Несколько слов о русской одежде (Билибин): различия между версиями

Это  — страна пьянства, обжорства, невежества, сна, религиозного фанатизма и блуда. И Герберштейн, бывший во главе австрийского посольства при Василии III, и англичанин Флетчер, описывающий Россию в царствование Феодора Иоанновича, и Адам Олеарий, участвовавший в голштинских посольствах в первой половине и середине XVII  в., все они сходятся между собою в этом отношении.

Нам, современным русским людям, трудно представить себе Московию XVI и XVII  вв. Мы ведь знаем, что из этой почвы лени и сна выросла мощная фигура Петра Великого, самого сильного из богатырей, каких знает вся история, оттуда же вырос Пушкин, и этих двух имен достаточно. И выросли они из чего-то того доброго, что просмотрели все эти Герберштейны и Олеарии.

Предмет этой заметки  — сказать несколько слов о русском костюме XVII  в. Материалом для нее послужили, главным образом, путешествия иностранцев.

Тулью шапки, высокую и длинную, в виде колпака, сравниваемую Флетчером с вавилонской шапкой, не всегда окаймлял мех. Часто это был узорчатый, шитый золотом и убранный каменьями околыш, как это видно из прилагаемой гравюры на третьей фигуре  — Moscovita habitu militari.

На этой же гравюре, на фигуре с подписью: Moscovitae magnatis habitus, мы видим сплошь меховую пышную шапку, ворсом кверху. Это  — не фантазия или ошибка рисовальщика, так как подобные же шапки встречаются и на других одновременных изображениях. Прилагаемая гравюра относится к XVI  в. Можно предположить, что шапка эта, постепенно подымаясь кверху, вытянулась к XVII  в. до той парадной горлатной шапки, которая носилась боярами в торжественных случаях, как то: при больших торжествах, во время приема царем послов и  т.  д. Этот головной убор не являлся обычным и повседневным. На прилагаемой гравюре конца XVI  в. (Якоб Ульфельд, «Hodoeporicon Ruthenicum»), изображающей пир в Александровской Слободе, высоких горлатных шапок еще нет. У Олеария, бывшего в Москве при Михаиле Феодоровиче, шапки эти являются исключительно оффициальным торжественным убором.

На прилагаемом снимке с картины XVII  в., находящейся в Пеште, изображен какой-то прием посольства. Все бояре в горлатных шапках и только несколько человек (может быть, дьяки) имеют на голове тафьи.

Затем можно указать на головной убор XVI и XVII  в., имевший вид колпака, подбитого мехом, с разрезом спереди. Великий князь Василий III имеет у Герберштейна такой головной убор.

Нарядная шапка с тульею плоскою сверху, узорчатой и подчас украшенной каменьями, окруженная меховой опушкой, разрезанной спереди, называлась мурмолкой. Это  — преимущественно головной убор молодых щеголей.

Об одежде XVII  в. нельзя говорить отдельно, не затрагивая предыдущих эпох. Покрой менялся гораздо медленнее, чем в наше время, когда платья, носившиеся двадцать лет тому назад, уже кажутся совершенно невозможными, а моды, которые находятся от нас на расстоянии даже не целого столетия, чаруют нас как далекая и милая старина.

В XVI и XVII  вв. покрой платья был почти один и тот же, и в XVII  в. только некоторые детали прибавились к костюму прежнего века, например, горлатная шапка, о которой мы говорили, высокий, ушитый каменьями или вышитый золотом, стоячий воротник  — козырь и  т.  д., но основы были те же; это были те же кафтаны, те же охабни, те же шубы. Костюм  — как и орнамент, как архитектура и как язык  — изменялся незаметно для лиц, носивших его, и изменялся он не по приказам делателей мод, а под влиянием самой жизни всего народа.

Таким образом, основное одеяние, одеяние, в котором были лишь элементы необходимости, а не франтовства, относится к самой глубокой древности и почти не изменилось до нашего времени. Ведь, в сущности, что такое рубаха? Два сшитых прямых куска холста с прорезом для головы и пришитыми прямо чехлами для рук. По покрою это, именно, простейший покров для тела  — костюм необходимости; и, вероятно, с тех пор, как стали сеять лен, существует и рубаха, а так как человек еще на костях доисторических животных выцарапывал узоры, потому, что узор есть та же песня, но только зрительная, то и эта простейшая одежда, рубаха  — орнаментировалась по вороту, на рукавах и по подолу.

Мода, т.  е. искание нарочитой красоты в одежде, шла, идет и будет идти всегда от высших классов населения к низшим, т.  е. люди, стоящие наверху, имеют больше сношений и заражаются чужими примерами, а люди, стоящие внизу, естественно, подражают тем из высших, кого видят непосредственно около себя.

