Сердце к сердцу не приковано (Ахматова): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая: «{{Отексте | КАЧЕСТВО=4 | НАЗВАНИЕ = Сердце к сердцу… «Сердце к сердцу не приковано…» | АВТОР = [[Анна А...»
 
Нет описания правки
Строка 39:
[[Категория:Русская поэзия, малые формы]]
[[Категория:Литература 1911 года]]
 
 
<!--
{{Отексте
| КАЧЕСТВО=4
| НАЗВАНИЕ = Сердце к сердцу… «Сердце к сердцу не приковано…»
| АВТОР = [[Анна Андреевна Ахматова]] (1889—1966)
| ИЗЦИКЛА =
| ИЗСБОРНИКА =[[Вечер (Ахматова)|Вечер]]
| ДАТАСОЗДАНИЯ = 2 ноября 1910
| ДАТАПУБЛИКАЦИИ = 1912
| СОДЕРЖАНИЕ = [[Вечер (Ахматова)#II|Вечер, ч. II]]
| ИСТОЧНИК= [http://www.ahmatova.ru/book/777/ сайт: Ахматова]<ref>Сверено по изд.: Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы. БП, Советский писатель, Ленинградское отделение, 1979.</ref>
| ПРЕДЫДУЩИЙ =[[Муж хлестал меня узорчатым (Ахматова)|Муж хлестал меня узорчатым]]
| СЛЕДУЮЩИЙ = [[Песенка (Ахматова)|Песенка]]
| ДРУГОЕ =
|НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ=}}
[[Category:Поэзия Анны Андреевны Ахматовой]]
{{poem-on|МУЖ ХЛЕСТАЛ МЕНЯ...}}<poem>
Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь — уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.
 
Я не плачу, я не жалуюсь,
Мне счастливой не бывать.
Не целуй меня, усталую, —
Смерть придёт поцеловать.
 
Дни томлений острых прожиты
Вместе с белою зимой.
Отчего же, отчего же ты
Лучше, чем избранник мой?
</poem>{{poem-off|Сентябрь 1910<br/>Царское Село}}
 
[[Файл:Akhmatova Vecher 1912.pdf|page=44|center|thumb|400px|Анна Андреевна Ахматова «Вечер», 1-e изд. C. 44]]
== Примечания ==
 
{{примечания}}
{{PD-RusEmpire}}
[[Категория:Поэзия Анны Андреевны Ахматовой]]
[[Категория:Русская поэзия, малые формы]]
[[Категория:Литература 1911 года]]
 
 
 
 
18. Песенка
 
 
Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде
Лебеду полю.
 
Вырываю и бросаю —
Пусть простит меня.
Вижу, девочка босая
Плачет у плетня.
 
Страшно мне от звонких воплей
Голоса беды,
Все сильнее запах теплый
Мертвой лебеды.
 
Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Надо мною только небо,
А со мною голос твой.
 
 
 
 
19. Я пришла сюда…
 
 
Я пришла сюда, бездельница,
Все равно мне, где скучать!
На пригорке дремлет мельница.
Годы можно здесь молчать.
 
Над засохшей повиликою
Мягко плавает пчела;
У пруда русалку кликаю,
А русалка умерла.
 
Затянулся ржавой тиною
Пруд широкий, обмелел,
Над трепещущей осиною
Легкий месяц заблестел.
 
Замечаю все как новое.
Влажно пахнут тополя.
Я молчу. Молчу, готовая
Снова стать тобой, земля.
 
 
 
 
20. Белой ночью
 
 
Ах, дверь не запирала я,
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
Я не решалась лечь.
 
Смотреть, как гаснут полосы
В закатном мраке хвой,
Пьянея звуком голоса,
Похожего на твой.
 
И знать, что все потеряно,
Что жизнь — прокятый ад!
О, я была уверена,
Что ты придешь назад.
 
 
 
 
21. Под навесом…
 
 
Под навесом темной риги жарко,
Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.
Старый друг бормочет мне: «Не каркай!
Мы ль не встретим на пути удачу!»
 
Но я другу старому не верю.
Он смешной, незрячий и убогий,
Он всю жизнь свою шагами мерил
Длинные и скучные дороги.
 
И звенит, звенит мой голос ломкий,
Звонкий голос не узнавших счастья:
«Ах, пусты дорожные котомки,
А на завтра голод и ненастье!»
 
 
 
22. Хорони меня, ветер…
 
 
Хорони, хорони меня, ветер!
Родные мои не пришли,
Надо мной блуждающий вечер
И дыханье тихой земли.
 
