«Зеленая лампа» (Щеголев): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м Бот: автоматизированная замена текста (-(?s)<center>[ ']*((?:ДѢЙСТВУЮЩІЕ|[ІVXLI\d]+)\.?)[ ']*</center> +==== \1 ====, -<center>(.+?)(?<!</center>)(\n+) +<center>\1</center>\2<center>)
м Pywikibot 8.0.0.dev0
Строка 38:
Щеголев П. Е. Первенцы русской свободы / Вступит. статья и коммент. Ю. Н. Емельянова. — М.: Современник, 1987. — (Б-ка «Любителям российской словесности. Из литературного наследия»).
 
Общество «Зеленой лампы» совершенно не привлекало внимания историков нашей общественности; им интересовались только биографы Пушкина, столкнувшиеся с фактом значительного влияния этого кружка на творчество и склад мировоззрения поэта. Об этом влиянии свидетельствуют неоднократные упоминания поэта о «Зеленой лампе», а главное — ряд поэтических произведений, связанных между собой с внешней стороны тем обстоятельством, что они имеют в виду членов этого кружка, а с внутренней единством тем и настроений. Но вопрос об истинных задачах и о действительной деятельности общества «Зеленой лампы» окончательно не решен. П. И. Бартенев {<ref>В «Моск<овских> Вед<омостях>», 1855 г., № 143, а в особенности в примеч<ании> на 128 стр. своей книжки «Пушкин в южной России». Материалы для его биографии, собираемые Петром Бартеневым. М., 1862.}</ref> на основании устных сплетен пустил в ход версию об оргиастическом направлении кружка «Зеленой лампы»; П. В. Анненков, очень щекотливый и строгий в вопросах нравственности, подхватил версию П. И. Бартенева и утвердил ее своим авторитетом. Вот его рассказ о «Зеленой лампе». «Какие разнообразные и затейливые формы принимал тогдашний кутеж, может показать нам общество „Зеленой лампы“, основанное Н. В. Все<волжски>м и у него собиравшееся. Разыскания и расспросы об этом кружке обнаружили, что он составлял, со своим прославленным калмыком, не более, как обыкновенное ''оргиаческое'' общество, которое в числе различных домашних представлений, как изгнание Адама и Евы, погибель Содома и Гоморры и проч., им устраиваемых в своих заседаниях (см. статью г. Бартенева „Пушкин на юге“), занималось еще и представлением из себя, ради шутки, собрания с парламентскими и масонскими формами, но посвященного исключительно обсуждению планов волокитства и закулисных проказ. Когда в 1825 г. произошла поверка направлений, усвоенных различными дозволенными и недозволенными обществами, ''невинный'', т. е. оргиаческий характер „Зеленой лампы“ обнаружился тотчас же и послужил ей оправданием. Дела, разрешавшиеся „Зеленой лампой“, были преимущественно дела по Театральной школе» {<ref>Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. 1799—1826 гг. СПб., 1874, с. 63—64.}</ref>.
 
С легкой руки Бартенева и Анненкова легенда об оргиазме «Зеленой лампы» внедрилась в пушкинскую литературу и долгое время повторялась писавшими о Пушкине. Влияние этого общества признавалось в высшей степени отрицательным и вредным. Правда, исследователи, искавшие фактических подтверждений, должны были взвесить тот факт, что и Бартенев, и Анненков, всегда очень точно указывающие свои источники, в этом случае оперлись на темные «расспросы и разыскания» у лиц, нам неизвестных. П. А. Ефремов особенно резко отзывался о россказнях Анненкова и ссылался на протоколы «Зеленой лампы», с которыми он мог в свое время познакомиться.
 
В своем исследовании об Я. Н. Толстом (1899 г.) Б. Л. Модзалевский также отказался довериться огульной оценке П. В. Анненкова<sup>1</sup>. В последнее время П. О. Морозов и А. Н. Веселовский {<ref>В своих статьях в первом томе сочинений Пушкина под ред. С. А. Венгерова [СПб., 1907].}</ref> пытаются окончательно разорвать с легендой о «Зеленой лампе». Казалось бы, на этот кружок начал устанавливаться в специальной литературе надлежащий взгляд. Тем неожиданнее и тем печальнее было встретить в книге В. Сиповского (Пушкин. Жизнь и творчество. СПб., 1907, с. 110) возвращение к старому взгляду и даже усугубление его.
 
