СМЕРТЬ АГРИППИНЫ
правитьВ. П. Буренина
ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ИСТОРИЧЕСКОМУ ВѢСТНИКУ
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 11 — 2
1886
Матеріаломъ для предлагаемой драмы послужили: Светоній, Тацитъ, нѣсколько новѣйшихъ сочиненій объ эпохѣ цезарей, затѣмъ двѣ-три пьесы нѣмецкихъ и французскихъ драматурговъ. Предоставляя нашимъ строгимъ и просвѣщеннымъ критикамъ указанія заимствованныхъ частностей, авторъ смѣетъ думать, что въ цѣломъ его пьеса представляетъ трудъ самостоятельный.
НЕРОНЪ, цезарь.
АГРИППИНА, его мать.
ПОППЕЯ.
АКТЕЯ, пѣвица.
ПАРИСЪ, актеръ.
ТИГИЛИНЪ.
СЕНЕКА.
СТАРИКЪ, христіанинъ.
АНИЦЕТЪ.
ВАТИНІЙ.
АЦЕРРОНІЯ.
СПОРЪ, ЭПАФРОДИТЪ, ФАОНЪ, любимцы цезаря.
ЛАЛАГА, хозяйка гостиницы.
ЭГЛА, раба.
ТРИБУНЪ.
ЦЕНТУРІОНЪ.
Граждане, гости Нерона, рабы, преторіанцы, танцовщицы, музыканты, хоръ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьСЦЕНА I.
Актея, Старикъ.
СТАРИКЪ, поднимаясь съ каменной скамьи подъ деревьями.Ну. я пойду… Ужъ время, дочь моя…
Постой… еще тебѣ сказать хотѣла
О чемъ-то я… Да, вотъ о чемъ: съ тѣхъ поръ,
Какъ ты мнѣ душу просвѣтилъ ученьемъ
Любви и правды, скорбь меня томитъ…
Что сталося со мной, — сама не знаю:
О родинѣ покинутой моей,
О дняхъ невинныхъ дѣтства я тоскую
И хочется уйдти мнѣ отъ всего,
Что прежде здѣсь казалось мнѣ веселымъ
И заглушало память о быломъ…
Тебѣ растолковать я не умѣю
Того, что въ сердцѣ у меня, но ты
Поймешь и такъ…
Дитя, я понимаю,
Я знаю скорбь сердечную твою:
Ты жаждущая. Ободрись душою:
Я укажу тебѣ источникъ тотъ,
Откуда почерпнешь ты утоленье
Небесной жажды: онъ струится тамъ,
Гдѣ крестъ за насъ страдавшаго воздвигся.
О, мой отецъ, слова твои темны
Для бѣдной дѣвушки, но утѣшенье
Звучитъ мнѣ въ нихъ: я вѣрю, что меня
Ты выведешь изъ тьмы моихъ печалей,
И солнце радости заблещетъ мнѣ…
Да, солнце радости небесной, вѣчной!
Вѣрь, дочь моя: людей спасаетъ вѣра…
Сегодня къ полуночному моленью
Приди, куда я говорилъ тебѣ,
И многое откроется чудесно
Твоимъ очамъ… Господь съ тобой… Прощай.
Я провожу тебя до поворота
Береговой дороги.
Проводи.
Лалага, потомъ Парисъ.
ЛАЛАГА, выходя изъ дверей таверны.Актея! Актея! Да гдѣ же ты? Куда запропастилась? Боги, что это за сумасшедшая дѣвушка! То сидитъ, какъ вкопанная, слова отъ нея не добьешься, тоскуетъ, хмуритъ брови. То вдругъ убѣжитъ и слоняется у моря… Ну, вотъ гдѣ теперь она? Поди ищи!.. Актея! Актея!
Э-э, старуха, что это ты раскаркалась? Кого ты зовешь?
Кого мнѣ нужно.
А кого тебѣ нужно?
Не тебя. Ты мнѣ не нуженъ.
Знаю, что не нуженъ. Вотъ, если бы ты была помоложе лѣтъ на пятьдесятъ, можетъ, тогда бы я тебѣ понадобился.
Ну, и ступай къ молодымъ, коли ты имъ нуженъ.
Экая ты какая сердитая. А ты не сердись, скажи-ка лучше вотъ что: эта таверна называется «Орѣхъ»?
«Орѣхъ».
Ты вѣрно ея хозяйка?
Ну, да, хозяйка.
А какъ тебя зовутъ?
Видно, ты не здѣшній, коли спрашиваешь. Кто же не знаетъ, что хозяйку «Орѣха» зовутъ Лалагой.
Ну, извини, почтенная фурія, — я хотѣлъ сказать, — почтенная Лалага, извини, что твоя слава не дошла до меня. Я дѣйствительно не здѣшній: недавно изъ Рима. Такъ вотъ что, прекрасная Лалага, скажи-ка, въ твоемъ заведеніи найдется какое нибудь вино получше ватиканской кислятины?
Для хорошихъ гостей и фалериское найдется.
Право? Ну, я хорошій гость, потому что хорошо заплачу. Принеси-ка мнѣ твоего фалернскаго. Да не сюда — тутъ у тебя порядочная грязь, а вонъ туда, подъ деревья. Поторопись же, восхитительная Лалага, лети, вотъ тебѣ крылья.
Въ одну минуту, патрицій.
Вотъ что значитъ золото, показалъ его и сейчасъ же сталъ патриціемъ.
Поотдохну немного, я усталъ…
Охъ, эти мнѣ влюбленныя матроны,
На склонѣ лѣтъ играющія въ страсть!
Вотъ нынче данъ приказъ отъ Агриппины:
Чуть на небѣ Діаны лучъ блеснетъ —
Близь этихъ скалъ я долженъ ждать свиданья.
Я предпочелъ бы, право, ночь проспать
Спокойно у себя, да что же дѣлать?
Божественная Августа ко мнѣ
Изволитъ быть отмѣнно-благосклонной,
А я актеръ… Положимъ, славенъ я,
Положимъ, Римъ и цезарь самъ въ восторгѣ
Отъ дивнаго таланта моего:
Тѣмъ хуже для меня. Покойникъ Мнестеръ
Не менѣе былъ славенъ и великъ,
Однако же, когда онъ Мессалинѣ
Понравился и не хотѣлъ дѣлить
Ея любовь, то попросту бѣднягу
Посѣкли розгами, чтобъ былъ умнѣй
И слушался. Примѣръ я этотъ помню;
Вотъ почему — для цезаря я другъ,
Для Агриппины я и для Поппеи —
Любовникъ тайный… Что жъ такое я
Для самого себя? Не знаю, право,
Но ясно мнѣ одно: изъ всѣхъ ролей,
Съ какими я справлялся на театрѣ,
Труднѣйшую приходится теперь
Разыгрывать мнѣ на житейской сценѣ.
Вотъ и фалернское. Повѣрь, патрицій, такого не сыщешь даже у цезаря. Попробуй, скажешь спасибо старой Лалагѣ.
Хорошо, хорошо. Ну, вотъ что, почтенная Лалага, такъ какъ мы немножко познакомились, — скажи, кого это ты кликала, когда я подошелъ?
Актею.
А кто эта Актея?
Дѣвушка, пѣвица.
Римлянка?
Нѣтъ, она издалека. Есть рѣка, Таго прозывается. Такъ она изъ тѣхъ мѣстъ. Сирота. Мать-то пришла въ Римъ счастье искать, да нашла только бѣдность и смерть. Тутъ у меня и померла, а дѣвочка-то осталась.
И отца у ней нѣтъ?
Есть, да со стороны, не настоящій: мать съ нимъ прибрела сюда. Ватиніемъ зовутъ: фигляръ и пьяница.
Онъ и воспиталъ дѣвочку?
Какое онъ! Онъ только пить да балагурить умѣетъ. Я воспитала. Одиннадцати годковъ она осталась послѣ смерти матери-то. Я пять лѣтъ поила, кормила. Выросла такая, просто заглядѣнье: красавица. И какъ поетъ.
А гдѣ же она теперь? Покажи-ка мнѣ ее, Лалага.
Да вотъ ушла. Вѣрно, гуляетъ у моря. А безъ нея бѣда просто. Время ночное: того гляди, гости въ таверну забредутъ. Сейчасъ и пойдетъ: «Гдѣ Актея? Гдѣ пѣвица? Подавай пѣвицу!» Любятъ ея пѣсни. Такая дѣвушка — просто сокровище.
Жаль, что ея нѣтъ; послушалъ бы и я ея пѣсни. Вотъ тебѣ, почтенная Лалага, за твое фалернское.
Благодарю, патрицій. Ничего еще не требуется?
Ничего.
Пора идти, однако. Агриппина
Навѣрное подъ сумракомъ ночнымъ
Въ закрытой лодкѣ мчится по заливу
Къ прибрежнымъ скаламъ… Ну, Парисъ, мой другъ,
Готовься къ роли древняго Париса,
Разыгрывай комедію любви
Съ Еленой новой…
Это кто, о боги!
Ужели цезарь?.. Онъ идетъ сюда…
Мнѣ надо скрыться… поздно… невозможно:
Меня замѣтилъ онъ, узналъ меня…
Парисъ? Вотъ неожиданная встрѣча!
И какъ я радъ ей, Полуксомъ клянусь!
Что дѣлаешь ты здѣсь въ ночное время?
Любовное свиданье у тебя
Съ красавицей — я отгадалъ, не такъ ли?
Да, цезарь, я красавицей прельщенъ
И на свиданье съ нею вышелъ къ морю,
Но только та красавица, увы,
Не женщина.
Такъ кто жъ она?
Богиня.
Вотъ какъ! Давно ль, великій нашъ артистъ.
Ты сталъ плѣнять, какъ древніе герои,
Безсмертныхъ обитательницъ небесъ?
До этихъ поръ я думалъ, признаюся,
Что ты своимъ талантомъ и лицомъ
Сводилъ съ ума патриціанокъ Рима;
Но ты шагнулъ повыше — на Олимпъ!..
Съ какою же богиней на свиданье
Сегодня вышелъ ты?
Съ богиней ночи.
А, вотъ въ чемъ дѣло. Ну, представь, Парисъ,
Съ тобою мы на этотъ разъ сошлися:
Я тоже тихой, чудной красотой
Твоей богини обольстился нынче
И бросилъ стѣны душныя дворца,
Чтобъ подышать ея дыханьемъ сладкимъ,
Чтобъ увидать ея волшебный ликъ
Подъ тканью серебристою тумана…
Пойдемъ же вмѣстѣ на свиданье съ ней:
Она къ обоимъ будетъ благосклонна
И намъ видѣнья, можетъ быть, пошлетъ
Чудесныя…
Да вотъ ужъ посылаетъ:
Смотри, Парисъ, смотри: тамъ на скалѣ —
Ты видишь — кудри разметавъ по плечамъ,
Стоитъ наяда, вся озарена
Лучемъ луны кристальнымъ, будто чайка,
Прильнувшая надъ каменнымъ утесомъ
Крылами серебристыми… смотри!..
Ты видишь?..
Да.
Клянусь я Аполлономъ!
Въ ней красота изящная слилась
Съ какимъ-то дикимъ волшебствомъ… Откуда
Такое чудное дитя?.. Постой —
Ты слышишь — что то говоритъ она,
И странный лепетъ жалобныхъ рѣчей
Сливается съ неяснымъ, тихимъ плескомъ
Вечерняго прилива… Тише… Мы
Подслушаемъ мечтаніе наяды.
Тѣ же, Актея.
АКТЕЯ, на скалѣ.Плѣнительной отчизны берега,
Во снѣ я васъ, иль наяву видала?..
Мерещется мнѣ часто блескъ и свѣтъ
Лучей горячихъ солнца и сверканье
Лазурныхъ волнъ, тимпановъ рѣзвый звукъ
И смѣхъ, и пляски дѣвушекъ нарядныхъ
Въ вечерній часъ… И матери моей
Печальныя ласкающія пѣсни
Припоминаю я… Давно, давно
Все это было… Для чего судьбою
Я брошена въ далекій, чуждый край,
Какъ роза горъ, оторванная вихремъ
Съ родимаго куста?.. О, мать моя,
Насъ встрѣтила съ тобою на чужбинѣ
Не радость — нѣтъ… Съ голодной нищетой
Боролась ты недолго и погибла
Въ ея жестокихъ, роковыхъ когтяхъ,
Предсмертными слезами обливая
Покинутую дѣвочку свою…
Какою жалобой печальной полонъ
Прелестный голосъ! Какъ груститъ она!..
Несчастное дитя…
Ты видишь, цезарь,
Обманчива фантазія твоя:
То не богиня синихъ волнъ — наяда.
Сейчасъ лишь только говорила мнѣ
Хозяйка старая таверны этой,
Что есть у ней пѣвица съ береговъ
Далекихъ Таго: отъ ея таланта
Въ восторгѣ всѣ гуляки здѣшнихъ мѣстъ…
Увѣренъ я, мы видимъ это чудо
Передъ собой.
Пѣвица, ты сказалъ?
Тѣмъ лучше. Дивные искусства перлы
Нерѣдко и въ грязи находимъ мы.
Ее хочу я видѣть…
Вотъ съ утеса
Она спускается… идетъ сюда…
Какая стройная нога! Походка
Божественная нимфы… Нѣтъ, Парисъ,
Красотка эта изъ таверны, право,
Похожа на богиню. Я сейчасъ
Заговорю съ ней… Милая малютка,
Скажи мнѣ, съ кѣмъ бесѣду ты вела
На той скалѣ? Съ шумящимъ тихо моремъ,
Или съ лучемъ серебрянымъ Діаны?
Не все ль равно тебѣ?
Каковъ отвѣтъ?
Садится на каменную скамью.
Не все ль равно, моя богиня?.. Нѣтъ:
Я знать хочу души невинной тайну.
Ты хочешь многаго. Завѣтныхъ тайнъ
Не выдаю я никому.
Я знаю ихъ.
Однако.
Коль знаешь, для чего
Ко мнѣ ты обращаешься съ вопросомъ?
Ты повѣряла грусть свою волнамъ,
Ты имъ шептала тайныя печали
О родинѣ покинутой своей,
О бѣдной матери… Но волны моря
И холодны, дитя, и безучастны,
И утѣшенья сердцу не даютъ;
А я — какъ знать — быть можетъ, я могу
Тебя утѣшить въ горѣ.
Мнѣ не нужны
Пустыя утѣшенья. У людей
Къ чужимъ печалямъ души холоднѣе
И безучастнѣй темныхъ моря волнъ.
Вѣдь ты почти дитя — и такъ печальны
Твои слова. Я слышать бы желалъ
Не жалобы изъ этихъ устъ прекрасныхъ,
Но пѣснь веселья, беззаботный смѣхъ.
Когда хочу, смѣюсь я; и печалюсь,
Когда хочу.
Скажи, не правда ль, ты
Пѣвица изъ таверны?
Да, патрицій.
А какъ зовутъ, красавица, тебя?
Актея.
Ты мнѣ нравишься, Актея.
Благодарю.
Чему смѣешься ты?
Я нравлюсь всѣмъ.
Вотъ какъ! Послушай, хочешь
Богатой быть, Актея?
Я богата.
А. ты богата… Хорошо. Но все жъ
Вѣдь ты желаешь быть еще богаче?
Нѣтъ, не желаю.
Милое дитя,
Она въ своей наивности прелестна!
Ты много, стало быть, имѣешь?
Много:
Свободу.
Къ этому прибавь еще
И красоту, и молодость. Клянуся
Я Полуксомъ! ты правду говоришь:
Твои сокровища безцѣнны, съ ними
Богаче ты властительныхъ царицъ!
Да, вѣнчана ты діадемой чудной,
И въ ней сіяютъ три волшебныхъ камня,
Но, все-таки же, къ нимъ еще одинъ
Прибавить надобно — и я прибавлю
Тотъ дивный камень — счастіе любви!..
Ты поняла меня?
Актея, съ кѣмъ ты
Болтаешь тамъ? Иди сюда.
Патрицій,
Меня зовутъ.
Неронъ, Парисъ.
НЕРОНЪ.Постой!.. Ушла… Парисъ,
Я въ восхищеньѣ! Съ красотою дикой
Въ ней грація слилась и тонкій умъ
Блеститъ въ ея рѣчахъ живыхъ и смѣлыхъ,
А взглядъ сверкающихъ и темныхъ глазъ
Какой-то властью роковою полонъ…
Я говорю тебѣ, пѣвица эта —
Цвѣтокъ прелестный, брошенный судьбой
Въ притонѣ грязномъ: онъ цвѣсти достоинъ
У цезаря въ саду, и я его
Возьму къ себѣ и буду наслаждаться,
Его красы вдыхая ароматъ…
Пойдемъ за ней и кончимъ это дѣло:
Та вѣдьма, что звала ее сейчасъ,
Конечно, намъ за золото уступитъ
Охотно дѣвушку, коль мы съ тобой
Не будемъ скупы… Ну, идемъ же.
Цезарь,
Постой… Смотри: сбирается толпа
Къ дверямъ таверны. Насъ замѣтить могутъ,
Узнать тебя.
Ты правъ. Мы подождемъ
Здѣсь въ сторонѣ отъ нихъ. Посмотримъ кстати
На пьяную компанію. Люблю
Я видѣть черни грубое веселье
И слушать откровенный разговоръ;
Какъ цезарь, чернь въ душѣ я презираю,
Но, какъ артистъ, ея восторгъ живой
Внимаю съ наслажденьемъ я порой…
Тѣ же, толпа гражданъ, Ватиній, Лалага, потомъ Актея.
Толпа разсаживается за столами на террасѣ.
ГОЛОСА.Лалага, эй! Сюда! — Скорѣе! — Гости
Къ тебѣ пришли. — Ну, вѣдьма, выходи!
— Вина! Вина!
Сабинскаго и кости!
Сыграемъ.
Время будетъ впереди:
Сначала выпьемъ.
Хорошо.
Лалага!
Да что жъ вина?!
Ну, не кричи: несутъ.
А вотъ она, божественная влага!
Давай, давай.
И ты, Ватиній, тутъ?
Какъ мнѣ не быть — я тамъ всегда, гдѣ пьютъ.
Что новаго? Недавно ты изъ Рима:
Какъ поживалъ тамъ цезарь нашъ Неронъ?
Да правилъ, какъ всегда, неутомимо…
Конями въ циркѣ правилъ онъ.
А Римъ въ большомъ восторгѣ отъ Нерона,
Да и нельзя не восхищаться имъ:
Онъ такъ забавенъ въ маскѣ гистріона,
И пляшетъ такъ искусно, точно мимъ.
Ты слышишь?.. Похвалу я принимаю
Изъ устъ толпы. Веселый этотъ шутъ
Мнѣ нравится.
Вотъ къ намъ пріѣхалъ въ Вайю:
Гляди, какъ въ Римѣ тоже здѣсь пойдутъ
Потѣхи всякія.
Пойдутъ навѣрно:
Быть цезаремъ безъ этого нельзя жъ.
Да это ничего, что цезарь нашъ
Паяцемъ хочетъ быть, а вотъ что скверно:
Молва идетъ, — онъ часто сгоряча
Пускаетъ въ ходъ сѣкиру палача.
Э, вѣдь не ваши головы-то рубитъ —
Патриціевъ: его на это власть.
А насъ, плебеевъ, цезарь очень любитъ
И игры намъ даетъ какія — страсть!
Ну, нѣтъ, не говори, сталъ подбираться
И къ намъ, плебеямъ, помаленьку онъ:
Толкуютъ, по ночамъ затѣялъ шляться
Съ ватагою друзей и нашихъ женъ
И дочерей ловить, да для забавы
Таскать къ себѣ.
Вотъ это не резонъ.
А что, Парисъ, вѣдь негодяи правы?
Эхъ, мелете вы вздоръ, по-моему:
Сталъ цезарь подбираться къ вашимъ женамъ —
Вотъ невидаль, подумаешь, ему!
А ты сойдись-ка съ цезаремъ Нерономъ:
Онъ и въ тебѣ отыщетъ, можетъ, толкъ…
Да, впрочемъ, знай, почтенная Лалага:
Вѣдь о тебѣ идетъ серьёзный толкъ
У цезаря: онъ, видишь, добылъ мага,
Что обращаетъ женскій полъ въ мужской,
И магъ признался: первый опытъ, тетка,
Имъ будто бы продѣланъ надъ тобой:
Смотри, какая у тебя бородка!
У, старый шутъ…
Да не конфузься, эхъ!
Скажи: тебя въ мужчину обращая,
Волшебникъ начиналъ съ какого края?
