Смерть Агриппины (Буренин)/ДО

Смерть Агриппины
авторъ Виктор Петрович Буренин
Опубл.: 1886. Источникъ: az.lib.ru • Драма въ пяти действиях.

СМЕРТЬ АГРИППИНЫ

править
ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ

В. П. Буренина

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ИСТОРИЧЕСКОМУ ВѢСТНИКУ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 11 — 2
1886

ОТЪ АВТОРА.

Матеріаломъ для предлагаемой драмы послужили: Светоній, Тацитъ, нѣсколько новѣйшихъ сочиненій объ эпохѣ цезарей, затѣмъ двѣ-три пьесы нѣмецкихъ и французскихъ драматурговъ. Предоставляя нашимъ строгимъ и просвѣщеннымъ критикамъ указанія заимствованныхъ частностей, авторъ смѣетъ думать, что въ цѣломъ его пьеса представляетъ трудъ самостоятельный.

ЛИЦА:

НЕРОНЪ, цезарь.

АГРИППИНА, его мать.

ПОППЕЯ.

АКТЕЯ, пѣвица.

ПАРИСЪ, актеръ.

ТИГИЛИНЪ.

СЕНЕКА.

СТАРИКЪ, христіанинъ.

АНИЦЕТЪ.

ВАТИНІЙ.

АЦЕРРОНІЯ.

СПОРЪ, ЭПАФРОДИТЪ, ФАОНЪ, любимцы цезаря.

ЛАЛАГА, хозяйка гостиницы.

ЭГЛА, раба.

ТРИБУНЪ.

ЦЕНТУРІОНЪ.

Граждане, гости Нерона, рабы, преторіанцы, танцовщицы, музыканты, хоръ.

Дѣйствіе въ Байѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

править
Берегъ моря. Направо, на первомъ планѣ, группа деревьевъ; подъ ними каменая скамья и столъ; на второмъ планѣ скалы, спускающіяся къ морю. Налѣво веранда передъ входомъ въ таверну; скамьи и столы. Ночь. Луна.

СЦЕНА I.

Актея, Старикъ.

СТАРИКЪ, поднимаясь съ каменной скамьи подъ деревьями.

Ну. я пойду… Ужъ время, дочь моя…

АКТЕЯ.

Постой… еще тебѣ сказать хотѣла

О чемъ-то я… Да, вотъ о чемъ: съ тѣхъ поръ,

Какъ ты мнѣ душу просвѣтилъ ученьемъ

Любви и правды, скорбь меня томитъ…

Что сталося со мной, — сама не знаю:

О родинѣ покинутой моей,

О дняхъ невинныхъ дѣтства я тоскую

И хочется уйдти мнѣ отъ всего,

Что прежде здѣсь казалось мнѣ веселымъ

И заглушало память о быломъ…

Тебѣ растолковать я не умѣю

Того, что въ сердцѣ у меня, но ты

Поймешь и такъ…

СТАРИКЪ.

Дитя, я понимаю,

Я знаю скорбь сердечную твою:

Ты жаждущая. Ободрись душою:

Я укажу тебѣ источникъ тотъ,

Откуда почерпнешь ты утоленье

Небесной жажды: онъ струится тамъ,

Гдѣ крестъ за насъ страдавшаго воздвигся.

АКТЕЯ.

О, мой отецъ, слова твои темны

Для бѣдной дѣвушки, но утѣшенье

Звучитъ мнѣ въ нихъ: я вѣрю, что меня

Ты выведешь изъ тьмы моихъ печалей,

И солнце радости заблещетъ мнѣ…

СТАРИКЪ.

Да, солнце радости небесной, вѣчной!

Вѣрь, дочь моя: людей спасаетъ вѣра…

Сегодня къ полуночному моленью

Приди, куда я говорилъ тебѣ,

И многое откроется чудесно

Твоимъ очамъ… Господь съ тобой… Прощай.

АКТЕЯ.

Я провожу тебя до поворота

Береговой дороги.

СТАРИКЪ.

Проводи.

Уходятъ за скалы.
СЦЕНА II.

Лалага, потомъ Парисъ.

ЛАЛАГА, выходя изъ дверей таверны.

Актея! Актея! Да гдѣ же ты? Куда запропастилась? Боги, что это за сумасшедшая дѣвушка! То сидитъ, какъ вкопанная, слова отъ нея не добьешься, тоскуетъ, хмуритъ брови. То вдругъ убѣжитъ и слоняется у моря… Ну, вотъ гдѣ теперь она? Поди ищи!.. Актея! Актея!

ПАРИСЪ выходитъ справа.

Э-э, старуха, что это ты раскаркалась? Кого ты зовешь?

ЛАЛАГА.

Кого мнѣ нужно.

ПАРИСЪ.

А кого тебѣ нужно?

ЛАЛАГА.

Не тебя. Ты мнѣ не нуженъ.

ПАРИСЪ.

Знаю, что не нуженъ. Вотъ, если бы ты была помоложе лѣтъ на пятьдесятъ, можетъ, тогда бы я тебѣ понадобился.

ЛАЛАГА.

Ну, и ступай къ молодымъ, коли ты имъ нуженъ.

ПАРИСЪ.

Экая ты какая сердитая. А ты не сердись, скажи-ка лучше вотъ что: эта таверна называется «Орѣхъ»?

ЛАЛАГА.

«Орѣхъ».

ПАРИСЪ.

Ты вѣрно ея хозяйка?

ЛАЛАГА.

Ну, да, хозяйка.

ПАРИСЪ.

А какъ тебя зовутъ?

ЛАЛАГА.

Видно, ты не здѣшній, коли спрашиваешь. Кто же не знаетъ, что хозяйку «Орѣха» зовутъ Лалагой.

ПАРИСЪ.

Ну, извини, почтенная фурія, — я хотѣлъ сказать, — почтенная Лалага, извини, что твоя слава не дошла до меня. Я дѣйствительно не здѣшній: недавно изъ Рима. Такъ вотъ что, прекрасная Лалага, скажи-ка, въ твоемъ заведеніи найдется какое нибудь вино получше ватиканской кислятины?

ЛАЛАГА.

Для хорошихъ гостей и фалериское найдется.

ПАРИСЪ.

Право? Ну, я хорошій гость, потому что хорошо заплачу. Принеси-ка мнѣ твоего фалернскаго. Да не сюда — тутъ у тебя порядочная грязь, а вонъ туда, подъ деревья. Поторопись же, восхитительная Лалага, лети, вотъ тебѣ крылья.

Бросаетъ монету.
ЛАДАГА.

Въ одну минуту, патрицій.

Уходитъ въ таверну.
ПАРИСЪ.

Вотъ что значитъ золото, показалъ его и сейчасъ же сталъ патриціемъ.

Переходитъ направо и садится на скамью подъ деревьями.

Поотдохну немного, я усталъ…

Охъ, эти мнѣ влюбленныя матроны,

На склонѣ лѣтъ играющія въ страсть!

Вотъ нынче данъ приказъ отъ Агриппины:

Чуть на небѣ Діаны лучъ блеснетъ —

Близь этихъ скалъ я долженъ ждать свиданья.

Я предпочелъ бы, право, ночь проспать

Спокойно у себя, да что же дѣлать?

Божественная Августа ко мнѣ

Изволитъ быть отмѣнно-благосклонной,

А я актеръ… Положимъ, славенъ я,

Положимъ, Римъ и цезарь самъ въ восторгѣ

Отъ дивнаго таланта моего:

Тѣмъ хуже для меня. Покойникъ Мнестеръ

Не менѣе былъ славенъ и великъ,

Однако же, когда онъ Мессалинѣ

Понравился и не хотѣлъ дѣлить

Ея любовь, то попросту бѣднягу

Посѣкли розгами, чтобъ былъ умнѣй

И слушался. Примѣръ я этотъ помню;

Вотъ почему — для цезаря я другъ,

Для Агриппины я и для Поппеи —

Любовникъ тайный… Что жъ такое я

Для самого себя? Не знаю, право,

Но ясно мнѣ одно: изъ всѣхъ ролей,

Съ какими я справлялся на театрѣ,

Труднѣйшую приходится теперь

Разыгрывать мнѣ на житейской сценѣ.

ЛАЛАГА выходитъ изъ дверей таверны съ виномъ.

Вотъ и фалернское. Повѣрь, патрицій, такого не сыщешь даже у цезаря. Попробуй, скажешь спасибо старой Лалагѣ.

ПАРИСЪ.

Хорошо, хорошо. Ну, вотъ что, почтенная Лалага, такъ какъ мы немножко познакомились, — скажи, кого это ты кликала, когда я подошелъ?

ЛАЛАГА.

Актею.

ПАРИСЪ.

А кто эта Актея?

ЛАЛАГА.

Дѣвушка, пѣвица.

ПАРИСЪ.

Римлянка?

ЛАЛАГА.

Нѣтъ, она издалека. Есть рѣка, Таго прозывается. Такъ она изъ тѣхъ мѣстъ. Сирота. Мать-то пришла въ Римъ счастье искать, да нашла только бѣдность и смерть. Тутъ у меня и померла, а дѣвочка-то осталась.

ПАРИСЪ.

И отца у ней нѣтъ?

ЛАЛАГА.

Есть, да со стороны, не настоящій: мать съ нимъ прибрела сюда. Ватиніемъ зовутъ: фигляръ и пьяница.

ПАРИСЪ.

Онъ и воспиталъ дѣвочку?

ЛАЛАГА.

Какое онъ! Онъ только пить да балагурить умѣетъ. Я воспитала. Одиннадцати годковъ она осталась послѣ смерти матери-то. Я пять лѣтъ поила, кормила. Выросла такая, просто заглядѣнье: красавица. И какъ поетъ.

ПАРИСЪ.

А гдѣ же она теперь? Покажи-ка мнѣ ее, Лалага.

ЛАЛАГА.

Да вотъ ушла. Вѣрно, гуляетъ у моря. А безъ нея бѣда просто. Время ночное: того гляди, гости въ таверну забредутъ. Сейчасъ и пойдетъ: «Гдѣ Актея? Гдѣ пѣвица? Подавай пѣвицу!» Любятъ ея пѣсни. Такая дѣвушка — просто сокровище.

ПАРИСЪ.

Жаль, что ея нѣтъ; послушалъ бы и я ея пѣсни. Вотъ тебѣ, почтенная Лалага, за твое фалернское.

ЛАЛАГА.

Благодарю, патрицій. Ничего еще не требуется?

ПАРИСЪ.

Ничего.

Лалага уходитъ въ таверну.

Пора идти, однако. Агриппина

Навѣрное подъ сумракомъ ночнымъ

Въ закрытой лодкѣ мчится по заливу

Къ прибрежнымъ скаламъ… Ну, Парисъ, мой другъ,

Готовься къ роли древняго Париса,

Разыгрывай комедію любви

Съ Еленой новой…

Зѣваетъ.

Это кто, о боги!

Ужели цезарь?.. Онъ идетъ сюда…

Мнѣ надо скрыться… поздно… невозможно:

Меня замѣтилъ онъ, узналъ меня…

СЦЕНА III. Неронъ, Парисъ, потомъ Актея.

Парисъ? Вотъ неожиданная встрѣча!

И какъ я радъ ей, Полуксомъ клянусь!

Что дѣлаешь ты здѣсь въ ночное время?

Любовное свиданье у тебя

Съ красавицей — я отгадалъ, не такъ ли?

ПАРИСЪ.

Да, цезарь, я красавицей прельщенъ

И на свиданье съ нею вышелъ къ морю,

Но только та красавица, увы,

Не женщина.

НЕРОНЪ.

Такъ кто жъ она?

ПАРИСЪ.

Богиня.

НЕРОНЪ.

Вотъ какъ! Давно ль, великій нашъ артистъ.

Ты сталъ плѣнять, какъ древніе герои,

Безсмертныхъ обитательницъ небесъ?

До этихъ поръ я думалъ, признаюся,

Что ты своимъ талантомъ и лицомъ

Сводилъ съ ума патриціанокъ Рима;

Но ты шагнулъ повыше — на Олимпъ!..

Съ какою же богиней на свиданье

Сегодня вышелъ ты?

ПАРИСЪ.

Съ богиней ночи.

НЕРОНЪ.

А, вотъ въ чемъ дѣло. Ну, представь, Парисъ,

Съ тобою мы на этотъ разъ сошлися:

Я тоже тихой, чудной красотой

Твоей богини обольстился нынче

И бросилъ стѣны душныя дворца,

Чтобъ подышать ея дыханьемъ сладкимъ,

Чтобъ увидать ея волшебный ликъ

Подъ тканью серебристою тумана…

Пойдемъ же вмѣстѣ на свиданье съ ней:

Она къ обоимъ будетъ благосклонна

И намъ видѣнья, можетъ быть, пошлетъ

Чудесныя…

Актея появляется на одной изъ скалъ, озаренная луною.

Да вотъ ужъ посылаетъ:

Смотри, Парисъ, смотри: тамъ на скалѣ —

Ты видишь — кудри разметавъ по плечамъ,

Стоитъ наяда, вся озарена

Лучемъ луны кристальнымъ, будто чайка,

Прильнувшая надъ каменнымъ утесомъ

Крылами серебристыми… смотри!..

Ты видишь?..

ПАРИСЪ.

Да.

НЕРОНЪ.

Клянусь я Аполлономъ!

Въ ней красота изящная слилась

Съ какимъ-то дикимъ волшебствомъ… Откуда

Такое чудное дитя?.. Постой —

Ты слышишь — что то говоритъ она,

И странный лепетъ жалобныхъ рѣчей

Сливается съ неяснымъ, тихимъ плескомъ

Вечерняго прилива… Тише… Мы

Подслушаемъ мечтаніе наяды.

СЦЕНА IV.

Тѣ же, Актея.

АКТЕЯ, на скалѣ.

Плѣнительной отчизны берега,

Во снѣ я васъ, иль наяву видала?..

Мерещется мнѣ часто блескъ и свѣтъ

Лучей горячихъ солнца и сверканье

Лазурныхъ волнъ, тимпановъ рѣзвый звукъ

И смѣхъ, и пляски дѣвушекъ нарядныхъ

Въ вечерній часъ… И матери моей

Печальныя ласкающія пѣсни

Припоминаю я… Давно, давно

Все это было… Для чего судьбою

Я брошена въ далекій, чуждый край,

Какъ роза горъ, оторванная вихремъ

Съ родимаго куста?.. О, мать моя,

Насъ встрѣтила съ тобою на чужбинѣ

Не радость — нѣтъ… Съ голодной нищетой

Боролась ты недолго и погибла

Въ ея жестокихъ, роковыхъ когтяхъ,

Предсмертными слезами обливая

Покинутую дѣвочку свою…

НЕРОНЪ.

Какою жалобой печальной полонъ

Прелестный голосъ! Какъ груститъ она!..

Несчастное дитя…

ПАРИСЪ.

Ты видишь, цезарь,

Обманчива фантазія твоя:

То не богиня синихъ волнъ — наяда.

Сейчасъ лишь только говорила мнѣ

Хозяйка старая таверны этой,

Что есть у ней пѣвица съ береговъ

Далекихъ Таго: отъ ея таланта

Въ восторгѣ всѣ гуляки здѣшнихъ мѣстъ…

Увѣренъ я, мы видимъ это чудо

Передъ собой.

НЕРОНЪ.

Пѣвица, ты сказалъ?

Тѣмъ лучше. Дивные искусства перлы

Нерѣдко и въ грязи находимъ мы.

Ее хочу я видѣть…

Актея сходитъ со скалы.

Вотъ съ утеса

Она спускается… идетъ сюда…

Какая стройная нога! Походка

Божественная нимфы… Нѣтъ, Парисъ,

Красотка эта изъ таверны, право,

Похожа на богиню. Я сейчасъ

Заговорю съ ней… Милая малютка,

Скажи мнѣ, съ кѣмъ бесѣду ты вела

На той скалѣ? Съ шумящимъ тихо моремъ,

Или съ лучемъ серебрянымъ Діаны?

АКТЕЯ.

Не все ль равно тебѣ?

НЕРОНЪ, Парису.

Каковъ отвѣтъ?

Садится на каменную скамью.

Не все ль равно, моя богиня?.. Нѣтъ:

Я знать хочу души невинной тайну.

АКТЕЯ.

Ты хочешь многаго. Завѣтныхъ тайнъ

Не выдаю я никому.

Я знаю ихъ.

НЕРОНЪ.

Однако.

АКТЕЯ.

Коль знаешь, для чего

Ко мнѣ ты обращаешься съ вопросомъ?

НЕРОНЪ.

Ты повѣряла грусть свою волнамъ,

Ты имъ шептала тайныя печали

О родинѣ покинутой своей,

О бѣдной матери… Но волны моря

И холодны, дитя, и безучастны,

И утѣшенья сердцу не даютъ;

А я — какъ знать — быть можетъ, я могу

Тебя утѣшить въ горѣ.

АКТЕЯ.

Мнѣ не нужны

Пустыя утѣшенья. У людей

Къ чужимъ печалямъ души холоднѣе

И безучастнѣй темныхъ моря волнъ.

НЕРОНЪ.

Вѣдь ты почти дитя — и такъ печальны

Твои слова. Я слышать бы желалъ

Не жалобы изъ этихъ устъ прекрасныхъ,

Но пѣснь веселья, беззаботный смѣхъ.

АКТЕЯ.

Когда хочу, смѣюсь я; и печалюсь,

Когда хочу.

НЕРОНЪ.

Скажи, не правда ль, ты

Пѣвица изъ таверны?

АКТЕЯ.

Да, патрицій.

НЕРОНЪ.

А какъ зовутъ, красавица, тебя?

АКТЕЯ.

Актея.

НЕРОНЪ.

Ты мнѣ нравишься, Актея.

АКТЕЯ, смѣется.

Благодарю.

НЕРОНЪ.

Чему смѣешься ты?

АКТЕЯ.

Я нравлюсь всѣмъ.

НЕРОНЪ.

Вотъ какъ! Послушай, хочешь

Богатой быть, Актея?

АКТЕЯ.

Я богата.

НЕРОНЪ.

А. ты богата… Хорошо. Но все жъ

Вѣдь ты желаешь быть еще богаче?

АКТЕЯ.

Нѣтъ, не желаю.

НЕРОНЪ, Парису.

Милое дитя,

Она въ своей наивности прелестна!

Ты много, стало быть, имѣешь?

АКТЕЯ.

Много:

Свободу.

НЕРОНЪ.

Къ этому прибавь еще

И красоту, и молодость. Клянуся

Я Полуксомъ! ты правду говоришь:

Твои сокровища безцѣнны, съ ними

Богаче ты властительныхъ царицъ!

Да, вѣнчана ты діадемой чудной,

И въ ней сіяютъ три волшебныхъ камня,

Но, все-таки же, къ нимъ еще одинъ

Прибавить надобно — и я прибавлю

Тотъ дивный камень — счастіе любви!..

Ты поняла меня?

ЛАЛАГА, въ дверяхъ таверны.

Актея, съ кѣмъ ты

Болтаешь тамъ? Иди сюда.

АКТЕЯ.

Патрицій,

Меня зовутъ.

Поспѣшно уходитъ въ таверну.
СЦЕНА V.

Неронъ, Парисъ.

НЕРОНЪ.

Постой!.. Ушла… Парисъ,

Я въ восхищеньѣ! Съ красотою дикой

Въ ней грація слилась и тонкій умъ

Блеститъ въ ея рѣчахъ живыхъ и смѣлыхъ,

А взглядъ сверкающихъ и темныхъ глазъ

Какой-то властью роковою полонъ…

Я говорю тебѣ, пѣвица эта —

Цвѣтокъ прелестный, брошенный судьбой

Въ притонѣ грязномъ: онъ цвѣсти достоинъ

У цезаря въ саду, и я его

Возьму къ себѣ и буду наслаждаться,

Его красы вдыхая ароматъ…

Пойдемъ за ней и кончимъ это дѣло:

Та вѣдьма, что звала ее сейчасъ,

Конечно, намъ за золото уступитъ

Охотно дѣвушку, коль мы съ тобой

Не будемъ скупы… Ну, идемъ же.

ПАРИСЪ.

Цезарь,

Постой… Смотри: сбирается толпа

Къ дверямъ таверны. Насъ замѣтить могутъ,

Узнать тебя.

НЕРОНЪ.

Ты правъ. Мы подождемъ

Здѣсь въ сторонѣ отъ нихъ. Посмотримъ кстати

На пьяную компанію. Люблю

Я видѣть черни грубое веселье

И слушать откровенный разговоръ;

Какъ цезарь, чернь въ душѣ я презираю,

Но, какъ артистъ, ея восторгъ живой

Внимаю съ наслажденьемъ я порой…

СЦЕНА VI.

Тѣ же, толпа гражданъ, Ватиній, Лалага, потомъ Актея.

Толпа разсаживается за столами на террасѣ.

ГОЛОСА.

Лалага, эй! Сюда! — Скорѣе! — Гости

Къ тебѣ пришли. — Ну, вѣдьма, выходи!

— Вина! Вина!

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Сабинскаго и кости!

Сыграемъ.

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Время будетъ впереди:

Сначала выпьемъ.

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Хорошо.

ГОЛОСА.

Лалага!

Лалага выходитъ въ сопровожденіи служанки, несущей вино. ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Да что жъ вина?!

ЛАЛАГА.

Ну, не кричи: несутъ.

Ставитъ вино на столъ. ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

А вотъ она, божественная влага!

Давай, давай.

Наливаетъ. ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

И ты, Ватиній, тутъ?

ВАТИНІЙ, подсаживаясь къ нимъ.

Какъ мнѣ не быть — я тамъ всегда, гдѣ пьютъ.

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ, наливаетъ ему.

Что новаго? Недавно ты изъ Рима:

Какъ поживалъ тамъ цезарь нашъ Неронъ?

ВАТИНІЙ.

Да правилъ, какъ всегда, неутомимо…

Конями въ циркѣ правилъ онъ.

Многіе смѣются.

А Римъ въ большомъ восторгѣ отъ Нерона,

Да и нельзя не восхищаться имъ:

Онъ такъ забавенъ въ маскѣ гистріона,

И пляшетъ такъ искусно, точно мимъ.

НЕРОНЪ, тихо Парису.

Ты слышишь?.. Похвалу я принимаю

Изъ устъ толпы. Веселый этотъ шутъ

Мнѣ нравится.

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Вотъ къ намъ пріѣхалъ въ Вайю:

Гляди, какъ въ Римѣ тоже здѣсь пойдутъ

Потѣхи всякія.

ВАТИНІЙ.

Пойдутъ навѣрно:

Быть цезаремъ безъ этого нельзя жъ.

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Да это ничего, что цезарь нашъ

Паяцемъ хочетъ быть, а вотъ что скверно:

Молва идетъ, — онъ часто сгоряча

Пускаетъ въ ходъ сѣкиру палача.

ВАТИНІЙ.

Э, вѣдь не ваши головы-то рубитъ —

Патриціевъ: его на это власть.

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

А насъ, плебеевъ, цезарь очень любитъ

И игры намъ даетъ какія — страсть!

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Ну, нѣтъ, не говори, сталъ подбираться

И къ намъ, плебеямъ, помаленьку онъ:

Толкуютъ, по ночамъ затѣялъ шляться

Съ ватагою друзей и нашихъ женъ

И дочерей ловить, да для забавы

Таскать къ себѣ.

ТРЕТІЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Вотъ это не резонъ.

НЕРОНЪ, смѣется.

А что, Парисъ, вѣдь негодяи правы?

ЛАЛАГА, подходя къ разговаривающимъ.

Эхъ, мелете вы вздоръ, по-моему:

Сталъ цезарь подбираться къ вашимъ женамъ —

Вотъ невидаль, подумаешь, ему!

ВАТИНІЙ.

А ты сойдись-ка съ цезаремъ Нерономъ:

Онъ и въ тебѣ отыщетъ, можетъ, толкъ…

Да, впрочемъ, знай, почтенная Лалага:

Вѣдь о тебѣ идетъ серьёзный толкъ

У цезаря: онъ, видишь, добылъ мага,

Что обращаетъ женскій полъ въ мужской,

И магъ признался: первый опытъ, тетка,

Имъ будто бы продѣланъ надъ тобой:

Смотри, какая у тебя бородка!

Всѣ смѣются. ЛАЛАГА, толкаетъ его.

У, старый шутъ…

ВАТИНІЙ.

Да не конфузься, эхъ!

Скажи: тебя въ мужчину обращая,

Волшебникъ начиналъ съ какого края?

ГОЛОСА.

Скажи, скажи, Лалага?!

ЛАЛАГА, ОТХОДЯ.

Ну, васъ всѣхъ!

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Потѣшилъ ты, Ватиній, славно право…

Давай-ка, выпьемъ.

Пьютъ.

Да, я такъ сужу

О цезарѣ: веселаго онъ нрава,

Артистъ, въ душѣ артистъ.

