Вицли-Пуцли (Гейне; Михайлов): различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки |
Нет описания правки |
||
Строка 28:
Увядать в европеизме.
{{№|5}}Вот он, Новый Свет, в том виде,
Как он только что Колумбом
Извлечен из океана!
Строка 34:
Весь осыпан и обрызган
{{№|10}}Словно жемчугом — и ярко
Разгорается под солнцем.
Сколько в нем здоровья, силы!
Строка 40:
Не кладбище романтизма
Этот свет, не куча хлама,
{{№|15}}Крытых плесенью символов,
Париков окаменелых.
Строка 46:
Всё здоровые деревья:
Ни в одном нет байронизма,
{{№|20}}Ни в одном — спинной сухотки.
На ветвях сидят, качаясь,
Строка 53:
В круглых черных ободочках.
{{№|25}}Важно длинный клюв насупив,
На меня все молча смотрят;
Но всмотревшись, начинают
Строка 59:
Что кричат, не понимаю,
{{№|30}}Хоть не хуже Соломона,
Мужа тысячи красавиц,
Я языки птичьи знаю.
Строка 65:
Соломон же, как известно,
Знал все птичьи диалекты —
{{№|35}}И не только все живые,
Но и вымершие даже.
Строка 71:
И цветы и ароматы.
Ароматы эти страстно
{{№|40}}Раздражают обонянье…
Нежат, тешат и щекотят…
Строка 78:
Где духи такие нюхал?
{{№|45}}Может быть, на Риджент-стрите,
На груди у знойно-желтой,
Гибкой, стройной той яванки,
Строка 84:
Или, может, в Роттердаме,
{{№|50}}Близко статуи Эразма,
В белой вафельной лавчонке,
За таинственной гардиной?
Строка 90:
Но пока в таком смущеньи
Новый Свет я созерцаю,
{{№|55}}Сам я, кажется, внушаю
Вдвое большее смущенье.
Строка 96:
В куст шмыгнула обезьяна
И, крестясь, кричит в испуге:
{{№|60}}«Призрак! призрак старосветский!»
Обезьяна! не пугайся!
Строка 103:
Верь, я сын вернейший жизни!
{{№|65}}Но я долго был в сношеньях
С мертвецами — и усвоил
От покойников манеры
Строка 109:
Годы юности цветущей
{{№|70}}Проводил я в Венусберге,
Да в Кифгейзере, и в разных
Катакомбах романтизма.
Строка 115:
Не пугайся, обезьяна!
Я люблю тебя.. . Я вижу
{{№|75}}На твоей блестящей, голой,
Гладкой заднице три цвета:
Строка 121:
Эти три любезных цвета
Мне родные, — и я с грустью
{{№|80}}Вспомнил знамя Барбароссы.
</poem>
Строка 131:
Да плохой он был и рыцарь.
{{№|85}}Был разбойничьей он шайки
Атаманом, — в книгу славы
Кулаком вписал он наглым
Строка 137:
Он под именем Колумба
{{№|90}}Расписался в ней, — и каждый
Школьник нынче вместе учит
Наизусть два эти имя.
Строка 143:
За Колумбом Христофором
И Кортеса Фердинанда
{{№|95}}Он зовет великим мужем
В новосветном пантеоне.
Строка 149:
Вместе с именем героя
Слито имя прощалыги
{{№|100}}У людей в воспоминаньи.
Уж не лучше ли безвестно
Строка 156:
В даль веков такое имя?
{{№|105}}Христофор Колумб родился
Быть героем. Он как солнце
Светел был великим духом;
Строка 162:
Были люди, что и прежде
{{№|110}}Нам давали много; он же
Подарил нас целым светом,
Что Америкою назван.
Строка 168:
Он не мог людей избавить
Из глухой земной темницы;
{{№|115}}Но темницу им раздвинул
И длиннее цепь им сделал.
Строка 174:
Изнывавшие от скуки
И в Европе, и в пределах
{{№|120}}Африканских и азийских.
Лишь один из всех героев
Строка 181:
Это тот, что дал нам бога.
{{№|125}}Мать его Иохабетой,
А отца Амрамом звали;
Самого же — Моисеем.
Строка 187:
Но Пегас мой слишком долго
{{№|130}}Застоялся пред Колумбом;
А сегодня я в герои
Взял себе как раз Кортеса.
Строка 193:
Поднимайся, конь летучий!
И меня на пестрых крыльях
{{№|135}}В Новый Свет неси, в тот чудный
Край, что Мексикой зовется!
Строка 199:
Где державный Монтесума
Дал гостям своим испанцам
{{№|140}}Так радушно помещенье!
И не только кров и пищу
Строка 206:
Получили проходимцы.
{{№|145}}Кучи редкостных изделий,
Золотых, массивных, ценных,
В ярком свете выставляли
Строка 212:
Он, слепой язычник, чуждый
{{№|150}}Просвещения Европы,
Еще верил в честность, в верность,
В святость прав гостеприимства.
