Пер Гюнт в московском художественном театре (Беляев): различия между версиями

 

=== «Пер Гюнт в московском художественном театре» ===

 

''Домик Сольвейг, 1912, ГТГ, Москва''</center>

Бесконечные, чудесные приключения Пер Гюнта не есть ли создание его воображения? Гюнт преображает весь мир.

 

 

''Марокко, 1912 Государственный театральный музей им. А. А. Бахрушина, Москва''</center>

Мир грез, воображения заполняет Пера и все его дальнейшие приключения есть только „там — внутри“. Гюнтовской души.

 

 

''Рондские скалы, 1911, Государственная картинная галерея Республики Армения''</center>

И весь грандиозный замысел Ибсена суживается. Рерих, писавший декорации к Гюнту и принимавший ближайшее участие в постановке, трактует «Пер Гюнта» как «песнь о красоте и радости священного очага» Гюнт погиб, по мнению Рериха, потому, что разрушил священный очаг, уготованный ему Сольвейг. «Беспутный парень» наказан за то, что не женился на Сольвейг. Большое основание предполагать, что Рерих пришел к этому заключению глядя на г. Леонидова — Гюнта. Слишком уж глубоко запрятал г. Леонидов «песни не спетые», «мысли не высказанные», «слезы не выплаканные» Гюнтом. В духе понимания Рериха была и Сольвейг — г-жa Коренева. Что это за трогательный, нежный образ, что за чудная, чистая девушка. Но… ведь это только добродетельная Гретхен, а не вечная женственность, не олицетворение материнства, как мировой творческой силы.

 

 

''Дом Озе, 1912, Собрание Н. Д. Токмачевой, Россия, Санкт-Петербург''</center>

Пастушки слишком воздушны и изящны. Здесь нужны вакханки Рубенса, а не босоножки Дункановского толка.

 

 

''Песнь Сольвейг (Избушка в лесу), 1912, ГТГ, Россия, Москва''</center>

Рвать на части музыкальное произведение, «отрезать» треть его и надшивать начало, совершенно разрушая музыкальную конструкцию, это такое же варварство, как если бы вырезать кусок «неба» из полотна гениального живописца только для того, чтобы употребить этот кусок на декорацию. Правда, Григ, к счастью не умрет от этой операции, но, ведь, и живет-то он только тогда, когда звучит его музыка!

 

 

''Доврский дед, 1912, Музей МХАТ, Москва''</center>

Слишком больно за Грига! Вот примеры печального «приспособления». «Танец во дворце короля гор». Пещера. Лежат тролли. Начинается музыка из сюиты Грига. Учащается темп (вообще взятый медленно) и тролли оживают, двигаются. Музыка растет и ждешь, что тролли поднимутся, сольются в бешеную пляску, так гармонирующую с музыкой Грига. Ничуть не бывало.

 

 

''Озе, 1912, Музей МХАТ, Москва''</center>

Когда Григ завладел вами совершенно, музыка вдруг «на пол слове» обрывается и умолкает, входит Гюнт и начинаются «разговоры». Это действует как ушат холодной воды. Чудеснейшая «смерть Озе» обрезана и надшита. Этого, во всяком случае, можно было избежать, вводя музыку позже, с таким расчетом, чтобы она оканчивалась с последними словами Гюнта. «Песнь Сольвейг» — одна из лучших мелодий, какие знает мир, заглушается «мелодекламацией» артистки, причем, не соблюдено даже соответствие ритма.

 

 

''Сольвейг (3-й акт), 1912, Музей МХАТ. Москва''</center>