Викитека

Описание торжества в доме князя Потёмкина (Державин): различия между версиями

Интерактивная навигация по истории
[досмотренная версия][досмотренная версия]
← Предыдущая правкаСледующая правка →
Содержимое удалено Содержимое добавлено
ВизуальныйВики-текст
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 9:
| СЛЕДУЮЩИЙ = [[Анакреон в собрании (Державин)|Анакреон в собрании]]
| ДРУГОЕ =
}}__NOTOC____NOEDITSECTION__
}}
 
<div class='drama text'>
== Описание торжества в доме князя Потёмкина по случаю взятия Измаила<small><ref>В издании 1808 г. полное заглавие было следующее: «Описание торжества, бывшего по случаю взятия города Измаила, в доме генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического, близ Конной Гвардии, в присутствии императрицы Екатерины II, 1791 года 28 апреля».</ref></small> ==
 
<div class='indent'>
Пространное и великолепное здание, в котором было празднество, не из числа обыкновенных. Кто хочет иметь об нем понятие, прочти, каковы были загородные домы Помпея и Мецената. Наружность его не блистает ни резьбою, ни позолотою, ни другими какими пышными украшениями: древний изящный вкус — его достоинство; оно просто, но величественно. Возвышенная на столпах сень покрывает вход и составляет его преддверие. Торжественные врата с надписью: «Екатерине Великой», сооруженные из двух огромных гранитных и четырех яшмовых столпов, с позлащенными подножиями и надглавиями, ведут из притвора в кругловатый чертог, подобный афинскому одеуму<ref>или пантеону. Георги, Шторх и Реймерс называют дворец Потемкина ''пантеоном.'' В изд. 1792 г.: ''афинейскому.''</ref>.
 
Любопытство остановило бы здесь осмотреть печи из лазоревого камня, обширный купол, поддерживаемый осмью столпами, стены, представляющие отдаленные виды, освещенные мерцающим светом, который вдыхает некий священный ужас; но встречающаяся внезапно из осмнадцати столпов<ref>В издании 1808 г. ''столбов,'' как и выше: ''лазуревого.'' Мы в образовании этих слов придерживаемся отдельного издания 1792 года, которое в некоторых случаях исправнее позднейшего текста.</ref> сквозная преграда, отделяющая чертог сей от последующего за ним, поражает взор и удивляет. Наверху вкруг висящие хоры с перилами, которые обставлены драгоценными китайскими сосудами, и с двумя раззолоченными великими органами разделяют внимание и восторг усугубляют<ref>«Ввечеру, когда кн. Потемкин давал празднество, на сей галерее посажено было 300 человек, составлявших роговую музыку, коя во время прибытия и отъезда императрицы играла, попеременно с голосами певчих, хвалу обладательнице седьмой части земного шара» (рукопись современника, ''Москвитян.'' 1852, № 3).</ref>. Что же увидишь, вступя во внутренность? При первом шаге представляется длинная овальная зала, или, лучше сказать, площадь, пять тысяч человек вместить в себя удобная и разделенная в длину в два ряда еще тридцатью шестью столпами<{{ref>+|«Пусть представят себе зал, имеющий более ста шагов длины и соответственную ширину, обставленный двойною колоннадою колосальных столпов. Около середины их вышины находятся между этими колоннами ложи, убранные шелковыми занавесами и фестонами. В проходе, образуемом двойным рядом колонн, висят на некотором расстоянии один от другого кристальные шары, которых освещение отражается двумя на обоих концах постановленными зеркалами необыкновенной величины. В самом зале нет никакого убранства, ни мебели, так как он назначен для больших празднеств; но в обоих полукружиях, которые вдаются в боковые стены и служат окончанием колоннад, стоят две вазы из каррарского мрамора, соответствующие своею огромностью и изяществом величине и великолепию всего, что их окружает» (Gem. von St. Petersburg, т. I, стр. 61).
 
<p style{{=}}'text-indent:inherit;margin:inherit;'>«Исправное согласие вышины с шириною сего зала и его чрезмерною длиною составляет мастерское произведение зодчего искусства. Карниз оного опирается на четверном ряде столпов из белого вылощенного гипса, идущих по обеим длинным сторонам зала, от чего в нем происходят две узких галереи, по концам которых поставлены друг против друга зеркала чрезмерной величины, кои умножают предметы и дальновидность до бесконечности. Окна в сем зале находятся в двух узких сторонах, кои оканчиваются окружением. От сего ожидаемого недостатка надлежало б полагать{{ref+|В Minerva за декабрь 1800, стр 521—522: Dieser scheinbare Mangel an Helle liess vermuthen и проч.|*}}, что средина залы должна б быть темновата; однакож сия часть получает свое освещение не токмо от купола весьма светлого, но и от состоящего напротив зимнего сада, из которого свет между столпов достаточно в зал падает. Обе стороны, в которых находятся окна, отделены от пола несколькими ступенями. Одно из сих возвышений, с которого императрица, во время празднества смотрела балет, было покрыто драгоценнейшими персидскими шелковыми коврами. Под окнами стояла турецкая софа, во всю стену длиною. На возвышении противуположном находились музыканты. На каждой из сих эстрад стояло тогда по вазе из белого каррарского мармора, с отличною резьбою; подножие оных сделано было из серого мармора. Поелику вазы сии имели совершенный размер к пространству места, в котором находились, то можно заключить о величине оных и драгоценности. Князь Потемкин купил их из оставшего имения герцогини Кингстонской{{ref+|«Сия герцогиня Кингстонская, урожденная мисс ''Чодлей''» (не ''Гудленг'', как в ''Москвитянине''; в немецком описании, в Minerva: Chudleigh), «есть самая та, которая известна по странной своей тяжбе с супругом, по которой едва не лишилась головы. Она жила долгое время в С. Петербурге, у императрицы, и в Дрездене, у вдовствующей курфирстины. Она прибыла вторично в Россию, где близ С. Петербурга купила имение: в оном жила и скончалась». Ср. о ней в одном из примечаний к пьесе: [[Ко второму соседу (Державин)|''Ко второму соседу'']], ниже под 1791 же годом.|**}}. Из оного же были и два паникадила из черного хрусталя, висевшие над вазами. В них находились часы с весьма искусною музыкою; они куплены за 42 т. рублей. Кроме сих паникадил находились в зале еще 56, повешенных отчасти посреди залы, частью же между столпами. На каждом паникадиле в сей вечер горело не меньше 16 свеч. Вообще весь зал казался в огне и от того духота была несносная. Кроме восковых свеч горело в нем 5000 лампад. Лампады были отчасти белые и находились в определенном отстоянии от карниза, частью же пестрые в подобие лилей, роз, тюльпанов и других крупных цветков, кои висели между столпов гирляндами. Действие от сего освещения превосходило все, что только в сем роде вообразить можно» (рукопись совр., ''Москвит.'' 1852, № 3).</p>}}. Кажется, что исполинскими силами вмещена в ней вся природа. Сквозь оных столпов виден обширный сад и возвышенные на немалом пространстве здания. С первого взгляда усомнишься и помыслишь, что сие есть действие очарования, или, по крайней мере, живописи и оптики; но, приступив ближе, увидишь живые лавры, мирты и другие благорастворенных климатов древа, не токмо растущие, но иные цветами, а другие плодами обремененные. Под мирною тению их, инде как бархат, стелется дерн зеленый; там цветы пестреют, здесь излучистые песчаные дороги пролегают, возвышаются холмы, ниспускаются долины, протягиваются просеки, блистают стеклянные водоемы. Везде царствует весна, и искусство спорит с прелестями природы. Плавает дух в удовольствии. Но едва успеешь насладиться издали зрением вертограда, нечувствительно приходишь к возвышенному на степенях сквозному алтарю, окруженному еще осмью столпами, кои поддерживают свод его. Вокруг оного утверждены на подставках яшмовые чаши, а сверху висят лампады и цветочные цепи и венцы; посреди же столпов на порфировом подножии с златою надписью<ref>На сем подножии надпись: ''Матери отечества и мне премилосердой'' (Примеч. Держ.).</ref> блистает иссеченный из чистого мрамора образ божества, щедротою которого воздвигнут дом сей<ref>На портике дома надпись: ''От щедрот Великой Екатерины'' (Примеч. Держ.). По свидетельству Георги в его описании Петербурга (Versuch einer Beschreibung и проч., Спб. 1790), под этою надписью был выставлен год построения дворца, 1784.</ref>. Единое воззрение на него рождает благоговение и воспламеняет душу к делам бессмертным. Сколько людей великих, смотря на него, из почтения или из любочестия прольют слезы! Но, может быть, для того, что не легко достигнуть подобного обожания и славы, алтарь сей окружен лабиринтом. По извивающимся и отененным тропам его, между древесными ветвями, показываются жертвенники благодарности и усердия, истуканы славных в древности мужей, из мрамора и из других редких веществ сосуды, на подножиях возвышенные.
На зеленом лугу, позади алтаря, стоит высокая алмазовидная, обделанная в злато, пирамида. Она украшена висящими гранеными цепочками и венцами, из разных цветно-прозрачных каменьев составленными. Верх ея, из каменьев же, увенчан лучезарным именем Екатерины II. Сим блестящим памятником хозяин хотел, кажется, изобразить твердость и сияние вечной славы своея благотворительницы. Лучи солнечные, сквозь стен, или забрал стеклянных, ударяя в него, отражаются, и, преломляясь несколько крат в телах столь же прозрачных, такое производят радужное сверкание, которого описать не можно. Иногда в самых мрачных тенях мелькают пурпуровые и златые зари. Нельзя лучше представить добродетель, разливающую всюду свое сияние. За обелиском, в самой глубине вертограда, зеркальная пещера. Внутри оной водный кладезь и купель резная из паросского мрамора, выше роста человеческого{{ref+|«К стороне, противоположной сеням, примыкает зимний сад, огромное здание, отделяющееся от зала только описанною сейчас колоннадою. Колонны, без которых оно по огромности своей не могло бы обойтись, замаскированы тем, что им дан вид пальмовых деревьев. Тепло поддержжвается многочисленными в стенах и в колоннах скрытыми печами, и даже под полом проведены жестяные трубы, которые беспрестанно наполняются кипятком» (Gem. von St. Petersburg, ч. I, стр. 63).
 