Скажи, скажи, Лалага?!
Ну, васъ всѣхъ!
Потѣшилъ ты, Ватиній, славно право…
Давай-ка, выпьемъ.
Да, я такъ сужу
О цезарѣ: веселаго онъ нрава,
Артистъ, въ душѣ артистъ.
Ну, не скажу…
Однако же, гремитъ повсюду слава:
Онъ музыкантъ, художникъ и поэтъ;
А голосъ, что за голосъ у Нерона! —
Его призналъ пѣвцомъ великимъ свѣтъ.
Ужъ голосъ — просто каркаетъ ворона!
Лжешь, негодяй! Презрѣнный варваръ, лжешь!
И если ты сейчасъ не отречешься
Отъ лжи своей — клянусь, я поступлю
Съ тобою такъ, какъ нѣкогда съ Терситомъ
Мудрѣйшій царь Итаки поступилъ!
Ой, помогите, братцы, помогите!
Откуда этотъ бѣшеный? Кто онъ?
— Патрицій. — Штука важная патрицій!
Какъ смѣетъ онъ разбойничать и драться?
— Мы Рима граждане — мы съ нимъ равны,
У насъ права такія жъ по закону!
Наступаютъ на Нерона.
— Схватить его! Связать!
Остановитесь:
Предъ вами цезарь!
Цезарь!
Что же вы
Такъ испугались? Мы равны правами:
Вы Рима граждане, вамъ данъ законъ —
Онъ выше императора, я знаю,
И по закону съ вами поступлю:
За оскорбленье цезаря виновныхъ
Постигнетъ казнь и ликтора топоръ
Имъ головы отрубитъ… Приговоромъ
Довольны вы?
Божественный властитель.
Ты справедливъ въ рѣшеніи своемъ:
Всѣ головы виновныхъ предъ тобою
Должны упасть… Но — вымолвить дозволь —
Вѣдь справедливый приговоръ закона
Нельзя исполнить…
Почему же, шутъ?
А потому, могущественный цезарь,
Что трудно эти головы найдти:
Онѣ потеряны у всѣхъ отъ страха
И отъ вина, которое и есть
Причина болтовни виновной нашей.
Фигляръ, я вижу, въ шутовскую рѣчь
Съумѣлъ ты смыслъ вложить довольно здравый…
Я ихъ прощаю…
Ихъ, но — не тебя:
Ты головы не потерялъ отъ страха
Предъ цезаремъ, и потому ее
Палачъ найдетъ легко. Ну, что ты скажешь —
Я правосуденъ?
Цезарь, власть твоя:
Казни меня, коль я достоинъ казни;
Лишь объ одномъ дерзаю я просить:
Дозволь мнѣ съ дочерью моей проститься.
Такъ у тебя есть дочь?.. А гдѣ жъ она?
Вотъ, цезарь, эта дѣвушка.
Актея?!.
Ты, шутъ, солгалъ! Нѣтъ, не повѣрю я,
Чтобъ такъ могла природа издѣваться:
Столь дивнаго созданія творцомъ
Ты не достоинъ быть.
Твой разумъ, цезарь,
И взоръ божественный все проницаетъ:
Ты правъ — я названный отецъ ея,
А не родной.
Нѣтъ, каково, Парисъ:
Меня не обманулъ инстинктъ артиста!
Дитя прекрасное! Поди сюда:
Вотъ этотъ негодяй дерзнулъ назваться
Твоимъ отцомъ…
Его отъ дѣтскихъ дней
Сама отцомъ всегда я называла…
Становится на колѣни передъ Нерономъ.
И въ память матери моей, молю,
Прости его, великодушный цезарь.
Довольно. Встань, Актея.
Ты прощенъ.
Всѣ прощены.
Да здравствуетъ Неронъ,
Да здравствуетъ великій нашъ властитель!
Я пиръ даю вамъ въ эту ночь…
Ну, шутъ,
Смотри, теперь будь веселѣе вдвое:
Есть отчего тебѣ веселымъ быть —
Вѣдь ты избѣгнулъ смерти.
Императоръ,
Ты видѣлъ, смерти испугался я
Не за себя: мнѣ было жаль покинуть
Актею бѣдную…
А если бъ ты,
По милости божественной, взялъ дочку
Подъ покровительство свое, то я…
То я, пожалуй, умеръ бы съ охотой…
Не правда ль, онъ мерзавецъ… но уменъ,
Онъ съ подлымъ ясновидѣньемъ читаетъ
Желанья тайныя чужой души,
И потому… мнѣ нравится.
Тебя
И дочь твою прекрасную беру
Я во дворецъ. Ты будешь шутъ Нерона;
Она…
Молчи! Ни слова!
Эй, за мной
Въ таверну всѣ! Мои вы нынче гости:
Пируйте, веселитеся!
Виватъ
Божественному цезарю Нерону!
Парисъ, идемъ.
Прелестное дитя,
Ты показать свое искусство въ пѣньѣ
Должна предъ цезаремъ… Идемъ, идемъ.
Тигилинъ, потомъ Парисъ,
ТИГИЛИНЪ, выходитъ изъ-за скалы.Ну, разыгралася душа артиста!..
Теперь властитель, полубогъ Неронъ
Передъ толпою грязною плебеевъ
Готовъ за чашей пьяной веселиться,
Плѣняя сволочь грубой простотой…
Въ чемъ шутовства подобнаго причина:
Безумье власти тутъ, ея капризъ,
Иль скука пресыщенія величьемъ —
Мнѣ все равно. Но если цезарь въ грязь
Бросаетъ пурпуръ свой потѣхи ради —
Его поднять я долженъ, чтобы снова
Властитель въ этомъ пурпурѣ сіялъ
Передъ толпой. Вотъ почему слѣжу я
За цезаремъ повсюду, будто тѣнь.
Обязанность постыдная, положимъ,
Обязанность раба: такъ говоритъ
Молва глупцовъ… Ну, да: я рабъ Нерона!
Однако же, властитель міра онъ,
А я — я прихотей его властитель;
Кто жъ больше тутъ слуга, иль господинъ?…
Но, впрочемъ, это все пустыя бредни,
А вотъ что важно для меня теперь,
О чемъ подумать надобно серьёзно:
Не слишкомъ ли Нерономъ завладѣлъ
Красавецъ нашъ Парисъ, любимецъ новый?
Безстыдный плутъ, лукавый гистріонъ,
Хитро онъ вкрался къ цезарю въ довѣрье,
И тотъ готовъ забыть изъ-за шута
И Тигилина, и… Поппею даже…
Опасный, хоть ничтожный человѣкъ:
Всѣмъ нравиться умѣетъ; до безумья
Доводитъ женщинъ; циникъ и талантъ;
Въ немъ легкомысліе слилось съ разсчетомъ
И дерзостью… опасный человѣкъ…
А вотъ и онъ… Посмотримъ, что-то будетъ!..
Мнѣ удалось подъ шумъ попойки дикой
Уйдти тихонько… Что мнѣ предпринять?
Покинуть цезаря?.. Нѣтъ, невозможно…
И думать нечего… А между тѣмъ
Здѣсь явится, пожалуй, Агриппина…
Вотъ будетъ кстати… Ну, попался я
Межъ Сциллой и Харибдою… Что тамъ?..
Я слышу плескъ… То лодка Агриппины?..
Скорѣй, скорѣй предупредить ее…
СЦЕНА VIII.
Агриппина, Парисъ.
АГРИППИНА, бросается въ объятія идущаго къ ней навстрѣчу Париса.Парисъ, мой милый, дорогой!
Тс… тише!
Здѣсь цезарь…
Цезарь? Что ты говоришь?
Гдѣ цезарь?
Тамъ — въ тавернѣ.
Какъ въ тавернѣ?!
Ты бредишь…
Онъ съ плебеями пируетъ…
Должна ты удалиться… поспѣши…
О, да, уйдемъ, уйдемъ скорѣй, Парисъ…
Я не могу: мнѣ нужно тутъ остаться.
Зачѣмъ?
Но цезарь хватится меня:
Какъ объяснить ему, куда ушелъ я?
Ты лжешь… меня ты хочешь обмануть…
Властительница, для чего же лгать мнѣ?
Ты выдумалъ все это для того,
Чтобъ отъ меня отдѣлаться… Не цезарь
Тамъ ждетъ тебя, тамъ у тебя свиданье
Съ какой нибудь гетерою безстыдной…
О, знаю я тебя…
Клянусь богами,
Я подозрѣній не пойму твоихъ…
Я правду, Августа, сказалъ: тамъ цезарь;
Плѣнился онъ пѣвицей изъ таверны
И пожелалъ ея послушать пѣнье…
Пѣвицей?.. Отчего жъ ты такъ смущенъ?..
О, я разоблачу обманъ твой низкій!..
Ты говоришь — тамъ цезарь? Я туда
Пойду сама…
Тебя я умоляю,
Остановись, властительница…
Нѣтъ,
Тебѣ не удержать меня, притворщикъ:
Хочу я видѣть, на какую тварь
Ты промѣнялъ императрицу Рима!..
Ахъ, ты меня погубишь и себя…
Неронъ, Агриппина.
НЕРОНЪ, пьяный, съ чашей въ рукѣ.Парисъ, куда ты скрылся?.. Да, я помню…
Съ богинею свиданье у тебя…
А это что за женщина?.. Посмотримъ…
Хватаетъ ее за руку и вглядывается.
Мать! Августа!.. Клянусь я, греза сна
Передо мной, хоть, кажется, не сплю я…
Неронъ!
Ну, что жъ такъ испугалась ты?
Да, я Неронъ, твой сынъ… Я въ опьяненьѣ
Здѣсь веселюсь… Вотъ видишь эту чашу?
Возьми ее и, если ты не призракъ,
То выпей влагу свѣтлую: она
Намъ радость въ душу проливаетъ…
Цезарь…
Не цезарь я теперь… Нѣтъ, въ эту ночь —
Я Діонисій, дивный богъ веселья…
Повѣрь мнѣ, мать, нѣтъ въ мірѣ ничего
Отраднѣй опьяненья даромъ Вакха.
Вѣдь жизни цѣль — забвеніе печалей
Существованья нашего, а чѣмъ
Забыться можемъ мы вполнѣ, — подумай?
Любовь и власть — два высшихъ наслажденья;
Я ихъ извѣдалъ: на землѣ никто
Въ любви и власти съ цезаремъ Нерономъ
Сравниться не дерзнетъ, и сами боги
Должны сознаться, что я равенъ имъ
Въ могуществѣ моей всесильной власти
И въ уясеньѣ сладостью любви!
Но все же въ нихъ я полнаго забвенья
Земныхъ печалей не нашелъ, о нѣтъ!..
Любовь есть бредъ тревожный сладострастья,
А власть — порывъ мучительный души
Отяготѣть надъ слабостью другихъ
Своею силой. Тутъ боренье воли,
Тревога чувствъ, таящая страданье,
Тутъ нѣтъ забвенья… А волшебный сокъ
Отъ гроздій винограда благодатныхъ
Вливаетъ въ сердце свѣтлое забвенье,
Всѣ боли жизни обращая въ радость:
Сомнѣнья муку — въ сладкую надежду,
Печали тьму — въ веселья яркій свѣтъ…
Да, говорю тебѣ я: намъ богами
Ниспослано одно блаженство здѣсь:
Вакхическій восторгъ отъ опьяненья…
Такъ будемъ, будемъ упиваться имъ!
Неронъ, опомнись… Ты забылъ свой санъ:
Величье императора постыдно
Предъ грубой чернью унижаешь ты.
Нѣтъ, нѣтъ, не понимаешь ты Нерона!
Я богъ, властитель радости земной,
И потому я не могу унизить
Величіе мое передъ людьми:
Кто бъ ни были они, я къ нимъ спускаюсь
Съ недостижимой высоты небесъ
И имъ дарю привѣтъ мой благосклонный.
Ты — отрасль цезарей. Обязанъ ты
Достоинство державныхъ предковъ помнить.
Не вспоминай, о мать моя, о предкахъ,
Молчи о нихъ! Я доблести ихъ знаю…
Не дядюшку ли Клавдія мнѣ взять
За образецъ величья? Идіотомъ
Не даромъ онъ прославился повсюду…
Калигула былъ шутъ и злой палачъ;
Тиверій — жалкій лицемѣръ въ сѣдинахъ,
Запачканныхъ и кровью, и распутствомъ;
Великій Августъ власти роль игралъ,
Какъ гистріонъ безсовѣстный; а Юлій…
Веселые плебеи здѣсь въ тавернѣ
Мнѣ пѣли пѣсню славную сейчасъ
Про Юлія… Не хочешь ли послушать?
Цезарь въ Галліи прославилъ
Власть свою и мечъ побѣдъ;
Ну, а Цезаремъ-то правилъ
Царь виѳинскій Никомедъ.
Нарумяненной матроной,
Вздѣвъ на лысину вѣнокъ,
На кровати золоченой
Граціозно цезарь легъ…
Довольно, сынъ мой… Прекрати позоръ
Безумной шутки!.. За тебя мнѣ стыдно.
Вотъ, видишь ли, не нравится тебѣ,
Что я смѣюсь и веселюся съ чернью,
А мнѣ не нравится, что ты за мной
Слѣдишь повсюду, что въ мое веселье,
Какъ и въ дѣла правленія, всегда
Мѣшаешься. Вѣдь цезарь я — не ты!
Запомни это, Августа.
Я помню,
Какъ помню то, что цезаря я мать,
А ты забылъ, что ты мнѣ сынъ и цезарь!
И если въ опьяненьѣ свой дворецъ
Ты покидаешь, для вертеповъ грязныхъ
Пренебрегая трономъ, — охранять
Я этотъ тронъ обязана и буду
Я охранять.
Излишняя забота!
Всѣ матери, какъ ты, понять не могутъ,
Что дѣти выростаютъ, и всегда
Считаютъ ихъ ребятами, мечтая
Ихъ волей править… Посмотри: я выросъ.
Я вижу. Но хотя бы до небесъ
Ты выросъ и челомъ своимъ сравнялся
Съ вершинами гигантскихъ Альпъ, а все жъ
Я та земля, съ которой поднялся ты
Такъ высоко и ты на ней стоить.
Я родила тебя… О, лучше бъ было,
Чтобъ, какъ Орестъ, ты черепъ мнѣ разсѣкъ
Своимъ мечомъ, чѣмъ видѣть мнѣ теперь,
Что отъ моей груди ты оторвался
И бросился въ безстыдныя объятья
Наложницъ подлыхъ, какъ твоя Поппея!
Любовью ихъ продажной замѣнилъ
Ты матери любовь: ну, вотъ взгляни,
Куда пришелъ ты, что въ безумьѣ пьяномъ
Ты дѣлаешь теперь!..
Что бъ я ни дѣлалъ, —
Одинъ я властелинъ своихъ поступковъ.
Я не хочу, чтобы рука иная —
Будь это матери рука — вела
Меня на поводу. Одно желаю
Я отъ тебя наслѣдовать — твою
Упорную и дерзостную волю.
Къ чему она тебѣ? Для шутовства
На цезарскомъ престолѣ.
Для того,
Чтобы разбить, какъ эту чашу я
Сейчасъ разбилъ, оковы чуждой власти,
Дерзающей въ могуществѣ своемъ
Съ божественнымъ Нерономъ поровняться.
Такъ вотъ что ты задумалъ! Берегись:
Я власть тебѣ дала и раздѣлять
Ее съ тобой всегда по праву буду,
И если ты пойдешь противъ меня…
Тебѣ я мать; но матерью бываетъ
И дикая тигрица. Говорилъ
Мнѣ сторожъ цирка, что она, порою,
Дѣтенышей, не нравящихся ей,
Когтями разрываетъ безпощадно.
О, ты ужаснѣе тигрицы… да,
Ты убиваешь тѣхъ, кого ты любишь.
Да убиваю, если на любовь
Не отвѣчаютъ мнѣ.
Въ безумьѣ злобномъ
Не сознавайся, затаи его
Въ своей душѣ, чтобъ не возстали тѣни
Загубленныхъ тобою жертвъ.
Меня
Не ужасаютъ тѣни, что выходятъ
Изъ нѣдръ могилъ; какъ лающихъ собакъ,
Я прочь гоню докучную ихъ стаю.
Ты говоришь, безумна въ злобѣ я?
Нѣтъ, ты безумный трусъ, когда со страхомъ
Сторонишься отъ матери своей…
Нерона ужасаетъ Агриппина,
Какъ фурія; но Клавдій былъ отравленъ
Затѣмъ, чтобъ сдѣлать цезаремъ Нерона!
А сколько страшныхъ мертвецовъ еще
Вокругъ меня въ своихъ мечтахъ ты видишь?
Они вѣдь всѣ погибли для того,
Чтобъ пурпуръ твой, окрашенный ихъ кровью,
Ты могъ спокойно на плечахъ носить!..
О, не блѣднѣй! Бояться мертвыхъ глупо;
Но, если бы не умерли они,
Быть можетъ, ты бы съ высоты престола
Давно упалъ въ ту бездну роковую,
Куда низвергла я твоихъ враговъ!
Ты ошибаешься: не трепетъ страха
Передъ тобою чувствуетъ Неронъ —
Ты мнѣ забавна. Вотъ сейчасъ въ тавернѣ
Я ужиналъ, и мнѣ хозяйка счетъ
Подаетъ за ужинъ; точно такъ и ты
Счетъ преступленьямъ подаешь. Ну, что же,
Я заплатить могу по счету.
Да,
Ты можешь заплатить: судьбы рукою
Карающей ты будешь пораженъ
За подлую твою неблагодарность
Предъ матерью.
Безумныя слова!
Ты ль говоришь ихъ? Какъ! ты признаешься
Открыто въ преступленіяхъ, а мнѣ
Грозишь возмездіемъ? Угрозы этой
Нелѣпое пророчество смѣшно:
Когда бы правда на землѣ царила,
То казнь тебя постигла бы давно!
Но правды нѣтъ, а есть слѣпая сила;
Добро и зло — пустой и лживый сонъ,
Игра случайности… Нѣтъ, я не вѣрю
Ни въ торжество добра, ни въ кару зла!
Надменныя и глупыя мечтанья!
Они тебя отъ Рока не спасутъ
Въ день гибели твоей; тогда, очнувшись,
Раскаешься ты горько, что презрѣлъ
Ты матери спасительную волю.
Послушай, мать, ужель мечтаешь ты,
Что откажусь я отъ своихъ желаній,
Власть раздѣлю съ тобою пополамъ
И подчинюсь твоей жестокой волѣ?
Изъ-за чего жъ? Изъ-за того, что ты
Убила мужа и еще кого-то?..
Ты сдѣлала все это для меня,
Я вѣрю. Но теперь я повелитель
Одинъ надъ Римомъ, — цезарь я по праву,
Какъ внукъ Германика; и я могу,
Коль захочу, привлечь на судъ сената
Убійцу Клавдія. О, берегись,
Чтобъ этого съ тобою не случилось.
Тебя бояться мнѣ?! Не цезарь ты —
Комедіантъ, флейтистъ, ночной кутила,
Потѣшникъ грязной черни и наложницъ,
У ногъ которыхъ ты забылъ свой тронъ!
Ты внукъ Германика? Да, это правда,
Къ несчастію; но я — я дочь его!
Въ тотъ день, какъ умеръ Клавдій, къ легіонамъ
Кто вышелъ, передъ кѣмъ гремѣлъ привѣтъ
Центуріоновъ и легатовъ? Ты ли
Внималъ ихъ кликамъ?.. Ну, а если я
Теперь пойду къ нимъ снова и скажу имъ:
Низвергните Нерона, онъ насильно
Сталъ Цезаремъ, онъ выродокъ, фигляръ,
Позорящій родъ Юліевъ, убійца
Британика!.. Ты думаешь, что мать
Не можетъ это сдѣлать? — Агриппины
Еще не знаешь ты! Борьбы со мной
Не выдержалъ никто, а ты — созданье
Моей же прихоти — бороться хочешь?
Иди впередъ по этому пути,
Возьми себѣ для помощи Поппею
И выбрось мать съ позоромъ изъ дворца
На улицу для посмѣянья черни!
Попробуй!.. Я пойду къ преторіанцамъ
Искать защиты и тогда, клянусь,
Отъ зданія могущества Нерона
И камня не останется на камнѣ!
Какъ женщина, которая, стыдясь
Рожденнаго ребенка, убиваетъ
Въ смятеніи его и голый трупъ
Выбрасываетъ въ сточную канаву,
Такъ устыжусь и брошу я тебя,
Домиція презрѣнное отродье!