От норманнов, проложивших «Великий путь из варяг в греки», славянские князья, потом обрусевшие, а до того сами варяги или частью варяги, а вместе с ними и их приближенные люди и дружина, стали брить бороды и оставлять усы. Это  — уже мода. С введением византийской веры, мода эта исчезает, и князья отпускают себе бороды. Это видно, например, из монет.

Мечтать о возрождении крестьянских нарядов и жалеть об исчезновении их  — несбыточно и напрасно. Верхи не переоденутся же; что же касается разбогатевшего простолюдина, то он, естественно, оденется в обычное городское платье, а не в охабень или терлик.

«Все они имеют сходное одеяние или телесное убранство; кафтаны (tunicas) они носят длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; при этом христиане носят узелки, которыми застегивается грудь, на правой стороне, а татары, имеющие очень похожее одеяние,  — на левой. Сапоги они носят, по большей части, красные и притом очень короткие, так что они не доходят до колен, а подошвы у них подбиты железными гвоздиками. Рубашки у всех почти разукрашены около шеи разными цветами; застегивают их запястьями или шариками, серебряными или медными вызолоченными, присоединяя ради украшения жемчуг. Они подпоясываются отнюдь не по животу, но по бедрам и даже опускают пояс до паха, чтобы живот больше выдавался».

«Одежда мужчин у них почти сходна с греческою. Их сорочки широки, но коротки и еле покрывают седалище; вокруг шеи они гладки и без складок, а спинная часть от плеч подкроена в виде треугольника и шита красным шелком. У некоторых из них клинышки, под мышками, а также по сторонам сделаны очень искусно из красной тафты. У богатых вороты сорочек (которые шириною с добрый большой палец) точно так же, как полоска спереди, (сверху вниз) и места вокруг кистей рук  — вышиты пестрым крашеным шелком, а то и золотом и жемчугом; в таких случаях ворот выступает под кафтаном; ворот у них застегивается двумя большими жемчужинами, а также золотыми или серебряными застежками. Штаны их вверху широки и, при помощи особой ленты, могут по желанию суживаться и расширяться. На сорочку и штаны они надевают узкие одеяния вроде наших камзолов, только длинные, до колен и с длинными рукавами, которые перед кистью руки собираются в складки; сзади, у шеи, у них воротник в четверть локтя длиною и шириною; он снизу бархатный, а у знатнейших из золотой парчи: выступая над остальными одеждами, он подымается вверх на затылке. Это одеяние они называют „кафтаном“. Поверх кафтана некоторые носят еще другое одеяние, которое доходит до икр или спускается ниже их и называется „ферязью“. Оба эти нижние одеяния приготовляются из катуна, киндиака, тафты, дамаста или атласа, как кто в состоянии завести его себе. Ферязь на бумажной подкладке. Над всем этим у них длинные одеяния, спускающиеся до ног; таковые они одевают, когда выходят на улицу. Они в большинстве случаев из сине-фиолетового, коричневого (цвета дубленой кожи) и темно-зеленого сукна,  — иногда также из пестрого дамаста, атласа или золотой парчи.

«Да как послы бывают у царя на приезде и на отпуске, и в то время палата бывает устроена по посольскому обычаю; а пол бывает выстлан перситцкими коврами; а бояре, и думные и ближние люди, стольники, и дворяне, и дьяки, и гости, бывают в платье в золотом» (Котошихин<ref>Григорий Котошихин или Кошихин подьячий Посольского приказа, бежал в Польшу в 1664  г. С 1666  г. он поселился в Стокгольме, где и написал свое сочинение «О России», переведенное на шведский язык. Русский подлинник рукописи находится в Уппсале.</ref>).

Общим для всех выходным платьем назначена была ферезея, верхнее платье, род опашня. По богатству материй, ферезеи разделены были на три разряда: золотые, из золотных материй, бархатные и объяринные, из шелковых материй моаре»<ref>Забелин И. Е.  Домашний быт русских царей. Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. №  850.</ref>.

Специальную одежду носили сам царь во время торжеств, духовенство, личная почетная царская стража характера исключительно церемониального  — рынды, некоторые должностные лица из дворцового штата, как напр., приставленный к царской охоте, гвардия или стрельцы и в XVII  в., особенно к концу его, некоторые другие войсковые части. Говоря о костюме вообще, мы не станем касаться этих уже, если можно сказать, форменных одеяний.

Одежда, как то: кафтаны, шубы и  т.  п., имелась в большом запасе в царской казне не только для надевания их во время торжеств, но также и для раздачи в виде подарков. Эти дарованные одеяния, как царские знаки отличия, получали не только русские, но и иностранцы, приезжавшие послами в Москву. Так Герберштейн получил от Василия III богатую шубу.

«Прежде всего поехал в Кремль персидский посол  — „купчина“, или купец. Он вернулся с наброшенным на плечи русским красным атласным кафтаном, подбитым прекрасными соболями. Подобный обычай существует и в Персии при отпуске».

