замѣчаніе, что черноморецъ зародился духовно, точно также, какъ и русскій первобразный человѣкъ, когда были пристани Спасенія на стогнахъ Кіева, Владиміра, Москвы и Нижняго. Сказано очень кудряво и мѣтко, но не совсѣмъ ясно. Впрочемъ, это почти неизбѣжное неудобство для того, кто владѣетъ разомъ двумя языками; поэтому, кажется, въ статьѣ г. Кокорева на одной страницѣ встрѣчается французскій, нетерпимый въ русской рѣчи, оборотъ, и именно: «склоняясь ко сну, стало мнѣ мерещиться» и пр. Совершенно не по-русски, чисто переводъ съ французскаго.

Впрочемъ, неясность выраженія и неправильность искупается слѣдующею прекрасною мыслью, которая можетъ быть принята, какъ афоризмъ: «стремленіе къ исполненію долга доступно лишь только тѣмъ, кто преисполненъ чувства любви ко всѣмъ, кто въ личныхъ своихъ успѣхахъ, наносящихъ вредъ другому, видитъ общее зло, а въ успѣхахъ человѣчества — собственный ростъ.» Какая высокая, какая смѣлая, какая правильная мысль!

Проповѣдуя энергически самозабвеніе и общелюбіе, г. Кокоревъ замѣчаетъ весьма справедливо, что «тяжело стало нашему корыстному и мельчающему вѣку хранить это священное наслѣдіе, полученное нами, но словамъ г. Кокорева, отъ нашихъ, славныхъ предковъ; чувство общелюбія стало угасать, а за тѣмъ послѣдовала утрата самозабвенія. Опустѣлыя мѣста нашего сердца замѣнились заботою о самихъ себѣ, и умъ сталъ опираться на истинную подпору самонадѣянносги». По, замѣтимъ мы, къ счастью нашего вѣка явился г. Кокоревъ. Мы твердо убѣждены, что этотъ писатель возстановитъ упадшее празднуетъ угасшее! Честь ему и хвала!

Но если мы соглашаемся съ возвышенными мыслями г. Кокорева и если даже имѣемъ крѣпкія надежды на молодаго нашего писателя, то все таки мы не можемъ согласиться съ его словами: будто Севастопольскій громъ, принимаемый земной суетой за послѣдствіе дипломатическихъ недоразуменій, объясняется христіанскимъ созерцательнымъ смиреніемъ — явленіемъ гнѣва Божія.

Нѣтъ, г. Кокоревъ, Тотъ, Кто, по словамъ Спасителя, велитъ солнцу одинаково восходить надъ злыми и добрыми и Кто посылаетъ дождь на праведныхъ и неправедныхъ, тотъ не явитъ своего гнѣва.

Вспомните, г. Кокоревъ, что, но словамъ Св. Писанія, Богъ не ищетъ смерти даже грѣшника. Христіанскій Богъ есть Богъ любви и благости, а не Богъ гнѣва. Притомъ, скажите, чѣмъ же грѣшна наша добрая, наша святая, наша Православная Русь? Зачѣмъ толковать, г. Кокоревъ, о томъ, что вы сами, какъ кажется, слишкомъ плохо понимаете!

Драгой вашъ афоризмъ, гласящій на 118 страницѣ, что "въ важныхъ случаяхъ, помимо всѣхъ долгихъ и замысловатыхъ соображеній, очень полезно прибѣгать къ пособію особой русской науки. Эта особая наука такова, что всѣ прочія (видно г. Кокоревъ хорошо знаетъ всѣ пауки) служатъ ей какъ бы только средствомъ къ развѣтвленію ума, и безъ этой прирожденной намъ пауки ничего сдѣлать нельзя. Таковая, Богомъ дапная намъ, паука называется глазомѣръ, "

Вотъ теперь мы достигаемъ всю важность статьи г. Кокорева. Какъ иногда отыщешь корень всего тамъ, гдѣ и не ожидаешь. У насъ бьются объ успѣхахъ просвѣщенія, сѣтуютъ на медленность ихъ, но теперь оказывается, что науки безъ г. Кокорева не подвинутся впередъ. Вотъ вамъ, всѣ господа, сильные двигатели наукъ! Зачѣмъ же вы вводили насъ въ обманъ на счетъ успѣховъ науки? Г. Кокоревъ обличилъ васъ, что вы ничего не могли сдѣлать безъ глазомѣра! Помните вы слова нашего поэта:

«Какихъ ни вымышляй пружинъ,

Чтобъ мужу бую умудриться,

Не можно вѣкъ носить личинъ,

И истина должна открыться.»

