Стихотворения Н. Некрасова (Григорьев): различия между версиями

Речь моя о Петербурге бывалых времен вела к определению импульсов поэзии Некрасова. С этой болезненно раздражающей миражной жизнью «муза мести и печали» стояла всегда лицом к лицу, но, к сожалению, не всегда выстаивала с достоинством, не всегда стояла над нею, а иногда становилась в уровень с нею. Почти что так же зловредно (позволю себе это неучтивое сравнение), как фабричная цивилизация действует на впечатлительно-страстные натуры из русских натур, подействовала миражная цивилизация на эту музу. Глубокая натура Кольцова, столкнувшись с цивилизацией, преклонилась перед ее высшими вопросами и, может быть, была разбита слишком сильным приемом их сразу. Художественно-спокойная и самообладающая натура другого человека народа, Островского, не знала даже и столкновения, прямо и ясно смотря вперед. Страстная натура Некрасова вполне вдалась в миражную жизнь и, нечего греха таить, часто поддавалась ей, испытала как ее отрицательные влияния, то есть ужас от пошлости, так, к несчастию, и положительные. Неизгладимая печать увлечений миражной жизнью легла на его произведения то желчными пятнами, то — увы! — отзывами пошлых водевильных куплетов. Едва ли нужно доказывать это. Поэт сам — а его-то преимущественно имел я в виду — знает грехи своей музы, а слепые поклонники его все равно же будут безразлично восторгаться и правым и неправым его негодованием, будут наравне с чистыми и возвышенными его вдохновениями, каковы «В дороге», «Огородник», «Когда из мрака заблужденья…» «Тройка», «Из Ларры», «Вино» (хотя «Отечественным запискам» и не нравится это стихотворение), «Маша», «Памяти --ой» (грустной элегией, испорченной, к сожалению, чем-то водевильным в тоне), «Буря», «В деревне», «За городом», «Тяжелый крест достался ей на долю…», «На родине», «В больнице», «Последние элегии», «Застенчивость», «Несжатая полоса», «Забытая деревня», «Школьник», «Тишина», «Убогая и нарядная», «Песня Еремушке», «Знахарка», «Деревенские новости» (пусть они, эти новости, и лишены всякой художественной формы, но свежо и чисто их содержание), «Плач детей», «На Волге», «Похороны», «Княгиня», «Начало поэмы», «В столицах шум, гремят витии…», «Охота», «Саша», «Поэт и гражданин», «О погоде», «Крестьянские дети», «Коробейники» — наравне, говорю я, с этими почти что безупречными по вдохновению произведениями восторгаться Ванькой ражим, и «Свадьбою», и «Нравственным человеком», и «Прекрасной партией», которую как будто писал знаменитый автор «Булочной» и «Отелло на Песках»¹¹⁶ и «Филантропом», достойным пера обличительных поэтов «Искры». Их не уверишь, например, что только ненормально настроенному чувству придет в голову при виде свадьбы простого человека с простой женщиной ряд предположений, более относящихся к средним сферам; не уверишь также и в том, что неестественна, водевильна форма стихотворения «Нравственный человек», что в нем страшно мешает впечатлению эстетическому местоимение я; их даже и в том не убедишь, что стихотворение о двенадцатом годе просто дурно, как чисто личное капризное впечатление.

⁶⁴ ''Г.'' вспоминает свою статью «Обозрение наличных литературных деятелей» ''(Москв.'', 1855, No 15-16).