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Ну, не скажу…

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Однако же, гремитъ повсюду слава:

Онъ музыкантъ, художникъ и поэтъ;

А голосъ, что за голосъ у Нерона! —

Его призналъ пѣвцомъ великимъ свѣтъ.

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Ужъ голосъ — просто каркаетъ ворона!

НЕРОНЪ, внезапно бросается на него и хватаетъ его за горло.

Лжешь, негодяй! Презрѣнный варваръ, лжешь!

И если ты сейчасъ не отречешься

Отъ лжи своей — клянусь, я поступлю

Съ тобою такъ, какъ нѣкогда съ Терситомъ

Мудрѣйшій царь Итаки поступилъ!

ВТОРОЙ ГРАЖДАНИНЪ, вырываясь.

Ой, помогите, братцы, помогите!

ГОЛОСА.

Откуда этотъ бѣшеный? Кто онъ?

— Патрицій. — Штука важная патрицій!

Какъ смѣетъ онъ разбойничать и драться?

— Мы Рима граждане — мы съ нимъ равны,

У насъ права такія жъ по закону!

Наступаютъ на Нерона.

— Схватить его! Связать!

ПАРИСЪ.

Остановитесь:

Предъ вами цезарь!

ВСѢ.

Цезарь!

Общій испугъ. НЕРОНЪ.

Что же вы

Такъ испугались? Мы равны правами:

Вы Рима граждане, вамъ данъ законъ —

Онъ выше императора, я знаю,

И по закону съ вами поступлю:

За оскорбленье цезаря виновныхъ

Постигнетъ казнь и ликтора топоръ

Имъ головы отрубитъ… Приговоромъ

Довольны вы?

ВАТИНІЙ.

Божественный властитель.

Ты справедливъ въ рѣшеніи своемъ:

Всѣ головы виновныхъ предъ тобою

Должны упасть… Но — вымолвить дозволь —

Вѣдь справедливый приговоръ закона

Нельзя исполнить…

НЕРОНЪ.

Почему же, шутъ?

ВАТИНІЙ.

А потому, могущественный цезарь,

Что трудно эти головы найдти:

Онѣ потеряны у всѣхъ отъ страха

И отъ вина, которое и есть

Причина болтовни виновной нашей.

НЕРОНЪ.

Фигляръ, я вижу, въ шутовскую рѣчь

Съумѣлъ ты смыслъ вложить довольно здравый…

Я ихъ прощаю…

Ватиній и остальные преклоняются; въ это время въ дверяхъ таверны появляется Актея.

Ихъ, но — не тебя:

Ты головы не потерялъ отъ страха

Предъ цезаремъ, и потому ее

Палачъ найдетъ легко. Ну, что ты скажешь —

Я правосуденъ?

ВАТИНІЙ.

Цезарь, власть твоя:

Казни меня, коль я достоинъ казни;

Лишь объ одномъ дерзаю я просить:

Дозволь мнѣ съ дочерью моей проститься.

НЕРОНЪ.

Такъ у тебя есть дочь?.. А гдѣ жъ она?

ВАТИНІЙ, показывая на Актею.

Вотъ, цезарь, эта дѣвушка.

НЕРОНЪ.

Актея?!.

Ты, шутъ, солгалъ! Нѣтъ, не повѣрю я,

Чтобъ такъ могла природа издѣваться:

Столь дивнаго созданія творцомъ

Ты не достоинъ быть.

ВАТИНІЙ.

Твой разумъ, цезарь,

И взоръ божественный все проницаетъ:

Ты правъ — я названный отецъ ея,

А не родной.

НЕРОНЪ, Парису.

Нѣтъ, каково, Парисъ:

Меня не обманулъ инстинктъ артиста!

Актеѣ.

Дитя прекрасное! Поди сюда:

Вотъ этотъ негодяй дерзнулъ назваться

Твоимъ отцомъ…

АКТЕЯ.

Его отъ дѣтскихъ дней

Сама отцомъ всегда я называла…

Становится на колѣни передъ Нерономъ.

И въ память матери моей, молю,

Прости его, великодушный цезарь.

НЕРОНЪ, поднимая ее.

Довольно. Встань, Актея.

Ватинію.

Ты прощенъ.

Всѣ прощены.

ВСѢ.

Да здравствуетъ Неронъ,

Да здравствуетъ великій нашъ властитель!

НЕРОНЪ.

Я пиръ даю вамъ въ эту ночь…

Ватинію.

Ну, шутъ,

Смотри, теперь будь веселѣе вдвое:

Есть отчего тебѣ веселымъ быть —

Вѣдь ты избѣгнулъ смерти.

ВАТИНІЙ.

Императоръ,

Ты видѣлъ, смерти испугался я

Не за себя: мнѣ было жаль покинуть

Актею бѣдную…

Лукаво.

А если бъ ты,

По милости божественной, взялъ дочку

Подъ покровительство свое, то я…

То я, пожалуй, умеръ бы съ охотой…

НЕРОНЪ, пристально посмотрѣвъ на него, Парису.

Не правда ль, онъ мерзавецъ… но уменъ,

Онъ съ подлымъ ясновидѣньемъ читаетъ

Желанья тайныя чужой души,

И потому… мнѣ нравится.

Ватинію.

Тебя

И дочь твою прекрасную беру

Я во дворецъ. Ты будешь шутъ Нерона;

Она…

Ватиній хочетъ говорить.

Молчи! Ни слова!

Окружающимъ.

Эй, за мной

Въ таверну всѣ! Мои вы нынче гости:

Пируйте, веселитеся!

ВСѢ.

Виватъ

Божественному цезарю Нерону!

НЕРОНЪ.

Парисъ, идемъ.

АКТЕѢ.

Прелестное дитя,

Ты показать свое искусство въ пѣньѣ

Должна предъ цезаремъ… Идемъ, идемъ.

Всѣ уходятъ вслѣдъ за Нерономъ въ таверну.
СЦЕНА VIL

Тигилинъ, потомъ Парисъ,

ТИГИЛИНЪ, выходитъ изъ-за скалы.

Ну, разыгралася душа артиста!..

Теперь властитель, полубогъ Неронъ

Передъ толпою грязною плебеевъ

Готовъ за чашей пьяной веселиться,

Плѣняя сволочь грубой простотой…

Въ чемъ шутовства подобнаго причина:

Безумье власти тутъ, ея капризъ,

Иль скука пресыщенія величьемъ —

Мнѣ все равно. Но если цезарь въ грязь

Бросаетъ пурпуръ свой потѣхи ради —

Его поднять я долженъ, чтобы снова

Властитель въ этомъ пурпурѣ сіялъ

Передъ толпой. Вотъ почему слѣжу я

За цезаремъ повсюду, будто тѣнь.

Обязанность постыдная, положимъ,

Обязанность раба: такъ говоритъ

Молва глупцовъ… Ну, да: я рабъ Нерона!

Однако же, властитель міра онъ,

А я — я прихотей его властитель;

Кто жъ больше тутъ слуга, иль господинъ?…

Но, впрочемъ, это все пустыя бредни,

А вотъ что важно для меня теперь,

О чемъ подумать надобно серьёзно:

Не слишкомъ ли Нерономъ завладѣлъ

Красавецъ нашъ Парисъ, любимецъ новый?

Безстыдный плутъ, лукавый гистріонъ,

Хитро онъ вкрался къ цезарю въ довѣрье,

И тотъ готовъ забыть изъ-за шута

И Тигилина, и… Поппею даже…

Опасный, хоть ничтожный человѣкъ:

Всѣмъ нравиться умѣетъ; до безумья

Доводитъ женщинъ; циникъ и талантъ;

Въ немъ легкомысліе слилось съ разсчетомъ

И дерзостью… опасный человѣкъ…

А вотъ и онъ… Посмотримъ, что-то будетъ!..

Парисъ выходитъ изъ таверны; Тигилинъ, замѣтивъ его, скрывается за деревья. ПАРИСЪ, тревожно осматриваясь.

Мнѣ удалось подъ шумъ попойки дикой

Уйдти тихонько… Что мнѣ предпринять?

Покинуть цезаря?.. Нѣтъ, невозможно…

И думать нечего… А между тѣмъ

Здѣсь явится, пожалуй, Агриппина…

Вотъ будетъ кстати… Ну, попался я

Межъ Сциллой и Харибдою… Что тамъ?..

Я слышу плескъ… То лодка Агриппины?..

Скорѣй, скорѣй предупредить ее…

Къ берегу подплываетъ лодка; Агриппина поспѣшно выходитъ изъ нея.

СЦЕНА VIII.

Агриппина, Парисъ.

АГРИППИНА, бросается въ объятія идущаго къ ней навстрѣчу Париса.

Парисъ, мой милый, дорогой!

ПАРИСЪ.

Тс… тише!

Здѣсь цезарь…

АГРИППИНА.

Цезарь? Что ты говоришь?

Гдѣ цезарь?

ПАРИСЪ.

Тамъ — въ тавернѣ.

АГРИППИНА.

Какъ въ тавернѣ?!

Ты бредишь…

ПАРИСЪ.

Онъ съ плебеями пируетъ…

Должна ты удалиться… поспѣши…

АГРИППИНА.

О, да, уйдемъ, уйдемъ скорѣй, Парисъ…

ПАРИСЪ.

Я не могу: мнѣ нужно тутъ остаться.

АГРИППИНА.

Зачѣмъ?

ПАРИСЪ.

Но цезарь хватится меня:

Какъ объяснить ему, куда ушелъ я?

АГРИППИНА.

Ты лжешь… меня ты хочешь обмануть…

ПАРИСЪ.

Властительница, для чего же лгать мнѣ?

АГРИППИНА.

Ты выдумалъ все это для того,

Чтобъ отъ меня отдѣлаться… Не цезарь

Тамъ ждетъ тебя, тамъ у тебя свиданье

Съ какой нибудь гетерою безстыдной…

О, знаю я тебя…

ПАРИСЪ.

Клянусь богами,

Я подозрѣній не пойму твоихъ…

Я правду, Августа, сказалъ: тамъ цезарь;

Плѣнился онъ пѣвицей изъ таверны

И пожелалъ ея послушать пѣнье…

АГРИППИНА.

Пѣвицей?.. Отчего жъ ты такъ смущенъ?..

О, я разоблачу обманъ твой низкій!..

Ты говоришь — тамъ цезарь? Я туда

Пойду сама…

ПАРИСЪ, удерживая ее.

Тебя я умоляю,

Остановись, властительница…

АГРИППИНА, вырывается.

Нѣтъ,

Тебѣ не удержать меня, притворщикъ:

Хочу я видѣть, на какую тварь

Ты промѣнялъ императрицу Рима!..

ПАРИСЪ.

Ахъ, ты меня погубишь и себя…

Агриппина бросается къ дверямъ таверны и встрѣчается съ Нерономъ, выходящимъ оттуда. Парисъ прячется за верандой таверны.
СЦЕНА IX.

Неронъ, Агриппина.

НЕРОНЪ, пьяный, съ чашей въ рукѣ.

Парисъ, куда ты скрылся?.. Да, я помню…

Съ богинею свиданье у тебя…

Увидѣвъ Агриппину.

А это что за женщина?.. Посмотримъ…

Хватаетъ ее за руку и вглядывается.

Мать! Августа!.. Клянусь я, греза сна

Передо мной, хоть, кажется, не сплю я…

АГРИППИНА.

Неронъ!

НЕРОНЪ.

Ну, что жъ такъ испугалась ты?

Да, я Неронъ, твой сынъ… Я въ опьяненьѣ

Здѣсь веселюсь… Вотъ видишь эту чашу?

Возьми ее и, если ты не призракъ,

То выпей влагу свѣтлую: она

Намъ радость въ душу проливаетъ…

АГРИППИНА.

Цезарь…

НЕРОНЪ.

Не цезарь я теперь… Нѣтъ, въ эту ночь —

Я Діонисій, дивный богъ веселья…

Повѣрь мнѣ, мать, нѣтъ въ мірѣ ничего

Отраднѣй опьяненья даромъ Вакха.

Вѣдь жизни цѣль — забвеніе печалей

Существованья нашего, а чѣмъ

Забыться можемъ мы вполнѣ, — подумай?

Любовь и власть — два высшихъ наслажденья;

Я ихъ извѣдалъ: на землѣ никто

Въ любви и власти съ цезаремъ Нерономъ

Сравниться не дерзнетъ, и сами боги

Должны сознаться, что я равенъ имъ

Въ могуществѣ моей всесильной власти

И въ уясеньѣ сладостью любви!

Но все же въ нихъ я полнаго забвенья

Земныхъ печалей не нашелъ, о нѣтъ!..

Любовь есть бредъ тревожный сладострастья,

А власть — порывъ мучительный души

Отяготѣть надъ слабостью другихъ

Своею силой. Тутъ боренье воли,

Тревога чувствъ, таящая страданье,

Тутъ нѣтъ забвенья… А волшебный сокъ

Отъ гроздій винограда благодатныхъ

Вливаетъ въ сердце свѣтлое забвенье,

Всѣ боли жизни обращая въ радость:

Сомнѣнья муку — въ сладкую надежду,

Печали тьму — въ веселья яркій свѣтъ…

Да, говорю тебѣ я: намъ богами

Ниспослано одно блаженство здѣсь:

Вакхическій восторгъ отъ опьяненья…

Такъ будемъ, будемъ упиваться имъ!

АГРИППИНА.

Неронъ, опомнись… Ты забылъ свой санъ:

Величье императора постыдно

Предъ грубой чернью унижаешь ты.

НЕРОНЪ.

Нѣтъ, нѣтъ, не понимаешь ты Нерона!

Я богъ, властитель радости земной,

И потому я не могу унизить

Величіе мое передъ людьми:

Кто бъ ни были они, я къ нимъ спускаюсь

Съ недостижимой высоты небесъ

И имъ дарю привѣтъ мой благосклонный.

АГРИППИНА.

Ты — отрасль цезарей. Обязанъ ты

Достоинство державныхъ предковъ помнить.

НЕРОНЪ.

Не вспоминай, о мать моя, о предкахъ,

Молчи о нихъ! Я доблести ихъ знаю…

Не дядюшку ли Клавдія мнѣ взять

За образецъ величья? Идіотомъ

Не даромъ онъ прославился повсюду…

Калигула былъ шутъ и злой палачъ;

Тиверій — жалкій лицемѣръ въ сѣдинахъ,

Запачканныхъ и кровью, и распутствомъ;

Великій Августъ власти роль игралъ,

Какъ гистріонъ безсовѣстный; а Юлій…

Смѣется.

Веселые плебеи здѣсь въ тавернѣ

Мнѣ пѣли пѣсню славную сейчасъ

Про Юлія… Не хочешь ли послушать?

Поетъ.

Цезарь въ Галліи прославилъ

Власть свою и мечъ побѣдъ;

Ну, а Цезаремъ-то правилъ

Царь виѳинскій Никомедъ.

Нарумяненной матроной,

Вздѣвъ на лысину вѣнокъ,

На кровати золоченой

Граціозно цезарь легъ…

АГРИППИНА.

Довольно, сынъ мой… Прекрати позоръ

Безумной шутки!.. За тебя мнѣ стыдно.

НЕРОНЪ.

Вотъ, видишь ли, не нравится тебѣ,

Что я смѣюсь и веселюся съ чернью,

А мнѣ не нравится, что ты за мной

Слѣдишь повсюду, что въ мое веселье,

Какъ и въ дѣла правленія, всегда

Мѣшаешься. Вѣдь цезарь я — не ты!

Запомни это, Августа.

АГРИППИНА.

Я помню,

Какъ помню то, что цезаря я мать,

А ты забылъ, что ты мнѣ сынъ и цезарь!

И если въ опьяненьѣ свой дворецъ

Ты покидаешь, для вертеповъ грязныхъ

Пренебрегая трономъ, — охранять

Я этотъ тронъ обязана и буду

Я охранять.

НЕРОНЪ.

Излишняя забота!

Всѣ матери, какъ ты, понять не могутъ,

Что дѣти выростаютъ, и всегда

Считаютъ ихъ ребятами, мечтая

Ихъ волей править… Посмотри: я выросъ.

АГРИППИНА.

Я вижу. Но хотя бы до небесъ

Ты выросъ и челомъ своимъ сравнялся

Съ вершинами гигантскихъ Альпъ, а все жъ

Я та земля, съ которой поднялся ты

Такъ высоко и ты на ней стоить.

Я родила тебя… О, лучше бъ было,

Чтобъ, какъ Орестъ, ты черепъ мнѣ разсѣкъ

Своимъ мечомъ, чѣмъ видѣть мнѣ теперь,

Что отъ моей груди ты оторвался

И бросился въ безстыдныя объятья

Наложницъ подлыхъ, какъ твоя Поппея!

Любовью ихъ продажной замѣнилъ

Ты матери любовь: ну, вотъ взгляни,

Куда пришелъ ты, что въ безумьѣ пьяномъ

Ты дѣлаешь теперь!..

НЕРОНЪ.

Что бъ я ни дѣлалъ, —

Одинъ я властелинъ своихъ поступковъ.

Я не хочу, чтобы рука иная —

Будь это матери рука — вела

Меня на поводу. Одно желаю

Я отъ тебя наслѣдовать — твою

Упорную и дерзостную волю.

АГРИППИНА, съ презрѣніемъ.

Къ чему она тебѣ? Для шутовства

На цезарскомъ престолѣ.

НЕРОНЪ, разбивая чашу объ полъ.

Для того,

Чтобы разбить, какъ эту чашу я

Сейчасъ разбилъ, оковы чуждой власти,

Дерзающей въ могуществѣ своемъ

Съ божественнымъ Нерономъ поровняться.

АГРИППИНА.

Такъ вотъ что ты задумалъ! Берегись:

Я власть тебѣ дала и раздѣлять

Ее съ тобой всегда по праву буду,

И если ты пойдешь противъ меня…

Тебѣ я мать; но матерью бываетъ

И дикая тигрица. Говорилъ

Мнѣ сторожъ цирка, что она, порою,

Дѣтенышей, не нравящихся ей,

Когтями разрываетъ безпощадно.

НЕРОНЪ.

О, ты ужаснѣе тигрицы… да,

Ты убиваешь тѣхъ, кого ты любишь.

АГРИППИНА.

Да убиваю, если на любовь

Не отвѣчаютъ мнѣ.

НЕРОНЪ, съ ужасомъ отступая отъ нея.

Въ безумьѣ злобномъ

Не сознавайся, затаи его

Въ своей душѣ, чтобъ не возстали тѣни

Загубленныхъ тобою жертвъ.

АГРИППИНА.

Меня

Не ужасаютъ тѣни, что выходятъ

Изъ нѣдръ могилъ; какъ лающихъ собакъ,

Я прочь гоню докучную ихъ стаю.

Ты говоришь, безумна въ злобѣ я?

Нѣтъ, ты безумный трусъ, когда со страхомъ

Сторонишься отъ матери своей…

Нерона ужасаетъ Агриппина,

Какъ фурія; но Клавдій былъ отравленъ

Затѣмъ, чтобъ сдѣлать цезаремъ Нерона!

А сколько страшныхъ мертвецовъ еще

Вокругъ меня въ своихъ мечтахъ ты видишь?

Они вѣдь всѣ погибли для того,

Чтобъ пурпуръ твой, окрашенный ихъ кровью,

Ты могъ спокойно на плечахъ носить!..

О, не блѣднѣй! Бояться мертвыхъ глупо;

Но, если бы не умерли они,

Быть можетъ, ты бы съ высоты престола

Давно упалъ въ ту бездну роковую,

Куда низвергла я твоихъ враговъ!

НЕРОНЪ.

Ты ошибаешься: не трепетъ страха

Передъ тобою чувствуетъ Неронъ —

Ты мнѣ забавна. Вотъ сейчасъ въ тавернѣ

Я ужиналъ, и мнѣ хозяйка счетъ

Подаетъ за ужинъ; точно такъ и ты

Счетъ преступленьямъ подаешь. Ну, что же,

Я заплатить могу по счету.

АГРИППИНА.

Да,

Ты можешь заплатить: судьбы рукою

Карающей ты будешь пораженъ

За подлую твою неблагодарность

Предъ матерью.

НЕРОНЪ.

Безумныя слова!

Ты ль говоришь ихъ? Какъ! ты признаешься

Открыто въ преступленіяхъ, а мнѣ

Грозишь возмездіемъ? Угрозы этой

Нелѣпое пророчество смѣшно:

Когда бы правда на землѣ царила,

То казнь тебя постигла бы давно!

Но правды нѣтъ, а есть слѣпая сила;

Добро и зло — пустой и лживый сонъ,

Игра случайности… Нѣтъ, я не вѣрю

Ни въ торжество добра, ни въ кару зла!

АГРИППИНА.

Надменныя и глупыя мечтанья!

Они тебя отъ Рока не спасутъ

Въ день гибели твоей; тогда, очнувшись,

Раскаешься ты горько, что презрѣлъ

Ты матери спасительную волю.

НЕРОНЪ.

Послушай, мать, ужель мечтаешь ты,

Что откажусь я отъ своихъ желаній,

Власть раздѣлю съ тобою пополамъ

И подчинюсь твоей жестокой волѣ?

Изъ-за чего жъ? Изъ-за того, что ты

Убила мужа и еще кого-то?..

Ты сдѣлала все это для меня,

Я вѣрю. Но теперь я повелитель

Одинъ надъ Римомъ, — цезарь я по праву,

Какъ внукъ Германика; и я могу,

Коль захочу, привлечь на судъ сената

Убійцу Клавдія. О, берегись,

Чтобъ этого съ тобою не случилось.

АГРИППИНА.

Тебя бояться мнѣ?! Не цезарь ты —

Комедіантъ, флейтистъ, ночной кутила,

Потѣшникъ грязной черни и наложницъ,

У ногъ которыхъ ты забылъ свой тронъ!

Ты внукъ Германика? Да, это правда,

Къ несчастію; но я — я дочь его!

Въ тотъ день, какъ умеръ Клавдій, къ легіонамъ

Кто вышелъ, передъ кѣмъ гремѣлъ привѣтъ

Центуріоновъ и легатовъ? Ты ли

Внималъ ихъ кликамъ?.. Ну, а если я

Теперь пойду къ нимъ снова и скажу имъ:

Низвергните Нерона, онъ насильно

Сталъ Цезаремъ, онъ выродокъ, фигляръ,

Позорящій родъ Юліевъ, убійца

Британика!.. Ты думаешь, что мать

Не можетъ это сдѣлать? — Агриппины

Еще не знаешь ты! Борьбы со мной

Не выдержалъ никто, а ты — созданье

Моей же прихоти — бороться хочешь?

Иди впередъ по этому пути,

Возьми себѣ для помощи Поппею

И выбрось мать съ позоромъ изъ дворца

На улицу для посмѣянья черни!

Попробуй!.. Я пойду къ преторіанцамъ

Искать защиты и тогда, клянусь,

Отъ зданія могущества Нерона

И камня не останется на камнѣ!

Какъ женщина, которая, стыдясь

Рожденнаго ребенка, убиваетъ

Въ смятеніи его и голый трупъ

Выбрасываетъ въ сточную канаву,

Такъ устыжусь и брошу я тебя,

Домиція презрѣнное отродье!

Въ гнѣвѣ быстро уходитъ туда, гдѣ ея лодка.

СЦЕНА X.

Неронъ, потомъ Парисъ и граждане.

НЕРОНЪ, смотритъ въ слѣдъ уходящей Агриппины.

О, злобная Медея… Но могу

И я Орестомъ стать… Твои угрозы

Проникли въ душу мнѣ и тайный страхъ

Обвѣялъ холодомъ мой лобъ горячій.

Я отрезвѣлъ… Что было тутъ, когда

Она пришла?.. А, вспомнилъ… Гдѣ жъ Парисъ?..

ПАРИСЪ, выходя изъ-за террасы таверны.

Я здѣсь, властитель.

НЕРОНЪ, стараясь успокоиться.

Здѣсь? А я подумалъ,

Что ты, наскучивъ грубостью толпы,

Ушелъ отъ насъ.

Беретъ его за руку и пристально смотритъ ему въ лицо.

Ты слышалъ

Угрозы Агриппины? Слышалъ?.. Что же

Ты скажешь?.. Надобно ея беречься,

Не правда ли?.. Какъ фурія, за мною

Она слѣдитъ, и даже ночи мракъ

Отъ глазъ горящихъ этой злой пантеры

Не можетъ скрыть меня… Что ты сказалъ?..

ПАРИСЪ.

Я ничего не говорилъ…

НЕРОНЪ.

Вотъ видишь,

Какъ незавидна доля властелина:

Ему грозитъ не только скрытый ножъ

Измѣнниковъ, но даже мать… Прошу я

Тебя все это въ тайнѣ сохранить,

Коль любишь ты меня.

ПАРИСЪ.

Клянуся, цезарь…

НЕРОНЪ.

Не нужно клятвъ. Я вѣрю… Ну, теперь

Ни слова болѣе объ этомъ. Время

На ложе сна.

Кричитъ, обращаясь къ дверямъ таверны.

Эй, факеловъ сюда!

