Протагор. Введение (Карпов): различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м →Карпов В. Н. Протагор Платона: оформление |
м →Карпов В. Н. Протагор Платона: +сноски, пунктуация |
||
Строка 1:
{{Сочинения Платона|Протагор. Введение|т=1}}
= Карпов В. Н. Протагор Платона =
Bo времена Сократа и Платона был в большом ходу вопрос: «Добродетель приобретается ли воспитанием и наукою, или сообщается самою природою?» Греческие умствователи решали эту задачу не одинаково: одни доказывали, что не учась добродетели, нельзя быть добродетельным; другие, что без естественного расположения человека к добру, никакая наука не поможет сделаться добрым 1). О том же самом предмете, меявду прочим, рассуждал и Платон, и свои мысли о нем изложил в четырех разговорах: Протагоре, Эвтидеме, Меноне и Лахесе. Некоторые критики, сравнивая содержание этих разговоров в отношении к рассматриваемому вопросу, находили, что Платон в них противоречит сам себе, что будто, например, в Протагоре он основывает добродетель на знании, следовательно поставляет ее в зависимость от науки, а в Меноне почитает ее даром богов, следовательно выводит из круга человеческой воли. Но мы уже имели случай говорить, что истолькова-▼
▲Bo времена Сократа и Платона был в большом ходу вопрос: «Добродетель приобретается ли воспитанием и наукою, или сообщается самою природою?» Греческие умствователи решали эту задачу не одинаково: одни доказывали, что не учась добродетели, нельзя быть добродетельным; другие, что без естественного расположения человека к добру, никакая наука не поможет сделаться добрым
<!-- 43 -->
тели нашего философа нередко навязывали ему такие положения, о которых он и не думал; потому что часто самую иронию его понимали как речь серьезную, и таким образом, по пословице, nubem pro Iunone amplexi sunt. Чтобы определить истинный смысл Платонова учения об источнике добродетели, надобно непрестанно иметь в виду показанный нами выше общий характер Платоновых сочинений. С этим именно указателем мы будем рассматривать содержание каждого из четырех упомянутых разговоров, и, кажется, не ошибемся в своем заключении.
Протагор
Удовлетворяя сильному желанию Иппократа, Сократ приводит его в собрание софистов и представляет Протагору, их корифею. Высокое мнение Протагора о своей науке располагает Сократа теснее ограничить прежнее значение софиста и подает повод к вопросу: чему он
<!-- 44 -->
учит? Протагор отвечает, что его предмет
Желая доказать, что добродетели учить нельзя, Сократ указывает сперва на Афинян, которые, когда дело касается художеств, советуются только с художниками, а когда надобно рассуждать о политике, принимают мнения от всех граждан, предполагая, что политическая добродетель, и без особенных наставлений, должна быть всем известна; потом подтверждает свое мнение примерами частных лиц, которые, будучи сами добродетельны, не передают и не могут передать своих добродетелей даже собственным детям. Но Протагор доказательствам Сократа противополагает сперва приточные, потом прямые основания, что добродетель бывает и должна быть предметом науки. Посредством притчи об Эпиметее и Прометее, он старается доказать, что небо дало добродетель всем людям, и для того Афиняне допускают всех граждан к совещаниям о политике. А так как отсюда можно было заключить, что излишне было бы учить добродетели, если она есть дар неба; то Протагор, как будто забыв о своей притче и, противореча самому себе, доказывает, что добродетель не врождена, а приобретается наукою. Что же касается до того, что у добродетельных родителей часто бывают худые дети, то объясняет это большими или меньшими способностями к добродетели. 313, В. 328, D.
Строка 22 ⟶ 19 :
<!-- 45 -->
добродетель приобретается наукою, и понимавший ее, как внешнее стяжание, натурально должен был допустить многоразличие ее видов, или частей, непохожих одна на другую. Но Сократ, разумея добродетель, как одно безразличное и нераздельное существо, нечувствительно приводит Протагора к заключению
Но чтобы показать, сколь-слабо чувствует софист величие добродетели нравственной, без которой невозможно знание и юридической, Платон предоставляет Протагору изъяснить песнь Симонида о том: возможно ли быть добрым? Протагор изъясняет ее, но не понимает, что ''делаться'' и ''пребывать''
Этим, казалось бы, надлежало и окончить разговор; но Сократ, подведши все прочие добродетели под понятие одной в смысле метафизическом, и посредством Симонидовой песни, сблизивши Протагора с мыслью о том, что она не может быт предметом науки, еще не иссле-
<!-- 46 -->
довал: должно ли и мужество почитать добродетелью нравственною? Спросят: для чего такой существенный момент задачи оторван от своего целого и отброшен к концу разговора? Отвечаем, что он вовсе не оторван, но соединяется с главными частями беседы эпизодом, или экзегетическим рассуждением о Симонидовой песни. Протагор уже соглашается, что мудрость, рассудительность, справедливость и святость имеют значительное между собою сходство, но мужество отличает от них. Чтобы преодолеть это последнее упорство, Сократ требует определения мужества; и так как Протагор за существенную черту его принял смелость, даже отважность, τυ спрашивает: смелые знают ли, на что отваживаются?
