Письмо шестое (Кареев)/ДО: различия между версиями

Во-вторыхъ, необходимо всегда имѣть въ виду особенное значеніе консерватизма у поляковъ, обусловливающееся ихъ исторіей за послѣднее столѣтіе и ихъ современнымъ политическимъ бытомъ. Припомните себѣ вкратцѣ исторію хоть той части старой Польши, которая называется теперь Царствомъ Польскимъ: въ 1795 г. послѣдовалъ третій раздѣлъ Рѣчи Посподитой, и чисто-польскія земли достаются Австріи и Пруссія, изъ которыхъ вторая овладѣваетъ Варшавой; въ 1807 г. изъ прусскихъ земель составляется княжество Варшавское; въ 1815 г. — новый передѣлъ, и княжество Варшавское превращается въ Царство Польское, которое получаетъ конституцію; въ 1830 г. вспыхиваетъ революція, и Царство лишается автономіи; въ 1863 г. новое возстаніе влечетъ за собой новыя перемѣны и вводится система обрусенія. Одновременно Австрія сохраняетъ за собой Галицію, въ которой также происходятъ внутреннія перемѣны вслѣдствіе перемѣнъ въ отношеніяхъ центральнаго правительства къ польскому элементу, а доставшаяся Пруссіи Познань постоянно и систематически германизируется. Первымъ результатомъ этого является вѣчное стремленіе поляковъ въ возстановленію Польши: идеалы общества лежатъ въ прошломъ; общество не хочетъ идти впередъ, пока не возвратитъ себѣ того положенія, въ которомъ оно было, когда внѣшніе удары (о внутреннемъ нестроеніи сначала забывается) прекратили существованіе его независимой политической жизни; наиболѣе горячія головы бросаются въ рискованныя предпріятія, идутъ умирать на поля Италіи, за французскую революцію, отъ которой ожидаютъ возстановленія Польши, связываютъ судьбу свою и своей націи съ звѣздой Наполеона, затѣваютъ два несчастныя возстанія. Вся бѣда, думается поляку, въ иноземномъ владычествѣ: отъ него нужно освободиться, а потомъ ужъ мы устроимся по-своему. Такимъ образомъ вопросъ національно-политическій привлекаетъ къ себѣ все вниманіе, и всѣ остальные вопросы общественные отодвигаются на задній планъ. Это положительно мѣшаетъ полякамъ долгое время думать о чемъ-нибудь другомъ и заставляетъ ихъ считать все остальное неважнымъ, незначительнымъ въ сравненіи съ возстановленіемъ отчизны, тѣмъ болѣе, что такія событія, какъ революціи 1830 и 1863 годовъ съ ихъ послѣдствіями, дѣлали отчасти невозможными, отчасти совсѣмъ ненужными принципіальные споры среди польскаго общества {Ibid., стр. 28.}. Только послѣ 1863 года у поляковъ явилась идея о необходимости ''органической работы'', т. е. о необходимости внутренняго развитія, не заботясь о рѣшенія вопроса національно-политическаго — о возстановленіи Польши. По въ заботѣ объ этомъ послѣднемъ и заключается одна изъ причинъ особенности польскаго консерватизма: мечтая о старой Польшѣ, окружая ее романтическимъ блескомъ, полякъ долго любилъ ее такой, какой она была во времена своей независимости; ему долго казалось посягательствомъ на отечественную святыню отказаться отъ чего-либо изъ наслѣдія предковъ, которое, наоборотъ, нужно было ненарушимо хранить ad meliora tempora. Совершенно въ томъ же смыслѣ на поляковъ дѣйствуетъ теперь сознаніе необезпеченности ихъ національнаго существованія. Имѣя основаніе опасаться за это существованіе (и главнымъ образомъ, если не исключительно, со стороны нѣмцевъ), они изъ этой идеи сдѣлали то, чѣмъ прежде было воскресеніе Польши. Особенно это, конечно, замѣчается въ Познани, гдѣ польскому элементу грозитъ наибольшая опасность и гдѣ этотъ элементъ поставилъ себя подъ охрану католицизма: здѣсь вопросъ національный и вопросъ религіозный переплелись до такой степени, что ихъ трудно распутать, и малѣйшее отклоненіе отъ католицизма, даже въ его ультрамонтанской формѣ, разсматривается какъ измѣна національному дѣлу, а всякое иное направленіе считается опаснымъ для существованія самой національности. Въ извѣстной степени и въ другихъ частяхъ старой Польши католицизмъ является факторомъ, на который смотрятъ какъ на единственную силу, объединяющую всю польскую націю сверху донизу, и многіе изъ интеллигенціи, переросшіе собственно католическое міросозерцаніе, крѣпко держатся за римскую церковь по чисто-политическимъ разсчетамъ. Въ томъ же смыслѣ поляки вообще склонны дорожить особенно всѣми своими традиціями: въ обществѣ, національное существованіе котораго не подвергается никакой опасности, гораздо легче отрѣшаются отъ традицій, чѣмъ въ такомъ, какимъ должно быть разсматриваемо съ этой точки зрѣніи польское общество, ибо отказываться отъ преданій старины значить мѣнять въ извѣстной степени свою физіономію, а это не есть ли