Изъ таверны выходитъ Ватиній и граждане съ факелами.

Свѣтите намъ. Ватиній, ты Актею

На утро приведешь ко мнѣ.

Къ Парису.

Идемъ.

Гражданамъ.

Веселую мнѣ пѣсню на дорогу.

Запойте, — ту, что пѣли вы сейчасъ:

О Юліѣ… Да не жалѣйте глотокъ.

ГРАЖДАНЕ, хоромъ.

Цезарь въ Галліи прославилъ

Власть свою и мечъ побѣдъ,

Ну, а Цезаремъ-то правилъ

Царь виѳинскій Никомедъ…

Неронъ уходитъ, окруженный толпою гражданъ, освѣщающихъ ему дорогу. Пѣсня замираетъ въ отдаленіи. ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

править
Садъ императорской виллы. — Направо мраморная лѣстница, ведущая въ порталъ виллы. На пьедесталахъ, украшенныхъ барельефами, канделябры и вазы съ цвѣтами. Внизу лѣстницы изваянія сфинксовъ. Дикій виноградъ и плющъ обвиваютъ порфировыя колонны портала и образуютъ свѣшивающіяся между ними гирлянды. — Налѣво бесѣдка въ видѣ портика. Задняя сторона портика представляетъ стѣну, росписанную фресками, изображающими любовныя похожденія Юпитера; боковыя стороны состоятъ изъ архитрава, поддерживаемаго каріатидами, обвитыми розами; между каріатидами опущенныя драпировки изъ индійской ткани; сторона, обращенная къ зрителямъ, открытая, такъ что вся внутренность бесѣдки видна; вмѣсто потолка пурпуровая ткань, подхваченная золотыми шнурами. Внутри бесѣдки кушетка изъ слоновой кости, украшенная драгоцѣнными камнями и золотыми орнаментами; въ головахъ кушетки треножникъ съ курильницей; неподалеку столъ; на немъ серебряное зеркало и опахало. — На второмъ планѣ, посрединѣ сцены, фонтанъ, окруженный цвѣтникомъ и статуями. — Дальній планъ сцены — скалы и море. — Ясное утро. Садъ залитъ солнцемъ.
СЦЕНА I.

Поппея, спитъ на кушеткѣ; Эгла, въ глубинѣ сцены.

ПОППЕЯ, во снѣ.

Парисъ… мой милый… такъ… цѣлуй… цѣлуй….

Какое наслажденье… о. Венера…

Нѣтъ, я не вынесу… умру…. умру…

Просыпается.

Ахъ, это сонъ!.. Утомлена прогулкой,

Я задремала здѣсь, и чары грезъ

Ко мнѣ слетѣли такъ волшебно-живы,

Какъ будто наяву… Казалось мнѣ:

Въ ночь первую календъ апрѣльскихъ я

Въ священной рощѣ. Подъ навѣсомъ миртовъ*

Прекрасныхъ женъ и юношей толпа;

Они, сплетаясь бѣлыми руками,

Поютъ Венерѣ гимнъ и вкругъ богини,

Увѣнчанной гирляндами изъ розъ,

Танцуютъ быстрымъ, рѣзвымъ хороводомъ.

Сквозь тонкія, прозрачныя туники,

При свѣтѣ факеловъ, мелькаютъ формы

Прекрасныхъ женскихъ тѣлъ, и, разгораясь,.

Становится все сладострастнѣй танецъ,

И пары, покидая хороводъ,

Уходятъ въ сумракъ рощи, подъ деревья…

Я въ сторонѣ стою одна, смотрю

На шумное веселье и все жду я,

Чтобъ пылкій юноша увлекъ меня

Туда, туда за ними… Но напрасно:

Никто меня не замѣчаетъ… Вотъ

Замолкли пѣсни… Факелы погасли,

Всѣ пары разошлись, и въ темной рощѣ

Лишь слышится кругомъ: то шопотъ страстный,.

То смѣхъ прерывистый, то стоны нѣги…

Кумиръ Венеры, весь въ цвѣтахъ, облитъ

Лучемъ луны серебрянымъ, безмолвно

Сіяетъ предо мной подъ сѣнью темной

Деревьевъ, тихо шепчущихъ… и смотритъ

Она. съ улыбкой странной на меня…

Вдругъ вижу я: богини образъ принялъ

Лицо Париса, съ алтаря она

Сошла ко мнѣ и мраморныя руки

Раскинула и обняла меня

Такимъ объятьемъ жаркимъ, что невольно

Я вся затрепетала: мнѣ казалось,

Въ порывѣ нѣги гаснетъ жизнь моя!..

О, грезы ночи дивныя! зачѣмъ

Исчезли вы? Дѣйствительность смѣняетъ

Печальнымъ сожалѣньемъ ваши чары…

Ахъ, если бы я сонъ волшебный свой

Могла продлить и наяву забыться

Безпечнымъ счастьемъ… Тщетная мечта!

Съ лучами утра яркими мнѣ въ душу

Врывается тяжелая забота

О лицемѣрьѣ, о двойномъ притворствѣ:

Къ Парису я должна любовь скрывать,

Выказывать должна любовь Нерону…

Ударяетъ въ ладоши. Эгла подходитъ. ЭГЛА.

Привѣтъ мой госпожѣ. Да ниспошлетъ

Ей радость благосклонная Аврора.

ПОППЕЯ.

Дай зеркало.

Эгла беретъ зеркало и, опустившись на колѣна, подставляетъ его Поппеѣ.

Сегодня я блѣдна…

ЭГЛА.

Весеннихъ розъ нѣжнѣе твой румянецъ,

Твой взоръ горитъ и меркнетъ сквозь рѣсницы,

Какъ томная вечерняя звѣзда,

А кудри, будто волны золотыя,

По плечамъ упадаютъ. Ты прекраснѣй

Всѣхъ римлянокъ… и красотѣ твоей

Лишь одного не достаетъ убора…

ПОППЕЯ.

Какого же убора?

ЭГЛА.

Діадемы.

ПОППЕЯ, вздрогнувъ.

Какъ смѣла ты, безумная раба,

Сказать слова такія? Какъ дерзнула

Подумать ты…

Вырываетъ изъ косы Эглы длинную головную булавку и колетъ ею рабыню въ плечо. ЭГЛА, подавляя стонъ.

О, пощади, прости…

ПОППЕЯ.

Будь осторожнѣй въ болтовнѣ своей, —

Иная лесть неловкая больнѣе

Булавки острой колетъ…

Отталкиваетъ ее.

Прочь!.. Уйди.

Эгла уходитъ.

Не достаетъ мнѣ діадемы… Въ этомъ

И мука для меня, и жизни цѣль.

Всѣ римлянки завидуютъ Поппеѣ,

Но ей самой судьба ея жалка!

Вѣдь все же я — наложница Нерона,

Наложница любимая — не больше!

И ею буду я, пока волчица,

Что цезаря вскормила, между нимъ

И мной стоитъ. Невольно я читаю

Въ ея надменныхъ, мстительныхъ глазахъ:

«Ты завладѣла цезаря любовью,

Ты вырвала изъ жадныхъ лапъ моихъ

Добычу власти — берегись, Поппея»!

Она права. Я начала игру,

Поставивъ красоту свою на ставку,

И выиграла я любовь Нерона;

Но мало этого, поставить надо

И смерть, и ненависть… и лишь тогда

Я выиграю санъ императрицы!

СЦЕНА II.

Поппея, Тигилинъ,

ТИГИЛИНЪ, выходитъ справа.

Привѣтъ прекраснѣйшей изъ римскихъ женщинъ.

Я очень радъ, -что боги мнѣ послали

Съ тобою встрѣчу: вѣсти у меня

Есть важныя, Поппея.

ПОППЕЯ.

Я готова

Ихъ выслушать.

ТИГИЛИНЪ.

Постой, одни ли мы?

Идетъ въ глубину сцены, осматривается и возвращается.

Я говорить хочу объ Агриппинѣ

И человѣкѣ, очень дорогомъ

Ея душѣ.

ПОППЕЯ.

О цезарѣ, конечно?

ТИГИЛИНЪ.

Нѣтъ, ты не угадала: о Парисѣ.

ПОППЕЯ, встревоженно.

Давноль Парисъ для матери Нерона

Сталъ дорогимъ? О томъ не знала я.

ТИГИЛИНЪ.

И я не зналъ. Лишь со вчерашней ночи

Открылось все.

ПОППЕЯ.

Но что жъ открылось?

ТИГИЛИНЪ.

Слушай.

Прошедшей ночью цезарю пришла

Одна изъ тѣхъ фантазій сумасшедшихъ,

Какимъ все чаще поддается онъ:

Въ полночный часъ, Неронъ дворецъ покинулъ

И по морскому берегу бродилъ,

Любуясь красотою ночи лунной…

Конечно, я тайкомъ слѣдилъ за нимъ…

Случайно повстрѣчался онъ съ Парисомъ

Вблизи одной береговой таверны,

Гдѣ всякій сбродъ кутитъ въ ночное время…

ПОППЕЯ.

Съ Парисомъ повстрѣчался… А Парисъ

Тамъ былъ зачѣмъ?

ТИГИЛИНЪ.

Вотъ въ этомъ-то и дѣло.

Сейчасъ узнаешь. Цезарь увидалъ

Пѣвицу изъ таверны, молодую

Испанку, и, плѣнясь ея красой,

Сталъ съ чернью пировать и любовался

Искусствомъ дѣвушки въ хмѣльномъ восторгѣ…

ПОППЕЯ.

Какъ эту дѣвушку зовутъ?

ТИГИЛИНЪ.

Актея;

Онъ взять ее намѣренъ во дворецъ…

ПОППЕЯ.

И я должна переносить все это!

И мнѣ клянется онъ въ своей любви.

Когда готовъ на всякую дѣвчонку

Поппею промѣнять!.. Дивлюся я,

Какъ въ ту же ночь не потащилъ къ себѣ онъ

Каприза жертву новую и съ нею

Ватагу пьяной черни.

ТИГИЛИНЪ

Можетъ быть,

Оно бы такъ и вышло, да Нерону

Нежданно помѣшала Агриппина,

А ей Неронъ.

ПОППЕЯ.

Загадка для меня

Твои слова.

ТИГИЛИНЪ.

А смыслъ ея нетруденъ:

Туда, гдѣ цезарь, Вакхомъ опьяненъ,

Съ плебеями безпечно веселился,

И Августа, опьянена любовью,

Пришла на полуночное свиданье.

ПОППЕЯ.

Свиданіе?.. У Агриппины?.. Съ кѣмъ?

ТИГИЛИНЪ.

Съ Парисомъ.

ПОППЕЯ, вздрогнувъ.

Ты смѣешься надо мною…

Съ Парисомъ?

ТИГИЛИНЪ.

Да.

ПОППЕЯ.

О, нѣтъ, не можетъ быть…

Ошибся ты.

ТИГИЛИНЪ.

Какъ могъ я ошибиться,

Когда я видѣлъ ихъ, когда самъ цезарь

Чуть не засталъ влюбленныхъ? Но Парисъ

Успѣлъ сокрыться во время, а пьяный

Неронъ подумалъ, что императрица

Пришла къ тавернѣ ночью, чтобъ слѣдить

За шалостями вѣнчаннаго сына.

ПОППЕЯ.

Она… съ Парисомъ… Такъ увѣренъ ты,

Что между ними…

ТИГИЛИНЪ.

Несомнѣнно это.

Комедіантъ красивый обольстилъ

Мать цезаря; за нимъ она безумно

Гоняется, какъ старая волчица

За молодымъ самцемъ… Поппея, ты

Блѣднѣешь… Что съ тобой? Ты нездорова?

ПОППЕЯ.

Нѣтъ, ничего… Зной утомилъ меня…

Дай опахало мнѣ…

Онъ подаетъ опахало.

Благодарю…

Такъ ты сказалъ… Она была съ Парисомъ?

ТИГИЛИНЪ.

Я говорю тебѣ, когда бъ Неронъ

Минутой раньше вышелъ изъ таверны, —

Онъ могъ бы видѣть — трогательный видъ!

Императрицу-мать въ объятьяхъ мима.

Но если этимъ зрѣлищемъ ему

Не удалось вчера полюбоваться. —

Мнѣ кажется, что мы должны теперь

Ему шепнуть…

ПОППЕЯ.

У цезаря сегодня

Ты былъ?

ТИГИЛИНЪ.

Сейчасъ я отъ него. Онъ въ гнѣвѣ

На Агриппину. Онъ не могъ заснуть

Взволнованный. Безумныя угрозы —

Я ихъ подслушалъ — бросила вчера

Въ лицо Нерону Августа… Поппея,

Не нужно медлить. Цезарю пора

Открыть глаза на тайную интригу:

Быть можетъ, мы избавимся заразъ

Отъ Агриппины и комедіанта…

ПОППЕЯ.

Да… но Парисъ… я думаю, что онъ

Не виноватъ… къ тому жъ и не опасенъ…

ТИГИЛИНЪ, подозрительно.

Ты, кажется, его жалѣешь?

ПОППЕЯ.

Я?

Мнѣ все равно… Но осторожно надо

Намъ дѣйствовать и, я прошу тебя

Не торопиться… Тутъ нужна уловка

И хитрость женская… Ты предоставь

Мнѣ это дѣло.

ТИГИЛИНЪ.

Я желалъ того же…

Но ошибаешься, Поппея, ты,

Коль думаешь, что этотъ мимъ лукавый

Намъ не опасенъ: цезаремъ совсѣмъ

Онъ завладѣлъ; Неронъ позабываетъ

Любовь Поппеи, увлекаясь дружбой

Къ красивому актеру; съ Агриппиной

Его интрига…

ПОППЕЯ, замѣтивъ Париса, сходящаго съ лѣстницы виллы.

Тише… это онъ

Идетъ сюда.

ТИГИЛИНЪ,

Я ухожу. Съ Парисомъ

Будь осторожна: онъ не долженъ знать,

Что мы владѣемъ тайной…

ПОППЕЯ.

Не тревожься…

Тигилинъ уходитъ. Поппея, смотря на приближающагося Париса, который не замѣчаетъ ее.

О, низкій человѣкъ! Предъ Тигилиномъ

Я чуть себя не выдала, когда

Онъ мнѣ открылъ твою измѣну… Боги!

Зачѣмъ въ такой прекрасный образъ вы

Вложили душу, полную притворства?..

Не стану я скрываться передъ нимъ:

Онъ долженъ оправдать себя…

СЦЕНА III.

Поппея, Парисъ.

ПАРИСЪ, увидѣвъ Поппею.

Поппея!

Какъ счастливъ я свиданіемъ нежданнымъ!

Не даромъ твой прекрасный ликъ всю ночь

Мнѣ грезился.

ПОППЕЯ.

Мы сходны въ сновидѣньяхъ;

Я видѣла сама тебя во снѣ.

Не странно ль это?

ПАРИСЪ.

Почему же странно?

Мечтами другъ о другѣ мы полны,

Такъ мудрено ль, что даже въ сонныхъ грезахъ

Мы неразлучны?

ПОППЕЯ.

Да, а наяву

За то выходитъ иначе… Скажи мнѣ,

Какъ ты меня во снѣ, мой милый, видѣлъ,

А я потомъ свой сонъ тебѣ скажу.

ПАРИСЪ.

Казалось мнѣ… что мы съ тобою въ саду

Укрылися въ какомъ-то тайномъ гротѣ

И отдаемся ласкамъ безъ конца…

Отрадный сонъ!

ПОППЕЯ.

Да; мой не такъ отраденъ:

Я видѣла, что ты ушелъ тайкомъ

Въ полночный, тихій часъ на берегъ моря

И ждешь свиданья тамъ… но не со мной —

Съ другою женщиной; а я ревниво

Слѣжу тебя, укрывшись за скалой,

И думаю: о, нѣтъ, неправда это,

Онъ ждетъ меня, а не ее. Парисъ

Ко мнѣ любовью искренною полонъ,

Обманывать не можетъ онъ меня.

ПАРИСЪ.

Благодарю, что даже въ сонныхъ грезахъ

Моей любви ты вѣришь. О, клянусь,

Обманывать тебя Парисъ не можетъ:

Тебя одну онъ любитъ и любить

Всегда онъ будетъ!

ПОППЕЯ.

Повтори, мой милый,

Твои слова и повтори съ тѣмъ взглядомъ,

Какой сейчасъ ты бросилъ на меня:

Ахъ, этотъ взглядъ, я знаю, непритворенъ,

Какъ и признанья сладкія твои…

Меня одну ты любишь?

ПАРИСЪ.

Да, Поппея,

Одну тебя!

ПОППЕЯ, играя опахаломъ.

Вотъ видишь, иногда

Я ревностью тревожусь. Вѣдь не можетъ

Знать женщина навѣрное, что въ сердцѣ

Таитъ мужчина; остается намъ

Одно лишь только: вѣрить слову, взгляду;

А взгляды и слова нерѣдко лгутъ…

Пусть ты не лжешь; въ твоихъ глазахъ прекрасныхъ

Я вижу непритворную любовь;

Однако, молодъ ты и сколько женщинъ

Прельщается твоею красотой…

Невольныя сомнѣнія, порою,

Томятъ мнѣ душу.

ПАРИСЪ.

Отгони ихъ прочь

И не волнуй себя докучной мукой

Пустой мечты. Ты для меня богиня,

Ты съ высоты Олимпа низошла,

Чтобъ дать мнѣ счастіе любви безсмертныхъ!

Могу ль на женщинъ я другихъ смотрѣть,

Когда тебя я видѣлъ?.. О, презрѣннымъ,

Неблагодарнымъ былъ бы я глупцомъ,

Когда бъ тебѣ я измѣнилъ…

ПОППЕЯ, ударяетъ его по лицу опахаломъ.

Безчестный

И наглый лжецъ! Ты самъ свой приговоръ

Сказалъ себѣ! Да, ты глупецъ презрѣнный,

Неблагодарный!.. Говори: вчера,

Въ полночный часъ, ты не былъ на свиданьѣ

Съ другою женщиной? Ну, отвѣчай!

ПАРИСЪ, въ смущеніи.

Твое несправедливо подозрѣнье…

Ты въ заблужденіи… Не знаю я,

О комъ ты говоришь…

ПОППЕЯ.

А, ты не знаешь!

Такъ я скажу тебѣ: объ Агриппинѣ!

Ты поблѣднѣлъ?.. Безстыдный, жалкій трусъ!

Отъ трусости ты позабылъ искусство

Комедіанта. Розыграй же роль,

Какъ ты игралъ ее сейчасъ!.. Ты думалъ,

Сквозь маску лживую не разгляжу я

Лица обманщика? Ты скрыть хотѣлъ

Свою измѣну отъ Поппеи? Видишь,

Какъ это удалось тебѣ, глупецъ!..

Что жъ ты молчишь? Оправдывайся, лги,

Вымаливай прощенье… Все же легче

Мнѣ будетъ это, чѣмъ твое молчанье

Трусливое! Иль ты найдти не можешь

Рѣчей притворныхъ? Или въ самомъ дѣлѣ

Та злая фурія въ тебѣ зажгла

Огонь нелживой страсти и не смѣешь

Ты мнѣ сказать: «я съ нею роль игралъ»?..

Парисъ — Эндиміонъ и Агриппина —

Діана!

Нервно смѣется. ПАРИСЪ.

Выслушай меня, прошу…

ПОППЕЯ.

Что выслушать? Что можешь ты сказать мнѣ?

Чему могу повѣрить я изъ устъ

Притворщика? Лишь одному признанью,

Что разомъ двухъ ты обманулъ?..

ПАРИСЪ.

Тебя

Я не обманывалъ… О, вѣрь, Поппея:

Не знаешь ты…

ПОППЕЯ.

Я знаю все! Посмѣй

Отречься предо мной, что съ Агриппиной

Не дѣлишь ты постыдную любовь?

ПАРИСЪ.

Клянусь, ты ошибаешься. Послушай:

Возможно ли, чтобъ добровольно я

Ея любовь дѣлилъ? Ужель прельстился

Я ласками старухи? Только страхъ, —

Я сознаюсь, постыдный страхъ — принудилъ

Меня къ свиданью…

ПОППЕЯ.

Не лукавь! Тебя

Я знаю хорошо: твой нравъ порочный

Наклоненъ къ перемѣнамъ, и мечты

Честолюбивыя тебя смущаютъ.

Она, императрица; красотой. —

Хоть и поблеклой, все жъ она гордится

И для тебя, продажнаго фигляра,

Не такъ она ничтожна и стара.

Чтобъ не увлекся связью ты съ безстыдной

И сладострастной Клавдія убійцей!

Кто мнѣ поручится, что вмѣстѣ съ ней

Ты не смѣялся надо мной, что въ тайнѣ

Не замышляли вы сгубить меня

И цезаря…

ПАРИСЪ.

Поппея…

ПОППЕЯ.

Я заставлю

Тебя признаться, обнаружу я

Всѣ ваши замыслы передъ Нерономъ,

Я головы твоей не пощажу!..

Не думаешь ли ты, что Агриппина

Спасти тебя своей любовью можетъ?

О, ты узнаешь, что сильнѣе: месть

Отвергнутой, обманутой Поппеи,

Иль Агриппины жалкая любовь!

ПАРИСЪ.

Ты въ гнѣвѣ мнѣ бросаешь обвиненья

Ужасныя… У ногъ твоихъ клянусь

Любовью нашей…

Бросается передъ ней на колѣни и беретъ ее за руку. ПОППЕЯ, отталкивая его.

Прочь, обманщикъ подлый!

Съ мольбами лицемѣрныхъ клятвъ иди

Къ той фуріи, съ которой надругался

Ты надъ моей любовью!.. Низкій трусъ,

Ты столько жъ гадокъ мнѣ теперь, какъ прежде

Былъ дорогъ для меня… Не унижайся

Передо мною новой ложью. Прочь!

Порывисто уходитъ.
СЦЕНА IV.

Парисъ, потомъ Тигилинъ, Ватиній, Актея.

ПАРИСЪ.

Игра моя открыта. Кѣмъ? — не знаю.

Быть можетъ — случай… Или Тигилинъ

Вмѣшался тутъ?.. Теперь не въ этомъ дѣло:

Подумать надо, какъ спасти себя,

Какъ вынырнуть между двумя волнами,

Что въ ярости, упавъ на грудь мою,

Меня низвергнуть могутъ въ бездну смерти.

Вотъ мигъ, когда необходимъ разсчетъ…

Задумывается. Изъ глубины сцены выходятъ: Тигилинъ, Ватиній и Актея. ТИГИЛИНЪ.

Дожидайтесь здѣсь. Я предупрежу цезаря о вашемъ приходѣ.

Уходитъ въ виллу. ВАТИНІЙ.

Ну, дочка, пробрались мы во дворецъ,

Намъ явно помогаютъ боги,

Теперь всѣмъ бѣдствіямъ конецъ,

На доброй мы стоимъ дорогѣ.

Осматривается.

Эхъ, если бы я не былъ тѣмъ, что есть,

То, право, сдѣлаться Нерономъ

Почелъ бы за большую честь:

Отлично жить въ чертогѣ золоченомъ,

Не дѣлать ничего, день цѣлый пить и ѣсть,

Спать по ночамъ спокойно, а не спится, —

Съ красавицами веселиться…

Увидѣвъ Париса.

А, вонъ Парисъ, великій нашъ актеръ…

Подходитъ къ нему съ поклономъ. Актея остается въ глубинѣ сцены.

Собратъ! пусть боги каждый атомъ

Въ тебѣ хранятъ…

ПАРИСЪ.

Съ которыхъ поръ

Ты, негодяй, Парису сталъ собратомъ?

ВАТИНІЙ.

Что спрашивать, самъ вѣдаешь о томъ.

Съ вчерашней ночи.

ПАРИСЪ.

Почему же?

ВАТИНІЙ.

Вчера я сдѣланъ цезаря шутомъ,

А чѣмъ же шутъ комедіанта хуже?

ПАРИСЪ.

Ты дерзокъ.

ВАТИНІЙ.

Полуксомъ клянусь,

Для шутки — дерзость острая приправа.

ПАРИСЪ.

Быть можетъ. Не на мой лишь вкусъ.

ВАТИНІЙ.

А цезарь вотъ инаго нрава:

На дерзости мои вчера смѣялся онъ.

ПАРИСЪ.

Ну, другъ, не радуйся: Неронъ

Наклоненъ часто къ перемѣнамъ;

Случалось, съ вечера обласканныхъ шутовъ

Поутру онъ бросалъ на кормъ муренамъ.

ВАТИНІЙ.

Ай, ай, неужто онъ таковъ?

Одобрить не могу подобную манеру.

ПАРИСЪ, смѣется.

Что такъ? Не нравится?

ВАТИНІЙ, съ гримасой.

Охъ, нѣтъ!

ПАРИСЪ.

Вотъ видишь. Потому запомни мой совѣтъ:

Шути, пріятель, здѣсь… но въ мѣру…

Киваетъ головою на Актею:

Актею ты привелъ?