А вопрос о «Зеленой лампе» особенно важен для биографии поэта. Он даже имеет кардинальное значение. То или иное решение вопроса есть угол зрения, под которым нужно смотреть на творчество Пушкина 1818—1820 гг., на развитие его мировоззрения.
Строка 142:
{{---|width=6em}}
 
От свидетельств Пушкина перейдем к фактическим данным. Пожалуй, единственный факт Анненкова — ссылка на расследование Следственной комиссии по делу декабристов: «произошла поверка направлений, усвоенных различными дозволенными и недозволенными обществами, ''невинный'', т. е. оргиаческий характер „Зеленой лампы“ обнаружился тотчас же и послужил ей оправданием» {<ref>[Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху, с. 63. — ''Ред.'']}</ref>. Действительно, если бы общество имело исключительно этот характер, то, ввиду страха, нагнанного на всю Россию следователями Николая I, проще и естественнее всего было бы ожидать, что будут ссылаться на разгульный тон всего общества. Но при расследовании, как мы увидим ниже, следственная комиссия не получила ''ни одного указания'' на оргиазм «Зеленой лампы».
 
В составленном в 1827 году для Николая I «Алфавите членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам прикосновенным к делу, произведенному высочайше учрежденною 17 декабря 1825 года Следственною комиссией)»<sup>4</sup>, находим и имя Никиты Всеволодовича Всеволжского. Против этого имени записано: «по указанию кн. Трубецкого, Бурцова и Пестеля Всеволжский был учредителем общества Зеленой Лампы, которому название сие дано от лампы, висевшей в зале его дома, где собирались члены, коими (по словам Трубецкого) были: Толстой, Дельвиг, Родзянко, Барков и Улыбышев. По изысканию Комиссии оказалось, что предметом сего общества было единственно чтение вновь выходящих литературных произведений, и что оно уничтожено еще до 1821 года. Комиссия, видя, что общество сие не имело никакой политической цели, оставило оное без внимания» {<ref>Эта запись уже цитировалась Б. Л. Модзалевским в его предисловии к «Запискам Василия Петровича Зубкова». СПб., 1906, с. 9 [Далее — Записки В. П. Зубкова… — ''Ред.'']}</ref>. В «Алфавите» занесены и все поименованные тут лица, и против фамилии каждого из них, за исключением Я. Н. Толстого, повторяется та же самая запись. Запись же против фамилии Я. Н. Толстого указывает только принадлежность его к Союзу благоденствия и не упоминает о «Зеленой лампе».
 
Никто из лиц, оговоренных Трубецким в принадлежности к «Зеленой лампе», не допрашивался; все они оставлены без внимания, за исключением Я. Н. Толстого, который в это время был за границей и не мог быть допрошен.
Строка 150:
В этом итоге разысканий Комиссии нет упоминаний об оргиастических особенностях сообщества, но обратимся к другому итогу, подведенному уже в 1827 году, более полному.
 
В «Кратком описании различных тайных обществ, коих действительное или мнимое существование обнаружено Следственною комиссиею» {<ref>Государственный архив, I В, № 332 в. [ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 333, лл. 1—199] }</ref>, находим следующее описание общества «Зеленой лампы».
 
«В 1820 году камер-юнкер Всеволжский завел сие общество, получившее свое название от лампы зеленого цвета, которая освещала комнату в доме Всеволжского, где собирались члены. Оно политической цели никакой не имело; члены съезжались для того, чтобы читать друг другу новые литературные произведения, свои или чужие, и обязывались сохранить в тайне все, что на их собраниях происходило, ибо нередко случалось, что там слушали и разбирали стихи и прозу, писанные в сатирическом или вольном духе. В 1822 году общество сие, весьма немногочисленное и по качествам членов своих незначащее, уничтожено самими членами, страшившимися возбудить подозрение правительства. Камер-юнкер Всеволжский, равно как и прочие его сообщники оставлены без внимания».
Строка 158:
Перейдем теперь к тем показаниям, которыми располагала следственная комиссия, составляя свои заключения об обществе «Зеленой лампы». Первый итог основан на показаниях Трубецкого, Бурцова и Пестеля.
 