И дождались вы этого: г. Кокоревъ неожиданно, безжалостно, безцеремонно снялъ съ васъ личины и обнаружилъ, о мужи буи, ваше невѣжество. Но будемъ надѣяться, что г. Кокоревъ откроетъ со временемъ курсъ «Русскаго глазомѣра» и придастъ быстрый бѣгъ просвѣщенію. Друзья человѣчества являются рѣдко, но за то хитрая и разнообразная ихъ дѣятельность творитъ много благъ!

Но покуда исполнятся наши ожиданія, мы безъ «развѣтвленія ума» скажемъ, что на глазомѣръ, хотя бы и русскій, больно много полагаться нельзя, не только, какъ совѣтуетъ г. Кокоревъ, въ дѣлахъ важныхъ, но даже и въ самыхъ малыхъ.

Читатели «Современнаго Обозрѣнія» извинятъ насъ за непослѣдовательность нашего разсказа о превосходной статьѣ г. Кокорева: чтожь дѣлать, когда онъ самъ, съ сопутствующими ему Севастопольцами, бросается изъ одного конца Россіи въ другой, и на одной и той же страницѣ смѣшиваетъ разсужденія «о дипломатическихъ подслухахъ» съ сатирической замѣткой объ «освѣжающемъ кваскѣ.»

Воздавая хвалу Москвѣ, очень остро называемой г. Кокоревымъ «Всероссійскимъ пріютомъ», кто-то въ вагонѣ сказалъ:

— А славный квасъ въ Москвѣ, не выдохшійся, забористый.

— Оттого и хорошъ, отвѣчаетъ, какъ кажется, самъ г. Кокоревъ: — что домашній, не продажный; въ немъ есть сила — дрожжи.

— А отчего въ Питерѣ мало хорошаго квасу? опять спрашиваетъ кто-то, а можетъ быть — и самъ г. Кокоревъ.

— Тамъ въ ходу все кислыя щи, а если есть квасъ, то больше рижскій. Квасъ этотъ вовсе не хлѣбный, а какое-то горько-сладкое смѣшеніе, производящее тошноту. Кислыя щи хоть и кипятъ, и струю даютъ, но не отъ закваски, а отъ искусственной игры, — поташа подкладываютъ.

— Такъ поташа подкладываютъ? спрашиваетъ кто-то наивно, — а можетъ быть — и самъ г. Кокоревъ.

— Ну да, вѣдь тамъ они въ продажу поступаютъ, а всякій товаръ лицомъ продается, — вотъ и нуженъ поташъ: отъ него пошипитъ немного, какъ откупорятъ бутылку, а ужь другую половину всегда допиваютъ насильно.

Каковъ нашъ молодой писатель? Шипучій, шипучій! О, какъ завиденъ жребій писателя, который съ перваго раза попалъ не въ бровь, а въ глазъ всѣмъ академіямъ и въ тоже время такъ увлекательно, въ формѣ драматическаго изложенія, умѣетъ преслѣдовать общественное зло въ дрожжахъ, въ квасѣ, въ кислыхъ щахъ и даже въ водянистомъ винѣ, о которомъ онъ самъ упоминаетъ на одной страницѣ.

Замѣтка г. Кокорева привела меня въ поэтическій восторгъ, я вспомнилъ то время, когда я кропалъ стихи, собрался съ силами и сочинилъ нашему новому писателю слѣдующее плохое восьмистишіе:

Какъ русскій умъ отвсюду прыснулъ

(Онъ только ждалъ счастливыхъ дней)!

Глядь: Кокоревъ въ «Бесѣдѣ» тиснулъ

Словцо о порчѣ кислыхъ щей!

Въ словцѣ томъ вовсе нѣтъ искусства

И пришибаетъ зло оно,

Какъ пришибаетъ въ людяхъ чувства

Указной крѣпости вино!

