Иппарх (Платон; Карпов): различия между версиями

''Сокр.'' Что такое — корыстолюбие? Что оно? и кто корыстолюбцы<ref>1) Самое начало этого диалога показывает его подложность, как заметил это еще ''Valkenar.'' ad Callimach. Fragm. p. 32. Правда, и Платон иногда вводит своих читателей как бы пряно в средину речи: но у него это бывает иначе, стоит только сравнить, например, вступление Братяжа и Филеба. Притом, начальная «раза Иппарха: Τί γὰρ τὸ φιλοκερδές — вовсе не платоническая. К чему здесь это γάρ? Посему Бекк (Præfat. ad. Simonia Socratici Dialogos p. XXVII) хотел читать этот текст так: Τί γαρ; τἀ φίλοκερδὲς τί ποτέ ἐστι, καὶ τίνες οἱ φιλοκερδείς, чрез это вступительная речь представляется, конечно, не так странною.

''Сокр.'' Ты отвечай мне внимательно а не так легкомысленно, будто обиженный кем-нибудь<ref>1) Явно, что такой тон речи нисколько не свойствен Сократу. Собеседник его, как видно из предшествующих ответов, и не думал сердиться или обижаться чем-нибудь, а только настаивал на объявленном своем мнении с надлежащею скромностью, так как оно не было еще достаточно опровергнуто Сократом. Напротив, Сократ досадует, что он не вдруг соглашается с его словами, и относится к нему с какими-то вовсе неприличными выражениями педанта-наставника, что никак не в тоне и характере истинного Сократа.</ref>. Я спрашиваю тебя как бы опять сначала. Не согласишься ли ты, что корыстолюбец есть знаток в достоинстве того, чем желает он корыстоваться?

''Сокр.'' Так ты, — человек такой молодой, не берись обманывать меня, старика<ref>2) Этот оборот есть явное подражание словам Сократа в Меноне р. 76 А. 81 Е.</ref>, давая мне, как сейчас, такой ответ, какого нет в твоей голове, но скажи правду<ref>3) Прежде, то есть, собеседник утверждал, что корыстолюбцы хотят корыстоваться от вещей ничего нестоящих, а теперь полагает, что вещам, которыми корыстуются, они приписывают некоторую ценность. В этом-то Сократ замечает хитрость или неискренность своего собеседника. Но как это неловко, неестественно, несократически!</ref>: точно ли есть, думаешь, какой-нибудь земледелец, который {{перенос|зна|ет}}

''Др.'' Но корыстолюбивыми, Сократ, я хочу называть тех, которые, по ненасытности, всегда чрезвычайно жадничают и корыстуются даже маловажным, мало или ничего нестоящим<ref>1) Это — второе определение корыстолюбия. Корыстолюбивыми называются те, которые, по ладности, сильно домогаются вещей маловажных, или даже ничего нестоящих. Достойно замечания, каким образом Сократ обличает собеседника во лжи. Сперва опять поставляется на вид мнение его, что корыстолюбивые желают τὰ ὀλίγου καὶ οὐδενὸς ἄξια, и отсюда выводится, что такие люди находятся в крайнем заблуждении и невежестве. Потом полагается, что корысть, поколику она противоположна убытку, есть добро, следовательно, корыстолюбивые любят добро. А так как любовь к добру надобно приписать всем людям, то корыстолюбие есть свойство всех людей. Софизм, очевидно, заключается в том, что из понятия корысти, как добра ad hominem, делается заключение к добру pro genere humano, т. е. из частного выводится общее.</ref>.

''Др.'' Думаю, мнение того, Сократ, кто правильно понимает человека корыстолюбивого; а правильно понимает его тот, кто занимается подобными делами и желает получать корысть от того, чем добрые корыстоваться не смеют<ref>1) Собеседник делает здесь третье определение корыстолюбия, полагая, что корыстолюбивыми называются те, которые хотят корыстоваться вещами, невыносимыми для человека честного и совестливого. Посему это определение тем только отличается от прежнего, что там принимаемы были в расчет вещи ничего незначащие, а здесь берутся постыдные.</ref>.

''Сокр.'' Моего и твоего согражданина, сына Пизистратова из демы филедской, Иппарха<ref>1) Сократ, с намерением оправдать себя пред собеседником, что не хочет его обманывать, приводит мнение Иппарха, что друзей обманывать {{перенос сноски|ref}}</ref>, который между детьми {{перенос|Пи|зистрата}}