<p style{{=}}'text-indent:inherit;margin:inherit;'>«Ничто однако великолепием не превосходило зимний сад, примыкавший к большой галерее и в который вход был из круглого зала между столпов. Величина оного была вшестеро больше нежели славного зимнего сада в Эрмитаже императорском; расположен был оный также в английском вкусе, но несравненно лучше. Зеленеющийся дерновый скат вел дорогою, обсаженною цветущими померанцевыми деревьями. Там видимы были лесочки, по окружающим которые решеткам обвивались розы и жасмины, наполняющие воздух благовонием. В кустарниках видимы были гнезда соловьев и других поющих птиц... В разных местах, в земле и в драгоценных горшках, на марморных и гранитных подножиях, видимы были в сем саде редчайшие кустарники и растения. Прохожи, иностранными деревьями обсаженные, срослись между собой столько плотно, что и днем в них было темновато. Печи, которых для зимнего сего сада потребно было не мало, скрыты были за множеством зеркал, одинакой величины и цены чрезвычайной; На дорожках сего сада и на малых дерновых холмочках видимы были на марморных подножиях вазы из того же камня, но другого цвета, либо истуканы из белого мармора, представлявшие Гениев, отчасти венчающих, частью же отправляющих жертвоприношение перед бюстом императрицы... В траве стояли великие из лучшего стекла шары, наполненные водою, в которых плавали золотые и серебряные рыбки. Посредине сада возвышался храм простого, но размернейшего устроения. Его купол, возвышавшийся до самого потолка сего сада, искуснейшею рукою и обманчиво расписанного под вид неба, и способствовавший к поддержанию потолка, опирался на 8 столпах из белого мармора. В оном по ступеням из серого мармора был вход к жертвеннику, служившему подножием изображению императрицы, иссеченному из белого мармора. Императрица представлена была в царской мантии, держащая рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги{{ref+|Эта статуя, по словам Реймерса (St.-Petersburg и проч., Спб., 1805, ч. I, стр. 332), была впоследствии переведена в академию художеств.|*}}. На жертвеннике было подписано: «Матери отечества и моей благодетельнице». Здесь равномерно расставлены были лампады, имеющие подобие цветов, фестонами около столпов как бы обвитые. Позади храма находилась великолепная листвяная беседка; внутренние стены оной состояли из зеркал; в день же празднества наружные решетки были украшены пестрыми лампадами, в подобии яблок, груш и виноградных гроздов. Далее, в день празднества сад весь был еще несравненно более обыкновенного украшен. Все окна оного прикрыты были искусственными пальмовыми и померанцевыми деревьями, коих листья и плоды представлены были из разноцветных лампад. Другие искусственные плоды в подобии дынь, ананасов, винограда и арбузов в приличных местах сада были представлены также из разноцветных лампад. Для услаждения чувств скрытые курильницы издыхали благовония, кои смешивались с запахом цветов померанцевых и жасминных деревьев и испарениями малого водомета, бьющего лавандною водою. Между храмом и листвяною беседкою находилась зеркальная пирамида, украшенная хрусталями, на верху которой блистало имя императрицы, подделанное под брильянты и от которого исходило во все стороны сияние. Близ оной стояли другие менее огромные пирамиды, на которых горели трофеи и вензеловые имена наследника престола, его супруги и обоих великих князей, составленные из фиолетовых и зеленых огней. В сей только вечер окна зимнего сада были скрыты; в прочее время были то двери, вводящие в воздушный сад Таврического дворца. Потемкин, хотя расположил сей сад с самого начала{{ref+|По-немецки в Minerva (стр. 529): «Potemkin hatte ihn zwar erst angelegt»... Это значит: ''хотя сад был разведен только Потемкиным,'' т. е. не прежде вступления его во владение местом.|*}}, но впоследствии с невероятными издержками довел до чрезвычайного степени совершенства. Выгодное местоположение оного придавало ему много цены, а пособие искусства и еще оную возвысило. Сравняли место, сняли пригорки, где оным по плану быть не надлежало, насыпали новые холмы для услаждения зрения дальновидностями. Прямым путем протекавшей речке дали течение извилистое и вынудили из ней низвергающийся водопад, который упадал в марморный водоем. Построены великолепные мосты из железа и мармора; множество истуканов и памятников находилось еще в работе. В намерении том, чтобы из дома и сада можно было оглядывать прелестные дальновидности, приказал князь Потемкин наскоро и вне окружности двора своего построить павилионы и подобное; все сие как волшебством из земли возникло. Словом сказать, он употребил все к соделанию места сего приятнейшим жилищем. Во время последнего праздника ввечеру весь сад освещен был великолепнейшим образом, а воды украшены гондолами (рукоп. совр., ''Москв.'').</p>}}. Такие же две стоят по концам залы пред двумя возвышениями, из коих на одном помещается многочисленный хор музыки, а на другом избраннейшая беседа. Для прочих гостей устроены между столпов ложи. Везде виден вкус и великолепие; везде торжествует природа и художество; везде блистает граненый кристалл, белый мрамор и зеленый цвет, толико глазам приятный. По приличности висят цветочные вязи и венцы, а по надобности лампады и фонари. Невероятной величины зеркала! Все они инде предметы усугубляют, инде увеличивают, а инде удаляют и умаляют. Притом сладкогласное пение птиц, приятное благовоние ароматов, соделывая сие жилище некоею новою поднебесностию или волшебною страною, заставляют каждого в восторге самого себя вопрошать: не се ли Эдем? — Кроме торжественных врат, еще четырьмя большими дверями проходят из сего чертога, однеми во внешний сад, а другими в прочие покои. Хотя по множеству оных, пространству и богатым приборам, приличным более роскоши, нежели земному раю, забудешь красоты его, воображая их в единой токмо блаженной природе; однако в изумлении своем чаешь быть в цветущей Греции, где одеум, лицея, стадии, экседры и театры из разных городов и мест собрались и в одном сем здании воскресли. Там отделено довольное пространство, где мужественная юность может упражняться в военных телодвижениях и прочих гимнастических играх; здесь любящие музыку, пение и пляску найдут себе место для увеселения. Там пленяющиеся живописью могут заниматься творениями Рафаэля, Гвидо-Рени и иных славнейших художников всея Италии; здесь эстампы с оных взоры привлекают. Там азиятской пышности мягкие софы и диваны манят к сладкой неге; здесь европейские драгоценные ковры и ткани внимание на себя обращают. Там уединенные покои тишиною своею призывают в себя людей государственных беседовать о делах, им порученных; здесь обсаженная древами прямовидность представляет гульбище, где бы и Платон с удовольствием мог собирать академию и преподавать свою философию. Словом, для всякого возраста, пола и состояния находятся чертоги, в которых, по склонностям каждого, с приятностию время препроводить можно. Везде достаточная и пристойная услуга, редкая утварь, всего обилие; и если бы какой властелин всемощного Рима, преклоня под руку свою вселенную, пожелал торжествовать звуки своего оружия или отплатить угощения своим согражданам: то не мог бы для празднества своего создать большего дома или лучшего великолепия представить. Казалось, что все богатство Азии и все искусство Европы совокуплено там было к украшению храма торжеств Великой Екатерины. Едва ли есть ныне где такой властитель, которому бы толь обширное здание жилищем служило.
:: _____________
 
<poem>
:: * В Minerva за декабрь 1800, стр 521—522: Dieser scheinbare Mangel an Helle liess vermuthen и проч.
:Великолепные чертоги
 