Добрыя качества нашего народа, прогнѣвившаго, однако, по мнѣнію г. Кокорева, Господа Бога, описаны весьма умилительно. Изъ статьи почтеннаго автора мы узнаемъ, что у насъ есть много добродѣтельныхъ людей: стоитъ только поискать, замѣчаетъ г. Кокоревъ. Не даромъ же, по словамъ его, русскій человѣкъ, при обширныхъ всеядныхъ (отчего бы не сказать и всепитныхъ) злоупотребленіяхъ, говоритъ: «все же есть еще добрые и честные люди! вѣдь держится же чѣмъ нибудь бѣлый свѣтъ!» Весьма справедливо! мы съ своей стороны только добавимъ, что литераторы, подобные г. Кокореву, служатъ не малою для него поддержкою. Очень желательно, чтобъ эти господа прошлись, какъ выражается г. Кокоревъ, «по тѣмъ разрядамъ человѣчества, гдѣ люди ходятъ на ходуляхъ, гдѣ всякія пятна закрыты свѣтлыми занавѣсками, да какими еще дорогими: гобеленовскими, брюссельскими…» (слѣдуетъ нѣсколько точекъ.) Каково обличеніе? Какова гласность! Мы бы только хотѣли посмотрѣть на бытъ литераторовъ, нападающихъ на дорогія занавѣски. По всей вѣроятности, эти господа должищ жить сами, какъ настоящіе Чатертоны —

Впрочемъ, говоря откровенно, мы въ нападкахъ г. Кокорева на занавѣски не видимъ большой искренности; статься можетъ, самъ авторъ статьи обладаетъ этими предметами, конечно только не для закрытія пятенъ. Думать послѣднее мы не имѣемъ никакого права, а о первомъ заключаемъ изъ того, что г. Кокоревъ говоритъ, что онъ въ оперѣ будетъ сидѣть на пятирублевомъ креслѣ. Отчего же тотъ, кто сшитъ на такомъ креслѣ, не можетъ имѣть занавѣсокъ? Мало того, что г. Кокоревъ усядется на это кресло, — онъ вотъ что будетъ дѣлать: «теперь, говоритъ почтенный авторъ, когда буду сидѣть въ пятирублевомъ креслѣ, то непремѣнно вспомню, что сижу на десяти куляхъ ржи по Тамбовской цѣнѣ.» Конечно, вольному воля, спасенному рай, но зато и я, когда разсядусь на такомъ же креслѣ, то и вспомню, что я сижу не на десяти куляхъ ржи, а только на 1⅑ ведра простаго вина, и буду думать съ тѣмъ же знакомъ восклицанія, съ какимъ самъ г. Кокоревъ думаетъ, слѣдующее. «Вотъ и еще несообразность: цѣна за ведро посредственнаго вина 4½ руб., затѣмъ надобно продать 9 четвертей ржи въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она по 50 коп. чтобъ купить одно ведро вина.» Какова гласность!

Отъ обличеній, высказаннымъ съ такимъ мужествомъ, перейдемъ къ разсмотрѣнію предположеній г. Кокорева. Они заслуживаютъ вниманія, потому что охватываютъ всю Россію, конечно, по глазомѣру, по правиламъ особой русской науки, которую, впрочемъ, я, — быть можетъ и ошибочно, — называю: на авось или на фу-фу. Въ «Пути Севастопольцевъ» у г. Кокорева является и Архангельскъ, и Оренбургъ, и Астрахань. Нечего сказать, пришлось же нашимъ храбрымъ морякамъ,.истомленнымъ въ бояхъ, погулять за г. Кокоревымъ; честные защитники нашей славы хотятъ ѣхать въ Петербургъ, а г. Кокоревъ сворачиваетъ ихъ путь во всѣ стороны, какъ будто онъ не могъ выбрать для своихъ прогулокъ по Россіи другое время.

