Статьи и заметки о русской поэзии (Гумилёв)/16: различия между версиями
[непроверенная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Lozman (обсуждение | вклад) Новая: {{Отексте | АВТОР=Николай Степанович Гумилёв | НАЗВАНИЕ=Статьи и заметки о русской поэзии. | ЧАСТЬ=Вып... |
Lozman (обсуждение | вклад) Нет описания правки |
||
Строка 5:
| ДАТАСОЗДАНИЯ=
| ДАТАПУБЛИКАЦИИ=
| ИСТОЧНИК={{Гумилёв:СС-1962|4|247—251}}
| ДРУГОЕ=
| ПРЕДЫДУЩИЙ=[[../15|Ф. Сологуб и др.]]
| СЛЕДУЮЩИЙ=[[../17|20 книг стихов: М. Цветаева и др.]]
| КАЧЕСТВО=4
}}
__NOTOC____NOEDITSECTION__
[[Категория:Статьи и заметки о русской поэзии|Статья 16]]▼
== XVI ==
{{начало цитаты}}
{{конец цитаты}}
<div class='indent'>
Строка 33 ⟶ 34 :
Читая стихи Бунина, кажется, что читаешь прозу. Удачные детали пейзажей не связаны между собой лирическим подъёмом. Мысли скупы и редко идут дальше простого трюка. В стихе и в русском языке попадаются крупные изъяны. Если же попробовать восстановить духовный облик Бунина по его стихам, то картина получится ещё печальнее: нежелание или неспособность углубиться в себя, мечтательность, бескрылая при отсутствии фантазии, наблюдательность без увлечения наблюдаемым и отсутствие темперамента, который единственно делает человека поэтом.
Скончавшийся года полтора тому назад Юрий Сидоров, судя по статьям-некрологам Андрея Белого, Сергея Соловьёва и Бориса Садовского, приложенным к книге его стихов, был, что называется, интересным человеком. Этому можно поверить, читая его стихи, ещё такие незрелые, такие подражательные. Редко, но всё же попадаются у него свои темы, например, стихотворение «Олеография»; уже намечаются основные колонны задуманного поэтического здания: Англия Вальтер Скотта, мистицизм Египта и скрытое горение Византии. Случайной кажется мне его любовь к XVIII веку, слишком очевидно навеянная Кузминым.
Безусловно в упрёк поэту следует поставить его подражание манере письма поэтов пушкинской эпохи, приводящее его, в конце концов, к подражанию Бенедиктову; или подражание современным «магам», которое заставляет его писать хотя бы такие строчки:
{{poemx1||Ялдабаофовы чертоги▼
▲<div class='verse'>
▲Ялдабаофовы чертоги
Померкли оцтом гневных дней,
Тобой мы стали знаньем — боги,
Обетованный, вещий змей.|}}
Разобраться в этом можно, но скучно. Пора бы оставить Ялдабаофа популяризаторам истории религий.
«Идилии и элегии» Юрия Верховского представляют лучший пример того, как много можно сделать в поэзии, даже не обладая крупным талантом. Эта книжка сделается другом каждого, кто просто любит поэзию, не ища в ней возбудителя притупившихся нервов, новых горизонтов или ответов на мировые вопросы. В поэзии Юрия Верховского нет дерзаний, но зато нет и выкриков, неловкостей, досадных небрежностей формы. Многие стихотворения хороши, и нет ни одного плохого. Поэт сознательно избрал для себя роль Теона. Помните у Жуковского:
▲… Теон при домашних пенатах,
В желаниях скромный, без пышных надежд,
Остался на бреге Алфея.|}}
И не прогадал. В его стихах всё, что может дать природа простой и немятущейся душе — радость утра, тихое любование днём и вся интимность вечеров, а ночью — сны воспоминания, чьи следы никем не найдены. Пейзажи его не так чётки, как у Бунина, но
И на всех его стихах лежит печать своеобразной
▲И не прогадал. В его стихах всё, что может дать природа простой и немятущейся душе — радость утра, тихое любование днём и вся интимность вечеров, а ночью — сны воспоминания, чьи следы никем не найдены. Пейзажи его не так чётки, как у Бунина, но за то гораздо нежнее и свежее, как и подобает пейзажам севера.
{{poemx1||Видения земли▼
▲И на всех его стихах лежит печать своеобразной — особенности восприятия, которую лучше всего изображает сам поэт:
▲Видения земли
Сияньем залиты;
А небо облекли
Покровы простоты.|}}
В этой книжке Юрий Верховский является уже вполне определившимся поэтом, который, если и учится, то только у таких мастеров, как Пушкин, Тютчев, Баратынский и Дельвиг.
«Грядущий Фауст» г. Негина мог появиться только в России. Он наглядно опровергает все прекраснодушные разговоры о древней русской культуре, о нашей способности быстро воспринимать идеи Запада. В книге нет ни одной сколько-нибудь не фальшивой строчки, ни одной сколько-нибудь не банальной мысли. Стих исключительно плох. Впрочем, кажется, эту книгу сработал не «поэт», а проповедник социального переустройства, отчасти в духе учения Льва Толстого. Драматической же формой он воспользовался, как средством популяризирования своих идей, с той же трогательной невинностью, как прежние составители географий в стихах.
</div>
▲[[Категория:Статьи и заметки о русской поэзии|Статья 16]]
|