Видя себя снова опровергнутым, Протагор так смешался, что не хотел более отвечать и замолчал. Но
<!-- 47 -->
Сократ сказал: Я спрашивал тебя для того только, ''чтобы исследовать все, относящееся к добродетели, и в чем состоит самая добродетель. Знаю, что по раскрытии этого совершенно объяснилось бы и то, о чем мы оба так долго рассуждали
Такое содержание Платонова Протагора показывает, что предположенная задача: можно ли учить добродетели? окончательно не решена в нем. По этому Шлейермахер и Штальбом думают, что целью рассматриваемого диалога Платон полагал не действительное исследование предположенного вопроса, а обнаружение недостаточности софистических умствований для познания истины, и показание того, какова должна быть достойная своего имени диалектика. Но не отвергая этой формальной, или методической цели, не трудно заметить в Платоновом Протагоре и другую, более реальную, имеющую прямое отношение к самому предмету беседы. Мы уже сказали, что Сократ мало по малу отвлек внимание Протагора от разнообразия политических добродетелей, и обратил его к единству добродетели нравственной, сущность которой он всегда поставлял в знании или мудрости
<!-- 48 -->
потому что в ком она есть, тот уже знает ее; а в ком нет, тот должен наперед узнать ее, следовательно иметь добродетель прежде добродетели. Потому-то Платон истинную добродетель, т. е., знание и мудрость, приписывает одному Богу и производит ее от одного Бога. И так целью рассматриваемого разговора было
1) Добродетель сама по себе одна, и состоит в знании
2) На земле могут быть учители добродетелей (в смысле юридическом); но дать человеку добродетель может один Бог
Считаем нужным также заметить, что учение, излагаемое в Протагоре, обнаруживает характер более философии Сократовой, чем Платоновой. Это видно из того, что все добродетели здесь приводятся к одному знанию, что главных добродетелей считается не четыре, как в позднейших сочинениях Платона, а пять; то есть, к справедливости, рассудительности, благоразумию и мужеству, причисляется еще святость, или благочестие
▲2) На земле могут быть учители добродетелей (в смысле юридическом); но дать человеку добродетель может один Бог 2).
▲Считаем нужным также заметить, что учение, излагаемое в Протагоре, обнаруживает характер более философии Сократовой, чем Платоновой. Это видно из того, что все добродетели здесь приводятся к одному знанию, что главных добродетелей считается не четыре, как в позднейших сочинениях Платона, а пять; то есть, к справедливости, рассудительности, благоразумию и мужеству, причисляется еще святость, или благочестие 3), и что похвальное и приятное принимаются за одно и тоже, то есть, предписывается так пользоваться удовольствиями, чтобы это было согласно с мудростью.
Истолкователи Протагора представляют себе еще вопрос: к какому времени Платон относил свой разговор? Протагор в нем уже старик, Сократ еще молод, Алкивиад πρώτον ὑπηωήτης, Агатон νέον ἔτι μηράκιον. Ho первый умер в 1,94 ол.; третий был полководцем Афинян в Пелопонесе в 1,90 ол.; четвертый одержал победу в качестве трагического поэта в 90 ол. Притом, слушателями Протагора и Сократа представляются дети
<!-- 49 -->
Перикла, которые умерли от заразы еще при начале пелопонесской войны, в 3,87 ол. Следовательно, разговор можно относить к 1 или 2, 87 ол. Этому заключению не противоречит то обстоятельство, что хозяином дома, в котором происходила беседа, представляется Каллиас, следовательно Иппоник как будто предполагается умершим; а он был убит в делосском сражении в 1,89 ол. В разговоре вовсе не упоминается о смерти Иппоника, и Каллиас мог распоряжаться в доме, просто за отсутствием отца. Что же касается до того, что Ферекратовы ἄγριοι, по Протагору, представлены были на сцене в прошедшем году (πέρυοι), а по Атенею, при преторе Аристионе, в 4,89 ол.; то в справедливости последнего показания можно сомневаться, потому что мнения Атенея о Платоне часто бывают вовсе неосновательны и отзываются какою-то странною ненавистью. Впрочем, если бы в Платоновом Протагоре и действительно найдены были какие-нибудь анахронизмы; то и тогда не следовало бы обвинять Платона; потому что целью его была истина не хронологическая, а философская. Он, как философ и мимик, замечал только учения и снимал отличительные черты с предметов, ему представлявшихся, не заботясь о том, когда существовали эти учения и были ли современны сводимые им лица и обстоятельства.
|