Въ гнѣвѣ быстро уходитъ туда, гдѣ ея лодка.
Неронъ, потомъ Парисъ и граждане.
НЕРОНЪ, смотритъ въ слѣдъ уходящей Агриппины.О, злобная Медея… Но могу
И я Орестомъ стать… Твои угрозы
Проникли въ душу мнѣ и тайный страхъ
Обвѣялъ холодомъ мой лобъ горячій.
Я отрезвѣлъ… Что было тутъ, когда
Она пришла?.. А, вспомнилъ… Гдѣ жъ Парисъ?..
Я здѣсь, властитель.
Здѣсь? А я подумалъ,
Что ты, наскучивъ грубостью толпы,
Ушелъ отъ насъ.
Ты слышалъ
Угрозы Агриппины? Слышалъ?.. Что же
Ты скажешь?.. Надобно ея беречься,
Не правда ли?.. Какъ фурія, за мною
Она слѣдитъ, и даже ночи мракъ
Отъ глазъ горящихъ этой злой пантеры
Не можетъ скрыть меня… Что ты сказалъ?..
Я ничего не говорилъ…
Вотъ видишь,
Какъ незавидна доля властелина:
Ему грозитъ не только скрытый ножъ
Измѣнниковъ, но даже мать… Прошу я
Тебя все это въ тайнѣ сохранить,
Коль любишь ты меня.
Клянуся, цезарь…
Не нужно клятвъ. Я вѣрю… Ну, теперь
Ни слова болѣе объ этомъ. Время
На ложе сна.
Эй, факеловъ сюда!
Свѣтите намъ. Ватиній, ты Актею
На утро приведешь ко мнѣ.
Идемъ.
Веселую мнѣ пѣсню на дорогу.
Запойте, — ту, что пѣли вы сейчасъ:
О Юліѣ… Да не жалѣйте глотокъ.
Цезарь въ Галліи прославилъ
Власть свою и мечъ побѣдъ,
Ну, а Цезаремъ-то правилъ
Царь виѳинскій Никомедъ…
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьПоппея, спитъ на кушеткѣ; Эгла, въ глубинѣ сцены.
ПОППЕЯ, во снѣ.Парисъ… мой милый… такъ… цѣлуй… цѣлуй….
Какое наслажденье… о. Венера…
Нѣтъ, я не вынесу… умру…. умру…
Ахъ, это сонъ!.. Утомлена прогулкой,
Я задремала здѣсь, и чары грезъ
Ко мнѣ слетѣли такъ волшебно-живы,
Какъ будто наяву… Казалось мнѣ:
Въ ночь первую календъ апрѣльскихъ я
Въ священной рощѣ. Подъ навѣсомъ миртовъ*
Прекрасныхъ женъ и юношей толпа;
Они, сплетаясь бѣлыми руками,
Поютъ Венерѣ гимнъ и вкругъ богини,
Увѣнчанной гирляндами изъ розъ,
Танцуютъ быстрымъ, рѣзвымъ хороводомъ.
Сквозь тонкія, прозрачныя туники,
При свѣтѣ факеловъ, мелькаютъ формы
Прекрасныхъ женскихъ тѣлъ, и, разгораясь,.
Становится все сладострастнѣй танецъ,
И пары, покидая хороводъ,
Уходятъ въ сумракъ рощи, подъ деревья…
Я въ сторонѣ стою одна, смотрю
На шумное веселье и все жду я,
Чтобъ пылкій юноша увлекъ меня
Туда, туда за ними… Но напрасно:
Никто меня не замѣчаетъ… Вотъ
Замолкли пѣсни… Факелы погасли,
Всѣ пары разошлись, и въ темной рощѣ
Лишь слышится кругомъ: то шопотъ страстный,.
То смѣхъ прерывистый, то стоны нѣги…
Кумиръ Венеры, весь въ цвѣтахъ, облитъ
Лучемъ луны серебрянымъ, безмолвно
Сіяетъ предо мной подъ сѣнью темной
Деревьевъ, тихо шепчущихъ… и смотритъ
Она. съ улыбкой странной на меня…
Вдругъ вижу я: богини образъ принялъ
Лицо Париса, съ алтаря она
Сошла ко мнѣ и мраморныя руки
Раскинула и обняла меня
Такимъ объятьемъ жаркимъ, что невольно
Я вся затрепетала: мнѣ казалось,
Въ порывѣ нѣги гаснетъ жизнь моя!..
О, грезы ночи дивныя! зачѣмъ
Исчезли вы? Дѣйствительность смѣняетъ
Печальнымъ сожалѣньемъ ваши чары…
Ахъ, если бы я сонъ волшебный свой
Могла продлить и наяву забыться
Безпечнымъ счастьемъ… Тщетная мечта!
Съ лучами утра яркими мнѣ въ душу
Врывается тяжелая забота
О лицемѣрьѣ, о двойномъ притворствѣ:
Къ Парису я должна любовь скрывать,
Выказывать должна любовь Нерону…
Привѣтъ мой госпожѣ. Да ниспошлетъ
Ей радость благосклонная Аврора.
Дай зеркало.
Сегодня я блѣдна…
Весеннихъ розъ нѣжнѣе твой румянецъ,
Твой взоръ горитъ и меркнетъ сквозь рѣсницы,
Какъ томная вечерняя звѣзда,
А кудри, будто волны золотыя,
По плечамъ упадаютъ. Ты прекраснѣй
Всѣхъ римлянокъ… и красотѣ твоей
Лишь одного не достаетъ убора…
Какого же убора?
Діадемы.
Какъ смѣла ты, безумная раба,
Сказать слова такія? Какъ дерзнула
Подумать ты…
О, пощади, прости…
Будь осторожнѣй въ болтовнѣ своей, —
Иная лесть неловкая больнѣе
Булавки острой колетъ…
Прочь!.. Уйди.
Не достаетъ мнѣ діадемы… Въ этомъ
И мука для меня, и жизни цѣль.
Всѣ римлянки завидуютъ Поппеѣ,
Но ей самой судьба ея жалка!
Вѣдь все же я — наложница Нерона,
Наложница любимая — не больше!
И ею буду я, пока волчица,
Что цезаря вскормила, между нимъ
И мной стоитъ. Невольно я читаю
Въ ея надменныхъ, мстительныхъ глазахъ:
«Ты завладѣла цезаря любовью,
Ты вырвала изъ жадныхъ лапъ моихъ
Добычу власти — берегись, Поппея»!
Она права. Я начала игру,
Поставивъ красоту свою на ставку,
И выиграла я любовь Нерона;
Но мало этого, поставить надо
И смерть, и ненависть… и лишь тогда
Я выиграю санъ императрицы!
Поппея, Тигилинъ,
ТИГИЛИНЪ, выходитъ справа.Привѣтъ прекраснѣйшей изъ римскихъ женщинъ.
Я очень радъ, -что боги мнѣ послали
Съ тобою встрѣчу: вѣсти у меня
Есть важныя, Поппея.
Я готова
Ихъ выслушать.
Постой, одни ли мы?
Я говорить хочу объ Агриппинѣ
И человѣкѣ, очень дорогомъ
Ея душѣ.
О цезарѣ, конечно?
Нѣтъ, ты не угадала: о Парисѣ.
Давноль Парисъ для матери Нерона
Сталъ дорогимъ? О томъ не знала я.
И я не зналъ. Лишь со вчерашней ночи
Открылось все.
Но что жъ открылось?
Слушай.
Прошедшей ночью цезарю пришла
Одна изъ тѣхъ фантазій сумасшедшихъ,
Какимъ все чаще поддается онъ:
Въ полночный часъ, Неронъ дворецъ покинулъ
И по морскому берегу бродилъ,
Любуясь красотою ночи лунной…
Конечно, я тайкомъ слѣдилъ за нимъ…
Случайно повстрѣчался онъ съ Парисомъ
Вблизи одной береговой таверны,
Гдѣ всякій сбродъ кутитъ въ ночное время…
Съ Парисомъ повстрѣчался… А Парисъ
Тамъ былъ зачѣмъ?
Вотъ въ этомъ-то и дѣло.
Сейчасъ узнаешь. Цезарь увидалъ
Пѣвицу изъ таверны, молодую
Испанку, и, плѣнясь ея красой,
Сталъ съ чернью пировать и любовался
Искусствомъ дѣвушки въ хмѣльномъ восторгѣ…
Какъ эту дѣвушку зовутъ?
Актея;
Онъ взять ее намѣренъ во дворецъ…
И я должна переносить все это!
И мнѣ клянется онъ въ своей любви.
Когда готовъ на всякую дѣвчонку
Поппею промѣнять!.. Дивлюся я,
Какъ въ ту же ночь не потащилъ къ себѣ онъ
Каприза жертву новую и съ нею
Ватагу пьяной черни.
Можетъ быть,
Оно бы такъ и вышло, да Нерону
Нежданно помѣшала Агриппина,
А ей Неронъ.
Загадка для меня
Твои слова.
А смыслъ ея нетруденъ:
Туда, гдѣ цезарь, Вакхомъ опьяненъ,
Съ плебеями безпечно веселился,
И Августа, опьянена любовью,
Пришла на полуночное свиданье.
Свиданіе?.. У Агриппины?.. Съ кѣмъ?
Съ Парисомъ.
Ты смѣешься надо мною…
Съ Парисомъ?
Да.
О, нѣтъ, не можетъ быть…
Ошибся ты.
Какъ могъ я ошибиться,
Когда я видѣлъ ихъ, когда самъ цезарь
Чуть не засталъ влюбленныхъ? Но Парисъ
Успѣлъ сокрыться во время, а пьяный
Неронъ подумалъ, что императрица
Пришла къ тавернѣ ночью, чтобъ слѣдить
За шалостями вѣнчаннаго сына.
Она… съ Парисомъ… Такъ увѣренъ ты,
Что между ними…
Несомнѣнно это.
Комедіантъ красивый обольстилъ
Мать цезаря; за нимъ она безумно
Гоняется, какъ старая волчица
За молодымъ самцемъ… Поппея, ты
Блѣднѣешь… Что съ тобой? Ты нездорова?
Нѣтъ, ничего… Зной утомилъ меня…
Дай опахало мнѣ…
Благодарю…
Такъ ты сказалъ… Она была съ Парисомъ?
Я говорю тебѣ, когда бъ Неронъ
Минутой раньше вышелъ изъ таверны, —
Онъ могъ бы видѣть — трогательный видъ!
Императрицу-мать въ объятьяхъ мима.
Но если этимъ зрѣлищемъ ему
Не удалось вчера полюбоваться. —
Мнѣ кажется, что мы должны теперь
Ему шепнуть…
У цезаря сегодня
Ты былъ?
Сейчасъ я отъ него. Онъ въ гнѣвѣ
На Агриппину. Онъ не могъ заснуть
Взволнованный. Безумныя угрозы —
Я ихъ подслушалъ — бросила вчера
Въ лицо Нерону Августа… Поппея,
Не нужно медлить. Цезарю пора
Открыть глаза на тайную интригу:
Быть можетъ, мы избавимся заразъ
Отъ Агриппины и комедіанта…
Да… но Парисъ… я думаю, что онъ
Не виноватъ… къ тому жъ и не опасенъ…
Ты, кажется, его жалѣешь?
Я?
Мнѣ все равно… Но осторожно надо
Намъ дѣйствовать и, я прошу тебя
Не торопиться… Тутъ нужна уловка
И хитрость женская… Ты предоставь
Мнѣ это дѣло.
Я желалъ того же…
Но ошибаешься, Поппея, ты,
Коль думаешь, что этотъ мимъ лукавый
Намъ не опасенъ: цезаремъ совсѣмъ
Онъ завладѣлъ; Неронъ позабываетъ
Любовь Поппеи, увлекаясь дружбой
Къ красивому актеру; съ Агриппиной
Его интрига…
Тише… это онъ
Идетъ сюда.
Я ухожу. Съ Парисомъ
Будь осторожна: онъ не долженъ знать,
Что мы владѣемъ тайной…
Не тревожься…
О, низкій человѣкъ! Предъ Тигилиномъ
Я чуть себя не выдала, когда
Онъ мнѣ открылъ твою измѣну… Боги!
Зачѣмъ въ такой прекрасный образъ вы
Вложили душу, полную притворства?..
Не стану я скрываться передъ нимъ:
Онъ долженъ оправдать себя…
Поппея, Парисъ.
ПАРИСЪ, увидѣвъ Поппею.Поппея!
Какъ счастливъ я свиданіемъ нежданнымъ!
Не даромъ твой прекрасный ликъ всю ночь
Мнѣ грезился.
Мы сходны въ сновидѣньяхъ;
Я видѣла сама тебя во снѣ.
Не странно ль это?
Почему же странно?
Мечтами другъ о другѣ мы полны,
Такъ мудрено ль, что даже въ сонныхъ грезахъ
Мы неразлучны?
Да, а наяву
За то выходитъ иначе… Скажи мнѣ,
Какъ ты меня во снѣ, мой милый, видѣлъ,
А я потомъ свой сонъ тебѣ скажу.
Казалось мнѣ… что мы съ тобою въ саду
Укрылися въ какомъ-то тайномъ гротѣ
И отдаемся ласкамъ безъ конца…
Отрадный сонъ!
Да; мой не такъ отраденъ:
Я видѣла, что ты ушелъ тайкомъ
Въ полночный, тихій часъ на берегъ моря
И ждешь свиданья тамъ… но не со мной —
Съ другою женщиной; а я ревниво
Слѣжу тебя, укрывшись за скалой,
И думаю: о, нѣтъ, неправда это,
Онъ ждетъ меня, а не ее. Парисъ
Ко мнѣ любовью искренною полонъ,
Обманывать не можетъ онъ меня.
Благодарю, что даже въ сонныхъ грезахъ
Моей любви ты вѣришь. О, клянусь,
Обманывать тебя Парисъ не можетъ:
Тебя одну онъ любитъ и любить
Всегда онъ будетъ!
Повтори, мой милый,
Твои слова и повтори съ тѣмъ взглядомъ,
Какой сейчасъ ты бросилъ на меня:
Ахъ, этотъ взглядъ, я знаю, непритворенъ,
Какъ и признанья сладкія твои…
Меня одну ты любишь?
Да, Поппея,
Одну тебя!
Вотъ видишь, иногда
Я ревностью тревожусь. Вѣдь не можетъ
Знать женщина навѣрное, что въ сердцѣ
Таитъ мужчина; остается намъ
Одно лишь только: вѣрить слову, взгляду;
А взгляды и слова нерѣдко лгутъ…
Пусть ты не лжешь; въ твоихъ глазахъ прекрасныхъ
Я вижу непритворную любовь;
Однако, молодъ ты и сколько женщинъ
Прельщается твоею красотой…
Невольныя сомнѣнія, порою,
Томятъ мнѣ душу.
Отгони ихъ прочь
И не волнуй себя докучной мукой
Пустой мечты. Ты для меня богиня,
Ты съ высоты Олимпа низошла,
Чтобъ дать мнѣ счастіе любви безсмертныхъ!
Могу ль на женщинъ я другихъ смотрѣть,
Когда тебя я видѣлъ?.. О, презрѣннымъ,
Неблагодарнымъ былъ бы я глупцомъ,
Когда бъ тебѣ я измѣнилъ…
Безчестный
И наглый лжецъ! Ты самъ свой приговоръ
Сказалъ себѣ! Да, ты глупецъ презрѣнный,
Неблагодарный!.. Говори: вчера,
Въ полночный часъ, ты не былъ на свиданьѣ
Съ другою женщиной? Ну, отвѣчай!
Твое несправедливо подозрѣнье…
Ты въ заблужденіи… Не знаю я,
О комъ ты говоришь…
А, ты не знаешь!
Такъ я скажу тебѣ: объ Агриппинѣ!
Ты поблѣднѣлъ?.. Безстыдный, жалкій трусъ!
Отъ трусости ты позабылъ искусство
Комедіанта. Розыграй же роль,
Какъ ты игралъ ее сейчасъ!.. Ты думалъ,
Сквозь маску лживую не разгляжу я
Лица обманщика? Ты скрыть хотѣлъ
Свою измѣну отъ Поппеи? Видишь,
Какъ это удалось тебѣ, глупецъ!..
Что жъ ты молчишь? Оправдывайся, лги,
Вымаливай прощенье… Все же легче
Мнѣ будетъ это, чѣмъ твое молчанье
Трусливое! Иль ты найдти не можешь
Рѣчей притворныхъ? Или въ самомъ дѣлѣ
Та злая фурія въ тебѣ зажгла
Огонь нелживой страсти и не смѣешь
Ты мнѣ сказать: «я съ нею роль игралъ»?..
Парисъ — Эндиміонъ и Агриппина —
Діана!
Выслушай меня, прошу…
Что выслушать? Что можешь ты сказать мнѣ?
Чему могу повѣрить я изъ устъ
Притворщика? Лишь одному признанью,
Что разомъ двухъ ты обманулъ?..
Тебя
Я не обманывалъ… О, вѣрь, Поппея:
Не знаешь ты…
Я знаю все! Посмѣй
Отречься предо мной, что съ Агриппиной
Не дѣлишь ты постыдную любовь?
Клянусь, ты ошибаешься. Послушай:
Возможно ли, чтобъ добровольно я
Ея любовь дѣлилъ? Ужель прельстился
Я ласками старухи? Только страхъ, —
Я сознаюсь, постыдный страхъ — принудилъ
Меня къ свиданью…
Не лукавь! Тебя
Я знаю хорошо: твой нравъ порочный
Наклоненъ къ перемѣнамъ, и мечты
Честолюбивыя тебя смущаютъ.
Она, императрица; красотой. —
Хоть и поблеклой, все жъ она гордится
И для тебя, продажнаго фигляра,
Не такъ она ничтожна и стара.
Чтобъ не увлекся связью ты съ безстыдной
И сладострастной Клавдія убійцей!
Кто мнѣ поручится, что вмѣстѣ съ ней
Ты не смѣялся надо мной, что въ тайнѣ
Не замышляли вы сгубить меня
И цезаря…
Поппея…
Я заставлю
Тебя признаться, обнаружу я
Всѣ ваши замыслы передъ Нерономъ,
Я головы твоей не пощажу!..
Не думаешь ли ты, что Агриппина
Спасти тебя своей любовью можетъ?
О, ты узнаешь, что сильнѣе: месть
Отвергнутой, обманутой Поппеи,
Иль Агриппины жалкая любовь!
Ты въ гнѣвѣ мнѣ бросаешь обвиненья
Ужасныя… У ногъ твоихъ клянусь
Любовью нашей…
Прочь, обманщикъ подлый!
Съ мольбами лицемѣрныхъ клятвъ иди
Къ той фуріи, съ которой надругался
Ты надъ моей любовью!.. Низкій трусъ,
Ты столько жъ гадокъ мнѣ теперь, какъ прежде
Былъ дорогъ для меня… Не унижайся
Передо мною новой ложью. Прочь!
Парисъ, потомъ Тигилинъ, Ватиній, Актея.
ПАРИСЪ.Игра моя открыта. Кѣмъ? — не знаю.
Быть можетъ — случай… Или Тигилинъ
Вмѣшался тутъ?.. Теперь не въ этомъ дѣло:
Подумать надо, какъ спасти себя,
Какъ вынырнуть между двумя волнами,
Что въ ярости, упавъ на грудь мою,
Меня низвергнуть могутъ въ бездну смерти.
Вотъ мигъ, когда необходимъ разсчетъ…
Дожидайтесь здѣсь. Я предупрежу цезаря о вашемъ приходѣ.
Ну, дочка, пробрались мы во дворецъ,
Намъ явно помогаютъ боги,
Теперь всѣмъ бѣдствіямъ конецъ,
На доброй мы стоимъ дорогѣ.
Эхъ, если бы я не былъ тѣмъ, что есть,
То, право, сдѣлаться Нерономъ
Почелъ бы за большую честь:
Отлично жить въ чертогѣ золоченомъ,
Не дѣлать ничего, день цѣлый пить и ѣсть,
Спать по ночамъ спокойно, а не спится, —
Съ красавицами веселиться…
А, вонъ Парисъ, великій нашъ актеръ…
Собратъ! пусть боги каждый атомъ
Въ тебѣ хранятъ…
Съ которыхъ поръ
Ты, негодяй, Парису сталъ собратомъ?
Что спрашивать, самъ вѣдаешь о томъ.
Съ вчерашней ночи.
Почему же?
Вчера я сдѣланъ цезаря шутомъ,
А чѣмъ же шутъ комедіанта хуже?
Ты дерзокъ.