Впервые о «Зеленой лампе» Комиссия услышала, по-видимому, от Пестеля. В своих дополнениях к ответам, данным генералу В. В. Левашову, 6 января 1826 года Пестель, между прочим, пишет: «Слыхал я еще о существовании двух тайных обществ под названием ''Русские рыцари'' и ''Зеленая Лампа. О'' членах и подробностях ничего не слыхал и не знаю, уничтожились ли они или еще продолжаются. О первом слыхал от ген<ерала> Орлова, а о втором, за давностью времени, никак не упомню, кто мне говорил, ибо это было еще в 1817 или 1818 году. Но кажется, что Трубецкой о том знал». Через несколько дней Комитет предложил Пестелю "объяснить с подробностию и чистосердечием все то, что ему известно о существовании, действиях и взаимных сношениях с другими обществами «Зеленой Лампы». 13 января Пестель отвечал: «О „Зеленой Лампе“ никак не могу припомнить, кто мне говорил, ибо сие было еще в 1817 или 1818 годах, но тогда же было мне сказано, что князь Сергей Трубецкой имеет сведение о сем обществе. Я впоследствии никогда о том с Трубецким не говорил, ибо совершенно забыл о сей Зеленой Лампе, да и полагаю, что ее общество было весьма незначащее, ибо после того никогда более ничего про нее не было слышно» {<ref>Оба ответа приведены в книге Н. П. Павлова-Сильванского «Декабрист Пестель перед Верховным Уголовным Судом» [Ростов н/Д1, 1907, с. 134—135, 115.}</ref>.
 
Не получив никаких указаний от Пестеля, Комиссия обратилась, конечно, к Трубецкому. 12 января Трубецкому был предложен следующий вопросный пункт:
Строка 184:
4) Сколько мне известно, оно ни с какими другими обществами сношения не имело.
 
5) Особых правил и законов, сколько я знаю, оно никаких не имело; только в члены принимались не иначе как по общему согласию; каждый член был обязан сочинения свои прежде читать в сем обществе, до издания их. Собирались у Всеволожского, кажется, раз в две недели» {<ref>Госуд<арственный> арх<ив>. I В, № 333. Дело князя С. П. Трубецкого. (ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 333, лл. 1—199. — ''Ред.'')<sup>5</sup>}</ref>.
 
13 января члены Комиссии заслушали ответы князя Трубецкого и положили "иметь в виду, не откроется ли насчет «сего общества» каких-либо дальнейших пояснений {<ref>Протоколы Комиссии, засед. XXVIII (Госуд<арственный> арх<ив>. I В.) ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 25; Движение декабристов. Документы. Т. XVI. Журналы и докладные записки Следственного комитета. М., 1986, с. 59. — ''Ред.'']}</ref>. Но дальнейшие объяснения не увеличили запаса сведений Комиссии. Зубков в то же время показал, что «слыхал о каком-то обществе „Зеленой Лампы“, но не помнит от кого» {<ref>Записки В. П. Зубкова…, с. 9.}</ref>. 16 января полковник Бурцов в своих показаниях написал: «О других [кроме Союза благоденствия. — ''П. Щ.''] тайных обществах в России и Малороссии существующих я совершенно ничего не знаю, кроме того, что при исследовании происшествия Семеновского полка открыто было полициею в Петербурге много тайных обществ и из них одно именовалось „Зеленой Лампы“, в котором был членом камер-юнкер Всеволожский. Это я слышал от полк<овника> Глинки. Также говорили, что есть большое общество мистическое, в котором действовал г. Лабзин. Но обо всем этом я поистине ничего точного не знаю» {<ref>Госуд<арственный> арх<ив>. I В, № 95 [ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 95, л. 17 об. — ''Ред.'']}</ref>. Ввиду отсутствия дальнейших сведений, Комиссия оставила без внимания «Зеленую Лампу», составив приведенное нами выше и прописанное в «Алфавите» заключение. Комиссия не потребовала даже к ответу влиятельного члена Союза Благоденствия Я. Н. Толстого, хотя принадлежность его к Союзу была известна Комиссии. Император Николай I приказал Толстого, находившегося за границей, «поручить под секретный надзор начальства и ежемесячно доносить о поведении» {<ref>Вопрос о виновности Толстого разобран мною в заметке «Из двадцатых годов. I. К биографии Я. Н. Толстого» (Пушкин и его современники. СПб., 1904, вып. II). Сведения, которые я сообщаю дальше, были мне в то время недоступны.}</ref>.
 
