Цыганы (поэма — Пушкин): различия между версиями

[непроверенная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Обновление шаблона с помощью AWB
Нет описания правки
Строка 14:
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных ночуют.
{{nr|5}}Как вольность, весел их ночлег
И мирный сон под небесами;
Между колесами телег,
Полузавешанных коврами,
Горит огонь; семья кругом
{{nr|10}}Готовит ужин; в чистом поле
Пасутся кони; за шатром
Ручной медведь лежит на воле.
Всё живо посреди степей:
Заботы мирные семей,
{{nr|15}}Готовых с утром в путь недальний,
И песни жен, и крик детей,
И звон походной наковальни.
Но вот на табор кочевой
Нисходит сонное молчанье,
{{nr|20}}И слышно в тишине степной
Лишь лай собак да коней ржанье.
Огни везде погашены,
Спокойно всё, луна сияет
Одна с небесной вышины
{{nr|25}}И тихий табор озаряет.
В шатре одном старик не спит;
Он перед углями сидит,
Согретый их последним жаром,
И в поле дальнее глядит,
{{nr|30}}Ночным подернутое паром.
Его молоденькая дочь
Пошла гулять в пустынном поле.
Она привыкла к резвой воле,
Она придет; но вот уж ночь,
{{nr|35}}И скоро месяц уж покинет
Небес далеких облака, —
Земфиры нет как нет; и стынет
Убогий ужин старика.
Но вот она; за нею следом
{{nr|40}}По степи юноша спешит;
Цыгану вовсе он неведом.
«Отец мой, — дева говорит, —
Веду я гостя; за курганом
Его в пустыне я нашла
{{nr|45}}И в табор на́́́́́́́́на́ ночь зазвала.
Он хочет быть как мы цыганом;
Его преследует закон,
Но я ему подругой буду
Его зовут Алеко — он
{{nr|50}}Готов идти за мною всюду». </poem>
{{re|Старик|||Я рад. Останься до утра
Под сенью нашего шатра
Или пробудь у нас и доле,
Как ты захочешь. Я готов
{{nr|55}}С тобой делить и хлеб и кров.
Будь наш — привыкни к нашей доле,{{indent|6}}
Бродящей бедности и воле —
А завтра с утренней зарей
В одной телеге мы поедем;
{{nr|60}}Примись за промысел любой:
Железо куй — иль песни пой
И селы обходи с медведем.}}
Строка 77:
{{re|Земфира|||{{indent|10}}Он будет мой:
Кто ж от меня его отгонит?
{{nr|65}}Но поздно... месяц молодой
Зашел; поля покрыты мглой,
И сон меня невольно клонит.}}
Строка 85:
Светло. Старик тихонько бродит
Вокруг безмолвного шатра.
{{nr|70}}«Вставай, Земфира: солнце всходит,
Проснись, мой гость! пора, пора!..
Оставьте, дети, ложе неги!..»
И с шумом высыпал народ;
Шатры разобраны; телеги
{{nr|75}}Готовы двинуться в поход.
Всё вместе тронулось — и вот
Толпа валит в пустых равнинах.
Ослы в перекидных корзинах
Детей играющих несут;
{{nr|80}}Мужья и братья, жены, девы,
И стар и млад вослед идут;
Крик, шум, цыганские припевы,
Медведя рев, его цепей
Нетерпеливое бряцанье,
{{nr|85}}Лохмотьев ярких пестрота,
Детей и старцев нагота,
Собак и лай и завыванье,
Волынки говор, скрып телег,
Всё скудно, дико, всё нестройно,
{{nr|90}}Но всё так живо-неспокойно,
Так чуждо мертвых наших нег,
Так чуждо этой жизни праздной,
Строка 113:
<poem>
Уныло юноша глядел
{{nr|95}}На опустелую равнину
И грусти тайную причину
Истолковать себе не смел.
С ним черноокая Земфира,
Теперь он вольный житель мира,
{{nr|100}}И солнце весело над ним
Полуденной красою блещет;
Что ж сердце юноши трепещет?
Какой заботой он томим?
</poem> {{re|||4|
{{re|||4|
Птичка Божия не знает
{{nr|105|4}}Ни заботы, ни труда;
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда;
В долгу ночь на ветке дремлет;
Солнце красное взойдет,
{{nr|110|4}}Птичка гласу Бога внемлет,
Встрепенется и поет.
За весной, красой природы,
Лето знойное пройдет —
И туман и непогоды
{{nr|115|4}}Осень поздняя несет:
Людям скучно, людям горе;
Птичка в дальные страны,
Строка 142 ⟶ 141 :
 