Полуксомъ клянусь,
Для шутки — дерзость острая приправа.
Быть можетъ. Не на мой лишь вкусъ.
А цезарь вотъ инаго нрава:
На дерзости мои вчера смѣялся онъ.
Ну, другъ, не радуйся: Неронъ
Наклоненъ часто къ перемѣнамъ;
Случалось, съ вечера обласканныхъ шутовъ
Поутру онъ бросалъ на кормъ муренамъ.
Ай, ай, неужто онъ таковъ?
Одобрить не могу подобную манеру.
Что такъ? Не нравится?
Охъ, нѣтъ!
Вотъ видишь. Потому запомни мой совѣтъ:
Шути, пріятель, здѣсь… но въ мѣру…
Киваетъ головою на Актею:
Актею ты привелъ?
Вчера
Такъ цезарь повелѣлъ мнѣ.
Знаю.
О ней онъ спрашивалъ съ утра…
Ну, счастія тебѣ и ей желаю.
Однако же, порядки здѣсь не тѣ,
Какихъ я ожидалъ. Примѣрно
Я думалъ такъ: по простотѣ
Должна съ дворцомъ сойдтись таверна.
Не очень вѣренъ мой разсчетъ,
Коль правда то, что я сейчасъ услышалъ.
Вотъ такъ всегда: ты загадалъ впередъ,
А боги…
Тише. Цезарь вышелъ.
Тѣ же, Неронъ.
ВАТИНІЙ, цѣлуя полу одежды Нерона.Привѣтъ властителю. Твое велѣнье
Исполнено: я дѣвушку привелъ.
Ты сдѣлалъ хорошо, хоть могъ бы лучше
Ты сдѣлать, если бъ рядомъ съ красотой
Твой образъ шутовской не выдвигался.
Милое мое дитя,
Приди ко мнѣ, дай мнѣ налюбоваться
Твоей красой при свѣтѣ яркомъ солнца.
О, — ты прекрасна! Въ красотѣ твоей,
Какъ въ ароматѣ нерасцвѣтшей розы,
Есть нѣга тихая: она влечетъ
Неполнымъ упоеньемъ, обѣщая
Дать несравненно болѣе потомъ…
Ты родилась въ Испаніи?
Да, цезарь.
Счастливая, хоть дикая страна!
Искусства свѣтъ волшебными лучами
Еще не озарилъ ея, но въ ней
Сама природа создаетъ такъ много
Изящнаго: ея чудесный даръ —
Твоя краса, твой нѣжный, сладкій голосъ.
Скажи, дитя, гордишься ими ты?
Ты говоришь, природѣ — не себѣ
Обязана я лучшими дарами,
Такъ чѣмъ же тутъ гордиться?
Если ты
Не лжешь, какъ лгутъ всѣ женщины, — вдвойнѣ
Прекрасна ты.
Но для чего же лгать мнѣ?
Чтобъ цѣну скромной прелести своей
Набавить больше: такъ всегда бываетъ,
Когда продать себя хотятъ.
За что жъ
Меня ты оскорбляешь? Ты властитель,
Я бѣдная раба; но не для торга
Постыднаго пришла я во дворецъ:
Ты пожелалъ мои услышать пѣсни…
Искусствомъ дивнымъ пѣнія ты будешь
Мой тѣшить слухъ, изящной красотой —
Мои глаза; но надо же и сердце
Утѣшить также. Я хочу, Актея,
Твоей любви и думаю, что мнѣ
Ее отдашь охотно ты.
Могу я
Отдать тебѣ лишь то, что я имѣю:
Ты можешь жизнь пѣвицы бѣдной взять,
Но надъ любовью ты моей не властенъ.
Какъ! я не властенъ? Но вѣдь я — Неронъ!
Могущество мое непобѣдимо,
И я не зналъ отказа никогда
Въ желаніяхъ. Ты ставишь добродѣтель,
Какъ честнаго и стойкаго бойца
Въ борьбѣ со мною: это возбуждаетъ
Во мнѣ сильнѣй желаній пылкихъ жаръ.
Хоть женщины умѣютъ горячо
Любить безъ добродѣтели, я знаю,
Но добродѣтель побѣдить пріятно…
Зачѣмъ тебѣ искать такихъ побѣдъ
Вдали дворца? Ты окруженъ толпою
Красавицъ Рима; что предъ ними я —
Рабыня жалкая? Ужели мало
Тебѣ любви и обожанья тѣхъ,
Кто вознесенъ счастливою судьбою
До высоты престола твоего?
Молчи, дитя!.. Сама не сознавая,
Ты растравляешь рану моего
Измученнаго сердца. О, когда бы
Вокругъ себя привѣтъ любви я видѣлъ,
Такой любви, какою тщетно жажду
Я насладиться!.. Нѣтъ, я одиноко
На высотѣ могущества стою,
Кругомъ меня лишь ненависть царитъ;
Подъ маской улыбающейся лести
Она мнѣ кажетъ свой зловѣщій ликъ,
Подобный лику страшному Горгоны!
И каменѣетъ у меня душа
Подъ взглядами чудовища и гаснетъ
Въ ней пламень жизни, гаснетъ свѣтъ любви.
Могущество безъ счастія не можетъ
Наполнить жизнь. Повѣрь, мое дитя,
Твой жребій, незамѣтный въ этомъ мірѣ,
Счастливѣй моего, хотя судьбой
Превознесенъ я надъ людьми высоко:
Вѣдь ты была любима? Не скрывай
Тревогу сердца, мнѣ отрадно слышать
Ласкающій и нѣжный голосъ страсти,
Подобный ропоту кристальныхъ волнъ.
Мнѣ нечего скрывать передъ тобою,
Властитель. Я была любима… да…
Меня любила мать; ея любовью
Жила я въ годы дѣтства и теперь
Привѣтнымъ я живу воспоминаньемъ
О той любви.
Вотъ видишь, я былъ правъ,
Когда сказалъ, что твой завиденъ жребій:
Ты знала матери любовь… Скажи,
Тебя любила мать не изъ разсчета,
Что, выростивши дочь, пріобрѣтетъ
Тѣмъ выгоду, какъ ростовщикъ проценты
Пріобрѣтаетъ жадно съ должника?
Она меня любила безкорыстно,
Любила сердцемъ. Развѣ можетъ мать
Любить иной любовію?
Бываютъ
Такія матери: святое чувство,
Природою имъ вложенное въ душу,
Разсчетъ холодный убиваетъ въ нихъ;
Онѣ лелѣютъ своего ребенка,
Тая надежды, что, возросши, онъ
Имъ принесетъ, какъ выгодную плату
За ласки и заботы, власти даръ;
Ихъ соблазняетъ демонъ властолюбья,
Ужаснѣйшій изъ демоновъ, когда
Онъ поселится въ слабомъ женскомъ сердцѣ;
Предъ нимъ и демонъ сладострастья даже
Смиряется… О, нѣтъ предѣловъ зла,
Которыхъ женщина не переступитъ,
Соблазномъ властолюбья увлекаясь!..
Но ты меня не понимаешь, ты
Смущаешься, такія слыша рѣчи?
Счастливица! судьба тебѣ дала
Удѣлъ прекрасный: какъ цвѣтокъ, въ часъ утра
Расцвѣтшій тихо, ты была согрѣта
Привѣтнымъ солнцемъ кроткихъ, нѣжныхъ ласкъ
Простой и доброй матери, любившей
Въ тебѣ рожденье милое свое.
Ахъ, эти ласки я недолго знала,
И солнце, что согрѣло мой расцвѣтъ,
Смѣнилось мрачной и холодной ночью
Несчастія… Ты, цезарь, разбудилъ
Печальныя во мнѣ воспоминанья
О матери… я не могу сдержать
Невольныхъ слезъ…
Твои понятны слезы…
Съ участіемъ смотритъ на нее. Короткое молчаніе.
Ты тронула меня. Я пощажу
Твою красу и молодость. Для жертвы
Желаній страстныхъ, — вижу я, — дитя,
Еще ты не созрѣла… Ну, довольно
Грустить о прошломъ: что взяла судьба —
То невозвратно. Озари улыбкой
Свой милый ликъ, дай насладиться мнѣ
Гармоніей божественной искусства:
Спой пѣсню милой родины твоей…
Привѣтъ цезарю. Императрица послала меня спросить, можешь ли ты принять ея посѣщенье?
Что нужно отъ меня императрицѣ?
Она желаетъ говорить съ тобой.
Скажи, что цезарю теперь не время:
Онъ отдыхаетъ отъ заботъ правленья.
Пойдемъ, Актея: у прибрежныхъ скалъ,
Гдѣ волны плещутъ радостно, сверкая
Лазурью яркой, ты подъ шопотъ ихъ
Споешь мнѣ пѣсню, будто Нереида
Прекрасная… Пойдемъ, мое дитя.
Агриппина, Ацерронія, потомъ Сенека.
АГРИППИНА.Какъ онъ отвѣтилъ — повтори? Быть можетъ,
Ослышалася я?
Нахмуривъ взоръ,
Воскликнулъ онъ: «Скажи императрицѣ,
Что цезарю не время, отъ заботъ
Правленія теперь онъ отдыхаетъ».
Онъ отъ заботъ правленія усталъ!
Онъ пьянствовалъ всю ночь въ тавернѣ грязной
Съ плебеями, онъ цѣлые часы
Съ какой-то тварью уличной проводитъ,
А матери своей, императрицѣ,
Не можетъ удѣлить одной минуты!
Да развѣ это цезарь? Это шутъ
На цезарскомъ престолѣ.
Осторожнѣй.
Божественная Августа, смотри,
Сюда подходитъ, кажется, Сенека…
Сенека выходитъ изъ портала виллы.
Да, это онъ. Мудрецъ явился кстати:
Я у него спрошу, какъ онъ находитъ
Поступки своего ученика
Безумнаго.
Привѣтствую тебя,
Императрица.
Ты идетъ къ Нерону?
Да, Августа.
Зачѣмъ? Чтобы плясать
Съ гетерами? Или играть на флейтѣ?
Я думала, что для такихъ фиглярствъ
Достаточно Фаона или Спора
Близь цезаря; но вижу я теперь,
Что и мудрецъ Сенека можетъ также
Потворствовать Нерону, какъ рабы.
Я, Августа, тебя не понимаю…
А между тѣмъ понять немудрено.
Ты выбралъ время очень неудачно,
Коль къ цезарю приходишь для того,
Чтобъ говорить съ нимъ о дѣлахъ правленья:
Онъ ихъ давно уже не хочетъ знать,
Онъ занятъ пѣньемъ, пляскою, распутствомъ…
Вотъ мой совѣтъ: отнынѣ правь одинъ
Дѣлами государства, иль къ Поппеѣ
Ты обратись: я слышала, она
Внушаетъ цезарю, чтобъ онъ эдиктомъ
Изъ Капитолія перемѣстилъ сенатъ
Въ Субуру.
Августа, какія рѣчи!
Неронъ — властитель Рима…
Да, властитель —
Вполнѣ достойный васъ, его рабовъ!
Онъ ночью пьянствуетъ въ тавернахъ съ чернью,
Днемъ тѣшится, какъ уличный фигляръ
Игрой на флейтѣ.
Не суди такъ строго,
Божественная Августа, о сынѣ:
Онъ молодъ, увлекается, его
Веселыя искусства обольщаютъ
И красота…
И наглость, и развратъ
Безстыдной сволочи, продажныхъ тварей,
Съ которыми онъ забываетъ Римъ!
Однако же народъ благословляетъ
Его правленіе.
Да, потому,
Что не въ его рукахъ была забота
О государствѣ. Но теперь, когда
Онъ хочетъ править самъ, какъ полагаешь,
Кто станетъ ближе у кормила власти:
Сенека, иль распутная Поппея?
Я не боюсь соперниковъ такихъ!
Минуютъ заблужденья молодыя:
Онъ сердцемъ благороденъ и великъ
И вновь къ добру воротится, когда
Устанетъ отъ безумныхъ увлеченій.
Вы стоики спокойно и легко
Все объясняете… Сѣдой философъ,
Ты закрывать глаза давно привыкъ:
Пускай передъ тобой идутъ событья
Своей дорогой — ты ихъ выжидаешь…
Ты счастливъ, ты доволенъ, что престолъ
Твой ученикъ наслѣдовалъ? Но помни,
Разсчетливый мудрецъ, что Клавдій жизнь
Покончилъ не для одного Нерона!
Для Рима это сдѣлано…
Уволь
Меня отъ фразъ. Быть можетъ, въ самомъ дѣлѣ
Ты хочешь быть фигляромъ и рабомъ
Любовницы Нерона — унижаться
Ты воленъ какъ угодно. Но пойми,
Что я къ подобной роли неспособна!..
Или и ты играешь въ руку тѣмъ,
Кто хочетъ отстранить меня отъ сына?
Божественная Августа, ужель
Могла подумать ты…
Чтобъ не могла я
Подумать такъ, обязанъ ты, наставникъ
Безумнаго ученика, взять власть
Надъ совѣстью его и сохранить
Для Агриппины сына и для Рима
Властителя… Ты понялъ ли меня?
Я не такая женщина, что можно
Меня легко столкнуть съ ступени той,
Которую я заняла у трона!
И если ты, и цезарь, и змѣя
Лукавая, что хитрыми сѣтями
Опутала васъ тайно, — если вы
Разбудите мой гнѣвъ, то берегитесь!
Я, какъ Медея, приготовлю вамъ
Волшебное питье, и вы упьетесь
Отравою моей, я въ томъ клянусь!..
Вотъ надобно тебѣ о чемъ подумать,
Философъ осторожный. Не забудь
Моихъ совѣтовъ и внуши Нерону,
Чтобъ съ матерью онъ не игралъ въ игру
Опасную. Счастливаго успѣха.
Уходитъ вмѣстѣ съ Ацерроніей.
Она почуяла, что конь ея.
Изъ-подъ узды, на волю дико рвется;
Она его пытается сдержать
Рукою властной: тщетная попытка!
Онъ закусилъ не даромъ удила:
Онъ вырвется и полетитъ какъ вѣтеръ.
Куда его примчитъ безумный бѣгъ?
Въ стремленьѣ бѣшеномъ своемъ, быть можетъ,
Онъ насъ растопчетъ всѣхъ и цѣлый Римъ
И самъ, дрожа отъ бѣшенства и страха,
Низвергнется въ зіяющую пропасть…
Легко сказать: останови Нерона
И на его порывы наложи
Оковы разума… Нѣтъ, поздно, поздно…
Онъ сталъ теперь на роковомъ пути
И насъ влечетъ съ собой. Совѣтовъ мудрыхъ
Прошла пора: настала власть безумья…
А, все-таки, она права: мой долгъ
Предъ разумомъ, предъ Римомъ побуждаетъ
Сказать ему свободной правды слово…
Вотъ онъ идетъ задумчивый и грустный.
Гдѣ бродитъ мысль его? О чемъ тоска?
Неронъ, Сенека.
СЕНЕКА.Я счастливъ, что судьба посылаетъ мнѣ случай привѣтствовать божественнаго цезаря.
Здравствуй, мудрецъ. Я не такъ счастливъ: встрѣча съ твоей мудростью помѣшала моему хорошему настроенію. Что тебѣ нужно?
Властитель, когда ты былъ моимъ ученикомъ, ты слушался моихъ совѣтовъ. Могу ли я тебѣ объ этомъ напомнить?
Конечно, если только ты не собираешься снова посадить меня за школьную скамейку и учить по складамъ.
Когда-то твоей обязанностью было — учиться. Обязанности различны въ каждомъ возрастѣ и званіи. Теперь ты повелитель Рима.
До сихъ поръ я мало давалъ это чувствовать… Да, у каждаго свои обязанности. Ты — философъ. Будь же послѣдователенъ и заботься только о своихъ обязанностяхъ.
Я исполняю свои обязанности, цезарь.
Ты играешь роль, которая тебѣ выпала на долю.
Я не играю. Я желаю быть тѣмъ, чѣмъ я долженъ быть.
Неужели? А я думалъ, что ты актеръ. Вѣдь мы всѣ въ жизни актеры и всѣ притворяемся. Я объ этомъ догадался недавно. Твоя мудрость учитъ, что человѣкъ долженъ быть достоинъ званія человѣка, не такъ ли?
Совершенно справедливо, властитель.
Хорошо. Однако, въ сердцѣ человѣка нѣтъ такого уголка, гдѣ бы ты не натолкнулся на грязь и подлость, на алчность и тщеславіе, на жажду зла и мести, на развратъ и зависть… О, если бы у человѣчества была одна голова, я желалъ бы отрубить ее однимъ ударомъ… Говорю тебѣ: мы всѣ притворяемся, всѣ играемъ роль.
Пусть такъ: мы играемъ. Играй же роль цезаря, и народъ будетъ рукоплескать тебѣ. Ищи для себя общество властителей, а не комедіантовъ и черни. Проходи по свѣту какъ тріумфаторъ, въ торжественной колесницѣ, а не блуждай ползкомъ, какъ нищій. И если ты не желаешь быть одинокимъ…
О, конечно, не желаю…
Тогда пусть тебѣ сопутствуетъ и держитъ надъ твоею головою вѣнокъ богиня славы. Прости меня, цезарь: ты поступаешь не такъ. Римъ опечаленъ твоимъ поведеніемъ, народъ недоволенъ…
Не слѣдуетъ ли мнѣ на будущее время спрашиваться у народа, что я долженъ ѣсть? Въ такомъ случаѣ, мудрый совѣтникъ, отведи меня лучше на невольничій рынокъ и продай первому покупателю,
Не гнѣвайся, повелитель. Я сказалъ правду, которую мнѣ внушаютъ мой долгъ и опытность…
Народъ мной недоволенъ. Агриппина мной недовольна. Ты недоволенъ. Сколько недовольныхъ! Въ самомъ дѣлѣ, должно быть, я плохо играю роль цезаря: я слишкомъ мало пользуюсь властью и не укрощаю недовольныхъ. Вотъ отчего недовольные кричатъ, что я къ комедіямъ склоненъ больше, чѣмъ къ правленію. О, я люблю веселыя комедіи! Я это докажу тебѣ сейчасъ. Эй!
Тигилинъ, приведи сюда Ватинія, позови Париса, Спора, Фаона, Эпафродита, всѣхъ! И пусть рабы принесутъ тогу, обшитую пурпуромъ. Скорѣе!
Сейчасъ, мой мудрый наставникъ, я доставлю тебѣ поучительное зрѣлище.
Властитель, я заранѣе благодарю тебя, если оно дѣйствительно будетъ поучительнымъ для меня.
Навѣрное, навѣрное! Вотъ ты увидишь.
Неронъ, Сенека, Тигилинъ, Ватиній, Парисъ, Споръ, Эпафродитъ, Фаонъ, придворные и рабы.
Впродолженіе этой сцены приближается гроза. Порою слышатся отдаленные раскаты грома.
НЕРОНЪ, Сенекѣ, указывая на Ватинія.Посмотри на этого человѣка: онъ кажется смѣшнымъ въ своей шутовской одеждѣ рядомъ съ тобою. А между тѣмъ, онъ можетъ дать больше, чѣмъ ты. Можешь ли ты съиграть роль шута?
Цезарь, я могу лишь одно: быть вѣрнымъ слугою цезаря и Рима.
Ты повторяешь одно и то же. И я повторю тебѣ: это твоя роль. Ты умѣешь ее играть: я это знаю. Но вотъ этотъ шутъ умѣетъ играть и роль шута, и всякія другія роли. Онъ можетъ съиграть намъ тебя. Ватиній, съумѣешь ты представить Сенеку?
Для меня это очень легко, повелитель.
Почему же легко?
Потому, великій цезарь, что я дуракъ. А всякій дуракъ — прирожденный мудрецъ.
Хорошо. Представь же намъ Сенеку. Рабы, надѣньте на него тогу.
Не унижай, великодушный цезарь,
Въ моемъ лицѣ сенатъ. Въ былые дни
Склонялись предъ сенаторами Рима
Властители…
А въ наши дни пускай
Склоняется сенатъ передо мною…
Но о политикѣ оставимъ споръ:
Займемся представленіемъ веселымъ.
Будь остроумнѣй: передъ самимъ Сенекой
Играешь ты.
А васъ, мои друзья,
Я ставлю судьями его искусства:
Почтимъ рукоплесканьями шута,
Коль онъ того окажется достойнымъ.
Позволь мнѣ, цезарь, удалиться…
Какъ,
Уйдти ты хочешь? Но сейчасъ не ты ли
Мнѣ говорилъ, что будешь очень радъ,
Коль я тебѣ доставлю поученье
Веселымъ зрѣлищемъ?