Предположенія г. Кокорева о разныхъ въ Россіи улучшеніяхъ начинаются съ торжковскихъ башмаковъ и валдайскихъ колокольчиковъ. Предположенія эти прерываетъ поэзія, именно "восходящая луна, озаряющая безконечныя равнины, облегающія желѣзную дорогу."Г. Кокоревъ предается мечтаніямъ объ устройствѣ желѣзныхъ дорогъ въ Россіи и по поводу этого говоритъ приведенный нами замѣчательный афоризмъ: о объ обращеніи, помимо всѣхъ долгихъ и замысловатыхъ соображеніи, къ глазомѣру". Едва ли впрочемъ можно допустить это мнѣніе нашего новаго наставника. Кто изъ людей, дѣйствительно мыслящихъ, а не вопящихъ только, согласится отвергать выводы наукъ, честно трудившихся для пользы человѣчества въ теченіе вѣковъ, для того, чтобы, по зову г. Кокорева, прежде всего обратиться къ русскому глазомѣру? Это будетъ некстати, потому что тотъ же самый глазомѣръ паки послужитъ въ пользу собственнаго кармана и даже портмоне съ золотымъ ободочкомъ.

Что же касается глазомѣра г. Кокорева, то на первый разъ, это на первый разъ, мы позволяемъ себѣ сдѣлать противъ этой науки нѣкоторыя возраженія.

Напримѣръ, г. Кокоревъ говоритъ, что при постройкѣ одной вѣтви дороги по направленію отъ Москвы въ Саратовъ длиною въ 600 верстъ, посредствомъ Волги, Уралъ, Кавказъ, Персія, Туркмсицы и Закавказье, Астрахань съ рыболовствомъ, пшеница и сало приволжскія, соль озерная и прочее (?) — будутъ находиться у Москвы подъ руками. Такимъ образомъ, самой дальней стороны Астрахани нужно будетъ менѣе 7 дней (т. е. можетъ быть четыре, а можетъ и три, а кто знаетъ? — можетъ даже и два; вѣдь и два, пожалуй, менѣе семи) на переѣздъ въ Москву. Быть можетъ, у г. Кокорева есть свои глазомѣрныя доказательства на то, что первая желѣзная дорога, которая должна идти изъ Москвы въ Саратовъ, можетъ быть длиною только въ 600 верстъ. О томъ, что нашъ юный въ литературѣ, но тѣмъ не менѣе почтенный писатель, имѣетъ подобныя (т. е. глазомѣрныя) доказательства, мы не споримъ и потому не рѣшаемся опровергать его предположеній; но только, въ видѣ вопроса, выставляемъ съ своей стороны слѣдующіе факты: и по глазомѣру, и по геометріи извѣстно, что прямая линія есть кратчайшій путь между двумя точками, а между тѣмъ прямая линія, т. е. кратчайшій путь отъ Москвы до Саратова, исчисленный по градусамъ долготы и по маштабу почтовой карты Россіи, и даже по глазомѣру, никакъ не менѣе 800 верстъ; спросимъ же теперь г. Кокорева, какимъ образомъ на прямомъ разстояніи, простирающемся по крайней мѣрѣ на 800 верстъ, онъ проводитъ желѣзную дорогу только въ 600 верстъ, и какъ распорядится онъ двумя сотнями остальныхъ верстъ? Развѣ возьметъ версты по глазомѣру, и онѣ будутъ у него не въ 500, а положимъ — въ 600 сажень? А быть можетъ онъ — и прямо разъяснитъ ваши недоумѣнія какими нибудь удовлетворительными объясненіями. Какъ бы то ни было, но мы, узнавъ изъ статьи нашего молодаго писателя, что желѣзная дорога изъ. Москвы въ Саратовъ можетъ простираться только на 600 верстъ, пришли въ крайнее недоразуменіе.

