Случай, какихъ немного.
правитьВъ Шотландскомъ помѣстьи, по близости горъ, жилъ дворянинъ не очень достаточный, но съ трудомъ и съ порядкомъ въ дѣлахъ онъ выростилъ трехъ сыновеи съ дочерью, и далъ имъ хорошее воспитаніе. Старшій изъ сыновей вступилъ въ службу, средній отправился въ Индію, a младшій, нѣсколько лѣтъ исполняя должность помощника у богатаго купца въ Лондонъ, остался хозяиномъ торга, отъ котораго прежній хозяинъ отказался. Состояніе младшаго Вилингтона сдѣлалось скоро цвѣтущее, и его семейство вмѣстѣ съ нимъ разбогатѣло. Ежедневные подарки и частые гостинцы, какъ въ вещахъ такъ и въ деньгахъ состоящіе, доказывали, что молодой человѣкъ любилъ утѣшать и обогащать домъ родительскій.
По случаю сего богатства новое знакомство съ государственнымъ человѣкомъ подало ему способъ участвовать въ торгахъ государственныхъ, и приобрѣсть новый значущій капиталъ. Тогда золотыя мечты представились его воображенію. Съ головою вскруженной фортуною онъ пустился въ подряды и торги весьма ненадежные.
Нѣсколько времени фортуна служила ему постоянно. Онъ посѣтилъ отца своего въ блестящемъ екипажъ, задалъ новые планы для строенія, заказалъ прекрасные мебели, привезъ матери и сестрѣ платья послѣдняго вкуса, о которомъ онѣ не имѣли понятія, и наконецъ уговорилъ ихъ приѣхать на лѣто въ Лондонъ, чтобы сестра его Елиза навыкла немного въ свѣтскихъ обыкновеніяхъ. Ей было осмнадцать лѣтъ; она была пригожа лицемъ, и молодой человѣкъ надѣялся, что его извѣстность въ столицѣ доставитъ ей особливо выгодное замужство.
Елиза не простирала такъ далеко своего честолюбія; для ея воображенія, невоспаленнаго страстями городскими, довольно было надежды выдти за простаго сельскаго жителя, подобно отцу ея неизвѣстнаго, и ей не полюбились замыслы братцовы. Но отецъ ея совершенно ослѣпился блескомъ фортуны. День и ночь разсуждалъ онъ съ сыномъ о приращеніи достатка. Въ заключеніе, они вступили оба вмѣстѣ въ большія предприятія, и г. Вилингтонъ увѣрилъ жену свою, что дѣла ихъ не могутъ не идти хорошо, и что семейство ихъ получитъ отъ того великую пользу.
Два мѣсяца протекли со времени сыновняго возвращенія въ Лондонъ, какъ прискакали вдругъ два коммисюнера. Г. Видингтонъ долго говорилъ съ ними въ кабинетѣ; послѣ сей конференціи лице его изъявляло безпокойство. Онъ объявилъ женъ, что сыновнія дѣла требуютъ его присутствія въ Лондонъ, но что онъ скоро возвратится въ свое помѣстье. Гжа Видингтонъ не имѣла понятія о торговыхъ дѣлахъ, но заключила по рѣчамъ своего мужа, что есть причина къ безпокойству. На ея вопросы отвѣчалъ онъ хладнокровно, что дѣло не важно, и что не можетъ оно вредить ихъ сыну.
Никогда г. Видингтонъ не обманывалъ жены своей: она вѣрила ему, и успокоилась. Дочь была также покойна; обѣ простились съ г. Видингтономъ; но простились съ нѣкоторымъ стѣсненіемъ сердца, видя отъѣзжающаго хозяина дома, который пятнадцати лѣтъ не отлучался отъ своего семейства.
Послѣ его отъѣзда хозяйка начала безпокоиться, не зная тому причины. Нѣсколько строкъ съ дороги написанныхъ умѣрили ея безпокойство. Мужъ обѣщалъ ей написать изъ Лондона тотчасъ по приѣздѣ, и потомъ увѣдомлять каждую почту до дня возвращенія, которое, говорилъ онъ, не замедлится никакимъ образомъ долѣе мѣсяца.
