Ренессанс английского искусства (Уайльд; Чуковский): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 24:
''Лекция''<ref>В печати сохранилось много лекций Оскара Уайльда об искусстве. Не полагаясь на газетные отчеты, мы даем лишь те из них, которые восстановлены по подлинным рукописям автора.</ref>
 
С. 126 --
 
Мы многим обязаны Гёте, его великой эстетической чуткости; он первый нас научил определять красоту, как нечто чрезвычайно конкретное, постигать ее не в общих, а в отдельных, частичных ее проявлениях. Поэтому в настоящей лекции я не стану навязывать вам какое-нибудь отвлеченное определение красоты, одну из тех универсальных формул, которые хотела отыскать философия XVIII века; я даже не буду пытаться передавать вам то, что́ по существу своему не передаваемо, — ту неуловимую особенность, благодаря которой данная картина или поэма наполняет нас небывалой, ни с чем не сравнимой радостью. Мне просто хотелось бы очертить перед вами те основные идеи, которые характеризуют великий Ренессанс английского искусства, указать, насколько возможно, источник этих идей и определить их дальнейшую судьбу, — опять-таки насколько возможно.
Строка 32:
Часто хотели видеть в этом течении простую реставрацию эллинских приемов мышления — или средневекового чувства. Но я сказал бы, что оно присоединило к этим старым формам человеческого духа все, что́ художественно-ценного создала современная жизнь, такая сложная, запутанная, многоопытная, — заимствовав в свою очередь у эллинизма ясность взгляда и спокойную сдержанность чувства, а у средневековья — разнообразие форм и мистичность видений. Ибо, — как сказал тот же Гёте, — разве, изучая древний мир, мы тем самым не обращаемся к миру реальному (греки ведь и были реалисты), и по слову Маццини, что́ же такое средневековье, как не индивидуальность?
 
С. 127 --
 
Воистину, от сочетания эллинизма, широкого, здравомыслящего, спокойно обладающего красотой, — с усиленным, напряженным индивидуализмом, окрашенным всей страстностью романтического духа, — от этого сочетания и рождается современное английское искусство, как от союза Фауста с Еленой Троянской родился прекрасный юноша Эвфорион.
Строка 44:
Правда, наше современное ощущение преемственности исторических событий привело нас к тому, что ни в политике, ни в
 
С. 128 --
 
природе нет революции, а есть эволюция; правда, прелюдия к этому бешеному шторму, который в 1789 году пронесся над Францией и заставил каждого монарха в Европе дрожать за свой престол, прозвучала сперва в литературе за много лет до падения Бастилии и взятия Версаля: ибо дорога к кроваво-красным событиям, разыгравшимся над Сеной и Луарой, была вымощена, была уготована тем критическим духом Германии и Англии, который приучил нас переоценитьва все, с точки зрения разумности или полезности (или разумности и полезности вместе); и народные бунты на улицах Парижа были эхом, порожденным жизнью Эмиля и Вертера<ref>«Эмиль» — книга Ж. Ж. Руссо. «Страдания молодого Вертера» — произведение Гёте.</ref>, потому что Жан-Жак Руссо у молчаливого озера и у тихой горы призывал человечество назад, к золотому веку, который все еще ждет нас впереди, и проповедовал возврат к природе с таким страстным красноречием, что оно, как музыка, доныне витает в нашем холодном северном воздухе. И Гёте и Вальтер Скотт освободили романтизм из темницы, где он был в заточении столько веков; а что́ такое романтизм, как не само человечество!
Строка 54:
И это пристрастие к отчетливой концепции, эта ясность зрения, это чувство границы и меры присуще всем величайшим созданиям поэзии: Гомер и Данте, Китс и Вильям Моррис, Чосер и Феокрит — все они одинаково четко видели окружающий мир. Такая же конкретность лежит в основе всех благородных созданий искусства — реалистических и романтических, — в противоположность бесцветным и пустым отвлеченностям наших поэтов XVIII века, псевдоклассических французских драматургов, ту-
 
Стр. 129 --
 
манных спиритуалистов немецкой сентиментальной школы, — а также в противоположность тому духу трансцендентализма, который был в одно и то же время и корнем и цветком великой революции, таясь в бесстрастных умозрениях Вордсворта и окрыляя Шелли в его орлином полете; хотя теперь этот дух трансцендентализма уже замещен материализмом и позитивизмом наших дней, но все же — в области философии — он завещал нам две великие школы мышления: школу Ньюмана в Оксфорде и Эмерсона в Америке; духу же искусства этот дух совершенно чужд, ибо художник не может принять какую-нибудь отдельную область жизни взамен самой жизни. Для него нет освобождения от пут и оков земли; и желания даже нет — освободиться.
Строка 72:
А эти прерафаэлиты, кто же они были такие? Если вы спросите у английской публики, что́ значит слово эстетика, девять десятых ответят вам, что по-французски это значит «притворство», «ло-
 