<poem>
{{nr|120}}Подобно птичке беззаботной
И он, изгнанник перелетный,
Гнезда надежного не знал
И ни к чему не привыкал.
Ему везде была дорога,
{{nr|125}}Везде была ночлега сень;
Проснувшись поутру, свой день
Он отдавал на волю Бога,
И жизни не могла тревога
Смутить его сердечну лень.
{{nr|130}}Его порой волшебной славы
Манила дальная звезда;
Нежданно роскошь и забавы
К нему являлись иногда;
Над одинокой головою
{{nr|135}}И гром нередко грохотал;
Но он беспечно под грозою
И в вёдро ясное дремал.
И жил, не признавая власти
Судьбы коварной и слепой;
{{nr|140}}Но Боже! как играли страсти
Его послушною душой!
С каким волнением кипели
В его измученной груди!
Давно ль, на долго ль усмирели?
{{nr|145}}Они проснутся: погоди!
</poem>
 
Строка 180 ⟶ 179 :
 
{{re|Алеко|||
{{nr|150}}О чем жалеть? Когда б ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душных городов!
Там люди, в кучах за оградой,
Не дышат утренней прохладой,
{{nr|155}}Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей.
{{nr|160}}Что бросил я? Измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Строка 197 ⟶ 196 :
{{re|Земфира|||
Но там огромные палаты,
{{nr|165}}Там разноцветные ковры,
Там игры, шумные пиры,
Уборы дев там так богаты!..}}
Строка 204 ⟶ 203 :
Что шум веселий городских?
Где нет любви, там нет веселий.
{{nr|170}}А девы... Как ты лучше их
И без нарядов дорогих,
Без жемчугов, без ожерелий!
Не изменись, мой нежный друг!
А я... одно мое желанье
{{nr|175}}С тобой делить любовь, досуг
И добровольное изгнанье!}}
 
Строка 216 ⟶ 215 :
Среди богатого народа.
Но не всегда мила свобода
{{nr|180}}Тому, кто к неге приучен.
Меж нами есть одно преданье:
Царем когда-то сослан был
Полудня житель к нам в изгнанье.
(Я прежде знал, но позабыл
{{nr|185}}Его мудреное прозванье.)
Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной —
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный —
{{nr|190}}И полюбили все его,
И жил он на брегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя;
Не разумел он ничего,
{{nr|195}}И слаб и робок был, как дети;
Чужие люди за него
Зверей и рыб ловили в сети;
Как мерзла быстрая река
И зимни вихри бушевали,
{{nr|200}}Пушистой кожей покрывали
Они святаго старика;
Но он к заботам жизни бедной
Привыкнуть никогда не мог;
Скитался он иссохший, бледный,
{{nr|205}}Он говорил, что гневный бог
Его карал за преступленье...
Он ждал: придет ли избавленье.
И всё несчастный тосковал,
Бродя по берегам Дуная,
{{nr|210}}Да горьки слезы проливал,
Свой дальный град воспоминая,
И завещал он, умирая,
Чтобы на юг перенесли
Его тоскующие кости,
{{nr|215}}И смертью — чуждой сей земли
Не успокоенные гости!}}
 