Ну, къ дѣлу, шутъ!
О римляне! поймите: добродѣтель
Есть благо высшее изъ благъ;
Я въ томъ судья вамъ и свидѣтель:
Безъ добродѣтели я въ жизни ни на шагъ.
Чтобъ добродѣтелью въ сей жизни наслаждаться,
Ненадобно заботиться о злѣ:
Кто можетъ на конѣ кататься,
Тотъ не поѣдетъ на ослѣ.
Вотъ почему, къ добру направивъ думы,
Отъ зла стараюсь уклоняться я:
Съ казны сбираю кругленькія суммы,
И сладко пью, и сладко ѣмъ, друзья.
Онъ недурно схватилъ самую суть твоей философіи, но у него не достанетъ ума сдѣлать настоящее заключеніе. Я попробую это за него.
Мой кодексъ мудрости, конечно, — внѣ сомнѣній:
Я имъ руководился вѣкъ
И въ цѣломъ рядѣ сочиненій
Отлично доказалъ, что я, Сенека Энній,
Изъ римлянъ — первый человѣкъ!
Я даже превзошелъ Нерона:
Я правлю Римомъ за него!
Что будетъ, если вдругъ я удалюсь отъ трона.
О, римляне, скажите?
Ничего!
Онъ хорошо сказалъ.
На мѣсто Сенеки, великодушный цезарь, ты можешь поставить меня. Вѣдь ужъ доказано: мудрецъ и дуракъ одно и то же.
Клянусь я Полуксомъ! ты правъ, Ватиній:
Калигула для лошади своей
Считалъ достойнымъ консульское званье,
Такъ почему жъ не могъ бы я теперь
Облечь шута сенаторскою тогой?
Ты добродѣтель благомъ признаешь
И пользуешься ею въ жизни ловко,
А у меня иное благо — сила,
И пользоваться силой я хочу!
Пришла пора: моей могучей волей
Я больше не позволю вамъ играть.
Я цезарь, а не ты, не Агриппина!
Вы съ нею всюду шепчете: Неронъ
Комедіантъ, онъ къ власти неспособенъ,
Мы правимъ за него. А, хорошо!
Вы предъ собой увидите Нерона
Властителя.
Ты слышишь ли, старикъ,
Раскаты грома: то гроза подходитъ;
Лазурь небесъ заволоклася тьмой,
И вмѣсто радостной улыбки солнца
Изъ нѣдръ грозящихъ тучъ блеститъ огонь
Кровавой молніи. Вотъ образъ вѣрный
Моей души: веселая безпечность
Въ ней смѣнится ужасною грозой,
И вы, дрожа и ползая во прахѣ,
Преклонитесь предъ силою моей!
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
правитьСЦЕНА I.
Агриппина, Ацерронія.
АГРИППИНА.Нѣтъ, вижу — здѣсь я лишняя совсѣмъ:
Здѣсь властвуютъ гетеры съ ихъ царицей,
Поппеей ненавистной!.. О, Неронъ,
Ты унижаешь мать, ты даже тѣни
Того могущества, что принесла
Тебѣ я въ даръ, не хочешь мнѣ оставить!
Смотри, твоя рискованна игра:
Ты самъ какъ тѣнь безжизненная можешь
Нежданно, вслѣдъ за Клавдіемъ, сойдти
Въ подземный Тартаръ, и туда дорогу
Я укажу тебѣ!..
О, перестань,
Божественная Августа… Ты въ гнѣвѣ
Позабываешь, что полна любовью
Къ рожденному тобой: какая мать
Для сына больше сдѣлала?
Объ этомъ
Не вспоминай мнѣ. Я люблю его…
Но развѣ не люблю своей руки я?
Чтобъ нѣжность ей предать и бѣлизну,
Я въ молокѣ ослицъ ее купаю,
Я украшаю кольцами ее,
Запястьями изъ золота… Такъ что же?
Я дѣлаю все это потому,
Что въ ней рабу послушную я вижу:
Ея движенья возвѣщать должны,
Властительную волю Агриппины!
Твоя рука прекрасная ведетъ
Дорогой славы цезаря Нерона,
И цѣлый Римъ твоей покоренъ волѣ.
Такъ было прежде. Но теперь все это
Перемѣнилось. Отъ моихъ оковъ
Освободился цезарь и стремится
Повелѣвать онъ матерью… Зачѣмъ
Я только мать Нерону!..
Но кого же
Обязанъ больше императоръ чтить,
Кого любить онъ болѣе обязанъ?
Ахъ, Ацерронія, ты молода
И судишь ты легко. Какъ ни гордится
Мужчина грубой силою своей, —
У женщины на привязи онъ вѣчно.
Ребенкомъ онъ за матерью идетъ,
Потомъ, возросши, отдается сердцемъ
Любимой женщинѣ; а та, кому
Онъ жизнію обязанъ, — позабыта!
Онъ ищетъ наслажденья красотой
И юностью — что мать ему? Помѣха
Его страстямъ… О, если бъ не была
Я матерью Нерона, — я могла бы
Поппеи не бояться. Развѣ я
Не привлекла бы нѣжною улыбкой
И взоромъ обольстительнымъ его
Измѣнчиваго сердца? Но природа
Мнѣ это запрещаетъ. Почему?
Что мнѣ за дѣло до ея закона?
Не уступлю я сына молодой
Соперницѣ, хотя бы мнѣ пришлося
Нарушить всѣ законы!.. Кто испилъ
Напитокъ власти сладостный однажды,
Тотъ не отклонитъ жадныхъ устъ своихъ
Отъ чаши очарованной, покуда
Ея не вырвутъ!..
Посмотри, кто тамъ
Выходитъ съ Тигилиномъ? Узнаешь ли
Ты сладострастныя ея движенья
И головы кокетливый наклонъ
Подъ складками полупрозрачной палы?
Клянусь богами мрачнаго Аида,
Я не могу сдержаться…
Агриппина, Поппея, Тигилинъ, Ацерронія.
АГРИППИНА.Тигилинъ!
Что угодно, властительница?
Кого это ты ведешь къ цезарю? Какимъ дѣломъ ты занялся? Скоро сирійскіе торговцы невольницами станутъ проклинать тебя за то. что ты отбиваешь у нихъ выгодное ремесло.
Божественная Августа, та, кого я сопровождаю, достойна почтенія, подобающаго женщинѣ, которую приблизилъ къ себѣ императоръ.
Стало быть, твоя красавица — одна изъ новыхъ любовницъ цезаря? Это любопытно. Нельзя ли мнѣ взглянуть на эту куколку? Кто она такая? Хорошенькая невольница? Веселая дѣвушка съ римской улицы, надушенная какъ лавка продавца благовонныхъ товаровъ?
Нѣтъ, это слишкомъ… Тигилинъ, я жду…
Какое нетерпѣніе!.. Постой-ка,
Моя красавица: дай посмотрѣть
Твое лицо?
А, это не раба,
Не уличная тварь!.. Я не узнала
Супругу благородную Криспина,
Что перешла къ Отону и его
Легко покинула; я не узнала
Подругу всѣхъ, кто цѣнитъ красоту,
Прелестницу, любимую Нерономъ,
И кѣмъ еще?
Императрица — мать
Въ веселомъ настроеніи, я вижу?
Но, кажется, вѣдь мы не на пиру,
Гдѣ пьяный такъ себя ведетъ, какъ будто
Имѣетъ право съ грубымъ шутовствомъ
Смѣяться надъ другими.
Ты ошиблась,
Царица красоты, — вѣдь такъ зовутъ
Тебя льстецы Нерона? — Ты ошиблась:
Я не пьяна, нѣтъ, я трезвѣй васъ всѣхъ!
Трезвѣе цезаря, что одурманенъ
Твоими ласками, трезвѣй тебя,
Чья голова вскружилась отъ тщеславья
Своимъ кокетствомъ!.. Да, я вижу все
На вашихъ оргіяхъ, малѣйшій слышу шопотъ;
Я проникаю даже въ тайну думъ
Такихъ красивыхъ куколъ, какъ Поппея:
Волненіе ихъ сердца, и печаль,
И честолюбья скрытаго мечтанья
Безумныя, смѣтныя — все я знаю!
Напрасно стрѣлы острыя свои
Въ меня бросаешь ты: онѣ отскочатъ
И въ сердце злобное твое вонзятся!
Тебѣ завидно, что меня зовутъ
Царицей красоты; но въ цѣломъ Римѣ
Прославилася ты царицей злобы:
Такъ будь довольна славою своей,
Старайся скрыть свои дѣла въ минувшемъ
И думой черной не гадай о томъ,
Что въ будущемъ я сдѣлаю.
Не надо
Тутъ быть отгадчицей: твой видѣнъ путь,
Ты хочешь сдѣлаться императрицей
И погубить меня.
А сколькихъ ты
Сама сгубила? Сосчитай, припомни
И замолчи! Не то я разверну
Передъ тобою тотъ ужасный свитокъ,
Гдѣ кровью ты вписала имена
Убитыхъ жертвъ… Меня двумя мужьями
Ты попрекаешь: сколько у тебя
Ихъ было?.. А любовниковъ? — безъ счета!
Вѣдь ты, какъ трутней, убивала ихъ,
Безстыдно одного другимъ смѣняя.
Свои дѣла я знаю. Не тебѣ
Меня судить. Что бъ я ни совершила,
На высотѣ престола я стою
Передъ тобой, презрѣнной лицемѣркой,
Ничтожной выскочкой, чьихъ подлыхъ дѣлъ
И преступленій жалкихъ міръ не знаетъ,
Лишь потому, что ты ползешь во тьмѣ.
Какъ гадина, ты вылѣзла изъ грязи,
И жалишь тайно, разливая ядъ.
Я отъ рожденья призвана къ величью:
Я дочь Германики! А ты… кто ты?
Какія ты права на власть имѣешь?
Не говори мнѣ о твоихъ правахъ:
Ихъ знаетъ цѣлый Римъ. Ты Мессалину,
Въ своихъ сѣтяхъ запутавъ, подвела
Безжалостно подъ мечъ преторіанца,
Ты — злая дочь великаго отца —
Вступила въ бракъ съ его безумнымъ братомъ
И осквернила ложе Гименея
Кровосмѣшеньемъ! А потомъ, когда,
Въ твоемъ обманѣ убѣдившись, Клавдій
Раскаялся, — ты поднесла ему
Отраву на пиру.
Смотри убійца,
Вонъ тамъ стоитъ его изображенье:
Не кажется ль тебѣ, что этотъ ликъ
Становится блѣднѣе и суровѣй
И тайный ужасъ взоръ его мрачитъ,
И мертвый мраморъ, рѣчь мою внимая,
Киваетъ въ знакъ согласья головой?
А, ты блѣднѣешь! Совѣсти укоры
Еще доступны и твоей душѣ?
Ты чувствамъ человѣческимъ подвластна?
Ты — Агриппина!
Глупая мечта!
Когда бъ всѣ слезы и потоки крови
Погибшихъ мертвецовъ ты на меня
Навѣяла, какъ вѣтеръ навѣваетъ
Порою дождь, — повѣрь, я и тогда
Не поблѣднѣла бы, внимая бреднямъ
Болтуньи лицемѣрной! Я блѣдна
Не отъ укоровъ совѣсти и страха, —
Отъ гнѣва я блѣдна. Какъ смѣешь ты
Такъ дерзко говорить съ императрицей,
Какъ смѣетъ твой языкъ позорить мать
Властителя?
Властитель онъ для Рима
И для тебя; а для меня онъ — рабъ,
Моей любви покорный; я владѣю
Его душою болѣе, чѣмъ мать,
Наскучившая и ему, и Риму.
Умолкни, тварь бездушная, не то
Я заклеймлю пощечиной позорной
Гетеру бѣлокурую!
Змѣя
Коварная и злая! какъ пиѳоны,
Что душатъ Трои стараго жреца,
Вкругъ сына моего ты обвилася!..
Ты думаешь, спокойно буду я
Смотрѣть но это, буду ждать, покуда
Изъ сердца сына къ матери любовь
Ты высосешь своимъ змѣинымъ жаломъ?
О, наготовѣ я держу топоръ,
Старинный, римскій, съ плоской рукояткой
И острымъ лезвіемъ; я разсѣку
Тебя двумя ударами и, корчась,
Ты, гадина, смѣшаешь съ прахомъ кровь!
Ты возмечтала, что совсѣмъ со мною
Покончила? Нѣтъ, я еще жива!
И пусть не такъ я молода, какъ прежде,
Не такъ красива, — все же растоптать
Могу тебя я: ты увидишь это!..
Ну, а теперь — или и обольщай
Притворнымъ сладострастьемъ взоръ Нерона.
Я высказала все тебѣ и, вѣрь,
Все сдѣлаю я такъ, какъ обѣщала!
Тигилинъ, Поппея.
ПОППЕЯ.Зачѣмъ я хороша? О, боги, боги,
Возьмите красоту мою: пускай
Я буду отвратительнѣе Гарпій,
Но съ острыми когтями, какъ онѣ,
Чтобъ растерзать могла я Агриппину!..
Она со мною обошлась какъ съ дѣвкой
Продажною!.. Вотъ что приноситъ мнѣ
Твоя любовь, Неронъ!..
Я говорилъ тебѣ, что надо дѣйствовать. Она поклялась тебя погубить. Иди къ цезарю: у него ты найдешь защиту отъ твоей оскорбительницы. Она сама играетъ тебѣ въ руку. Стоитъ только подтолкнуть Нерона, и онъ возмутится противъ матери. Да еще какъ возмутится: вѣдь онъ достойный ея сынъ… Бьюсь объ закладъ, пройдетъ еще нѣсколько дней, и ты будешь властвовать въ Римѣ, а Агриппина…
Какимъ бѣшенствомъ полна моя душа противъ этой женщины! Она становится на моей дорогѣ, она хочетъ отнять у меня все: цезаря, власть и даже… Я задыхаюсь отъ злобы…
Успокойся. Не смотри такъ сердито. Блѣдность гнѣва не пристала твоему лицу. Иди къ цезарю. Покажись ему угнетенной, кроткой страдалицей. Жалуйся ему, умоляй: это его тронетъ и еще больше усилитъ его любовь… Вотъ онъ приближается. Приготовься его встрѣтить.
Поппея, Неронъ, Тигилинъ,
НЕРОНЪ.Поппея, отчего ты такъ грустна?
Клянусь я Стиксомъ! нынче день печали:
Всѣ плачутъ и тоскуютъ во дворцѣ…
У скалъ береговыхъ гулялъ я утромъ
Съ созданьемъ кроткимъ, нѣжнымъ и прекраснымъ —
Съ испанской дѣвушкой: передо мной
О матери лила, бѣдняжка, слезы
И пѣла пѣсню родины своей
Такъ жалобно, какъ для царицы розы
Поетъ пѣвецъ печали соловей.
Она ушла… но грустной пѣсни звуки
Отозвались во всемъ: и плескъ волны,
И шумъ деревъ — казалось мнѣ — полны
Какимъ-то ропотомъ и стономъ муки…
Я думалъ: твой, всегда привѣтный, взоръ
Развѣетъ грусть и дастъ мнѣ радость снова;
Но ты встрѣчаешь цезаря сурово,
Въ твоихъ глазахъ читаю я укоръ.
Чѣмъ ты встревожена?
Невольной думой
О томъ, какъ участь женщины жалка:
Когда мужчина нѣгой нашей страсти
Пресытился, — мы годны лишь на то,
Чтобъ утѣшать его въ невольной скукѣ…
Что дѣлать: я какъ смирная овца
Такой судьбѣ готова покориться;
Я цезаря не смѣю упрекать,
Когда ночныхъ онъ ищетъ приключеній
Съ пѣвицами, съ танцовщицами…
Ты
Меня ревнуешь?.. Успокойся. Цезарь,
Величьемъ утомленный, иногда
Желаетъ быть хоть ночь одну плебеемъ.
Тому, кто постоянно пьетъ вино,
Вода простая кажется пріятной…
Я только для сравненья говорю,
Но, ты вѣдь знаешь, пью всегда охотно
Я сладкое вино твоей любви.
Благодарю за лестное сравненье…
Однако, вотъ что странно: отъ воды
Пьянѣетъ цезарь больше и безумства
Готовъ онъ дѣлать всякія…
Такъ что жъ!
Вотъ видишь ли: весь Римъ — притонъ безумныхъ,.
Вся наша жизнь — помѣшаннаго бредъ!
И самая природа сумасшедшей
Мнѣ кажется порой: зачѣмъ она
Во слѣдъ улыбкѣ солнца посылаетъ
Сверкающую молнію и громъ?
То гнѣвъ Юпитера для смертныхъ страшный.
Не для меня. Юпитеру я равенъ:
Онъ повелитель неба, я — земли,
И мы другъ съ другомъ превосходно ладимъ.
О, не шути. Земли властитель ты,
Но надъ твоей могучей властью могутъ
Смѣяться даже во дворцѣ твоемъ.
Что ты сказала? Что за мысль таится
Въ твоихъ словахъ?
Я правду говорю.
Твоя любовь — почетъ. Ты удостоилъ
Меня такимъ почетомъ; между тѣмъ,
Ругаясь надо мною, оскорбляютъ
Въ моемъ лицѣ твою любовь и власть.
Кто могъ, кто смѣлъ себѣ позволить это?
Кто могъ? Кто смѣлъ? Та, передъ кѣмъ Неронъ
Смиряется со страхомъ.
Агриппина!
Вотъ здѣсь, сейчасъ, съ меня сорвавши палу,
Какъ уличную дѣвку, какъ рабу,
Она меня позорила безстыдно!
Она грозила топоромъ отсѣчь
Мнѣ голову, коль я тебя не брошу…
Ты хмуришь брови, твой сверкаетъ взоръ?
Ты сердишься? За что? Ужъ не за то ли,
Что я тебѣ все это говорю?
Ну, хорошо: я замолчу. Покорность
Мой жалкій долгъ. Безмолвно буду я
Сносить всѣ оскорбленія и муки,
Покуда не замолкну навсегда…
Она грозила топоромъ покончить…
Къ чему топоръ? Есть и другія средства:
Есть ядъ, кинжалъ… Когда я упаду
Къ твоимъ ногамъ холоднымъ, блѣднымъ трупомъ,
Въ кровавыхъ ранахъ, — можетъ быть, тогда
Ты пожалѣешь обо мнѣ и скажешь:
Она была добра и хороша,
Ея, простертыя недвижно, руки
Меня сжимали въ пламенныхъ объятьяхъ,
Ея нѣмыя, блѣдныя уста
Меня такъ нѣжно, страстно цѣловали,
Она меня любила и погибла
Отъ рукъ убійцы за свою любовь!
Покуда живъ Неронъ, клянусь, Поппея,
За каждый звукъ твоихъ печальныхъ жалобъ,
За каждую слезу твою она
Заплатитъ мнѣ! Надменнымъ оскорбленьямъ
Я положу конецъ. Послѣдній рабъ
Въ своей семьѣ покой и власть имѣетъ;
А я, властитель Рима, не могу
Сравняться съ нимъ: безумною враждою
Она вездѣ преслѣдуетъ меня
И власть мою и тѣхъ, кого люблю я!..
Да, цезарь, положеніе твое
Невыносимо. Надобно смириться
Предъ властью Агриппины, и тогда
Спокоенъ будешь ты и безопасенъ
Въ своемъ дворцѣ.
Смириться передъ ней?
Я — я смириться долженъ?!
Что же дѣлать?
Ужасенъ гнѣвъ ея и, можетъ быть,
Не мнѣ одной грозитъ ударъ кровавый
Руки, привыкшей мстить и убивать…
Ахъ, вижу я, необходима жертва,
Чтобъ цезаря спасти, — и принесу
Себя я въ жертву…
Перестань, Поппея…
Нѣтъ, дай сказать мнѣ все: изъ-за меня
Она тебя преслѣдуетъ враждою,
Она боится, что моя любовь
Преграду замысламъ ея поставитъ,
И гонитъ прочь меня. Она права:
Мнѣ надо удалиться. Что такое
Я во дворцѣ? Наложница твоя!
Ужель не стоитъ честь моя дороже?
Поппея, вѣрь, твою любовь цѣню
Я больше императорскаго сана…
Что пользы въ томъ?.. Непостояненъ ты,
И каждый день доказываетъ это.
Вотъ и сегодня… Нѣтъ, прошу тебя:
Исполни матери своей желанье
И отъ Поппеи откажись.
Позволь
Мнѣ къ мужу возвратиться. Тамъ найду я
Спокойствіе, утраченное мной.
