Эдгар Эллень-Поэ. Северо-американский поэт (Бодлер; Пантеон)/ДО: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 181:
Мы прочли бесконечное множество его повѣстей и нигдѣ не встрѣтили ни слова о любви. А между тѣмъ, мы вспомнили объ этомъ недостатке уже по прочтеніи всего, такъ увлекательно пишеть этотъ авторъ. Нисколько не думая безусловно превозносить похвалами эту аскетическую систему честолюбивой души, мы хотимъ сказать однако, что этотъ серьозный родъ литературы былъ-бы весьма полезнымъ противуядіемъ противъ жалкаго и соблазнительнаго направленія французскихъ писательницъ, которыхъ еще болѣе ободряетъ отвратительное поклоненіе мужчинъ. Мы всегда съ удовольствіемъ вспоминаемъ о Вольтеровомъ предисловіи къ трагедіи Юлій Цезарь, гдѣ, извиняясь, что онъ не выводить на сцену ни одной женщины, онъ въ то же время даетъ почувствовать, что это важный успѣхъ на поприщѣ литературы.
У Эдгара Поэ нельзя встрѣтить болѣзненныхъ хныканій; но всегда и вездѣ неутомимое стремленіе къ идеализированію. Подобно Бальзаку, Эдгаръ Поэ имѣлъ страсть къ наукамъ. Мы забыли упомянуть о его сочиненіи подъ заглавіемъ: ''Руководство конхилiолога'' (Manuel du Conchyliologiste). Подобно всѣмъ завоевателямъ и философамъ у него видно постоянное стремленіе къ единству, къ обобщенiю. Ему хотѣлось-бы всю литературу облечь въ философскія проблемы, а къ философіи примѣнить алгебраическую методу. Право, въ его постоянномъ направленіи къ безконечному невольно захватываетъ духъ, въ этихъ твореніяхъ, можно сказать, воздухъ также разряженъ, какъ въ какой-нибудь лабораторіи. Въ нихъ преобладаетъ сила мысли, направленная къ умозрѣніямъ и анализу. Кажется, какъ будто Поэ хочетъ все объяснить по началамъ собственнаго разума. Описанія мѣстностей, на которыхъ совершаются его лихорадочный вымыслы, по большей части, блѣдны, какъ призраки. Поэ, какъ-будто въ отличіе отъ всѣхъ прочихъ людей, изображаетъ облака и деревья, которыя болѣе похожи на фантастическія облака и деревья, или лучше сказать, которыя находятся подъ вліяніемъ какого-то тревожнаго, сверхъестественнаго, гальваническаго содроганія.
Одинъ разъ только онъ рѣшился написать книгу, въ которой все содержаніе имѣетъ чисто человѣческій характеръ. Сочиненіе это называется: ''Разсказъ Артура Гордона Пима''. Оно не имѣло большего успѣха. Въ немъ содержится исторія мореплавателей, которые, послѣ сильныхъ крушеній, прибыли наконецъ въ южное море, гдѣ была тишина. Авторъ здѣсь съ восторгомъ увлекается движеніями бурной стихіи и описываетъ нравы жителей острововъ, которыхъ на картѣ не существуетъ. Онъ разсказываетъ, что вслѣдствіе крушенія, корабль оставался безъ кормила и слѣдовательно имъ нельзя было управлять. Съѣстные припасы и вода истощились, экипажъ былъ доведенъ до состоянія каннибализма. Но вотъ вдали показался какой-то брикъ. «Мы никого не могли на немъ замѣтить, пока онъ не приблизился къ намъ на разстояніе четверти мили. Тогда мы увидѣли трехъ мужчинъ, которыхъ по одеждѣ можно было принять за голландцевъ. Двое изъ нихъ лежали на старыхъ парусахъ на бакѣ; третій, повидимому глядѣвшій на насъ съ любопытствомъ, стоялъ на шторбордѣ, близъ бугсприта. Онъ былъ мужчина сильный и высокій съ очень смуглымъ лицомъ. Онъ дѣлалъ намъ знаки руками, какъ-бы желая насъ ободрить, въ нихъ выражалась какая-то радость, хотя эти размахиванія были не менѣе того очень смѣшны, а улыбка этого человѣка выказывала два ряда зубовъ ослѣпительной бѣлизны. По мѣрѣ того, какъ судно къ намъ приближалось, мы замѣтили, что съ головы этого незнакомца слетѣла красная шерстяная феска; но онъ не обратилъ на это вниманія, продолжая улыбаться и дѣлать смѣшные жесты. Я передаю всѣ эти мелкія подробности въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ мнѣ представлялись».
----
| |||