:: ** «Сия герцогиня Кингстонская, урожденная мисс ''Чодлей''» (не ''Гудленг'', как в ''Москвитянине''; в немецком описании, в Minerva: Chudleigh), «есть самая та, которая известна по странной своей тяжбе с супругом, по которой едва не лишилась головы. Она жила долгое время в С. Петербурге, у императрицы, и в Дрездене, у вдовствующей курфирстины. Она прибыла вторично в Россию, где близ С. Петербурга купила имение: в оном жила и скончалась». Ср. о ней в одном из примечаний к пьесе: [[Ко второму соседу (Державин)|''Ко второму соседу'']], ниже под 1791 же годом.</ref>. Кажется, что исполинскими силами вмещена в ней вся природа. Сквозь оных столпов виден обширный сад и возвышенные на немалом пространстве здания. С первого взгляда усомнишься и помыслишь, что сие есть действие очарования, или, по крайней мере, живописи и оптики; но, приступив ближе, увидишь живые лавры, мирты и другие благорастворенных климатов древа, не токмо растущие, но иные цветами, а другие плодами обремененные. Под мирною тению их, инде как бархат, стелется дерн зеленый; там цветы пестреют, здесь излучистые песчаные дороги пролегают, возвышаются холмы, ниспускаются долины, протягиваются просеки, блистают стеклянные водоемы. Везде царствует весна, и искусство спорит с прелестями природы. Плавает дух в удовольствии. Но едва успеешь насладиться издали зрением вертограда, нечувствительно приходишь к возвышенному на степенях сквозному алтарю, окруженному еще осмью столпами, кои поддерживают свод его. Вокруг оного утверждены на подставках яшмовые чаши, а сверху висят лампады и цветочные цепи и венцы; посреди же столпов на порфировом подножии с златою надписью<ref>На сем подножии надпись: ''Матери отечества и мне премилосердой'' (Примеч. Держ.).</ref> блистает иссеченный из чистого мрамора образ божества, щедротою которого воздвигнут дом сей<ref>На портике дома надпись: ''От щедрот Великой Екатерины'' (Примеч. Держ.). По свидетельству Георги в его описании Петербурга (Versuch einer Beschreibung и проч., Спб. 1790), под этою надписью был выставлен год построения дворца, 1784.</ref>. Единое воззрение на него рождает благоговение и воспламеняет душу к делам бессмертным. Сколько людей великих, смотря на него, из почтения или из любочестия прольют слезы! Но, может быть, для того, что не легко достигнуть подобного обожания и славы, алтарь сей окружен лабиринтом. По извивающимся и отененным тропам его, между древесными ветвями, показываются жертвенники благодарности и усердия, истуканы славных в древности мужей, из мрамора и из других редких веществ сосуды, на подножиях возвышенные.
На зеленом лугу, позади алтаря, стоит высокая алмазовидная, обделанная в злато, пирамида. Она украшена висящими гранеными цепочками и венцами, из разных цветно-прозрачных каменьев составленными. Верх ея, из каменьев же, увенчан лучезарным именем Екатерины II. Сим блестящим памятником хозяин хотел, кажется, изобразить твердость и сияние вечной славы своея благотворительницы. Лучи солнечные, сквозь стен, или забрал стеклянных, ударяя в него, отражаются, и, преломляясь несколько крат в телах столь же прозрачных, такое производят радужное сверкание, которого описать не можно. Иногда в самых мрачных тенях мелькают пурпуровые и златые зари. Нельзя лучше представить добродетель, разливающую всюду свое сияние. За обелиском, в самой глубине вертограда, зеркальная пещера. Внутри оной водный кладезь и купель резная из паросского мрамора, выше роста человеческого<ref>«К стороне, противоположной сеням, примыкает зимний сад, огромное здание, отделяющееся от зала только описанною сейчас колоннадою. Колонны, без которых оно по огромности своей не могло бы обойтись, замаскированы тем, что им дан вид пальмовых деревьев. Тепло поддержжвается многочисленными в стенах и в колоннах скрытыми печами, и даже под полом проведены жестяные трубы, которые беспрестанно наполняются кипятком» (Gem. von St. Petersburg, ч. I, стр. 63).
 
«Ничто однако великолепием не превосходило зимний сад, примыкавший к большой галерее и в который вход был из круглого зала между столпов. Величина оного была вшестеро больше нежели славного зимнего сада в Эрмитаже императорском; расположен был оный также в английском вкусе, но несравненно лучше. Зеленеющийся дерновый скат вел дорогою, обсаженною цветущими померанцевыми деревьями. Там видимы были лесочки, по окружающим которые решеткам обвивались розы и жасмины, наполняющие воздух благовонием. В кустарниках видимы были гнезда соловьев и других поющих птиц... В разных местах, в земле и в драгоценных горшках, на марморных и гранитных подножиях, видимы были в сем саде редчайшие кустарники и растения. Прохожи, иностранными деревьями обсаженные, срослись между собой столько плотно, что и днем в них было темновато. Печи, которых для зимнего сего сада потребно было не мало, скрыты были за множеством зеркал, одинакой величины и цены чрезвычайной; На дорожках сего сада и на малых дерновых холмочках видимы были на марморных подножиях вазы из того же камня, но другого цвета, либо истуканы из белого мармора, представлявшие Гениев, отчасти венчающих, частью же отправляющих жертвоприношение перед бюстом императрицы... В траве стояли великие из лучшего стекла шары, наполненные водою, в которых плавали золотые и серебряные рыбки. Посредине сада возвышался храм простого, но размернейшего устроения. Его купол, возвышавшийся до самого потолка сего сада, искуснейшею рукою и обманчиво расписанного под вид неба, и способствовавший к поддержанию потолка, опирался на 8 столпах из белого мармора. В оном по ступеням из серого мармора был вход к жертвеннику, служившему подножием изображению императрицы, иссеченному из белого мармора. Императрица представлена была в царской мантии, держащая рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги*. На жертвеннике было подписано: «Матери отечества и моей благодетельнице». Здесь равномерно расставлены были лампады, имеющие подобие цветов, фестонами около столпов как бы обвитые. Позади храма находилась великолепная листвяная беседка; внутренние стены оной состояли из зеркал; в день же празднества наружные решетки были украшены пестрыми лампадами, в подобии яблок, груш и виноградных гроздов. Далее, в день празднества сад весь был еще несравненно более обыкновенного украшен. Все окна оного прикрыты были искусственными пальмовыми и померанцевыми деревьями, коих листья и плоды представлены были из разноцветных лампад. Другие искусственные плоды в подобии дынь, ананасов, винограда и арбузов в приличных местах сада были представлены также из разноцветных лампад. Для услаждения чувств скрытые курильницы издыхали благовония, кои смешивались с запахом цветов померанцевых и жасминных деревьев и испарениями малого водомета, бьющего лавандною водою. Между храмом и листвяною беседкою находилась зеркальная пирамида, украшенная хрусталями, на верху которой блистало имя императрицы, подделанное под брильянты и от которого исходило во все стороны сияние. Близ оной стояли другие менее огромные пирамиды, на которых горели трофеи и вензеловые имена наследника престола, его супруги и обоих великих князей, составленные из фиолетовых и зеленых огней. В сей только вечер окна зимнего сада были скрыты; в прочее время были то двери, вводящие в воздушный сад Таврического дворца. Потемкин, хотя расположил сей сад с самого начала**, но впоследствии с невероятными издержками довел до чрезвычайного степени совершенства. Выгодное местоположение оного придавало ему много цены, а пособие искусства и еще оную возвысило. Сравняли место, сняли пригорки, где оным по плану быть не надлежало, насыпали новые холмы для услаждения зрения дальновидностями. Прямым путем протекавшей речке дали течение извилистое и вынудили из ней низвергающийся водопад, который упадал в марморный водоем. Построены великолепные мосты из железа и мармора; множество истуканов и памятников находилось еще в работе. В намерении том, чтобы из дома и сада можно было оглядывать прелестные дальновидности, приказал князь Потемкин наскоро и вне окружности двора своего построить павилионы и подобное; все сие как волшебством из земли возникло. Словом сказать, он употребил все к соделанию места сего приятнейшим жилищем. Во время последнего праздника ввечеру весь сад освещен был великолепнейшим образом, а воды украшены гондолами (рукоп. совр., ''Москв.'').
 
:: _______________
 
:: * Эта статуя, по словам Реймерса (St.-Petersburg и проч., Спб., 1805, ч. I, стр. 332), была впоследствии переведена в академию художеств.
 