Конечно, если у самаго перваго профессора глазомѣра встрѣчаются такіе промахи, то что же будетъ у его не столь способныхъ учениковъ? А между тѣмъ нельзя не замѣтить, что господинъ Кокоревъ, кромѣ глазомѣра, имѣетъ даръ угадыванія. Мы дивимся тому, что пріѣзжій къ намъ французскій виконтъ-фокусникъ отгадываетъ карты и книги, а не дивимся г. Кокореву, который угадалъ, что въ Россіи есть 5 мильоновъ курящихъ. На сколько мильоновъ ошибся г. Кокоревъ взломъ случаѣ, мы рѣшить не можемъ, по важно то, что на этой угадкѣ г. Кокоревъ основалъ обширную финансовую операцію. Послушайте почтеннаго автора: «Итакъ на первое время нужно 1260 верстъ необходимыхъ желѣзныхъ дорогъ, чтобъ достигнуть общей связи въ сообщеніяхъ. Безъ излишней роскоши эти 1260 верстъ можно построить съ небольшимъ на 100 мил. руб. Но гдѣ взять ихъ? Возникаютъ безконечные вопросы о гарантіяхъ, займахъ и т. п. Укажу на новую статью дохода — табакъ. Эта статья можетъ дать въ десять лѣтъ сто мильоновъ, слѣдовательно (логика очень вѣрна) стоитъ только установить правильную пошлину и въ десять лѣтъ на счотъ прихотей явятся желѣзныя дороги! (Знакъ восклицанія и въ подлинникѣ). Вотъ доказательства возможности: въ Россіи есть 5 мильоновъ курящихъ. Положимъ, что изъ нихъ полмильона достаточныхъ, два среднихъ и два съ половиною малоимущихъ. Расположите сборъ по сортамъ табаку, такъ, чтобъ достаточный заплатилъ до 10 руб. пошлины въ годъ, средній-рубль, а малоимущій только гривну. Итогъ сбора выдетъ почтенный и ни для кого не тягостный». Каковъ проэктъ? Сколько въ немъ доказательствъ! Сколько въ немъ вѣрныхъ данныхъ! Сколько въ немъ вниманія и къ достаточности и къ малоимущности ближняго!

Когда проэктъ этотъ прочиталъ мой знакомый Петръ Андронычъ, то онъ, крѣпко насупившись, сказалъ жолчно: мало ли что пишетъ г. Кокоревъ! Онъ писатель еще новый, должно быть молодой, гоняется за вычурностью; а собственно-то говоря, проэктъ его въ итогѣ вовсе не почтенный.

— Ну, сказалъ я: — однако же, Петръ Андронычъ, придумайте-ко вы сами что нибудь подобное?

— А чтожь, слушайте: въ Россіи есть 26,753,046 человѣкъ, сморкающихся въ платки. Положимъ, что изъ нихъ 839,648 человѣкъ богатыхъ и что они употребляютъ заграничные толковые или батистовые платки; 9,346,655 достаточныхъ: они употребляютъ или полотняные, или московскіе фуляровые; 16 548,743 Малоимущихъ, они употребляютъ бумажные. Расположите же теперь сборъ по сортамъ платковъ, такъ, чтобы богатый заплатилъ до 3 руб. пошлины въ годъ, достаточный — одинъ рубль, а малоимущій только гривну, и я скажу вамъ точно такъ же, какъ говоритъ въ книжкѣ г. Кокоревъ, что итогъ сбора выйдетъ почтенный и ни для кого не тягостный! Вѣдь платки тоже прихоть. Вотъ доказательства: кромѣ 26,000,000, остальные же утираютъ въ Россіи носъ — кто рукавицей, кто тряпичкой, кто полой, а кто и просто пальцами; послѣдніе въ счетъ и у меня нейдутъ: на эту голь перекатную и разсчитывать нечего!

— А какъ будто, замѣтилъ я: — разсчетъ вашъ на сморкающихся въ платки — вѣренъ?

— А будто, сказалъ Петръ Андронычъ, передразнивая меня и притомъ нѣсколько злобно: — разсчетъ г. Кокорева о курящихъ — вѣренъ? Пусть прежде онъ мнѣ докажетъ, хоть по глазомѣру, что въ Россія дѣйствительно есть 5 мильоновъ курящихъ, такъ я ему потомъ на счетахь выложу до 26 мильоновъ сморкающихся въ платки. Вотъ странно, почти задыхаясь отъ злобы, прибавилъ Петръ Андронычъ: — кричатъ у насъ о гласности, и допускаютъ между тѣмъ сочинять проэкты безъ всякихъ доказательствъ, основанныя, съ позволенія сказать, — на табачномъ дыму. Отъ чего же я не могу устроить свой проэктъ на русскихъ носахъ! Все же эта точка опоры несолиднѣе, чѣмъ дымъ!

«Ну, подумалъ я, нашла коса на камень!»

Слова Петра Андроныча зародили во мнѣ скептицизмъ къ исчисленіямъ г. Кокорева; я принялся повѣрять его глазомѣръ и открылъ, что при 100 мильонахъ этотъ глазомѣръ сдѣлалъ, какъ кажется, маленькій недочотъ, и вотъ почему именно:

По глазомѣру г. Кокорева, изъ 5,000,000 курящихъ заплатитъ въ годъ:

разрядъ первый — 5,000,000 руб.