Между тѣмъ дни протекали; пришли двѣ почты, и не привезли никакого извѣстія. Мать и дочь старались истолковать молчаніе въ хорошую сторону, и другъ отъ друга таили свое безпокойство; но не льзя было наконецъ себя обманывать. Къ нимъ прислали нарочнаго съ извѣстіемъ, что деревенскій домъ ихъ, скотъ, пожитки и мебели описаны за долги Гна Видингтона, бывшаго порукою по сыновнимъ обязательствамъ.
Письмо г. Видингтона къ женѣ и дочери поразило ихъ новымъ ударомъ. Онъ извѣстилъ ихъ, что сынъ его, погубившій себя безразсудной довѣренностію, подорвался совершенно и скрылся изъ города; a его самаго, какъ поручителя, посадили въ темницу. Онъ заклиналъ ихъ приѣхать въ Лондонъ, чтобы родственнымъ посѣщеніемъ утѣшить заключеннаго, и подумать вмѣстѣ о способахъ избавленія.
Бѣдная госпожа Видингтонъ неимѣла никакого родственника, съ кѣмъ могла бы посовѣтоваться. Она видѣла, что въ семъ случаѣ надлежало ей опираться на самую себя, и старалась только подкрѣпить дочь свою. Распродавъ нѣкоторыя вещи, онъ собрали достаточную сумму для дороги. Сперва намѣреніе ихъ было нанять извощичью карету до Лондона; но какъ наемъ показался имъ слишкомъ дорогъ, то имъ предложили одноколку до Іорка, съ тѣмъ чтобы одинъ извѣстный богатый человѣкъ, къ которому дали имъ рекомендательное письмо, отвезъ ихъ въ Лондонъ на собственныхъ лошадяхъ.
Первыя сутки ѣхали онъ покойно, но медленно, на другой день сдѣлалось ненастьѣ, a на третіи выпалъ снѣгъ. Извощикъ сказался больнымъ: часа два простоялъ онъ въ бѣдной корчмѣ на дорогѣ; наконецъ отказался ѣхать далѣе, a вмѣсто себя далъ имъ другаго извощика до городка въ 4 миляхъ отъ большой дороги, съ тѣмъ чтобы родной братъ содержателя той корчмы, въ которой онѣ стояли, довезъ ихъ до города Іорка.
Госпожа Видингтонъ, безпокоясь сею перемѣною, старалась всячески уговорить своею извощика; но все напрасно. Уже приближалась ночь; снѣгъ покрывалъ землю; и путешественницы, боясь ночевать въ сей бѣдной корчмѣ, рѣшились ѣхать далѣе. Скоро смерклось; имъ надлежало проѣзжать черезъ дремучій лѣсъ; вѣтеръ дулъ съ вихремъ и снѣгомъ, и лошади наконецъ утомились. Новый извощикъ былъ упрямый и грубый человѣкъ, который неумѣлъ хорошо править, и опрокинулъ одноколку. Дамы не ушиблись, но колесо изломалось; по долгомъ совѣтованіи, рѣшились навьючить пожитки на лошадей, a сами пѣшкомъ возвратишься въ ту же корчму; ибо, по словамъ извощика, оставалось еще пять миль до городка, a темнота не позволяла видѣть проселочной дороги.
Госпожа Видингтонъ и дочь ея никогда не выѣзжали изъ своего селенія, не имѣли понятія о трудностяхъ дороги, и чувствовали тѣмъ большее замѣшательство, что оно было и для самаго ихъ воображенія новое. Остаться на томъ мѣстѣ, гдѣ онѣ находились, было бы подвергнуть себя опасности погибнуть отъ стужи; a между тѣмъ онъ имѣли одну слабую надежду добраться до ночлега. Самъ извощикъ изъявлялъ робость и недоумѣніе; и дрожащая Елиза, прижимаясь къ своей матери, не придавала ей ни бодрости, ни силы.
