Эвтидем (Платон; Карпов): различия между версиями

крат.—Отложите же все прочие рассуждения до другого времени, сказал я; а теперь покажите себя только в следующем: доставьте мне и всем присутствующим удовольствие; убедите этого мальчика, что должно философствовать и любить добродетель; это к нему, по его возрасту, идет. Я и прочие, здесь находящиеся, сильно желаем, чтобы он был самым лучшим человеком. Перед вами сын Аксиоха, следовательно, внук Алкивиада старшего, и племянник того, который ныне здравствует; имя его Клиниас <ref>1) ''Племянник того, который ныне здравствует'', αὐτανεψιὸς τοῦ νῦν ὅντος Ἁλκιβιάδου. Из этих слов Пинзгер заключает, что Платонов Эвтидем написан до изгнания Алкивиада; но греческий текст показывает только то, что, когда Платон писал своего Эвтидема, Алкивиад был еще жив.</ref>. Так как он молод, то мы опасаемся, чтобы кто-нибудь, предупредив нас, не развратил его и, пользуясь его молодостью, не наклонил мыслей его к каким-нибудь другим предметам. Поэтому вы пришли весьма кстати. Если для вас не составит это труда, испытайте нашего мальчика, побеседуйте с ним в нашем присутствии. — Почти так говорил я.—На это Эвтидем решительно и смело сказал: какой труд, Сократ; лишь бы юноша согласился отвечать.—О, к этому-то именно он и привык, заметил я: друзья, то и дело, обращаются с ним, часто спрашивают его и заставляют разговаривать; следовательно в ответах он будет вероятно смел.

своими открытиями диалектикам <ref>1) Доверяют пользоваться своими открытиями диалектикам; потому что под именем диалектики Греки разумели науку, исследывающую внутренние свойства вещей, что ныне философия, и в этом отношении противополагали ее наукам опытным, которые занимаются явлениями природы. См. de Rep. VII. p. 531. В. — 536. C.</ref>.— Так, прекраснейший и мудрейший Клиниас, сказал я, истинно так.—Конечно, продолжал он, даже и полководцы, взяв какой-нибудь город, или лагерь, передают его политикам <ref>2) Политикам, πολιτικοῖς ἀνδράσι, то есть, дипломатам, которые рассуждают о сдаче взятых лагерей или городов, об условиях мира или перемирия, об управлении завоеванными странами и проч. Сравнение полководцев с ловцами перепелов, кажется, есть намек на отношение сильнейших греческих республик к слабейшим, и походит на колкую укоризну, хотя Сократ, как известно, был и великий патриот.</ref>, как ловцы перепелов, которые сдают свою добычу перепелопитателям, потому что сами не могут пользоваться тем, что взяли. По этому, если нам нужно такое искусство, сказал он, которое, научая делать или ловить, равно научало бы и пользоваться делом или добычею, и чрез то доставляло бы нам счастье; то, вместо воинского, надобно поискать какого-нибудь другого.