Строка 258 ⟶ 257 :
О Рим, о громкая держава!..
Певец любви, певец богов,
{{nr|220}}Скажи мне, что такое слава?
Могильный гул, хвалебный глас,
Из рода в роды звук бегущий?
Строка 266 ⟶ 265 :
----
<poem>
{{nr|225}}Прошло два лета. Так же бродят
Цыганы мирною толпой;
Везде по-прежнему находят
Гостеприимство и покой.
Презрев оковы просвещенья,
{{nr|230}}Алеко волен, как они;
Он без забот в сожаленья
Ведет кочующие дни.
Всё тот же он; семья всё та же;
Он, прежних лет не помня даже,
{{nr|235}}К бытью цыганскому привык.
Он любит их ночлегов сени,
И упоенье вечной лени,
И бедный, звучный их язык.
Медведь, беглец родной берлоги,
{{nr|240}}Косматый гость его шатра,
В селеньях, вдоль степной дороги,
Близ молдаванского двора
Перед толпою осторожной
И тяжко пляшет, и ревет,
{{nr|245}}И цепь докучную грызет;
На посох опершись дорожный,
Старик лениво в бубны бьет,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
{{nr|250}}И дань их вольную берет.
Настанет ночь; они все трое
Варят нежатое пшено;
Строка 299 ⟶ 298 :
----
<poem>
{{nr|255}}Старик на вешнем солнце греет
Уж остывающую кровь;
У люльки дочь поет любовь.
Строка 307 ⟶ 306 :
{{re|Земфира||4|
Старый муж, грозный муж,
{{nr|260|4}}Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
{{nr|265|4}}Я другого люблю,
Умираю любя.}}
 
Строка 321 ⟶ 320 :
{{re|Земфира|||
Не любишь? мне какое дело!
{{nr|270}}Я песню для себя пою.}}
 
{{re|||4|
Строка 328 ⟶ 327 :
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.
{{nr|275|4}}Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!
Как ласкала его
{{nr|280|4}}Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!}}
Строка 341 ⟶ 340 :
{{re|Земфира|||Так понял песню ты мою? }}
 
{{re|Алеко|||{{nr|285}}Земфира! }}
 
{{re|Земфира|||{{indent|10}}Ты сердиться волен,
Строка 352 ⟶ 351 :
Во время наше сложена,
Уже давно в забаву света
{{nr|290}}Поется меж людей она.
Кочуя на степях Кагула,
Ее, бывало, в зимню ночь
Моя певала Мариула,
Перед огнем качая дочь.
{{nr|295}}В уме моем минувши лета
Час от часу темней, темней;
Но заронилась песня эта
Строка 365 ⟶ 364 :
<poem>
Всё тихо; ночь. Луной украшен
{{nr|300}}Лазурный юга небосклон,
Старик Земфирой пробужден:
«О мой отец! Алеко страшен.
Строка 373 ⟶ 372 :
 
{{re|Старик|||
{{nr|305}}Не тронь его. Храни молчанье.
Слыхал я русское преданье:
Теперь полунощной порой
У спящего теснит дыханье
Домашний дух; перед зарей
{{nr|310}}Уходит он. Сиди со мной.}}
 
{{re|Земфира|||Отец мой! шепчет он: Земфира! }}
Строка 388 ⟶ 387 :
{{re|Земфира|||
Его любовь постыла мне.
{{nr|315}}Мне скучно; сердце воли просит —
Уж я... Но тише! слышишь? он
Другое имя произносит...}}
Строка 396 ⟶ 395 :
{{re|Земфира|||{{indent|8}}Слышишь? хриплый стон
И скрежет ярый!.. Как ужасно!..
{{nr|320}}Я разбужу его...}}
 
{{re|Старик|||{{indent|16}}Напрасно,
Строка 406 ⟶ 405 :
Иду к нему — прощай, усни.}}
 
{{re|Алеко|||{{nr|325}}Где ты была? }}
 
{{re|Земфира|||{{indent|12}}С отцом сидела.
Строка 413 ⟶ 412 :
Мученья; ты меня страшил:
Ты, сонный, скрежетал зубами
{{nr|330}}И звал меня.}}
 
{{re|Алеко|||{{indent|12}}Мне снилась ты.
Строка 423 ⟶ 422 :
{{re|Алеко|||
Ах, я не верю ничему:
{{nr|335}}Ни снам, ни сладким увереньям,
Ни даже сердцу твоему.}}
 
Строка 432 ⟶ 431 :
О чем вздыхаешь ты всечасно?
Здесь люди вольны, небо ясно,
{{nr|340}}И жены славятся красой.
Не плачь: тоска тебя погубит.}}
 