Строка 218:
Снизошел он и на просьбу
Удостоить посещеньем
{{№|155}}Пир, что в честь ему испанцы
Дать в дворце своем хотели.
Строка 224:
Царь с придворной свитой прибыл
На испанскую квартиру —
{{№|160}}И концертом встречен трубным.
Как торжественная пьеса
Строка 231:
Но Кортес был автор пьесы.
{{№|165}}Дал сигнал он — и мгновенно
Монтесуму окружили
И, связавши, удержали
Строка 237:
Тут и умер он. Тогда-то
{{№|170}}Прорвалися все заплоты,
Что от гнева мексиканцев
Дерзких выходцев спасали.
Строка 243:
Страшно буря разразилась!
Словно бешеное море,
{{№|175}}Лезли с воем ближе, ближе
Волны гневного народа.
Строка 249:
Каждый штурм. Но с каждым утром
Начинался новый приступ, —
{{№|180}}И испанцы утомились.
Как не стало Монтесумы,
Строка 256:
И повытянулись лица.
{{№|185}}Отощавшие испанцы
Друг на друга лишь смотрели,
Да, вздыхая, вспоминали
Строка 262:
Где их сердцу всё родное:
{{№|190}}И гуденье колоколен,
И шипенье на жаровне
Смачной оллеа-потриды…
Строка 268:
Под распаренным горошком
Все наложены колбаски
{{№|195}}С чесноком и соблазняют
Аппетитно-сладким паром.
Строка 274:
И решили отступленье:
Завтра, самым ранним утром,
{{№|200}}Выйдет из городу войско.
Без труда оно вступило
Строка 281:
Роковые затрудненья.
{{№|205}}Город Мексико построен
Весь на острове, и гордо
Среди озера большого
Строка 287:
Сообщаясь с берегами
{{№|210}}На плотах лишь, да на лодках,
Иль по гатям, да мостами
На громадных черных сваях.
Строка 293:
Еще солнце не всходило,
Как пустились в путь испанцы;
{{№|215}}Барабан не бил тревоги,
Не трубил трубач похода.
Строка 299:
На рассвете потревожить
Не хотелось им. (Сто тысяч
{{№|220}}Было в Мексико индейцев.)
Но испанцы собралися
Строка 306:
В это утро мексиканцы.
{{№|225}}На мостах, плотах и гатях
Собрались они и ждали,
Чтоб гостям на расставаньи
Строка 312:
На мостах, плотах и гатях
{{№|230}}Завязалася пирушка!
Кровь лилась рекой багровой,
И борьба на смерть кипела.
Строка 318:
С грудью грудь они боролись —
И оттискивались ясно
{{№|235}}На груди индейцев голой
Арабески лат испанских.
Строка 324:
И отчаянная свалка
Страшно-медленно клубилась
{{№|240}}Вдоль мостов, плотов и гатей.
Мексиканцы дико пели
Строка 331:
Каждый шаг свой свежей кровью.
{{№|245}}В тесноте и давке мало
Было проку от военных
Европейских ухищрений:
Строка 337:
Да к тому ж иной испанец
{{№|250}}Много золота награбил
И трудненько подвигался
Со своей греховной ношей.
Строка 343:
Из-за адского металла
Очень многим приходилось
{{№|255}}Погубить не только душу,
Но и тело вместе с нею.
Строка 349:
Сплошь всё озеро покрылось.
С челноков летели стрелы
{{№|260}}На мосты, плоты и гати.
Попадали в суматохе
Строка 356:
И изящнейших гидальго.
{{№|265}}На одном мосту свалился
Дон Гастон, державший знамя
Со святым изображеньем
Строка 362:
Даже в этот образ стрелы
{{№|270}}Мексиканцев попадали:
Шесть блестящих стрел воткнулись
Прямо в сердце — и остались,
Строка 368:
Как мечи те золотые,
Что в великий пост пронзают
{{№|275}}Грудь у {{lang|la|Mater Dolorosa}}<ref>{{lang-la|Mater Dolorosa}} — Скорбная мать, богородица (''прим. редактора'')</ref>
На процессиях церковных.
Строка 374:
Знамя передал Гонсальву;
Но и тот, стрелой сраженный,
{{№|280}}Мертвый наземь покатился.
Сам Кортес, сам полководец,
Строка 381:
До конца упорной битвы.
{{№|285}}В битве с лишком полтораста
В этот день легло испанцев;
С лишком восемьдесят взяли
Строка 387:
Много раненых смертельно
{{№|290}}После умерло. Средь боя
Лошадей двенадцать было
Иль убито, или взято.
Строка 393:
Только к ночи рать Кортеса
Добралась до твердой почвы,
{{№|295}}Где лишь несколько плакучих
Ив росло, к воде склоняясь.
</poem>
Строка 402:
Наступила ночь триумфа.
Сотни тысяч ярких плошек
{{№|300}}Всюду в Мексико пылают.