Скажите (впрочем как бы мне и недоумевать, когда вы, люди чудно мудрые, говорите, что я все знаю), — скажи, Эвтидем, как я могу знать подобное тому, что люди добрые несправедливы? Скажи, знаю ли я это, или не знаю?—Знаешь, отвечал он.—Что знаю? спросил я.— Что люди добрые не несправедливы. — Да, конечно, и давно&nbsp; уже; но вопрос не о том: я говорил, что люди добрые несправедливы. Откуда бы мне знать это? — Ни откуда, отвечал Дионисиодор. — Следовательно, я не знаю этого? — Ты портишь разговор, сказал Эвтидем Дионисиодору. Если бы Сократ не знал этого; то был бы вместе знаток и не знаток. — Дионисиодор покраснел. — А ты-то, Эвтидем, что говоришь? возразил я. Твой брат утверждает, думаешь, несправедливо: но ведь он все знает?—Я брат Эвтидема? быстро подхватил Дионисиодор. — Подожди, любезный, сказал я, пока Эвтидем не научит меня, каким образом я знаю, что люди добрые бывают несправедливы, и не позавидуй моей науке. — Бежишь, Сократ, сказал Дионисиодор, отвечать не хочешь. — Естественно; потому что я слабее вас и по одиночке: как же не бежать от двоих-то? Мне далеко до Иракла: но и он не мог сражаться в тоже время и против гидры, этой софистки, у которой, по причине ее мудрости, вместо одной отсеченной словесной головы, рождались многие; и против рака, другого софиста, по-видимому, только что вышедшего из моря. Когда этот последний досаждал ему своими словами и кусал его слева; Иракл позвал на помощь племянника своего Иолея, который действительно помог ему <ref>1) Басня о сражении Иракла с Гидрою и раком, весьма хорошо выражает диалектический спор Сократа с софистами: в ней каждое обстоятельство имеет ближайшее приложение к настоящему делу — даже и то, что рак, надоевший Ираклу, недавно выплыл из моря и кусал его</ref>. Если бы и

ко мне пришел сюда Иолей, мой Патрокл <ref>1) О Патрокле, брате Сократа, Платон не упоминает ни в каком другом месте своих разговоров; да и из прочих писателей никто не говорит о нем. Один только Гемстергузий (ad Lucian. som. § 1<ref>2) ''Сходный с ним по имени''. Здесь говорится о сходстве имен Πατροκλῆς и Ἰφικλῆς. Сократ, очевидно шутит над старанием софистов отыскивать в каждом слове основание для какого-нибудь нового софизма. Он как бы так говорит: чего стоит вам Иолеевым отцом сделать, вместо Ификла, Патрокла; ведь имена-то их сходны.</ref>, предлагает догадку, будто этот Патрокл был ваятель, процветавший в 95 олимп. и упоминаемый Плинием (Hist. natur. 37. 8.), что впрочем едва ли справедливо. Сократ в настоящем месте говорит о своем брате, что он πλέον ὄν θάτερον ποιήσειεν. Это выражение филологи объясняют следующим образом: malam rem etiam peiorem redderet. Но такое объяснение, по нашему мнению, вовсе не верно. Во-первых здесь нет и мысли о худом деле; во вторых θάτероν значит не ''хуже'', а ''иначе'', от τὸ ἔτероν. По этому я перевожу: ''он поступил бы еще не так'', то есть, он помог бы мне еще более, чем Иолей Ираклу. Впрочем это сказано иронически, а не в собственном смысле.</ref>; то поступил бы еще не так. — Полно тебе петь-то, сказал Дионисиодор? отвечай-ка: Иолей более ли был племянником Иракла, чем твоим?—Ты, Дионисиодор, насильно заставляешь меня отвечать тебе по тому, что непрестанно спрашиваешь, сколько могу замечать, от зависти, чтобы помешать Эвтидему преподать мне ту мудрую вещ. — Отвечай же, сказал он. — Отвечаю, что Иолей был племянником Иракла, а моим, как мне кажется, отнюдь не был; потому что отец его—не Патрокл, брат мой, а Ификл, брат Иракла, сходный с ним по имени 2). — Но Патрокл, сказал он, твой ли? — Конечно, мы с ним от одной матери, хотя и не от одного отца. — Следовательно, он и брат тебе и не брат? — Ты слышал, друг мой, что мы только не от одного отца: его отец был Хередем, а мой Софрониск. — И так, отец был Софрониск и Хередем, спросил он? — Да, отвечал я, один мой, другой его. — Но Хередем не был ли другой в рассуждении отца? — Да, в рассуждении моего отца, сказал я.—Однако ж, быв другим в рассуждении отца, он был