Строка 440 ⟶ 439 :
Утешься, друг: она дитя.
Твое унынье безрассудно:
{{nr|345}}Ты любишь горестно и трудно,
А сердце женское — шутя.
Взгляни: под отдаленным сводом
Гуляет вольная луна;
На всю природу мимоходом
{{nr|350}}Равно сиянье льет она.
Заглянет в облако любое,
Его так пышно озарит —
И вот — уж перешла в другое;
И то недолго посетит.
{{nr|355}}Кто место в небе ей укажет,
Примолвя: там остановись!
Кто сердцу юной девы скажет:
Строка 457 ⟶ 456 :
 
{{re|Алеко|||{{indent|8}}Как она любила!
{{nr|360}}Как нежно преклонясь ко мне,
Она в пустынной тишине
Часы ночные проводила!
Веселья детского полна,
Как часто милым лепетаньем
{{nr|365}}Иль упоительным лобзаньем
Мою задумчивость она
В минуту разогнать умела!..
Строка 469 ⟶ 468 :
 
{{re|Старик|||
{{nr|370}}Послушай: расскажу тебе
Я повесть о самом себе.
Давно, давно, когда Дунаю
Не угрожал еще москаль —
(Вот видишь, я припоминаю,
{{nr|375}}Алеко, старую печаль.)
Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких башен Аккермана —
Я молод был; моя душа
{{nr|380}}В то время радостно кипела;
И ни одна в кудрях моих
Еще сединка не белела, —
Между красавиц молодых
Одна была... и долго ею,
{{nr|385}}Как солнцем, любовался я,
И наконец назвал моею...
Ах, быстро молодость моя
Звездой падучею мелькнула!
Но ты, пора любви, минула
{{nr|390}}Еще быстрее: только год
Меня любила Мариула.
Однажды близ Кагульских вод
Мы чуждый табор повстречали;
Цыганы те, свои шатры
{{nr|395}}Разбив близ наших у горы,
Две ночи вместе ночевали.
Они ушли на третью ночь, —
И, брося маленькую дочь,
Ушла за ними Мариула.
{{nr|400}}Я мирно спал; заря блеснула;
Проснулся я, подруги нет!
Ищу, зову — пропал и след.
Тоскуя, плакала Земфира,
И я заплакал — с этих пор
{{nr|405}}Постыли мне все девы мира;
Меж ими никогда мой взор
Не выбирал себе подруги,
Строка 511 ⟶ 510 :
 
{{re|Алеко|||
{{nr|410}}Да как же ты не поспешил
Тотчас вослед неблагодарной
И хищникам и ей коварной
Строка 518 ⟶ 517 :
{{re|Старик|||
К чему? вольнее птицы младость;
{{nr|415}}Кто в силах удержать любовь?
Чредою всем дается радость;
Что было, то не будет вновь.}}
Строка 525 ⟶ 524 :
Я не таков. Нет, я не споря
От прав моих не откажусь!
{{nr|420}}Или хоть мщеньем наслажусь.
О нет! когда б над бездной моря
Нашел я спящего врага,
Клянусь, и тут моя нога
Не пощадила бы злодея;
{{nr|425}}Я в волны моря, не бледнея,
И беззащитного б толкнул;
Внезапный ужас пробужденья
Свирепым смехом упрекнул,
И долго мне его паденья
{{nr|430}}Смешон и сладок был бы гул.}}
 
----
Строка 547 ⟶ 546 :
{{re|Земфира|||Прощай, покамест не пришел. }}
 
{{re|Цыган|||{{nr|435}}Скажи — когда ж опять свиданье? }}
 
{{re|Земфира|||
Строка 559 ⟶ 558 :
----
<poem>
{{nr|440}}Алеко спит. В его уме
Виденье смутное играет;
Он, с криком пробудясь во тьме,
Ревниво руку простирает;
Но обробелая рука
{{nr|445}}Покровы хладные хватает —
Его подруга далека...
Он с трепетом привстал и внемлет...
Всё тихо — страх его объемлет,
По нем текут и жар и хлад;
{{nr|450}}Встает он, из шатра выходит,
Вокруг телег, ужасен, бродит;
Спокойно всё; поля молчат;
Темно; луна зашла в туманы,
Чуть брезжит звезд неверный свет,
{{nr|455}}Чуть по росе приметный след
Ведет за дальные курганы:
Нетерпеливо он идет,
Куда зловещий след ведет.
Могила на краю дороги
{{nr|460}}Вдали белеет перед ним...
Туда слабеющие ноги
Влачит, предчувствием томим,
Дрожат уста, дрожат колени,
Идет... и вдруг... иль это сон?
{{nr|465}}Вдруг видит близкие две тени
И близкой шепот слышит он —
Над обесславленной могилой.
Строка 597 ⟶ 596 :
{{re|2-й голос|||Нет, нет, постой, дождемся дня. }}
 