:: ** По-немецки в Minerva (стр. 529): «Potemkin hatte ihn zwar erst angelegt»... Это значит: ''хотя сад был разведен только Потемкиным,'' т. е. не прежде вступления его во владение местом.</ref>. Такие же две стоят по концам залы пред двумя возвышениями, из коих на одном помещается многочисленный хор музыки, а на другом избраннейшая беседа. Для прочих гостей устроены между столпов ложи. Везде виден вкус и великолепие; везде торжествует природа и художество; везде блистает граненый кристалл, белый мрамор и зеленый цвет, толико глазам приятный. По приличности висят цветочные вязи и венцы, а по надобности лампады и фонари. Невероятной величины зеркала! Все они инде предметы усугубляют, инде увеличивают, а инде удаляют и умаляют. Притом сладкогласное пение птиц, приятное благовоние ароматов, соделывая сие жилище некоею новою поднебесностию или волшебною страною, заставляют каждого в восторге самого себя вопрошать: не се ли Эдем? — Кроме торжественных врат, еще четырьмя большими дверями проходят из сего чертога, однеми во внешний сад, а другими в прочие покои. Хотя по множеству оных, пространству и богатым приборам, приличным более роскоши, нежели земному раю, забудешь красоты его, воображая их в единой токмо блаженной природе; однако в изумлении своем чаешь быть в цветущей Греции, где одеум, лицея, стадии, экседры и театры из разных городов и мест собрались и в одном сем здании воскресли. Там отделено довольное пространство, где мужественная юность может упражняться в военных телодвижениях и прочих гимнастических играх; здесь любящие музыку, пение и пляску найдут себе место для увеселения. Там пленяющиеся живописью могут заниматься творениями Рафаэля, Гвидо-Рени и иных славнейших художников всея Италии; здесь эстампы с оных взоры привлекают. Там азиятской пышности мягкие софы и диваны манят к сладкой неге; здесь европейские драгоценные ковры и ткани внимание на себя обращают. Там уединенные покои тишиною своею призывают в себя людей государственных беседовать о делах, им порученных; здесь обсаженная древами прямовидность представляет гульбище, где бы и Платон с удовольствием мог собирать академию и преподавать свою философию. Словом, для всякого возраста, пола и состояния находятся чертоги, в которых, по склонностям каждого, с приятностию время препроводить можно. Везде достаточная и пристойная услуга, редкая утварь, всего обилие; и если бы какой властелин всемощного Рима, преклоня под руку свою вселенную, пожелал торжествовать звуки своего оружия или отплатить угощения своим согражданам: то не мог бы для празднества своего создать большего дома или лучшего великолепия представить. Казалось, что все богатство Азии и все искусство Европы совокуплено там было к украшению храма торжеств Великой Екатерины. Едва ли есть ныне где такой властитель, которому бы толь обширное здание жилищем служило.
</div>
{{poemx1||{{indent|2}}Великолепные чертоги
На столько расстоят локтях,
Что глас в трубы, в ловецки роги
Строка 42 ⟶ 31 :
Как небо, наклонился свод;
Между огромными столпами
Отворен в них к утехам вход<ref>«По обеим сторонам при входе в зал из ротонды поделаны были ложи, драпированные драгоценнейшими материями и внутри украшенные великолепно. Под сими ложами находились входы в четыре ряда комнат и зал, которых окна были отчасти на двор, частью же в сад, а отчасти видимы из оных были отдаленности и берега Невы. Сии комнаты украшены были драгоценными обоями и картинами, купленными из оставшего имения после герцогини Кингстон; комнаты и прибор соответствовали богатству и могуществу хозяина. Особливо же те из сих комнат, в которых в сей вечер императрица и великая княгиня играли в карты, великолепием превосходили все другие. Обиты оные, были обоями гобелинскими; софы и стулья в них стоили 46 т. рублей» (рукоп. современника, ''Москвит.'').</ref>.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Если дом по сему описанию заслуживает внимание, то празднество, бывшее в нем, еще более<ref>«Тысячи художников и работников занимались несколько недель приготовлениями и распоряжениями к сему празднеству. Три тысячи особ придворных и прочих в городе приглашены были чрез билеты, разосланные с офицерами; без сих билетов трудно было пройти только сначала. Потемкин прибыл в Таврический дворец заблаговременно. Он имел на себе в сей день алый фрак и епанчу из черных кружев, стоящую нескольких тысяч рублей. Всюду, где только на мужском одеянии можно было употребить брильянты, оные блистали. Шляпа его была оными столько обременена, что трудно стало ему держать оную в руке. Один из адъютантов его должен был сию шляпу за ним носить» (рукоп. совр., ''Москв.''). «Это был нынешний генерал-лейтенант ''Боур''», прибавлено в Minerva.</ref>.
 
По всеподданнейшему от хозяина прошению великой государыни и их высочеств и по нарочному зву знатного обоего пола дворянства, к 6-ти часам по полудни все собралися. Все были в маскарадном платье. Хотя от множества карет заперлись улицы, но в доме такой был простор, что можно бы, без сомнения, пригласить такое же или еще большее число гостей. Наконец прибыл двор. В самое то время, на устроенном нарочно против дома амфитеатре, украшенном зеленью, взыграли трубы, и открылся пир для народа. Представлены были в дар ему разного рода одежды, всякое съестное и сладкие напитки. Повсюду раздавалось восклицание в честь и славу всемилостивейшей обладательницы: простосердечное ''ура'' наполняло воздух. Самая лучшая похвала доброму государю — радостный клик его народа<ref>В 6 часов с полудни ожидали императрицу. Но до прибытия еще ея, по неосторожности, произошел беспорядок, который продолжался и в самое прибытие монархини. В сей день назначен был от Потемкина праздник для народа на площади перед Таврическим дворцом. Построены тут были не только качели разного рода, но и торговые лавки, из которых назначено было раздавать народу безденежно платья, чулки, шляпы и т. п., также вареную и невареную пищу и разные напитки. По распоряжению надлежало сему начаться в то время, когда императрица будет проезжать. Однакож по ошибке сочли экипаж некоего вельможи, сходный к придворному, за карету самой императрицы и подали знак к началу народного празднества. Началось замешательство: подарки и прочее расхватали, толпяся столько, что экипажи императрицын и прочие принуждены остановиться и простоять более ¼ часа.» (рукоп. совр., ''Москв.''). В Minerva прибавлено к этому следующее любопытное примечание: «Этот беспорядок произошел по вине полиции. Государыня, поняв тотчас настоящую его причину, подозвала к своему экипажу обер-полициймейстера Рылеева, человека весьма ограниченного, про которого рассказывают много самых пошлых анекдотов. {{razr|В этом прекрасном порядке}}, сказала она иронически, {{razr|я совершенно узнаю вас}}. Но он, приняв это вовсе нелестное замечание за похвалу себе, отвечал очень развязно: ''Радуюсь, что имел счастие заслужить удовольствие вашего императорского величества''». По видимому, ошибка, подобная происшедшей в день Потемкинского праздника, не легко может быть устранена в случаях этого рода: такое же замешательство произошло в наше время на народном празднике, приготовленном в Москве, на Ходынке, по поводу торжества коронации ныне царствующего Государя Императора.</ref>. Под сим гласом искренности хозяин встретил высочайших своих посетителей в подобающем августейшему их сану месте, со всевозможным благоговением и знаками подданнического усердия. Глубокое молчание и жадное устремление взоров нескольких тысяч гостей на священных императорских особ, вступивших сперва в большую залу, было первое приятное зрелище<ref>«Напоследок прибыла императрица с великими княжнами Александрою Павловною и Еленою Павловною; великий князь наследник и супруга его вышли к ней на встречу, а Потемкин принимал монархиню из кареты» (рукоп. соврем., ''Москвит.'').</ref>.
 
</div>
<poem>
{{poemx1||{{indent|2}}Во древни времена так боги
:Во древни времена так боги
На олимпийски торжества,
Оставя горние чертоги
Строка 66 ⟶ 57 :
Ея улыбка разливала
На всю природу блеск и свет<ref>Сравнение с богами, которым начинаются эти стихи, было совершенно в духе времени. На празднике, бывшем в 1776 году y князя Вяземского (см. выше, стр. 379, примеч. 1), малолетняя дочь его сказала присутствовавшим особам императорской фамилии такую речь, конечно не ею сочиненную: «Il me semble que ce palais se transforme en un temple consacré а vos noms augustes. Chers objets de nos voeux, vous êtes nos divinités; oui, je vois Minerve, déesse de la sagesse, des sciences et des arts; Phébus, dieu de la lumière, et Hébé, ornement de l’empire: vous quittez l’Olympe pour embellir ces lieux; vous nous inspirez cette extase divine et cette joie céleste que les dieux seuls ont le pouvoir de produire» и проч.
Эти стихи Державина в первый раз были напечатаны в ''Москов. журнале'' (см. выше стр. 381).</ref>.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Как скоро высочайшие посетители соизволили воссесть на приуготовленные им места, то вдруг загремела голосовая и инструментальная музыка, из трех сот человек состоявшая. Торжественная гармония разлилась по пространству залы. Выступил от алтаря хоровод, из двадцати четырех пар знаменитейших и прекраснейших жен, девиц и юношей составленный. Они одеты были в белое платье столь великолепно и богато, что одних брильянтов на них считалось более, нежели на десять миллионов рублей. Сие младое и избранное общество тем больший возбудило в Россиянах восторг, что государи великие князья Александр и Константин Павловичи удостоили сами быть в оном. Видели Россияне соприсутствующую веселию их любезную матерь отечества, кроткую и мудрую свою обладательницу; видели при ней мужественного ея сына и достойную его супругу, украшенных всеми добродетелями; видели младых их чад, великих князей и княжен, радостную и твердую надежду будущего империи блаженства, а притом последних в сообществе с детьми их. Какою радостию, каким восторгом наполняло сие их чувства и что изображалося на их то удивленных, то улыбающихся лицах, того никакое перо описать не в состоянии; удобно было токмо сие видеть и чувствовать. Сия великолепная кадриль, так сказать, из юных Граций, младых полубогов и героев составленная, открыла бал польским танцем. Громкая музыка его сопровождаема была литаврами и пением; слова оного и последующего за ним польского же были следующие:
 
</div>
{{#tag:poem|
{{poemx1|ХОР I<ref>Музыка ко всем хорам, кроме VI, сочинения г. Козловского (Примеч. Держ.). Библиографические замечания о хорах, петых на этом празднике, см. выше, стр. 381.
{{poem-section|ХОР I<ref>Музыка ко всем хорам, кроме VI, сочинения г. Козловского (Примеч. Держ.). Библиографические замечания о хорах, петых на этом празднике, см. выше, стр. 381.
 