Мой благороденъ мужъ, меня онъ любитъ.
Онъ приметъ вновь виновную жену
И мнѣ проститъ безумье увлеченья
Тобой, мой цезарь… Отпусти меня…
Разстанемся… хоть тяжело разстаться, —
Разстанемся: такъ суждено судьбой,
Такъ намъ повелѣваетъ Агриппина…
Довольно… слезъ томительныхъ не лей…
Или я врагъ себѣ, что уступлю я
Тебя судьбѣ и матери моей?
Отдамъ имъ счастье жизни, угождая
Безумнымъ ихъ капризамъ? Никогда!
Спокойна будь. Я оградить съумѣю
Тебя отъ оскорбленій…
Что за шумъ?
Что тамъ случилось, Тигилинъ? Я слышу
Народа крикъ?
Ты, повелитель, правъ:
Народъ волнуется. Когда отсюда
Та дѣвушка, пѣвица, выходила,
Въ толпѣ народной, у дворца, ее
Старикъ какой-то встрѣтилъ, христіанинъ;
Онъ сталъ пѣвицу спрашивать: зачѣмъ
Она попала во дворецъ? Актея
Отвѣтила ему. Тогда старикъ,
Какъ изступленный, началъ дерзкой рѣчью
Мутить толпу…
Что жъ онъ сказалъ?
Не смѣю
Я повторить, властитель…
Говори.
Онъ поносилъ позорными словами
Твое величіе. Народъ, услышавъ
Безумца рѣчи, бросился къ нему,
А дѣвушка, обнявъ его, съ мольбой
Хотѣла защитить. Толпа обоихъ
Убила бы на мѣстѣ, если бъ я
Не приказалъ тотчасъ преторіанцамъ
Ихъ удалить отъ черни.
Гдѣ жъ теперь
Та дѣвушка?
Она и христіанинъ
Подъ стражей, здѣсь. Озлобленный народъ
Ихъ смерти требуетъ; онъ въ дикомъ буйствѣ
Кричитъ: пусть цезарь судитъ христіанъ!
Дворецъ мятежной осажденъ толпою…
А, подлые бунтовщики! Они
Хотятъ властителя заставить силой
Творить расправу. Хорошо. Впусти
Сюда толпу и приведи Актею
И старика безумнаго.
Неронъ,
Повѣрь мнѣ, этотъ бунтъ не такъ случаенъ,
Какъ кажется. Подозрѣваю тутъ
Я мстительную руку Агриппины.
Сейчасъ узнаемъ.
Неронъ, Поппея, Тигилинъ, старикъ, Актея, народъ, стража,
НЕРОНЪ, Тигилину, указывая на старика.Этотъ человѣкъ
Передъ народомъ бранными словами
Позорилъ цезаря?
Да, повелитель.
Пусть подойдетъ онъ ближе.
Развѣ ты
Привѣтствовать властителя не можешь?
Колѣни преклони!
Передъ тобою —
Предъ человѣкомъ преклонить колѣни?
Предъ императоромъ твоимъ, старикъ.
Я преклоняюсь только передъ Богомъ.
Ты въ бога вѣруешь?
Да, вѣрую въ Него.
Кого же изъ боговъ ты почитаешь:
Юпитера? иль Марса? или Весту?
Нѣтъ, это — суетные боги: имъ
Я не служу.
Казни безумца, цезарь!
Онъ богохульствуетъ!
Молчите!
Ты
Вѣдь молишься кому нибудь?
Молюся.
Кому же?
Человѣческому сыну
И вмѣстѣ Сыну Божію.
Есть смыслъ
Въ его отвѣтѣ. Да, для человѣка
Лишь человѣкъ быть долженъ божествомъ.
Вотъ почему весь Римъ благоговѣйно
Божественность Нерона признаетъ…
Не понимаю, отчего считаютъ
Ихъ секту нечестивою: они
О многомъ судятъ очень справедливо.
Что говоришь ты, цезарь: волшебствомъ
Полно ученье ихъ…
Ты суевѣрна
Была всегда, Поппея. Таковы
Всѣ женщины.
Послушай, другъ, свободу
Я возвращу тебѣ, но поклянись,
Что вѣрить ты въ божественность рожденья
Нерона-цезаря.
Нѣтъ! ты рожденъ
Изъ персти, какъ и я. Земнымъ владыкой
Поставленъ ты и въ гордости своей
Равняться съ божествомъ небесъ дерзаешь!
Безумная мечта! Ты сынъ грѣха,
Ты служитъ злу, какъ рабъ; ты наполняешь
Надменностью и блудодѣйствомъ міръ!
Убійца ты людей! Тебя погубитъ
Твое высокомѣріе. Во прахъ
Пади лицомъ, молись Тому, Кто держитъ
Твою судьбу въ своей десницѣ сильной,
Молись, чтобы Создатель надъ тобой
Умилосердился, пока не поздно!
Я говорю съ тобой, старикъ, — и я,
По твоему, высокомѣренъ!
Цезарь,
На крестъ измѣнника! Казни его!
Молчите!
Кто же, объясни, безумецъ,
Сынъ человѣческій, кого ты чтишь?
Не бунтовщикъ ли онъ? О, если такъ —
Твоя надежда на него напрасна:
Онъ не спасетъ тебя, и ты умрешь…
Чего же отъ него ты ожидаешь?
Хочу ему уподобиться.
Онъ
Желаетъ божеству уподобиться:
Вотъ странная причуда.
Повелитель,
Не время ли окончить съ нечестивцемъ:
Онъ забывается…
На крестъ, на крестъ его!
Терпѣнье, граждане. Быть можетъ, скоро
Онъ уподобится тому, кого
Мечтой безумной создалъ.
О, когда бы,
Какъ Онъ, я принялъ на крестѣ страданье
И умеръ за Его завѣтъ святой!
Твое желаніе легко исполнить.
Господь! Ужель желанный часъ насталъ —
И я Тебѣ послѣдую и буду,
Какъ Ты, висѣть на древѣ и сносить
Съ терпѣніемъ и кротостію муку,
Подъятую за этотъ грѣшный міръ…
Да озаритъ меня священный свѣтъ,
Въ Твоихъ очахъ сіявшій въ то мгновенье,
Когда Ты, умирающій, изрекъ
Глаголъ любви святой и всепрощенья!
О, если бы, Спаситель мой, я могъ
Подняться до Тебя и мукой крестной
Стяжать блаженство вѣчности небесной!
Ты хочешь на крестѣ висѣть, старикъ?
Я это удовольствіе доставлю
Безумью твоему. Ты высоко
Сбираешься летѣть съ земли на небо,
Такъ пусть повыше вознесется крестъ.
Да, онъ превыше міра вознесется,
Небеснымъ свѣтомъ озаряя тьму,
И благодать креста на міръ прольется,
И люди всѣ поклонятся ему!
И царство новое любви и правды
Воздвигнетъ Богъ, страдавшій на крестѣ,
И призоветъ къ Себѣ рабовъ и нищихъ,
Униженныхъ, трудомъ обремененныхъ,
И облегчитъ ихъ бремя, уврачуетъ
Страдальцевъ истомленныя сердца
И жаждущихъ покоя и свободы
Изъ чаши жизни вѣчной напоитъ!..
Спаситель міра, кровью искупившій
Его грѣхи! Тебя я вижу тамъ,
На небесахъ: вѣнцомъ блистаютъ звѣзды
Вокругъ престола Твоего, хвалу
Тебѣ возносятъ сонмы серафимовъ!
Иду къ Тебѣ съ послѣднею мольбой:
Страданьемъ правду Твоего Завѣта
Запечатлѣть готовъ я до конца:
Прими меня. Богъ истины и свѣта,
На лоно Твоего предвѣчнаго Отца!
Съ молитвой упадаетъ на колѣни.
Твое величье, цезарь, побѣдило
Упрямаго безумца.
Онъ мечталъ,
Какъ будто видѣлъ Аполлона въ блескѣ
Его лучей.
Нерона видѣлъ онъ!
Да, ты сказала правду. Я воздвигну
Колоссъ изъ мѣди: пусть, какъ новый богъ,
Изображенный имъ, мой образъ будетъ
Надъ Римомъ возноситься.
Ну, старикъ,
Хоть мнѣ и жаль тебя, но по закону
За поношенье цезаря принять
Ты долженъ казнь.
На крестъ, на крестъ его!
Не къ смерти — къ новой жизни я иду:
Я на крестѣ спасенье обрящу…
Ты не одинъ умрешь!
О, дочь моя!
Молю тебя и заклинаю, цезарь,
Дай повелѣнье и меня казнить:
Я христіанка также. Онъ наставилъ
Меня въ завѣтахъ новаго ученья:
Я вѣрю въ Бога истины, какъ онъ,
И отвергаю ложные кумиры,
Которыхъ прежде чтила за боговъ.
Актея, перестань. Твои слова —
Порывъ мечты ребяческой. Для жизни
Ты создана и глупо умирать
Тебѣ, дитя, изъ-за нелѣпыхъ бредней
Безумнаго бродяги. Онъ тѣмъ больше
Достоинъ казни, что смущаетъ юность
И красоту нечестіемъ своимъ.
Да, дочь моя, живи. Еще не время
Тебѣ принять страданье. Укрѣпляй
Въ святыхъ завѣтахъ молодую душу
И, день настанетъ, — воззоветъ Господь
Тебя на подвигъ благостный, какъ нынѣ
Воззвалъ онъ недостойнаго раба.
Смерть христіанкѣ! Въ циркъ ее! звѣрямъ!
Народъ разумно судитъ: христіанка
Виновна столько жъ, какъ и тотъ старикъ…
Кто изъ людей виновенъ, кто невиненъ, —
Судьба, казня и милуя, о томъ
Не спрашиваетъ насъ. Таковъ и цезарь!
Ты отвѣчаешь, Тигилинъ, за жизнь
И безопасность дѣвушки. Пусть стража
Ее хранитъ отъ черни. Во дворцѣ
Она останется, или уйдти захочетъ. —
Исполни по ея желанью.
Нѣтъ,
Смерть христіанкѣ! Миловать ее
Ты, цезарь, не имѣешь права! Намъ
Отдай ее!
Я не имѣю права,
Я — цезарь вашъ! Какъ смѣете, глупцы,
Вы буйствовать предъ вашимъ властелиномъ?
Мнѣ стоитъ сдѣлать знакъ одинъ — и вы
Падете подъ мечомъ преторіанцевъ,
Какъ падаютъ колосья подъ серпомъ!
Я такъ хочу, и этого довольно!
Довольно для меня, для васъ, для всѣхъ.
На жертву вашей ярости безумной
Сѣдаго изувѣра отдалъ я:
Ступайте наслаждаться представленьемъ,
Что благосклонно цезарь вамъ даритъ.
Пора окончить это.
Уведите
И старика, и дѣвушку.
Прощай,
О, дочь моя! Въ иномъ блаженномъ мірѣ
Мы свидимся съ тобою. Будь тверда
Въ завѣтахъ слова Божія!..
Отецъ мой.
Прощай, прощай…
Неронъ, Поппея, Тигилинъ.
НЕРОНЪ.Послушай, Тигилинъ:
Не нравится мнѣ это своевольство
Безумной черни. Я люблю, порой,
Веселье грубое плебеевъ видѣть,
Но не люблю ихъ дерзости. Народъ
Предъ властелиномъ долженъ преклоняться
И почитать его, какъ божество.
Тебѣ принять необходимо мѣры…
Великодушный цезарь, что могу
Я сдѣлать, если твоего величья
Не уважаютъ предъ народомъ тѣ,
Кто раздѣляетъ власть твою надъ Римомъ…
О комъ ты говоришь?
Объ Агриппинѣ.
Опять она! И тутъ она! Проклятье!..
Прости меня, властитель, что дерзаю
Я правду высказать: императрица
Народъ смущаетъ, осуждая вслухъ
Предъ нимъ дѣянья цезаря…
Клянуся,
Ты на нее клевещешь, или я
Тебя не понимаю.
Повелитель,
Я преданный твой рабъ. Въ моихъ словахъ
Нѣтъ клеветы.
Когда же это было?
Сейчасъ. Когда мятежная толпа
Передъ дворцомъ шумѣла и у стражи
Актею порывалася отбить,
Императрица вышла на террасу
И, это зрѣлище увидѣвъ, вдругъ
Сказала громко передъ всѣми съ гнѣвомъ:
«Вотъ до чего довелъ себя Неронъ!
Народъ, его дѣлами оскорбленный,
Предъ цезарскимъ дворцомъ творитъ расправу
Съ его… съ его…» Я цезарь не дерзну
Слова тѣ вымолвить…
Хочу я слышать
Все до конца. Ну, говори!
«Съ его
Безстыдными любовницами».
Видишь,
Меня предчувствіе не обмануло,
Я угадала сердцемъ: Агриппина
Замѣшана…
Она сказала это!
Она осмѣлилась!.. Она… Клянусь,
Я положу конецъ ея безумью
И злобѣ мстительной! Иначе мнѣ
Тронъ уступить придется Агриппинѣ
И стать рабомъ ея. Она, иль я —
Нѣтъ выбора. Мы жить не можемъ вмѣстѣ.
Иди и волю объяви мою
Императрицѣ: я повелѣваю
Ей удалиться въ Анціумъ
Она
Оттуда не вернется: окружу я
Преторіанцами ее, смотрѣть
За нею будутъ крѣпко.
Повелитель,
Позволишь ли сказать мнѣ…
Говори.
Небезопасно это. Агриппина
Преторіанцевъ возмутитъ, повѣрь…
Ты замысловъ ея не знаешь тайныхъ:
Когда и здѣсь, вблизи тебя, она
Измѣну замышляетъ и не только
Волнуетъ чернь, вступаетъ съ ней въ союзъ,
Но даже и друзей твоихъ коварно
Любовью обольщаетъ, чтобы ихъ
Противъ тебя возстановить…
Онъ правъ:
Ты долженъ мужествомъ вооружиться
И быстрою рѣшимостью…
Мечомъ
Вооружиться долженъ я: онъ скоро
И вѣрно поражаетъ… Тигилинъ,
Что ты объ этомъ скажешь?
Повелитель,
Я думаю, что нужно поискать
Инаго средства… Въ Капуѣ однажды
Я былъ въ театрѣ. Сцену всю водой
Наполнили. Красивая галера
Съ пурпурнымъ флагомъ по волнамъ плыла,
Но вдругъ, предъ изумленною толпою,
Ея корма раскрылась, точно пасть,
Медвѣдей, львовъ и пестрыхъ тигровъ стаю
Выбрасывая изнутри. Въ борьбѣ
Между собой жестокой, съ дикимъ воемъ,
Они тонули въ безднѣ темныхъ водъ;
Потомъ корма закрылась вновь безъ шума…
Всѣ зрители пришли въ восторгъ, театръ
Дрожалъ отъ криковъ и рукоплесканій…
Постой, зачѣмъ разсказываешь ты
Мнѣ этотъ вздоръ?
Великодушный цезарь,
Послушай терпѣливо до конца:
Со мною вмѣстѣ былъ тогда въ театрѣ
Пріятель мой давнишній Аницетъ…
Начальникъ надъ Мизенскою эскадрой?
Да, цезарь, онъ. Понравилась ему
Галера эта съ раздвижной кормою
И онъ купилъ ее себѣ. Теперь
На ней онъ часто плаваетъ въ заливѣ…
Ну, что жъ замолкъ ты? Продолжай разсказъ.
Я кончилъ, цезарь.
Кончилъ?
Мнѣ сдается,
Императрица въ Анціумъ отплыть
Могла бы въ той галерѣ съ Аницетомъ.
А!
Что задумалась, Поппея, ты?
Я думаю о томъ, что море часто
Хоронитъ и пловцовъ, и корабли,
Что море глубоко и молчаливо.
Да, ты права. Несчастія порой
Случаются на морѣ и предвидѣть
Никто не можетъ ихъ… Когда бъ она
Внезапно потонула — это случай,
Не болѣе…
Счастливый для тебя:
Судьба, пославъ его, твою погибель
Предупредитъ.
Зачѣмъ такой цѣной
Ужасною купить себѣ я долженъ
Спокойствіе! Зачѣмъ тяжелый санъ
Властителя ниспосланъ мнѣ богами!
Да, слишкомъ кротокъ сердцемъ ты, Неронъ,
Для цезаря. Ты покарать боишься
Преступный умыселъ на власть твою —
Власть императора: вѣдь Агриппина
Ее похитить хочетъ у тебя;
А ты… ты не рѣшаешься измѣну
Предотвратить.
О, нѣтъ, клянуся Стиксомъ,
Я накажу ужасно и жестоко
Измѣну государству!.. Если Брутъ
Казнилъ дѣтей за это преступленье,
То сыновья могли казнить отца,
Будь онъ измѣнникомъ. Какъ ты разсудишь
Объ этомъ, Тигилинъ?
Я слишкомъ простъ,
Чтобъ разрѣшать подобные вопросы.
Спроси объ этомъ цезарь у Сенеки:
Вѣдь онъ мудрецъ.
Ты хорошо сказалъ.
Хотѣлъ бы я такой доставить случай
Для мудрости его: пускай свой лобъ
Онъ хмуритъ надъ нежданною задачей.
Забавно это будетъ… Но твое
Я, все-таки, желаю слышать мнѣнье.
Я, цезарь, не умѣю разсуждать,
Я исполнять умѣю лишь приказы…
Однако же, совѣты ты даешь,
И страшные совѣты. Было бъ лучше,
Когда бы, не совѣтуя, ты прямо
Свершилъ свой замыселъ. Но — все равно:
Кто далъ совѣтъ — его исполнить долженъ.
Пусть Аницетъ галеру приготовитъ;
Запомни только: ты отвѣтишь мнѣ
Своею головою за случайность
Съ императрицей на морѣ!
Властитель,
Какъ повелишь понять твои слова?
Какъ я желаю. Ну, ступай и дѣлай,
Что приказалъ я.
О, Неронъ, будь твердъ
Въ твоемъ рѣшеньѣ.
Милая Поппея,
Мое рѣшенье — приговоръ судьбы.
Тебѣ я повторяю: успокойся,
Забудь свои тревоги…
Посмотри,
Какъ хорошо! Гроза прошла, и солнце
Все озаряетъ радостнымъ лучемъ —
И выси скалъ, и море голубое!
Онѣ все тѣ же, тѣ же, какъ во дни
Привѣтливые золотаго вѣка,
Когда не вѣдалъ преступленья міръ
И люди не томилися враждою…
О, еслибъ мирнымъ пастухомъ я жилъ
Во времена невинныя Сатурна!
Я для любви, для счастія рожденъ,
Для сладкихъ гимновъ, мирнаго веселья…
Рабы! Танцовщицъ, музыку сюда!
Пусть тѣшатъ намъ весельемъ слухъ и взоры.
Моя возлюбленная! будемъ жить
Мгновеньемъ настоящаго прекраснымъ:
Сзовемъ друзей, виномъ наполнимъ чаши!
Пусть дѣвушекъ сирійскихъ хороводъ
Проходитъ передъ нами въ рѣзвой пляскѣ,
Подъ звуки флейтъ, исполненные ласки;
Пусть хоръ пѣвицъ Эроту гимнъ поетъ:
Онъ властелинъ любви и наслажденья,
Отрадны чары жгучія его…
Ахъ, въ этотъ мигъ я жажду одного:
Забвенья, сладострастнаго забвенья!
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьСЦЕНА I.
Тигилинъ, Аницетъ, входятъ,
ТИГИЛИНЪ.Такъ все готово у тебя?
Готово:
Галера ждетъ съ гребцами.
Хорошо.
Распорядись сюда причалить. Время.
Отплытьемъ не замедлитъ Агриппина,
А тамъ… ты дѣло сдѣлаешь свое
И море тайну похоронитъ. Помни:
Себѣ и цезарю ты въ эту ночь
Окажешь драгоцѣнную услугу.
Я помню… но…
Послушай, Аницетъ:
Въ дѣлахъ подобныхъ не бываетъ «но».
Когда властитель намъ повелѣваетъ,
То, не колеблясь, говорятъ: «исполню».
Да; только повелѣнія такія,
Какъ то, что выполнить придется мнѣ,
Изъ устъ властителя я долженъ слышать.
На это вотъ что я тебѣ скажу:
Морякъ ты старый, а какъ мальчикъ судишь.
Морскія бури сѣдины твои
Развѣяли и вѣрно вмѣстѣ съ ними
Твой вывѣтрили умъ. Иль хочешь ты,
Чтобъ цезарь вслухъ тебѣ повѣрилъ тайну,
Которую сказать боится онъ
И самому себѣ?