 
Я была, как и ты, свободной,
Но я слишком хотела жить.
Видишь, ветер, мой труп холодный,
И некому руки сложить.
 
 
Закрой эту черную рану
Покровом вечерней тьмы
И вели голубому туману
Нада мною читать псалмы.
 
 
Чтобы мне легко, одинокой,
Отойти к последнему сну,
Прошуми высокой осокой
Про весну, про мою весну.
 
 
 
23. Ты поверь…
 
 
Ты поверь, не змеиное острое жало
А тоска мою выпила кровь.
В белом поле я тихою девушкой стала,
Птичьим голосом кличу любовь.
 
И давно мне закрыта дорога иная,
Мой царевич в высоком кремле,
Обману ли его, обману ли? — Не знаю!
Только ложью живу на земле.
 
Не забыть, как пришел он со мною проститься
Я не плакала; это судьба.
Ворожу, чтоб царевичу ночью присниться,
Но бессильна моя ворожба.
 
Оттого ль его сон безмятежен и мирен,
Что я здесь у закрытых ворот,
Иль уже светлоокая, нежная Сирин
Над царевичем песню поет?
 
 
 
 
III
 
 
 
24. Музе
 
 
Муза-сестра заглянула в лицо,
Взгляд ее ясен и ярок.
И отняла золотое кольцо,
Первый весенний подарок.
 
Муза! ты видишь, как счастливы все —
Девушки, женщины, вдовы…
Лучше погибну на колесе,
Только не эти оковы.
 
Знаю: гадая, и мне обрывать
Нежный цветок маргаритку.
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
 
Жгу до зари на окошке свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.
 
Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:
«Взор твой не ясен, не ярок…»
Тихо отвечу: «Она отняла
Божий подарок».
 
 
 
25.
<Алиса>
 
I
 
Все тоскует о забытом,
О своем весеннем сне,
Как Пьеретта о разбитом
Золотистом кувшине…
 
Все осколочки собрала,
Не умела их сложить…
«Если б ты, Алиса, знала,
Как мне скучно, скучно жить!
 
Я за ужином зеваю,
Забываю есть и пить,
Ты поверишь, забываю
Даже брови подводить.
 
О Алиса! Дай мне средство,
Что б вернуть его опять;
Хочешь все мое наследство,
Дом и платья можешь взять.
 
Он приснился мне в короне,
Я боюсь моих ночей!»
У Алисы в медальоне
Темный локон — знаешь чей?!
 
II
 
— «Как поздно! Устала, зеваю…»
«Миньона, спокойно лежи,
Я рыжий парик завиваю
Для стройной моей госпожи.
 
Он будет весь в лентах зеленых,
А сбоку жемчужный аграф;
Читала записку: „У клена
Я жду вас, таинственный граф!“
 
Сумеет под кружевом маски
Лукавая смех заглушить,
Велела мне даже подвязки
Сегодня она надушить».
 
Луч утра на черное платье
Скользнул, из окошка упав…
«Он мне открывает объятья
Под кленом, таинственный граф».
 
 
 
26. Маскарад в парке
 
 
Луна освещает карнизы,
Блуждает по гребням реки…
Холодные руки маркизы
Так ароматны-легки.
 
 
«О принц! — улыбаясь, присела,
В кадрили вы наш vis a vis»,
И томно под маской бледнела
От жгучих предчувствий любви.
 
 
Вход скрыл серебрящийся тополь
И низко спадающий хмель.
«Багдад или Константинополь
Я вам завоюю, ma belle!
 
 
Как вы улыбаетесь редко,
Вас страшно, маркиза, обнять?»
Темно и прохладно в беседке,
«Ну что же! пойдем танцевать?»
 
 
Выходят. На вязах, на кленах
Цветные дрожат фонари,
Две дамы в одеждах зеленых
С монахами держат пари.
 
 
И бледный, с букетом азалий,
Их смехом встречает Пьеро:
«Мой принц! О, не вы ли сломали
На шляпе маркизы перо?»
 
 
 
27. Вечерняя комната
 
 
Я говорю сейчас словами теми,
Что только раз рождаются в душе.
Жужжит пчела на белой хризантеме,
Так душно пахнет старое саше.
 
 
И комната, где окна слишком узки,
Хранит любовь и помнит старину,
А над кроватью надпись по — французски
Гласит: «Seigneur, ayez pitie de nous».
 
 
Ты сказки давней горестных заметок,
Душа моя, не тронь и не ищи…
Смотрю, блестящих севрских статуэток
Померкли глянцевитые плащи.
 
 
Последний луч, и желтый и тяжелый,
Застыл в букете ярких георгин,
И как во сне я слышу звук виолы
И редкие аккорды клавесин.
 