В ''Записках Булгарина'' (ч. I, стр. 233) сказано по поводу этого хора: «Кто не знал в свое время полонеза О. А. Козловского с хорами, сочиненного на торжество, данное князем Потемкиным» и проч... «''Говорили,'' что слова сочинил Державин. В этом полонезе есть стихи :
<poem>
{{poemx1||Воды ''грозного'' Дуная
Воды ''грозного'' Дуная
Уж в руках теперь у нас.|}}
Уж в руках теперь у нас.
«Эти стихи тогда были только предсказанием, потому что воды грозного Дуная попали в наши руки уже при императоре Николае Павловиче, начертавшем пределы России по устье Дуная».</ref>.|
</poem>
{{№|1.}}{{indent|2}}Гром победы, раздавайся!
<p style{{=}}'text-indent:inherit;margin:inherit;'>«Эти стихи тогда были только предсказанием, потому что воды грозного Дуная попали в наши руки уже при императоре Николае Павловиче, начертавшем пределы России по устье Дуная».</p></ref>.}}
{{nr|1.}}{{indent|2}}Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся:
Строка 83 ⟶ 78 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|2.}}{{indent|2}}Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Строка 90 ⟶ 85 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|3.}}{{indent|2}}Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой;
Гордость низится Селима
Строка 97 ⟶ 92 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|4.}}{{indent|2}}Стон Синила<ref>Древнее название Измаила (Примеч. Держ.). Ср. выше стр. 350.</ref> раздается
Днесь в подсолнечной везде;
Зависть и вражда мятется
Строка 104 ⟶ 99 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|5.}}{{indent|2}}Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли то зреть,
Что свои готовы руки
Строка 111 ⟶ 106 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|6.}}{{indent|2}}Зри, премудрая царица,
Зри, великая жена,
Что твой взгляд, твоя десница —
Строка 118 ⟶ 113 :
Славься, нежная к нам мать!
 
{{№nr|7.}}{{indent|2}}Зри на блещущи соборы<ref>Зри на блещущи соборы. — В первоначальном тексте следовал за этим куплетом еще один:
<poem>
{{poemx1||Зри, монарх, и утешайся
Зри, монарх, и утешайся
На побед твоих венец;
Зри, о мать! и восхищайся
На любовь к тебе сердец.
Славься ''и проч.''|}}
</poem></ref>,
Зри на сей прекрасный строй:
Всех сердца тобой и взоры
Оживляются одной.
Славься сим, Екатерина,
Славься, нежная к нам мать!|
}}
<poem>
{{poemx1|ХОР II.|
{{poem-section|ХОР II.}}
{{№|1.}}{{indent|2}}Возвратившись из походов,
{{nr|1.}}{{indent|2}}Возвратившись из походов,
Принеся с собой трофей,
Среди звуков, среди громов
Строка 143 ⟶ 142 :
Вас, царям своим вернее!
 
{{№nr|2.}}{{indent|2}}Вы, в полях ли где сражались,
Били тысячи вы стом;
На морях ли в бой пускались,
Строка 156 ⟶ 155 :
Рвут везде их лавры длани.
 
{{№nr|3.}}{{indent|2}}В лаврах мы теперь ликуем,
Исторженных у врагов;
Вам, Россиянки, даруем
Строка 169 ⟶ 168 :
Лить мы рады токи крови.
 
{{№nr|4.}}{{indent|2}}За одну твою щедроту,
За один твой кроткий взгляд
Сердце, душу, жизнь, охоту
Строка 180 ⟶ 179 :
Продолжите, небеса,
Продолжите ея лета
К удивлению вы света!|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Расположение пляски всей кадрили, которая чрез несколько колен польского прерывалась контратанцами, было изобретения самого хозяина. Славный Пик искусством своим сообщил ей всю приятность, как в важных, так и в веселых телодвижениях<ref>«Двор промедлил несколько времени в ротонде; после сего императрица с высочайшею фамилиею перешла на эстрад галереи. Вскоре после сего предстали 24 пары танцовщиков из благородных знаменитейших фамилий, на отбор прекраснейших, в белом атласном платье, украшенном брильянтами. Полы отличены были голубыми и розовыми перевязями. Предводительствовали оными молодые великие князья Александр Павлович и Константин Павлович и принц виртембергский, брат великой княгини, их родительницы». (Этот любезный принц, прибавлено в Minerva, умер в русской службе от последствий падения с лошади. — См. о нем в примечаниях к оде [[Водопад (Державин)|''Водопад'']], под этим же годом). «Они танцовали с отличным искусством очень трудный балет, сочинения г. Пика; при окончании оного отличил себя сей славный танцовщик солом» (рук. совр., ''Москв.''). На счет Пика (Le Picq), упомянутого и в тексте, прибавим, что на нем и на Канциани (Canziani) лежала композиция балетов и танцев и что он сверх того был первым танцовщиком соло. Ему положено было 6 т. рублей жалованья; Канциани получал 5 т. (Gemählde von St. Petersburg, Спб. 1793 г., т. II, стр. 335). «Ле-Пик», замечено в Minerva, «соединял грацию с самой привлекательной наружностью, но в 1791 году он был уже так стар, что не мог танцовать с прежним совершенством. Он славился уже в 1768: тогда его выписали из Парижа в Дрезден по случаю празднества бракосочетания саксонского принца».</ref>. Что вы пред сим, буйные, пьянственные и шутовские позорища! что вы пред сим?
 
</div>
<poem>
{{poemx1||{{№|1.}}{{indent|2}}Не так ли лира восхищенна<ref>О первом напечатании этих стихов см. выше, стр. 381.</ref>,
{{nr|1.}}{{indent|2}}Не так ли лира восхищенна<ref>О первом напечатании этих стихов см. выше, стр. 381.</ref>,
В Пиндаровы цветущи дни,
Была при торжествах почтенна,
Строка 195 ⟶ 196 :
Какой огонь от них летел!
 
{{№nr|2.}}{{indent|2}}Под поражающим согласьем
Его приятных сердцу стрел,
Орел, нагнув на перси выю,
Строка 206 ⟶ 207 :
И дух его парил у звезд.
 
{{№nr|3.}}{{indent|2}}И самые забавы,
И самая любовь
Наукой были славы
Строка 219 ⟶ 220 :
И что гремел их хор.
 
{{№nr|4.}}{{indent|2}}Он пел им витязей ристанье
И крики на коней возниц,
И молний по мечам блистанье,
Строка 230 ⟶ 231 :
Мздоимну злату, серебру.
 
{{№nr|5.}}{{indent|2}}Седые старцы, преклоненны
Вокруг его на их жезлах,
Внимая добродетель чтиму,
Строка 241 ⟶ 242 :
Был знак ко славе страстных душ.
 
{{№nr|6.}}{{indent|2}}Минерва с Марсом зрели
На юнош полк младых,
По взорам разумели
Строка 252 ⟶ 253 :
И весь в них блеск Эллады:
Тот громы к Персам несть,
Сей вновь построит Рим.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
В самом деле, сии танцы кадрили сопровождались громкою музыкою и хорами, воспевавшими победы, кажется, не с иным каким намерением, как чтобы по примеру древних возбуждать юношество к славе. Приятно было видеть некоторых младых людей, столько сим тронутых, что слезы у них на глазах являлись.
 
Что принадлежит до прекрасного пола, то разве только Анакреон изобразил бы все его прелести.
 
</div>
<poem>
{{poemx1||Нежный, нежный воздыхатель ''и проч''.<ref>Это стихотворение помещается нами отдельно, под заглавием [[Анакреон в собрании (Державин)|''Анакреон в собрании'']], вслед за настоящим ''Описанием,'' на том основании, что оно уже и в издании 1808 г. занимает под тем же заглавием особое место. Но затем мы считаем излишним включать его еще и в этот рассказ, как сделано в помянутом издании.</ref>}}
Нежный, нежный воздыхатель ''и проч''.<ref>Это стихотворение помещается нами отдельно, под заглавием [[Анакреон в собрании (Державин)|''Анакреон в собрании'']], вслед за настоящим ''Описанием,'' на том основании, что оно уже и в издании 1808 г. занимает под тем же заглавием особое место. Но затем мы считаем излишним включать его еще и в этот рассказ, как сделано в помянутом издании.</ref>
<div class='indent'>
</poem>
 
В продолжение танцев августейшая гостья, оказав свое благоволение участвовавшим в оных, изволила оставить собрание и уклонилась для отдохновения в чертог, устланный коврами и обитый драгоценными тканями. Здесь на стенах изображена история персидского вельможи Амана и Мардохея Израильтянина. Исткание толь живо, что, кажется, слышен глас последнего:
 