ВАТИНІЙ.

Вчера

Такъ цезарь повелѣлъ мнѣ.

ПАРИСЪ.

Знаю.

О ней онъ спрашивалъ съ утра…

Ну, счастія тебѣ и ей желаю.

Уходитъ. ВАТИНІЙ.

Однако же, порядки здѣсь не тѣ,

Какихъ я ожидалъ. Примѣрно

Я думалъ такъ: по простотѣ

Должна съ дворцомъ сойдтись таверна.

Не очень вѣренъ мой разсчетъ,

Коль правда то, что я сейчасъ услышалъ.

Вотъ такъ всегда: ты загадалъ впередъ,

А боги…

АКТЕЯ, подходитъ къ нему.

Тише. Цезарь вышелъ.

Неронъ выходитъ изъ портала виллы.
СЦЕНА V.

Тѣ же, Неронъ.

ВАТИНІЙ, цѣлуя полу одежды Нерона.

Привѣтъ властителю. Твое велѣнье

Исполнено: я дѣвушку привелъ.

НЕРОНЪ.

Ты сдѣлалъ хорошо, хоть могъ бы лучше

Ты сдѣлать, если бъ рядомъ съ красотой

Твой образъ шутовской не выдвигался.

Дѣлаетъ ему знакъ уйдти. Ватиній уходитъ. Неронъ беретъ Актею за руку.

Милое мое дитя,

Приди ко мнѣ, дай мнѣ налюбоваться

Твоей красой при свѣтѣ яркомъ солнца.

Увлекаетъ ее въ бесѣдку.

О, — ты прекрасна! Въ красотѣ твоей,

Какъ въ ароматѣ нерасцвѣтшей розы,

Есть нѣга тихая: она влечетъ

Неполнымъ упоеньемъ, обѣщая

Дать несравненно болѣе потомъ…

Ты родилась въ Испаніи?

АКТЕЯ.

Да, цезарь.

НЕРОНЪ.

Счастливая, хоть дикая страна!

Искусства свѣтъ волшебными лучами

Еще не озарилъ ея, но въ ней

Сама природа создаетъ такъ много

Изящнаго: ея чудесный даръ —

Твоя краса, твой нѣжный, сладкій голосъ.

Скажи, дитя, гордишься ими ты?

АКТЕЯ.

Ты говоришь, природѣ — не себѣ

Обязана я лучшими дарами,

Такъ чѣмъ же тутъ гордиться?

НЕРОНЪ.

Если ты

Не лжешь, какъ лгутъ всѣ женщины, — вдвойнѣ

Прекрасна ты.

АКТЕЯ.

Но для чего же лгать мнѣ?

НЕРОНЪ.

Чтобъ цѣну скромной прелести своей

Набавить больше: такъ всегда бываетъ,

Когда продать себя хотятъ.

АКТЕЯ.

За что жъ

Меня ты оскорбляешь? Ты властитель,

Я бѣдная раба; но не для торга

Постыднаго пришла я во дворецъ:

Ты пожелалъ мои услышать пѣсни…

НЕРОНЪ.

Искусствомъ дивнымъ пѣнія ты будешь

Мой тѣшить слухъ, изящной красотой —

Мои глаза; но надо же и сердце

Утѣшить также. Я хочу, Актея,

Твоей любви и думаю, что мнѣ

Ее отдашь охотно ты.

АКТЕЯ.

Могу я

Отдать тебѣ лишь то, что я имѣю:

Ты можешь жизнь пѣвицы бѣдной взять,

Но надъ любовью ты моей не властенъ.

НЕРОНЪ.

Какъ! я не властенъ? Но вѣдь я — Неронъ!

Могущество мое непобѣдимо,

И я не зналъ отказа никогда

Въ желаніяхъ. Ты ставишь добродѣтель,

Какъ честнаго и стойкаго бойца

Въ борьбѣ со мною: это возбуждаетъ

Во мнѣ сильнѣй желаній пылкихъ жаръ.

Хоть женщины умѣютъ горячо

Любить безъ добродѣтели, я знаю,

Но добродѣтель побѣдить пріятно…

АКТЕЯ.

Зачѣмъ тебѣ искать такихъ побѣдъ

Вдали дворца? Ты окруженъ толпою

Красавицъ Рима; что предъ ними я —

Рабыня жалкая? Ужели мало

Тебѣ любви и обожанья тѣхъ,

Кто вознесенъ счастливою судьбою

До высоты престола твоего?

НЕРОНЪ.

Молчи, дитя!.. Сама не сознавая,

Ты растравляешь рану моего

Измученнаго сердца. О, когда бы

Вокругъ себя привѣтъ любви я видѣлъ,

Такой любви, какою тщетно жажду

Я насладиться!.. Нѣтъ, я одиноко

На высотѣ могущества стою,

Кругомъ меня лишь ненависть царитъ;

Подъ маской улыбающейся лести

Она мнѣ кажетъ свой зловѣщій ликъ,

Подобный лику страшному Горгоны!

И каменѣетъ у меня душа

Подъ взглядами чудовища и гаснетъ

Въ ней пламень жизни, гаснетъ свѣтъ любви.

Могущество безъ счастія не можетъ

Наполнить жизнь. Повѣрь, мое дитя,

Твой жребій, незамѣтный въ этомъ мірѣ,

Счастливѣй моего, хотя судьбой

Превознесенъ я надъ людьми высоко:

Вѣдь ты была любима? Не скрывай

Тревогу сердца, мнѣ отрадно слышать

Ласкающій и нѣжный голосъ страсти,

Подобный ропоту кристальныхъ волнъ.

АКТЕЯ.

Мнѣ нечего скрывать передъ тобою,

Властитель. Я была любима… да…

Меня любила мать; ея любовью

Жила я въ годы дѣтства и теперь

Привѣтнымъ я живу воспоминаньемъ

О той любви.

НЕРОНЪ.

Вотъ видишь, я былъ правъ,

Когда сказалъ, что твой завиденъ жребій:

Ты знала матери любовь… Скажи,

Тебя любила мать не изъ разсчета,

Что, выростивши дочь, пріобрѣтетъ

Тѣмъ выгоду, какъ ростовщикъ проценты

Пріобрѣтаетъ жадно съ должника?

АКТЕЯ.

Она меня любила безкорыстно,

Любила сердцемъ. Развѣ можетъ мать

Любить иной любовію?

НЕРОНЪ.

Бываютъ

Такія матери: святое чувство,

Природою имъ вложенное въ душу,

Разсчетъ холодный убиваетъ въ нихъ;

Онѣ лелѣютъ своего ребенка,

Тая надежды, что, возросши, онъ

Имъ принесетъ, какъ выгодную плату

За ласки и заботы, власти даръ;

Ихъ соблазняетъ демонъ властолюбья,

Ужаснѣйшій изъ демоновъ, когда

Онъ поселится въ слабомъ женскомъ сердцѣ;

Предъ нимъ и демонъ сладострастья даже

Смиряется… О, нѣтъ предѣловъ зла,

Которыхъ женщина не переступитъ,

Соблазномъ властолюбья увлекаясь!..

Но ты меня не понимаешь, ты

Смущаешься, такія слыша рѣчи?

Счастливица! судьба тебѣ дала

Удѣлъ прекрасный: какъ цвѣтокъ, въ часъ утра

Расцвѣтшій тихо, ты была согрѣта

Привѣтнымъ солнцемъ кроткихъ, нѣжныхъ ласкъ

Простой и доброй матери, любившей

Въ тебѣ рожденье милое свое.

АКТЕЯ.

Ахъ, эти ласки я недолго знала,

И солнце, что согрѣло мой расцвѣтъ,

Смѣнилось мрачной и холодной ночью

Несчастія… Ты, цезарь, разбудилъ

Печальныя во мнѣ воспоминанья

О матери… я не могу сдержать

Невольныхъ слезъ…

НЕРОНЪ.

Твои понятны слезы…

Съ участіемъ смотритъ на нее. Короткое молчаніе.

Ты тронула меня. Я пощажу

Твою красу и молодость. Для жертвы

Желаній страстныхъ, — вижу я, — дитя,

Еще ты не созрѣла… Ну, довольно

Грустить о прошломъ: что взяла судьба —

То невозвратно. Озари улыбкой

Свой милый ликъ, дай насладиться мнѣ

Гармоніей божественной искусства:

Спой пѣсню милой родины твоей…

Входитъ Ацерронія. АЦЕРРОНІЯ.

Привѣтъ цезарю. Императрица послала меня спросить, можешь ли ты принять ея посѣщенье?

НЕРОНЪ, съ нетерпѣньемъ.

Что нужно отъ меня императрицѣ?

АЦЕРРОНІЯ.

Она желаетъ говорить съ тобой.

НЕРОНЪ.

Скажи, что цезарю теперь не время:

Онъ отдыхаетъ отъ заботъ правленья.

Ацерронія уходитъ.

Пойдемъ, Актея: у прибрежныхъ скалъ,

Гдѣ волны плещутъ радостно, сверкая

Лазурью яркой, ты подъ шопотъ ихъ

Споешь мнѣ пѣсню, будто Нереида

Прекрасная… Пойдемъ, мое дитя.

Уходятъ.
СЦЕНА VI.

Агриппина, Ацерронія, потомъ Сенека.

АГРИППИНА.

Какъ онъ отвѣтилъ — повтори? Быть можетъ,

Ослышалася я?

АЦЕРРОНІЯ.

Нахмуривъ взоръ,

Воскликнулъ онъ: «Скажи императрицѣ,

Что цезарю не время, отъ заботъ

Правленія теперь онъ отдыхаетъ».

АГРИППИНА.

Онъ отъ заботъ правленія усталъ!

Онъ пьянствовалъ всю ночь въ тавернѣ грязной

Съ плебеями, онъ цѣлые часы

Съ какой-то тварью уличной проводитъ,

А матери своей, императрицѣ,

Не можетъ удѣлить одной минуты!

Да развѣ это цезарь? Это шутъ

На цезарскомъ престолѣ.

АЦЕРРОНІЯ.

Осторожнѣй.

Божественная Августа, смотри,

Сюда подходитъ, кажется, Сенека…

Сенека выходитъ изъ портала виллы.

АГРИППИНА.

Да, это онъ. Мудрецъ явился кстати:

Я у него спрошу, какъ онъ находитъ

Поступки своего ученика

Безумнаго.

СЕНЕКА, приблизившись къ ней.

Привѣтствую тебя,

Императрица.

АГРИППИНА.

Ты идетъ къ Нерону?

СЕНЕКА.

Да, Августа.

АГРИППИНА.

Зачѣмъ? Чтобы плясать

Съ гетерами? Или играть на флейтѣ?

Я думала, что для такихъ фиглярствъ

Достаточно Фаона или Спора

Близь цезаря; но вижу я теперь,

Что и мудрецъ Сенека можетъ также

Потворствовать Нерону, какъ рабы.

СЕНЕКА.

Я, Августа, тебя не понимаю…

АГРИППИНА.

А между тѣмъ понять немудрено.

Ты выбралъ время очень неудачно,

Коль къ цезарю приходишь для того,

Чтобъ говорить съ нимъ о дѣлахъ правленья:

Онъ ихъ давно уже не хочетъ знать,

Онъ занятъ пѣньемъ, пляскою, распутствомъ…

Вотъ мой совѣтъ: отнынѣ правь одинъ

Дѣлами государства, иль къ Поппеѣ

Ты обратись: я слышала, она

Внушаетъ цезарю, чтобъ онъ эдиктомъ

Изъ Капитолія перемѣстилъ сенатъ

Въ Субуру.

СЕНЕКА.

Августа, какія рѣчи!

Неронъ — властитель Рима…

АГРИППИНА.

Да, властитель —

Вполнѣ достойный васъ, его рабовъ!

Онъ ночью пьянствуетъ въ тавернахъ съ чернью,

Днемъ тѣшится, какъ уличный фигляръ

Игрой на флейтѣ.

СЕНЕКА.

Не суди такъ строго,

Божественная Августа, о сынѣ:

Онъ молодъ, увлекается, его

Веселыя искусства обольщаютъ

И красота…

АГРИППИНА.

И наглость, и развратъ

Безстыдной сволочи, продажныхъ тварей,

Съ которыми онъ забываетъ Римъ!

СЕНЕКА.

Однако же народъ благословляетъ

Его правленіе.

АГРИППИНА.

Да, потому,

Что не въ его рукахъ была забота

О государствѣ. Но теперь, когда

Онъ хочетъ править самъ, какъ полагаешь,

Кто станетъ ближе у кормила власти:

Сенека, иль распутная Поппея?

СЕНЕКА.

Я не боюсь соперниковъ такихъ!

Минуютъ заблужденья молодыя:

Онъ сердцемъ благороденъ и великъ

И вновь къ добру воротится, когда

Устанетъ отъ безумныхъ увлеченій.

АГРИППИНА.

Вы стоики спокойно и легко

Все объясняете… Сѣдой философъ,

Ты закрывать глаза давно привыкъ:

Пускай передъ тобой идутъ событья

Своей дорогой — ты ихъ выжидаешь…

Ты счастливъ, ты доволенъ, что престолъ

Твой ученикъ наслѣдовалъ? Но помни,

Разсчетливый мудрецъ, что Клавдій жизнь

Покончилъ не для одного Нерона!

СЕНЕКА.

Для Рима это сдѣлано…

АГРИППИНА.

Уволь

Меня отъ фразъ. Быть можетъ, въ самомъ дѣлѣ

Ты хочешь быть фигляромъ и рабомъ

Любовницы Нерона — унижаться

Ты воленъ какъ угодно. Но пойми,

Что я къ подобной роли неспособна!..

Или и ты играешь въ руку тѣмъ,

Кто хочетъ отстранить меня отъ сына?

СЕНЕКА.

Божественная Августа, ужель

Могла подумать ты…

АГРИППИНА.

Чтобъ не могла я

Подумать такъ, обязанъ ты, наставникъ

Безумнаго ученика, взять власть

Надъ совѣстью его и сохранить

Для Агриппины сына и для Рима

Властителя… Ты понялъ ли меня?

Я не такая женщина, что можно

Меня легко столкнуть съ ступени той,

Которую я заняла у трона!

И если ты, и цезарь, и змѣя

Лукавая, что хитрыми сѣтями

Опутала васъ тайно, — если вы

Разбудите мой гнѣвъ, то берегитесь!

Я, какъ Медея, приготовлю вамъ

Волшебное питье, и вы упьетесь

Отравою моей, я въ томъ клянусь!..

Вотъ надобно тебѣ о чемъ подумать,

Философъ осторожный. Не забудь

Моихъ совѣтовъ и внуши Нерону,

Чтобъ съ матерью онъ не игралъ въ игру

Опасную. Счастливаго успѣха.

Уходитъ вмѣстѣ съ Ацерроніей.

СЕНЕКА.

Она почуяла, что конь ея.

Изъ-подъ узды, на волю дико рвется;

Она его пытается сдержать

Рукою властной: тщетная попытка!

Онъ закусилъ не даромъ удила:

Онъ вырвется и полетитъ какъ вѣтеръ.

Куда его примчитъ безумный бѣгъ?

Въ стремленьѣ бѣшеномъ своемъ, быть можетъ,

Онъ насъ растопчетъ всѣхъ и цѣлый Римъ

И самъ, дрожа отъ бѣшенства и страха,

Низвергнется въ зіяющую пропасть…

Легко сказать: останови Нерона

И на его порывы наложи

Оковы разума… Нѣтъ, поздно, поздно…

Онъ сталъ теперь на роковомъ пути

И насъ влечетъ съ собой. Совѣтовъ мудрыхъ

Прошла пора: настала власть безумья…

Помолчавъ.

А, все-таки, она права: мой долгъ

Предъ разумомъ, предъ Римомъ побуждаетъ

Сказать ему свободной правды слово…

Вотъ онъ идетъ задумчивый и грустный.

Гдѣ бродитъ мысль его? О чемъ тоска?

СЦЕНА VII.

Неронъ, Сенека.

СЕНЕКА.

Я счастливъ, что судьба посылаетъ мнѣ случай привѣтствовать божественнаго цезаря.

НЕРОНЪ.

Здравствуй, мудрецъ. Я не такъ счастливъ: встрѣча съ твоей мудростью помѣшала моему хорошему настроенію. Что тебѣ нужно?

СЕНЕКА.

Властитель, когда ты былъ моимъ ученикомъ, ты слушался моихъ совѣтовъ. Могу ли я тебѣ объ этомъ напомнить?

НЕРОНЪ.

Конечно, если только ты не собираешься снова посадить меня за школьную скамейку и учить по складамъ.

СЕНЕКА.

Когда-то твоей обязанностью было — учиться. Обязанности различны въ каждомъ возрастѣ и званіи. Теперь ты повелитель Рима.

НЕРОНЪ.

До сихъ поръ я мало давалъ это чувствовать… Да, у каждаго свои обязанности. Ты — философъ. Будь же послѣдователенъ и заботься только о своихъ обязанностяхъ.

СЕНЕКА.

Я исполняю свои обязанности, цезарь.

НЕРОНЪ.

Ты играешь роль, которая тебѣ выпала на долю.

СЕНЕКА.

Я не играю. Я желаю быть тѣмъ, чѣмъ я долженъ быть.

НЕРОНЪ.

Неужели? А я думалъ, что ты актеръ. Вѣдь мы всѣ въ жизни актеры и всѣ притворяемся. Я объ этомъ догадался недавно. Твоя мудрость учитъ, что человѣкъ долженъ быть достоинъ званія человѣка, не такъ ли?

СЕНЕКА.

Совершенно справедливо, властитель.

НЕРОНЪ.

Хорошо. Однако, въ сердцѣ человѣка нѣтъ такого уголка, гдѣ бы ты не натолкнулся на грязь и подлость, на алчность и тщеславіе, на жажду зла и мести, на развратъ и зависть… О, если бы у человѣчества была одна голова, я желалъ бы отрубить ее однимъ ударомъ… Говорю тебѣ: мы всѣ притворяемся, всѣ играемъ роль.

СЕНЕКА.

Пусть такъ: мы играемъ. Играй же роль цезаря, и народъ будетъ рукоплескать тебѣ. Ищи для себя общество властителей, а не комедіантовъ и черни. Проходи по свѣту какъ тріумфаторъ, въ торжественной колесницѣ, а не блуждай ползкомъ, какъ нищій. И если ты не желаешь быть одинокимъ…

НЕРОНЪ.

О, конечно, не желаю…

СЕНЕКА.

Тогда пусть тебѣ сопутствуетъ и держитъ надъ твоею головою вѣнокъ богиня славы. Прости меня, цезарь: ты поступаешь не такъ. Римъ опечаленъ твоимъ поведеніемъ, народъ недоволенъ…

НЕРОНЪ.

Не слѣдуетъ ли мнѣ на будущее время спрашиваться у народа, что я долженъ ѣсть? Въ такомъ случаѣ, мудрый совѣтникъ, отведи меня лучше на невольничій рынокъ и продай первому покупателю,

СЕНЕКА.

Не гнѣвайся, повелитель. Я сказалъ правду, которую мнѣ внушаютъ мой долгъ и опытность…

НЕРОНЪ.

Народъ мной недоволенъ. Агриппина мной недовольна. Ты недоволенъ. Сколько недовольныхъ! Въ самомъ дѣлѣ, должно быть, я плохо играю роль цезаря: я слишкомъ мало пользуюсь властью и не укрощаю недовольныхъ. Вотъ отчего недовольные кричатъ, что я къ комедіямъ склоненъ больше, чѣмъ къ правленію. О, я люблю веселыя комедіи! Я это докажу тебѣ сейчасъ. Эй!

Хлопаетъ въ ладоши. Входитъ Тигилинъ.

Тигилинъ, приведи сюда Ватинія, позови Париса, Спора, Фаона, Эпафродита, всѣхъ! И пусть рабы принесутъ тогу, обшитую пурпуромъ. Скорѣе!

Тигилинъ уходитъ.

Сейчасъ, мой мудрый наставникъ, я доставлю тебѣ поучительное зрѣлище.

СЕНЕКА.

Властитель, я заранѣе благодарю тебя, если оно дѣйствительно будетъ поучительнымъ для меня.

НЕРОНЪ, смѣясь и потирая руки.

Навѣрное, навѣрное! Вотъ ты увидишь.

СЦЕНА VIII.

Неронъ, Сенека, Тигилинъ, Ватиній, Парисъ, Споръ, Эпафродитъ, Фаонъ, придворные и рабы.

Впродолженіе этой сцены приближается гроза. Порою слышатся отдаленные раскаты грома.

НЕРОНЪ, Сенекѣ, указывая на Ватинія.

Посмотри на этого человѣка: онъ кажется смѣшнымъ въ своей шутовской одеждѣ рядомъ съ тобою. А между тѣмъ, онъ можетъ дать больше, чѣмъ ты. Можешь ли ты съиграть роль шута?

СЕНЕКА.

Цезарь, я могу лишь одно: быть вѣрнымъ слугою цезаря и Рима.

НЕРОНЪ.

Ты повторяешь одно и то же. И я повторю тебѣ: это твоя роль. Ты умѣешь ее играть: я это знаю. Но вотъ этотъ шутъ умѣетъ играть и роль шута, и всякія другія роли. Онъ можетъ съиграть намъ тебя. Ватиній, съумѣешь ты представить Сенеку?

ВАТИНІЙ.

Для меня это очень легко, повелитель.

НЕРОНЪ.

Почему же легко?

ВАТИНІЙ.

Потому, великій цезарь, что я дуракъ. А всякій дуракъ — прирожденный мудрецъ.

НЕРОНЪ, смѣется.

Хорошо. Представь же намъ Сенеку. Рабы, надѣньте на него тогу.

Рабы одѣваютъ Ватинія въ тогу. СЕНЕКА.

Не унижай, великодушный цезарь,

Въ моемъ лицѣ сенатъ. Въ былые дни

Склонялись предъ сенаторами Рима

Властители…

НЕРОНЪ.

А въ наши дни пускай

Склоняется сенатъ передо мною…

Но о политикѣ оставимъ споръ:

Займемся представленіемъ веселымъ.

Ватинію.

Будь остроумнѣй: передъ самимъ Сенекой

Играешь ты.

Окружающимъ.

А васъ, мои друзья,

Я ставлю судьями его искусства:

Почтимъ рукоплесканьями шута,

Коль онъ того окажется достойнымъ.

СЕНЕКА.

Позволь мнѣ, цезарь, удалиться…

НЕРОНЪ, удерживая его.

Какъ,

Уйдти ты хочешь? Но сейчасъ не ты ли

Мнѣ говорилъ, что будешь очень радъ,

Коль я тебѣ доставлю поученье

Веселымъ зрѣлищемъ?

Ватинію.

Ну, къ дѣлу, шутъ!

ВАТИНІЙ, голосомъ Сенеки.

О римляне! поймите: добродѣтель

Есть благо высшее изъ благъ;

Я въ томъ судья вамъ и свидѣтель:

Безъ добродѣтели я въ жизни ни на шагъ.

Чтобъ добродѣтелью въ сей жизни наслаждаться,

Ненадобно заботиться о злѣ:

Кто можетъ на конѣ кататься,

Тотъ не поѣдетъ на ослѣ.

Вотъ почему, къ добру направивъ думы,

Отъ зла стараюсь уклоняться я:

Съ казны сбираю кругленькія суммы,

И сладко пью, и сладко ѣмъ, друзья.

Неронъ апплодируетъ, остальные тоже. НЕРОНЪ, Сенекѣ.

Онъ недурно схватилъ самую суть твоей философіи, но у него не достанетъ ума сдѣлать настоящее заключеніе. Я попробую это за него.

Декламируетъ голосомъ Сенеки.

Мой кодексъ мудрости, конечно, — внѣ сомнѣній:

Я имъ руководился вѣкъ

И въ цѣломъ рядѣ сочиненій

Отлично доказалъ, что я, Сенека Энній,

Изъ римлянъ — первый человѣкъ!

Я даже превзошелъ Нерона:

Я правлю Римомъ за него!

Что будетъ, если вдругъ я удалюсь отъ трона.

О, римляне, скажите?

ВАТИНІЙ.

Ничего!

НЕРОНЪ.

Онъ хорошо сказалъ.

ВАТИНІЙ.

На мѣсто Сенеки, великодушный цезарь, ты можешь поставить меня. Вѣдь ужъ доказано: мудрецъ и дуракъ одно и то же.

НЕРОНЪ.

Клянусь я Полуксомъ! ты правъ, Ватиній:

Калигула для лошади своей

Считалъ достойнымъ консульское званье,

Такъ почему жъ не могъ бы я теперь

Облечь шута сенаторскою тогой?

Сенекѣ.

Ты добродѣтель благомъ признаешь

И пользуешься ею въ жизни ловко,

А у меня иное благо — сила,

И пользоваться силой я хочу!

Пришла пора: моей могучей волей

Я больше не позволю вамъ играть.

Я цезарь, а не ты, не Агриппина!

