Собраніе сочиненій Альфонса Додэ. Т. 1—9. Изд. Вѣстника иностранной литературы. С.-Петербургъ, 1894—1895. Въ вышедшихъ томахъ новаго изданія сочиненій Додэ собраны большинство его романовъ и мелкихъ разсказовъ въ прекрасныхъ переводахъ. «Джэкъ», «Фромонъ Младшій и Рислеръ Старшій», «Маленькій человѣкъ», «Тартаренъ изъ Тарасконы», «Письма съ мельницы» и другія произведенія даютъ въ своей совокупности полное представленіе о романистѣ, занявшемъ одно изъ первыхъ мѣстъ въ современной французской литературѣ. Въ средней читающей публикѣ, какъ во Франціи, такъ и внѣ ея, онъ пользуется почти большей популярностью, чѣмъ стоящіе гораздо выше его по таланту Золя, Мопассану, Бурже и др. Происходить это отъ того, что Додэ не запугиваетъ читателей глубокими идеями, а подкупаетъ безхитростной теплотой и сочувствіемъ къ мелкимъ страданіямъ среднихъ людей. Романы Додэ менѣе всего глубоки — въ нихъ нечего искать философской подкладки или стремленія подвести жизненныя явленія подъ какія-нибудь научныя теоріи. Со стороны психологическаго анализа онъ также не удовлетворяетъ строгимъ требованіямъ — всѣ созданные имъ характеры и типы рисуютъ людей внѣшнимъ образомъ, со стороны ихъ дѣятельности; внутреннія пружины души, сложность элементовъ, опредѣляющихъ душевный міръ, остаются для него тайной. Онъ стремится только схватить оригинальныя черты характера и возсоздать обликъ человѣка такимъ, какимъ онъ является въ отношеніяхъ съ людьми, а не въ глубинѣ собственнаго сознанія. Эта поверхностность философскаго міросозерцанія и психологическаго анализа опредѣляетъ границы таланта Додэ и значеніе его творчества сравнительно съ другими вышеназванными его современниками. Додэ представитель, такъ называемаго, «парижскаго романа», подобно Золя и другимъ, но, обладая большимъ знаніемъ парижскихъ нравовъ, въ изображеніи ихъ онъ остается на поверхности.
Въ границахъ своего таланта, однако, А. Додэ истинный и большой художникъ, чего нельзя сказать про другихъ второстепенныхъ и крайне популярныхъ французскихъ романистовъ, какъ Ж. Онэ и т. п. Полный поэтическихъ настроеній и обладающій удивительнымъ языкомъ, Додэ ярче всего проявляетъ свое дарованіе въ разсказахъ и романахъ, посвященныхъ югу. Онъ знаетъ свою родину, Провансъ, до тонкости и преисполненъ горячей любви къ ней — это сквозитъ въ каждой строкѣ, посвященной югу, будь то описаніе его красотъ, или высмѣиваніе оригинальностей южанъ. Вся поэзія Прованса вылилась въ хорощенькихъ, но высокохудожественныхъ «письмахъ съ мельницы» и въ мелкихъ разсказахъ другихъ сборниковъ. Въ нихъ звучать всѣ мотивы, болѣе широко разработанные авторомъ впослѣдствіи: глубокія и сосредоточенныя страсти въ «Arlesienne», любовь къ природѣ въ разсказѣ «Су-префектъ на лонѣ природы», черезъ край бьющій юморъ въ «Элексирѣ патера Готэ», «Папа умеръ!» и многихъ другихъ; разсказы о плутоватыхъ и въ то же время наивныхъ провансальцахъ — все это возсоздаетъ своеобразную прелесть юга, ничуть не умаленную его комическими сторонами.