С. 130 --
 
манье», а по-немецки dado, а если спросите о прерафаэлитах, вам скажут, что это эксцентрическая кучка молодых людей, для которых божественная изломанность и святая угловатость рисунка являются главными целями в искусстве. Ничего не знать о своих великих людях — одна из главнейших основ нашего английского воспитания.
Строка 92:
Но главною их особенностью было возвращение к природе, —
 
С. 131 --
 
эта формула, которая пригодна для множества различнейших течений: они хотели писать и рисовать лишь то, что́ они видели, они пытались вообразить все явления, как они случались в действительности. Прошло немного времени, и в старинный дом у моста Черных Монахов, где работали и собирались "«братья прерафаэлиты"», явились двое юношей из Оксфорда: Эдуард Бёрн-Джонс и Вильям Моррис; последний заменил упрощенный реализм ранних дней более тонкой изысканностью, более безупречной преданностью красоте, более страстным исканием совершенства, - — мастер изощренного узора и одухотворенных видений. Ему скорее сродни флорентинская, а не венецианская школа, ибо он чувствует, что слепое подражание природе есть помеха всякому творчеству. Зримыеоблики современной жизни не привлекают его: ему более по душе - — увековечивать все, что́ есть прекрасного в греческих, итальянских и кельтских легендах. Ему же мы обязаны поэзией, где ясная точность, отчетливость слога и о́бразов не были никогда превзойдены в литературе нашей страны; он же возродил декоративные искусства и тем придал нашему романтическому течению, где так сильна была струя индивидуализма, - — социальную идею и социальный фактор.
 
Но не следует думать, что революция, произведенная этой кликой молодых людей (которым скоро пришло на помощь пылкое и безупречное красноречие Джона Рескина), была только революцией идей и теорий, - — она также была революцией творчества.
 
Ибо великие эпохи в истории развития всех искусств были не только эпохами энтузиазма и душевного подъема, в области чистого художества, но первее всего и главнее всего - — эпохами новых технических завоеваний.
 
Открытие мраморных залежей в пурпуровых оврагах Пантелейнона и на маленьких невысоких холмиках острова Пароса дали грекам возможность выразить то интенсивное пробуждение деятельности, тот чувственный и простой гуманизм, которого никак не мог проявить египетский скульптор, прилежно работающий над твердым порфиром и розовым гранитом пустыни.
 
Пышное процветание венецианской школы началось с той поры, когда в живопись были введены новые технические средства: масляные краски; а прогрессом современной музыки мы всецело обязаны изобретению новых инструментов, ибо нельзя же и думать, будто у музыканта внезапно повысилось сознание каких-нибудь широких социальных задач, которыми он, будто бы, призван служить. Правда, критика вольна объяснять слабовольную музыку Бетховена недостатками современного интеллекта, но сам композитор вправе ответить, как после и ответил один: — - "«пусть они разыскивают квинты, а нас оставят в покое"».
 
То же самое и в поэзии: это увлечение причудливыми французскими размерами - — балладой, песней с повторным припевом; это растущее пристрастие к аллитерациям, к экзотическим словам и рефренам, у Данте Россети и у Свинберна - — просто-напросто есть попытка усовершенствовать флейту, трубу и виолу, при посредстве которых дух века устами поэта мог бы создать для нас их многовещающую музыку.
 
То же самое - — и в нашем романтическом движении: это реакция против пустой и пошлой ремесленности, против разнузданных
 
С. 132 --
приемов живописи и поэзии предшествующего периода; она сказалась у Россети и Бёрн-Джонса в такой яркой пышности красок, в такой изумительной сложности рисунка, каких до этой поры не знала английская живопись. В поэзии у Данте Габриэля Россети, а также у Морриса, Свинберна и Теннисона, превосходная изысканность и точность языка, бесстрашный и безупречный стиль, жажда сладостной и драгоценной мелодичности, постоянное признание музыкальной ценности каждого слова - все это относится к технике, а отнюдь не к области чистого интеллекта.
 
приемов живописи и поэзии предшествующего периода; она сказалась у Россети и Бёрн-Джонса в такой яркой пышности красок, в такой изумительной сложности рисунка, каких до этой поры не знала английская живопись. В поэзии у Данте Габриэля Россети, а также у Морриса, Свинберна и Теннисона, превосходная изысканность и точность языка, бесстрашный и безупречный стиль, жажда сладостной и драгоценной мелодичности, постоянное признание музыкальной ценности каждого слова - — все это относится к технике, а отнюдь не к области чистого интеллекта.
В этом отношении прерафаэлиты примыкают к такому же романтическому течению во Франции, и как характерно для этой школы следующее наставление, данное Теофилем Готье одному молодому поэту: "ежедневно читайте словарь, ибо это единственная книга, достойная, чтобы ее читал поэт".
 