{{перенос2|Пи|зистрата}} был самым старшим и самым мудрым. Этот Иппарх показал иного и других прекрасных опытов мудрости<ref>1) Примеры его мудрости выставляются у Геродота (IV, 76, 5), где рассказывает о них Анахарсис, γῆν πολλῆν θεωρήσας καὶ ἀποδεξάμενος κατ’ αὐτὴν σοφίην πολλήν.</ref>, да первый принес на эту землю и поэмы Омара<ref>2) То, что здесь приписывается одному Иппарху, другие писатели усвояют большею частью Содону и Пизистрату. См. ''Wolfii'' Prolegg. ad Hom. p. XCIX, CX, CX1 sq. ''Heynii'' Excurs. ad Iliad. XXIV, T. VIII, p. 609. ''Heinrich.'' Epimenid. p. 157. Его же De diasceustis Homeri, p. 17 sq., a особенно ''Perizon.'' ad Aelian. V. Hist. VIII, 2. Поэтому не лишнее исследовать, откуда взял свое сказание писатель Иппарха. Можно сказать почти с уверенностью, что возбуждаемый страстью к ораторству, он находил приличным все установления, приписываемые Солону и Пизистрату, отнести к своему герою. Если это справедливо, то нельзя не согласиться с ''Нитшема'', который в книге De Historia Homeri (p. 16<ref>4) Об Анакреоне и Симониде то же говорит и Элиан (Vitt. VIII, 2);</ref> говорит, что для правильной оценки излагаемого в Иппархе рассказа нужно бы решись другой вопрос, где у Аттиков был Омир, и откуда Иппарх мог принесть его. Писатель Иппарха ясно сказал: τὰ Ὁμήρου ἔπη πρῶτος ἐκόμησεν εἰς τὴν γῆν ταυτηνί. Потом это сказание без всякой критики принял ''Элиан'' и стал в пряное противоречие с своими же словами (Libr. XIII, с. 14) о Пизистрате, Оговариваясь только: εἰ δὴ ὁ Ἱππάρχος Πλάτωνός ἐστι τῷ ὄντι.</ref> и заставил рапсодов преемственно читать их по порядку<ref>3) Диоген Лаэрций приписывает это Солону, говоря (in Solone § 57), что он первый установил читать омирические стихи ἐξ ύπόββλῆς, т. е. ἐξ ὑπολήψεως. Снес. ''Wolf''. Prolegg. ad Hom. p. 140. С этим почти согласно сказание Цицерона (de Orat. III, 34,137), который говорит, что книги Омира, сначала смешанные, Пизистрат привел в известный порядок. Об этом же постановлении, скрыв только имя постановителя, говорит ''Исократа'' — Panegyr. с. 42. ''Lycurg''. adv. Leocr. с. 26.</ref> на панафинеях, как делают они это и теперь. Он же привез в наш город и Анакреона теосского, послав за ним пятидесяти-весельное судно; а Симонида кеосского всегда имел при себе и располагал его к тому великими наградами и дарами 4) . Это делал он, желая {{перенос|образо|вать}}

{{перенос2|образо|вать}} граждан, чтобы управлять ими, как наилучшими, и не считал нужным завидовать кому-нибудь в мудрости, так как был человек прекрасный и добрый. Когда же жители городские вышли у него образованными и удивлялись его мудрости, — он задумал дать образование и жителям сельским; а для этого по дорогам — и среди города и по демам поставил эрмиады<ref>1) ''Эрмиады'' — Ἐρμᾶς ἔστησεν. Эрмиады или эрмы были у Греков τετράγωνοι κίονες — четырехугольные статуи, медные или мраморные, без рук, и без телесных форм, но с человеческою головою. они представляли Меркурия и от того получили свое имя. Их нередко поставляли пред дверьми храмов и пред домами знаменитых граждан, чаще же всего на перекрестках, или в таких пунктах, где сходилось иного дорог. В этом случае на них были надписи, показывавшие, куда ведет дорога, а другие заключали в себе какие-нибудь нравственные правила жизни. Об этих-то эрмиадах говорит ''Cornei. Nepos'' (v. Alcib. с. 3), что в одну ночь в Афинах все они были опрокинуты, кроме одной, стоявшей пред дверьми Андокида и называвшейся эрмиадою Андокидовою. ''Herman,'' Lex. у. Hermae.</ref>, потом из запаса своей мудрости, какая частью была изучена, частью изобретена им самим, избрал по своим мыслям наимудрейшее и, изложив это в элегиях<ref>2) Здесь говорится об эрмиадах придорожных, стоявших по путям между Афинами и демами. На них было по две надписи: одна на правой стороне, другая на левой. По исследованию Фурмонция, с одной стороны начертывался пентаметр, с другой гексаметр; и это писатель Иппарха называет ἐλεγεῖον, только, кажется, неправильно; потому что ἐλεγεῖον есть двустишие, каким гномические философы древности обыкновенно выражали ту или другую мысль.</ref>, свои стихотворения и образцы своей мудрости начертал на тех эрмиадах, чтобы граждане его не удивлялись уже мудрым надписям дельфийским, каковы: «познай себя», «ничего слишком», и другие подобные, но считали более мудрыми изречения Иппарха и, при прохождении взад и вперед мимо эрмиад, перечитывая начертанное на них и наслаждаясь мудростью Иппарха, приходили из деревень для образования себя и во всем прочем. Надписей было две. На левой стороне каждой эрмиады написан был армий, говорящий, что он стоит на средине между городом и демою, а на правой,—