</div>
<poem class=p0>
{{poemx1||{{indent|2}}И если я не мил того вельможи оку<ref>''И если я не мил того вельможи оку''. — Здесь разумеется бывший начальник Державина, генерал-прокурор кн. Вяземский, который теперь вредил ему при производстве дел в сенате. Поэт с намерением поместил тут эти стихи, чтоб намекнуть на вельмож, подобных Аману. Эсфирь, которая от притеснений последнего защищала Мардохея, представляет здесь Екатерину II, бывшую на стороне Державина (''Об.'' Д.). Ср. выше, стр. 220 примеч. 11 к оде [[На смерть графини Румянцовой (Державин)|''На смерть графини Румянцовой'']].</ref>,
{{indent|2}}И если я не мил того вельможи оку<ref>''И если я не мил того вельможи оку''. — Здесь разумеется бывший начальник Державина, генерал-прокурор кн. Вяземский, который теперь вредил ему при производстве дел в сенате. Поэт с намерением поместил тут эти стихи, чтоб намекнуть на вельмож, подобных Аману. Эсфирь, которая от притеснений последнего защищала Мардохея, представляет здесь Екатерину II, бывшую на стороне Державина (''Об.'' Д.). Ср. выше, стр. 220 примеч. 11 к оде [[На смерть графини Румянцовой (Державин)|''На смерть графини Румянцовой'']].</ref>,
Ты ведаешь, могу ль я быть рабом пороку?
Тебе известно все, о кроткая Эсфирь,
Строка 271 ⟶ 276 :
И сердце нежное и духа высоту,
Совокупя в себе, вселенной показала,
Ты мудростью б пример мужей великих стала!|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Между тем как, рассматривая здесь обои, воображение мечтало сие, или что-либо сему подобное, разум с почтением похвалял вкус и намерение хозяина или всякого вельможи, которого душа непричастна была клевете и мщению, и который подобными нравоучительными бытиями украшал свое жилище и сердце. Тогда в другой комнате подле сей, золотой слон, обвешанный жемчужными бахромами, убранный алмазами и изумрудами, начал обращать хобот<ref>«В одном из сих покоев находился славный золотой слон; были то средней величины часы, стоявшие перед зеркалом на марморном столе. Часы самые служат подножием маленькому слону, обвешанному малозначущими дорогими каменьями, на котором сидит арап» (рукоп. совр., ''Москвит.'').</ref>. Он был как бы жив, и поставлен нарочно на страже у Ассуира, пред которым происходила помянутая история. Персиянин, сидящий на нем, ударил в колокол, и сие было возвещением театрального представления<ref>«Между тем начало смеркаться; Потемкин поспешил ввести императорскую фамилию в театр, устроенный в одном пространном заде дворца, куда последовала и часть гостей, сколько дозволяло пространство места. Здесь представлены были две французские комедии и два балета (рукоп. совр., ''Москвит.''). Комедии назывались: «Les faux amants» и «Le marchand de Smyrne» (Minerva). Заметим, что Державин последнюю пьесу называет балетом.</ref>. Хозяин всеподданнейше просил к оному высочайших своих посетителей и пригласил прочих гостей. Открылся занавес. Место действия и помост осветился лучезарным солнцем, в средине которого сияло в зеленых лаврах вензеловое имя Екатерины II. Выступили танцовщики, представлявшие поселян и поселянок. Воздевая руки к сему благотворному светилу, они показывали движениями усерднейшие свои чувствования. Балет препровождаем был музыкою и пением.
 
</div>
<poem>
{{poemx1|ХОР III.|
{{poem-section|ХОР III.}}
{{indent|2}}Сколь твоими чудесами,
Взгляда твоего лучами,
Строка 287 ⟶ 294 :
Восклицания несутся:
Всех с тобой мы в свете краше,
Лучезарно солнце наше!|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
За сим следовала комедия, а после оной балет, представлявший смирнского купца, торгующего невольниками всех народов. Но, к чести российского оружия, не было ни одного соотечественника нашего в плену сего корыстолюбивого варвара. Какая перемена политического нашего состояния! Давно ли Украйна и низовые места подвержены были непрестанным набегам хищных орд? давно ли? О, коль приятно напоминание минувших напастей, когда оне прошли, как страшный сон! Теперь мы наслаждаемся в пресветлых торжествах благоденствием. О потомство! ведай: все сие есть творение духа Екатерины. Она рекла:
 
</div>
{{#tag:poem|
{{poemx1||{{indent|2}}Создал Румянцов по степям,
{{indent|2}}Создал Румянцов по степям,
Подвѝг ходящи с громом грады<ref>''Создал Румянцов ... ходящи громом грады''. — Румянцов для защищения нашей армии от многочисленных турецких сил ввел в употребление каре, которые действовали артиллериею и с большою выгодою заменили тяжелые рогатки, только замедлявшие движение войска при Минихе.</ref>;
Крылаты Этны по морям<ref>Крылаты Этны по морям ... — «Крылатыми Этнами назвал первый г. Петров военные корабли». (''Об.'' Д.). В оде Петрова ''На победу российского флота над турецким'' (1770) находится стих (13-й):
<poem>
{{poemx1||Я зрю пловущих Этн победоносный строй.|(Соч. В. Петрова, Спб., 1811, ч. I, стр. 61).}}</ref>
Я зрю пловущих Этн победоносный строй.
::::''(Соч. В. Петрова, Спб., 1811, ч. I, стр. 61).''
</poem></ref>
Текли с Орловым до Эллады:
Они три света потрясли<ref>Они три света потрясли. — Средиземное море касается Европы, Азии и Африки (''Об.'' Д.).</ref>.
Строка 305 ⟶ 317 :
Деянья, память, имена
Гремящей славой будут вечны,
Грозой стихиев непресечны.|
}}
 
<div class='indent'>
Уже наступила ночь, и когда из театра возвращалися в залу, предвозвещено было концертом великолепнейшее зрелище.
 
</div>
<poem class=p1>
{{poemx1|XОР IV.|
{{poem-section|XОР IV.}}
{{indent|2}}От крыл Орлов парящих<ref>От крыл Орлов парящих — Этот хор, по размеру и числу строф, подобен тому который пет был на первом празднике Потемкина в 1779 году (см. выше, стр. 379). Мы видели, что тогда слова приготовлены были не на одном русском, но и на новогреческом языке и что русские слова написал Петров. Почему Потемкин в этот раз обратился за стихами уже не к Петрову, к которому он однакож особенно благоволил, а к Державину, это легко объясняется тогдашнею поэтической славой последнего. В его бумагах этот хор написан с поправками его руки на полулисте, на обороте которого переписаны и стихи Петрова под заглавием: Ода, ''петая на маскараде в Озерках,'' 1779* г.
{{indent|2}}От крыл Орлов парящих{{ref+|От крыл Орлов парящих — Этот хор, по размеру и числу строф, подобен тому который пет был на первом празднике Потемкина в 1779 году (см. выше, стр. 379). Мы видели, что тогда слова приготовлены были не на одном русском, но и на новогреческом языке и что русские слова написал Петров. Почему Потемкин в этот раз обратился за стихами уже не к Петрову, к которому он однакож особенно благоволил, а к Державину, это легко объясняется тогдашнею поэтической славой последнего. В его бумагах этот хор написан с поправками его руки на полулисте, на обороте которого переписаны и стихи Петрова под заглавием: Ода, ''петая на маскараде в Озерках,'' 1779{{ref+|В издании соч. Петрова (Спб. 1811, т, I, стр. 192) при этих стихах ошибочно показан 1780 год.|*}} г.}}
:: _______________
:: * В издании соч. Петрова (Спб. 1811, т, I, стр. 192) при этих стихах ошибочно показан 1780 год.</ref>
По югу воет шум:
Погрязли в море флоты;
Строка 337 ⟶ 349 :
Коль можно б с чем сравнить,
Давно б тебе вселенна
Воздвигнула алтарь.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Вступили в освещенные чертоги. Что ж представилось? Сама августейшая императрица вопрошает: «Неужели мы там, где прежде были»? Сто тысяч лампад внутри дома: карнизы, окна, простенки, все усыпано чистым кристалом, наполненным возжженного белого благовонного воску. Граненые паникадила и фонари, висящие с высоты, а со сторон позлащенные светильники, одни как жар горят, а другие как воды переливаются и, совокупляя лучи свои в веселое торжественное сияние, все покрывали светозарностию<ref>«Театральное представление было с намерением протянуто, чтоб выиграть время к довершению освещения. Все готово было, когда императрица выходила из театра. Считают, что в сей вечер горело 140 тысяч лампад и 20 тысяч свеч восковых» (рукоп. соврем., ''Москвит.'').</ref>. Какой блеск! Волшебные замки Шехеразады! сравнитесь ли вы с сим храмом, унизанным звездами, или лучше с целою поднебесностию, увешанною солнцами? Бессмертные певцы храмов вкуса и славы<ref>Вольтер сочинил поэму: ''Храм вкуса;'' а Поп: ''Храм славы'' (Прим. Д.).</ref>! почто вы не видали сего великолепия? — Что я вижу? тут играет яркий и живый луч, и как бы зноем африканского лета притупляются взоры. Там, как бы в пасмурный день, разливается блеск тонкий и умеренный: я весь в зарях. Окна окружены звездами. Горящие полосы звезд по высоте стен простираются. Рубины, изумруды, яхонты, топазы блещут. Разноогненные, с живыми цветами и зеленью переплетенные венцы и цепи висят между столпами; тенистые радуги бегают по пространству; зарево сквозь лес проглядывает; искусство везде подражает природе. Но что, кроме сего, было чрезъестественного, описать трудно. Высочайшие пальмы, по подбористым и ровным их стеблям до самых вершин увиты как бы звездами, и горят, как пламенеющие столпы. Ароматные рощи обременены златопрозрачными померанцами, лимонами, апельсинами; зеленый, червленный и желтый виноград, виясь по тычинкам огнистыми кистями своими, и в тенях по черным грядам лилеи и тюльпаны, ананасы и другие плоды пламенностию своею неизреченную пестроту и чудесность удивленному взору представляют. Где находишься? Что видишь? Не обманываешься ли? Сам себе не веришь! — Но если природа, искусство и самое, так сказать, волшебство неодушевленными и неподвижными предметами приводят здесь в изумление; то каким безмолвным восторгом, каким приятным оцепенением остановляешься, когда внезапно находишь под густотою древесных ветвей чистые воды и в них плавающих золотых и серебряных рыб? когда тут же, средь грома музыки и литавр, слышишь звонкие соловьиные свисты? Одни в светлой стихии приятным движением, а другие из отдаленной мрачности прерывающимся сладким пением, жадные слух и взоры несказанным увеселением наполняют. Такая необыкновенная и восхитительная внезапность совсем новое чувствие рождает. Но что с тобою будет, когда посреди всех оных див представится тебе в сапфирных, розовых и янтарных лучах горящий и всеосвещающий памятник любезной матери твоего отечества, алтарь ея и образ, вокруг которых, по сторонам, в зеленых и лиловых зарях видны дражайшие имена всего ея наследия?<ref>Сквозь транспараны сияли вензеловые имена его императорского высочества наследника престола, его супруги, великих князей и княжен, озаренные фиолетовым и зеленым цветами, знаменующими бессмертие и надежду (Примеч. Держ.).</ref> Всякий Россиянин вообразит и почувствует ни с чем несравненное удовольствие, от благодарности за прошедшее, от любви за настоящее и от надежды ожидаемого блага. Ежели он благоразумен, то в умилении сердца скажет: «Сей чистый и ясный огнь есть истинное подобие моего к ней усердия; сие лиловое и зеленое пламя — образ бессмертной моей и потомства моего на них надежды». Если же он чувствителен, то пролиет ангельские слезы и блаженством своим приближится к небожителям, созерцающим непостижимое, вечное сияние.
 