После окончания дела декабристов и приведения приговора в исполнение Я. Н. Толстой, сидя за границей в самом бедственном положении, без денег, без писем с родины, под вечным подозрением, задумал реабилитировать себя. 26 июля (очевидно, по новому стилю) 1826 г. из Парижа Толстой обратился с всеподданнейшим письмом, в котором дал объяснения о своих отношениях к тайным обществам. Письмо это, очевидно, не подействовало. 17 октября того же года Толстой обращается уже с всеподданнейшим прошением и прилагает записку, в которой не совсем дословно повторяет объяснения письма от 26 июля {<ref>Эти документы хранятся в Архиве Главн<ого> Штаба, 1826 г., д. № 562. Нами воспроизведены по копиям, полученным П. А. Ефремовым от Н. К. Шильдера.}</ref>. В приложениях мы даем текст письма и записки, но здесь нас не интересует история реабилитации Толстого и не занимает вопрос, как и насколько верно изображает Толстой свои отношения к тайным обществам. Мы остановимся только на его рассказе о «Зеленой лампе». Заметим, однако, что Толстой старается свести к нулю свое участие во всех тайных обществах, предпочитая подробнее рассказать о «Зеленой лампе». Такой метод оправдания, надо думать, был подсказан неглупому Толстому известной ему судьбой товарищей по «Зеленой лампе» и, прежде всего, Всеволожского. Вот что говорит Толстой о «Зеленой лампе». Воспроизводим рассказ письма, в скобках указывая изменения и дополнения записки, приложенной к прошению {<ref>Скобками [ ] обозначаем дополнения записки против письма, а скобками () изменения.}</ref>
 
«В 1818 [или 1819 году] составилось общество в доме камер-юнкера [Никиты] Всеволжского. Цель оного состояла в чтении литературных произведений. Я был одним из первых (главнейших) установителей сего общества и избран первым председателем. — Оно получило название ''„Зеленой Лампы“'' по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались члены. — Под сим названием крылось однако же двусмысленное подразумение и девиз общества состоял из слов: ''Свет'' и ''Надежда.'' Причем составлены (составились) также кольца, на коих вырезаны были лампы; члены обязаны были иметь у себя по кольцу. — Общество Зеленой Лампы [невзирая на то] не имело никакой политической цели. — Одно обстоятельство отличало еготот прочих ученых обществ: статут приглашал в заседаниях объясняться и писать [последнего слова нет] свободно и каждый член давал слово хранить тайну. — За всем тем в продолжение года общество Зеленой Лампы не изменилось и кроме некоторых республиканских стихов и других отрывков там читанных, никаких вольнодумческих планов не происходило; число членов доходило до 20-ти или немного более. Заседания происходили, как я выше сказал, в доме Всеволжского, а в отсутствие его в моем. — Однажды член, отставной полковник Жадовский, объявил обществу, что правительство (полиция) имеет о нем сведения и что мы подвергаемся опасности, не имея дозволения на установление общества. — С сим известием положено было прекратить заседания и с того времени общество рушилось. — Но из числа членов находились некоторые, движимые политическими видами, и в 1819 [или в 1820] году (кажется) коллежский асессор Токарев и полковник Глинка сошлись на квартире первого, пригласили меня и, присоединив к себе Оболенского, титулярного советника Семенова и прапорщика Кашкина (последней фамилии нет), положили составить общество под названием „Добра и Правды“. Уложение уже было написано кол. ас. Токаревым; оно состояло в прекращении всякого зла в государстве, в изобретении новых постановлений в правительстве и, наконец, в составлении конституции».
Строка 194:
Очевидно, составитель того заключения о "Зеленой лампе ", которое мы выше привели из составленного в 1827 году «Краткого описания тайных обществ», уже имел в виду донесение Толстого. Трудно предположить, что Толстому были известны показания Трубецкого о «Зеленой лампе», а отсутствие противоречий в его объяснениях этим показаниям свидетельствует о том, что представление об этом кружке, данное Трубецким и Толстым, соответствует действительности. Толстой только углубляет и дополняет сообщение Трубецкого. Но где же в этом рассказе сказочный разгул и разврат, о котором сообщил нам П. И. Бартенев? Вспомним о том, что Толстой написал свои объяснения с целью своего оправдания: если бы хоть наполовину были верны россказни П. И. Бартенева, то неужели же Толстой упустил бы случай окрасить кружок «Зеленой лампы» в антиполитический тон? Не забудем и того, что в расчеты Толстого, основательно исказившего в своих объяснениях свои отношения к тайным обществам, входило быть искренним в рассказе о «Зеленой лампе».
 
