Раньше чѣмъ Термосесовъ и его компанія пришли на раутъ къ исправнику, Туберозовъ провелъ уже болѣе часа въ уединенной бесѣдѣ съ предводителемъ Тугановымъ. Старый протопопъ жаловался важному гостю на то самое, на что̀ онъ жаловался въ извѣстномъ намъ своемъ дневникѣ, и получалъ въ отвѣтъ тѣ же старыя шутки.
— Что̀ будетъ изъ всей такой шаткости? — морща брови, пыталъ протопопъ, а предводитель, смѣясь, отвѣчалъ ему:
— Не уявися, что̀ будетъ, мой любезный.
— Безъ идеала, безъ вѣры, безъ почтенія къ дѣяніямъ предковъ великихъ… Это… это сгубитъ Россію.
— А что жъ, если ей нужно сгибнуть, такъ и сгубитъ, — отвѣтилъ равнодушно Тугановъ и, вставши, добавилъ: — а пока знаешь что̀: пойдемъ къ гостямъ, мы съ тобою все равно ни до чего не договоримся; ты маньякъ.
Протопопъ остановился и съ обидой въ голосѣ спросилъ:
— За что̀ же я маньякъ?
— Да что̀ же ты ко всѣмъ лѣзешь, ко всѣмъ пристаешь: «идеалъ, вѣра»? Нечего, братъ, дѣлать, когда этому всему, видно, время прошло.
Туберозовъ улыбнулся и, вздохнувъ кротко, отвѣтилъ, что прошло не время вѣры и идеаловъ, а прошло время словъ.
— Совершай, братъ, дѣла.
— Дѣлъ теперь тоже мало.
— Что̀ же нужно?
— Подвиги.
— Совершай подвиги. Въ какомъ только духѣ?
— Въ духѣ крѣпкомъ, въ дыханіи бурномъ… Чтобы сами гасильники загорались!
— Да, да, да! Тебѣ ссориться хочется! Нѣтъ, отче: лучше мирись.
— Парменъ Николаевичъ, много слышу, сударь, нынче объ этомъ примиреніи. Что за миръ съ тѣмъ, кто пардона не проситъ. Не гожъ этотъ миръ, и дѣды недаромъ намъ завѣщали: «не побивши кума, не пить мировой».
— Ему непремѣнно «побить»!
— А то какъ же? Непремѣнно побить!
— Ты, братъ, совсѣмъ бурсакъ!
— Да вѣдь я себя и не выдаю за благороднаго.
— Да тебѣ что̀, неотразимо, что ли, ужъ хочется пострадать? Такъ, вѣдь, этого изъ-за пустяковъ не дѣлаютъ. Лучше побереги себя до хорошаго случая.
— Бережныхъ и безъ меня много; а я долженъ свой долгъ исполнять.
— Ну, ужъ не я же, разумѣется, стану тебя отговаривать исполнять по совѣсти свой долгъ. Исполняй: пристыди безстыжихъ — выкусишь кукишъ, прапорщикъ будешь, а теперь все-таки пойдемъ къ хозяевамъ; я, вѣдь, здѣсь долго не останусь.
Протопопъ пошелъ за Тугановымъ, бодрясь, но чрезвычайно обезкураженный. Онъ совсѣмъ не того ожидалъ отъ этого свиданія, но врядъ ли онъ и самъ зналъ, чего ожидалъ.