{{re|1-й голос|||{{nr|470}}Уж поздно. }}
 
{{re|2-й голос|||{{indent|10}}Как ты робко любишь.
Строка 611 ⟶ 610 :
{{re|Алеко|||{{indent|16}}Проснулся я.
Куда вы! не спешите оба;
{{nr|475}}Вам хорошо и здесь у гроба.}}
 
{{re|Земфира|||Мой друг, беги, беги... }}
Строка 627 ⟶ 626 :
{{re|Земфира|||
Алеко, ты убьешь его!
{{nr|480}}Взгляни: ты весь обрызган кровью!
О, что ты сделал?}}
 
Строка 636 ⟶ 635 :
Нет, полно, не боюсь тебя! —
Твои угрозы презираю,
{{nr|485}}Твое убийство проклинаю...}}
 
{{re|Алеко|||Умри ж и ты! }}
Строка 649 ⟶ 648 :
Сиял. Алеко за холмом,
С ножом в руках, окровавленный
{{nr|490}}Сидел на камне гробовом.
Два трупа перед ним лежали;
Убийца страшен был лицом.
Цыганы робко окружали
Его встревоженной толпой.
{{nr|495}}Могилу в стороне копали.
Шли жены скорбной чередой
И в очи мертвых целовали.
Старик-отец один сидел
И на погибшую глядел
{{nr|500}}В немом бездействии печали;
Подняли трупы, понесли
И в лоно хладное земли
Чету младую положили.
Алеко издали смотрел
{{nr|505}}На всё... когда же их закрыли
Последней горстию земной,
Он молча, медленно склонился
И с камня на траву свалился.
Тогда старик, приближась, рек:
{{nr|510}}«Оставь нас, гордый человек!
Мы дики; нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —
Но жить с убийцей не хотим...
{{nr|515}}Ты не рожден для дикой доли,
Ты для себя лишь хочешь воли;
Ужасен нам твой будет глас:
Мы робки и добры душою,
Ты зол и смел — оставь же нас,
{{nr|520}}Прости, да будет мир с тобою».
Сказал — и шумною толпою
Поднялся табор кочевой
С долины страшного ночлега.
И скоро всё в дали степной
{{nr|525}}Сокрылось; лишь одна телега,
Убогим крытая ковром,
Стояла в поле роковом.
Так иногда перед зимою,
Туманной, утренней порою,
{{nr|530}}Когда подъемлется с полей
Станица поздних журавлей
И с криком вдаль на юг несется,
Пронзенный гибельным свинцом
Один печально остается,
{{nr|535}}Повиснув раненым крылом.
Настала ночь: в телеге темной
Огня никто не разложил,
Строка 702 ⟶ 701 :
==== Эпилог ====
<poem>
{{nr|540}}Волшебной силой песнопенья
В туманной памяти моей
Так оживляются виденья
То светлых, то печальных дней.
В стране, где долго, долго брани
{{nr|545}}Ужасный гул не умолкал,
Где повелительные грани
Стамбулу русский указал,
Где старый наш орел двуглавый
Еще шумит минувшей славой,
{{nr|550}}Встречал я посреди степей
Над рубежами древних станов
Телеги мирные цыганов,
Смиренной вольности детей.
За их ленивыми толпами
{{nr|555}}В пустынях часто я бродил,
Простую пищу их делил
И засыпал пред их огнями.
В походах медленных любил
Их песен радостные гулы —
{{nr|560}}И долго милой Мариулы
Я имя нежное твердил.
Но счастья нет и между вами,
Природы бедные сыны!..
И под издранными шатрами
{{nr|565}}Живут мучительные сны,
И ваши сени кочевые
В пустынях не спаслись от бед,