вторый — 2,000,000 третій — 250,000

слѣдовательно, въ годъ получится 7,250,000.

Кто жь доплатитъ остальные 2,750,000, исчисленныхъ г. Кокоревымъ по глазомѣру?… Мало этого: хотя правильныя пошлины съ табаку и будутъ взиматься ходячею монетою, но сама по себѣ монета эта въ назначенныя ей мѣста ходить не будетъ; слѣдовательно, нужно будетъ или учредить управленія для сбора и повѣрки 10,000,000 руб. ежегодной акцизной пошлины, или табачный откупъ. При существованіи въ Россіи 697 городскихъ мѣстъ и поселеній, придется для учрежденія акцизныхъ управленій отсчитать изъ 10,000,000 хоть 500,000, а если сдать табакъ на откупъ, то еще откупщикъ, при невѣрности глазомѣрнаго разсчета, едва ли согласится рискнуть, не имѣя въ виду десяти процентовъ выгоды; слѣдовательно, изъ 10,000,000—одного мильона и не будетъ. Затѣмъ, по исчисленію и по проэкту г. Кокорева, вмѣсто ежегодныхъ 10,000,000, получится только 6,750,000 р., а пожалуй и всѣ 6,250,000, что въ десять лѣтъ, противъ глазомѣра, составитъ дефициту — 30,250,000 руб., а пожалуй и всѣ 35,000,000 руб. Чѣмъ добрать эти 30,000,000 руб.? Нужно будетъ ожидать желѣзныхъ дорогъ еще болѣе пяти лѣтъ, итакъ дорога г. Кокорева поспѣетъ не черезъ десять лѣтъ, а слишкомъ черезъ пятнадцать, а кто знаетъ, быть можетъ, и позже.

Вотъ маленькая ошибка глазомѣра! Посмотримъ, что сдѣлаетъ Петръ Андронычъ на счетахъ!

Объемъ настоящей статьи не позволяетъ намъ поговорить съ г. Кокоревымъ о неточности его глазомѣра по Архангельской губерніи, и по такъ называемому молодымъ писателемъ «строченію бумагъ», и по выдѣлкѣ кружевъ въ Мценскѣ, и на счетъ образованія въ деревнѣ Тимошинѣ (Вологодской губерніи) второй женевской фабрики карманныхъ часовъ, и на счетъ уничтоженія голода въ Бѣлоруссіи, находящагося, по мнѣнію г. Кокорева, въ связи съ зажигательными спичками! Скажемъ только, что мы вовсе не отказываемся отъ пріятныхъ для насъ глазомѣрныхъ бесѣдъ и лекцій г. Кокорева, и что для насъ представляется неистощимый матеріалъ преній по такимъ статьямъ, гдѣ на каждомъ шагу попадается: «кабы», да «если бы». — Ахъ, г. Кокоревъ! есть русская пословица: кабы у бабушки… дальше-то я позабылъ…. а вѣдь у васъ по части однихъ пароходовъ этихъ «бы» да «кабы» цѣлыхъ 13 штукъ, да по Орловской и Курской губерніямъ опять этихъ «бы» да «кабы» 12 штукъ. Согласитесь же сами, что на этихъ «бы» да «кабы» далеко не уѣдешь!

Какъ бы то ни было, но статья г. Кокорева заслуживаетъ особаго вниманія; «кабы» только побольше положительности, да поменьше глазомѣра.

Притомъ скажемъ откровенно, что въ статьѣ г. Кокорева проглядываетъ маленькій эгоизмъ. На 122 страницѣ вы изволите говорить: «съ незнающими русскаго языка мы обязаны уже быть вѣжливѣе и внимательнѣе.» Хорошо вамъ высказывать такія истины, когда вы сами, какъ видно изъ статей вашихъ, помѣщенныхъ въ «Le Nord», владѣете французскомъ языкомъ въ такомъ совершенствѣ, что, въ случаѣ надобности, можете прикинуться настоящимъ французомъ, не говорящимъ по русски, — а кабы этого не было? Но подумайте, однако, на основаніи проповѣдываемыхъ вами общелюбія и самозабвенія, что нашему брату, не владѣющему иностранными языками и говорящему единственно по русски, отъ вашего афоризма будетъ куда какъ жутко! А кстати, не исчислите ли вы по глазомѣру, сколько у насъ въ Россіи мильоновъ знающихъ иностранные языки: больше ихъ или меньше, чѣмъ курящихъ?

