Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 4, 1863.pdf/118: различия между версиями

<section begin="Федр" /><!-- {{pl|278}}{{pl|278|B}} -->или говорено серьезно, какъ будто все это рапсодіи<ref>''Какъ будто все это рапсодіи'' — ὡς ''οἱ'' ῥαψῳδούμενοι. Λόγοι ῥαψῳδούμενοι, или ῥαψῳδίαι отъ (ράπτειν τὴν ῳδἤν), по изъясненію Аста, суть carmina continua, quae solus cantat; vel continua pronunciatione (recitatione) utitur, ideoque a histrione distinguitur (Rep. II, 373 B. Legg. VI, 764 D). Такое понятіе о рапсодіяхъ, очевидно, поставляетъ онъ въ противоположность съ сочиненіями драматическими; слѣдовательно, согласно съ изъясненіемъ Аста, всякая эпопея будетъ рапсодія. Но это — явное недоразумѣніе. Рапсодія, конечно, есть песнь непрерывная; но она предполагаетъ эпопею, изъ которой должна быть заимствована. Поэтому рапсодіи Омировы суть разсказы о богахъ и герояхъ, на основаніи эпопей Омира (см. Jon. 530 В. С). Рапсодіями Греки называли также краткіе импровизаціи певцовъ о любовныхъ дѣлахъ и событіяхъ вымышленныхъ. На такіе рапсодіи указываетъ Свида — ῥαψῳδῆσαι ἐστι τὸ ολυαρῆσαι, ἤ τὸ ἀπλῶς λαλεῖν καὶ ἀπαγγεῖλαι χωρὶς ''έργου'' τινός. Подобнаго рода рапсодами на сѣверѣ были барды или баяны, а рапсодіями ихъ — выдержки изъ народныхъ преданій, баллады, героическіе и романтическіе повести. Впрочемъ здѣсь, очевидно, различаются два рода рѣчей: одни рѣчи (писанные и неписанные, прозаическіе и стихотворные), немеющіе знанія о прекрасномъ) добромъ и справедливомъ; другіе, основывающіеся на этомъ знаніи и напечатлевающіе его въ душахъ.</ref>, которые читаются безъ разбора и знанія, имеющего цѣлью убѣжденіе. Между тѣмъ лучшіе изъ нихъ пишутся для напоминанія людямъ знающимъ: это — сочиненія учительные<ref>разумѣются сочиненія философскіе, въ которыхъ должно быть раскрываемо ученіе объ истинномъ, добромъ и прекрасномъ, такъ какъ въ этомъ ученіи всякая ораторская рѣчь должна найти свое основаніе и твердость.</ref>, которые произносятся для наставленія и, дѣйствительно вписывая въ души уроки о праведномъ, прекрасномъ и добромъ, носятъ на себѣ характеръ дѣйственности и совершенства, достойнаго серьезной внимательности. Такіе рѣчи писатель долженъ почитать какъ бы родными своими дѣтьми, то-есть, сперва рѣчь, возникшую въ немъ самомъ, если она есть, потомъ произошедшіе отъ ней порожденія и сестры ея, развывшіеся въ душахъ другихъ людей, а прочіе оставить. И вотъ, должно быть, тотъ человѣкъ, котораго я и ты, Федръ, желали бы осуществить собою.

''Федр.'' Да, я желаю и прошу себѣ именно того, о чѣмъ ты говоришь.