Ѣхавши нѣсколько времени по пути на краю лѣса, впереди идущій съ лошадьми извощикъ поворотилъ въ сторону; на полянкѣ при свѣтѣ снѣга показалась высокая стѣна. Госпожа Видингтонъ обрадовалась знаку человѣческаго жилища. Извощикъ напротивъ того казался пораженъ ужасомъ при видъ каменной стѣны. Онъ объявилъ, что сбился съ пути; что надлежало идти назадъ по той же дорогъ, и что не должно было ни подъ какимъ видомъ подходить къ зданію. Мать и дочь желали знать тому причину. Онъ отвѣчалъ, что въ семъ зданіи живутъ духи и мертвецы. Ето извѣстіе не испугало нашихъ дамъ; всего ужаснѣе казалось имъ ночевать въ полѣ, и онъ рѣшились просить себѣ ночлега. И такъ онѣ приближились къ оградѣ вмѣстѣ съ извощикомъ, который напрасно старался ихъ переувѣрить. У воротъ за желѣзною рѣшеткою открылось на дворъ обширное зданіе, очень ветхое, и въ которомъ совсѣмъ невидно было огня. Онѣ отыскали веревочку, и дернули; нѣсколько разъ прозвенѣлъ колокольчикъ безъ всякой пользы. Собака, пробужденная шумомъ, встревожилась, и съ безпрерывнымъ лаемъ металась къ желѣзной рѣшеткѣ. Ея лай подѣйствовалъ лучше колокола. Въ домъ засвѣтился огонь. Едва примѣтное лице выглянуло изъ одного окна, и черезъ минуту скрылося. Извозчикъ, внѣ себя отъ страха, совѣтовалъ удалиться; но госпожа Видингтонъ рѣшилась скорѣе вытерпѣть все на свѣтѣ, нежели остаться въ полѣ ночью и въ стужу"
Другое лице, непохожее, казалось, на первое, раскрыло окно на дворъ, и грознымъ голосомъ спросило, кто стучится у воротъ. При громкомъ лаѣ собаки едва слышны были слова госпожи Видингтонъ. Она отвѣчала, что проѣзжія и заблудившіяся двѣ женщины, мать и дочь, стоятъ въ глубокомъ снѣгу; что у нихъ изломалось на дорогъ колесо: и что онъ просятъ ночлега ради самаго Бога.
Отвѣта не было; окно захлопнули, и погасили огонь. Госпожа Видингтонъ приходила въ отчаяніе; мятель и вьюга сыпали густой снѣгъ. Долго никто не являлся; между тѣмъ лай собаки сказывалъ домашнимъ, что странники стоятъ еще у воротъ. Наконецъ человѣкъ сошелъ съ крыльца къ рѣшеткѣ, и велѣлъ имъ обойти мимо всей ограды къ дрѵгимъ воротамъ. Не безъ труда добрались госпожа до того мѣста. Силы ихъ истощились. Черезъ нѣсколько минутъ отперли ворота. Явился передъ ними человѣкъ съ фонаремъ въ одной рукѣ, и съ обнаженною шпагою въ другой, одѣтый чернымъ плащемъ; голова накрыта была чернымъ воротникомъ; лице было сухощавое, блѣдное и длинное; впалые глаза сверкали подъ густыми бровями. Онъ окинулъ глазами путешественницъ при свѣтѣ фонаря, не говоря ни слова, и по видимому не трогаясь ни мало ихъ положеніемъ. Наконецъ голосомъ грознымъ сказалъ, что онъ закаялся впускать въ домъ свой чужихъ людей, но, изъ сожалѣнія къ двумъ женщинамъ, отступаетъ отъ своего слова; и что извощикъ можетъ ночевать въ конюшнѣ. Сей послѣдній, смертельно боясь ступишь на порогъ дома, въ которомъ обитали издавна духи и мертвецы, обрадовался крайне запрещенію, и не дожидаясь вторичнаго приказа, поспѣшно удалился въ конюшню, которую указалъ ему рукою встрѣтившій ихъ человѣкъ.
