Исторический прогресс (Ленский)/Дело 1883 (ДО): различия между версиями

Признавая, что четвертое сословіе состоитъ изъ рабочихъ массъ Риль замѣчаетъ, что ими, однако, не ограничивается составъ, оно «вездѣ и нигдѣ», оно находится между гражданами, крестьянами и господами, можетъ быть даже между князьями и принцами («Гражд. Общ.», стр. 297). Послѣднее замѣчаніе повторяется Рилемъ и далѣе; причисляя къ четвертому сословію всѣхъ образованныхъ пролетаріевъ, онъ говоритъ: «образованные пролетаріи составляютъ, такъ сказать, закваску, приводящую въ броженіе весь остальной пролетаріатъ. Самый опасный для Германіи пролетаріатъ не одѣвается въ блузу, но наряжается во фракъ; онъ встрѣчается между медіатизированными князьями» (стр. 312). Включая въ четвертое сословіе даже князей и принцевъ, Риль, какъ кажется, имѣлъ основаніе, и нельзя думать, что это исключительная особенность Германіи. Точно также, Риль не погрѣшаетъ противъ факта, когда въ дальнѣйшей характеристикѣ четвертаго сословія отмѣчаетъ въ его средѣ даже и лицъ богатыхъ. «Не пролетаріи собственно, говоритъ онъ, образуютъ четвертое сословіе, не одни неимущіе, которые ѣдятъ только тогда, когда заработываютъ на хлѣбъ, не одни эти рабы капитала, эти одушевленные инструменты, эти колеса, валы, рукоятки изъ плоти и крови, которые вмѣстѣ съ желѣзными колесами, валами и рукоятками, неотвязно и на вѣки захвачены механизмомъ нашего баснословнаго машиннаго міра: всѣ они образуютъ только одну и самую безсознательную часть четвертаго сословія. Четвертое сословіе заключаетъ въ себѣ не только „рабочихъ“, но и лѣнивцевъ, не только бѣдныхъ, но и богатыхъ, не только низшихъ, но и высшихъ; для насъ это понятіе обнимаетъ всѣхъ тѣхъ, которые вырвались или были вытѣснены изъ общественной группы, къ которой они до тѣхъ поръ принадлежали, которые считаютъ преступленіемъ противъ человѣчества говорить о господахъ, бюргерахъ и крестьянахъ, которые сами себя объявляютъ „настоящимъ народомъ“ и которые хотятъ, чтобы всякое органическое разъясненіе сословій было уничтожено ''и'' поглощено въ общей смѣси» (стр. 295). Совершенно справедливо, что четвертое сословіе состоитъ не изъ однихъ бѣдняковъ: можно сказать, что экономическія условія даже не главная причина, отторгающая людей отъ стараго общества и заставляющая ихъ вступать въ новое, она вліяетъ лишь на ряду съ прогрессомъ въ духовной сферѣ, съ расширеніемъ умственнаго горизонта людей, съ успѣхами мысли въ ея ''непрерывномъ движеніи къ всеобщему'' и возвышеніемъ уровня нравственныхъ идеаловъ. Оттого-то въ наше время все чаще и чаще приходится встрѣчаться съ страннымъ на первый взглядъ явленіемъ, что даже люди богатые, капиталисты и фабриканты, вооружаются, повидимому, съ полной искренностью противъ своего привилегированнаго положенія и заявляютъ, что они съ радостью сольются съ рабочей массой изъ-за выгодъ совершенно идеальнаго свойства {Какъ приходятъ такіе люди къ самоотреченію, читатель отчасти можетъ судить по статьѣ одного англійскаго капиталиста и фабриканта, напечатанной имъ въ консервативной газетѣ «Standard» и приведенной въ отрывкахъ въ письмѣ лондонскаго корреспондента «Нов. Врем.». Фабрикантъ этотъ жалуется, что, не смотря на то, что «его совѣсть мучится сознаніемъ несправедливости и глупости настоящаго состоянія общества», онъ, подобно многимъ другимъ, не въ состояніи выйдти изъ своего фальшиваго положенія и осужденъ только на палліативныя мѣры для борьбы со зломъ, вызываемымъ несправедливою системою, которую онъ принужденъ поддерживать. «Мы, говоритъ онъ, только