Итак, ''главнейшая'' задача кружка — чтение литературных и, преимущественно, на политические темы произведений. Это заключение подтверждается и рассказом П. А. Ефремова о протоколах и бумагах «Зеленой лампы», которые ему пришлось видеть у М. И. Семевского. Покойный П. А. <Ефремов> неоднократно высказывал пишущему эти строки сожаления, что он не воспользовался в свое время хоть частью этих бумаг {<ref>Найдутся ли они? Я слышал от С. А. Панчулидзева, что в Рябове, имении Всеволжских, хранился в последнее время архив «Зеленой лампы». Но после смерти владелицы я обращался к ее наследнику, г. Всеволжскому, но он сообщил мне, что тоже слышал об этих бумагах, но ровно ничего в Рябове уже не нашел.}</ref>. Из этих протоколов и бумаг было видно, что в «Зеленой лампе» читались стихи и прозаические сочинения членов (как, напр., Пушкина и Дельвига), представлялся постоянный отчет по театру (Д. Н. Барковым), были даже читаны обширные очерки самого Всеволжского из русской истории, составленные не по Карамзину, а по летописям. «В этих протоколах — продолжает П. А. Ефремов — я видел указание на чтение стихотворения бар<она> Дельвига: „Мальчик, солнце встретить должно“, неоднократно приписывавшееся Пушкину, и тут же приложено было и самое стихотворение, написанное рукою барона и с его подписью» {<ref>Сочин<ения> Пушкина. Ред. П. А. Ефремова. СПб., 1905, т. VIII. с. 135, VII.}</ref>.
 
Общество при наличности некоторой политической пропаганды усвоило себе и некоторые особенности тайных обществ: соблюдение тайны, обмен кольцами. Но в сплетне, сообщаемой Анненковым о «Зеленой лампе», не отразилась ли эта таинственность и обрядность в упоминании о парламентских и масонских формах? И вообще весь рассказ Анненкова не напоминает ли тех баснословных и нелепых обличений масонов, которыми была полна последняя четверть XVIII века? Анненков, которому вообще нельзя отказать в историческом чутье, был введен в обман, прежде всего, присущим ему ханжеством в вопросах морали и религии. Это ханжество — мы знаем — заставляло его вычеркивать, да — вычеркивать строки Пушкина из подлинных рукописей. И тут из-за этого свойства своей натуры Анненков не заметил, что разгул и разврат и Пушкина, и «Зеленой лампы» вовсе не были необыкновенны даже до грандиозности, а умещаются в исторических рамках. Время такое было, но Пушкин — не алкоголик и не садист.
Строка 224:
{{---|width=6em}}
 
Обратимся к составу «Зеленой лампы». До опубликования официальных документов мы знали в числе членов, кроме Н. В. Всеволжского и его брата<sup>6</sup>, Як. Н. Толстого, офицера л.-гв. Егерского полка Дм. Ник. Баркова, ген. штаба М. А. Щербинина, лейб-улана Ф. Ф. Юрьева, лейб-гусара П. П. Каверина, адъютанта П. Б. Мансурова, А. И. Якубовича, В. В. Энгельгардта, А. С. Пушкина и позднее его брата Льва {<ref>См.: Модзалевский Б. Л. Яков Николаевич Толстой. СПб.,. 1899, с. 5—6.}</ref>. Теперь мы должны прибавить к ним кн. С. П. Трубецкого, Улыбышева, барона Дельвига, А. Г. Родзянко (по показаниям Трубецкого), полк<овника> Жадовского, полк<овника> Ф. Н. Глинку и Токарева. Пожалуй, к ним нужно прибавить и Н. И. Гнедича {<ref>О том, что Н. И. Гнедич читал свои стихи в кружке, писал М. Н. Лонгинову Я. Н. Толстой 1(13) ноября 1856 года. — Современник. 1857, № 4, с. 266—267.}</ref>. Толстой, назвав поименно только трех, говорит о 20 членах или немногим более. Нам известно сейчас 20 фамилий.
 