«К Крымскому хану,  — пишет Котошихин,  — и к его царице, и к царевичам, и к их женам, и к детям их, и к пашам, и к князьям, и к мурзам, и к ближним людям посылают с посланники шубы собольи, куньи, бельи, покрыты золотом, да шубы ж лисьи, песцовые, заячьи, покрыты камкою цветною, однорядки суконные, кафтаны камчатые, шапки, сапоги, соболи, куницы, лисицы, ежегодь, а что год перед годом с прибавкою, для того: которые им дары не полюбятся, и они переменивают, или к тому прибавливают, а чего кому не достанет по росписи, и они тех посланников мучат и бьют и в тюрьме держат».

«Казенный Двор,  — пишет Котошихин,  — а в нем Приказ, а сидит в том Приказе казначей, а с ним два дьяка; и тот казначей думной же человек, и сидит в думе выше думных дворян.

Дворянам, и стряпчим, и жильцам, и переводчиком, и подьячим, сукна и камки и тафты, по портищю...портищю…».

Кроме обязательных нарядных одежд, полагались иногда, по тем же дворцовым правилам, платья печальные, т.  е. траурные черного цвета.

Некоторых женщин соседки их или гостьи их бесед принуждают так накрашиваться (даже несмотря на то, что они от природы красивее, чем их делают румяна),  — чтобы вид естественной красоты не затмевал искусственной. Нечто подобное произошло в наше время. Знатнейшего вельможи и боярина князя Ивана Борисовича Черкасского супруга, очень красивая лицом, сначала не хотела румяниться. Однако, ее стали донимать жены других бояр, зачем она желает относиться с презрением к обычаям и привычкам их страны и позорить других женщин своим образом действий. При помощи мужей своих они добились того, что и этой от природы прекрасной женщине пришлось белиться и румяниться и, так сказать, при ясном солнечном дне зажигать свечу.

У богатых женщин костюмы спереди до низу окаймлены позументами и другими золотыми шнурами, у иных же украшены тесемками и кистями, а иногда большими серебряными и оловянными пуговицами. Рукава вверху не пришиты вполне, так что они могут просовывать руки и давать рукавам свисать. Однако, они не носят кафтанов и  — еще того менее  — четырехугольных, поднимающихся на шее воротников. Рукава их сорочек в 6, 8, 10 локтей, а если они из светлого каттуна  — то и более еще того длиною, но узки; надевая их, они их собирают в мелкие складки. На головах у них широкие и просторные шапки из золотой парчи, атласа, дамаста, с золотыми тесьмами, иногда даже шитые золотом и жемчугом и опушенные бобровым мехом; они надевают эти шапки так, что волосы гладко свисают вниз на половину лба. У взрослых девиц на головах большие лисьи шапки».

Основа женской одежды  — рубаха, значительно более длинная, чем мужская, спускающаяся ниже колен. Застегивается она у горла запоной, обыкновенно серебряной круглой, иногда с камнем.

У ворота, ниже плеч, на концах рукавов и по подолу обыкновенно бывают вышивки. В этой рубахе, без всего прочего, производятся даже иногда летние работы в жаркие дни. Сверх рубахи надевается сарафан, поддерживаемый лямками, идущими через плечи. Сарафаны бывают узко- и широколямочные. Сверх сарафана, во время гуляний, одевается душегрея или «коротенькая», как ее называют в некоторых местах Вологодской губернии, спускающаяся нисколько ниже талии и тоже на лямках. В дни более холодные вместо душегреи, которая греет, очевидно, только душу, одеваются шугаи, или коротенькие шубки с перехватом в талии с длинными узкими рукавами и «борáми», т.  е. крутыми складками сзади. Наконец, можно найти и шубки, спускающиеся ниже колен. Сарафаны, более старые, застегиваются спереди пуговицами до самого низа. Пуговицы бывают серебряные и медные, прорезные и с каменьями.

Иногда можно найти и летники, т.  е. длинные платья сарафанного покроя, но только начинающиеся от горла и с широкими, а иногда и длинными узкими рукавами.

Головных уборов было много, и все они были разные, смотря по местности. Олонецкие головные уборы отличаются от вологодских, вологодские от архангельских и  т.  д.

Платки, расшитые золотом, косынки, серьги разнообразных форм и  т.  д.  — все это дожило до наших дней.

Можно было бы еще много сказать о русском костюме, но это было бы предметом специального исследования, и поэтому в заключение  — лишь несколько слов о красоте его. Был ли красив этот костюм? Он был великолепен. Бывает красота движения и красота покоя. Русский костюм  — костюм покоя.

Взять хотя бы русский танец. Мужчина пляшет, как бес, отхватывая головокружительные по быстроте коленца, лишь бы сломить величавое спокойствие центра танца  — женщины, а она почти стоит на месте, в своем красивом наряде покоя, лишь слегка поводя плечами.

Покрой русского платья незатейлив, но затейливы были детали его, пуговки, запонки, застежки и  т.  д.