первый шагъ къ денаціонализаціи? Чтобъ остаться самими собой, необходимо зорко слѣдить за тѣнь, чтобы сохранить все свое. Кромѣ того, въ такомъ обществѣ обезпеченіе національнаго существованія дѣлается задачей болѣе важной, чѣмъ всѣ остальныя. Мы, наприм., русскіе, можемъ гораздо свободнѣе двигаться впередъ и, совершенно не заботясь о своемъ національномъ существованіи, которому ничто не угрожаетъ, работать надъ внутреннимъ своимъ прогрессомъ, цѣлью котораго мы ставимъ улучшеніе своего матеріальнаго и общественнаго быта, тогда какъ полякъ даже и такое улучшеніе разсматриваетъ болѣе какъ средство въ своей борьбѣ за существованіе, чѣмъ какъ цѣль, существующую, an und für sich. Таковъ именно смыслъ той идеи ''органической работы'', которая сдѣлалась за послѣднее время программой громаднаго большинства польскаго общества. Всѣ мирные вопросы сводятся теперь къ тому, къ какимъ средствамъ слѣдуетъ прибѣгнуть, ażeby w walce о byt nie zginąć, lecz owszem przekazać potomkom dziedzictwo ze znacznym dorobkiem, т. е. чтобы не погибнуть въ борьбѣ за существованіе и передать потомкамъ наслѣдіе отцовъ. Поэтому къ «прогрессистамъ» и не можетъ чувствовать особенной симпатіи польское общество: они разсматриваютъ положеніе дѣлъ у себя съ тѣхъ точекъ зрѣнія, которыя возможны только (думаетъ большинство) тамъ, гдѣ общество не находится въ исключительномъ положеніи; ихъ стремленія не имѣютъ ничего общаго съ вопросами роднаго края, какъ ихъ понимаетъ большинство, и вызываемое ими движеніе представляется поэтому искусственнымъ, безпочвеннымъ, не имѣющимъ смысла {Такъ, наприм., ''г. Горай'' смотритъ на дѣятельность польскихъ позитивистовъ". См. «Tendencyjność і krytyka».}, — вопросы, ихъ интересующіе, слишкомъ далеки отъ польской жизни, отъ польской дѣйствительности. Словомъ, изъ своего исключительнаго положенія поляки выводятъ необходимость и нѣсколько иной, чѣмъ у другихъ народовъ, программы общественной дѣятельности, а потому готовы замкнуться въ самихъ себя, изучать только самихъ себя и только свою исторію, интересоваться только своими дѣлами, полагая, что ни опытъ другихъ народовъ, ни то, что среди нихъ теперь совершается, не могутъ имѣть особеннаго жизненнаго значенія для Польши. Поэтому поляки и не такъ падки на западныя новшества въ сферѣ мысли, какъ мы, русскіе, считая ихъ мало для себя, пригодными и мало интересными, если, часто даже не совершенно вредными. У нихъ меньше того космополитическаго чувства, которое позволяетъ намъ разсматривать свой народъ какъ одинъ изъ членовъ, общеевропейской семьи и заставляетъ насъ стремиться за общимъ движеніемъ. Они слишкомъ національны, и это ихъ качество мѣшаетъ имъ быть au courant современности въ такой степени, какъ мы. По той же причинѣ они болѣе слушаютъ иногда своихъ второстепенныхъ пророковъ, чѣмъ первостепенныхъ европейскихъ, а ихъ пророки боятся говорить въ другомъ тонѣ, чѣмъ тотъ, который господствуетъ въ обществѣ. Въ связи съ этимъ стоитъ до щепетильности развитое національное самолюбіе. Поляки и передъ другими хотятъ показать, и себя желаютъ увѣрить, что ихъ цивилизація не уступитъ, пожалуй, никакой другой цивилизаціи. О своихъ ученыхъ, писателяхъ, артистахъ они говорятъ не безъ нѣкоторой гордости и раздуваютъ до невѣроятныхъ размѣровъ значеніе ихъ дѣятельности и отдѣльныхъ ихъ произведеній, такъ какъ ихъ умственный кругозоръ съуженъ предѣлами polski и у нихъ часто нѣтъ масштаба, чтобъ измѣрять дѣйствительною значеніе того или другаго явленія, точно они хотятъ увѣрить себя, что интересующее ихъ въ такой же мѣрѣ можетъ интересовать и другихъ" Это-то все и дѣлаетъ польское общество нѣсколько непохожимъ на всѣ другія. Да иначе быть и не могло при томъ… исключительномъ положеніи, въ которомъ оно живетъ почти цѣлое столѣтіе, а потому въ своемъ развитіи оно должно было идти по нѣсколько другой дорогѣ, чѣмъ остальныя націи, безсознательно подчиняясь такимъ мотивамъ консерватизма" которые другимъ совсѣмъ неизвѣстны. Но это однако не значитъ, что современное польское общество (по крайней мѣрѣ въ Царствѣ Польскомъ) состоитъ поголовно изъ людей отсталыхъ, клерикаловъ и феодаловъ. Это значитъ только, что мы не можемъ мѣрить его на свой аршинъ, даже общеевропейскою мѣркой. Мы просто мало способны его понять, какъ и оно, съ своей стороны, насъ плохо понимаетъ. По взаимнаго пониманія и не будетъ до тѣхъ поръ, ножа мы не станемъ присматриваться другъ къ другу и другъ съ другомъ знакомиться. Намъ, конечно, по нѣкоторымъ причинамъ дѣлать это гораздо легче. {{right|'''В. Р. К.'''}}

 

</div>