</div>
<poem class=p0>
{{poemx1||{{indent|2}}Не так ли солнцев дом стоит среди небес,
{{indent|2}}Не так ли солнцев дом стоит среди небес,
Весь радугой объят и весь покрыт зарями?
Моря сверкают в нем, поля, долины, лес;
Строка 348 ⟶ 362 :
Кругом и внутрь его колеблются лучи.
В каленом злате ввек горит и не сгарает,
И око смертное сияньем притупляет.|}}
</poem>
<div class='indent'>
Щедротою своею виновница блеска сего, достойная, чтоб и в позднейшие времена такие храмы в честь ея воздвигаемы были, ходит вокруг, осматривает все с обыкновенною ей милостию<ref>«Императрица, сопровождаемая высочайшею фамилиею, препровождена была в зимний сад. Когда достигли храма, князь бросился на ступенях пред алтарем и изображением своей покровительницы на колена и благодарил монархиню за ея благодеяния*; она подняла его милостиво и поцеловала в лоб. Когда начался бал, императрица и великая княгиня сели играть в карты, что продолжалось до половины двенадцатого часа. После того начался ужин» (рукоп. совр., ''Москвит.'').
 
Щедротою своею виновница блеска сего, достойная, чтоб и в позднейшие времена такие храмы в честь ея воздвигаемы были, ходит вокруг, осматривает все с обыкновенною ей милостию{{ref+|«Императрица, сопровождаемая высочайшею фамилиею, препровождена была в зимний сад. Когда достигли храма, князь бросился на ступенях пред алтарем и изображением своей покровительницы на колена и благодарил монархиню за ея благодеяния{{ref+|В Minerva сделано в этом месте еще примечание: «Все говорили тогда, что Потемкин при этом случае поднес императрице французскую оду». Автор статьи сомневается в верности слуха, находя такой поступок неловким и школьным, тем более что Потемкин не мог быть сам творцом оды. «Между тем», прибавлено в примечании, «ода существует, и нельзя сказать, чтоб она была совершенно плоха». Затем автор приводит из нея место, по мнению его, самое правдивое :
:: ______________
 
<poem class=p0>
:: * В Minerva сделано в этом месте еще примечание: «Все говорили тогда, что Потемкин при этом случае поднес императрице французскую оду». Автор статьи сомневается в верности слуха, находя такой поступок неловким и школьным, тем более что Потемкин не мог быть сам творцом оды. «Между тем», прибавлено в примечании, «ода существует, и нельзя сказать, чтоб она была совершенно плоха». Затем автор приводит из нея место, по мнению его, самое правдивое :
{{poemx1||
{{indent|6}}Que puis-je t’offrir en hommage?
{{indent|6}}Je suis moi-même ton ouvrage:
Mon pouvoir et mon sort sont sortis de ta main.|}}
</poem>
:: Очевидно, что это та самая ода, которой перевод, сделанный И. Захаровым, напечатан в ''Новых ежемес. сочинениях'' (см. выше, стр. 381). Там это место читается так: «Какое могу воздать тебе чествование? Сам я есмь творение твое, a власть и жребий мой суть дело руку твоею» (''руку твоею'' — двойственное число).</ref>. Пред нею, кажется, все живее становится, все приемлет большее сияние; следы ея суть блистательные волны теснящегося за нею веселого, радостного, торжествующего собрания. Сие паче всего ее утешает. Светлое лицо ея ободряет улыбки, игры, пляски, лики, забавы. Се подобие матери, се монархиня, окруженная славою, любовию, великолепием!
 
</div>
<p style{{=}}'text-indent:inherit;margin:inherit;'>Очевидно, что это та самая ода, которой перевод, сделанный И. Захаровым, напечатан в ''Новых ежемес. сочинениях'' (см. выше, стр. 381). Там это место читается так: «Какое могу воздать тебе чествование? Сам я есмь творение твое, a власть и жребий мой суть дело руку твоею» (''руку твоею'' — двойственное число).</p>|*}}; она подняла его милостиво и поцеловала в лоб. Когда начался бал, императрица и великая княгиня сели играть в карты, что продолжалось до половины двенадцатого часа. После того начался ужин» (рукоп. совр., ''Москвит.'').}}. Пред нею, кажется, все живее становится, все приемлет большее сияние; следы ея суть блистательные волны теснящегося за нею веселого, радостного, торжествующего собрания. Сие паче всего ее утешает. Светлое лицо ея ободряет улыбки, игры, пляски, лики, забавы. Се подобие матери, се монархиня, окруженная славою, любовию, великолепием!
{{poemx1||{{indent|5}}Все три,
 
<poem>
{{indent|5}}Все три,
Казалось, оны божества
С владычицею душ с небес
Строка 383 ⟶ 398 :
Качались<ref>Внутри покоев поставлены были великолепные качели (Примеч. Держ.).</ref>, в воздухе летали,
И все согласно восклицали:
«Утехам время, делу час»!|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Между прочими танцами были также пляски по малороссийским и русским простым песням, из которых одна ниже сего следует. А как собственное народное пение любящим свое отечество нравится более иностранного, то какое было удовольствие видеть пред лицом монарха одобрение к своим увеселениям? О вы, которые не пленяли таким образом сердец, а хотели быть страшными! цари, могли ль вы наслаждаться такими приятными зрелищами?
 
</div>
<poem class=p1>
{{poemx1|XОР V.|
{{poem-section|XОР V.}}
На бережку у ставка,
На дощечке у млинка ''и проч.''<ref>Эту малороссийскую песню можно найти в ''Песеннике'' И. Гурьянова, М. 1835, ч. IV, стр. 114, где она помещена под заглавием: «Награжденный казак за спасение девушки от потопления». ''Ставок'' — пруд; ''млинок'' — мельница.</ref>|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Между тем, как такими забавами занимались в покоях, во внешнем, весьма пространном и прекрасном саду возжжены были увеселительные огни. Хотя пасмурная погода не позволяла всем утешаться ими, но любопытство приметило оные. Там, на прекрасных прудах, чешуящихся между открытою пологою зеленью, а инде древами осененных, зыблилась флотилия, из нескольких судов состоявшая, украшенная разноцветными флагами и фонарями, со множеством матросов и гребцов, богато одетых. Рощи, приятно разбросанные, и алеи, далеко простирающиеся, также испещрены были разными огнями. Всего приятнее казалось помавание дерев, над водами стоящих, которые, от случившегося тогда нарочитого ветра наклоняясь и возвышаясь, заставляли по колеблющемуся под ними стеклу пробегать то зеленые, то красные струи. Все дороги были покрыты народом, толпящимся подобно рою пчел, привившихся к тому месту, где матка их находится. Шорох дерев, шум вод катящегося водопада, жужуканье говорящих, глас вдалеке гребецкого рога и песень, слышимый с гулом музыки, вырывающимся из дому, погружали мысли в некую забывчивость. Какие разговоры, какие вопросы о причине праздника и щедрости хозяина! Мне слышится ответ его:
 
</div>
<poem>
{{poemx1||
{{indent|2}}Я чем могу воздать ея ко мне щедроте?
Величие мое — творенье рук ея;
Все счастие мое — души ея в доброте,
И слава торжества — ея, а не моя<ref>И слава торжества — ея, а не моя. — Эти стихи, очевидно, передают главную мысль французской оды от имени Потемкина, именно то самое место, которое приведено нами выше, на стр. 411, в выноске.</ref>.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Угощенные толь приятным образом, посетители внутри и вне дома<ref>В продолжение бала разносимы были чай, кофе, оржад, лимонад и всякие конфекты (Примеч. Держ.).</ref> ничего уже более не ожидали, что бы могло усугубить их удовольствие; но вдруг, по данному от хозяина знаку, театр уничтожается; на месте же его и еще в нескольких других покоях являются для 600 человек накрытые столы, кроме тех, которые приставлены были к стенам для всякого, кто чего мимоходом пожелает. Где были театральное действие и зрители, там чрез несколько минут открылись горы серебра с разным кушаньем, вокруг с золотыми подсвечниками. Достойны были удивления расторопная услуга и порядок, а паче хозяйское распоряжение и присмотр его повсюду.
 