смысле на своих черепах <ref>1) По свидетельству Иродота (IV, 26), Скифы, вместо стаканов, употребляли вызолоченные черепа убитых ими неприятелей. Ктизипп, имея в виду то обстоятельство, что известный неприятельский череп принадлежал известному Скифу, принял слово свой в значении не собственности, а принадлежности, подобно тому, как прежде принимал его Эвтидем (собака — твоя; собака есть отец; следовательно собака — отец есть отец твой).</ref>, в каком ты недавно собаку назвал своим отцом, имеют много золота. И что всего удивительнее, — Скифы даже пьют из своих вызолоченных черепов и, положив их верхушкою на ладонь руки, видят их внутренность.—А что? спросил Эвтидем, Скифы и вообще люди, то ли видят, что могут видеть, или и то, чего не могут?—Вероятно, то, что могут.—И ты равным образом? — И я. — Но видишь ли ты наши платья? — Вижу.—Следовательно наши платья могут видеть?&nbsp; —Чудно! отвечал Ктизипп.—А что? сказал Эвтидем.—Ничего: ты, по своей простоте, может быть и в самом деле думаешь, что они видят. У тебя, Эвтидем, кажется, наяву грезы и, если можно говоря не говорить, то в этом именно твое дело. — По разве нельзя, подхватил Дионисиодор, говорить тому, кто молчит?—Никак нельзя, отвечал Ктизипп.—Равным образом, и молчать тому, кто говорит?— Еще менее. — Однако ж, когда ты говоришь: вот камни, деревья, железо; не то ли говоришь, что молчит? <ref>3) Не то ли говоришь, что молчит? οὐ σιγῶντα λέγεις; по-русски надлежало бы сказать: не о том ли говоришь, что молчит? Но таким образом мы упустили бы из вида основание софизма. В выражении οὐ σιγὡντα λέγειν заключается два смысла: молча говорить, и говорить о том, что молчит. Так объясняется этот софизм и у Аристотеля de elenchis Sophist. C. IV. 6. Сравн. X. 8. Тоже и далее: железные вещи говорят как издающие — и проч. φθεγγόμενα καὶ βοῶντα μέγιστον τὰ σιδήρια λέγεται. Иначе: ο железных вещах говорят, что они издают и проч.</ref> —Совсем нет; когда я иду по кузнице, то железные вещи говорят, издавая столь сильный звук и визг, если к ним прикасаются, что заглушаемая ими велеречивость твоя ни-

так ты человек жалкий и вовсе не Афинянин, когда у тебя нет ни отечественных богов, ни храмов, ни прекрасного, ни доброго. — Удержись, Дионисиодор, сказал я, говори лучше, учи меня без брани. Есть у меня и жертвенники, и храмы, как домашние, так и отечественные, есть в этом роде все, что имеют другие Афиняне.—Стало быть и у других Афинян нет отечественного Зевса? — Конечно, отвечал я; это название неизвестно никому из Ионян: ни тем, которые выселились из нашей республики, ни нам самим. Мы признаем отечественным божеством Аполлона, так как от него родился Ион <ref>1) Афиняне и Ионийцы почитали родоначальником своим Аполдона, потому что от него и Креузы родился Ион, давший свое имя Ионийцам. См. Chr. Fel. Baehr. de Apolline patricio 1829. Müller. Vol. 1. p. 244. sq.</ref>; а Зевс называется у нас божеством не отечественным, но блюстительным (ἔρκειος) и братским (φράτριος), подобно Афине, которая также носит имя братской. — Довольно! сказал Дионисиодор: теперь видно, что у тебя есть Аполлон, Зевс и Афина.—Конечно.—И не правда ли, что они твои боги?— Да, прародители и владыки, отвечал я.—Но ведь они твои? или, может быть, ты не признаешь их своими? — Что делать! признаю. — Следовательно, эти боги суть животные? ведь ты согласился, что существо, одаренное душою, есть животное. Впрочем у этих богов, может быть, и нет души? — Есть, отвечал я. — Ну так они животные?—Животные, сказал я. — Потом ты равным образом согласился, что из животных те принадлежат тебе, которых&nbsp; в твоей воле подарить, продать и принести в жертву какому угодно богу?—Согласился, не могу ускользнуть, Эвти-