Но довольно; конецъ, какъ говоритъ г. Кокоревъ, рѣшимъ по глазомѣру. Статья г. Кокорева представляетъ оригинальное и замѣчательное явленіе; она должна подѣйствовать не только на кислыя щи, но и на науки. Въ статьѣ этой г. Кокоревъ является историкомъ, мыслителемъ, администраторомъ, двигателемъ торговли и промышленности, поэтомъ, радушнымъ хозяиномъ, патріотомъ, обличителемъ, наблюдателемъ, политикомъ, техникомъ, мореплавателемъ, произносителемъ спичей, сатирикомъ, путешественникомъ и, наконецъ, — что, всего важнѣе, — профессоромъ русскаго глазомѣра!

Заключимъ же статью нашу слѣдующимъ, весьма замѣчательнымъ, афоризмомъ г. Кокорева, на счетъ способностей русскаго человѣка: «Безсознательной вѣры нѣтъ; не ждите отъ него одобренія, пока онъ не понялъ, пока его мысленное око не увидѣло возможности исполнить, а если вы станете надсажать его доказательствами и хвалить свое предложеніе, какъ бы добиваясь его одобренія и утвержденія въ неопровержимой пользѣ нововведенія, тогда онъ (какъ бы вы думали, что дѣлаетъ?) — закупоривается, и вы услышите короткій отвѣтъ: всяко бываетъ

Прислушайтесь же, Петръ Андронычъ, къ словамъ нашего молодаго писателя: не надсаживайте насъ доказательствами о сморкающихся въ платки и не хвалите своего предложенія. Возьмите примѣръ съ г. Кокорева: сколько полезныхъ проэктовъ написалъ онъ въ небольшой своей статьѣ, а между тѣмъ вовсе не видно, чтобъ онъ добивался одобренія. Да будетъ же ему за это честь и хвала! Пусть только онъ не закупориваете я на будущее время, а продолжаетъ дарить публику своими превосходными статьями, а мы будемъ только повторять слова, взятыя нами изъ его же статьи: да обновится…. да обновится…. да обновится русскій человѣкъ!

Мы получили недавно отъ г. А. С. З. замѣтку объ учрежденіи сельскихъ школъ, въ помѣщичьихъ имѣніяхъ. Въ ней почтенный авторъ исправляетъ, между прочимъ, нашу фразу о «мильонѣ крестьянскаго населенія въ губерніи», напечатанную въ «Современномъ Обозрѣніи» въ январьской книжкѣ «Современника». Г. А. С. З. совершенно справедливо замѣчаетъ, что мильонъ крестьянскаго населенія въ губерніи (среднимъ счетомъ, не включая сюда, конечно, остзейскихъ, сибирскихъ и закавказскихъ) можно положить только въ такомъ случаѣ, если считать вмѣстѣ и помѣщичьихъ, и государственныхъ крестьянъ. Такъ мы и считали, не думая отдѣлять въ этомъ случаѣ государственныхъ крестьянъ отъ помѣщичьихъ. Внимательно прочитавши наши замѣтки, г. А. С. З. самъ могъ бы убѣдиться въ этомъ. О помѣщичьихъ имѣніяхъ мы замѣтили только, что всѣ возраженія со стороны помѣщиковъ должны устраниться съ перемѣною крѣпостныхъ отношеній. Затѣмъ, сказали мы, разумѣя уже, конечно, всѣхъ крестьянъ вообще, — остается другое обстоятельство — недостатокъ школъ. При этомъ мы хотѣли указать на затрудненіе, соединенное съ предположеніемъ — «выбирать изъ самихъ крестьянскихъ дѣтей по нѣскольку человѣкъ для приготовленія ихъ къ должности учителей.» Мы разсчитывали, что если брать изъ тысячи крестьянъ — одного мальчика, то придется въ каждой губерніи учредить еще по три или четыре гимназіи. Но тутъ мы сдѣлали ошибку, сказавъ вмѣсто жителей — душъ, и г. А. С. З. весьма основательно замѣчаетъ, что подъ душами разумѣется обыкновенію только населеніе мужскаго пола, слѣдовательно, нельзя положить на губернію мильонъ душъ, а надобно — 500,000.