Вы съ нею всюду шепчете: Неронъ

Комедіантъ, онъ къ власти неспособенъ,

Мы правимъ за него. А, хорошо!

Вы предъ собой увидите Нерона

Властителя.

Ударъ грома.

Ты слышишь ли, старикъ,

Раскаты грома: то гроза подходитъ;

Лазурь небесъ заволоклася тьмой,

И вмѣсто радостной улыбки солнца

Изъ нѣдръ грозящихъ тучъ блеститъ огонь

Кровавой молніи. Вотъ образъ вѣрный

Моей души: веселая безпечность

Въ ней смѣнится ужасною грозой,

И вы, дрожа и ползая во прахѣ,

Преклонитесь предъ силою моей!

ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

править
Атріумъ. Ряды колоннъ. Пролеты между колоннами задняго ряда закрыты драпировкой. Драпировка въ среднемъ пролетѣ приподнята и на дальнемъ планѣ видѣнъ садъ, скалы, море. На второмъ планѣ фонтанъ и статуя Клавдія. Ближе къ авансценѣ мраморныя скамьи и золоченыя кресла.

СЦЕНА I.

Агриппина, Ацерронія.

АГРИППИНА.

Нѣтъ, вижу — здѣсь я лишняя совсѣмъ:

Здѣсь властвуютъ гетеры съ ихъ царицей,

Поппеей ненавистной!.. О, Неронъ,

Ты унижаешь мать, ты даже тѣни

Того могущества, что принесла

Тебѣ я въ даръ, не хочешь мнѣ оставить!

Смотри, твоя рискованна игра:

Ты самъ какъ тѣнь безжизненная можешь

Нежданно, вслѣдъ за Клавдіемъ, сойдти

Въ подземный Тартаръ, и туда дорогу

Я укажу тебѣ!..

АЦЕРРОНІЯ.

О, перестань,

Божественная Августа… Ты въ гнѣвѣ

Позабываешь, что полна любовью

Къ рожденному тобой: какая мать

Для сына больше сдѣлала?

АГРИППИНА.

Объ этомъ

Не вспоминай мнѣ. Я люблю его…

Но развѣ не люблю своей руки я?

Чтобъ нѣжность ей предать и бѣлизну,

Я въ молокѣ ослицъ ее купаю,

Я украшаю кольцами ее,

Запястьями изъ золота… Такъ что же?

Я дѣлаю все это потому,

Что въ ней рабу послушную я вижу:

Ея движенья возвѣщать должны,

Властительную волю Агриппины!

АЦЕРРОНІЯ.

Твоя рука прекрасная ведетъ

Дорогой славы цезаря Нерона,

И цѣлый Римъ твоей покоренъ волѣ.

АГРИППИНА.

Такъ было прежде. Но теперь все это

Перемѣнилось. Отъ моихъ оковъ

Освободился цезарь и стремится

Повелѣвать онъ матерью… Зачѣмъ

Я только мать Нерону!..

АЦЕРРОНІЯ.

Но кого же

Обязанъ больше императоръ чтить,

Кого любить онъ болѣе обязанъ?

АГРИППИНА.

Ахъ, Ацерронія, ты молода

И судишь ты легко. Какъ ни гордится

Мужчина грубой силою своей, —

У женщины на привязи онъ вѣчно.

Ребенкомъ онъ за матерью идетъ,

Потомъ, возросши, отдается сердцемъ

Любимой женщинѣ; а та, кому

Онъ жизнію обязанъ, — позабыта!

Онъ ищетъ наслажденья красотой

И юностью — что мать ему? Помѣха

Его страстямъ… О, если бъ не была

Я матерью Нерона, — я могла бы

Поппеи не бояться. Развѣ я

Не привлекла бы нѣжною улыбкой

И взоромъ обольстительнымъ его

Измѣнчиваго сердца? Но природа

Мнѣ это запрещаетъ. Почему?

Что мнѣ за дѣло до ея закона?

Не уступлю я сына молодой

Соперницѣ, хотя бы мнѣ пришлося

Нарушить всѣ законы!.. Кто испилъ

Напитокъ власти сладостный однажды,

Тотъ не отклонитъ жадныхъ устъ своихъ

Отъ чаши очарованной, покуда

Ея не вырвутъ!..

Поппея съ опущеннымъ покрываломъ выходитъ въ сопровожденіи Тигилина.

Посмотри, кто тамъ

Выходитъ съ Тигилиномъ? Узнаешь ли

Ты сладострастныя ея движенья

И головы кокетливый наклонъ

Подъ складками полупрозрачной палы?

Клянусь богами мрачнаго Аида,

Я не могу сдержаться…

СЦЕНА II.

Агриппина, Поппея, Тигилинъ, Ацерронія.

АГРИППИНА.

Тигилинъ!

ТИГИЛИНЪ.

Что угодно, властительница?

АГРИППИНА.

Кого это ты ведешь къ цезарю? Какимъ дѣломъ ты занялся? Скоро сирійскіе торговцы невольницами станутъ проклинать тебя за то. что ты отбиваешь у нихъ выгодное ремесло.

ТИГИЛИНЪ.

Божественная Августа, та, кого я сопровождаю, достойна почтенія, подобающаго женщинѣ, которую приблизилъ къ себѣ императоръ.

АГРИППИНА.

Стало быть, твоя красавица — одна изъ новыхъ любовницъ цезаря? Это любопытно. Нельзя ли мнѣ взглянуть на эту куколку? Кто она такая? Хорошенькая невольница? Веселая дѣвушка съ римской улицы, надушенная какъ лавка продавца благовонныхъ товаровъ?

ПОППЕЯ.

Нѣтъ, это слишкомъ… Тигилинъ, я жду…

АГРИППИНА.

Какое нетерпѣніе!.. Постой-ка,

Моя красавица: дай посмотрѣть

Твое лицо?

Быстро подступаетъ къ Поппеѣ и срываетъ съ нея покрывало.

А, это не раба,

Не уличная тварь!.. Я не узнала

Супругу благородную Криспина,

Что перешла къ Отону и его

Легко покинула; я не узнала

Подругу всѣхъ, кто цѣнитъ красоту,

Прелестницу, любимую Нерономъ,

И кѣмъ еще?

ПОППЕЯ.

Императрица — мать

Въ веселомъ настроеніи, я вижу?

Но, кажется, вѣдь мы не на пиру,

Гдѣ пьяный такъ себя ведетъ, какъ будто

Имѣетъ право съ грубымъ шутовствомъ

Смѣяться надъ другими.

АГРИППИНА.

Ты ошиблась,

Царица красоты, — вѣдь такъ зовутъ

Тебя льстецы Нерона? — Ты ошиблась:

Я не пьяна, нѣтъ, я трезвѣй васъ всѣхъ!

Трезвѣе цезаря, что одурманенъ

Твоими ласками, трезвѣй тебя,

Чья голова вскружилась отъ тщеславья

Своимъ кокетствомъ!.. Да, я вижу все

На вашихъ оргіяхъ, малѣйшій слышу шопотъ;

Я проникаю даже въ тайну думъ

Такихъ красивыхъ куколъ, какъ Поппея:

Волненіе ихъ сердца, и печаль,

И честолюбья скрытаго мечтанья

Безумныя, смѣтныя — все я знаю!

ПОППЕЯ.

Напрасно стрѣлы острыя свои

Въ меня бросаешь ты: онѣ отскочатъ

И въ сердце злобное твое вонзятся!

Тебѣ завидно, что меня зовутъ

Царицей красоты; но въ цѣломъ Римѣ

Прославилася ты царицей злобы:

Такъ будь довольна славою своей,

Старайся скрыть свои дѣла въ минувшемъ

И думой черной не гадай о томъ,

Что въ будущемъ я сдѣлаю.

АГРИППИНА.

Не надо

Тутъ быть отгадчицей: твой видѣнъ путь,

Ты хочешь сдѣлаться императрицей

И погубить меня.

ПОППЕЯ.

А сколькихъ ты

Сама сгубила? Сосчитай, припомни

И замолчи! Не то я разверну

Передъ тобою тотъ ужасный свитокъ,

Гдѣ кровью ты вписала имена

Убитыхъ жертвъ… Меня двумя мужьями

Ты попрекаешь: сколько у тебя

Ихъ было?.. А любовниковъ? — безъ счета!

Вѣдь ты, какъ трутней, убивала ихъ,

Безстыдно одного другимъ смѣняя.

АГРИППИНА.

Свои дѣла я знаю. Не тебѣ

Меня судить. Что бъ я ни совершила,

На высотѣ престола я стою

Передъ тобой, презрѣнной лицемѣркой,

Ничтожной выскочкой, чьихъ подлыхъ дѣлъ

И преступленій жалкихъ міръ не знаетъ,

Лишь потому, что ты ползешь во тьмѣ.

Какъ гадина, ты вылѣзла изъ грязи,

И жалишь тайно, разливая ядъ.

Я отъ рожденья призвана къ величью:

Я дочь Германики! А ты… кто ты?

Какія ты права на власть имѣешь?

ПОППЕЯ.

Не говори мнѣ о твоихъ правахъ:

Ихъ знаетъ цѣлый Римъ. Ты Мессалину,

Въ своихъ сѣтяхъ запутавъ, подвела

Безжалостно подъ мечъ преторіанца,

Ты — злая дочь великаго отца —

Вступила въ бракъ съ его безумнымъ братомъ

И осквернила ложе Гименея

Кровосмѣшеньемъ! А потомъ, когда,

Въ твоемъ обманѣ убѣдившись, Клавдій

Раскаялся, — ты поднесла ему

Отраву на пиру.

Указываетъ на статую Клавдія.

Смотри убійца,

Вонъ тамъ стоитъ его изображенье:

Не кажется ль тебѣ, что этотъ ликъ

Становится блѣднѣе и суровѣй

И тайный ужасъ взоръ его мрачитъ,

И мертвый мраморъ, рѣчь мою внимая,

Киваетъ въ знакъ согласья головой?

А, ты блѣднѣешь! Совѣсти укоры

Еще доступны и твоей душѣ?

Ты чувствамъ человѣческимъ подвластна?

Ты — Агриппина!

АГРИППИНА.

Глупая мечта!

Когда бъ всѣ слезы и потоки крови

Погибшихъ мертвецовъ ты на меня

Навѣяла, какъ вѣтеръ навѣваетъ

Порою дождь, — повѣрь, я и тогда

Не поблѣднѣла бы, внимая бреднямъ

Болтуньи лицемѣрной! Я блѣдна

Не отъ укоровъ совѣсти и страха, —

Отъ гнѣва я блѣдна. Какъ смѣешь ты

Такъ дерзко говорить съ императрицей,

Какъ смѣетъ твой языкъ позорить мать

Властителя?

ПОППЕЯ.

Властитель онъ для Рима

И для тебя; а для меня онъ — рабъ,

Моей любви покорный; я владѣю

Его душою болѣе, чѣмъ мать,

Наскучившая и ему, и Риму.

АГРИППИНА бросается къ ней.

Умолкни, тварь бездушная, не то

Я заклеймлю пощечиной позорной

Гетеру бѣлокурую!

Сдерживается и отступаетъ.

Змѣя

Коварная и злая! какъ пиѳоны,

Что душатъ Трои стараго жреца,

Вкругъ сына моего ты обвилася!..

Ты думаешь, спокойно буду я

Смотрѣть но это, буду ждать, покуда

Изъ сердца сына къ матери любовь

Ты высосешь своимъ змѣинымъ жаломъ?

О, наготовѣ я держу топоръ,

Старинный, римскій, съ плоской рукояткой

И острымъ лезвіемъ; я разсѣку

Тебя двумя ударами и, корчась,

Ты, гадина, смѣшаешь съ прахомъ кровь!

Ты возмечтала, что совсѣмъ со мною

Покончила? Нѣтъ, я еще жива!

И пусть не такъ я молода, какъ прежде,

Не такъ красива, — все же растоптать

Могу тебя я: ты увидишь это!..

Ну, а теперь — или и обольщай

Притворнымъ сладострастьемъ взоръ Нерона.

Я высказала все тебѣ и, вѣрь,

Все сдѣлаю я такъ, какъ обѣщала!

Дѣлаетъ знакъ Ацерроніи и быстро уходитъ; Ацерронія слѣдуетъ за ней.
СЦЕНА III.

Тигилинъ, Поппея.

ПОППЕЯ.

Зачѣмъ я хороша? О, боги, боги,

Возьмите красоту мою: пускай

Я буду отвратительнѣе Гарпій,

Но съ острыми когтями, какъ онѣ,

Чтобъ растерзать могла я Агриппину!..

Она со мною обошлась какъ съ дѣвкой

Продажною!.. Вотъ что приноситъ мнѣ

Твоя любовь, Неронъ!..

ТИГИЛИНЪ.

Я говорилъ тебѣ, что надо дѣйствовать. Она поклялась тебя погубить. Иди къ цезарю: у него ты найдешь защиту отъ твоей оскорбительницы. Она сама играетъ тебѣ въ руку. Стоитъ только подтолкнуть Нерона, и онъ возмутится противъ матери. Да еще какъ возмутится: вѣдь онъ достойный ея сынъ… Бьюсь объ закладъ, пройдетъ еще нѣсколько дней, и ты будешь властвовать въ Римѣ, а Агриппина…

ПОППЕЯ.

Какимъ бѣшенствомъ полна моя душа противъ этой женщины! Она становится на моей дорогѣ, она хочетъ отнять у меня все: цезаря, власть и даже… Я задыхаюсь отъ злобы…

ТИГИЛИНЪ.

Успокойся. Не смотри такъ сердито. Блѣдность гнѣва не пристала твоему лицу. Иди къ цезарю. Покажись ему угнетенной, кроткой страдалицей. Жалуйся ему, умоляй: это его тронетъ и еще больше усилитъ его любовь… Вотъ онъ приближается. Приготовься его встрѣтить.

Уходитъ.
СЦЕНА IV.

Поппея, Неронъ, Тигилинъ,

НЕРОНЪ.

Поппея, отчего ты такъ грустна?

Клянусь я Стиксомъ! нынче день печали:

Всѣ плачутъ и тоскуютъ во дворцѣ…

У скалъ береговыхъ гулялъ я утромъ

Съ созданьемъ кроткимъ, нѣжнымъ и прекраснымъ —

Съ испанской дѣвушкой: передо мной

О матери лила, бѣдняжка, слезы

И пѣла пѣсню родины своей

Такъ жалобно, какъ для царицы розы

Поетъ пѣвецъ печали соловей.

Она ушла… но грустной пѣсни звуки

Отозвались во всемъ: и плескъ волны,

И шумъ деревъ — казалось мнѣ — полны

Какимъ-то ропотомъ и стономъ муки…

Я думалъ: твой, всегда привѣтный, взоръ

Развѣетъ грусть и дастъ мнѣ радость снова;

Но ты встрѣчаешь цезаря сурово,

Въ твоихъ глазахъ читаю я укоръ.

Чѣмъ ты встревожена?

ПОППЕЯ.

Невольной думой

О томъ, какъ участь женщины жалка:

Когда мужчина нѣгой нашей страсти

Пресытился, — мы годны лишь на то,

Чтобъ утѣшать его въ невольной скукѣ…

Что дѣлать: я какъ смирная овца

Такой судьбѣ готова покориться;

Я цезаря не смѣю упрекать,

Когда ночныхъ онъ ищетъ приключеній

Съ пѣвицами, съ танцовщицами…

НЕРОНЪ.

Ты

Меня ревнуешь?.. Успокойся. Цезарь,

Величьемъ утомленный, иногда

Желаетъ быть хоть ночь одну плебеемъ.

Тому, кто постоянно пьетъ вино,

Вода простая кажется пріятной…

Я только для сравненья говорю,

Но, ты вѣдь знаешь, пью всегда охотно

Я сладкое вино твоей любви.

Хочетъ ее обнять. ПОППЕЯ, отстраняясь.

Благодарю за лестное сравненье…

Однако, вотъ что странно: отъ воды

Пьянѣетъ цезарь больше и безумства

Готовъ онъ дѣлать всякія…

НЕРОНЪ.

Такъ что жъ!

Вотъ видишь ли: весь Римъ — притонъ безумныхъ,.

Вся наша жизнь — помѣшаннаго бредъ!

И самая природа сумасшедшей

Мнѣ кажется порой: зачѣмъ она

Во слѣдъ улыбкѣ солнца посылаетъ

Сверкающую молнію и громъ?

ПОППЕЯ.

То гнѣвъ Юпитера для смертныхъ страшный.

НЕРОНЪ, смѣется.

Не для меня. Юпитеру я равенъ:

Онъ повелитель неба, я — земли,

И мы другъ съ другомъ превосходно ладимъ.

ПОППЕЯ.

О, не шути. Земли властитель ты,

Но надъ твоей могучей властью могутъ

Смѣяться даже во дворцѣ твоемъ.

НЕРОНЪ.

Что ты сказала? Что за мысль таится

Въ твоихъ словахъ?

ПОППЕЯ.

Я правду говорю.

Твоя любовь — почетъ. Ты удостоилъ

Меня такимъ почетомъ; между тѣмъ,

Ругаясь надо мною, оскорбляютъ

Въ моемъ лицѣ твою любовь и власть.

НЕРОНЪ.

Кто могъ, кто смѣлъ себѣ позволить это?

ПОППЕЯ.

Кто могъ? Кто смѣлъ? Та, передъ кѣмъ Неронъ

Смиряется со страхомъ.

НЕРОНЪ.

Агриппина!

ПОППЕЯ.

Вотъ здѣсь, сейчасъ, съ меня сорвавши палу,

Какъ уличную дѣвку, какъ рабу,

Она меня позорила безстыдно!

Она грозила топоромъ отсѣчь

Мнѣ голову, коль я тебя не брошу…

Ты хмуришь брови, твой сверкаетъ взоръ?

Ты сердишься? За что? Ужъ не за то ли,

Что я тебѣ все это говорю?

Ну, хорошо: я замолчу. Покорность

Мой жалкій долгъ. Безмолвно буду я

Сносить всѣ оскорбленія и муки,

Покуда не замолкну навсегда…

Она грозила топоромъ покончить…

Къ чему топоръ? Есть и другія средства:

Есть ядъ, кинжалъ… Когда я упаду

Къ твоимъ ногамъ холоднымъ, блѣднымъ трупомъ,

Въ кровавыхъ ранахъ, — можетъ быть, тогда

Ты пожалѣешь обо мнѣ и скажешь:

Она была добра и хороша,

Ея, простертыя недвижно, руки

Меня сжимали въ пламенныхъ объятьяхъ,

Ея нѣмыя, блѣдныя уста

Меня такъ нѣжно, страстно цѣловали,

Она меня любила и погибла

Отъ рукъ убійцы за свою любовь!

НЕРОНЪ.

Покуда живъ Неронъ, клянусь, Поппея,

За каждый звукъ твоихъ печальныхъ жалобъ,

За каждую слезу твою она

Заплатитъ мнѣ! Надменнымъ оскорбленьямъ

Я положу конецъ. Послѣдній рабъ

Въ своей семьѣ покой и власть имѣетъ;

А я, властитель Рима, не могу

Сравняться съ нимъ: безумною враждою

Она вездѣ преслѣдуетъ меня

И власть мою и тѣхъ, кого люблю я!..

ПОППЕЯ.

Да, цезарь, положеніе твое

Невыносимо. Надобно смириться

Предъ властью Агриппины, и тогда

Спокоенъ будешь ты и безопасенъ

Въ своемъ дворцѣ.

НЕРОНЪ.

Смириться передъ ней?

Я — я смириться долженъ?!

ПОППЕЯ.

Что же дѣлать?

Ужасенъ гнѣвъ ея и, можетъ быть,

Не мнѣ одной грозитъ ударъ кровавый

Руки, привыкшей мстить и убивать…

Ахъ, вижу я, необходима жертва,

Чтобъ цезаря спасти, — и принесу

Себя я въ жертву…

НЕРОНЪ.

Перестань, Поппея…

ПОППЕЯ.

Нѣтъ, дай сказать мнѣ все: изъ-за меня

Она тебя преслѣдуетъ враждою,

Она боится, что моя любовь

Преграду замысламъ ея поставитъ,

И гонитъ прочь меня. Она права:

Мнѣ надо удалиться. Что такое

Я во дворцѣ? Наложница твоя!

Ужель не стоитъ честь моя дороже?

НЕРОНЪ.

Поппея, вѣрь, твою любовь цѣню

Я больше императорскаго сана…

ПОППЕЯ.

Что пользы въ томъ?.. Непостояненъ ты,

И каждый день доказываетъ это.

Вотъ и сегодня… Нѣтъ, прошу тебя:

Исполни матери своей желанье

И отъ Поппеи откажись.

Со слезами.

Позволь

Мнѣ къ мужу возвратиться. Тамъ найду я

Спокойствіе, утраченное мной.

Мой благороденъ мужъ, меня онъ любитъ.

Онъ приметъ вновь виновную жену

И мнѣ проститъ безумье увлеченья

Тобой, мой цезарь… Отпусти меня…

Разстанемся… хоть тяжело разстаться, —

Разстанемся: такъ суждено судьбой,

Такъ намъ повелѣваетъ Агриппина…

НЕРОНЪ.

Довольно… слезъ томительныхъ не лей…

Или я врагъ себѣ, что уступлю я

Тебя судьбѣ и матери моей?

Отдамъ имъ счастье жизни, угождая

Безумнымъ ихъ капризамъ? Никогда!

Спокойна будь. Я оградить съумѣю

Тебя отъ оскорбленій…

За сценой шумъ и голоса народа: Цезаря! Цезаря!

Что за шумъ?

Входитъ Тигилинъ.

Что тамъ случилось, Тигилинъ? Я слышу

Народа крикъ?

ТИГИЛИНЪ.

Ты, повелитель, правъ:

Народъ волнуется. Когда отсюда

Та дѣвушка, пѣвица, выходила,

Въ толпѣ народной, у дворца, ее

Старикъ какой-то встрѣтилъ, христіанинъ;

Онъ сталъ пѣвицу спрашивать: зачѣмъ

Она попала во дворецъ? Актея

Отвѣтила ему. Тогда старикъ,

Какъ изступленный, началъ дерзкой рѣчью

Мутить толпу…

НЕРОНЪ.

Что жъ онъ сказалъ?

ТИГИЛИНЪ.

Не смѣю

Я повторить, властитель…

НЕРОНЪ.

Говори.

ТИГИЛИНЪ.

Онъ поносилъ позорными словами

Твое величіе. Народъ, услышавъ

Безумца рѣчи, бросился къ нему,

А дѣвушка, обнявъ его, съ мольбой

Хотѣла защитить. Толпа обоихъ

Убила бы на мѣстѣ, если бъ я

Не приказалъ тотчасъ преторіанцамъ

Ихъ удалить отъ черни.

НЕРОНЪ.

Гдѣ жъ теперь

Та дѣвушка?

ТИГИЛИНЪ.

Она и христіанинъ

Подъ стражей, здѣсь. Озлобленный народъ

Ихъ смерти требуетъ; онъ въ дикомъ буйствѣ

Кричитъ: пусть цезарь судитъ христіанъ!

Дворецъ мятежной осажденъ толпою…

НЕРОНЪ.

А, подлые бунтовщики! Они

Хотятъ властителя заставить силой

Творить расправу. Хорошо. Впусти

Сюда толпу и приведи Актею

И старика безумнаго.

Тигилинъ уходитъ. ПОППЕЯ.

Неронъ,

Повѣрь мнѣ, этотъ бунтъ не такъ случаенъ,

Какъ кажется. Подозрѣваю тутъ

Я мстительную руку Агриппины.

НЕРОНЪ.

Сейчасъ узнаемъ.

СЦЕНА V.

Неронъ, Поппея, Тигилинъ, старикъ, Актея, народъ, стража,

НЕРОНЪ, Тигилину, указывая на старика.

Этотъ человѣкъ

Передъ народомъ бранными словами

Позорилъ цезаря?

ТИГИЛИНЪ.

Да, повелитель.

НЕРОНЪ.

Пусть подойдетъ онъ ближе.

Старикъ подходитъ въ сопровожденіи двухъ преторіанцевъ. Неронъ пристально смотритъ ему въ лицо. Старикъ держится прямо и гордо.

Развѣ ты

Привѣтствовать властителя не можешь?

Колѣни преклони!

СТАРИКЪ.

Передъ тобою —

Предъ человѣкомъ преклонить колѣни?

НЕРОНЪ.

Предъ императоромъ твоимъ, старикъ.

СТАРИКЪ.

Я преклоняюсь только передъ Богомъ.

НЕРОНЪ.

Ты въ бога вѣруешь?

СТАРИКЪ.

Да, вѣрую въ Него.

НЕРОНЪ.

Кого же изъ боговъ ты почитаешь:

Юпитера? иль Марса? или Весту?

СТАРИКЪ.

Нѣтъ, это — суетные боги: имъ

Я не служу.

ГОЛОСА ВЪ НАРОДѢ.

Казни безумца, цезарь!

Онъ богохульствуетъ!