Ее, однако,
Тебѣ повѣрилъ онъ? Такъ почему же…
Онъ повторять не станетъ словъ своихъ;
А тотъ, кто разъ узналъ объ этой тайнѣ
И цезаря желанья не исполнилъ, —
Рискуетъ головою. Можетъ быть,
Жизнь Агриппины для тебя дороже,
Чѣмъ собственная, другъ мой? Можетъ быть,
Ты ей простилъ въ душѣ всѣ оскорбленья,
Что вынесъ отъ нея, и позабылъ
Былую ненависть?
Я позабуду
Ту ненависть, когда умру.
Зачѣмъ
Откладывать такъ долго? Можно раньше:
Когда погибнетъ Агриппина. Вѣрь,
Судьба даетъ тебѣ хорошій случай
Покончить счеты старые, а ты
Колеблешься.
Ты правъ, клянусь Нептуномъ!
Рѣшился я.
Вотъ это мужа рѣчь —
Не мальчика. Иди. Поторопись.
Твоей услуги цезарь не забудетъ
И почестями наградитъ тебя.
Довѣрься парусамъ твоей галеры
И въ гавань счастія примчишься ты,
Когда баластъ повыбросишь излишній.
За дѣло, другъ.
Иду.
Сѣдой глупецъ,
Ты испугался. Мудрено ль? — я самъ
Невольно трушу. Кто пойметъ Нерона?
Вчера онъ сдѣлалъ роковой намекъ,
Пылая злобой къ матери, а нынче
Назначилъ праздникъ въ честь ея отъѣзда,
Ей расточаетъ преданность и ласки
Сыновнія. Вошелъ ли, какъ артистъ,
Онъ въ роль свою и ловкимъ лицемѣрьемъ
Укрыть желаетъ умыселъ въ глазахъ
И матери, и Рима, иль проснулась
Въ немъ нѣжность къ Агриппинѣ? — вотъ вопросъ…
Ну, какъ бы ни было: коль онъ задумалъ
Остановиться, отступить, то я
Не отступлю. Она должна погибнуть.
Пусть бездна моря черная поглотитъ
Такую жъ душу черную: тогда
Мы всѣ вздохнемъ свободнѣе…
Кто это
Идетъ сюда, прикрывъ свое лицо?
Неронъ!
Неронъ, Тигилинъ.
НЕРОНЪ, блѣдный, въ глубокой задумчивости подходитъ медленными шагами, не замѣчая Тигилина.Ужели это совершится?
Пройдетъ еще одинъ короткій часъ,
И матери не будетъ у Нерона!..
О, блѣдная, безмолвная луна!
Ужасное и роковое дѣло
Ты въ эту ночь увидишь съ вышины.
Съ тѣхъ поръ, какъ въ грудь преступной Клитемнестры
Орестъ вонзилъ свой ножъ, — не видѣлъ міръ
Такого дѣла… Глубина морская!
Ты въ эту ночь услышишь крикъ предсмертный:
Юппитеръ грохотомъ своихъ громовъ
Не могъ бы такъ потрясть земли основы
И мѣдный сводъ въ небесныхъ высотахъ,
Какъ этотъ крикъ, послѣдній крикъ проклятья
Изъ материнскихъ устъ убійцѣ-сыну!
Ему внимая, море всколыхнется
Въ соленыхъ нѣдрахъ, и въ испугѣ, съ воемъ
Отпрянутъ волны на вершины скалъ!
О, если боги въ небесахъ царятъ
И ихъ существованіе не сказка
Мечтателей безумныхъ, — къ небесамъ
Дойдетъ тотъ крикъ…
Но развѣ сами боги
Подобныхъ дѣлъ ужасныхъ не свершали?
Юпитеръ, что теперь вселенной правитъ,
Низвергнулъ съ трона своего отца…
Я богъ — и слѣдую примѣру бога!
Вотъ оправданье мнѣ… Слова, слова!..
Нѣтъ, я не богъ… Но все жъ земли владыка;
На мнѣ проклятье власти: кто дерзнулъ
Противиться моей могучей волѣ,
Тотъ долженъ умереть… Вотъ оправданье?..
Опять слова пустыя: власть и жизнь
Она дала мнѣ… мать… А я?.. Ужасно!..
Нѣтъ, этого не будетъ. Отмѣню
Свое рѣшенье, подожду. Быть можетъ,
Сама судьба…
А! Кто тамъ?
Это я,
Великій цезарь.
Я за привидѣнье
Тебя въ испугѣ принялъ, Тигилинъ,
Ты не забылъ приказъ мой?
Все готово.
Божественный властитель. Аницетъ
Съ своей галерою сейчасъ прибудетъ…
Я спрашиваю не о томъ. Приказъ
Вчерашній ты не позабылъ?
Могу ли
Я позабыть…
Ты долженъ позабыть
Сегодня то, что говорилъ вчера я.
Пусть охраняетъ Аницетъ ее,
Какъ самого меня. Ты понялъ?
Цезарь…
Не возражай… Смотри, подходитъ кто-то?
Парисъ съ императрицею.
Парисъ?
И съ нею? Тише. Скроемся туда.
Скрываются за колоннами портика.
Агриппина, Парисъ.
АГРИППИНА.Наединѣ хочу я хоть минуту
Передъ разлукой провести съ тобой,
Сказать тебѣ хоть слово на прощанье…
Насъ могутъ, Августа, замѣтить…
Нѣтъ,
Не бойся: тамъ всѣ заняты весельемъ,
Всѣ пиршествомъ увлечены. Неронъ —
Я видѣла — покинулъ садъ: съ Поппеей
Онъ удалился во дворецъ. Никто
Намъ здѣсь не помѣшаетъ. Дай взглянуть мнѣ
Въ твои глаза, дай хоть одно мгновенье
Мнѣ насладиться красотой твоей,
Мой милый, дорогой Парисъ! Быть можетъ,
Мы долго не увидимся съ тобой…
Меня, ты видишь, изгоняетъ Цезарь…
Я уступила, но не потому,
Чтобъ не могла бороться. Нѣтъ, мой милый,
Есть замыселъ великій у меня.
Тебѣ, лишь одному тебѣ открою
Я эту тайну: тамъ, въ дали отъ нихъ,
Вѣрнѣй я подготовлю ихъ паденье…
Паденье… чье?
Безумца, что возсталъ
На мать родную, жалкаго злодѣя,
Который вздумалъ власть мою смирить,
Унизить Агриппину… передъ кѣмъ?
Предъ куртизанкой подлой, предъ Поппеей!
Я отомщу ему и ей за все.
Я страшно отомщу! Клянусь въ томъ клятвой
Всѣхъ оскорбленныхъ матерей…
Твой гнѣвъ,
Божественная Августа, напрасенъ:
На праздникѣ сегодняшнемъ къ тебѣ
Такъ благосклоненъ цезарь, и съ Поппеей
Ты примирилась: предъ тобой она
Склоняется покорно, съ уваженьемъ.
Ахъ, ты не понимаешь ничего,
Мой ненаглядный, ничего не видишь…
Все это — лицимѣріе одно,
Притворство злобное: они обиду
Изгнанья, униженія хотятъ
Предательскою увеличить лаской…
О, я проникла въ душу ихъ! Они
Глумятся надо мною, торжествуютъ
Свою побѣду. Хорошо. Пускай.
Настанетъ время, и оно, повѣрь мнѣ,
Не далеко: я къ нимъ вернусь. Тогда
Ихъ торжество замѣнятъ вопли смерти…
Есть у меня приверженцы и ждутъ
Они велѣній Агриппины въ тайнѣ:
Я знакъ подамъ…
Прости, императрица,
Я не могу внимать такимъ рѣчамъ…
Чего боишься ты? Для счастья нужно
Отважнымъ быть. Коль любишь ты меня —
Мой замыселъ со мною ты раздѣлишь:
Судьба поможетъ мнѣ, и вознесу
Я высоко тебя. Когда надъ Римомъ
Одна царить я буду, — что тогда
Не сдѣлаю я для тебя, мой милый,
Мой дорогой!.. Но схорони въ душѣ
Покуда эту тайну… Предъ разлукой
Я не могла сдержаться и тебѣ
Открылася невольно. Жди и помни:
Я удаляюсь, чтобъ вернуться вновь
Въ могуществѣ и силѣ и обрушить
На головы враговъ мой гнѣвъ и кару!..
Ну, а теперь, мой дорогой, прощай.
Какъ ни хотѣлось бы съ тобой остаться,
Но надо поспѣшить. Прощай, Парисъ.
Дай мнѣ поцѣловать тебя… Ахъ, сколько
Пройдетъ ночей томительныхъ и дней,
Покуда вновь не свижусь я съ тобою.
Прощай, мой милый…
Августа, тебя
Богами заклинаю: осторожнѣй…
Насъ могутъ увидать… Прощай.
Прощай.
Неронъ, Тигилинъ.
НЕРОНЪ, выходитъ изъ-за колонны.Ты слышалъ?
Слышалъ. Замыселъ ужасный!
Дай руку мнѣ. Я весь дрожу… Иди
И повтори приказъ мой Аницету.
Чтобъ онъ берегъ императрицу?
Рабъ!
Ты надо мной смѣешься? Слушай: если
Морская бездна Агриппины трупъ
Не похоронитъ въ эту ночь, — ты самъ
На утро будешь трупомъ: я ручаюсь
Въ томъ словомъ цезаря.
Дозволить ли совѣтъ
Подать тебѣ, властитель: съ Агриппиной
Не худо бы отправить и Париса,
Чтобъ проводить ее въ пріятный путь;
Вдвоемъ имъ, вѣрно, будетъ веселѣе
На днѣ морскомъ.
Довольно. Замолчи.
Парисъ судьбы не избѣжитъ… Но послѣ
О немъ подумаемъ.
А, вотъ она,
Галера Аницета! Какъ изящно
Ее онъ разукрасилъ: паруса
Изъ пурпура… Цвѣтъ крови… Предвѣщанье!..
Идемъ. Пора. Императрицу надо
Съ почетомъ въ путь счастливый проводить…
Проводимъ мы, а тамъ… тритоны встрѣтятъ…
Ха, ха, ха, ха!..
Споръ, Фаонъ, Эпафродитъ.
Входятъ, продолжая разговоръ.
ФАОНЪ.Помилуй, праздникъ былъ великолѣпенъ…
Да, танцы — чудо, безподобенъ хоръ,
А все не весело.
Я съ нимъ согласенъ,
Да и могло ль быть весело, когда
За пиршествомъ скучалъ самъ цезарь явно?
Онъ вообще сталъ мраченъ въ эти дни.
Постой, теперь съ отъѣздомъ Агриппины
Все перемѣнится: блеснетъ опять
Лучъ свѣта и тепла сквозь тьму и холодъ,
Которые навѣяла на насъ
Императрица.
Гарпія, — хотѣлъ ты
Сказать, мой другъ?
Горгона.
Какъ она
За ужиномъ глядѣла на Париса:
Вы не замѣтили?
А что?
Да такъ…
Клянусь я Полуксомъ, мнѣ показалось,
Что между ними что-то есть. Парисъ
Старался избѣгать привѣтныхъ взглядовъ,
Она жъ его глазами просто ѣла,
Какъ будто не актеръ былъ передъ ней,
А блюдо устрицъ вкусныхъ.
Если вѣрно
Замѣтилъ ты, то жалко, что она
Не проглотила нашего красавца.
И имъ не подавилась.
Не люблю
Я этого холоднаго фигляра…
Теперь есть сотоварищъ у него:
Ватиній. На пиру онъ нестерпимо
Дурачился, смѣялся надъ гостями…
Да, этотъ новый шутъ — какъ всѣ шуты.
Съ запасомъ старыхъ глупостей…
Которымъ,
Однако же, смѣялся очень ты
И гости всѣ смѣялись хоромъ.
Надъ глупостями дурака
Смѣяться на пиру — прилично,
А все же честь тому не велика,
Кто глупостью смѣшитъ публично.
Согласенъ. Но замѣть, Фаонъ,
Какъ странны глупости бываютъ:
Коль ими восхищается Неронъ, —
Онѣ другихъ тотчасъ же восхищаютъ!
Обычай что ли здѣсь таковъ,
Иль цезарь — богъ, но только разомъ
Онъ возвышаетъ дураковъ
И признавать въ нихъ заставляетъ разумъ.
Вотъ хоть бы ты, Эпафродитъ и Споръ, —
Я говорю, конечно, для примѣра…
И по привычкѣ говоришь ты вздоръ…
Оставь насъ, шутъ.
Смотрите, вонъ галера
Для Агриппины.
Старый Аницетъ,
Я вижу, постарался.
Да, не дурно…
Какъ чудно отливаетъ лунный свѣтъ
На ткани парусовъ пурпурной.
Что это: цезарь съ Агриппиной?
Да,
Они подходятъ.
Часъ насталъ отплытья…
Теперь примусь боговъ молить я
О томъ, чтобъ Агриппина… никогда
Не возвращалась болѣе сюда.
Неронъ, Агриппина, Поппея, Тигилинъ, Парисъ, Аницетъ, Ацерронія; толпа гостей Нерона.
Неронъ выходитъ съ Агриппиной на авансцену, остальные располагаются въ глубинѣ сцены.
НЕРОНЪ.Напрасно, матушка, спѣшишь. Дозавтра
Твое отплытье можно отложить.
Ужъ поздно. Отдохни-ка послѣ пира
Въ опочивальнѣ.
Нѣтъ, мой милый сынъ,
Я отдохну въ пути. Благопріятна
Для плаванья погода: ночь тиха,
Діана свѣтитъ въ небѣ…
Ахъ, какая
Прекрасная галера! Паруса
Пурпурные сіяютъ, точно крылья
У лебедя, когда онъ по волнамъ
Скользитъ, облитый розовымъ сіяньемъ
Авроры восходящей.
Я велѣлъ
Галеру разукрасить, чтобъ достойна
Она была императрицы Рима.
Мы примирилися: пусть видятъ всѣ,
Какъ чту тебя.
Благодарю… Однако жъ,
Меня ты удаляешь, а Поппея…
Она съ тобою остается здѣсь…
Не упрекай -меня. Пойми: разлука
Короткая необходима намъ.
Будь снисходительна. Ты знаешь, скоро
Проходятъ увлеченія мои…
Когда вернешься ты, — я обѣщаю, —
Не будетъ никого между тобой
И сыномъ вѣтрянымъ твоимъ.
Пусть боги
Тебя въ рѣшеньѣ добромъ укрѣпятъ!
Повѣрь, Неронъ, ничья любовь не можетъ
Сравниться съ материнскою любовью…
Я это знаю.
Даже самый гнѣвъ
Такой любви — тревожная забота
О дѣтищѣ родномъ… Скажи, кому
Довѣрилъ ты галеру?
Аницету.
Какъ Аницету? Этотъ человѣкъ
Всегда ко мнѣ былъ полонъ непріязнью.
Я порученіемъ такимъ ему
Хотѣлъ дать случай непріязнь былую
Услугой новою загладить. Онъ
Немного грубъ, но опытенъ на морѣ,
Ты имъ довольна будешь въ этотъ разъ.
Не знаю почему, но я внезапно
Почувствовала слабость…
Если такъ,
То отложи отплытіе до завтра.
Нѣтъ, нѣтъ… къ чему… Не надо поддаваться
Капризу нервовъ… Что хотѣла я?..
Да…
Ацерронія, ты говорила
Мнѣ поутру, что мой любимый дроздъ
Тревожно бился въ клѣткѣ?
И кричалъ онъ:
«Не уѣзжай! не уѣзжай!» такъ долго,
Какъ прежде не случалось. Никогда
Въ такомъ волненьѣ странномъ эту птичку
Я не видала.
Бѣдная, она
Предчувствовала долгую разлуку
Съ своей хозяйкой…
Августа, позволь
Поправить твой вѣнокъ: онъ распустился.
Пора и снять его… Ахъ, этихъ розъ
Пріятенъ ароматъ и блескъ ихъ нѣженъ…
То розы Пестума.
Онѣ цвѣтутъ
Два раза въ годъ, — не правда ли?
Два раза.
Подумаешь: какъ любятъ жизнь онѣ!..
Ну, дорогой мой сынъ, простимся. Время.
Прощай, о матушка!
Прощай, Неронъ.
Такъ помнишь уговоръ: лишь то свершится…
Я тотчасъ въ лодку — и плыву сюда.
Ты цезарю доставить самъ извѣстье:
Тогда вѣрнѣй награда. Ну, смотри,
Рѣшительнѣе и умнѣе дѣйствуй,
И да помогутъ, Аницетъ, тебѣ
Всѣ боги Тартара! Идемъ скорѣе…
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
правитьТерраса надъ моремъ, огражденная баллюстрадой. Налѣво часть лѣстницы, ведущей внизъ. Направо колоннада. Посрединѣ столы и ложи съ шелковыми подушками. На столахъ кубки, чаши, фрукты и проч. Зажженные канделябры и курильницы. — Ночь. Яркое лунное освѣщеніе.
Неронъ, Поппея, Тигилинъ, Парисъ, Споръ, Эпафродитъ, Фаонъ, гости.
Всѣ возвращаются по лѣстницѣ на террасу, въ сопровожденіи рабовъ съ факелами. Рабы уходятъ. Неронъ ложится на ложе, ближайшее къ авансценѣ; рядомъ съ нимъ Поппея; остальные располагаются на другихъ ложахъ. Тигилинъ стоитъ у баллюстрады террасы и всматривается въ даль.
НЕРОНЪ, блѣдный, снимаетъ вѣнокъ съ головы.Какъ я усталъ… Что, Тигилинъ, галера
Еще видна?
Она летитъ впередъ,
Пурпурными сверкая парусами,
Какъ будто призракъ.
Что, что ты сказалъ?
Гдѣ призракъ, гдѣ?
Я говорю, властитель,
Галера скрылась въ сумракѣ ночномъ,
Подобно призраку.
Да, съ нею скрылась…
Теперь ее ужъ больше никогда
Я въ жизни не увижу. Океаномъ
Межъ мной и матерью моей легло
Пространство узкое воды, что могъ бы
Легко пловецъ хорошій переплыть…
Я дорого бы далъ, чтобы скорѣе
Все кончилось.
Зачѣмъ себя терзать
Тревогою о томъ, что неизбѣжно
Должно случиться?
Ахъ, мой гнѣвъ погасъ
И ненависть прошла. Остались муки
Воспоминанья горькаго о томъ,
Какъ я въ послѣдній разъ припалъ къ груди,
Къ челу ея, къ устамъ. Ребенкомъ я
Когда-то также цѣловалъ… О, нѣтъ,
Не такъ я цѣловалъ тогда… Ужасно
Объ этомъ думать.
Перестань, очнись…
На насъ глядятъ.
Не падай, цезарь, духомъ.
Дай мнѣ вина… и пусть всѣ гости пьютъ,
Пусть звукъ веселыхъ пѣсенъ заглушаетъ
Мою тоску…
Молодая, золотая
Прилетѣла къ намъ весна, —
Подъ веселымъ солнцемъ мая
Вся природа, расцвѣтая,
Пробудилася отъ сна.
На коврахъ луговъ зеленыхъ
Взорамъ нѣжный шлютъ привѣтъ
Розы юныя въ коронахъ
И нарцисъ, и первоцвѣтъ.
Изумрудною листвою
Вязъ покрылся и, обвитъ
Виноградною лозою.
Клонитъ вѣтви надъ рѣкою,
Что сверкаетъ и журчитъ…
Воздухъ полонъ ароматомъ
И среди густыхъ вѣтвей
Несмолкаемымъ раскатомъ
Трель заводитъ соловей.
Молодая, золотая
Прилетѣла къ намъ весна;
Подъ веселымъ солнцемъ мая
Вся природа, расцвѣтая,
Пробудилася отъ сна!
Какъ думаешь, теперь
Окончилося все?
Властитель…
Что ты
Глядишь, какъ на убійцу, на меня?
Зачѣмъ ты поблѣднѣлъ? Не я убійца,
А ты!..
Неронъ, опомнись… Тише…
Да, тише, тише… Пусть теперь настанетъ
Такая тишина, чтобъ ночь могла
Услышать звукъ малѣйшій… тамъ, на морѣ.
Любуешься ты, цезарь, видомъ моря?
Прислушайся… какъ страшно ночь молчитъ…
Нѣмая тьма… и больше ничего!
О, если бы я могъ услышать смерти
Ужасный крикъ! Онъ для моихъ ушей
Отрадой будетъ, онъ смиритъ біенье
Изнемогающаго въ мукахъ сердца!