Главная заслуга Додэ, какъ романиста, заключается въ созданныхъ имъ типахъ южанъ. Кромѣ поэтическихъ разсказовъ и сказокъ о своей прекрасной родинѣ, Додэ проявилъ свое знаніе Прованса и свою безпредѣльную любовь къ нему въ безсмертномъ типѣ Тартарена и въ очень яркихъ и законченныхъ характерахъ Нумы Руместана и окружающихъ его провансальцевъ, также какъ въ отдѣльныхъ фигурахъ въ другихъ романахъ. Тартаренъ — истинно эпическая фигура, выростающая до грандіозныхъ размѣровъ, благодаря удивительной смѣси столь противоположныхъ качествъ, какъ храбрости и трусости, хвастовства и неподкупной искренности, великодушія и мелочности. Въ немъ есть много фальстафовскаго, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, это истинный Донъ-Кихотъ южной Франціи, странствующій по пустынямъ, взбирающійся на Альпы, совершающій чудеса храбрости — по недоразумѣнію. И главное, за всѣми проявленіями его южнаго темперамента чувствуется настоящая жизнь, избытокъ силъ. Въ Тартаренѣ Додэ раскрываетъ психологію южанина, который всю жизнь остается дѣтски наивнымъ и живетъ въ вѣчной атмосферѣ оптическихъ обмановъ. Ослѣпительное солнце юга представляетъ всѣ предметы въ нѣсколько измѣненномъ, преувеличенномъ видѣ — и вотъ гдѣ романистъ видитъ источникъ «гаскОнады» своего героя. «Не мы говоримъ неправду, а солнце даетъ превратное понятіе о вещахъ», говоритъ Додэ часто устами своихъ героевъ. Въ самомъ дѣлѣ, среди этой благословенной природы, вѣчно счастливой и смѣющейся, кровь течетъ быстрѣе въ жилахъ, воображеніе разгорается, и область желаній сливается съ дѣйствительностью, образуя въ результатѣ безконечно симпатичныя натуры Тартареновъ, не говорящихъ ни слова правды, но наивно вѣрящихъ сами своимъ росказнямъ, создающихъ себѣ миражи подвиговъ и славы и счастливыхъ, благодаря своему пылкому воображенію. Додэ показываетъ въ Нумѣ Руместанѣ, сколь пагубнымъ для другихъ дѣлается эта особенность южной натуры, когда южанинъ попадаетъ въ среду трезвыхъ людей сѣвера; но, рисуя портретъ южанина во весь ростъ въ Тартаренѣ, онъ самъ увлекается его кажущимися недостатками и, вмѣсто предполагаемой сатиры, получается привлекательный своей стихійностью и внутренней красотой образъ не лгуна и хвастуна, а художника, не умѣющаго отказаться отъ права на творчество ни въ одинъ моментъ жизни; его выдумки нерѣдко совершенно безкорыстны и въ этомъ ихъ обаяніе.
Парижскіе романы Додэ ниже тѣхъ, въ которыхъ герои провансальцы. Одна изъ особенностей Додэ — сентиментальность, портящая большинство его романовъ. Онъ очень легко — и дёшево — умиляется то надъ беззавѣтной и несчастной любовью горбатой дѣвушки, то надъ страданіями школьнаго учителя, у котораго въ сущности мало причинъ страдать, кромѣ развѣ маленькаго роста и слишкомъ большой наивности. Самыя страданія, къ тому же, изображаются крайне схематично, не реально, и сводятся больше къ жалкимъ словамъ и патетическимъ сценамъ болѣзни, смерти и т. п., т.-е. чисто внѣшнимъ эффектамъ, не вводящимъ читателя въ душу изображаемыхъ людей. Всѣ романы Додэ полны изображенія угнетенной невинности, воплощенной въ довольно общихъ образахъ обманутыхъ мужей, чистыхъ дѣвушекъ, страдающихъ отъ эгоизма родителей и возлюбленныхъ и т. д., въ то время, какъ угнетатели представлены въ столь-же общеизвѣстныхъ типахъ легкомысленныхъ женъ, эгоистичныхъ отцовъ семействъ, артистовъ, приносящихъ въ жертву своему тщеславію любящихъ, женъ и дѣтей и т. д. Столкновенія этихъ противоположныхъ темпераментовъ составляютъ содержанія «Джека», «Фромона Старшаго и Рислера Младшаго» и др.
Во всѣхъ ихъ есть прекрасныя сцены, жизненно очерченныя фигуры, но въ общемъ поверхностная жалостливость автора придаетъ имъ общій характеръ пошлости, еще болѣе замѣтной отъ того, что всѣ герои вращаются въ сферѣ самыхъ буржуазныхъ идеаловъ.
Среди романовъ Додэ есть еще особый разрядъ чисто тенденціозныхъ произведеній. Таковы его знаменитый «Безсмертный», — пасквиль на французскую академію, и «Сафо», романъ, написанный съ цѣлью предостеречь молодежь отъ опасныхъ увлеченій. Оба эти романа имѣли въ свое время «succès du scandale», особенно первый, высмѣивающій извѣстныхъ всѣмъ людей подъ прозрачнымъ прикрытіемъ вымысла. Въ литературномъ отношеніи это довольно слабая вещь, также какъ и «Сафо», гдѣ Додэ возвращается къ часто затрагиваемой имъ темѣ о пагубномъ вліяніи близости женщины на людей, занятыхъ интеллектуальнымъ и артистическимъ трудомъ. Тэма эта не новая — Додэ заимствовалъ ее у своихъ друзей Гонкуровъ — и самая постановка вопроса въ Сафо слишкомъ искусственна, чтобы разрѣшить вопросъ.