НЕРОНЪ, повелительно.

Молчите!

Старику.

Ты

Вѣдь молишься кому нибудь?

СТАРИКЪ.

Молюся.

НЕРОНЪ.

Кому же?

СТАРИКЪ.

Человѣческому сыну

И вмѣстѣ Сыну Божію.

НЕРОНЪ, Поппеѣ.

Есть смыслъ

Въ его отвѣтѣ. Да, для человѣка

Лишь человѣкъ быть долженъ божествомъ.

Вотъ почему весь Римъ благоговѣйно

Божественность Нерона признаетъ…

Не понимаю, отчего считаютъ

Ихъ секту нечестивою: они

О многомъ судятъ очень справедливо.

ПОППЕЯ.

Что говоришь ты, цезарь: волшебствомъ

Полно ученье ихъ…

НЕРОНЪ.

Ты суевѣрна

Была всегда, Поппея. Таковы

Всѣ женщины.

Старику.

Послушай, другъ, свободу

Я возвращу тебѣ, но поклянись,

Что вѣрить ты въ божественность рожденья

Нерона-цезаря.

СТАРИКЪ.

Нѣтъ! ты рожденъ

Изъ персти, какъ и я. Земнымъ владыкой

Поставленъ ты и въ гордости своей

Равняться съ божествомъ небесъ дерзаешь!

Безумная мечта! Ты сынъ грѣха,

Ты служитъ злу, какъ рабъ; ты наполняешь

Надменностью и блудодѣйствомъ міръ!

Убійца ты людей! Тебя погубитъ

Твое высокомѣріе. Во прахъ

Пади лицомъ, молись Тому, Кто держитъ

Твою судьбу въ своей десницѣ сильной,

Молись, чтобы Создатель надъ тобой

Умилосердился, пока не поздно!

НЕРОНЪ, презрительно.

Я говорю съ тобой, старикъ, — и я,

По твоему, высокомѣренъ!

НАРОДЪ.

Цезарь,

На крестъ измѣнника! Казни его!

НЕРОНЪ, къ народу.

Молчите!

Старику.

Кто же, объясни, безумецъ,

Сынъ человѣческій, кого ты чтишь?

Не бунтовщикъ ли онъ? О, если такъ —

Твоя надежда на него напрасна:

Онъ не спасетъ тебя, и ты умрешь…

Чего же отъ него ты ожидаешь?

СТАРИКЪ.

Хочу ему уподобиться.

ПОППЕЯ.

Онъ

Желаетъ божеству уподобиться:

Вотъ странная причуда.

ТИГИЛИНЪ.

Повелитель,

Не время ли окончить съ нечестивцемъ:

Онъ забывается…

НАРОДЪ.

На крестъ, на крестъ его!

НЕРОНЪ.

Терпѣнье, граждане. Быть можетъ, скоро

Онъ уподобится тому, кого

Мечтой безумной создалъ.

СТАРИКЪ.

О, когда бы,

Какъ Онъ, я принялъ на крестѣ страданье

И умеръ за Его завѣтъ святой!

ПОППЕЯ.

Твое желаніе легко исполнить.

СТАРИКЪ, вдохновенно.

Господь! Ужель желанный часъ насталъ —

И я Тебѣ послѣдую и буду,

Какъ Ты, висѣть на древѣ и сносить

Съ терпѣніемъ и кротостію муку,

Подъятую за этотъ грѣшный міръ…

Да озаритъ меня священный свѣтъ,

Въ Твоихъ очахъ сіявшій въ то мгновенье,

Когда Ты, умирающій, изрекъ

Глаголъ любви святой и всепрощенья!

О, если бы, Спаситель мой, я могъ

Подняться до Тебя и мукой крестной

Стяжать блаженство вѣчности небесной!

НЕРОНЪ.

Ты хочешь на крестѣ висѣть, старикъ?

Я это удовольствіе доставлю

Безумью твоему. Ты высоко

Сбираешься летѣть съ земли на небо,

Такъ пусть повыше вознесется крестъ.

СТАРИКЪ, въ мистическомъ восторгѣ.

Да, онъ превыше міра вознесется,

Небеснымъ свѣтомъ озаряя тьму,

И благодать креста на міръ прольется,

И люди всѣ поклонятся ему!

И царство новое любви и правды

Воздвигнетъ Богъ, страдавшій на крестѣ,

И призоветъ къ Себѣ рабовъ и нищихъ,

Униженныхъ, трудомъ обремененныхъ,

И облегчитъ ихъ бремя, уврачуетъ

Страдальцевъ истомленныя сердца

И жаждущихъ покоя и свободы

Изъ чаши жизни вѣчной напоитъ!..

Спаситель міра, кровью искупившій

Его грѣхи! Тебя я вижу тамъ,

На небесахъ: вѣнцомъ блистаютъ звѣзды

Вокругъ престола Твоего, хвалу

Тебѣ возносятъ сонмы серафимовъ!

Иду къ Тебѣ съ послѣднею мольбой:

Страданьемъ правду Твоего Завѣта

Запечатлѣть готовъ я до конца:

Прими меня. Богъ истины и свѣта,

На лоно Твоего предвѣчнаго Отца!

Съ молитвой упадаетъ на колѣни.

ПОППЕЯ.

Твое величье, цезарь, побѣдило

Упрямаго безумца.

ТИГИЛИНЪ.

Онъ мечталъ,

Какъ будто видѣлъ Аполлона въ блескѣ

Его лучей.

ПОППЕЯ.

Нерона видѣлъ онъ!

НЕРОНЪ.

Да, ты сказала правду. Я воздвигну

Колоссъ изъ мѣди: пусть, какъ новый богъ,

Изображенный имъ, мой образъ будетъ

Надъ Римомъ возноситься.

Христіанину.

Ну, старикъ,

Хоть мнѣ и жаль тебя, но по закону

За поношенье цезаря принять

Ты долженъ казнь.

НАРОДЪ.

На крестъ, на крестъ его!

СТАРИКЪ.

Не къ смерти — къ новой жизни я иду:

Я на крестѣ спасенье обрящу…

АКТЕЯ, бросается къ старику.

Ты не одинъ умрешь!

СТАРИКЪ.

О, дочь моя!

АКТЕЯ, Нерону.

Молю тебя и заклинаю, цезарь,

Дай повелѣнье и меня казнить:

Я христіанка также. Онъ наставилъ

Меня въ завѣтахъ новаго ученья:

Я вѣрю въ Бога истины, какъ онъ,

И отвергаю ложные кумиры,

Которыхъ прежде чтила за боговъ.

НЕРОНЪ.

Актея, перестань. Твои слова —

Порывъ мечты ребяческой. Для жизни

Ты создана и глупо умирать

Тебѣ, дитя, изъ-за нелѣпыхъ бредней

Безумнаго бродяги. Онъ тѣмъ больше

Достоинъ казни, что смущаетъ юность

И красоту нечестіемъ своимъ.

СТАРИКЪ.

Да, дочь моя, живи. Еще не время

Тебѣ принять страданье. Укрѣпляй

Въ святыхъ завѣтахъ молодую душу

И, день настанетъ, — воззоветъ Господь

Тебя на подвигъ благостный, какъ нынѣ

Воззвалъ онъ недостойнаго раба.

НАРОДЪ.

Смерть христіанкѣ! Въ циркъ ее! звѣрямъ!

ПОППЕЯ.

Народъ разумно судитъ: христіанка

Виновна столько жъ, какъ и тотъ старикъ…

НЕРОНЪ.

Кто изъ людей виновенъ, кто невиненъ, —

Судьба, казня и милуя, о томъ

Не спрашиваетъ насъ. Таковъ и цезарь!

Тигилину.

Ты отвѣчаешь, Тигилинъ, за жизнь

И безопасность дѣвушки. Пусть стража

Ее хранитъ отъ черни. Во дворцѣ

Она останется, или уйдти захочетъ. —

Исполни по ея желанью.

НАРОДЪ.

Нѣтъ,

Смерть христіанкѣ! Миловать ее

Ты, цезарь, не имѣешь права! Намъ

Отдай ее!

НЕРОНЪ.

Я не имѣю права,

Я — цезарь вашъ! Какъ смѣете, глупцы,

Вы буйствовать предъ вашимъ властелиномъ?

Мнѣ стоитъ сдѣлать знакъ одинъ — и вы

Падете подъ мечомъ преторіанцевъ,

Какъ падаютъ колосья подъ серпомъ!

Я такъ хочу, и этого довольно!

Довольно для меня, для васъ, для всѣхъ.

На жертву вашей ярости безумной

Сѣдаго изувѣра отдалъ я:

Ступайте наслаждаться представленьемъ,

Что благосклонно цезарь вамъ даритъ.

Пора окончить это.

Стражѣ.

Уведите

И старика, и дѣвушку.

Стража окружаетъ старика и Актею. СТАРИКЪ, благословляя Актею.

Прощай,

О, дочь моя! Въ иномъ блаженномъ мірѣ

Мы свидимся съ тобою. Будь тверда

Въ завѣтахъ слова Божія!..

АКТЕЯ.

Отецъ мой.

Прощай, прощай…

Рыдая, замираетъ у него на груди. Стражи разлучаютъ ихъ и уводятъ въ разныя стороны. Народъ слѣдуетъ за старикомъ.
СЦЕНА VI.

Неронъ, Поппея, Тигилинъ.

НЕРОНЪ.

Послушай, Тигилинъ:

Не нравится мнѣ это своевольство

Безумной черни. Я люблю, порой,

Веселье грубое плебеевъ видѣть,

Но не люблю ихъ дерзости. Народъ

Предъ властелиномъ долженъ преклоняться

И почитать его, какъ божество.

Тебѣ принять необходимо мѣры…

ТИГИЛИНЪ.

Великодушный цезарь, что могу

Я сдѣлать, если твоего величья

Не уважаютъ предъ народомъ тѣ,

Кто раздѣляетъ власть твою надъ Римомъ…

НЕРОНЪ.

О комъ ты говоришь?

ТИГИЛИНЪ.

Объ Агриппинѣ.

НЕРОНЪ.

Опять она! И тутъ она! Проклятье!..

ТИГИЛИНЪ.

Прости меня, властитель, что дерзаю

Я правду высказать: императрица

Народъ смущаетъ, осуждая вслухъ

Предъ нимъ дѣянья цезаря…

НЕРОНЪ.

Клянуся,

Ты на нее клевещешь, или я

Тебя не понимаю.

ТИГИЛИНЪ.

Повелитель,

Я преданный твой рабъ. Въ моихъ словахъ

Нѣтъ клеветы.

НЕРОНЪ.

Когда же это было?

ТИГИЛИНЪ.

Сейчасъ. Когда мятежная толпа

Передъ дворцомъ шумѣла и у стражи

Актею порывалася отбить,

Императрица вышла на террасу

И, это зрѣлище увидѣвъ, вдругъ

Сказала громко передъ всѣми съ гнѣвомъ:

«Вотъ до чего довелъ себя Неронъ!

Народъ, его дѣлами оскорбленный,

Предъ цезарскимъ дворцомъ творитъ расправу

Съ его… съ его…» Я цезарь не дерзну

Слова тѣ вымолвить…

НЕРОНЪ.

Хочу я слышать

Все до конца. Ну, говори!

ТИГИЛИНЪ.

«Съ его

Безстыдными любовницами».

ПОППЕЯ.

Видишь,

Меня предчувствіе не обмануло,

Я угадала сердцемъ: Агриппина

Замѣшана…

НЕРОНЪ, гнѣвно.

Она сказала это!

Она осмѣлилась!.. Она… Клянусь,

Я положу конецъ ея безумью

И злобѣ мстительной! Иначе мнѣ

Тронъ уступить придется Агриппинѣ

И стать рабомъ ея. Она, иль я —

Нѣтъ выбора. Мы жить не можемъ вмѣстѣ.

Тигилину.

Иди и волю объяви мою

Императрицѣ: я повелѣваю

Ей удалиться въ Анціумъ

Поппеѣ.

Она

Оттуда не вернется: окружу я

Преторіанцами ее, смотрѣть

За нею будутъ крѣпко.

ТИГИЛИНЪ.

Повелитель,

Позволишь ли сказать мнѣ…

НЕРОНЪ.

Говори.

ТИГИЛИНЪ.

Небезопасно это. Агриппина

Преторіанцевъ возмутитъ, повѣрь…

Ты замысловъ ея не знаешь тайныхъ:

Когда и здѣсь, вблизи тебя, она

Измѣну замышляетъ и не только

Волнуетъ чернь, вступаетъ съ ней въ союзъ,

Но даже и друзей твоихъ коварно

Любовью обольщаетъ, чтобы ихъ

Противъ тебя возстановить…

ПОППЕЯ, торопливо перебивая его.

Онъ правъ:

Ты долженъ мужествомъ вооружиться

И быстрою рѣшимостью…

НЕРОНЪ.

Мечомъ

Вооружиться долженъ я: онъ скоро

И вѣрно поражаетъ… Тигилинъ,

Что ты объ этомъ скажешь?

ТИГИЛИНЪ.

Повелитель,

Я думаю, что нужно поискать

Инаго средства… Въ Капуѣ однажды

Я былъ въ театрѣ. Сцену всю водой

Наполнили. Красивая галера

Съ пурпурнымъ флагомъ по волнамъ плыла,

Но вдругъ, предъ изумленною толпою,

Ея корма раскрылась, точно пасть,

Медвѣдей, львовъ и пестрыхъ тигровъ стаю

Выбрасывая изнутри. Въ борьбѣ

Между собой жестокой, съ дикимъ воемъ,

Они тонули въ безднѣ темныхъ водъ;

Потомъ корма закрылась вновь безъ шума…

Всѣ зрители пришли въ восторгъ, театръ

Дрожалъ отъ криковъ и рукоплесканій…

НЕРОНЪ.

Постой, зачѣмъ разсказываешь ты

Мнѣ этотъ вздоръ?

ТИГИЛИНЪ.

Великодушный цезарь,

Послушай терпѣливо до конца:

Со мною вмѣстѣ былъ тогда въ театрѣ

Пріятель мой давнишній Аницетъ…

НЕРОНЪ.

Начальникъ надъ Мизенскою эскадрой?

ТИГИЛИНЪ.

Да, цезарь, онъ. Понравилась ему

Галера эта съ раздвижной кормою

И онъ купилъ ее себѣ. Теперь

На ней онъ часто плаваетъ въ заливѣ…

НЕРОНЪ.

Ну, что жъ замолкъ ты? Продолжай разсказъ.

ТИГИЛИНЪ.

Я кончилъ, цезарь.

НЕРОНЪ, пристально смотря ему въ глаза.

Кончилъ?

ТИГИЛИНЪ.

Мнѣ сдается,

Императрица въ Анціумъ отплыть

Могла бы въ той галерѣ съ Аницетомъ.

НЕРОНЪ.

А!

Молчаніе.

Что задумалась, Поппея, ты?

ПОППЕЯ.

Я думаю о томъ, что море часто

Хоронитъ и пловцовъ, и корабли,

Что море глубоко и молчаливо.

НЕРОНЪ.

Да, ты права. Несчастія порой

Случаются на морѣ и предвидѣть

Никто не можетъ ихъ… Когда бъ она

Внезапно потонула — это случай,

Не болѣе…

ПОППЕЯ.

Счастливый для тебя:

Судьба, пославъ его, твою погибель

Предупредитъ.

НЕРОНЪ.

Зачѣмъ такой цѣной

Ужасною купить себѣ я долженъ

Спокойствіе! Зачѣмъ тяжелый санъ

Властителя ниспосланъ мнѣ богами!

ПОППЕЯ.

Да, слишкомъ кротокъ сердцемъ ты, Неронъ,

Для цезаря. Ты покарать боишься

Преступный умыселъ на власть твою —

Власть императора: вѣдь Агриппина

Ее похитить хочетъ у тебя;

А ты… ты не рѣшаешься измѣну

Предотвратить.

НЕРОНЪ.

О, нѣтъ, клянуся Стиксомъ,

Я накажу ужасно и жестоко

Измѣну государству!.. Если Брутъ

Казнилъ дѣтей за это преступленье,

То сыновья могли казнить отца,

Будь онъ измѣнникомъ. Какъ ты разсудишь

Объ этомъ, Тигилинъ?

ТИГИЛИНЪ.

Я слишкомъ простъ,

Чтобъ разрѣшать подобные вопросы.

Спроси объ этомъ цезарь у Сенеки:

Вѣдь онъ мудрецъ.

НЕРОНЪ.

Ты хорошо сказалъ.

Хотѣлъ бы я такой доставить случай

Для мудрости его: пускай свой лобъ

Онъ хмуритъ надъ нежданною задачей.

Смѣется.

Забавно это будетъ… Но твое

Я, все-таки, желаю слышать мнѣнье.

ТИГИЛИНЪ.

Я, цезарь, не умѣю разсуждать,

Я исполнять умѣю лишь приказы…

НЕРОНЪ.

Однако же, совѣты ты даешь,

И страшные совѣты. Было бъ лучше,

Когда бы, не совѣтуя, ты прямо

Свершилъ свой замыселъ. Но — все равно:

Кто далъ совѣтъ — его исполнить долженъ.

Пусть Аницетъ галеру приготовитъ;

Запомни только: ты отвѣтишь мнѣ

Своею головою за случайность

Съ императрицей на морѣ!

ТИГИЛИНЪ.

Властитель,

Какъ повелишь понять твои слова?

НЕРОНЪ.

Какъ я желаю. Ну, ступай и дѣлай,

Что приказалъ я.

Тигилинъ уходитъ. ПОППЕЯ, ласкаясь къ нему.

О, Неронъ, будь твердъ

Въ твоемъ рѣшеньѣ.

НЕРОНЪ, обнимаетъ ее.

Милая Поппея,

Мое рѣшенье — приговоръ судьбы.

Тебѣ я повторяю: успокойся,

Забудь свои тревоги…

Подходитъ къ среднему пролету между колоннами и отстраняетъ драпировку.

Посмотри,

Какъ хорошо! Гроза прошла, и солнце

Все озаряетъ радостнымъ лучемъ —

И выси скалъ, и море голубое!

Онѣ все тѣ же, тѣ же, какъ во дни

Привѣтливые золотаго вѣка,

Когда не вѣдалъ преступленья міръ

И люди не томилися враждою…

О, еслибъ мирнымъ пастухомъ я жилъ

Во времена невинныя Сатурна!

Я для любви, для счастія рожденъ,

Для сладкихъ гимновъ, мирнаго веселья…

Хлопаетъ въ ладоши. Входятъ рабы.

Рабы! Танцовщицъ, музыку сюда!

Пусть тѣшатъ намъ весельемъ слухъ и взоры.

Рабы уходятъ.

Моя возлюбленная! будемъ жить

Мгновеньемъ настоящаго прекраснымъ:

Сзовемъ друзей, виномъ наполнимъ чаши!

Пусть дѣвушекъ сирійскихъ хороводъ

Проходитъ передъ нами въ рѣзвой пляскѣ,

Подъ звуки флейтъ, исполненные ласки;

Пусть хоръ пѣвицъ Эроту гимнъ поетъ:

Онъ властелинъ любви и наслажденья,

Отрадны чары жгучія его…

Ахъ, въ этотъ мигъ я жажду одного:

Забвенья, сладострастнаго забвенья!

Увлекаетъ Поппею на одну изъ мраморныхъ скамеекъ и склоняетъ къ ней голову на грудь. Во время послѣднихъ словъ Нерона изъ глубины сцены появляются танцовщицы. Музыка и танцы. ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

править
Площадка, ведущая къ пристани. Посрединѣ широкія ступени, спускающіяся къ морю. Налѣво группа деревьевъ. Направо часть портика съ лѣстницей. На пьедесталахъ балюстрады, окружающей площадку, и на треножникахъ между колоннами портика горятъ огни. На дальнемъ планѣ видъ залива. — Ночь. — Луна.

СЦЕНА I.

Тигилинъ, Аницетъ, входятъ,

ТИГИЛИНЪ.

Такъ все готово у тебя?

АНИЦЕТЪ.

Готово:

Галера ждетъ съ гребцами.

ТИГИЛИНЪ.

Хорошо.

Распорядись сюда причалить. Время.

Отплытьемъ не замедлитъ Агриппина,

А тамъ… ты дѣло сдѣлаешь свое

И море тайну похоронитъ. Помни:

Себѣ и цезарю ты въ эту ночь

Окажешь драгоцѣнную услугу.

АНИЦЕТЪ.

Я помню… но…

ТИГИЛИНЪ.

Послушай, Аницетъ:

Въ дѣлахъ подобныхъ не бываетъ «но».

Когда властитель намъ повелѣваетъ,

То, не колеблясь, говорятъ: «исполню».

АНИЦЕТЪ.

Да; только повелѣнія такія,

Какъ то, что выполнить придется мнѣ,

Изъ устъ властителя я долженъ слышать.

ТИГИЛИНЪ.

На это вотъ что я тебѣ скажу:

Морякъ ты старый, а какъ мальчикъ судишь.

Морскія бури сѣдины твои

Развѣяли и вѣрно вмѣстѣ съ ними

Твой вывѣтрили умъ. Иль хочешь ты,

Чтобъ цезарь вслухъ тебѣ повѣрилъ тайну,

Которую сказать боится онъ

И самому себѣ?

АНИЦЕТЪ.

Ее, однако,

Тебѣ повѣрилъ онъ? Такъ почему же…

ТИГИЛИНЪ.

Онъ повторять не станетъ словъ своихъ;

А тотъ, кто разъ узналъ объ этой тайнѣ

И цезаря желанья не исполнилъ, —

Рискуетъ головою. Можетъ быть,

Жизнь Агриппины для тебя дороже,

Чѣмъ собственная, другъ мой? Можетъ быть,

Ты ей простилъ въ душѣ всѣ оскорбленья,

Что вынесъ отъ нея, и позабылъ

Былую ненависть?

АНИЦЕТЪ.

Я позабуду

Ту ненависть, когда умру.

ТИГИЛИНЪ.

Зачѣмъ

Откладывать такъ долго? Можно раньше:

Когда погибнетъ Агриппина. Вѣрь,

Судьба даетъ тебѣ хорошій случай

Покончить счеты старые, а ты

Колеблешься.

АНИЦЕТЪ.

Ты правъ, клянусь Нептуномъ!

Рѣшился я.

ТИГИЛИНЪ.

Вотъ это мужа рѣчь —

Не мальчика. Иди. Поторопись.

Твоей услуги цезарь не забудетъ

И почестями наградитъ тебя.

Довѣрься парусамъ твоей галеры

И въ гавань счастія примчишься ты,

Когда баластъ повыбросишь излишній.

За дѣло, другъ.

АНИЦЕТЪ.

Иду.

Уходитъ.
ТИГИЛИНЪ.

Сѣдой глупецъ,

Ты испугался. Мудрено ль? — я самъ

Невольно трушу. Кто пойметъ Нерона?

Вчера онъ сдѣлалъ роковой намекъ,

Пылая злобой къ матери, а нынче

Назначилъ праздникъ въ честь ея отъѣзда,

Ей расточаетъ преданность и ласки

Сыновнія. Вошелъ ли, какъ артистъ,

Онъ въ роль свою и ловкимъ лицемѣрьемъ

Укрыть желаетъ умыселъ въ глазахъ

И матери, и Рима, иль проснулась

Въ немъ нѣжность къ Агриппинѣ? — вотъ вопросъ…

Ну, какъ бы ни было: коль онъ задумалъ

Остановиться, отступить, то я

Не отступлю. Она должна погибнуть.

Пусть бездна моря черная поглотитъ

Такую жъ душу черную: тогда

Мы всѣ вздохнемъ свободнѣе…

Въ глубинѣ сцены появляется Неронъ.

Кто это

Идетъ сюда, прикрывъ свое лицо?

Неронъ!

Отходитъ въ сторону.
СЦЕНА II.

Неронъ, Тигилинъ.

НЕРОНЪ, блѣдный, въ глубокой задумчивости подходитъ медленными шагами, не замѣчая Тигилина.

Ужели это совершится?

Пройдетъ еще одинъ короткій часъ,

И матери не будетъ у Нерона!..

О, блѣдная, безмолвная луна!

Ужасное и роковое дѣло

Ты въ эту ночь увидишь съ вышины.

Съ тѣхъ поръ, какъ въ грудь преступной Клитемнестры

Орестъ вонзилъ свой ножъ, — не видѣлъ міръ

Такого дѣла… Глубина морская!

Ты въ эту ночь услышишь крикъ предсмертный:

Юппитеръ грохотомъ своихъ громовъ

Не могъ бы такъ потрясть земли основы

И мѣдный сводъ въ небесныхъ высотахъ,

Какъ этотъ крикъ, послѣдній крикъ проклятья

Изъ материнскихъ устъ убійцѣ-сыну!

Ему внимая, море всколыхнется

Въ соленыхъ нѣдрахъ, и въ испугѣ, съ воемъ

Отпрянутъ волны на вершины скалъ!