Наши дамы, слѣдуя за проводникомъ, встрѣтили на лѣстницѣ другаго человѣка, который пропустилъ ихъ также молча. Онъ прошли черезъ обширныя сѣни въ длинную галлерею. Елиза не имѣла уже силы идти. Она тряслась отъ усталости и страха. Мать подкрѣпляла ее: но скоро ноги перестали служить имъ. Обѣ остановились. Тогда проводникъ съ фонаремъ скрылся. За ними оставшійся человѣкъ закричалъ дикимъ голосомъ: впередъ! и голосъ его страшно раздался подъ сводами. Онъ пошли впередъ ощупью, и въ концѣ галлереи попали на дверь, которая была отворена. За дверью въ другомъ обширномъ покоѣ встрѣтилъ ихъ тотъ же человѣкъ съ фонаремъ. Въ покоѣ не было ничего, кромѣ четырехъ стѣнъ. Человѣкъ, который былъ хозяинъ и старикъ, сказалъ имъ: «30 лѣтъ живу одинъ, и не впускаю къ себѣ никакой женщины. Дать мнѣ вамъ нечего. Сего дня топили здѣшній покой; безопасность моя требуетъ, чтобы я заперъ васъ въ комнатѣ. Въ фонарѣ остается небольшой огарокъ, a завтра на разсвѣтѣ вы ѣзжайте.» При семъ словѣ онъ захлопнулъ двери, щелкнулъ замкомъ; и удалился.
Бѣдная Елиза, долго удерживаясь, залилась слезами на единѣ съ матерью: a сама госпожа Видингтонъ черезъ нѣсколько минутъ лишилась чувства и памяти отъ чрезвычайнаго разслабленія. Дочь увидя ее въ семъ состояніи, старалась вооружиться всею твердостію духа. Она схватила фонарь, въ которомъ свѣчка догорала и обошла залу, въ надеждъ найти какой-нибудь выходъ, или помощь: тогда увидѣла, что дверь, которую наскоро заперъ старикъ, была не совсѣмъ притворена. Она толкнула ее. Дверь растворилась настежь; вѣтеръ дунулъ изъ другой комнаты; но вездѣ была глубокая темнота. Однакожь она осмѣлилась заглянуть въ темную комнату, и при блѣдномъ свѣтѣ фонаря увидѣла три или четыре черныя головы прислоненныя въ стѣнамъ: казалось, что онъ двигались. Елиза ахнула, и возвратясь въ залу, хотѣла за собою затворить тяжелыя двери, но не могла отъ слабости.
Мать, немного пришедшая въ себя, указала ей рукою на догорающую свѣчку. Елиза поняла ея мысль, въ каминъ отыскала нѣсколько угольковъ, которые тотъ часъ раздула, и съ помощію двухъ полѣнъ лежащихъ въ каминѣ развела огонь. Она донесла мать почти на рукахъ до огня, оттерла ей руки и ноги, холодныя какъ ледъ; завернула ее въ свою мантилью, и мало по малу возвратила ей языкъ: но глаза ея были еще очень мутны. Боясь, чтобы огонь и свѣчка не потухли въ одно время, Елиза обошла залу въ другой разъ и отыскала старые панели въ углу сложенные. Она взяла нѣсколько дощечекъ, и развела огонь въ каминъ; между тѣмъ притащивъ ветхое канапе, положила на него мать свою, и стала у нее въ головахъ. Госпожа Видингтонъ, еще очень слабая, задремала, и дочь берегла ее отъ стужи и стука.
Сама Елиза не могла заснуть; четыре головы, въ другой комнатѣ ей представившіяся, приводили ее въ трепетъ. Вокругъ пустыннаго дома бушевалъ осенній вѣтеръ; въ домъ скрыпѣли двери, и отъ каждаго порыва вѣтра, и отъ каждаго скрыпа двери Елиза содрогалась: ей казалось, что видѣнныя ею тѣни готовы предстать во глубинѣ уединенной залы.