Дай руку, цезарь. Успокойся. Ты
Дрожишь. Будь тверже. Гдѣ жъ твоя рѣшимость?
Я все готовъ снести: услышать шопотъ
Безчувственныхъ убійцъ, послѣдній вопль
Молящей жертвы, плескъ волны холодной,
Влекущей въ бездну роковую трупъ, —
Все это было бы мнѣ легче пытки
Такого ожиданья…
Долженъ ты
Взять власть надъ сердцемъ, затаить волненье…
Да, затаить, похоронить я долженъ
И сердце самое въ груди, смотрѣть
Спокойно всѣмъ въ глаза, не понимая
Пытливаго ихъ взгляда: «ты убійца?».
Безумными мечтами самъ себя
Пугаешь ты напрасно.
Тамъ, во мракѣ,
Простершемся надъ моремъ, — тамъ теперь
Моя судьба… Что если вдругъ обманетъ
Соленая волна и возвратитъ
Мнѣ снова мать?..
Не бойся, дѣло будетъ
Исполнено: ручался Аницетъ…
Забудь объ этомъ, возвратись къ гостямъ.
Ты на себя вниманье обращаешь
Рѣчами странными. Пойдемъ. Развлечься
Тебѣ весельемъ надо.
Ты права.
Простите мнѣ, друзья, что пиръ веселый
На мигъ смутилъ я мрачностью своей:
Разстроенъ нынче я… недугъ какой-то
Меня томитъ. Прошу васъ, оживите
Нашъ праздникъ въ часъ недолгій передъ сномъ
Пріятною бесѣдой и виномъ…
Рабы! цвѣтовъ, цвѣтовъ намъ принесите:
Разсыпьте ихъ узорчатымъ ковромъ
У нашихъ ногъ: пусть нѣжныхъ розъ дыханье
Льетъ въ воздухѣ ночномъ благоуханье!..
Пью за здоровье дорогихъ гостей!
Здоровье цезаря!
Виватъ! виватъ!
Да здравствуетъ божественный нашъ цезарь!
Неронъ не веселъ что-то. Попроси
Его съиграть трагедію: быть можетъ,
Онъ этимъ развлечется.
Хорошо.
Чтобъ праздникъ этой ночи увѣнчать,
Доставь намъ удовольствіе, властитель,
Изъ устъ твоихъ божественныхъ услышать
Трагедію: ее недавно ты
Такъ дивно декламировалъ…
Какую
Трагедію, Фаонъ?..
Ты сочинилъ
Ее для состязанія съ Парисомъ
И выразилъ съ искусствомъ страшнымъ въ ней
Мученія, гонимаго богами,
Убійцы матери Ореста…
Рабъ,
Что говоришь ты? — матери убійца!..
Цезарь, осчастливь своихъ гостей —
Дай насладиться намъ плодомъ чудеснымъ
Поэзіи твоей. Дай намъ увидѣть
Высокій, несравненный твой талантъ
Въ трагедіи.
И вы? Вы сговорились!..
Проклятіе!.. Но кто жъ вамъ право далъ
Пытать меня?.. Пусть сдѣлалъ я злодѣйство,
Но я вѣдь цезарь вашъ…
Неронъ! Неронъ!..
А? что сказала ты?
Гостей желанье
Исполнить долженъ ты…
Коль ты совсѣмъ
Разсудка не лишился…
Да, я долженъ…
Ты правду говоришь.
Подайте лиру!
«Да нанесенъ ударъ! Да, я убійца,
Убійца матери! Я отнялъ жизнь
У той, кто жизни даръ мнѣ подарила,
Я погасилъ свѣтильникъ, чей огонь
Зажегъ во мнѣ существованья пламень!
Нѣтъ большаго злодѣйства!.. Осужденъ
Я буду въ памяти временъ грядущихъ
Проклятьемъ страшнымъ: матери убійца!
Меня клеймить имъ будутъ вѣчно, вѣчно»!
Какое дивное искусство! — Слава
Поэту — цезарю!
«Я мать убилъ… Но вѣдь она убійцей
Была сама. Вкругъ трона моего
Катились волны крови. Преступленья
Ужасный путь судьбой указанъ мнѣ…
За что жъ меня караютъ дѣвы мщенья,
Зачѣмъ меня преслѣдуютъ онѣ?
О мать моя! тебя я умоляю:
Не вызывай ужасныхъ эвменидъ!
Толпа ихъ изступленная летитъ
Ко мнѣ, ко мнѣ… Я вопли ихъ внимаю,
Я вижу ихъ, мертвящій душу, взглядъ,
Ихъ волоса съ шипящими зміями!
Онѣ, схвативъ меня костлявыми руками,
Низвергнуть въ бездну тартара хотятъ»!
Чудесно! — Несравненно! — Цезарь — богъ
Трагедіи!
Какъ поблѣднѣлъ онъ: будто
Его схватилъ недугъ. Боюсь я,
Чтобъ въ обморокъ онъ не упалъ.
Не бойся:
Смотри, опять къ нему вернулись силы.
«О, боги! чья рыдающая тѣнь
Выходитъ изъ ужасной бездны Стикса?
Какъ страшенъ этотъ помертвѣлый ликъ
И неподвижный взоръ съ нѣмымъ укоромъ!
Тѣнь матери моей! Она идетъ
Судить меня, судить убійцу-сына»!..
Смотри, смотри! Ты видишь… тамъ?… Она
Изъ волнъ морскихъ возстала!.. Защитите,
Спасите цезаря!.. Я умираю…
ТѢ же, Агриппина.
АГРИППИНА, подходитъ къ Нерону, лежащему въ обморокѣ. Всѣ разступаются передъ нею.А, ты не ждалъ, что возвращусь я снова
На твой чудовищный, преступный пиръ.
Что я твое нарушу ликованье
О смерти матери! Ты думалъ, я
Лежу теперь холоднымъ трупомъ въ морѣ?
Нѣтъ, я избѣгла подлой западни,
Меня спасли отъ страшной смерти боги, —
И ты валяешься у ногъ моихъ,
Какъ жалкій трусъ, испуганный видѣньемъ
Нечистой совѣсти!.. Меня ты принялъ
За тѣнь могильную? Ошибся ты:
Передъ тобой живая Немезида,
Грозящая тебѣ отмщеньемъ мать!
И вы, рабы, сообщники Нерона,
Шептавшіе ему и день, и ночь:
«Сгуби ее, сгуби!» — и вы не ждали,
Что выйду я изъ темной бездны волнъ,
Куда столкнуть задумали вы тайно
Императрицу вашу… Предо мной
Стоите вы теперь, дрожа отъ страха,
И ждете казни…
Августа…
Молчи,
Коварный песъ, злодѣй! Ты это дѣло
Ужасное внушилъ Нерону, ты —
Вотъ съ этой хитрой лицемѣркой вмѣстѣ!
Но и тебѣ. и ей недолго ждать
Возмездія за умыселъ преступный:
Я передъ цѣлымъ Римомъ обнаружу,
Какъ извести меня хотѣли вы,
Проклятые и подлые убійцы!..
Внезапно ослабѣвшимъ голосомъ.
Мнѣ силы измѣняютъ… я слабѣю…
Гдѣ Ацерронія?.. Ахъ, вѣдь они
Ее убили въ голову баграми —
Я видѣла…
Ужасно!.. Неужель
Нѣтъ никого теперь близь Агриппины,
Кто былъ бы другомъ ей?..
Парисъ! Парисъ!
Дай руку мнѣ… Укрой меня, укрой
Отъ злобы ихъ… молю тебя…
Неронъ, Поппея, Тигилинъ, потомъ Аницетъ.
НЕРОНЪ, очнувшись, дико озирается.Гдѣ я? Что было тутъ? Чей страшный голосъ
Я слышалъ?
Успокойся, цезарь: ты,
Трагедію играя, взволновался
И въ обморокъ упалъ.
Я видѣлъ призракъ
Ужасный Агриппины…
Повелитель,
То былъ не призракъ: то была сама
Императрица.
Что? Императрица?!
Она жива… Вотъ Аницетъ идетъ —
Онъ намъ разскажетъ, какъ случилось это
Она спаслась?
Властитель…
Отвѣчай:
Она спаслась?
Спаслась…
Какъ это было?
Отплыли мы отъ берега. Луна
Свѣтила ясно. Тихо шла галера.
На шелковыхъ подушкахъ Агриппина
Покоилась, любуясь блескомъ моря.
Задумчиво у ногъ императрицы
Сидѣла Ацерронія… Какъ вдругъ
Діаны лучъ померкъ подъ облаками,
Я подалъ знакъ — и палуба раскрылась:
Онѣ упали въ море…
Но тотчасъ же,
Изъ черной бездны вынырнувъ, одна
На помощь стала звать, крича: «спасите
Императрицу вашу»! Мы ее
Прикончили скорѣй…
О, ужасъ, ужасъ!..
То Ацерронія была…
А та?
Отъ нашихъ глазъ сокрыта темной ночью,
Она спаслась на берегъ.
За сценой шумъ и крики народа.
Негодяи
Трусливые! я вижу вашъ обманъ!
Она спаслась… Вы это злое дѣло
Устроили и вы мнѣ за него
Отвѣтите!
Ты гнѣваешься, цезарь,
На вѣрныхъ слугъ за нашу неудачу?
Что жъ, если ты находишь это нужнымъ —
Пожертвуй нами; но спѣши: теперь
Не мы одни — и ты рискуешь жизнью!
Вотъ выслушай, что говоритъ трибунъ.
Дѣлаетъ трибуну знакъ; тотъ подходитъ.
Народъ толпою къ берегу сбѣжался.
Едва я могъ пробраться сквозь ряды
Собравшихся людей… Они узнали,
Что волею боговъ императрица
Избѣгла гибели въ пучинѣ моря…
Ты слышишь, цезарь, шумъ и крикъ: они
Привѣтствуютъ спасенье Агриппины
И осуждаютъ тѣхъ, кто былъ виной
Крушенія галеры, угрожаютъ
Возстаніемъ тебѣ…
Ты былъ обязанъ
Смирить мятежныхъ крикуновъ…
Входитъ поспѣшно центуріонъ.
Властитель,
Народъ, волнуясь, окружилъ дворецъ,
Императрицу онъ желаетъ видѣть,
Съ ней говорить, ей выразить привѣтъ
И радость…
Разогнать толпу оружьемъ!
Гдѣ Агриппина?
Въ свой покой она
Ушла сейчасъ…
Она грозила смертью
И мнѣ, и Тигилину, и тебѣ!
Она сказала, что предъ цѣлымъ Римомъ
Насъ обвинитъ въ преступномъ покушеньѣ…
А, я погибъ! погибъ!
Да, если ты
Не примешь мѣръ спасти себя.
Властитель,
Напрасно ты тревожишься: скажи
Одно лишь слово, знакъ подай безмолвный…
Вы это дѣло начали и вы
Должны окончить…
Тѣ же, Парисъ.
ПАРИСЪ.Цезарь, Агриппина
Меня послала…
Какъ! ты отъ нея
Посломъ пришелъ?!
Прости мнѣ, повелитель.
Чужую волю исполняю я.
Императрица проситъ снисхожденья:
Она теперь къ тебѣ прійдти не можетъ:
Ей нездоровится, покой и сонъ
Необходимы ей, и умоляетъ
Она свиданье отложить до завтра.
Что это выронилъ ты изъ-подъ тоги?
Оружіе!… Предатель! ты подосланъ
Убить меня! Ты Агриппины другъ,
Ты въ заговорѣ съ нею!
Цезарь, я…
А, подлый рабъ! Нерона продалъ ты
За ласки матери еге и думалъ
Съ ней власть дѣлить… Не вѣренъ твой разсчетъ:
Для цезаря готовилъ ты кинжалъ,
Но онъ вонзится въ грудь твою, предатель.
Закалываетъ его. Парисъ падаетъ.
Неронъ, о, что ты сдѣлалъ?!
Ничего.
Убилъ предателя.
Онъ былъ ея
Любовникомъ. Я это знаю.
Боги!
Она ему тронъ цезаря сулила,
И если бы онъ трупомъ не лежалъ
Теперь передо мной, какъ знать, быть можетъ,
Онъ снялъ бы съ трупа моего вѣнецъ
И на себя надѣлъ…
Онъ былъ красавецъ,
Не правда ли, Поппея, и артистъ?
Смотри жъ теперь, какъ смерти дикій ужасъ
Его лицо прекрасное и взоръ
Обезобразилъ вдругъ… Ужель она
Его любила?… Ты дрожишь, блѣднѣешь?…
Да, смерть ужасна, и кругомъ себя
Я чувствую теперь ея дыханье
Холодное… Сказала правду ты:
Чтобъ не погибнуть самому, я долженъ
Свершить велѣнье грозное судьбы!
Вы видѣли: подосланъ былъ убійца
Отъ матери моей. Я цезарь вашъ:
Вы защищать меня должны. Объ этомъ
Подумайте. И если жизнь моя
Для васъ священна, если дорожите
Вы собственною жизнью, — то вѣрнѣй
Теперь ударъ направите.
Властитель!
Вотъ видишь этотъ мечъ: я имъ клянусь,
Еще на небѣ блѣдный ликъ Діаны
Угаснуть не успѣетъ, — ты вздохнешь
Свободнѣе!…
Довольно. Словъ не надо:
Я дѣла жду отъ васъ… Идемъ, Поппея.
Ну, Аницетъ, теперь для насъ съ тобой
Нѣтъ выбора. Покончить съ Агриппиной
Необходимо, чтобы насъ самихъ
На утро цезарь не покончилъ. Видишь,
Расправа у Нерона коротка
Становится.
Онъ былъ любимцемъ, другомъ —
И вотъ теперь…
Ужасно!… Не могу
Я видѣть этотъ ликъ и взглядъ застывшій…
Набрасываетъ на тѣло свою тогу.
Оставь его, не до него теперь.
Онъ былъ актеромъ въ жизни и предъ смертью
Гримасу сдѣлалъ цезарю, чтобъ тотъ
При этомъ оцѣнилъ его искусство…
Не будемъ медлить больше: цезарь ждетъ
Услуги нашей.
Стой! смотри, смотри:
Кто тамъ идетъ?
Она! Тсс… тише!
Укроемся.
Нѣтъ сна… Какъ въ гробѣ темномъ.
Мнѣ душно, тѣсно въ комнатахъ дворца,
Хочу дохнуть я воздухомъ…
Какъ долго
Ночь эта тянется. Я никогда
Разсвѣта не ждала съ такой тревогой…
Мнѣ страшно… но чего жъ боюся я?
Они теперь, терзаясь преступленьемъ.
Должны въ невольномъ страхѣ трепетать:
Они въ моихъ рукахъ и не посмѣютъ
На новое злодѣйство покуситься…
А все мнѣ страшно и тоскливо сердце
Предчувствіемъ томится роковымъ,
И каждый шорохъ, звукъ въ ночномъ молчаньѣ
Мнѣ кажется ужаснымъ, и во тьмѣ
Мерещутся убійцы…
Какъ спокойно
И молчаливо море…
Надо мной
Оно бы также было молчаливо
И неподвижно, если бъ тамъ, на днѣ.
Лежала я холоднымъ, блѣднымъ трупомъ.
Ужасное воспоминанье! Дрожь
Невольно въ душу проникаетъ… Боги!
Ужели вы спасли меня затѣмъ,
Чтобы отдать Поппеѣ и Нерону
На жертву снова?.. Эта мысль опять
Ко мнѣ вернулася, она, какъ демонъ,
Меня терзаетъ. Нуженъ мнѣ покой.
Я вся измучилась, я истомилась
И тѣломъ, и душой…
Быть можетъ, здѣсь
Я задремлю подъ ласковымъ дыханьемъ
Ночной прохлады…
Богъ привѣтный сна!
Молю тебя: о, дай хоть на мгновенье
Забыться мнѣ, услышь мою мольбу:
Закрой мои пылающія вѣки
И утоли тревоги тайной боль…
Она заснула… вотъ удобный мигъ.
Какъ — сонную?..
Такъ что же? Меньше будетъ
Хлопотъ и крика…
Подожди. Ужель
Рѣшишься ты?
Чего же больше ждать…
Пусти меня…
Молчи, молчи!.. Ты слышишь.
Она пошевелилась… застонала…
Оба замираютъ на мѣстѣ и прислушиваются.
О, не смотри померкшими глазами…
Не проклинай… Тебя убила я
Для сына… Прочь!.. Ты, блѣдный, мертвый призракъ,
А сынъ мой живъ… Онъ цезарь… Не сжимай
Моей руки холодною рукою…
Оставь меня… Оставь…
Ахъ, это сонъ…
Какъ бьется сердце… О, когда же, боги,
Меня покинетъ страждущая тѣнь
Загубленнаго Клавдія?.. Иль вѣчно
Меня и мертвый будетъ мучить онъ
Своимъ безумнымъ взглядомъ, какъ при жизни?
Онъ каждой ночью къ ложу моему
Приходитъ проклинать и въ темный тартаръ
Зоветъ онъ за собою…
Въ эту ночь
Туда за нимъ сойдешь ты, Агриппина!
Убійцы! О, спасите, помогите!
Напрасный зовъ: твой смертный часъ насталъ.
А, это ты злодѣй! Ужели рокомъ
Мнѣ отъ тебя погибнуть суждено…
Иль нѣтъ здѣсь никого, кто бъ Агриппину
Могъ защитить…
Парисъ!.. Парисъ!..
Къ чему
Кричишь ты громко такъ: онъ не услышитъ,
Хоть онъ и близко отъ тебя… Смотри —
Вотъ онъ лежитъ!..
О, ужасъ! ужасъ!
Они тебя убили… да… Злодѣи!..
Убили!.. Ахъ, теперь и мнѣ осталось
Одно лишь въ этомъ мірѣ — умереть.
Да, это правда, — умереть должна ты:
Такъ цезарь повелѣлъ.
Ты лжешь, ты лжешь!
Неронъ мой сынъ: онъ повелѣть не могъ
Убійства матери.
Тебѣ докажетъ
Ударъ меча, что правду я сказалъ.
Такъ бей же въ грудь, вскормившую Нерона!
Окончена работа… Аницетъ,
Что жъ ты стоишь? Иди сюда…
Однако,
Ты струсилъ, другъ, порядкомъ!
Я не могъ…
Она вѣдь дочь Германика…
Любезный,
Совсѣмъ не кстати вздумалъ вспоминать
Объ этомъ ты… Ну, все равно!… теперь
Одно осталось: отнести Нерону
Желанное извѣстіе. Идемъ.
Неронъ, Поппея, Тигилинъ.
ПОППЕЯ, удерживая Нерона.Неронъ, остановись!…
Нѣтъ, нѣтъ, ее
Хочу я видѣть… Успокоить это
Моей души волненье.
Вотъ она
Лежитъ безмолвная… Богини мщенья!
Вы знаете, что вынужденъ былъ я
На это дѣло страшное…
Желѣзо
Пронзило грудь ей, острое желѣзо…
А этой грудью вѣдь она меня
Вскормила, я склонялся къ этой груди
Съ любовью…
Мать! прости меня, прости!
Молчишь ты и глядишь померкшимъ взоромъ
Въ мои глаза… изъ раны кровь течетъ…
Та кровь, что и во мнѣ… О, горе, горе
Тебѣ, Неронъ! ты собственную кровь
Въ безумьѣ пролилъ!… Какъ зіяетъ рана!
Какъ будто бы отверзтыя уста.
Что вопіютъ о мщеньѣ и взываютъ
Къ неумолимымъ, страшнымъ судіямъ
Подземнаго, невѣдомаго міра!..
Я слышу: приближаются они
И взорами сверкаютъ роковыми
И грознымъ голосомъ гремятъ: «Гдѣ онъ,
Убійца матери своей?» — и люди
Указываютъ мстителямъ: «Онъ здѣсь»!..
Да, горе мнѣ! Въ безумьѣ я низвергъ
Природы строй, возсталъ я противъ чувства,
Что свойственно ничтожной твари даже,
Какъ жизнь сама. Мной пролитая кровь
Огонь любви священной загасила —
Любви къ источнику существованья,
И тьма теперь кругомъ меня легла,
И все въ душѣ угасло, кромѣ муки
Отчаянья и роковаго страха
Предъ Немезидою, грозящей мнѣ!
Я сдѣлалъ то. что сдѣлать не рѣшалось
Донынѣ человѣческое сердце:
Ни на землѣ, ни у боговъ небесныхъ
Прощенія-такому дѣлу нѣтъ!