</div>
<poem>
{{poemx1||{{indent|2}}Он мещет молнию и громы
{{indent|2}}Он мещет молнию и громы
И рушит грады и берет,
Волшебны созидает домы
Строка 407 ⟶ 427 :
Там под его рукой гиганты,
Трепещут земли и моря;
Другою чистит брилиянты<{{ref>+|Другою чистит брилиянты. — «Когда князь Потемкин о чем-либо размышлял или делал какое-либо распоряжение, в таком случае, чтоб мысли его не рассеялись, но удержаны были бы при избранном предмете, брал он между перстов два дорогих камня и тер один об другой или обтирал пилочкою серебро, или раскладывал разными фигурами драгоценные камни и увеселялся игрою их блеска» (рукоп. совр., {{Москвитянин|год=1852|номер=2}}{{ref+|Описание праздника, и следовательно все места, извлеченные до сих пор, напечатаны в № 3 ''Москвитянина'' того же года.|*}}: ''О приватной жизни кн. Потемкина).''}}
:: _______________
:: * Описание праздника, и следовательно все места, извлеченные до сих пор, напечатаны в № 3 ''Москвитянина'' того же года.</ref>
И тешится, на них смотря.
Сегодня бурю представляет,
Строка 422 ⟶ 440 :
Согласны б были все они,
Что видят образ в нем Протеев,
Который жил в златые дни.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Начался ужин. Места театра и оркестра удостоены были высочайшего императорского присутствия. На первом, в числе кадрили, изволили кушать государи великие князья Александр и Константин Павловичи; а на втором всемилостивейшая государыня и его императорское высочество наследник престола с высочайшею его супругою; партер и несколько картинных покоев заняты были прочими обоего пола особами. Порядок постановленных столов достоин примечания: всех взоры обращены были к лицу государыни, и от сцены по степеням до некоего особого возвышения возносилась освещенная гора с приборами, услугою и гостями, подобно как бы с зрителями. На Самой высоте оной сияли стеклянные разноогненные сосуды, что также представляло некое необычайное зрелище<ref>«После того начался ужин. Стол, на котором кушала императрица с наследником престола и его супругою, находился там, где был театр, и на самом том месте, где стоял оркестр. Потемкин прислуживал за креслами императрицы, пока она приказала ему сесть. На сем столе сервиз был золотой. На самом театре, позади императрицы, находился стол на 48 особ, за которым кушали благородные особы, танцовавшие балет в ротонде. Сверх того в сем театральном зале находилось 14 столов, установленных амфитеатром, по седми на каждой стороне. Гости проходили посредине и садились в один ряд за столы, лицом к императрице. Все столы освещены были шарами из белого и цветного стекла, что производило отменно приятный вид. В комнате пред театральным залом находился стол, примечания достойный в рассуждении своего буфета. На оном стояла суповая серебряная чаша необъятной величины, а по сторонам ея две соразмерной огромности вазы, доставшиеся из имения герцогини Кингстонской (см. выше стр. 385). В прочих комнатах было по крайней мере 20 столов. Сверх того, в одном зале накрыто было 8 столов, каждый на 20 приборов. Посредине каждого стола стояло по цветущему померанцевому дереву. Для каждого стола употреблена была драгоценнейшая посуда серебряная или из лучшего фарфора, с отличнейшими яствами. Изобилие и вкус царствовали повсюду, и плоды, кои видели в зимнем саде стеклянными, на столах явились естественные и в великом множестве. Услуга производима была в сей вечер официянтами, одетыми в ливрею придворную и князя Потемкина (которая была палевая с голубым и серебром); она разносила до конца празднества прохлаждения, плоды и напитки» (рукоп. соврем., ''Москвит.'').</ref>. Казалось, что вся империя пришла со всем своим великолепием и изобилием на угощение своей владычицы и теснилась даже на высотах, чтоб насладиться ея лицезрением.
 
</div>
<poem class=p0>
{{poemx1||{{indent|2}}Богатая Сибирь, наклоншись над столами,
{{indent|2}}Богатая Сибирь, наклоншись над столами,
Рассыпала по них и злато и сребро;
Восточный, западный, седые океаны,
Строка 448 ⟶ 468 :
Как будто изумясь, сойти со стен желали
И вопросить: Кого так угощает свет?
Кто, кроме нас, владеть отважился вселенной?|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Вскоре после ужина высочайшая посетительница, обозрев еще веселящихся, соизволила со всем своим августейшим домом уклониться к покою. Уже подвезены были колесницы: внезапно раздалось нежное пение с тихим звуком органов, нисходящее с висящих хоров, которые закрыты были разноцветными, озаренными ярким цветом стеклянными сосудами. Все безмолвствуют, внимают и обращают всюду взоры свои и, не видя поющих, в приятном восхищении думают созерцать облака или зари, с которых слышалось ангельское пение, сопровождаемое небесною гармониею.
 
</div>
<poem class=p1>
{{poemx1|ХОР VI.|
{{poem-section|ХОР VI.}}
{{indent|2}}Царство здесь удовольствий,
Владычество щедрот твоих;
Строка 467 ⟶ 489 :
И благ наших не лишай.
Жизнь наша путь есть печалей:
Пусть в ней цветут цветы<ref>Сей хор, взятый из италиянской оперы, пет на италиянском языке; но здесь, с переменою некоторых слов, соглашен с тою музыкою (Примеч. Держ.).</ref>.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
По окончании хора хозяин с благоговением пал на колени пред своею всемилостивейшею самодержицею и облобызал ея руку, принося усерднейшую благодарность за посещение. Паки новая и трогающая сердце картина! Великолепный двор и все многочисленное собрание видят толь славную монархиню, с величественным и милостивым взором стоящую пред своим подданным, который несколько минут держит ея десницу с некаким особливым душевным умилением. Тако оставляла божественная Минерва сына Улиссова.
 
</div>
<poem class=p1>
{{poemx1||{{indent|2}}Нисшедшим облакам,
:Нисшедшим облакам,
Богиня в них воссела;
Подъемлясь к высотам,
Строка 480 ⟶ 504 :
Ей в след безмолвно зрел<ref>«После ужина продолжался бал до самого утра; но императрица с высочайшею фамилиею изволила отбыть в исходе второго часа по полуночи. Никогда не бывало, чтоб монархиня у кого-либо так долго гостить соизволила. Потемкин, провождая монархиню, в зале купольной еще повергся к ногам ея, и казалось, что более прежнего был тронут. Многие чувствительность сию сочли за предчувствование близкой смерти. Он видел монархиню в последний раз в своем доме. Сама императрица была тронута до слез при сем прощании.
Издержки для сего праздника считали в 200,000 руб.; но кажется, что сумма сия простиралась несравненно больше.
Род жизни князя Потемкина в последнее его пребывание в С.-Петербурге превосходил все, что только можно себе представить безмерного в расточении, необдуманного в излишестве, недеятельности, легкомыслии в рассуждении обрядов («религиозных», прибавлено в немецком подлиннике) и гордости к своей отчизне» (рукоп. совр., ''Москвит.''). О тогдашнем пребывании Потемкина в Петербурге Реймерс говорит между прочим: «Он жил с пышностью, какую едва ли можно увидеть даже при любом европейском дворе. Окруженный множеством генералов, офицеров и пленных пашей, он явился в великолепном наряде на екатерингофском гуляньи. Так точно ездил он и по Летнему саду. При встрече с ним народ кланялся ему с благоговением. Была даже речь воздвигнуть в честь его памятник, но вскоре он умер и об этом забыли (S.-Petersburg, и проч., ч. I, стр. 375). Заметим, что ''Описание'' Державина перешло, с переделкою выражений и немногими прибавлениями, в книгу ''Жизнь кн. Г. П. Пот. Т.,'' М. 1812, ч. II, стр. 93—105, а в сокращенном виде заимствовано также Висковатовым в статье его: ''Сведения о кн. Потемкине'' (''Русск. Вестн.'' 1841, т. III, стр. 359—364). В обоих случаях источник не указан.</ref>.|}}
</poem>
 
== Примечание I. ==
 
<div class='indent'>
По смешанной форме этого ''Описания'' может представиться вопрос, не справедливее ли было бы поместить его между сочинениями Державина в прозе. По нашему мнению, оно более относится сюда, потому что основную часть его составляют стихи, написанные к Потемкинскому празднику. К ним уже после приделано описание, на которое можно смотреть как на комментарий к стихам.
 
Строка 514 ⟶ 538 :
 
На обороте заглавного листа стихи, которые после уже не перепечатывались:
 
</div>
<poem class=p1>
{{poemx1||Хотя свирепая судьбина,
Хотя свирепая судьбина,
Увы! от нас его взяла,
Исчезли звуки, торжество;
Но не умрут его дела.
К ним вспламенявше божество
Жить будет ввек — Екатерина.|}}
</poem>
<div class='indent'>
 
Во второй раз ''Описание торжества'' было напечатано в издании 1808 г., ч. IV, <small>III</small>, с сокращением заглавия и с заменою приведенных стихов, на обороте заглавного листа, следующим примечанием:
 
Строка 531 ⟶ 557 :
 
Приложенный к ''Описанию торжества'' рисунок, сделанный в оригинале нарочно для нашего издания, изображает внутренность залы, где происходил праздник. Зала до сих пор сохраняет свое прежнее устройство.
</div>
 
== Комментарий Я. Грота ==
{{примечания}}
 
== Примечания ==
<references />
{{примечания|group=*}}
</div>
 
[[Категория:Поэзия Гавриила Романовича Державина]]
Источник — https://ru.wikisource.org/wiki/Описание_торжества_в_доме_князя_Потёмкина_(Державин)