О том, кто такие были братья Всеволжские, Дм. Ник. Барков, Ф. Ф. Юрьев, М. А. Щербинин, П. Б. Мансуров, В. В. Энгельгардт, А. Г. Родзянко, мы знаем из комментариев к сочинениям Пушкина {<ref>О Д. Н. Баркове см. в статье А. А. Чебышева «К вопросу о куплетах Пушкина». — Пушкин и его современники. СПб., 1908, вып. VI, с. 193.}</ref>. Только тут они и оставили свои фамилии. Стоит подчеркнуть участие в кружке «Зеленой лампы» Александра Дмитриевича Улыбышева, известного знатока музыки, автора биографии Моцарта, вышедшей в 1843 году на французском языке<sup>7</sup>. В период «Лампы» он служил в министерстве иностранных дел и редактировал «Journal de St. Pêtersbourg», в котором он помещал свои музыкальные рецензии. Искусство было главным интересом жизни Улыбышева во всем ее течении. Нельзя не указать, что Улыбышев всегда высказывался против крепостного права {<ref>Об Улыбышеве см. статью А. С. Гацисского в «Русском архиве» (1886, № 1, с. 55—68) и статью Г. А. Лароша «О жизни и трудах Улыбышева» в приложении к русскому изданию «Новой биографии Моцарта» в переводе М. И. Чайковского. М., 1890—1892. Т. I—III.}</ref>. О полковнике Жадовском Б. Л. Модзалевский любезно сообщил нам следующее: «Иван Евстафьевич Жадовский служил в л.-гв. Семеновском полку; 11-го мая 1817 г. переведен из капитанов Семеновского полка полковником в Гренадерский короля Прусского (потом С.-Петербургский Гренадерский) полк; состоя в этом же чине, 25 марта 1819 г. уволен от службы „за ранами, с мундиром и пансионом полного жалованья“. Полк этот в 1817—20 годах большею частью был в Петербурге и его окрестностях» {<ref>Очевидно, у брата Жадовского Анастасия Евстафьевича собирались лицеисты 19 октября. См.: Грот Я. К. Из лицейской старины. — Исторический вестник, 1905, № 7, с. 86.}</ref>.
 
К тому, что мы знаем о П. П. Каверине, лейб-гусаре и Геттингенском студенте, нужно добавить, что он был членом Союза благоденствия {<ref>Об этом читаем в известном «Алфавите». Каверин, ввиду того что не принадлежал к обществам, возникшим после 1821 года, «оставлен без внимания». Даты пребывания Каверина в Геттингенском университете можно найти в книге: Wischnitzer M. Die Universität Göttingen und die Entwicklung der liberalen Ideen in Russland im ersten Viertel des 19 Jahrhunderts. Berlin (E. Ebering), 1907. Пер.: Вишницер М. Геттингенский университет и развитие либеральных идей в России в первой четверги 19 столетия. Берлин, 1907 ''(нем.). — Ред.''}</ref>. Наконец, князь С. П. Трубецкой, Я. Н. Толстой, Ф. Н. Глинка и умерший в 1821 году в Орле в должности губернского прокурора Александр Андреевич Токарев были деятельнейшими членами Союза благоденствия в то самое время, когда они появлялись в собраниях «Зеленой лампы». Все то, что мы теперь узнали о «Зеленой лампе», невольно наводит на мысль, что этот кружок был для них местом пропаганды их идей. Отметим, что председателем кружка был Я. Н. Толстой. Он и в стихах Пушкина отличается от других сочленов: к чему Пушкин относится с особым почтением.
 
Философ ранний, ты бежишь
Строка 254:
Нас сейчас, конечно, не интересуют указанные вольные общества; попробуем поставить вопрос, не было ли вольным обществом Союза Благоденствия и общество «Зеленой лампы». Под определение «вольного» оно подходит без всяких оговорок: один из установителей — Я. Толстой, член Союза благоденствия; существование последнего не было открыто; особенной же своею деятельностью «Зеленая лампа» могла бы способствовать достижению целей «Союза».
 