В свете сотен тысяч плошек
Строка 409:
Все дома, дворцы и храмы… —
{{№|305}}И кумирня Вицли-Пуцли,
Что своей кирпично-красной
Массой так напоминает
Строка 415:
Ассириян, вавилонян
{{№|310}}И египтян, как их видим
Мы в изящнейших рисунках
Генри Мартина, британца.
Строка 421:
Те ж громадные террасы,
По которым кверху, книзу,
{{№|315}}Вдоль и вширь свободно ходит
Много тысяч мексиканцев.
Строка 427:
Диких воинов пируют,
В опьяненьи от победы
{{№|320}}И от пальмового сока.
К кровле храма эти всходы
Строка 434:
И громаднейшей платформе.
{{№|325}}Там на жертвеннике-троне
Восседает сам великий
Вицли-Пуцли, кровожадный
Строка 440:
Но наружность так затейна
{{№|330}}И так вычурно-забавна,
Что при тайном содроганьи
Смех невольно возбуждает.
Строка 446:
Замечаешь в нем, вглядевшись,
Будто родственное что-то
{{№|335}}С Бледной базельскою Смертью
И с брюссельским Манкен-Писсом.
Строка 452:
Всё попы стоят налево.
В ризы из узорных перьев
{{№|340}}Облачилось духовенство.
А на мраморных ступеньках
Строка 459:
Человечек в красной куртке.
{{№|345}}Это жрец главнейший. Точит
Он ножи свои; с усмешкой
Точит их — и всё порою
Строка 465:
И как будто понимая
{{№|350}}Эти взгляды, Вицли-Пуцли
И ресницами моргает,
И сжимает даже губы.
Строка 471:
Тут же жмутся на ступеньках
Храмовые музыканты
{{№|355}}С барабанами, с рогами.
Треск и стон стоит ужасный!
Строка 477:
Вот и певчие запели
Мексиканское {{lang|la|«Те Deum»}}.<ref>{{lang-la|«Те Deum»}} (Тебя Бога хвалим) — первая строка католической молитвы (''прим. редактора'')</ref>
{{№|360}}Ну, точь-в-точь мяучат кошки!
Да, точь-в-точь мяучат кошки,
Строка 484:
Крыс — и тиграми зовутся!
{{№|365}}И лишь только эти звуки
Донесет на берег ветер,
У испанцев, там приставших,
Строка 490:
Там, под ивами, уныло
{{№|370}}Всё стоят они и смотрят…
Смотрят пристально на город,
Отражающий на темной
Строка 496:
Влаге озера, как будто
Им назло, огни триумфа.
{{№|375}}Все стоят как бы в партере
Колоссального театра.
Строка 502:
Вся сияет, словно сцена.
Там играют в честь победы
{{№|380}}Нынче пьесу под заглавьем:
«Человеческая жертва».
Строка 509:
Христианской обработке,
{{№|385}}Где вкушаем вместо крови
Мы вино, а вместо тела
Лишь безвредную лепешку
Строка 515:
Но не то у этих диких!
{{№|390}}Шутка их грозна, серьезна:
Телом будет — точно тело,
Кровью будет — кровь людская.
Строка 521:
И на этот раз обилье
Христианской чистой крови,
{{№|395}}Не мешавшейся издавна
С кровью мавров иль евреев!
Строка 527:
Вдоволь есть испанской крови!
Теплым паром этой крови
{{№|400}}Ты потешишь обонянье.
Нынче восемьдесят с лишком
Строка 534:
У жрецов твоих на ужин.
{{№|405}}Ведь жрецы такие ж люди,
И должны, как все, питаться,
И, конечно, жить не могут
Строка 540:
Чу! вот в смертные литавры
{{№|410}}Бьют! вот громко рог рокочет!
Это знак, что уж восходят
К кровле жертвы на закланье.
Строка 546:
Да, позорно обнаженных,
Пленных тащат и волочат
{{№|415}}По ступеням, — закрутили
За спиной им крепко руки.
Строка 552:
Силой ставят на колени
И к потешной пляске нудят
{{№|420}}Их кровавым истязаньем.
От ужасных мук испанцы
Строка 559:
Каннибальский гам и грохот.
{{№|425}}Жутко публике! Кортесу
И его дружине слышны
Эти вопли. Все в тех воплях
Строка 565:
И на ярко освещенной
{{№|430}}Сцене всё им ясно видно —
И фигуры, и движенья,
Видно нож, и кровь им видно.
Строка 571:
Тут испанцы сняли шлемы,
Опустились на колени,
{{№|435}}Стали петь псалом надгробный,
Стали петь и {{lang|la|«De profundis»}}.<ref>{{lang-la|«De profundis»}} — «Из глубины» (''прим. редактора'')</ref>
Строка 577:
Был Раймондо де Мендоса,
Сын прекрасной аббатиссы,
{{№|440}}Молодой любви Кортеса.
Как у юноши на шее
Строка 584:
У него глаза затмило.
{{№|445}}Но он вытер эти слезы
Жесткой кожаной перчаткой,
Глубоко вздохнул — и начал
| |||