О, если боги въ небесахъ царятъ

И ихъ существованіе не сказка

Мечтателей безумныхъ, — къ небесамъ

Дойдетъ тотъ крикъ…

Но развѣ сами боги

Подобныхъ дѣлъ ужасныхъ не свершали?

Юпитеръ, что теперь вселенной правитъ,

Низвергнулъ съ трона своего отца…

Я богъ — и слѣдую примѣру бога!

Вотъ оправданье мнѣ… Слова, слова!..

Нѣтъ, я не богъ… Но все жъ земли владыка;

На мнѣ проклятье власти: кто дерзнулъ

Противиться моей могучей волѣ,

Тотъ долженъ умереть… Вотъ оправданье?..

Опять слова пустыя: власть и жизнь

Она дала мнѣ… мать… А я?.. Ужасно!..

Нѣтъ, этого не будетъ. Отмѣню

Свое рѣшенье, подожду. Быть можетъ,

Сама судьба…

Замѣтивъ Тигилина, въ испугѣ вскрикиваетъ.

А! Кто тамъ?

ТИГИЛИНЪ.

Это я,

Великій цезарь.

НЕРОНЪ.

Я за привидѣнье

Тебя въ испугѣ принялъ, Тигилинъ,

Ты не забылъ приказъ мой?

ТИГИЛИНЪ.

Все готово.

Божественный властитель. Аницетъ

Съ своей галерою сейчасъ прибудетъ…

НЕРОНЪ.

Я спрашиваю не о томъ. Приказъ

Вчерашній ты не позабылъ?

ТИГИЛИНЪ.

Могу ли

Я позабыть…

НЕРОНЪ.

Ты долженъ позабыть

Сегодня то, что говорилъ вчера я.

Пусть охраняетъ Аницетъ ее,

Какъ самого меня. Ты понялъ?

ТИГИЛИНЪ.

Цезарь…

НЕРОНЪ.

Не возражай… Смотри, подходитъ кто-то?

ТИГИЛИНЪ, всматривается.

Парисъ съ императрицею.

НЕРОНЪ.

Парисъ?

И съ нею? Тише. Скроемся туда.

Скрываются за колоннами портика.

СЦЕНА III

Агриппина, Парисъ.

АГРИППИНА.

Наединѣ хочу я хоть минуту

Передъ разлукой провести съ тобой,

Сказать тебѣ хоть слово на прощанье…

ПАРИСЪ.

Насъ могутъ, Августа, замѣтить…

АГРИППИНА.

Нѣтъ,

Не бойся: тамъ всѣ заняты весельемъ,

Всѣ пиршествомъ увлечены. Неронъ —

Я видѣла — покинулъ садъ: съ Поппеей

Онъ удалился во дворецъ. Никто

Намъ здѣсь не помѣшаетъ. Дай взглянуть мнѣ

Въ твои глаза, дай хоть одно мгновенье

Мнѣ насладиться красотой твоей,

Мой милый, дорогой Парисъ! Быть можетъ,

Мы долго не увидимся съ тобой…

Меня, ты видишь, изгоняетъ Цезарь…

Я уступила, но не потому,

Чтобъ не могла бороться. Нѣтъ, мой милый,

Есть замыселъ великій у меня.

Тебѣ, лишь одному тебѣ открою

Я эту тайну: тамъ, въ дали отъ нихъ,

Вѣрнѣй я подготовлю ихъ паденье…

ПАРИСЪ.

Паденье… чье?

АГРИППИНА.

Безумца, что возсталъ

На мать родную, жалкаго злодѣя,

Который вздумалъ власть мою смирить,

Унизить Агриппину… передъ кѣмъ?

Предъ куртизанкой подлой, предъ Поппеей!

Я отомщу ему и ей за все.

Я страшно отомщу! Клянусь въ томъ клятвой

Всѣхъ оскорбленныхъ матерей…

ПАРИСЪ.

Твой гнѣвъ,

Божественная Августа, напрасенъ:

На праздникѣ сегодняшнемъ къ тебѣ

Такъ благосклоненъ цезарь, и съ Поппеей

Ты примирилась: предъ тобой она

Склоняется покорно, съ уваженьемъ.

АГРИППИНА.

Ахъ, ты не понимаешь ничего,

Мой ненаглядный, ничего не видишь…

Все это — лицимѣріе одно,

Притворство злобное: они обиду

Изгнанья, униженія хотятъ

Предательскою увеличить лаской…

О, я проникла въ душу ихъ! Они

Глумятся надо мною, торжествуютъ

Свою побѣду. Хорошо. Пускай.

Настанетъ время, и оно, повѣрь мнѣ,

Не далеко: я къ нимъ вернусь. Тогда

Ихъ торжество замѣнятъ вопли смерти…

Есть у меня приверженцы и ждутъ

Они велѣній Агриппины въ тайнѣ:

Я знакъ подамъ…

ПАРИСЪ.

Прости, императрица,

Я не могу внимать такимъ рѣчамъ…

АГРИППИНА.

Чего боишься ты? Для счастья нужно

Отважнымъ быть. Коль любишь ты меня —

Мой замыселъ со мною ты раздѣлишь:

Судьба поможетъ мнѣ, и вознесу

Я высоко тебя. Когда надъ Римомъ

Одна царить я буду, — что тогда

Не сдѣлаю я для тебя, мой милый,

Мой дорогой!.. Но схорони въ душѣ

Покуда эту тайну… Предъ разлукой

Я не могла сдержаться и тебѣ

Открылася невольно. Жди и помни:

Я удаляюсь, чтобъ вернуться вновь

Въ могуществѣ и силѣ и обрушить

На головы враговъ мой гнѣвъ и кару!..

Ну, а теперь, мой дорогой, прощай.

Какъ ни хотѣлось бы съ тобой остаться,

Но надо поспѣшить. Прощай, Парисъ.

Обнимаетъ его.

Дай мнѣ поцѣловать тебя… Ахъ, сколько

Пройдетъ ночей томительныхъ и дней,

Покуда вновь не свижусь я съ тобою.

Прощай, мой милый…

ПАРИСЪ, освобождаясь изъ ея объятій.

Августа, тебя

Богами заклинаю: осторожнѣй…

Насъ могутъ увидать… Прощай.

АГРИППИНА.

Прощай.

Еще разъ страстно его цѣлуетъ и быстро удаляется. Парисъ уходитъ въ другую сторону.
СЦЕНА IV.

Неронъ, Тигилинъ.

НЕРОНЪ, выходитъ изъ-за колонны.

Ты слышалъ?

ТИГИЛИНЪ.

Слышалъ. Замыселъ ужасный!

НЕРОНЪ.

Дай руку мнѣ. Я весь дрожу… Иди

И повтори приказъ мой Аницету.

ТИГИЛИНЪ.

Чтобъ онъ берегъ императрицу?

НЕРОНЪ.

Рабъ!

Ты надо мной смѣешься? Слушай: если

Морская бездна Агриппины трупъ

Не похоронитъ въ эту ночь, — ты самъ

На утро будешь трупомъ: я ручаюсь

Въ томъ словомъ цезаря.

ТИГИЛИНЪ.

Дозволить ли совѣтъ

Подать тебѣ, властитель: съ Агриппиной

Не худо бы отправить и Париса,

Чтобъ проводить ее въ пріятный путь;

Вдвоемъ имъ, вѣрно, будетъ веселѣе

На днѣ морскомъ.

НЕРОНЪ.

Довольно. Замолчи.

Парисъ судьбы не избѣжитъ… Но послѣ

О немъ подумаемъ.

Въ глубинѣ сцены показывается медленно подплывающая галера, разукрашенная цвѣтами и пурпурными парусами и вымпелами.

А, вотъ она,

Галера Аницета! Какъ изящно

Ее онъ разукрасилъ: паруса

Изъ пурпура… Цвѣтъ крови… Предвѣщанье!..

Идемъ. Пора. Императрицу надо

Съ почетомъ въ путь счастливый проводить…

Проводимъ мы, а тамъ… тритоны встрѣтятъ…

Ха, ха, ха, ха!..

Поспѣшно уходитъ; Тигилинъ слѣдуетъ за нимъ.
СЦЕНА V.

Споръ, Фаонъ, Эпафродитъ.

Входятъ, продолжая разговоръ.

ФАОНЪ.

Помилуй, праздникъ былъ великолѣпенъ…

СПОРЪ.

Да, танцы — чудо, безподобенъ хоръ,

А все не весело.

ЭПАФРОДИТЪ.

Я съ нимъ согласенъ,

Да и могло ль быть весело, когда

За пиршествомъ скучалъ самъ цезарь явно?

СПОРЪ.

Онъ вообще сталъ мраченъ въ эти дни.

ФАОНЪ.

Постой, теперь съ отъѣздомъ Агриппины

Все перемѣнится: блеснетъ опять

Лучъ свѣта и тепла сквозь тьму и холодъ,

Которые навѣяла на насъ

Императрица.

СПОРЪ.

Гарпія, — хотѣлъ ты

Сказать, мой другъ?

ЭПАФРОДИТЪ.

Горгона.

ФАОНЪ.

Какъ она

За ужиномъ глядѣла на Париса:

Вы не замѣтили?

ЭПАФРОДИТЪ.

А что?

ФАОНЪ.

Да такъ…

Клянусь я Полуксомъ, мнѣ показалось,

Что между ними что-то есть. Парисъ

Старался избѣгать привѣтныхъ взглядовъ,

Она жъ его глазами просто ѣла,

Какъ будто не актеръ былъ передъ ней,

А блюдо устрицъ вкусныхъ.

Смѣются. ЭПАФРОДИТЪ.

Если вѣрно

Замѣтилъ ты, то жалко, что она

Не проглотила нашего красавца.

СПОРЪ.

И имъ не подавилась.

Въ это время выходитъ Ватиній; они не замѣчаютъ его. ЭПАФРОДИТЪ.

Не люблю

Я этого холоднаго фигляра…

СПОРЪ.

Теперь есть сотоварищъ у него:

Ватиній. На пиру онъ нестерпимо

Дурачился, смѣялся надъ гостями…

ФАОНЪ.

Да, этотъ новый шутъ — какъ всѣ шуты.

Съ запасомъ старыхъ глупостей…

ВАТИНІЙ, подходя.

Которымъ,

Однако же, смѣялся очень ты

И гости всѣ смѣялись хоромъ.

ФАОНЪ.

Надъ глупостями дурака

Смѣяться на пиру — прилично,

А все же честь тому не велика,

Кто глупостью смѣшитъ публично.

ВАТИНІЙ.

Согласенъ. Но замѣть, Фаонъ,

Какъ странны глупости бываютъ:

Коль ими восхищается Неронъ, —

Онѣ другихъ тотчасъ же восхищаютъ!

Обычай что ли здѣсь таковъ,

Иль цезарь — богъ, но только разомъ

Онъ возвышаетъ дураковъ

И признавать въ нихъ заставляетъ разумъ.

Вотъ хоть бы ты, Эпафродитъ и Споръ, —

Я говорю, конечно, для примѣра…

ЭПАФРОДИТЪ, перебивая.

И по привычкѣ говоришь ты вздоръ…

СПОРЪ, сердито.

Оставь насъ, шутъ.

Ватиній отходитъ, смѣясь.

Смотрите, вонъ галера

Для Агриппины.

ФАОНЪ.

Старый Аницетъ,

Я вижу, постарался.

ЭПАФРОДИТЪ.

Да, не дурно…

СПОРЪ.

Какъ чудно отливаетъ лунный свѣтъ

На ткани парусовъ пурпурной.

За сценой музыка.

Что это: цезарь съ Агриппиной?

ЭПАФРОДИТЪ.

Да,

Они подходятъ.

ФАОНЪ.

Часъ насталъ отплытья…

СПОРЪ, комически вздымая руки къ небу.

Теперь примусь боговъ молить я

О томъ, чтобъ Агриппина… никогда

Не возвращалась болѣе сюда.

СЦЕНА VI.

Неронъ, Агриппина, Поппея, Тигилинъ, Парисъ, Аницетъ, Ацерронія; толпа гостей Нерона.

Неронъ выходитъ съ Агриппиной на авансцену, остальные располагаются въ глубинѣ сцены.

НЕРОНЪ.

Напрасно, матушка, спѣшишь. Дозавтра

Твое отплытье можно отложить.

Ужъ поздно. Отдохни-ка послѣ пира

Въ опочивальнѣ.

АГРИППИНА.

Нѣтъ, мой милый сынъ,

Я отдохну въ пути. Благопріятна

Для плаванья погода: ночь тиха,

Діана свѣтитъ въ небѣ…

Увидѣвъ галеру.

Ахъ, какая

Прекрасная галера! Паруса

Пурпурные сіяютъ, точно крылья

У лебедя, когда онъ по волнамъ

Скользитъ, облитый розовымъ сіяньемъ

Авроры восходящей.

НЕРОНЪ.

Я велѣлъ

Галеру разукрасить, чтобъ достойна

Она была императрицы Рима.

Мы примирилися: пусть видятъ всѣ,

Какъ чту тебя.

АГРИППИНА.

Благодарю… Однако жъ,

Меня ты удаляешь, а Поппея…

Она съ тобою остается здѣсь…

НЕРОНЪ.

Не упрекай -меня. Пойми: разлука

Короткая необходима намъ.

Будь снисходительна. Ты знаешь, скоро

Проходятъ увлеченія мои…

Когда вернешься ты, — я обѣщаю, —

Не будетъ никого между тобой

И сыномъ вѣтрянымъ твоимъ.

АГРИППИНА.

Пусть боги

Тебя въ рѣшеньѣ добромъ укрѣпятъ!

Повѣрь, Неронъ, ничья любовь не можетъ

Сравниться съ материнскою любовью…

НЕРОНЪ.

Я это знаю.

АГРИППИНА.

Даже самый гнѣвъ

Такой любви — тревожная забота

О дѣтищѣ родномъ… Скажи, кому

Довѣрилъ ты галеру?

НЕРОНЪ.

Аницету.

АГРИППИНА.

Какъ Аницету? Этотъ человѣкъ

Всегда ко мнѣ былъ полонъ непріязнью.

НЕРОНЪ.

Я порученіемъ такимъ ему

Хотѣлъ дать случай непріязнь былую

Услугой новою загладить. Онъ

Немного грубъ, но опытенъ на морѣ,

Ты имъ довольна будешь въ этотъ разъ.

АГРИППИНА.

Не знаю почему, но я внезапно

Почувствовала слабость…

НЕРОНЪ, смотритъ пристально ей въ глаза.

Если такъ,

То отложи отплытіе до завтра.

АГРИППИНА.

Нѣтъ, нѣтъ… къ чему… Не надо поддаваться

Капризу нервовъ… Что хотѣла я?..

Да…

Оглядывается и подзываетъ Ацерронію знакомъ.

Ацерронія, ты говорила

Мнѣ поутру, что мой любимый дроздъ

Тревожно бился въ клѣткѣ?

АЦЕРРОНІЯ.

И кричалъ онъ:

«Не уѣзжай! не уѣзжай!» такъ долго,

Какъ прежде не случалось. Никогда

Въ такомъ волненьѣ странномъ эту птичку

Я не видала.

АГРИППИНА.

Бѣдная, она

Предчувствовала долгую разлуку

Съ своей хозяйкой…

АЦЕРРОНІЯ.

Августа, позволь

Поправить твой вѣнокъ: онъ распустился.

АГРИППИНА, снимаетъ вѣнокъ.

Пора и снять его… Ахъ, этихъ розъ

Пріятенъ ароматъ и блескъ ихъ нѣженъ…

НЕРОНЪ.

То розы Пестума.

АГРИППИНА.

Онѣ цвѣтутъ

Два раза въ годъ, — не правда ли?

НЕРОНЪ.

Два раза.

АГРИППИНА.

Подумаешь: какъ любятъ жизнь онѣ!..

Отдаетъ вѣнокъ Ацерроніи.

Ну, дорогой мой сынъ, простимся. Время.

НЕРОНЪ, съ внезапнымъ порывомъ.

Прощай, о матушка!

Обнимаетъ Агриппину и нѣсколько разъ цѣлуетъ ее въ лобъ, грудь и губы. АГРИППИНА.

Прощай, Неронъ.

Неронъ подаетъ руку Агриппинѣ и ведетъ ее въ глубину сцены къ галерѣ; за ними слѣдуютъ всѣ остальные. Рабы съ факелами сопровождаютъ шествіе; Аницетъ и Тигилинъ отстаютъ отъ прочихъ. ТИГИЛИНЪ, торопливо, шопотомъ.

Такъ помнишь уговоръ: лишь то свершится…

АНИЦЕТЪ, также.

Я тотчасъ въ лодку — и плыву сюда.

ТИГИЛИНЪ.

Ты цезарю доставить самъ извѣстье:

Тогда вѣрнѣй награда. Ну, смотри,

Рѣшительнѣе и умнѣе дѣйствуй,

И да помогутъ, Аницетъ, тебѣ

Всѣ боги Тартара! Идемъ скорѣе…

Уходятъ за другими. Всѣ группируются около галеры, въ глубинѣ сцены. Агриппина еще разъ прощается съ Нерономъ, съ Поппеей и прочими и всходитъ на галеру въ сопровожденіи Ацерроній и Аницета. Музыка. Крики: «Счастливый путь, божественная Августа»! Галера медленно уплываетъ. ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

править
СЦЕНА I.

Терраса надъ моремъ, огражденная баллюстрадой. Налѣво часть лѣстницы, ведущей внизъ. Направо колоннада. Посрединѣ столы и ложи съ шелковыми подушками. На столахъ кубки, чаши, фрукты и проч. Зажженные канделябры и курильницы. — Ночь. Яркое лунное освѣщеніе.

Неронъ, Поппея, Тигилинъ, Парисъ, Споръ, Эпафродитъ, Фаонъ, гости.

Всѣ возвращаются по лѣстницѣ на террасу, въ сопровожденіи рабовъ съ факелами. Рабы уходятъ. Неронъ ложится на ложе, ближайшее къ авансценѣ; рядомъ съ нимъ Поппея; остальные располагаются на другихъ ложахъ. Тигилинъ стоитъ у баллюстрады террасы и всматривается въ даль.

НЕРОНЪ, блѣдный, снимаетъ вѣнокъ съ головы.

Какъ я усталъ… Что, Тигилинъ, галера

Еще видна?

ТИГИЛИНЪ.

Она летитъ впередъ,

Пурпурными сверкая парусами,

Какъ будто призракъ.

НЕРОНЪ, вздрогнувъ.

Что, что ты сказалъ?

Гдѣ призракъ, гдѣ?

ТИГИЛИНЪ.

Я говорю, властитель,

Галера скрылась въ сумракѣ ночномъ,

Подобно призраку.

НЕРОНЪ.

Да, съ нею скрылась…

Поппеѣ, шопотомъ.

Теперь ее ужъ больше никогда

Я въ жизни не увижу. Океаномъ

Межъ мной и матерью моей легло

Пространство узкое воды, что могъ бы

Легко пловецъ хорошій переплыть…

Я дорого бы далъ, чтобы скорѣе

Все кончилось.

ПОППЕЯ.

Зачѣмъ себя терзать

Тревогою о томъ, что неизбѣжно

Должно случиться?

НЕРОНЪ.

Ахъ, мой гнѣвъ погасъ

И ненависть прошла. Остались муки

Воспоминанья горькаго о томъ,

Какъ я въ послѣдній разъ припалъ къ груди,

Къ челу ея, къ устамъ. Ребенкомъ я

Когда-то также цѣловалъ… О, нѣтъ,

Не такъ я цѣловалъ тогда… Ужасно

Объ этомъ думать.

Закрываетъ лицо руками. ПОППЕЯ.

Перестань, очнись…

На насъ глядятъ.

ТИГИЛИНЪ, подходитъ къ Нерону, тихо.

Не падай, цезарь, духомъ.

НЕРОНЪ.

Дай мнѣ вина… и пусть всѣ гости пьютъ,

Пусть звукъ веселыхъ пѣсенъ заглушаетъ

Мою тоску…

Тигилинъ даетъ внялъ рабамъ, они подносятъ чаши цезарю и гостямъ. Общее оживленіе. Изъ колоннады выходитъ хоръ и располагается въ глубинѣ сцены.
ХОРЪ.

Молодая, золотая

Прилетѣла къ намъ весна, —

Подъ веселымъ солнцемъ мая

Вся природа, расцвѣтая,

Пробудилася отъ сна.

На коврахъ луговъ зеленыхъ

Взорамъ нѣжный шлютъ привѣтъ

Розы юныя въ коронахъ

И нарцисъ, и первоцвѣтъ.

Изумрудною листвою

Вязъ покрылся и, обвитъ

Виноградною лозою.

Клонитъ вѣтви надъ рѣкою,

Что сверкаетъ и журчитъ…

Воздухъ полонъ ароматомъ

И среди густыхъ вѣтвей

Несмолкаемымъ раскатомъ

Трель заводитъ соловей.

Молодая, золотая

Прилетѣла къ намъ весна;

Подъ веселымъ солнцемъ мая

Вся природа, расцвѣтая,

Пробудилася отъ сна!

По знаку Нерона, хоръ смолкаетъ. НЕРОНЪ, знакомъ подозвавъ Тигилина, тихо.

Какъ думаешь, теперь

Окончилося все?

ТИГИЛИНЪ.

Властитель…

НЕРОНЪ, вскочивъ съ ложа.

Что ты

Глядишь, какъ на убійцу, на меня?

Зачѣмъ ты поблѣднѣлъ? Не я убійца,

А ты!..

ПОППЕЯ.

Неронъ, опомнись… Тише…

НЕРОНЪ.

Да, тише, тише… Пусть теперь настанетъ

Такая тишина, чтобъ ночь могла

Услышать звукъ малѣйшій… тамъ, на морѣ.

Подходитъ къ краю террасы; Поппея слѣдуетъ за нимъ. Онъ долго всматривается въ даль. Общее смущеніе. Гости слѣдятъ за цезаремъ и перешоптываются. ПОППЕЯ, трогая его за руку.

Любуешься ты, цезарь, видомъ моря?

НЕРОНЪ, шопотомъ.

Прислушайся… какъ страшно ночь молчитъ…

Нѣмая тьма… и больше ничего!

О, если бы я могъ услышать смерти

Ужасный крикъ! Онъ для моихъ ушей

Отрадой будетъ, онъ смиритъ біенье

Изнемогающаго въ мукахъ сердца!

ПОППЕЯ.

Дай руку, цезарь. Успокойся. Ты

Дрожишь. Будь тверже. Гдѣ жъ твоя рѣшимость?

НЕРОНЪ.

Я все готовъ снести: услышать шопотъ

Безчувственныхъ убійцъ, послѣдній вопль

Молящей жертвы, плескъ волны холодной,

Влекущей въ бездну роковую трупъ, —

Все это было бы мнѣ легче пытки

Такого ожиданья…

ПОППЕЯ.

Долженъ ты

Взять власть надъ сердцемъ, затаить волненье…

НЕРОНЪ.

Да, затаить, похоронить я долженъ

И сердце самое въ груди, смотрѣть

Спокойно всѣмъ въ глаза, не понимая

Пытливаго ихъ взгляда: «ты убійца?».

ПОППЕЯ.

Безумными мечтами самъ себя

Пугаешь ты напрасно.

НЕРОНЪ.

Тамъ, во мракѣ,

Простершемся надъ моремъ, — тамъ теперь

Моя судьба… Что если вдругъ обманетъ

Соленая волна и возвратитъ

Мнѣ снова мать?..

ПОППЕЯ.

Не бойся, дѣло будетъ

Исполнено: ручался Аницетъ…

Забудь объ этомъ, возвратись къ гостямъ.

Ты на себя вниманье обращаешь

Рѣчами странными. Пойдемъ. Развлечься

Тебѣ весельемъ надо.

НЕРОНЪ.

Ты права.

Возвращается на ложе.

Простите мнѣ, друзья, что пиръ веселый

На мигъ смутилъ я мрачностью своей:

Разстроенъ нынче я… недугъ какой-то

Меня томитъ. Прошу васъ, оживите

Нашъ праздникъ въ часъ недолгій передъ сномъ

Пріятною бесѣдой и виномъ…

Рабы! цвѣтовъ, цвѣтовъ намъ принесите:

Разсыпьте ихъ узорчатымъ ковромъ

У нашихъ ногъ: пусть нѣжныхъ розъ дыханье

Льетъ въ воздухѣ ночномъ благоуханье!..

Рабы разсыпаютъ цвѣты; другіе разносятъ чаши гостямъ. Неронъ поднимаетъ чашу.

Пью за здоровье дорогихъ гостей!

Пьетъ. ТИГИЛИНЪ.

Здоровье цезаря!

ВСѢ, поднимая чаши.

Виватъ! виватъ!

Да здравствуетъ божественный нашъ цезарь!

ТИГИЛИНЪ, подойдя къ Фаону. тихо.

Неронъ не веселъ что-то. Попроси

Его съиграть трагедію: быть можетъ,

Онъ этимъ развлечется.