 
 
 
28. Сероглазый король
 
 
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
 
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
 
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
 
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
 
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
 
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
 
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
 
 
 
 
29. Рыбак
 
 
Руки голы выше локтя,
А глаза синей, чем лед.
Едкий, душный запах дегтя,
Как загар, тебе идет.
 
 
И всегда, всегда распахнут
Ворот куртки голубой,
И рыбачки только ахнут,
Закрасневшись пред тобой.
 
 
Даже девочка, что ходит
В город продавать камсу,
Как потерянная бродит
Вечерами на мысу.
 
 
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
 
 
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле раненном тоской.
 
 
 
30. Он любил
 
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
…А я была его женой.
 
 
 
31. Сегодня мне письма не принесли…
 
 
Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли…
 
 
Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно…
 
 
Я слышу: легкий трепетный смычок,
Как от предсмертной боли, бьется, бьется,
И страшно мне, что сердце разорвется,
Не допишу я этих нежных строк…
 
 
 
32. Надпись на неоконченном портрете
 
 
О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно.
 
Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья,
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.
 
Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щеки стали снеговыми.
 
И нет греха в его вине,
Ушел, глядя в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии.
 
 
 
33. Сладок запах…
 
Сладок запах синих виноградин…
Дразнит опьяняющая даль.
Голос твой и глуг и безотраден.
Никого мне, никого не жаль.
 
 
Между ягод сети-паутинки,
Гибких лоз стволы еще тонки,
Облака плывут, как льдинки, льдинки
В ярких водах голубой реки.
 
 
Солнце в небе. Солнце ярко светит.
Уходи к волне про боль шептать.
О, она наверное, ответит,
А быть может, будет целовать.
 
 
 
34. Подражание И. Ф. Анненскому
 
 
И с тобой, моей первой причудой,
Я простился. Чернела вода.
Просто молвила: «Я не забуду».
Я так странно поверил тогда.
 
Возникают, стираются лица,
Мил сегодня, а завтра далек.
Отчего же на этой странице
Я когда-то загнул уголок?
 
И всегда открывается книга
В том же месте. Не знаю зачем!
Я люблю только радости мига
И цветы голубых хризантем.
 
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня…
Никогда не пойму, ты близка мне
Или только любила меня.
 
 
 
 
35. Вере Ивановой-Шварсалон
 
 
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ.
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
 
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
 
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь.
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
 
 
 
36. Кукушка
 
 
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах,
Заведут — и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
 
 
 
37. Похороны
 
 
Я места ищу для могилы,
Не знаешь ли, где светлей?
Так холодно в поле. Унылы
У моря груды камней.
 
 
А она привыкла к покою
И любит солнечный свет,
Я келью над ней построю,
Как дом наш на много лет.
 
 
Между окнами будет дверца,
Лампадку внутри зажжем,
Как будто темное сердце
Алым горит огнем.
 
 
Она брндил, знаешь больная,
Про иной, про небесный край,
Но сказал монах, укоряя:
«Не для вас, не для грешных рай».
 
И тогда, побелев от боли,
Прошептала: «Уйду с тобой».
Вот одни мы теперь, на воле,
И у ног голубой прибой.
 
 
 
38. Сад
 
 
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
 
И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.
 
Здесь мой покой навеки взят
Предчувствием беды,
Сквозь тонкий лед еще сквозят
Вчерашние следы.
 
Склонился тусклый мертвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.
 
 
 
39. Над водой
 
 
Стройный мальчик пастушок,
Видишь, я в бреду.
Помню плащ и посошок
На свою беду.
Если встану — упаду,
Дудочка поет: ду-ду!
 
 
Мы прощались, как во сне,
Я сказала: «Жду».
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду».
Если встану — упаду,
Дудочка поет: ду-ду!
 
 
О, глубокая вода
В мельничном пруду,
Не от горя, от стыда
Я к тебе приду.
И без крика упаду,
А вдали звучит ду-ду.
 
 
 
 
40. Три раза…
 
 
Три раза пытать приходила.
Я с криком тоски просыпалась
И видела тонкие руки
И темный насмешливый рот.
«Ты с кем на заре целовалась,
Клялась, что погибнешь в разлуке,
И жгучую радость таила,
Рыдая у черных ворот?
Кого ты на смерть проводила,
Тот скоро, о, скоро умрет».
Был голос как крик ястребиный,
Но странно на чей-то похожий.
Все тело мое изгибалось,
Почувствовав смертную дрожь,
И плотная смерть паутины
Упала, окутала ложе…
О, ты не напрасно смеялась,
Моя непрощенная ложь!