Никогда ночь не была для нее столь продолжительною. Наконецъ показался утренній разсвѣтъ. Ей хотѣлось тотъ часъ выѣхать изъ сего мрачнаго жилища; но мать ея была не въ состояніи передвигать ногъ. Тогда Елиза вызвалась идти по дому искать для матери какой-нибудь помощи. Послѣдняя согласилась, и Елиза осмѣлилась днемъ идти въ ту комнату, гдѣ ея воображенію представлялись грозныя привидѣнія. Она увидѣла, что предметы ея страха были толстыя въ пучкахъ связки садовыхъ растеній съ ихъ семянами, развѣшенныя на стѣнѣ. Сія комната имѣла стеклянныя двери въ садъ. Она старалась отворить ихъ; но увидѣла въ саду молодаго человѣка съ надѣтою почти на глаза шляпою, и едва вытаскивающаго ноги изъ снѣжныхъ сугробовъ. Стукъ двери заставилъ его взглянуть на балконъ, и взоръ его изъявилъ чрезвычайное удивленіе. Онъ подошелъ къ двери и помогъ Елизѣ отворить ее.
Сей молодой человѣкъ, поклонившися съ вѣжливостію, спросилъ, какой случай привелъ ее въ сей домъ. Елиза разсказала ему въ нѣсколькихъ словахъ, что съ ними случилось. Молодой человѣкъ въ свою очередь объявилъ ей, что сей домъ принадлежитъ его дядѣ; что по случаю нѣкоторыхъ домашнихъ неприятностей дядя его рѣшился не пускать къ себѣ женщинъ; что онъ живетъ около 30 лѣтъ въ совершенномъ уединеніи; что скупость его превосходитъ всякое вѣроятіе, что ему, племяннику, не случалось никогда у него обѣдать, и что рано или поздно его убьютъ для похищенія накопленнаго имъ золота. Г. Весткомбъ изъявилъ свое сожалѣніе, что не можетъ скоро подать помощи госпожѣ Видингтонъ, ибо онъ живетъ въ городъ, и оттуда приѣзжаетъ къ своему дядѣ. Онъ совѣтовалъ Елизѣ обѣщать хозяину заплатить за пищу для ея матери, вызываясь съ своей стороны склонишь старика всѣми силами къ человѣколюбію.
Прошивъ чаянія старикъ согласился отвести другой покой и дать постель госпожъ Видингтонѣ. A г. Весткомбъ послалъ въ городъ за нужными припасами и лекарствами. Онъ велѣлъ между тѣмъ починить колесо, и черезъ трое сутокъ госпожа Видингтонъ, отблагодаривъ молодаго благотворителя своего, отправилась въ Лондонъ.
Приѣхавъ въ столицу, онѣ вытерпѣли все, что неопытность въ дѣлахъ и, новость мѣста могутъ нанести заботъ и горести. Нѣсколько недѣль протекли для нихъ въ жестокой печали. Ничто не имѣло успѣха; господинъ Видингтонъ потерялъ всю надежду освободиться отъ заключенія; какъ вдругъ, въ то время, когда сидѣли у него въ темницѣ дочь и жена, явился передъ ними г. Весткомбъ. Онъ отрекомендовался, какъ старый знакомецъ двухъ дамъ (которыя повторили ему свою благодарность), и объявилъ, что дядя его умеръ почти съ голоду, и что ему осталось послѣ старика такое богатое наслѣдство, какого онъ и не ожидалъ. Онъ просилъ позволенія поднесть свое богатство дѣвицѣ Видингтонъ, которая плѣнила его своими достоинствами и красотою, и надѣялся, что г. Видингтонъ приметъ отъ него уплату долговъ своихъ.
Сіи великодушныя предложенія были приняты; Въ нѣсколько дней всѣ дѣла исправили, и г. Видингтонъ былъ выпущенъ изъ темницы. Свадьбу праздновали въ Лондонѣ. Семейство возвратилось въ Шотландію, гдѣ и младшій Видингтонъ къ нему присоединился. Онъ исцѣлился навсегда отъ жадности къ приобрѣтеніямъ; любовь его къ отцу вознаградила послѣдняго за претерпѣнныя бѣдствія; a молодые супруги едва не радовались случаю, столь для нихъ счастливому. Всѣ проводили жизнь мирно и весело, и примѣръ ихъ служилъ новымъ доказательствомъ сей великой истины, что въ благихъ намѣреніяхъ провидѣнія самыя злополучныя происшествій: ведутъ иногда за собою благодатныя слѣдствія.