Смех и горе (Лесков)/Глава вторая
Большинству здесь присутствующих обстоятельно известно, что я происхожу из довольно древнего русского дворянского рода. Я записан в шестую часть родословной книги своей губернии[1]; получил в наследство по разным прямым и боковым линиям около двух тысяч душ крестьян; учился когда-то и в России и за границей; служил неволею в военной службе; холост, корнет в отставке, имею преклонные лета, живу постоянно за границей и проедаю там мои выкупные свидетельства[2]; очень люблю Россию, когда её не вижу, и непомерно раздражаюсь против неё, когда живу в ней; а потому наезжаю в неё как можно реже, в экстренных случаях, подобных тому, от которого сегодня только освободился. Я рассказываю вам все очень подробно и не утаиваю никаких мелочей моего характера, эгоистического и мелкого, не делающего мне ни малейшей чести. Я знаю, что вы меня за это не почтите вашим особенным вниманием, но я уже, во-первых, стар, чтобы заискивать себе чьё-нибудь расположение лестью и притворством, а во-вторых, строгая истина совершенно необходима в моёи полуфантастическом рассказе для того, чтобы вы ни на минуту не заподозрили меня во лжи, преувеличениях и утайках.
В воспитании моем есть что-то необыкновенное. Я русский, но родился и вырос вне России. Должность родных лип, под которыми я впервые осмотрелся, исправляли для меня южные каштаны, я крещён в воде итальянской реки, и глаза мои увидали впервые солнце на итальянском небе. Родители мои постоянно жили в Италии. Отец мой не был изгнанник, но тем не менее север был для него вреден, и он предпочитал родине чужие края. Мать моя тосковала по России и научила меня любить ее и стремиться к ней. Когда мне минуло шесть лет, стремлению этому суждено было осуществиться: отец мой, катаясь на лодке в Генуэзском заливе, опрокинулся и пошёл как ключ ко дну в море. После этой потери юг утратил для нас с матерью своё значение, и мы потянулись с нею на север. Мне о ту пору было всего восемь лет. Тогда и по Европе ещё сплошь ездили в дилижансах, а у нас плавали по грязи.
Я не помню уже, сколько дней мы ехали до Петербурга, сколько потом от Петербурга до Москвы и далее от Москвы до далёкого уездного города, вблизи которого, всего в семи верстах, жил мой дядя. Эта продолжительная и утомительная поездка, или, вернее сказать, это плавание в тарантасах по грязи, по тридцати вёрст в сутки на почтовых, останется вечно в моей памяти. Я как будто вчера ещё только отбыл эти муки, и у меня даже еще ноют при всяком движении хрящи и рёбра. Я поистине могу сравнивать это странствование с странствованиями Одиссея Лаэртида[3]. Приключения были чуть не на каждом шагу, и покойница матушка во всех этих приключениях играла роль доброго гения.
- ↑ Шестая часть родословной книги — В родословные книги дворянских депутатских собраний вносились все дворяне данной губернии; в шестую часть входили дворянские роды, предки которых владели имением ранее 1685 года.
- ↑ Выкупные свидетельства — процентные бумаги, выпущенные правительством в ходе крестьянской реформы 1861 года в качестве платёжных документов, которые выдавались помещикам за отходившую к крестьянам землю.
- ↑ Одиссей Лазртид — герой поэмы Гомера «Одиссея», сын Лаэрта.