ФАОНЪ.

Хорошо.

Подходитъ къ Нерону и преклоняетя передъ нимъ.

Чтобъ праздникъ этой ночи увѣнчать,

Доставь намъ удовольствіе, властитель,

Изъ устъ твоихъ божественныхъ услышать

Трагедію: ее недавно ты

Такъ дивно декламировалъ…

НЕРОНЪ, разсѣянно.

Какую

Трагедію, Фаонъ?..

ФАОНЪ.

Ты сочинилъ

Ее для состязанія съ Парисомъ

И выразилъ съ искусствомъ страшнымъ въ ней

Мученія, гонимаго богами,

Убійцы матери Ореста…

НЕРОНЪ, въ ужасѣ поднимается съ ложа, глухимъ шопотомъ.

Рабъ,

Что говоришь ты? — матери убійца!..

ГОЛОСА ГОСТЕЙ.

Цезарь, осчастливь своихъ гостей —

Дай насладиться намъ плодомъ чудеснымъ

Поэзіи твоей. Дай намъ увидѣть

Высокій, несравненный твой талантъ

Въ трагедіи.

НЕРОНЪ, съ еще большимъ ужасомъ.

И вы? Вы сговорились!..

Проклятіе!.. Но кто жъ вамъ право далъ

Пытать меня?.. Пусть сдѣлалъ я злодѣйство,

Но я вѣдь цезарь вашъ…

ПОППЕЯ, взявъ его за руку.

Неронъ! Неронъ!..

НЕРОНЪ, приходя въ себя.

А? что сказала ты?

ПОППЕЯ, настойчиво.

Гостей желанье

Исполнить долженъ ты…

Тихо.

Коль ты совсѣмъ

Разсудка не лишился…

НЕРОНЪ.

Да, я долженъ…

Ты правду говоришь.

Съ внезапнымъ порывомъ отчаянія.

Подайте лиру!

Фаонъ подаетъ диру. Неронъ играетъ мрачную прелюдію. Потомъ начинаетъ декламировать.

«Да нанесенъ ударъ! Да, я убійца,

Убійца матери! Я отнялъ жизнь

У той, кто жизни даръ мнѣ подарила,

Я погасилъ свѣтильникъ, чей огонь

Зажегъ во мнѣ существованья пламень!

Нѣтъ большаго злодѣйства!.. Осужденъ

Я буду въ памяти временъ грядущихъ

Проклятьемъ страшнымъ: матери убійца!

Меня клеймить имъ будутъ вѣчно, вѣчно»!

Рыдаетъ, закрывъ лицо руками. ГОЛОСА ГОСТЕЙ.

Какое дивное искусство! — Слава

Поэту — цезарю!

Апплодируютъ. НЕРОНЪ, продолжаетъ декламацію.

«Я мать убилъ… Но вѣдь она убійцей

Была сама. Вкругъ трона моего

Катились волны крови. Преступленья

Ужасный путь судьбой указанъ мнѣ…

За что жъ меня караютъ дѣвы мщенья,

Зачѣмъ меня преслѣдуютъ онѣ?

О мать моя! тебя я умоляю:

Не вызывай ужасныхъ эвменидъ!

Толпа ихъ изступленная летитъ

Ко мнѣ, ко мнѣ… Я вопли ихъ внимаю,

Я вижу ихъ, мертвящій душу, взглядъ,

Ихъ волоса съ шипящими зміями!

Онѣ, схвативъ меня костлявыми руками,

Низвергнуть въ бездну тартара хотятъ»!

Блѣдный въ ужасѣ, упадаетъ на ложе. ГОЛОСА ГОСТЕЙ.

Чудесно! — Несравненно! — Цезарь — богъ

Трагедіи!

ПОППЕЯ, Тигилину тихо.

Какъ поблѣднѣлъ онъ: будто

Его схватилъ недугъ. Боюсь я,

Чтобъ въ обморокъ онъ не упалъ.

ТИГИЛИНЪ, тихо.

Не бойся:

Смотри, опять къ нему вернулись силы.

НЕРОНЪ.

«О, боги! чья рыдающая тѣнь

Выходитъ изъ ужасной бездны Стикса?

Какъ страшенъ этотъ помертвѣлый ликъ

И неподвижный взоръ съ нѣмымъ укоромъ!

Тѣнь матери моей! Она идетъ

Судить меня, судить убійцу-сына»!..

Въ это время на ступеняхъ лѣстницы показывается Агриппина; она медленно приближается, закутанная въ темную палу. Неронъ, внезапно увидѣвъ ее, съ дикимъ крикомъ ужаса бросается къ Поппеѣ.

Смотри, смотри! Ты видишь… тамъ?… Она

Изъ волнъ морскихъ возстала!.. Защитите,

Спасите цезаря!.. Я умираю…

Падаетъ безъ чувствъ. Общее смятеніе. Всѣ окружаютъ упавшаго цезаря.
СЦЕНА II.

ТѢ же, Агриппина.

АГРИППИНА, подходитъ къ Нерону, лежащему въ обморокѣ. Всѣ разступаются передъ нею.

А, ты не ждалъ, что возвращусь я снова

На твой чудовищный, преступный пиръ.

Что я твое нарушу ликованье

О смерти матери! Ты думалъ, я

Лежу теперь холоднымъ трупомъ въ морѣ?

Нѣтъ, я избѣгла подлой западни,

Меня спасли отъ страшной смерти боги, —

И ты валяешься у ногъ моихъ,

Какъ жалкій трусъ, испуганный видѣньемъ

Нечистой совѣсти!.. Меня ты принялъ

За тѣнь могильную? Ошибся ты:

Передъ тобой живая Немезида,

Грозящая тебѣ отмщеньемъ мать!

Къ окружающимъ.

И вы, рабы, сообщники Нерона,

Шептавшіе ему и день, и ночь:

«Сгуби ее, сгуби!» — и вы не ждали,

Что выйду я изъ темной бездны волнъ,

Куда столкнуть задумали вы тайно

Императрицу вашу… Предо мной

Стоите вы теперь, дрожа отъ страха,

И ждете казни…

ТИГИЛИНЪ.

Августа…

АГРИППИНА.

Молчи,

Коварный песъ, злодѣй! Ты это дѣло

Ужасное внушилъ Нерону, ты —

Вотъ съ этой хитрой лицемѣркой вмѣстѣ!

Указываетъ на Поппею и въ ярости грозитъ ей и Тигилину.

Но и тебѣ. и ей недолго ждать

Возмездія за умыселъ преступный:

Я передъ цѣлымъ Римомъ обнаружу,

Какъ извести меня хотѣли вы,

Проклятые и подлые убійцы!..

Внезапно ослабѣвшимъ голосомъ.

Мнѣ силы измѣняютъ… я слабѣю…

Гдѣ Ацерронія?.. Ахъ, вѣдь они

Ее убили въ голову баграми —

Я видѣла…

Содрогается.

Ужасно!.. Неужель

Нѣтъ никого теперь близь Агриппины,

Кто былъ бы другомъ ей?..

Замѣтивъ среди окружающихъ Париса, бросается къ нему.

Парисъ! Парисъ!

Дай руку мнѣ… Укрой меня, укрой

Отъ злобы ихъ… молю тебя…

Уходитъ, опираясь на руку Париса. Всѣ стоятъ пораженные. Короткое молчаніе. Поппея, опомнившись, даетъ гостямъ знакъ удалиться; они уходятъ.
СЦЕНА III.

Неронъ, Поппея, Тигилинъ, потомъ Аницетъ.

НЕРОНЪ, очнувшись, дико озирается.

Гдѣ я? Что было тутъ? Чей страшный голосъ

Я слышалъ?

ПОППЕЯ.

Успокойся, цезарь: ты,

Трагедію играя, взволновался

И въ обморокъ упалъ.

НЕРОНЪ.

Я видѣлъ призракъ

Ужасный Агриппины…

ТИГИЛИНЪ.

Повелитель,

То былъ не призракъ: то была сама

Императрица.

НЕРОНЪ, въ испугѣ вскакиваетъ съ ложа.

Что? Императрица?!

ТИГИЛИНЪ.

Она жива… Вотъ Аницетъ идетъ —

Онъ намъ разскажетъ, какъ случилось это

Входитъ Аницетъ. НЕРОНЪ, Аницету.

Она спаслась?

АНИЦЕТЪ.

Властитель…

НЕРОНЪ.

Отвѣчай:

Она спаслась?

АНИЦЕТЪ.

Спаслась…

НЕРОНЪ, садится; по нѣкоторомъ молчаніи.

Какъ это было?

АНИЦЕТЪ.

Отплыли мы отъ берега. Луна

Свѣтила ясно. Тихо шла галера.

На шелковыхъ подушкахъ Агриппина

Покоилась, любуясь блескомъ моря.

Задумчиво у ногъ императрицы

Сидѣла Ацерронія… Какъ вдругъ

Діаны лучъ померкъ подъ облаками,

Я подалъ знакъ — и палуба раскрылась:

Онѣ упали въ море…

Неронъ содрогается.

Но тотчасъ же,

Изъ черной бездны вынырнувъ, одна

На помощь стала звать, крича: «спасите

Императрицу вашу»! Мы ее

Прикончили скорѣй…

НЕРОНЪ.

О, ужасъ, ужасъ!..

АНИЦЕТЪ.

То Ацерронія была…

НЕРОНЪ.

А та?

АНИЦЕТЪ.

Отъ нашихъ глазъ сокрыта темной ночью,

Она спаслась на берегъ.

За сценой шумъ и крики народа.

НЕРОНЪ, вскочивъ съ ложа.

Негодяи

Трусливые! я вижу вашъ обманъ!

Она спаслась… Вы это злое дѣло

Устроили и вы мнѣ за него

Отвѣтите!

Аницетъ въ ужасѣ отступаетъ передъ взглядомъ Нерона. Въ это время входитъ трибунъ и говоритъ въ глубинѣ сцены съ Тигилиномъ. Шумъ и крики за сценой усиливаются.
ТИГИЛИНЪ, подходитъ къ Нерону.

Ты гнѣваешься, цезарь,

На вѣрныхъ слугъ за нашу неудачу?

Что жъ, если ты находишь это нужнымъ —

Пожертвуй нами; но спѣши: теперь

Не мы одни — и ты рискуешь жизнью!

Вотъ выслушай, что говоритъ трибунъ.

Дѣлаетъ трибуну знакъ; тотъ подходитъ.

ТРИБУНЪ.

Народъ толпою къ берегу сбѣжался.

Едва я могъ пробраться сквозь ряды

Собравшихся людей… Они узнали,

Что волею боговъ императрица

Избѣгла гибели въ пучинѣ моря…

Ты слышишь, цезарь, шумъ и крикъ: они

Привѣтствуютъ спасенье Агриппины

И осуждаютъ тѣхъ, кто былъ виной

Крушенія галеры, угрожаютъ

Возстаніемъ тебѣ…

НЕРОНЪ, гнѣвно.

Ты былъ обязанъ

Смирить мятежныхъ крикуновъ…

Входитъ поспѣшно центуріонъ.

ЦЕНТУРІОНЪ.

Властитель,

Народъ, волнуясь, окружилъ дворецъ,

Императрицу онъ желаетъ видѣть,

Съ ней говорить, ей выразить привѣтъ

И радость…

НЕРОНЪ, еще съ большимъ гнѣвомъ.

Разогнать толпу оружьемъ!

Трибунъ и центуріонъ уходятъ. За сценой усиленный шумъ; затѣмъ все стихаетъ. Неронъ прислушивается, лотомъ обращается къ Тигилину.

Гдѣ Агриппина?

ТИГИЛИНЪ.

Въ свой покой она

Ушла сейчасъ…

ПОППЕЯ.

Она грозила смертью

И мнѣ, и Тигилину, и тебѣ!

Она сказала, что предъ цѣлымъ Римомъ

Насъ обвинитъ въ преступномъ покушеньѣ…

НЕРОНЪ, блѣдный, бросается на ложе и хватается за голову.

А, я погибъ! погибъ!

ПОППЕЯ.

Да, если ты

Не примешь мѣръ спасти себя.

ТИГИЛИНЪ.

Властитель,

Напрасно ты тревожишься: скажи

Одно лишь слово, знакъ подай безмолвный…

НЕРОНЪ, съ отчаяніемъ.

Вы это дѣло начали и вы

Должны окончить…

Входитъ Парисъ.
СЦЕНА IV.

Тѣ же, Парисъ.

ПАРИСЪ.

Цезарь, Агриппина

Меня послала…

НЕРОНЪ.

Какъ! ты отъ нея

Посломъ пришелъ?!

ПАРИСЪ.

Прости мнѣ, повелитель.

Чужую волю исполняю я.

Императрица проситъ снисхожденья:

Она теперь къ тебѣ прійдти не можетъ:

Ей нездоровится, покой и сонъ

Необходимы ей, и умоляетъ

Она свиданье отложить до завтра.

НЕРОНЪ, близко подходитъ къ Парису, пристально смотритъ ему въ глаза и вдругъ роняетъ изъ-подъ одежды кинжалъ.

Что это выронилъ ты изъ-подъ тоги?

Быстро наклоняется и поднимаетъ кинжалъ.

Оружіе!… Предатель! ты подосланъ

Убить меня! Ты Агриппины другъ,

Ты въ заговорѣ съ нею!

ПАРИСЪ, потерявшись отъ страха.

Цезарь, я…

НЕРОНЪ.

А, подлый рабъ! Нерона продалъ ты

За ласки матери еге и думалъ

Съ ней власть дѣлить… Не вѣренъ твой разсчетъ:

Для цезаря готовилъ ты кинжалъ,

Но онъ вонзится въ грудь твою, предатель.

Закалываетъ его. Парисъ падаетъ.

ПОППЕЯ, съ крикомъ ужаса бросается къ Нерону и хватаетъ его за руку.

Неронъ, о, что ты сдѣлалъ?!

НЕРОНЪ.

Ничего.

Убилъ предателя.

Тихо ей.

Онъ былъ ея

Любовникомъ. Я это знаю.

ПОППЕЯ.

Боги!

НЕРОНЪ.

Она ему тронъ цезаря сулила,

И если бы онъ трупомъ не лежалъ

Теперь передо мной, какъ знать, быть можетъ,

Онъ снялъ бы съ трупа моего вѣнецъ

И на себя надѣлъ…

Подходитъ къ тѣлу Париса, увлекая за собой Поппею, наклоняется и внимательно разсматриваетъ его.

Онъ былъ красавецъ,

Не правда ли, Поппея, и артистъ?

Смотри жъ теперь, какъ смерти дикій ужасъ

Его лицо прекрасное и взоръ

Обезобразилъ вдругъ… Ужель она

Его любила?… Ты дрожишь, блѣднѣешь?…

Да, смерть ужасна, и кругомъ себя

Я чувствую теперь ея дыханье

Холодное… Сказала правду ты:

Чтобъ не погибнуть самому, я долженъ

Свершить велѣнье грозное судьбы!

Обращаясь къ Тигилину и Аницету.

Вы видѣли: подосланъ былъ убійца

Отъ матери моей. Я цезарь вашъ:

Вы защищать меня должны. Объ этомъ

Подумайте. И если жизнь моя

Для васъ священна, если дорожите

Вы собственною жизнью, — то вѣрнѣй

Теперь ударъ направите.

ТИГИЛИНЪ, обнажая мечъ.

Властитель!

Вотъ видишь этотъ мечъ: я имъ клянусь,

Еще на небѣ блѣдный ликъ Діаны

Угаснуть не успѣетъ, — ты вздохнешь

Свободнѣе!…

НЕРОНЪ.

Довольно. Словъ не надо:

Я дѣла жду отъ васъ… Идемъ, Поппея.

Уходитъ съ Поппеей. ТИГИЛИНЪ.

Ну, Аницетъ, теперь для насъ съ тобой

Нѣтъ выбора. Покончить съ Агриппиной

Необходимо, чтобы насъ самихъ

На утро цезарь не покончилъ. Видишь,

Расправа у Нерона коротка

Становится.

Указываетъ на трупъ Париса.

Онъ былъ любимцемъ, другомъ —

И вотъ теперь…

АНИЦЕТЪ.

Ужасно!… Не могу

Я видѣть этотъ ликъ и взглядъ застывшій…

Набрасываетъ на тѣло свою тогу.

ТИГИЛИНЪ.

Оставь его, не до него теперь.

Онъ былъ актеромъ въ жизни и предъ смертью

Гримасу сдѣлалъ цезарю, чтобъ тотъ

При этомъ оцѣнилъ его искусство…

Не будемъ медлить больше: цезарь ждетъ

Услуги нашей.

Хочетъ идти. АНИЦЕТЪ, удерживая его.

Стой! смотри, смотри:

Кто тамъ идетъ?

ТИГИЛИНЪ.

Она! Тсс… тише!

Укроемся.

Прячутся за одну изъ колоннъ.
СЦЕНА V. АГРИППИНА, медленно входитъ съ зажженной луцерною.

Нѣтъ сна… Какъ въ гробѣ темномъ.

Мнѣ душно, тѣсно въ комнатахъ дворца,

Хочу дохнуть я воздухомъ…

Ставитъ луцерну на столъ.

Какъ долго

Ночь эта тянется. Я никогда

Разсвѣта не ждала съ такой тревогой…

Мнѣ страшно… но чего жъ боюся я?

Они теперь, терзаясь преступленьемъ.

Должны въ невольномъ страхѣ трепетать:

Они въ моихъ рукахъ и не посмѣютъ

На новое злодѣйство покуситься…

А все мнѣ страшно и тоскливо сердце

Предчувствіемъ томится роковымъ,

И каждый шорохъ, звукъ въ ночномъ молчаньѣ

Мнѣ кажется ужаснымъ, и во тьмѣ

Мерещутся убійцы…

Подходитъ къ краю террасы.

Какъ спокойно

И молчаливо море…

Содрогается.

Надо мной

Оно бы также было молчаливо

И неподвижно, если бъ тамъ, на днѣ.

Лежала я холоднымъ, блѣднымъ трупомъ.

Ужасное воспоминанье! Дрожь

Невольно въ душу проникаетъ… Боги!

Ужели вы спасли меня затѣмъ,

Чтобы отдать Поппеѣ и Нерону

На жертву снова?.. Эта мысль опять

Ко мнѣ вернулася, она, какъ демонъ,

Меня терзаетъ. Нуженъ мнѣ покой.

Я вся измучилась, я истомилась

И тѣломъ, и душой…

Подходитъ къ ложу.

Быть можетъ, здѣсь

Я задремлю подъ ласковымъ дыханьемъ

Ночной прохлады…

Склоняется на ложе.

Богъ привѣтный сна!

Молю тебя: о, дай хоть на мгновенье

Забыться мнѣ, услышь мою мольбу:

Закрой мои пылающія вѣки

И утоли тревоги тайной боль…

Засыпаетъ. Долгая пауза. Тигилинъ и Аницетъ показываются изъ-за колонны и осторожно крадутся къ ложу. Вся сцена шопотомъ. ТИГИЛИНЪ.

Она заснула… вотъ удобный мигъ.

АНИЦЕТЪ.

Какъ — сонную?..

ТИГИЛИНЪ.

Такъ что же? Меньше будетъ

Хлопотъ и крика…

АНИЦЕТЪ, удерживая его.

Подожди. Ужель

Рѣшишься ты?

ТИГИЛИНЪ.

Чего же больше ждать…

Пусти меня…

АНИЦЕТЪ.

Молчи, молчи!.. Ты слышишь.

Она пошевелилась… застонала…

Оба замираютъ на мѣстѣ и прислушиваются.

АГРИППИНА, во снѣ.

О, не смотри померкшими глазами…

Не проклинай… Тебя убила я

Для сына… Прочь!.. Ты, блѣдный, мертвый призракъ,

А сынъ мой живъ… Онъ цезарь… Не сжимай

Моей руки холодною рукою…

Оставь меня… Оставь…

Съ крикомъ просыпается, вскакиваетъ съ ложа и въ ужасѣ оглядывается крутомъ.

Ахъ, это сонъ…

Какъ бьется сердце… О, когда же, боги,

Меня покинетъ страждущая тѣнь

Загубленнаго Клавдія?.. Иль вѣчно

Меня и мертвый будетъ мучить онъ

Своимъ безумнымъ взглядомъ, какъ при жизни?

Онъ каждой ночью къ ложу моему

Приходитъ проклинать и въ темный тартаръ

Зоветъ онъ за собою…

ТИГИЛИНЪ.

Въ эту ночь

Туда за нимъ сойдешь ты, Агриппина!

АГРИППИНА, съ ужасомъ.

Убійцы! О, спасите, помогите!

ТИГИЛИНЪ.

Напрасный зовъ: твой смертный часъ насталъ.

АГРИППИНА, узнавъ его.

А, это ты злодѣй! Ужели рокомъ

Мнѣ отъ тебя погибнуть суждено…

Иль нѣтъ здѣсь никого, кто бъ Агриппину

Могъ защитить…

Какъ бы внезапно вспомнивъ, въ отчаяніи.

Парисъ!.. Парисъ!..

ТИГИЛИНЪ.

Къ чему

Кричишь ты громко такъ: онъ не услышитъ,

Хоть онъ и близко отъ тебя… Смотри —

Вотъ онъ лежитъ!..

Открываетъ труппъ Париса. АГРИППИНА, бросается къ трупу.

О, ужасъ! ужасъ!

Они тебя убили… да… Злодѣи!..

Убили!.. Ахъ, теперь и мнѣ осталось

Одно лишь въ этомъ мірѣ — умереть.

ТИГИЛИНЪ.

Да, это правда, — умереть должна ты:

Такъ цезарь повелѣлъ.

АГРИППИНА.

Ты лжешь, ты лжешь!

Неронъ мой сынъ: онъ повелѣть не могъ

Убійства матери.

ТИГИЛИНЪ, хватаетъ ее за руку.

Тебѣ докажетъ

Ударъ меча, что правду я сказалъ.

АГРИППИНА, вырывается, отступаетъ и въ отчаяніи подставляетъ грудь.

Такъ бей же въ грудь, вскормившую Нерона!

Тигилинъ закалываетъ ее. Агриппина падаетъ. ТИГИЛИНЪ, отирая кровь съ меча.

Окончена работа… Аницетъ,

Что жъ ты стоишь? Иди сюда…

Аницетъ подходитъ.

Однако,

Ты струсилъ, другъ, порядкомъ!

АНИЦЕТЪ.

Я не могъ…

Она вѣдь дочь Германика…

ТИГИЛИНЪ.

Любезный,

Совсѣмъ не кстати вздумалъ вспоминать

Объ этомъ ты… Ну, все равно!… теперь

Одно осталось: отнести Нерону

Желанное извѣстіе. Идемъ.

Уходятъ.
СЦЕНА VI.

Неронъ, Поппея, Тигилинъ.

ПОППЕЯ, удерживая Нерона.

Неронъ, остановись!…

НЕРОНЪ.

Нѣтъ, нѣтъ, ее

Хочу я видѣть… Успокоить это

Моей души волненье.

Подходитъ къ трупу матери.

Вотъ она

Лежитъ безмолвная… Богини мщенья!

Вы знаете, что вынужденъ былъ я

На это дѣло страшное…

Наклоняется, разглядывая трупъ.

Желѣзо

Пронзило грудь ей, острое желѣзо…

А этой грудью вѣдь она меня

Вскормила, я склонялся къ этой груди

Съ любовью…

Упадаетъ передъ трупомъ на колѣни.

Мать! прости меня, прости!

Молчишь ты и глядишь померкшимъ взоромъ

Въ мои глаза… изъ раны кровь течетъ…

Та кровь, что и во мнѣ… О, горе, горе

Тебѣ, Неронъ! ты собственную кровь

Въ безумьѣ пролилъ!… Какъ зіяетъ рана!

Какъ будто бы отверзтыя уста.

Что вопіютъ о мщеньѣ и взываютъ

Къ неумолимымъ, страшнымъ судіямъ

Подземнаго, невѣдомаго міра!..

Я слышу: приближаются они

И взорами сверкаютъ роковыми

И грознымъ голосомъ гремятъ: «Гдѣ онъ,

Убійца матери своей?» — и люди

Указываютъ мстителямъ: «Онъ здѣсь»!..

Рыдаетъ.

Да, горе мнѣ! Въ безумьѣ я низвергъ

Природы строй, возсталъ я противъ чувства,

Что свойственно ничтожной твари даже,

Какъ жизнь сама. Мной пролитая кровь

Огонь любви священной загасила —

Любви къ источнику существованья,

И тьма теперь кругомъ меня легла,

И все въ душѣ угасло, кромѣ муки

Отчаянья и роковаго страха

Предъ Немезидою, грозящей мнѣ!

Я сдѣлалъ то. что сдѣлать не рѣшалось

Донынѣ человѣческое сердце:

Ни на землѣ, ни у боговъ небесныхъ

Прощенія-такому дѣлу нѣтъ!

Съ плачемъ припадаетъ къ трупу матери. ЗАНАВѢСЪ.