Горячо благодаря г. А. С. З. за столь важную и основательную поправку, мы не считаемъ однако нужнымъ помѣщать здѣсь цѣликомъ полемическую часть его письма, а представляемъ читателямъ только вторую половину его, заключающую въ себѣ разсчетъ количества учениковъ изъ крестьянъ, сдѣланный самимъ г. А. С. З. Замѣтимъ, что цифра, выведенная г. А. С. З. превышаетъ предположенную нами (1,000 мальчиковъ въ губерніи), и слѣдовательно, — замѣчанія, нами высказанныя въ январьской книжкѣ, сохраняютъ всю свою силу.

Вотъ что говоритъ г. А. С. З.

"Въ статьѣ моей: «Откуда взять учителей для сельскихъ школъ?» я полагалъ съ каждыхъ 200 душъ взять по три мальчика для приготовленія въ сельскіе учителя. Соглашаюсь, что наборъ такого количества мальчиковъ, дѣйствительно, потребовалъ бы слишкомъ большаго расширенія гимназій Мнѣ хотѣлось, чтобы сколь возможно большое количество крестьянскихъ дѣтей получили образованіе въ гимназіяхъ, вкусили бы духовную пищу, такъ сказать, изъ первыхъ рукъ. Но какъ такое желаніе трудно примѣнимо на практикѣ, а при увеличеніи количества учениковъ въ сельской школѣ можно довольствоваться однимъ учителемъ, гимназически образованнымъ, на 200 ревизскихъ мужескаго пола душъ, то вмѣсто трехъ можно взять по одному мальчику съ 200 душъ, и тогда, полагая крѣпостное населеніе губерніи въ 250 тысячъ мужеск. пола душъ (во многихъ губерніяхъ это количество гораздо меньше), составится 1,250 учениковъ-гимназистовъ. Неужели богатое имѣніе въ 250 тысячъ рев. мужескаго пола душъ (принимая всѣ помѣстья губерніи за о ню), приносящее ежегодный доходъ своему владѣльцу (принимая всѣхъ помѣщиковъ губерніи за единицу) около 2½ мильоновъ рублей серебромъ ежегоднаго дохода, не въ состояніи образовать единовременно 1,250 гимназистовъ, хотя бы для этого потребовалось учредить особую гимназію??..

Сдѣлаемъ примѣрное расчисленіе для всей имперіи. Положимъ круглымъ числомъ помѣщичьихъ крестьянъ (мужескаго пола) 10 мильоновъ. Населенное имѣніе въ 10 мил. муж. пола душъ можетъ дать ежегоднаго дохода 100 мильоновъ рублей серебромъ. Полагая, что каждыя 200 душъ должны образовать одного гимназиста, 10 мильоновъ — образовали бы 50 тысячъ крестьянъ — гимназистовъ. Гимназическое образованіе должно продолжаться шесть лѣтъ. Положимъ, что ежегодно каждый гимназистъ — крестьянинъ обошелся бы въ 200 р. сер. (помѣщеніе, пища и одежда крестьянъ — гимназистовъ должны быть самыя скромныя); 50 тысячъ учениковъ стоили бы въ годъ 10 мильоновъ руб. Слѣдовательно, если бы въ теченіи шести только лѣтъ употреблять ежегодно 10-го часть дохода, то народъ имѣлъ бы 50 тысячъ гимназически-приготовленныхъ учителей, которые скоро разлили бы и грамотность и просвѣщеніе на всю массу крѣпостнаго населенія… Пожертвованіе единовременное, а результаты его такъ громадно-благодѣтельны, что передъ -блескомъ ихъ такое единовременное пожертвованіе становится ничтожнымъ.

Тутъ дѣло не въ невозможности, а въ степени сочувствія къ благу народа, къ просвѣщенію, къ благоденствію отечества — въ доброй волѣ.

А. С. З.

1858 г., Января 17.

"Современникъ", № 3, 1858