В этом отношении прерафаэлиты примыкают к такому же романтическому течению во Франции, и как характерно для этой школы следующее наставление, данное Теофилем Готье одному молодому поэту: "«ежедневно читайте словарь, ибо это единственная книга, достойная, чтобы ее читал поэт"».
Когда, таким образом, материал был найден и выработан, и в нем обнаружились неотъемлемые вечные качества, присущие ему одному, вполне удовлетворяющие поэтическому вкусу и не требующие для создания нужного эстетического эффекта - никаких возвышенных духовных прозрений, никаких критических запросов от жизни, и даже обходящиеся без всякой страстной эмоции, - дух и приемы творчества, то, что́ называется поэтическим вдохновением, не избегли контроля и влияния со стороны этих формальных условий. Не то, чтобы фантазия лишилась крыл, нет! - а просто мы приучили себя сосчитывать их бесчисленные взмахи, находить границы их безграничной мощи, управлять их неуправляемой свободой.
 
Когда, таким образом, материал был найден и выработан, и в нем обнаружились неотъемлемые вечные качества, присущие ему одному, вполне удовлетворяющие поэтическому вкусу и не требующие для создания нужного эстетического эффекта - — никаких возвышенных духовных прозрений, никаких критических запросов от жизни, и даже обходящиеся без всякой страстной эмоции, - — дух и приемы творчества, то, что́ называется поэтическим вдохновением, не избегли контроля и влияния со стороны этих формальных условий. Не то, чтобы фантазия лишилась крыл, нет! - — а просто мы приучили себя сосчитывать их бесчисленные взмахи, находить границы их безграничной мощи, управлять их неуправляемой свободой.
 
Греков особенно занимал этот вопрос об условиях поэтического творчества и о месте, занимаемом сознательностью или бессознательностью во всяком создании искусства.
 
Мы находим эту проблему в мистицизме Платона и в рационализме Аристотеля. И позже, в эпоху итальянского Ренессанса, она волнует такие умы, как Леонардо да Винчи. Шиллер пытался установить равновесие между чувством и формой, а Гёте хотел определить ценность самосознания в искусстве. Определение поэзии, данное Вордсвортом, будто это — - "«бурная эмоция, вспоминаемая в тиши"», - — можно считать анализом одной из тех стадий, которые должны быть пройдены каждым произведением искусства; и в жажде Китса "«творить без лихорадки"» (я цитирую одно его письмо), в этом его стремлении заменить поэтический пыл "«какою-нибудь более осмысленною и спокойною силой"», - — мы можем признать очень важный момент в творческой эволюции поэта. Этот же вопрос был поставлен довольно давно - — и в очень причудливой форме - — в вашей, американской литературе: ведь вам нечего и напоминать, как глубоко молодые романтики были потрясены и взволнованы анализом Эдгара Поэ над своим собственным творчеством, его статьею, где он исследовал шаг за шагом работу своей фантазии при создании того гениального шедевра, который нам известен под именем "«Ворон"».
 
В предыдущем столетии, когда интеллектуальный и дидактический элемент так стремительно вторгся во владения поэзии, такой художник, как Гёте, был принужден восстать против подобных притязаний рассудочности. "«Чем непонятнее стихотворение, тем лучше для него"», - — сказал он однажды, устанавливая этим афоризмом такое же преобладание воображения в поэзии, как преобладание разума - в прозе.
 
С. 133 --
 
Но в нынешнем веке художники принуждены восставать скорее против чрезмерного господства эмоций, против исключительных притязаний чувствительности и чувства. Простое выражение радости - еще не поэзия, точно так же, как не поэзия - всякий крик субъективной боли; все, что на деле пережито поэтом, никогда не находит непосредственного, прямого выражения, но собирается и поглощается какой-нибудь художественной формой, которая, с первого взгляда, кажется наиболее далекой от истинных переживаний поэта.
В предыдущем столетии, когда интеллектуальный и дидактический элемент так стремительно вторгся во владения поэзии, такой художник, как Гёте, был принужден восстать против подобных притязаний рассудочности. "Чем непонятнее стихотворение, тем лучше для него", - сказал он однажды, устанавливая этим афоризмом такое же преобладание воображения в поэзии,
 
"Страсти находятся в сердце, но поэзия только в фантазии", утверждает Шарль Бодлер. Тому же неустанно учил и Готье, самый изысканный из всех современных критиков, самый очаровательный из всех современных поэтов. "Ведь каждого может растрогать восход или закат, - любил повторять Готье: - отличительная же черта художника не столько в том, что он чувствует природу, сколько в том, что он может ее передать". Полнейшее подчинение всех умственных и эмоциональных проявлений такому созидательному и жизненному принципу поэзии - есть лучший залог того, как силен и могуч наш Ренессанс.
С. 133
 
Мы видели, что художественный дух проявляется раньше всего не в сюжете, а в форме, в восхитительной области техники, - в области языка, - и что именно форма управляет фантазией творца при обработке его сюжета
Но
 
== Примечания ==