крошечныя звѣнья въ огромной цѣпи ужасной организаціи — соперничающей торговли, и только полное расклепаніе этой цѣпи можетъ, дѣйствительно, освободить насъ… Именно, это-то сознаніе безпомощности нашихъ ивдавидуальныхъ усилій и вооружаетъ насъ противъ нашего собственнаго класса и заставляетъ насъ принимать дѣятельное участіе въ агитаціи, которая, если будетъ успѣшна, лишитъ насъ нашего положенія капиталистовъ» Пожертвовать этимъ положеніемъ, я думаю, не покажется намъ тяжелымъ, потому что, если мы вѣрно оцѣниваемъ то благо, которое состояніе общественнаго порядка должно принести свѣту, мы получимъ взамѣнъ дары, которыхъ нельзя достать за деньги: видѣть конецъ нищеты и роскоши, найдти досугъ, удовольствіе и утонченность общими среди тѣхъ, которые выполняютъ грубую работу міра, видѣть чистое здоровое искусство, развивающееся невольно изъ этого счастія; видѣть наши милые острова освобожденными отъ скареднаго обезображенія слѣдовъ, унижающей борьбы за существованіе и за богатство — стоитъ-ли что нибудь, что можно пріобрѣсти за деньги, удовольствія участвовать въ подобной жизни и чувствовать, что каждый изъ насъ участвуетъ въ поддержаніи этого порядка? Мнѣ кажется, что въ настоящее время богатые люди пытаются купить жизнь въ родѣ этой, стремясь окружить себя, при помощи огромныхъ расходовъ, призракомъ порядка и довольства, и въ результатѣ получаютъ за всѣ эти деньги только одинъ миражъ". Почтенный фабрикантъ твердо вѣритъ, что желанная имъ «перемѣна произойдетъ и что наилучшая гарантія противъ насильственнаго переворота заключается въ пробужденіи совѣсти богатыхъ и состоятельныхъ и въ ихъ готовности отречься отъ своихъ классовыхъ притязаній въ пользу того соціальнаго порядка, который несомнѣнно нарождается» («Нов. Вр.», No№ 2783).}. Мы полагаемъ, что въ этомъ обстоятельствѣ можно видѣть лучшее доказательство существованія того историческаго родства между буржуазіей сословной, буржуазіей капитала и новой соціальной группой, о которомъ мы говорили выше. Можетъ быть, по тѣмъ же причинамъ, которыя сближаютъ буржуазію съ новымъ обществомъ, отъ него обыкновенно изолированы крестьяне, которые, впрочемъ, и въ обществѣ старомъ составляютъ наиболѣе косный и пассивный элементъ. Но особенной мѣткостью отличаются замѣчанія Риля, когда онъ характеризуетъ четвертое сословіе со стороны его отношенія къ національностямъ, хотя и здѣсь онъ не можетъ отдѣлаться отъ своихъ личныхъ, субъективныхъ порывовъ. Онъ называетъ четвертое сословіе «космополитическимъ» въ отличіе отъ остальныхъ сословій, которыя всѣ окрашены въ цвѣтъ своей національности. Тогда какъ буржуа, крестьянинъ, аристократъ во всякой странѣ имѣютъ свой особый отпечатокъ, членъ четвертаго сословія, по словамъ Риля, вездѣ одинаковъ, и онъ приписываетъ это тому, что «цивилизація и бѣдность — самыя лучшія ннвеллирующія силы». Изъ этого замѣчанія Риля мы можемъ сдѣлать тотъ выводъ, что какъ въ прежнее время происходилъ главнымъ образомъ процессъ соціальнаго приспособленія личности къ личности, такъ теперь приспособленіе происходитъ между націями. Личности изъ каждой націи, приспособившіяся другъ къ другу, и составляютъ ту международную массу, которая служитъ положительнымъ идеальнымъ содержаніемъ человѣчества. Эта международная, космополитическая масса вовсе не есть призракъ, до словамъ Риля; всѣ націи заключаютъ въ себѣ ея членовъ. Даже въ Германіи образованный членъ четвертаго сословія думаетъ, по словамъ Риля, о полякахъ, мадьярахъ, итальянцахъ, французахъ, — только не о нѣмцахъ" (стр. 309). И далѣе