Нужны бы только фактические подтверждения этого предположения. Они найдутся в записках М. А. Фонвизина. «Члены Союза, — пишет он, — учреждали и отдельные от него общества под влиянием его духа и направления; таковы были ''общество военное'', которого члены узнавали друг друга по надписи, вырезанной на клинках шпаг и сабель: „за правду“, ''литературные'' — одно в Москве, другое в Петербурге, последнее под названием „Зеленой лампы“, и две масонских ложи…» {<ref>Общественные движения в России в первую половину XIX века" Т. I. Декабристы: М. А. Фонвизин, кн. Е. П. Оболенский и бар. В. И. Штейнгель. Статьи и материалы. СПб., 1905, с. 187—188<sup>8</sup>.}</ref> Мы доверяем этому свидетельству, произнесенному не для следователей и не в застенке. Но есть и другое современное указание на связь «Зеленой лампы» с политическим обществом. В известном доносе, поданном гр<афом> Бенкендорфом имп<ератору> Александру I в 1821 году и не получившем никакого хода, находим следующие строки: «члены, приготовляемые мало-помалу для Управы [Союза Благоденствия] или долженствовавшие только служить орудиями, составляли Побочные управы, под председательством одного члена Коренной, — назывались для прикрытия разными именами (Зеленой лампы и пр.) и, под видом литературных вечеров или просто приятельских обществ, собирались как можно чаще» {<ref>Эта записка печаталась неоднократно в последнее время в книге М. К. Лемке «Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг.: По подлинным делам Третьего Отделения собств. е. и. в. канцелярии. Изд. 2-е. СПб., 1909, с. 576.}</ref>.
 
На основании всех приведенных данных мы имеем право установить связь „Зеленой лампы“ с Союзом благоденствия. Мы лично принимаем кружок „Зеленой лампы“ за „вольное общество“, но и несогласные с нами именно в этом не могут отрицать его связи с „Союзом“. Кружок как бы являлся отображением „Союза“; неведомо для Пушкина, для большинства членов, „Союз“ давал тон, сообщал окраску собраниям „Зеленой лампы“. Пушкин не был членом Союза благоденствия, не принадлежал ни к одному тайному обществу, но и он в кружке „Зеленой лампы“ испытал на себе организующее влияние тайного общества.
Строка 297:
<center>Милостивый Г. М. Яков Николаевич,</center>
 
Из рапорта Следственной комиссии, так, как и из приговора верховного уголовн<ого> суда, вам известно, что брат мой Н<иколай> Т<ургенев> был обвинен и осужден между прочим и как распространитель тайного общества и что в числе тех лиц, коих якобы он принял в члены общества, находитесь и вы. Вместе с сим, конечно, дошли и до вас слухи, что некоторые почитали брата моего сочинителем какой-то статьи о тайных обществах во франц<узском> журнале "La France Chrêtienne {<ref>«Христианская Франция» ''(франц.). — Ред.''}</ref> напечатанной! Слух сей, вероятно, повредивший брату моему в лице нашего правительства, дошел, чрез меня, и до брата. В объяснении своем и в письмах своих ко мне он утверждает, что никогда никакой статьи в иностранных журналах не печатал.
 
Брат мой поручил мне просить вас, М. Г. мой, чтобы вы приняли на себя труд дать письменный отзыв, были ли вы когда-нибудь приняты моим братом в члены какого бы то ни было тайного общества.
Строка 303:
Я же с моей стороны, слышав, что те же, кои прежде статью, во франц<узском> журнале напечатанную, приписывали брату моему, впоследствии показали, что она сочинена вами, решил покорнейше просить вас дать также письменный отзыв: вы или кто другой сочинитель статьи, о которой я упомянул выше [появление коей содействовало, может быть, весьма много бедствию, брата постигшему.
 
Сердцевидец слышит каждое слово, видит каждую мысль нашу. Он будет судить и вас и судей ваших. Одна истина, наконец, торжествует и только с чистой совестью, не отягченною нещастием ближнего, можно жить и умереть спокойно] {<ref>Фраза, поставленная в [ ], перечеркнута. — ''П. Щ.''}</ref>. С полною доверенностью к вашим правилам буду ожидать ваш отзыв и не скрою от Правл. Ген-ства.
{{right|С искл. поч. ч. и б.}}
{{right|М. Г. М.}}
Строка 416:
 
<sup>8</sup> См. также: Фонвизин М. А. Обозрение проявлений политической жизни в России. Примечания к книге «Histoire philosophique et politique de Russie» par M. M. Esneaux et Chennechot. Vol. 1—5. Paris, 1835. — В кн.: M. A. Фонвизин. Сочинения и письма. Сочинения. Иркутск, 1982, т. 2, с. 186—187. Конец цитаты «…в которой большинство братии состояло из членов Союза благоденствия».
 
 
 
{{примечания|title=}}
</div>