Риль, характеризуя массу четвертаго сословія, говорить: «Если обратимъ вниманіе на всѣхъ этихъ разсѣянныхъ по всей Европѣ членовъ четвертаго сословія, которые единодушно дѣйствуютъ въ борьбѣ противъ сословныхъ и національныхъ ограниченій, то увидимъ, что, рядомъ съ извѣстными народами, существуетъ еще могущественный ''неизвѣстный народъ, какое-то X въ системѣ народовъ'', народъ, котораго пребываніе нельзя обозначить на картѣ земного шара, но который тѣмъ не менѣе существуетъ, національность котораго состоитъ въ томъ, чтобы не имѣть національности» (стр. 701). Нужно отдать справедливость Рилю въ томъ, что вообще онъ вѣрно констатируетъ фактъ" Въ своемъ опредѣленіи четвертаго сословія онъ очень близко подходитъ къ тому, что мы назвали выше публикой или массой объединеннаго человѣчества; это именно «народъ въ системѣ народовъ», народъ новѣйшаго происхожденія, сплоченный воедино болѣе могущественными связями, чѣмъ общность языка и одинаковая территорія. Но, правильно констатируя фактъ, Риль, однако, совершенно не понимаетъ смысла его. Подобно всѣмъ «патріотамъ своего отечества», Риль особенно сильно нападаетъ на четвертое сословіе за то, что оно будто-бы отрѣшается отъ своей національности, что оно спѣшитъ на помощь всякой угнетенной націи, то собираясь подъ итальянскія знамена, то являясь на защиту Франціи, то становясь въ ряды болгаръ и сербовъ. Но слѣдуетъ-ли, однако, отсюда, что четвертое сословіе «стремится уничтожить сознаніе національное, какъ уничтожило оно въ себѣ сознаніе сословное?» Отъ отсутствія національной исключительности еще далеко до уничтоженія національнаго. сознанія. Справедливѣе было-бы сказать, что національное сознаніе замѣняется въ четвертомъ сословіи сознаніемъ общечеловѣческимъ, которое, въ окончательномъ итогѣ, несравненно болѣе полезно для націи, чѣмъ ограниченное себялюбіе, которое, усыпляя критическую мысль націи, дѣлаетъ ее въ концѣ концовъ неспособной къ международному сотрудничеству и силою вещей понижаетъ ея цѣнность въ общемъ союзѣ націй. Риль, кромѣ того, не хочетъ понять, что это общечеловѣческое или космополитическое сознаніе, являющееся на смѣну сознанію сословному и національному, есть единственный путь къ водворенію мира и порядка, какъ внутри государствъ, такъ и въ ихъ внѣшнихъ отношеніяхъ, и нельзя понять, какое можетъ быть еще иное средство оградить народы отъ повальнаго ихъ истребленія по волѣ одного какого нибудь Бисмарка, имѣющаго теперь возможность во всякую минуту возжечь пожарище всеобщей войны, подъ страхомъ которой онъ держитъ всю Европу Весьма понятно, что такое противуественное и чудовищное положеніе мыслимо лишь при господствѣ въ каждой націи личнаго эгоизма, съ одной стороны и индеферентизма къ другимъ націямъ съ другой, мыслимо слѣдовательно, при томъ порядкѣ вещей, который поддерживается и защищается Рилемъ. Но какъ-бы то ни было, среди грозныхъ всеобщихъ приготовленій въ какой-то будущей международной Катастрофѣ, въ виду. всюду разставленныхъ пушекъ, изъ которыхъ вотъ-вотъ грянетъ яростный залпъ по Европѣ, въ этой зловѣщей обстановкѣ, приготовленной, повидимому лишь для, взаимнаго истребленія народовъ, совершается, однако, великая сознательная работа объединенія націй. Этотъ благодѣтельный процессъ уже начался, человѣчество перестаетъ быть «пустымъ звукомъ», излюбленнымъ терминомъ идеалоговъ, на нашихъ глазамъ оно облекается въ живую плоть и обращается въ такой-же по. существу соціальный объектъ, какимъ принято считать отдѣльное общество или отдѣльную націю.

{{right|''"Дѣло"'', ''No№ 12, 1883''}}